Текст книги "Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля (сборник)"

С этими словами он бросился к мачте, быстро взобрался наверх и, приглядевшись вдаль, крикнул:

– Да, я ясно вижу парусное судно, которое как будто движется нам навстречу… Уж не предупредил ли кто-нибудь коменданта крепости о нас?

– О нашей поездке известно только одному Мулей-Эль-Каделю, но я не думаю, чтобы он после всего того, что для нас сделал, был способен на такое предательство, – сказала герцогиня. – Что же нам теперь делать, дедушка Стаке?

– Продолжать наш путь – более ничего, синьора. Наш кораблик летит, как ветер, и его никому не догнать. Как только мы увидим, что нам угрожает опасность со стороны какого бы то ни было судна, мы немедленно свернем дальше в море, а там уж не поддадимся…

– Из предосторожности все-таки не мешает приготовить все колубрины, – сказал Перпиньяно, присоединившись к разговаривающей группе.

Судно под управлением Николы Страдиото, сменившего за рулем Симона, продолжало нестись по направлению к рейду, образовавшему полукруг перед маленьким полуостровом, горы которого смутно выделялись на горизонте в предутренних сумерках.

Дедушка Стаке не сводил глаз с двух фонарей в море, которые сначала точно подвигались навстречу, а теперь остановились. Вероятно, крейсировавший корабль бросил где-нибудь якорь.

– Да, фонари эти висят слишком низко, значит, это не галера, – заметил старый моряк. – Готов поставить цехин против турецкой головы, что это что-нибудь другое… Никола, потуши наши фонари.

– Я лучше прикрою их парусиной, – сказал грек.

– Разве мы уже подходим к рейду? – спросила молодая венецианка.

– Да, но нужно хорошенько удостовериться сначала, можем ли мы в него войти, – сказал грек. – Дедушка Стаке, надо убавить ход.

Старый моряк приказал уменьшить паруса, как вдруг на неизвестном корабле вспыхнул огонь, а вслед за тем загрохотал выстрел.

– Ого, это нам предупреждение держаться подальше от рейда! – вскричал дедушка Стаке. – Должно быть, нас уже заметили оттуда.

– Теперь я вижу, с каким кораблем нам придется иметь дело, – объявил Никола.

– Галера? – поспешно спросил старик.

– Нет, мастер, это шиабека с экипажем человек в двенадцать, не более. По всей видимости, это – турки.

– Ну, пусть будут и турки, мы не испугаемся их… Неужели они не дадут нам мирно высадиться, Никола?

– Думаю так, мастер. Во всяком случае, они захотят узнать, кто мы, откуда и зачем. Словом, подвергнут нас самому подробному допросу.

– Как же, по-вашему, нам теперь поступить? – вмешалась герцогиня.

– Атаковать их нашими двумя шлюпками и забрать в плен, – не колеблясь, отвечал энергичный грек.

– А хватит ли у нас на это сил?

– Хватит. Для охраны галиота достаточно оставить двух человек, а остальные пойдут на приступ… Мы сейчас сделаем вид, что послушались предупреждения, и выйдем дальше в море.

Галиот вдруг изменил курс, давая этим кому следует понять, что вовсе не намерен идти напролом и подвергаться пушечным выстрелам. Когда же корабль обогнул мыс, скрывавший его от судна, которое послало ему такое грозное предостережение, он был остановлен в тени нависших скал, и с него спустили обе имевшиеся у него на борту шлюпки. К этому времени как экипаж, так и пассажиры успели приготовить огнестрельное и холодное оружие.

Немного спустя обе шлюпки, стараясь как можно тише работать веслами, крадучись плыли в гуссифский рейд.

Глава XIII
Атака шиабеки

Объявив о своем присутствии выстрелом из колубрины, экипаж шиабеки более не подавал признаков жизни. Уверенные, что своим предупреждением достигли цели, вахтенные, вероятно, спокойно уселись где-нибудь на палубе и стали продолжать прерванное было появлением галиота курение, свое любимое в свободное время занятие.

Шлюпки, шедшие друг от друга на расстоянии двух кабельтовых, двигались с таким расчетом, чтобы напасть на турок с двух сторон одновременно.

Сидя верхом на скамье кормы, рядом с герцогиней, дедушка Стаке пытливо всматривался в ночную темноту.

– Что за чудеса! – вдруг воскликнул он. – Фонари внезапно скрылись.

– И ровно ничего не видно вокруг, – добавила герцогиня.

– Синьор лейтенант, может быть, вам там, на носу, видны фонари?

– Нет, мастер, они исчезли куда-то.

– Чего доброго турки тоже прикрыли их и плывут где-нибудь возле нас поблизости, – рассуждал старик. – Ну-ка вдруг эти треклятые сами захватят нас врасплох, как мы собираемся сделать с ними? Шутка будет плохая!.. Надо посмотреть, следует ли за нами Никола… Стой, ребята!

Шлюпка приостановилась. Старик обернулся назад, и его привычные глаза тотчас же различили на ожидаемом расстоянии чуть заметную черную линию на волнах. Вокруг этой линии вздымались целые каскады светящихся брызг, точно там шла игра расшалившихся фосфоресцирующих моллюсков, которыми изобилует Средиземное море.

– А ведь эти фонтаны могут выдать нас, – бормотал старый моряк. – Должно быть, и самые обитатели Средиземного моря находятся в союзе с Магометом и его последователями, чтоб им пусто было!

Потом, возвысив голос, он сказал своим гребцам:

– Подвигайтесь себе потихонечку вперед, ребятушки. Когда войдем на рейд, сразу будет видно, притаились ли турки в ожидании нас или же потушили фонари для того, чтобы они не мешали им спать.

Шлюпка, остановленная было на минуту, снова осторожно двинулась дальше.

– Не лучше ли нам, дедушка Стаке, стараться пристать незаметно к берегу и никого не трогать? – задала вопрос герцогиня.

– О нет, синьора, – возразил старик, – турки не замедлили бы открыть наше судно, окружить и захватить его. Могут ли оказать сильное сопротивление только двое оставленных на нем людей?

– Да, это верно…

– Кроме того, нам необходимо иметь, так сказать, под рукой корабль. Если весь рейд занят турецкими судами, то нам нужно будет бежать без оглядки назад на борт… Знаете ли, синьора, спаси Господи попасть к туркам.

– О, какие дикие звери эти турки! Недаром все народы так боятся их…

– Стой, ребята! – вдруг вскричал старик, и во время посторонней беседы ни на мгновение не забывавший о своем прямом деле.

– Что случилось, дедушка Стаке? – спросил Перпиньяно, переходя с носа на корму.

– Мы всего в двух кабельтовых от шиабеки.

– Следовательно, тут и остановимся?

– Да. Нужно подождать Никола. Без его помощи мы можем здесь и головы свои сложить или, еще хуже, угодить прямо к туркам, о которых мы только что рассуждали с синьорой… Никола уже близко…

Старик отпустил руль, нагнулся через борт и издал легкий, своеобразный свист, в ответ на который тотчас раздался такой же свист.

– Теперь Никола приналяжет на весла и через четверть часа будет здесь, рядом с нами, – пояснил дедушка Стаке.

Шлюпка, находившаяся под управлением грека, прибавила ходу, стараясь все-таки не производить лишнего шума.

– Почему остановка? Отдыхаете, что ли? – спросил он, очутившись бок о бок с первой шлюпкой.

– Поневоле будешь отдыхать, – отвечал старый далмат, – турки погасили свои фонари, ну, а у меня глаза не кошачьи.

– Я тоже заметил, что фонари у них вдруг погасли. По-моему, это очень удобно для нас: нам легче будет подойти вплотную к ним… Вон там что-то чернеется. Должно быть, шиабека? – продолжал грек, указывая рукой вперед.

– Она и есть.

– Ну, так мы и подберемся к ней, дедушка Стаке.

– А ты с какой стороны хочешь подойти?

– Я? С носовой части.

– Отлично. Тогда я возьмусь за кормовую, тем более что ее-то я вижу, а больше ничего не могу отличить. Таким манером мы захватим этих турок, как мышей в ловушку… Смотри только, не сядь на риф, Никола.

– Будьте покойны: не хуже вас сумею избежать этой опасности. Я хорошо знаю эти воды и нахожусь тут, точно у себя дома. Потом, у меня и слух тонкий – сразу отличает шум волн вокруг рифов. Прощайте, синьора, и готовьте оружие, – прибавил Никола и стал продолжать путь.

– А славный моряк этот грек, – заметил ему вслед дедушка Стаке. – Если я когда-нибудь сделаюсь адмиралом, непременно произведу его в капитаны галеры… Ну, ребята, вперед!

Обе шлюпки медленно и с большими предосторожностями подвигались к давно уже замеченной ими шиабеке, часть очертаний которой смутно виднелась вдали, как бы на середине рейда.

Старик напряженно всматривался в темноту и прислушивался к шуму волн, яростно бурливших вокруг бесчисленного множества мелких подводных утесов, которыми было усеяно морское дно возле берегов полуострова, где находился замок Гуссиф. Вести тяжелую шлюпку по этому лабиринту было делом нелегким в такой темноте.

– Ах, съешь их киты! – вдруг вполголоса пробурчал старик моряк.

– Что случилось, дедушка? – спросила герцогиня.

– Разве вы не видите, синьора, светящуюся точку на волнах?

– Вижу. Это, вероятно, фосфоресцирующая рыбка?

– Нет, синьора, совсем не то.

– Так что же это, по-вашему?

– Это что-то вроде плавучей корзины или ящика с горящей свечой внутри.

– Свечой?.. Кем же она могла быть зажжена?

– Да кем же больше, как не турками!

– С какой целью?

– Это ловушка, синьора. Турки вообразили, что мы, подобно ночной мошкаре, набросимся на этот свет и сядем там на риф, а они потом пустили бы нас ко дну своими ядрами. Напрасно только они трудились устраивать эту штуку: мы не такие уж дураки, чтобы не понять их хитростей… Ну, теперь живее на абордаж!

Герцогиня, Перпиньяно и араб обнажили свои сабли и ятаганы. Шлюпка находилась почти возле шиабеки, на борту которой, казалось, никто еще не замечал приближавшихся шлюпок. Дедушка Стаке двумя поворотами руля подвел шлюпку к судну, уцепился за одну из острых частей корпуса и в один миг очутился на судне. Увидев так неожиданно появившегося незнакомого человека, один из вахтенных, стоявших возле шпиля, в ужасе отскочил назад и закричал диким голосом:

– К оружию!

Но в то же время тяжелый, точно свинцовый, кулак старого моряка свалил его с ног. Грузно падая на палубу, турок все-таки успел крикнуть еще раз и поднять тревогу.

Первым выбежал из своей каюты командир судна с обнаженной саблей в руках.

– А, мусульманский пес! – вскричал старик на арабском языке, понятном почти всем туркам, быстро зажигая фитиль пистолета, – смотри, если ты вздумаешь барахтаться, я убью тебя как бешеную собаку!.. Брось саблю!.. Слышишь?

Командир, еще молодой, самое большее лет двадцати пяти человек, до такой степени был озадачен этим неожиданным нападением, что не мог ровно ничего сообразить.

Между тем герцогиня вместе со всеми своими спутниками тоже взобралась на борт шиабеки. Пользуясь растерянностью командира, они наставили дула своих пистолетов на экипаж, беспорядочной толпой, с шумом и криками высыпавший из каютных помещений на палубу. Молодая венецианка с поднятой шпагой подскочила к командиру шиабеки.

– Слышали, что говорил вам этот человек? – крикнула она, тоже по-арабски, указывая шпагой на дедушку Стаке.

– Кто вы и что вам надо? – смог наконец спросить турок, выходя из своего оцепенения.

Вместо ответа ему молодая девушка обратилась к Перпиньяно со словами:

– Заставьте экипаж бросить оружие, а если ослушается – стреляйте в него!

Затем, снова обернувшись к турку, иронически сказала, пристально глядя ему в глаза:

– Вы хотите знать, кто я и что мне нужно? Ну, так знайте, что я капитан Темпеста и мне нужно, что бы вы сдались без лишних рассуждений, если хотите спасти жизнь себе и своему экипажу.

– Капитан Темпеста?! – с изумлением и ужасом повторил молодой турок, прыжком в сторону стараясь увернуться от дула пистолета, направленного на него старым моряком.

Но последний в тот же миг оказался снова лицом к лицу с врагом и, схватив его за ворот, проговорил:

– Ну, нет, брат, от такой старой морской акулы, как я, не увернешься, несмотря на помощь твоего Магомета… Сдаешься ты или нет?

Вместо ответа турок неожиданным движением вдруг высвободился из рук старика и занес было над ним саблю, но в этот момент Эль-Кадур схватил его и так крепко стиснул ему горло, что турок захрипел под железными пальцами араба.

– Вот так его, араб, так! – вскричал со смехом дедушка Стаке. – Пугни его хорошенько, может быть, и сдастся.

– Ко мне, матросы! – прохрипел турок, взмахом сабли заставив араба выпустить его. – Бросайтесь на христиан!

Десяток матросов, составлявших весь экипаж шиабеки, бросились было на Перпиньяно и греков, как вдруг раздался новый голос, кричавший:

– Вот и мы, капитан Темпеста! Сейчас поможем вам в этой возне… Ну, держитесь, турецкие разбойники, и молитесь своему пророку, вы скоро увидитесь с ним!

Это был Никола Страдиото, за которым один за другим следовали его люди.

Увидев новое нашествие, которое считали более многочисленным, чем оно было на самом деле, турки вновь оторопели и остановились как вкопанные.

– Брось оружие, каналья! – продолжал грек, наступая на командира шиабеки с пистолетом в одной руке и обнаженной саблей в другой. – Если не хотите умирать, то лучше не трогайтесь с места, а не то тут же вам будет и конец… Эй, ребята, готовься! – крикнул он своим спутникам.

– А, ты все еще медлишь! – прорычал араб, быстрым движением повалил турка на пол и, наступив ему на грудь ногой, стал размахивать у него перед глазами ятаганом. – Падрон, прикажешь его прикончить? – обратился он к своей госпоже.

– Не советую, – сказал дедушка Стаке, – иногда пленники бывают более полезны живые, нежели мертвые.

– Вы правы, мастер, – согласилась герцогиня. – Заставьте его сдаться.

– Сдаешься ты, наконец? – спросил араб у турка.

– Хорошо, сдаюсь, – ответил он. – Али-паша сумеет отомстить за меня…

С этими словами он бросил свою саблю.

– Правоверные, бросайте оружие! – приказал он своим людям, видя, что они стоят в нерешительности. – Скажите мне только, капитан, что вы намерены сделать с нами? – обратился он к герцогине.

– Пока – держать пленниками, – отвечала та. – Если бы мы были мусульманами, то теперь никого из вас уже не было в живых. Благодарите Аллаха, что мы христиане, то есть не такие звери, как ваши единоплеменники… Эль-Кадур, отведи этого человека в каюту и стереги его.

Очутившись между двух огней и понимая бесполезность сопротивления, турецкий экипаж тоже побросал оружие. Греки стремительно накинулись на обезоруженных матросов и всех перевязали, попотчевав кстати пинками и колотушками. Не будь здесь герцогини и ее лейтенанта, ренегаты, наверное, не ограничились бы этим, но по меньшей мере лишили бы своих исконных врагов ушей. Связанные пленники были отведены вместе с их командиром в каюту, у дверей которой стали на страже двое матросов-греков с пистолетами и саблями.

– Синьора, – обратился Никола Страдиото к герцогине, – теперь путь свободен, и мы можем беспрепятственно сойти на берег, если вам угодно. Отсюда и до самой крепости недалеко: если отправиться немедля, мы к восходу солнца уже можем быть там.

– Клянусь всеми акулами Средиземного моря, я не ожидал такой удачи! – говорил дедушка Стаке, потирая руки.

– Каково все обошлось, без единой капли крови… Впрочем, самое трудное еще впереди…

– А я полагаю, что ничего особенно трудного нам не предстоит, – заметила молодая девушка. – Я войду в замок под видом посла от Мулей-Эль-Каделя к внучке Али-паши. Разве мы по наружному виду не похожи на турецких подданных?

– Но ведь вы не говорите по-турецки, синьора?

– Я назовусь арабом, разве их мало в турецкой армии? Это мне тем более удобно, что Эль-Кадур научил меня своему языку, да и почти все турки понимают его.

– А славный человек ваш араб, синьора. Я еще не видывал из этой породы людей такого представительного, преданного и самоотверженного человека… Да, это великолепная мысль – выдать себя за араба, синьора. Такой умной мысли никогда не могло бы прийти в моряцкую голову… Так прикажете сделать высадку?

– А как же быть с шиабекой? – спросила герцогиня.

– Двое из наших подведут ее к галиоту, синьора, – сказал Никола. – Таким образом пленники будут под наблюдением четырех человек, а этого совершенно достаточно, чтобы сторожить безоружных.

– А кто же поведет нас в замок?

– Я же, синьора, ведь я уже был там, – вызвался грек. – Пора, однако, отправляться: вот уж показалась и заря. Скоро начнет светать.

Шлюпки отчалили от шиабеки, которую оставленные на ней двое караульных повели под одним парусом к галиоту. Ветер крепчал, и шлюпки быстро неслись к берегу, возле которого ревел ярый прибой волн. Дедушка Стаке опять плыл впереди, ловко маневрируя среди прибрежных рифов. Вспугнутая шумом весел, громадная стая морских птиц, отдыхавшая на одном из утесов, с громкими криками поднялась и разлетелась во все стороны, мелькая своими белыми крыльями по темному еще воздуху.

– Хорошее предзнаменование, – сказал старый далмат, указывая на птиц. – Как разлетелись перед нами эти чайки, так же устранятся и все опасности… Дай-то Бог!..

– Причаливай! – скомандовал Никола, догнавший первую шлюпку и плывший теперь рядом с ней.

Зажегши фитили у своих аркебузов и пистолетов, герцогиня, Перпиньяно, Эль-Кадур и прочие высадились на берег. Никола быстро взобрался на высокую скалу и стал молча обозревать оттуда раскинувшуюся перед ним обширную, там и сям поросшую вековыми деревьями равнину. Нигде не было видно ни огня, ни движения. Только издали доносился лай собаки.

– Часовых нигде нет, – сказал грек, спустившись снова на берег. – Можно смело идти.

– Идем, только потише и поосторожнее. Мало ли что там может быть впереди!

Отряд пешеходов двинулся вперед по холмам прибрежного песка, предшествуемый греком, он хорошо знал эту местность, так что мог бы пройти по ней даже в самом густом мраке, не сбиваясь с пути.

– Славный малый этот грек, – шепнул дедушка Стаке шагавшему рядом с ним Симону, толкнув его локтем. – На него вполне можно положиться в игре с турками. Знает их хорошо и сумеет всегда их перехитрить. Лучшего спутника нам бы и не найти.

– Да, ничего себе парень, – односложно ответил Симон, который был настолько же молчалив, насколько болтлив его старый соотечественник.

Между тем герцогиня и Перпиньяно вполголоса совещались с греком относительно своих планов и сговаривались о подробностях их выполнения на месте, чтобы избежать разногласий и недоразумений, способных привести к самым печальным последствиям, не исключая и жестокой смерти.

– Так, смотрите же, иначе не называйте меня, как Гамидом, сыном мединского паши и близким другом Мулея-Эль-Каделя, – заключила герцогиня. – Бен-Таэлю, невольнику Мулея-Эль-Каделя, будет мной поручено подтвердить, что я мусульманин и состою капитаном турецкой армии.

– А не подведете ли вы этим Дамасского Льва? – спросил грек.

– Он сам уполномочил меня во всех нужных случаях пользоваться его именем, – пояснила герцогиня. – Позвольте мне одной объясниться с внучкой Али-паши.

– Хорошо, – в один голос ответили Никола и Перпиньяно.

– Предупредите наших людей насчет того, о чем мы уговорились. Необходимо действовать как можно осторожнее.

Дорога шла по утесам, и местами приходилось перепрыгивать через глубокие трещины или цепляться за острые выступы скал. Дедушка Стаке все время ворчал на эти неудобства.

– Ну и дорожка! – рассуждала он под аккомпанемент собственного кряхтенья. – И еще есть дураки, которые уверяют, будто ловко ходить по суше! А по-моему, гораздо лучше шагать по палубе хорошего корабля, даже когда его как следует швыряет из стороны в сторону по взбаламученным волнам… Ах, провались этот остров Кипр со всеми его киприотами!..

Между тем уже рассвело, и вокруг сделалось видно на большое расстояние.

– Взгляните туда, синьора, – сказал Никола, указывая на крутой, почти отвесный утес, на вершине которого возвышалось громадное здание с башнями.

– Это и есть Гуссифский замок?

– Он самый, синьора.

– Бедный Ле-Гюсьер! Наверное, он томится в подземелье одной из этих угрюмых башен…

– Да, синьора, едва ли он там гуляет на свободе. Внучка Али-паши не очень нежно обращается со своими пленниками, – со вздохом заметил грек.

Глава XIV
В замке Гуссиф

Гуссифский замок, построенный из частей того самого утеса, который он собой увенчивал, был созданием королевы Екатерины Корнаро. Она хотела иметь здесь сторожевой пункт для наблюдения над восточной частью острова Кипр, особенно часто подвергавшейся нападениям турецких и египетских морских разбойников, хозяйничавших в то время на всех восточных побережьях Средиземного моря.

Замок возвышался на самой вершине утеса, над крутым обрывом, стены его были так толсты и массивны, что их нельзя было прошибить никакими ядрами, и все его башни были унизаны пушками. Это мощное укрепление оказало долгое и упорное сопротивление армии Мустафы, которому, пожалуй, так и пришлось бы отказаться заполучить в свои руки этот важный в стратегическом отношении пункт, если бы не помощь Али-паши, привезшего на своих ста галерах многочисленный десант.

Бомбардируемый день и ночь восемьюстами колубрин, имевшихся в рядах пятидесятитысячной сухопутной и морской армий, замок в конце концов вынужден был сдаться, весь его гарнизон был перерезан, как это всегда делалось турками. Селим Второй приказал исправить все повреждения, нанесенные замку во время осады, снабдил его новым многочисленным гарнизоном, прекрасно его оборудовал. Комендантом этой крепости султан – как это ни казалось странным – сделал внучку своего любимца, Али-паши, молодую девушку, славившуюся своей красотой, умом, смелостью, решительностью и ярой ненавистью к христианам, унаследованной ею от деда, а это было самое главное в глазах турецкого властителя.

Увидев перед собой эту грозную твердыню, угрюмый вид которой не смягчался даже розовой дымкой, наброшенной на нее ясными лучами восходящего солнца, герцогиня д’Эболи невольно поддалась на минуту сомнению в успехе своего отважного замысла. Не предстоит ли ей со всеми ее спутниками погибнуть мучительной смертью, как, быть может, погиб уже от руки коменданта-турчанки Ле-Гюсьер, которого она, герцогиня, шла выручать?

– Падрона, ты думаешь о своем женихе? – спросил Эль-Кадур, поймав тревожный взгляд своей госпожи, остановившейся на возвышении, чтобы лучше рассмотреть замок.

– Да, разумеется, – со вздохом ответила молодая девушка.

– Боишься, что он уже погиб от рук внучки Али-паши?

– Да, думаю и об этом. Но как мог ты угадать мою мысль, Эль-Кадур?

– Раб должен уметь читать в сердцах своих господ.

– А как ты полагаешь, жив он еще?

– Вернее всего, что жив. Если бы они хотели убить его, то сделали бы это тотчас же по взятии Никосии. Если же они увезли его в такое надежное место, то следует думать, что он имеет для них большую цену… Не лучше ли идти вперед, падрона? Нас здесь могут заметить со стен крепости и принять за каких-нибудь шпионов, если мы будем стоять на месте.

Минут через десять ходьбы по ущелью наши путники вдруг очутились почти под самыми стенами крепости, не заметив нигде часовых. Должно быть, турецкие часовые пренебрегали своими обязанностями, вполне уверенные, что им тут нечего ожидать нападения со стороны христиан. Однако в тот самый момент, когда путники вышли из ущелья и стали подниматься на крутизну, с одной из башен послышался тревожный крик:

– К оружию!

Вслед за тем на подъемном мосту, спущенном над глубоким рвом, окружавшим замок, показался отряд янычар под предводительством капитана.

– Кто идет? – послышался оклик на турецком языке.

– Свои, – отвечал на том же языке Никола, делая знак янычарам опустить оружие, которое они было подняли.

Грек одинаково хорошо говорил на нескольких восточных языках.

– Откуда вы? – спросил капитан янычар, продолжая держать наготове обнаженную саблю.

– Из Фамагусты.

– Что же вам нужно?

– Нам поручено проводить сюда капитана Гамида, сына мединского паши.

– Где же он?

– Здесь! – откликнулась герцогиня на арабском языке, выступая вперед из окружения своих спутников.

Турок внимательно оглядел ее, не скрывая некоторого изумления, потом отдал ей своей саблей честь и сказал:

– Да пошлет пророк тебе и твоему отцу на тысячу лет благоденствия! Госпожа Гараджия, внучка Али-паши, будет счастлива, имея возможность оказать тебе гостеприимство. Пожалуй за мной, эфенди.

– А могу я взять с собой своих людей?

– Они все турки?

– Да, все турецкие подданные.

– В таком случае и они могут быть уверены в хорошем приеме у нас. Ручаюсь за это.

Приказав движением руки янычарам расступиться, капитан повел новоприбывших во внутренний, так называемый «почетный», двор крепости, окруженный прекрасными портиками в арабском стиле, колонны которых местами носили следы бывшей ожесточенной бомбардировки. Такие дворы в турецких зданиях представляют собой нечто вроде приемных.

Усадив герцогиню в одном из портиков на роскошный ковер, капитан пригласил ее провожатых занять места вне колоннады, под тенью исполинской пальмы, резные листья которой образовали прекрасный шатер. По его приказанию двое богато одетых негров принесли шелковые подушки и серебряный поднос с чашками дымящегося ароматного кофе, разными прохладительными напитками и сластями.

Хорошо зная турецкие обычаи, герцогиня медленно выпила чашку кофе, закусила несколькими сладкими пастилками, после чего села на приготовленные для нее на ковре подушки и обратилась к почтительно стоявшему перед ней капитану с вопросом:

– Где же внучка Али-паши? Вероятно, еще спит?

– О нет, – ответил турок, – госпожа Гараджия привыкла подниматься раньше своих воинов. При четвертой страже, на самом рассвете, она всегда уже на ногах.

– Почему же ты не докладываешь ей о моем прибытии?

– Потому что ее в настоящее время нет дома! Час тому назад она отправилась смотреть христианских пленников, которых поставила на ловлю пиявок. Этих тварей требуется множество для больных воинов в Фамагусте, и они всего охотнее идут на христианскую кровь.

– Что такое? – спросила герцогиня, побледнев. – Гараджия употребляет пленных христиан для ловли пиявок?

– Кого же еще посылать на это дело, когда нет других подходящих людей? Не отправлять же своих воинов, чтобы у них пиявки мало-помалу высосали из жил всю кровь?.. Кому же тогда защищать крепость в случае, если венецианцы вздумают явиться сюда со своим флотом? – говорил турок. – Пусть лучше мрут с пользой для нас пленники-христиане, не держать же их тут даром да еще возиться с ними.

– Следовательно, вы держите здесь пленников только для того, чтобы заставить их умирать медленной смертью? – сдавленным голосом продолжала молодая девушка, делавшая над собой почти сверхъестественные усилия, чтобы не разразиться негодованием.

– Конечно, в конце концов они тут все перемрут, – хладнокровно отвечал турецкий капитан. – Гараджия не дает им достаточно отдыха для того, чтобы высосанное из них пиявками количество крови могло опять восстановиться.

– Хотя я и отъявленный враг христиан, но то, что ты говоришь, кажется мне неслыханной жестокостью, не делающей чести сердцу женщины, – не могла не сказать молодая венецианка.

– Может быть, эфенди. Но так как здесь командует внучка Али-паши, то никто не имеет права вмешиваться в ее распоряжения. Даже я не могу возражать ей ни слова, когда вижу явную несправедливость.

– А сколько же у вас пленников?

– Человек двадцать.

– Все из Никосии?

– Да, оттуда, и все они – дворяне.

– Ты знаешь их по именам?

– Некоторых знаю.

– Нет ли между ними капитана по имени Ле-Гюсьер? – продолжала свои расспросы герцогиня, едва скрывая свое волнение.

– Ле-Гюсьер? – повторил турок, видимо напрягая свою память. – Ах да, это тот французский дворянин, который находился на службе у Венецианской республики… Да, между нашими пленными есть и такой, он также назначен для ловли пиявок.

Герцогиня до крови кусала себе губы, чтобы заглушить крики ужаса и гнева, вырывавшиеся из ее груди. Дрожащими руками отирая со лба холодный пот, она немного помолчала, стараясь вполне овладеть собой, потом по возможности спокойно сказала:

– Из-за этого дворянина я и прибыл сюда.

– Ты желаешь его освободить, ефенди?

– Мне поручено доставить его в Фамагусту.

– Кто дал тебе такое поручение, эфенди?

– Мулей-Эль-Кадель.

– Дамасский Лев! – вскричал турок, и на лице его выразилось глубокое изумление. – Но почему же этот доблестнейший из героев интересуется нашим пленником?

– Не знаю, он мне не говорил об этом.

– Гм!.. Не думаю, эфенди, чтобы Гараджия решилась уступить его. Она, кажется, очень дорожит своими пленниками, и, если кто-нибудь из них нужен Мулей-Эль-Каделю, она потребует за него такой большой выкуп, на который едва ли согласится Дамасский Лев.

– Почему же? Мулей-Эль-Кадель достаточно богат для того, чтобы выкупить кого он пожелает и за какую угодно цену.

– Я знаю, что его отец одно из самых важных лиц в государстве: родственник султану и страшный богач. Но что же за охота Мулей-Эль-Каделю бросать золото на ветер ради какого-то христианина?

– Ну, уж этого я не знаю, – сказала молодая девушка, которой очень тяжел был этот разговор. – Мое дело исполнить данное им поручение, а зачем ему понадобился этот пленник – меня не касается… Когда же вернется госпожа Гараджия? Мне некогда ждать. У меня немало дел в Фамагусте, да, кроме того, есть и еще поручение от Мустафы.

– Если тебе угодно, я могу проводить тебя к месту ловли пиявок, – предложил турок после некоторого размышления. – Там ты увидишь и нашу госпожу, и пленника.

– Хорошо, я согласен отправиться туда, – сказала герцогиня.

– Вот и отлично. Я сейчас прикажу оседлать лошадей. Через несколько минут мы можем отправиться.

Когда турок удалился, чтобы сделать нужные распоряжения, Перпиньяно и Никола Страдиото поспешили подойти к молодой девушке, с видом изнеможения опустившей голову на грудь.

– Виконт здесь? – шепотом спросил венецианец.

– Здесь, но, должно быть, мы увидим его в самом жалком положении.

– Почему вы так думаете, синьора? – осведомился грек.

– Он находится вместе с другими пленниками на ловле пиявок в стоячих прудах.

– А, злодеи! – пробормотал Никола, яростно сжимая кулаки и хмуря лицо.

– Разве это такое трудное дело? – удивился Перпиньяно.

– Не только трудное, но прямо ужасное, синьор, – сказал грек. – Я хорошо знаком с этим делом, так как мне пришлось провести за ним немало дней. В один месяц человек так истощается ловлей пиявок, что едва может держаться на ногах от малокровия и сопряженной с этим состоянием слабости. Не дай Бог никому испытать этого!.. Все тело ловца пиявок представляет сплошную язву… Ох, страшно и вспоминать!

– Да неужели эта женщина могла решиться послать на подобную пытку даже такого знатного пленника, как виконт Ле-Гюсьер? – недоумевал лейтенант, точно так же побледневший, как и его спутница.

– Мне сейчас подтвердил это турецкий капитан, – со вздохом проговорила герцогиня.

– Постараемся во что бы то ни стало освободить виконта из этого ужасного положения… Мы не остановимся ни перед чем, даже перед взятием этой крепости, если понадобится, не так ли, Никола?