Текст книги "Случайностей на свете не бывает"

И его слова о денежном вознаграждении вообще мощный стимул вспомнить все и вся чему в школе учили. Вот ведь полезная вещь – учеба в школе, не знаешь, что и когда пригодится. Благодаря чему ты, родненький, выжить сможешь, да еще и в жизни с комфортом устроится…

Только это ж вообще товарищам геспервайдцем все карты придется переписывать! Неблагодарное дело, скажите? Да бросьте! Ну что вы! Кому работа, а кому и заработок! Ещё благодарить начнут. Я уж молчу, что выступать по своему миру с открытиями станут, хвалиться прорывом в картографии и топографии. Вот интересная деталь – строить порталы и организовывать межмировые турне научились, а к картам такое пренебрежительное отношение…

Одним словом, сопровождающий, которого к нам приставил господин Трейд, буквально силой оттащил от меня Ганса Вода, который судя по всему, сии перспективы моментально усёк, так что пришлось сопровождающему дядечке клятвенно заверить картографа, что обязательно передаст своему начальнику рекомендации ученого господина. Дословно. В точности. Всенепременно.

На этом мой учебный день был закончен. Мне показали дорогу до обеденного зала для приближенных ко двору, и никто иной как мои новоявленные однокурсники. Как оказалось, жить они будут также на территории дворца, только в мужском крыле, и на третьем этаже. Как я поняла, это был еще один пункт в наказании. Это ведь у меня с жильем напряженно, и я рада полученному крову, да еще такому, а у господ виконтов и графов свои особняки в столице, да не один. А придется делить одну комнату на троих, до начала семестра, потом будут вольны выбирать – остаться жить при дворе, либо переехать в студенческое общежитие. Но домой жить вернуться они смогут только по окончании пяти курсов Земельного факультета. Может я еще чего – то не знаю…

Отдать должное ни один, ни другой, ни третий мне не дерзили, не хамили, как будто и не я была той причиной, по которой они была разжалованы. А может в самом деле раскаялись или мой призыв на них произвел неизгладимое впечатление? А ведь военная карьера поставила жирную точку, не успев начаться, самолюбие задето так, что мало не покажется.

Сели мы за один стол, но думаю только потому, что свободных мест много то и не было. Подсаживаться к совсем незнакомым людям мне не хотелось, объяснять кто ты и что ты то же. В разговор парней я не вмешивалась, да и не прислушивалась, собственно. Уже заканчивая ужинать меня крайне удивила просьба Треволла рассказать еще что – то про приключения моего знакомого Фродо Беггинса. Да уж, знакомый, друзья товарищи можно сказать! Я книгу Толкиена в скворечнике до дыр в свое время дочитала, так что было время подружиться.

– Что здесь прямо? – удивилась я.

– Ну не к тебе же в комнату идти.

– Вот еще. Может просто выйти на воздух.

– Да, подышать лишним не будет. Мне до сих пор воздуха не хватает, такого поворота я и в страшном сне не мог предположить, – отозвался Ролманд.

Вот так мы и оказались в небольшом дворцовом парке. Хотя сам парк был достаточно большой, но та часть, что примыкала непосредственно ко дворцу в данное время была многолюдна, а здесь, возле искусственного пруда относительно тихо. Парней я больше не опасалась, нутром чувствуя, что они не причинят мне зла и обиды не таят, да и их родовитая заносчивость сошла на нет. Даже на каком-то отдаленном восприятии пришла мысль, что Олдри всегда нравились ярко-синие перистые, чем-то похожие на наши васильки цветы, а Ролманд любит раскидистые ели, их аромат. Интересно, с чем связаны эти осознания?

– Так что там с Фродо Беггинсом? Откуда ты про него знаешь? Вы знакомы? Сколько ему сейчас лет?

– Нет, мы не знакомы лично, я про него читала…

Я рассказывала не больше получаса о житии хоббитов, праздновании дня рождения Бильбо и о том, как Фродо был вынужден бежать из Шира, когда за ним началась погоня девяти кровожадных, сошедших с катушек из-за кольца назгулов, как к нам приблизилась целая процессия. Олдри выругался, Треволл заслонил меня, а Ролманд бесцеремонно подтолкнул к кустам, росшим за прудом.

– Скройся, тебе проще будет.

Все-таки я, доверчивая девушка, хотя и не с Чукотки, но в этот раз доверие было вполне оправданным. Сумерки, пусть и легкие, пышная растительность возле пруда, помогли мне в два счета невидимой скрыться из виду. И вовремя. Оказалось, это все взволнованные родственники троих разжалованных студентов военной академии. Именитые дамы и господа, скажу я вам, аж за версту этой именитостью несёт. И уже через пять минут мне надоело слушать причитания, укоры, возмущения поведением юнцов представителей всех трех семейств, которым по всей видимости не было конца. И не дожидаясь, пока услышу, что – то в свой адрес, я стараясь не шуметь, тихо-тихо покинула свое убежище, замечая, как мелкая поросль, придорожная травка сама ложиться мне под ноги, скрадывая звук моих осторожных шагов. Вот ведь… умница.

Стараясь не заблудиться, я шла ко дворцу, как попала в невысокий лабиринт. И тут – то мне стало дурно. По-настоящему. Я ощутила дурманящий, липкий аромат от которого мое дыхание сбилось, а сердце застучала гулко – гулко. Лабиринт из роз… Розы… Розы, кругом одни розы. Мне по пояс, но казалось они хотят дотянуться до меня, зацепить, поцарапать, обвить, удушить своими колючими плетьми, разорвать на мне одежду. Дыхание стало тяжелым, словно у астматика, я с трудом делала вдох, старясь не вбирать в себя этот удушливый розовый запах. Голову сжимало и сдавливало, словно на нее надели что – то тесное, тяжелое. Надо было идти, да что там – убегать, но куда? Я не видела выхода, судорожно кидаясь то в одну, то в другую сторону.

– Вам помочь?

Неожиданно спокойный голос буквально вырвал меня из густой, накрывшей меня словно волной паники. Я резко обернулась на голос. Женщина лет сорока. Внимательный взгляд, но почему – то мне показалось, что меня укололи одним из розовых шипов…

– Где здесь выход, лари? Я заблудилась в этом лабиринте. Уже смеркается, а я выхода совсем не вижу, – только и сказала я, стараясь, чтобы мой голос не звучал сдавленно.

Мне жестом показали проход в нескольких метрах от меня и кивнув в знак благодарности я помчалась из этого розового безумства, не замечая цепкого льдистого взгляда в мою спину, даже не услышав вопроса о том, кто я собственно такая.

– Трейд, подойдите сюда. Эта лари принадлежит вашему подразделению? Она не похожа на тех с кухни, которых понабирали для работы сегодня. Я их мельком видела, скажу я вам впечатление они производят еще то. Ни манер, ни воспитания, а лица то, лица, кто простоват да нельзя, кто и попросту немыт. Пришла же в голову кому –то такая сумасбродная идея, нанимать народ с улицы… Благотворительность, будь она…

Трейд, подтянутый с непроницаемым выражением лица посмотрел на убегающую Ани. Что ж, в чем – то он и согласен, впечатление Ани Вайрес действительно производит. И не на одного него, судя по тому, как после занятий вся новоиспеченная группа студентов ушла вместе в сад. А он еще боялся, что ее придется защищать от великосветских юнцов и решил находиться поблизости, а в результате сам старался лучше расслышать про этого мальчишку Фродо Беггинса… И где она про него вычитала?

– Да, это из моего подразделения, – скучающим тоном отозвался Трейд. – Она приехала к родственникам, и попалась мне на глаза, когда смогла помочь выследить похитителей. Вы ведь слышали про попытку ограбления в особняке Треволлов? У лари удивительно четкое мышление. Да и, знаете, лари нам в охране часто бывает не хватает, бывают и деликатные случаи, когда присутствие мужчин неуместно. Подумал взять на службу, к тому же девчонка так и так искала место работы.

– А, вот оно что, – казалось его собеседница полностью потеряла интерес.

– Вас заинтересовала эта лари?

Трейд смотрел все также равнодушно, но внутри все подобралось.

– Ну что вы, меня просто развеселил широкий жест принять неотесанных молодок во дворец, пускай и на кухню. Не знаете, чья это была идея? А вы в свою очередь абсолютно правы, иногда охранник должен быть одного с тобою пола, особенно когда ты юна, молода, и как следствие наивна и глупа.

– Я с вами полностью согласен.

Трейд говорил это в уже развернутую к нему прямую спину, его не стали дослушивать, а молча удалились из лабиринта, оставив посреди розового тумана одного Трейда. Розы… Как же он ненавидел эти розы…

На новом месте приснись жених невесте… Эта нелепая присказка назойливо вертелась у меня в голове, пока я засыпала. Вот о чем думать я не хотела, так о женихах, не в моем случае знаете ли. Надо на ноги вставать, образование получать, а уже потом допускать мысль и об ухажёрах, и о женихах в принципе. Но, как надоедливый комар эта фраза вертелась в моей голове, убаюкивая меня на новом месте, во дворце Императора Геспервайда, на службе у которого я теперь состояла.

Я шла по знакомому уже коридору, который, я была уже абсолютно уверена, вёл к дворцовому арсеналу и в какой – то момент поняла, что рядом за моей спиной кто – то есть. Шаги были осторожные, еле слышны, на грани восприятия, но все же я ясно чувствовала чье – то невидимое присутствие. Однако сколько я не оборачивалась, не оглядывалась увидеть никого так и не могла. Пытаясь оторваться от неведомого наблюдателя, я ускорила шаг и уже почти бежала по коридору, ища взглядом дракона и знакомую лепнину. Вот и она. Не мешкая, кивнув дракону, я сама, не дожидаясь, нажала на цветы. Сначала верхний, потом нижний лепесток и юркнула, что испуганная мышка в образовавшийся проём. Секунда, другая и за мной шипя закрылась стена. Уф!!! Пронесло. Темнота и тишина, если не считать бешеный стук сердца у самого горла. Я понимала, что меня так и не догнали и бьюсь об заклад, не поняли куда я пропала. Шаги, слышимые мною по ту сторону стены, поравнялись и стихли вдали. Что ж, со следа сбила – это хорошо. Я же начала спускаться по лестнице. Темно было, как и прежде, но ни малейшего страха это уже не вызывало. Подумав, я позвала Жало, и тьму порвал на куски лунный свет, исходящий от льдистой стали, вырывая из темноты опутанную паутиной старинную лестницу. Эка сколько же здесь лет то не ходили… Лунного света хватало с лихвой, освещая на добрые несколько метров уводящую серпантином вниз лестницу. Самое то! Теперь спускаться можно было быстрее, и подгоняемая любопытством я ускорила шаг. Шум неведомого источника звучал все отчетливее и яснее. Ступени под моими ногами мелькали одна за другой и в какой – то момент я поняла, что стою внизу на покрытом мелким гравием полу. Лестница за моей спиной уходила ввысь и терялась в темноте. Секунду другую я медлила, но потом пошла – таки на звук. Идти собственно было и некуда, буквально в паре шагов от лестницы была арка, в которую я и прошла, освещая себе путь Жалом. Источник, из которого пульсируя лилась вода, заполняя собою огромную чашу стоял посередине залы. Потолок низким каменным куполом нависал над ним, словно оберегая от мира. Журчание, что я слышала в предыдущие разы было таким родным и умиротворяющим, что хотелось остаться здесь надолго. Просто присесть, прислонившись к каменным стенам чаши и слушать, слушать. Словно набираться сил. Я так и сделала, подойдя, присела и прислонившись спиной к теплому камню и прикрыла глаза, словно губка, вбирая в себя умиротворяющий звук льющейся воды. В какой – то момент мне захотелось пить и я, не думая, развернувшись, почерпнула ладонью воду из источника и отпила. Влага, скользнула по моему нёбу и устремилась вниз. Моё восприятие враз стало как будто четче, яснее, жажда утолилась моментально, мне стало так непередаваемо легко и вместе с тем ощущение силы, заструившейся по моим жилам словно подняло меня вверх, воспаряя и над источником, и над скрывавшим его куполом. Я открыла глаза. Было утро. Раннее-раннее. Я проснулась на удивление бодрой и отдохнувшей. А ведь была трусливая мыслишка, что после вчерашнего занятия атлетикой мои мышцы будут ныть да болеть. Ан нет! Чувствовала себя я прекрасно.

Сегодня по плану у меня шел тот же призыв, навыки боя, должны познакомить с халадие, как сказал Ролманд это сродни кинжалу, только клинок у халадие с двух сторон. В руках бы его удержать, не порезаться самой и другого не зарезать. Все-таки слишком резко повернула жизнь, на ботаника я еще как – то похожа, а вот на вояку ну вообще не тяну, если бы не Жало, так вообще смех, да и только…

Но сначала я решила прибрать комнату. Знаю, что на этаже дежурит девушка уборщица и в свое время уберёт и мою комнату. Но как – то не привыкла я к такому, да и одно дело убираться в чужих комнатах, другое дело наводить порядок у себя. Расставив на полке книги, которые вчера мне передали и выбрав одну из них, я положила на тумбочку перед кроватью. «История и Современность Геспервайда ». Начнем, пожалуй, с этого.

После я вымыла пол, протерла подоконник, и прошлась влажной тряпкой по деревянным панелям, когда мне пришла в голову одна интересная мысль. Дерево, пусть и в панелях, оно ведь не мертвое. Просто не может таковым быть столь красиво отшлифованные, подогнанные одно к другой досочки. Я чувствовала, что в них есть жизнь, пусть не бьёт ключом, но есть, а что, если поговорить с ними? Как только это сделать?

Я решилась положить руки на панели и тихо, со всей добротой, на которую была способна позвала:

– Привет, ты меня слышишь? Ты такое красивое, мне так уютно в этой комнате с тобой. Хочешь поговорить? Тебе, наверное, скучно так стоять, день за днем, а мы могли бы общаться. Может тебе что – то хочется? Что – то мешает или наоборот недостает?

Я говорила это и прислушивалась, стараясь уловить хоть малейшее движение, почувствовать хоть искорку жизни. Тишина.

– Знаешь, мне так хочется, чтобы здесь, во дворце у меня был друг. Я почти никого не знаю, да и тех, кого знаю, вряд ли получится с ними стать друзьями. Друзьями, понимаешь? Которым можно все рассказать, довериться, не бояться, что в спину кинут камень, предадут. Мы слишком разные, из разных сословий, да что там – миров. А ты тоже не отсюда, как и я, мы с тобой оба здесь пришлые. Давай дружить? Меня Яна зовут, но это только для тебя, для всех остальных – Ани.

И тут я почувствовала буквально подушечками пальцев, на самых кончиках легкое, почти невесомое покалывание. «Доброе утро». О! И в то же мгновение на меня буквально пахнуло хвойным запахом.

– Ты сосна? Нет? Ель? Тоже нет? Но так пахнешь здорово!

«Кедр»

И тут я почувствовала, как до моего плеча нечто дотрагивается. Но так аккуратно, нежно, что даже ни одна трусливая мыслишка не замаячила на горизонте. Я медленно обернулась и застыла в ступоре от того, что увидела. Ветвь, словно жилистая рука, отделилась от одной из панели и гладила меня по руке.

«Не бойся»

– Не, я не боюсь, просто не ожидала, что ты вот так вот можешь. Круто! Представляю, какой Кондратий хватил бы, если тебя кто – то увидел! А как зовут тебя?

«Даже не знаю, никто не звал, так и не зовут. Мы кедры. Растем недалеко от дворца, в Теневом Лесу. Нас там много. Ну, или, когда меня сюда забирали, оставалось еще немало родственников».

– Но, как – то неловко без имени. А, что если Кедро? Тебе нравится?

Удивительный смех у дерева… То ли скрип, то ли шелест. А рука тем временем погладила меня по голове, перебрав в руках неубранные пряди волос.

«Кедро. Звучит так значимо, весомо. Знаешь, мне нравится. Имя – то, что я меньше всего ожидал получить в этом дворце».

– О, Кедро, у меня мысль пришла – мне горшок принесли с цветком. Плющ. Он очень мужественный, отважный. Давеча его сородич спас меня и самого Императора от покушения. Нет, не думай, покушались – то на Императора, я просто рядом оказалась. Так вот, ты не мог бы придумать для него место? Не в жизнь сейчас не позволю сверлить в тебе дырки для горшков.

– Не надо дырок, что ты, после этого болеешь долго, и жизнь словно тает, растворяется капля за каплей. Я и так с трудом отошел от всей этой стружки, подгонки. А для плюща могу вот такую веточку пустить, смотри, как думаешь?

С этими словами Кедро выпустил из панели, что была ближе к окну небольшую рогатину, вполне удобную, чтобы в образовавшийся проем поставить цветочный горшок.

– Ух ты! Самое то! Правда, очень необычно, а я порошу плющ аккуратно обвить веточки и вообще будет очень мило. Кедро, тебе чего-то хочется? Может не хватает?

Как оказалось, моя влажная уборка была очень даже к месту. А то придет девушка, пол помоет, пыль с окна вытрет, зеркало отполирует и все на этом. А пылинки они хоть и крошечные, но оседают, оседают, мешают дышать, да что там – жить. Пыль, она знаете такая – вроде и невзрачная, а здоровье отнимает.

Вскоре за мной пришли и пришлось оставить нового друга.

Итак, как я уже поняла, призыв – дело тонкое. Но это не беда. Главное, что ведь напрягало, так это то, что знания о призыве почти все теоретические. Призывом владели в Геспервайде не больше двух десятков человек. Это, конечно, лучше, чем ничего, бесспорно. Я не ворчу, что вы! Но, ведь подвох – то был. Ой, был! Как я поняла от меня ожидают со временем, чуть ли не написания трактата, в котором я подробнейшим образом опишу и свои впечатления, и заметки с наблюдениями о природе призыва, тонкостях и прочее, и, разумеется, наставления как призыва добиться вот так с нуля, как я учудила в арсенале. Мда. А если потяну учебное пособие на сотню другую страниц, то товарищи будут только рады. И гонорар уже посулили – и за трактат, и за учебник. Деньги то не лишние, только что – то уж больно часто мне стали их предлагать. А ведь о моих планах не привлекать к себе внимание забывать тоже не надо.

Но, что касается сути призыва, то, понятным для меня стало только несколько моментов. Во-первых, призывное оружие раз отозвавшись на зов, становится как бы частью хозяина. Покорный и вместе с тем берущий на себя ответственность за сохранность хозяина – его жизни, целости и сохранности. Скорее друг, чем слуга. Это радует. По крайней мере, у меня ушла-таки некоторая напряженность. Призвала Жало и хорошо, теперь он со мной, как говорится и в горе, и в радости, не бросит, не предаст. Хотя лучше уж в радости, а то, если честно даже думать не хочется, что придутся им давать отпор всяким паганцам. В глаза то мне им смотреть, а это, знаете, страшно.

Да, да смелостью и безудержной отвагой я не отличаюсь. Впрочем, мне кажется, но как раз – таки безудержная отвага присуща глупости, умный человек не будет отрицать страха, ни своего, не ближнего, но будет думать и решать, как бороться с тем, что вызывает этот страх. Хотя, может в моем случае просто не было еще повода проявить мужество и храбрость? И я сама о себе еще мало знаю, но как бы то ни было твердо знаю – подставить кого – то я никогда не смогу, предать, оговорить.

Но, вернемся к призыву. Жало будет защищать меня всеми силами. А вот, что силы у Меча имеются я что – то вообще не сомневаюсь. Вон как он давеча этого красавчика Треволла уложил. Но возникает чисто теоретический вопрос, риторический, можно сказать, а что если наши с ним силы не совпадут?

Во – вторых, можно призывать все виды оружия, ну это в идеале, так сказать, заоблачном, к коему никто из ныне живущих, и почивших в прошедшие пару тысячелетий не приблизился, да и не стремился уже, будем честны. Хотя – повод задуматься, однозначно есть. И мечи можно призывать, как у меня, и лук со стрелами. Вот пострелять из лука мне всегда хотелось. А они бывают очень даже разными, и отличаются в основном материалом, из которого сделаны, ну скажем костяной, стальной, стеклянный, а ещё эбонитовый, ну и золотой, серебряный, это, само собой. А еще были молоты, ножички, и дубинки с шипами. Фу! Это я про дубинки. Не представляю себя с этакой палицей в обнимку. Ну не Добрыня Никитич я, не Алеша Попович. Так что у меня на сей момент только меч. Что ж, как вы понимаете, не мало.

В-третьих, я могу послать это оружие в минуту опасности своему ближнему. Если мне не будет угрожать опасность или если я смогу себя защитить, то Меч послушается и защитит друга. Вот на этом сделали акцент – друга. Меч защитит только друга. Так что дружить со мною выгодно – это я про своих однокурсников подумала…Надеюсь, они не олени, сами это поймут.

К тому же, примечательный нюанс – призывное оружие никогда не ломается, его не надо чистить и чинить, оно само отвечает за свое обновление и делает это с рвением, переходящим в дотошность. Ни пылинки, ни соринки, сияет как утренняя звезда, к тому же мой меч из льдистой стали, а это еще те оттенки, скажу я вам.

Но, главное, оно чувствует хозяина, как бы настроено на одну волну с ним. Его мысли, его страхи, сомнения, тревоги, его гнев – все передается призванному оружию. И расстояние этому не помеха. Такой меч нельзя победить. Разве, что другим оружием по призыву, но более мощным – или по сути, или обогащенное магически.

А сейчас в Геспервайде призыв стал если не легендой, то, словно аномалией, мутацией, к коей способны не многие. И из курса лекций в Академиях, что в военных, что обычных не убирают, так сказать в память, из уважения, но читается он понятное дело чисто теоретически и все больше история, история. Хотя может, есть такая мысль, что, кто его знает, может раз и проснется в ком-нибудь эта способность, глядишь, еще на одного призывника в Геспервайда будет больше.

И последнее, самое важное в нашем случае, как уже и упоминал Трейд, что в процессе овладения призывом можно пробудить эту способность у рядом стоящих. Не совсем стоящих, конечно, но, если кто – то рядом с тобою ищет, прилагает усилия, стремиться к пробуждению этой способности, то, идущая от тебя волна призыва может коснуться и твоего напарника. Задеть рикошетом, мазнуть, если хотите, но, если уловить ее в этот момент, то искорка призыва поселится в тебе. А это уже не мало…Хотя все это с оговоркой – может, но не обязана.

Вот это вообще заинтриговало. Честное слово! Звучит так, будто призыв – это что – то осязаемое, личность, одним словом, со своим желанием, настроем, мотивацией. Не захочет – и не пробудишься для нее. Ну, не понравишься ей и точка. А вот, если скажем, попросить? Так от души, от чистого сердца? Не для корысти, на благо… Прислушается? Надо будет на заметку взять, да и попросить для кого – то из парней… а что, по-моему, неплохая мысль.

А ведь чудны иномирные просторы! Почему именно меня послушался меч? Ну, почему? И не абы кабы какой, я же чувствую, хотя Император только предполагает, да сам не верит… И теперь будет служить верой и правдой долгие годы, не оспаривая, не давая оценку моим действиям. Ведь, и вправду направил же он свое острие на чистокровного представителя знати. В два счета направил, без единого колебания уложил на лопатки.

И когда наступило время практического занятия, я спросила у Олдри, который стоял ближе всех и сосредоточенно смотрел на свою ладонь, то сжимая, то разжимая ее:

– Что тебе хочется призвать больше всего?

Мда, рыжие всегда краснеют очень быстро, да по поводу и без. Так и Олдри, метнув в мою сторону острый взгляд, тут же стушевался, когда его уши в раз вспыхнули.

– Так каким же? – переспросила я, делая вид, что не замечаю пунцовой окраски графа.

– Хотелось бы тоже меч, но это не под силу, я понимаю. Хотя бы какой-нибудь клинок.

Мда, контрастно, однако. Давеча именно Олдри предлагал мне в арсенале выбрать что – то из оружия или пойти на попятной. Но, как говорится, кто старое помянет…

Смотря на графа, я попыталась уйти в себя и оттуда, изнутри сосредоточится и воззвать. К чему? К кому? Не знаю… Но делала я это с чувством, самозабвенно и настойчиво, словно шаря в глухой ночи выключатель на стене – он просто должен, нет, обязан там быть! Это не обсуждается! Где ж ему еще находится?! Пожалуйста, прошу тебя, не для себя, для друга. Друга? Ну да, в будущем он будет хорошим другом, обиды прощены, я ему желаю только добра. Пожалуйста… мне очень хочется ему помочь…Жало в моей руке заметно нагрелся, краем сознания я чувствовала его покалывание в моей ладони, но оно было не настороженное и не взволнованное, он не боялся за меня, а скорее я его заинтриговала. Что ж, это подбодрило, если, что Жало ведь друг, а друг в беде не бросит…

По всей видимости, спустя время, одно у меня получилось очень хорошо, а именно уйти в себя. Я уже не слышала, как стих наш преподаватель, как замерли, боясь пошевелиться Треволл и Ролманд. Чернильная мгла, вязкая, густая и словно живая, плотно клубившаяся вокруг меня, не пугала, да и осознавала я ее, словно боковым зрением, вскользь. Еще я почувствовала чье – то присутствие, именно почувствовала, так как взгляд был буквально прикован к глазам Олдри, и я отчетливо понимала, что нельзя упускать их из виду. А меня, тем временем, рассматривали, оценивали, словно изучали, взвешивали на весах. Вскользь мелькнул интерес – найдут меня слишком легкой или отыщут что – то весомое? Не для себя – для друга! Я хочу помочь другу! Он сам не сможет. Пожалуйста! В лицо подул теплый ветерок, запутался в волосах, и словно погладил по щеке… нежно – нежно.

И все же перед мной были лишь прозрачно – зеленые в мелкую карюю крапинку глаза Олдри – они и послужили мне тем якорем, за который я потянулась, нащупав что – то весомое, тяжелое, холодное, что я буквально с натугой потянула за все нити души уж незнамо откуда. Не для себя, для друга…

В ушах нарастал гул, мне хотелось закрыть глаза, но каким – то чутьём я понимала, что этого нельзя ни в коем случае делать. Потеряю взгляд Олдри и будет крайне тяжело найти обратно дорогу… Что – то горячее потекло из моего носа. Фу… Ну, лишь бы не сопли, позорище то какое будет. Глупая, какая же я глупая… кровь капала на чистую рубаху, растекаясь алыми пятнами – эстетики хоть отбавляй! Олдри позвал меня по имени, испугавшись, побелев как полотно:

– Ани, остановись, пожалуйста, остановись, тебе плохо…Возвращайся, Ани!

До меня долетели его слова, но как из плотного, словно вата тумана, по которому ходил ёжик из детского мультика. Словно Олдри и не стоял в полуметре от меня, а был далеко, далеко, за семью горами…Горы…Горы? Да, точно, горы…Ветерок стал жарче, палящий, знойный, он, словно приблизившись вплотную обдал мои лицо и руки. И я почувствовала, каким – то шестым чувством, что нахожусь сейчас в горах, далеко, далеко от Геспервайда. Мои губы пересохли, безудержно захотелось пить. Но влаги здесь не найти. Я же продолжала шептать пересохшими губами, но слова словно таяли, не срываясь с моих в миг потрескавшихся губ. «Мне для себя ничего не надо, у меня есть Жало. Я для друга, для Олдри. Ему очень хочется призвать оружие, он пытается, но тщетно. Не получается. У него не получится, я понимаю это, в нем нет искры призывника. А я хочу ему помочь. Очень, очень сильно хочу. Друзья ж должны помогать друг другу… И не обязательно ждать беды. И я хочу помочь. Ни для себя, для друга» …

Сколько я так простояла? Не знаю. Жаркий ветерок обдувал меня со всех сторон, словно истосковавшись в одиночестве радовался моей компании и не хотел отпускать.

– Ани, вернись, тебе плохо! – долетел до меня крик друзей, и эхом отозвавшись в горах улетел вдаль.

Тебе плохо, плохо, плохо…. Вернись, вернись….Ани!!!!

Ветерок стих, отступил, словно отпуская меня.

Я даже не успела испугаться, как осознала, что сделала это, в какой – то миг что – то в моей душе напряглось, я словно ощутила точку опоры у себя под ногами, напрягшись, что было мочи, сделала рывок, вкладывая в него все оставшиеся силы и почувствовала, что буквально перекладываю с резким, надрывным криком, с воплем в разжатую ладонь графа… Ух ты!

– Не может быть! Но как! Быть не может! Лекаря, немедленно! Трейда зовите тоже! Живо!!!

Голоса ворвались в мой слух резко, почти с болью, наотмашь с силой ударяя по ушным перепонкам, грозясь их прорвать. Но все это я уже слыша в ускользающем сознании, силы оставляли, хотя зря они так переполошились, я сама отпустила вожжи и позволила душе воспарить. Все было под контролем. Сейчас, когда мой будущий сокурсник сжимал в руке увесистую мощную секиру это можно было сделать. Я призвала её для него, можно сказать выпросила для товарища, который им обязательно станет со временем. Призванная секира обрела хозяина и теперь будет послушна, и предана до конца.

Первое что я увидела был край белоснежного легкого и мягкого одеяла, которым была укрыта под самый подбородок. Его пригревал тонкий, эфемерный луч солнца, проскользнувший в наполовину зашторенное окно, а в его свете крохотные пылинки плясали хаотичные веселые танцы. Вверх, вниз, вперед, назад, кувырок, уход в сторону, блокировка удара, снова выпад – пылинки не танцевали, нет, мне привиделось, они изучали бой в команде. Это были боевые пылинки … Как забавно наблюдать за их неторопливой битвой. Вот кто никуда никогда не спешит, а неспешно отрабатывает удары. Но долго мне этим заниматься не дали.

– Пропустите, она очнулась!

Безапелляционно. В приказном тоне. Трейд. Ну да. Кому же еще я срочно понадобиться могу? У него же относительно меня выстроен плотный график обучения. И из которого я так неосмотрительно выбилась. Что меня подтолкнуло к тому, что я сделала, не знаю, то ли мне действительно было плохо, то ли абсолютно не хотелось выстраивать диалог с начальством, но я развернулась к стенке и тихим голосом, который все же услышали попросила дать мне еще немного поспать. Очень хочется, слабость у меня, дескать дичайшая. Ну, пожалуйста…Я хочу спать… очень хочу.

Все что я хотела, это остаться еще немного одной. Но, я и впрямь уснула. А когда открыла глаза, то слегка ошалела от увиденного. Возле моей кровати на невысоком столике красовался пышный букет нежно синих цветов, прозрачно – граненный кувшин с чем – то красным, чашечка с блюдцем, позолоченный кант, изящная роспись, и еще огромное блюдо со всевозможными фруктами и по всей видимости конфетами в ярких, блестящих обёртках. Приплыли… Это что – конфетно-букетный период что ли? Или просто господин граф преисполнен благодарности? То, что это от Олдри я почему – то не сомневалась.

Переведя взгляд на стоящий рядом стул, я увидела висящее на нем платье. Не мое однозначно. Хотя красивое. Ткань даже на взгляд мягкая, нежная, а цвет такой же, что и у цветов в вазе – синий, только более насыщенный. Но тут в моем мозгу всплыла картина, как на грудь и рукава моей блузки капает и капает кровь из носу и судорожным движением я одернула простынь. Упс! Рубашки не было. Ладно хоть не голышом лежу – белье при мне соизволили оставить.

– Вас принесли сюда всю окровавленную, лари, – голос тонкий и очень тихий за моей спиной. – Госпожа Лейс и я сняли испачканную одежду, мы торопились, вам нужна была помощь. А потом уже нельзя было бы вас беспокоить, иначе проку не было бы в лечении.