Текст книги "Сокровище Голубых гор"

XV. В осаде

Казалось, кети, ошеломленные «громом и молнией» стрелков и смертью от их рук своего жреца, не спешили покороче познакомиться с таинственными врагами. Но, опомнившись, они, конечно, должны были принять какие-то меры для предупреждения их бегства.

Ульоа в сопровождении Ретона, Математе и большей части отряда вернулся в пещеру, где, недалеко один от другого, лежали трупы вождя и жреца, окруженные несколькими телами убитых дикарей и освещенные факелами, продолжавшими ярко гореть.

– Главного выхода что-то не видно, – заметил Ульоа, всматриваясь в то место, где находился этот выход.

– Дикари могли забаррикадировать и его, – заметил Ретон.

– Да, это возможно. Гм… Что же нам предпринять? – задумчиво проговорил Ульоа, обводя взглядом пещеру. – Э, вот отличная мысль! – вдруг вскричал он, машинально взглянув на клетку, в которой совсем недавно сидел злополучный боцман. – Эта клетка может оказать нам большую помощь: она послужит для нас превосходным щитом против оружия дикарей… Математе, распорядись перетащить клетку сюда.

Клетка, три стороны которой были сколочены из толстых досок, оказалась настолько просторной, что свободно могла вместить целую дюжину людей и служить им крепостью. Ульоа приказал перенести ее в глубь пещеры, на возвышенное место, и примостить там к стене. После этого он вместе с Ретоном и Математе отправился к главному выходу.

– Ах, негодяи! – воскликнул он, увидев огромную непроницаемую баррикаду, сооруженную из толстых стволов деревьев и крупных камней, которая преграждала выход. – Так я и думал… Заперли нас со всех сторон.

– Да, эту баррикаду только пушкой и можно разрушить! – сказал Ретон. – Эх, ради спасения моей старой, ни на что не годной шкуры все попали в западню! Лучше бы оставили меня…

– Ну, ну, не ворчи, дружище! – прервал его Ульоа. – Вышло иначе, чем мы рассчитывали, – вот и все. К счастью, здесь достаточно воздуха и воды, а что касается еды, то без нее можно будет обойтись некоторое время, пока мы не придумаем выход из этого неприятного положения. Как ты думаешь, Математе, возможен какой-нибудь выход?

Канак, погруженный в глубокую думу, при этом вопросе Ульоа вдруг встрепенулся.

– Я сейчас думал об этом, вождь, – ответил он. – Мне кажется, что можно будет выбраться отсюда через лагуну.

– Через лагуну?! – удивился Ульоа. – Ну уж это ты, кажется…

– Отчего же нет, капитан? – вмешался Ретон. – Пока я сидел в клетке, мне удалось сделать одно интересное наблюдение. Я заметил, что вода в этом пещерном озере ежедневно, в определенное время, пропадает часов на шесть…

– Ну и что же из этого?

– А то, что здешнее озеро, подчиняясь закону приливов и отливов, имеет сообщение с морем. Вот по этой лазейке мы и могли бы сделать попытку выбраться из нашей западни.

– А ты не знаешь, далеко отсюда до моря?

– Говорят, шагов с сотню, не больше.

– Гм… С сотню? Ну, одним взмахом их не переплывешь, да еще в темноте. Впрочем, была не была, попробуем.

Ульоа послал за молодым Бельграно и сообщил ему о загромождении дикарями главного прохода и о предложении старшего канака пробраться прямо к морю подземным каналом.

– А когда можно будет воспользоваться твоим советом, Математе? – обратился к канаку капитан.

– Нужно сначала дождаться отлива, вождь, чтобы узнать, в каком месте здешнее озеро сообщается с морем, – ответил тот.

– Гм… Долго, пожалуй, придется ждать. К тому времени наши враги придумают еще какую-нибудь пакость.

– Не беспокойся, вождь, кети сюда не войдут, раз они закупорили нас со всех сторон. Они боятся нашего грома и хотят взять нас измором…

– Ах, черт возьми! – вдруг вскричал Ульоа, ударив себя по лбу. – Я теперь догадываюсь, почему эти негодяи сделали так: они, вероятно, послали за Рамиресом.

– Наверное так, капитан, – подхватил боцман. – При нем целый десяток головорезов, вооруженных винтовками и пистолетами…

– А ты уже видел его, Ретон?

– Видел так же хорошо, как вижу сейчас вас, капитан, потому что имел удовольствие беседовать с ним. Он обозвал меня и вас грабителями, явившимися с целью украсть у него сокровище, которое находится в Голубых горах. Ему известно и то, что дон Педро и сеньорита Мина находятся с вами.

– Вот как! Кто сообщил ему об этом?

– Да все тот же негодяй, Эмилио. Он-то и подстроил нам все пакости. Не верите, капитан? – продолжал старик, заметив что Ульоа пожал плечами. – Так вот вам лучшее доказательство низкой измены этого мерзавца. Меня Рамирес отдал на съедение людоедам, а его сделал своей правой рукой.

– Боже мой, никогда я не мог ожидать, чтобы этот юноша был способен на такую низость! – с горечью воскликнул Ульоа. – Ведь он был мне рекомендован моим старым, испытанным другом, и я всегда относился к нему как к родному сыну.

– Ну а я с первого же взгляда на этого юного негодяя не стал доверять ему… Чуяло мое старое сердце, что он мерзавец. А вы, капитан, всегда сердились на меня за это. Теперь вот вышло, что я был прав…

– Да, мой добрый друг, и я теперь очень жалею… Но довольно об этом негодяе. Сделанного не воротишь. Лучше скажи мне вот что: как смотрят дикари на Рамиреса?

– С большим уважением или, вернее, со страхом, капитан. Они считают его вышедшим из моря божеством… Положим, этому, главным образом, способствуют угощения, которые он устраивает им, спаивая их водкой, так что они пьяны с утра до ночи и не могут опомниться. Не будь этого, они, пожалуй, отомстили бы ему за смерть своего вождя.

– Да, действует как настоящий дипломат… А не слыхал ты, куда он отправился?

– Нет, капитан. Ведь меня не выпускали из клети, и я не мог.

– Жаль! Мне очень хотелось бы узнать это. Меня сильно смущает его внезапное исчезновение. Куда он направился? К своему судну или к Голубым горам, чтобы овладеть сокровищем? И пока он действует там, мы, пожалуй, должны будем сидеть в этой ловушке и снова подвергнемся всем ужасам голода…

– Ну, что касается голода, то нам от него не придется страдать, капитан, – сказал старый моряк, – тут целые склады разной провизии.

– Как так? – удивился Ульоа. – Где же они?

– Да везде, где прохладнее. Пользуясь этой прохладой, дикари и держат здесь свои запасы.

– Почему же ты раньше не сообщил нам об этом, боцман?

– Да не к чему было, капитан, а теперь вот я припомнил, как они носили сюда всякую всячину и прятали здесь… Когда я сидел в клетке, мне и еда в рот не лезла, и меня кормили насильно… Одной попи сколько заставили проглотить. Думали, я разжирею, а вышло наоборот: я еще больше похудел.

– Да, мой бедный старый друг, не впрок тебе пошло угощение дикарей! – с улыбкой проговорил Ульоа.

– А что это за попа, Ретон? – полюбопытствовал Бельграно.

– Так называются здесь плоды хлебного дерева, сеньор… Да вот я сейчас покажу вам.

С этими словами старик, всмотревшись внимательно в пол пещеры, сделал несколько шагов в сторону и сдвинул в одном месте ногами камень. Под камнем была довольно глубокая яма, прикрытая сверху банановыми листьями. Когда Ретон снял верхний слой этих листьев, под ними оказалось нечто вроде желтоватого теста с кислым запахом.

– Вот вам и попа, – сказал он. – Сейчас пора сбора, и дикари складывают ее целыми массами в пещерах. Она требует влажной прохлады, иначе так ссыхается, что потом ее трудно разгрызть даже самыми крепкими зубами.

– Ее едят в таком виде как она есть? – продолжал расспрашивать молодой человек.

– Нет, ее приготавливают особенным способом, – пояснил моряк.

– Я видел эту процедуру. Самый плод, как известно, покрыт толстой, шершавой корой. Для того чтобы снялась эта кора, плод кладут на огонь; тогда кора отстает, и из нее вынимают вот это тесто. Его потом обрабатывают деревянными лопатками. Вкус неважный, но… Ах, черт их возьми! – вдруг вскричал старик, прерывая самого себя. – Начали, кажется, уже бомбардировать нас?

Действительно, откуда-то в пещеру влетела целая каменная глыба и, ударившись о стену, рассыпалась на мелкие осколки. Ульоа и Бельграно схватились за карабины, с удивлением озираясь вокруг.

– Откуда же это они нападают? – спросил молодой человек.

– Сверху, – отвечал Ретон. – Там много мелких расщелин, и они стараются расширить их… Вон, вон, смотрите, какую дыру они уже успели пробить! Камень, очевидно, мягкий… Берегитесь! Еще один!

Едва все успели отскочить в сторону, как над их головами со свистом пролетел второй камень и чуть не попал в голову Котуре.

– Необходимо где-нибудь укрыться, – сказал Ульоа, продолжая оглядываться вокруг.

– А о моей клетке-то забыли? – вскричал Ретон. – Верх и стены ее так толсты, что никакими камнями не прошибешь.

– Клетка-то прочная, это верно, – задумчиво проговорил Ульоа.

– Но если мы засядем в нее, то будем лишены возможности выбраться отсюда, потому что неизвестно, сколько времени дикари намерены продолжать свою бомбардировку, и мы можем упустить время отлива. Лучше я попробую пугнуть их холостым выстрелом. Ведь они боятся, главным образом, не пуль, а грома выстрелов.

Между тем камни стали сыпаться сверху уже сразу из нескольких мест. Ульоа поспешил вынуть из карабина пулю и выстрелил одним порохом. Оглушительный, громоподобный грохот выстрела, раскатившийся по обширной пещере сотней отголосков, очевидно, подействовал на осаждавших. Камни вдруг перестали сыпаться, и снаружи не слышалось ни малейшего движения.

– А, притаились, дьяволы! – воскликнул Ретон. – А может быть, и разбежались?.. Странно, даже голосов не слыхать…

– Да, действительно странно, что они при моем выстреле не подняли обычного визга, – проговорил Ульоа, вновь заряжая карабин.

– Должно быть, хотят дождаться возвращения Рамиреса. Тогда и поведут правильную атаку, а пока будут держать нас в осаде, – высказал свое предположение Бельграно.

– Ну что ж, пусть забавляются, если это доставляет им удовольствие! – заметил Ульоа. – Раз нам не грозит голод, нечего особенно опасаться. Ты, кажется, говорил, что здесь и рыба водится, Ретон?

– Да, капитан, ее при мне ловили тут. Кроме того, она водится и в том канале, по дну которого вы проникли сюда во время отлива, когда в нем не было воды и который теперь наполнен водой. Наверное, с того конца этого канала негодяи и устроили засаду. Явится Рамирес, разделит своих стрелков и начнет жарить в нас с двух сторон.

– Милости просим! Я буду очень рад потолковать с ним. Пока мы его не обезвредим, нам нечего и думать о сокровище, – говорил Ульоа.

– Гм… – промычал старик. – Потолковать? Но у него, капитан, человек тридцать хорошо вооруженных головорезов, так что разговоры с ним могут, пожалуй, оказаться для нас не особенно выгодными. Поэтому мой совет – стараться скорее убраться отсюда, не дожидаясь появления нашего приятеля Рамиреса.

– Конечно, это было бы лучше всего, Ретон. Пойдем потолкуем с Математе. Этот дикарь очень смышлен и хорошо знаком со здешней местностью.

Старший канак сидел около бассейна и наблюдал за начинавшей убывать водой. Острые черные глаза дикаря были устремлены в одну точку бассейна, где вода особенно сильно булькала и пенилась.

– Там, вероятно, опускается и подымается вода? – спросил Ульоа, подойдя к канаку и указывая на это место.

– Да, вождь, именно так.

– И ты надеешься на успех?

– Надеюсь, но не ручаюсь. Во всяком случае, сделаю попытку, чтобы спасти всех.

– Ты честный и храбрый человек, Математе.

– Я берегу и свою жизнь, вождь. Ведь если убьют или возьмут в плен вас, несдобровать и мне.

– Ну, до этого дело, быть может, и не дойдет! – возразил Ульоа. – У нас в запасе еще несколько сот зарядов. А так как я, ты и сын великого вождя вашего племени промахов не делаем, то от всего племени кети не останется ни одного человека, если оно вздумает напасть на нас.

– Громовые удары надо беречь, вождь: они могут еще пригодиться. До моего племени не близко, и по пути могут встретиться враждебные племена, не лучше кети. С ними тоже, пожалуй, придется иметь дело, – говорил канак. – Позволь мне, вождь, попытаться проникнуть в канал.

– А если ты почему-либо не в состоянии будешь вернуться назад?

– Не бойся за меня, вождь. Мой брат такой же хороший пловец, как я, и в случае надобности поспешит ко мне на помощь.

– Ну хорошо, отправляйся, – разрешил Ульоа. – Мы будем ожидать тебя.

Выпросив у капитана его нож, на случай встречи с каким-нибудь морским животным, отважный дикарь бросился в озеро и тут же исчез под водой.

– Молодчина этот дикарь! – похвалил его Ретон. – Какой бы славный вышел из него моряк… Только преуспеет ли он в своем отважном предприятии?

– А вы сомневаетесь в этом, боцман? – спросил у него Бельграно.

– Да, сеньор, сильно сомневаюсь.

– Почему же?

– Да прежде всего потому, что канал может оказаться гораздо длиннее, чем думает Математе. А, бестии, опять принялись за бомбардировку!.. Вот и орать начали. Должно быть, опомнились… Сеньор Бельграно, попугайте-ка теперь их вы.

В самом деле, сверху снова посыпались камни и раздались крики; из отверстий даже стали высовываться свирепые, злорадные физиономии.

Молодой человек поднял карабин, прицелился и спустил курок. Вслед за тем наверху раздался болезненный вой.

– Ага, попало! – воскликнул старик. – Браво, дон Педро! Вы стреляете не хуже любого пограничного гаучо[6]6
  Гаучо – этническая группа в Южной Америке, образовавшаяся в XVII—XVIII вв. в результате браков испанцев с индейскими женщинами Ла-Платы. Гаучо прославились как непревзойденные наездники и пастухи.


[Закрыть]. Должно быть, угодили прямо в физиономию какого-нибудь из этих красавцев. Кто же теперь будет лечить его? Их чародея прихлопнул капитан. Хорошо, если у них найдется еще…

– Да будет тебе трещать как сорока, старина! – остановил его Ульоа. – Дай прислушаться. Кажется, возвращается Математе.

Капитан наклонился над бассейном и стал прислушиваться. Его примеру последовали и остальные. С противоположного берега озерка слышался какой-то особенный шум. Все присутствовавшие с напряженным ожиданием вглядывались в медленно понижавшуюся водную поверхность. Котуре взял один из факелов и поднял его над бассейном, освещая главным образом тот угол, где шумела, крутилась и пенилась стремившаяся в канал вода.

– Видишь что-нибудь, Котуре? – спросил Ульоа.

– Да, вождь, вижу вон там какую-то тень. Подержи, пожалуйста, факел, я сейчас посмотрю поближе.

И сунув пылавший факел в руки капитана, канак прыгнул в воду и нырнул.

– Вероятно, с его братом что-нибудь случилось, – проговорил Бельграно.

– Очень может быть, – отозвался Ульоа, лицо которого сильно омрачилось. – Слишком уж понадеялся на свои силы. Ведь ему все время пришлось плыть под водой.

– Помогите! – вдруг раздался пронзительный крик с озера. Все поспешно наклонились и увидели младшего канака, который с трудом плыл, действуя одной рукой и поддерживая другой рукой неподвижное тело брата. Не дожидаясь приказания вождя, несколько нуку поспешили броситься на помощь.

– Что такое с ним случилось? – недоумевал Ульоа, тревожно всматриваясь в копошившуюся в воде группу обнаженных тел.

– Наверное, бедняга задохнулся под водой, а может, и морской водицы малость хлебнул, – проговорил Ретон. – Но это ничего. Если он еще жив, мы в минуту приведем его в себя.

Когда канака вытащили на берег, то он казался мертвым. Неподвижные, широко раскрытые глаза его выражали ужас, зубы были крепко стиснуты, лицо сделалось серого цвета, из носу струями текла вода…

– Порядком хлебнул соленой водицы, бедняга! – говорил Ретон, ощупывая утопленника. – Придется, пожалуй, повозиться с ним… Ба! Да у него здоровенная рана в правом боку. Вон как захлестала из нее кровь. Пока он находился в воде, кровь не могла течь, а теперь вот… Нет ли у кого, чем заткнуть рану, а то он истечет кровью.

Котуре торопливо оторвал половину своего холщового передника; пожертвовали часть своих передников и некоторые из дикарей; молодой Бельграно поспешил отдать свой носовой платок. Рана была быстро и искусно перевязана старым моряком. После этого Ульоа, Ретон и Бельграно принялись приводить в чувство утопленника.

Минут через десять благодаря энергичным действиям моряков и их молодого помощника Математе вдруг закрыл глаза, затем снова открыл их, но уже с проблеском сознания и с другим, более спокойным выражением, и в то же время глубоко вздохнул полной грудью.

– Слава богу! Оживает! – обрадовался Ретон. – Ну, теперь дело быстро пойдет на лад.

Математе обвел всех хлопотавших около него благодарным взглядом и сделал попытку приподняться.

– Лежи, лежи, не шевелись! – остановил его Ульоа. – Говорить можешь?

– Могу, вождь… Только позволь мне хоть сесть. Я не привык валяться, – ответил канак и одним сильным движением принял сидячее положение.

– Да он, должно быть, железный! – воскликнул боцман, с восторгом глядя на больного. – Вот так молодчина!

– Нашел проход? – продолжал Ульоа.

– Нашел, вождь, только этот проход не годится. Он упирается в большую скалу. Вода, по-видимому, проходит под этой скалой или через какое-нибудь узкое отверстие в скале, а куда – не мог понять. Ничего не было видно. Во всяком случае, человеку там не пройти.

– Гм!.. Это плохо. А почему у тебя рана в правом боку?

– Рана? Ах да, в самом деле какая-то царапина! – проговорил канак, ощупывая свой бок. – Уже и перевязали? Напрасно беспокоились, и так прошло бы. Да, теперь я припоминаю. На меня набросилась какая-то большая рыба. Я не мог в темноте разглядеть ее, но все-таки попал в нее ножом, с которым она так и ушла от меня, а я повернул назад и вдруг, когда хотел подняться в озеро, упал в воду и точно заснул.

– И чуть было не навеки, дружище! – подхватил Ретон. – Не догадайся твой брат…

– Значит, мы погибли? – глухим голосом прервал его Бельграно. – Бедная сестра! Что будет теперь с ней?

– Она-то в полной безопасности, – успокаивал его Ульоа. – За нее нечего беспокоиться. Насколько дикари беспощадны к врагам, настолько же преданны друзьям. Кроме того, ваша сестра для них священна из-за наложенного на нее табу, так что ни один нуку не осмелится коснуться даже волоса на ее голове. Если нам суждено здесь погибнуть, они наверняка сделают ее своей королевой.

– А мы? Неужели нам так и придется погибать здесь? – с отчаянием проговорил молодой человек. – Нужно еще что-нибудь придумать. Вылазку хоть, что ли.

– Вылазку?! – повторил Ульоа. – Если бы нам даже и удалось проникнуть сквозь их баррикады, то что же мы сделаем против нескольких сотен дикарей? К тому же скоро, вероятно, явится и Рамирес со своими бандитами.

– Так нельзя же нам оставаться здесь в полном бездействии, дон Хосе!.. Но погодите, кажется, перестрелка?

Сверху в самом деле стал доноситься треск беглого ружейного огня.

– Должно быть, приближается Рамирес, – проговорил Ульоа. – Но странно, что означают эти выстрелы?

– Видимо, он хочет попугать нас или дать нам знать о своем прибытии, – предположил старик-боцман. – Ну, теперь дело пойдет повеселее! – прибавил он, потирая руки.

– И мы окончательно погибли! – заключил в полном отчаянии молодой человек.

XVI. Рамирес

Заключенные в подземелье ожидали появления своего злейшего врага, а в это время из кустарника, широким поясом охватывавшего главное селение племени кети, быстро выступал отряд вооруженных моряков. В отряде было двенадцать человек, во главе которых шел среднего роста мужчина, очень плотный и коренастый, со смуглым лицом и длинной и густой черной, порядочно уже посеребренной проседью бородой. Лет ему было, очевидно, за сорок.

Это был тип настоящего искателя приключений, с лицом, выражавшим непреклонную волю, с черными огненными глазами и тонкими злыми губами.

Приблизившись к главной хижине селения, где толпилось около сотни воинов, сильно чем-то озабоченных и взволнованных, незнакомец остановился и крикнул своему отряду резким голосом по-испански:

– Стойте, волчата! Держите наготове ружья и не спускайте глаз с людоедов! Этим канальям никогда не следует доверять, как бы они ни лебезили перед нами. Они так делают только потому, что видят на нашей стороне силу.

Отряд остановился и окружил своего командира, приготовившись по первому его знаку стрелять в дикарей, подходивших нестройной толпой.

– Что тут у вас стряслось? – обратился к ним презрительным тоном на местном наречии незнакомец, опираясь на дуло карабина. – Говори ты, Нарго, а другие пусть не суются вперед и держат язык за зубами. Ну?

Один из старших воинов, богатая татуировка которого была во многих местах перерезана глубокими рубцами от полученных им ран, с некоторой нерешительностью выдвинулся вперед.

– Великий вождь, твои враги заперты в пещере озера, – несмело проговорил он.

– А! – с оттенком удовольствия воскликнул незнакомец. – Значит, твой посланный донес мне верно? Гм… странно! Самый главный из моих врагов – человек очень опытный, с какой бы стати ему забираться в эту ловушку?

– Может быть, он явился сюда, чтобы освободить старого белого пленника, который тоже теперь находится с ним в пещере, – высказал свое предположение дикарь.

– Ах, старый черт, уцелел-таки! – со злобным сожалением произнес юнга Эмилио, также находившийся в отряде матросов.

– Молчать! – прикрикнул на него незнакомец. – Ты знаешь, что я не терплю, когда мои люди вмешиваются не в свое дело!

– Виноват, капитан!

– То-то! В другой раз не забывайся! – сурово проговорил Рамирес (командиром отряда был именно он) и, обратившись снова к дикарю, продолжал: – Да, я чуть не забыл об этом пленнике. Твой посланный говорил мне, что у моего врага только один белый да несколько нуку. Неужели вы не могли забрать их всех в плен и устроить из них хороший пир?

– У них такие же гремящие железные трубки, как вот у тебя и у твоих людей, вождь, – оправдывался дикарь.

– Ага! Значит, у них уцелели эти смертоносные трубки? – проговорил, нахмурившись, Рамирес. – Гм… В таком случае мне придется, пожалуй, повозиться с ними… У них теперь трое хороших стрелков.

Он закурил толстую сигару и, сделав несколько затяжек, спросил:

– Заперли вы их, по крайней мере, как следует в пещере?

– О да, вождь! Мы завалили оба выхода так, что из пещеры нельзя выбраться.

– С ними должна находиться еще молодая белая девушка. Видели вы ее?

– Нет, вождь. Один из моих воинов говорил мне, что видел ее среди нуку.

– Нуку? Это племя тоже ест людей? – тревожно осведомился Рамирес.

– Да, вождь.

– В таком случае она в большой опасности! – с еще большей тревогой вскричал Рамирес. – Ее могут съесть, а быть может, уже и съели.

– Нет, вождь, она находится под охраной табу.

– А-а! – облегченно протянул авантюрист и погрузился в глубокие размышления; потом через минуту вдруг крикнул по-испански: – Эмилио!

– Что прикажете, капитан? – спросил подбежавший юнга.

– Ты, как я уже имел случай убедиться, хитрее любого чертенка и, быть может, сумеешь оказать мне еще одну важную услугу, за которую потом я по-царски вознагражу тебя. Видишь, в чем дело… Но прежде скажи: как к тебе относилась сеньорита Бельграно?

– Всегда очень хорошо, капитан. Постоянно заступалась за меня, когда, бывало, этот старый черт, боцман, начинал придираться ко мне из-за каждого пустяка.

– И в последнее время она не выказывала к тебе никакой подозрительности?

– Нет, капитан. Да и никто не мог ничего подозревать, исключая разве старика-боцмана, но ему не верили, потому что я…

– Хорошо! Она теперь находится в селении нуку. Отважился бы ты прогуляться к ней туда?

– Гм? А не съедят меня там, капитан?

– Не думаю, если ты скажешь, что идешь к ней. Ну, хотя бы по поручению ее брата. Впрочем, для твоего успокоения я, пожалуй, пошлю вперед вот этого старого рубаку разузнать, можешь ли ты рассчитывать на покровительство сеньориты.

– Это было бы очень хорошо, капитан. А что я должен сказать сеньорите?

– Что капитан Ульоа и ее брат освободили старика-боцмана… Если хочешь, даже соври, что с твоей помощью… Что все дикари стали покорными, как овечки, и что они, то есть ее брат, капитан и боцман прислали тебя за ней. Понял?

– Понял, капитан. А если она спросит про вас, что я должен…

– Про меня?.. Гм… Ну, скажи, что сошелся с ее братом и прочими и что мы теперь неразлучные друзья… Когда она окажется у меня в руках, они тоже все сдадутся… Вообще мне тогда будет гораздо легче овладеть сокровищем, и я по-братски разделю его между моими храбрыми волчатами. Недаром же мы забрались в эту глушь к людоедам.

В сильном возбуждении Рамирес принялся расхаживать взад и вперед мимо своего отряда и толпы дикарей, с недоумением смотревших на него. Вдруг он круто остановился против Нарго и сказал ему:

– Веди нас к пещере, где сидят заключенные. Волчата, за мной!

Матросы и дикари, соединившись, двинулись под предводительством Нарго к холму, в недрах которого находилась пещера.

Небольшой отряд дикарей сторожил вход в пещеру, заваленный огромными камнями и толстыми стволами деревьев. При виде Рамиреса караульные распростерлись перед ним ниц – таковы были уважение и страх, внушенные дикарям этим проходимцем.

– Да, сквозь такую преграду не скоро проберешься! – с довольной усмешкой заметил Рамирес, взглянув на это нагромождение. – Но на всякий случай станьте здесь на страже вы, волчата, – обратился он к матросам, – и тотчас же стреляйте, как только заметите со стороны пленников малейшую попытку к освобождению. Впрочем, не мешает и сейчас сделать несколько холостых выстрелов, чтобы порадовать пленников вестью о нашем прибытии и, кстати, попугать этих дураков дикарей. Выньте из ружей пули и выстрелите потом по разу одним порохом.

Матросы поспешили исполнить это приказание. Раздалось двенадцать выстрелов, по два, по три сразу, с небольшими промежутками. Эти-то выстрелы, заставившие окружавших Рамиреса дикарей попадать в страхе ничком на землю, и были услышаны заключенными.

– Вот так будет хорошо! – усмехнулся авантюрист и, сделав знак стоявшему около него старому дикарю, который один остался на ногах, следовать за собой, поднялся на холм и остановился возле большой расщелины, в которую несколько дикарей продолжали время от времени бросать камни.

– Посмотри, видно их? – приказал Рамирес дикарю. Старик поспешно бросился к расщелине и заглянул в нее.

– Видно, вождь. Все там: и белые, и темнокожие.

– А что они там делают?

– Разыскивают наши запасы попы…

– Ах, трижды дурак! – вспылил Рамирес. – Зачем же ты оставил там эти запасы?

– Что же нам было делать, вождь? Они напали на нас в пещере совсем неожиданно и прежде всего сразили громом нашего жреца… Все наши бросились бежать, потому что не знали, сколько их там…

– За то, что они ухлопали вашего старого фокусника, их следует похвалить! – прервал Рамирес. – Я и сам хотел сделать это. Но бежать такой ораве перед горстью людей, – на это только и способны такие горе-воины, как вы… Пусти-ка меня на свое место… Ты, наверное, уже дрожишь от страха, как бы в тебя не угодили громовым ударом? – насмешливо продолжал он, грубо отпихивая ногой старика от расщелины и заглядывая в нее сам. – Гм… Кажется, они там не очень тревожатся за свою участь, – пробормотал он. – Да и аппетит у них нисколько не пострадал. Вон как исправно за обе щеки уплетают запасы, так любезно оставленные им этими дураками. Очень удобный момент перестрелять всю эту компанию, как зверей в клетке, – он протянул было руку за своим карабином, но тут же отдернул ее назад со словами: – Нет, это будет слишком просто. Сначала надо потолковать с ними.

И приставив рупором руку ко рту, он крикнул вниз:

– Приятного аппетита, сеньоры. Почему бы вам не пригласить и меня полакомиться этой желтой прелестью, которую вы так усердно уничтожаете?

Услыхав этот насмешливый голос, Ульоа и Бельграно мгновенно вскочили на ноги, схватили свои карабины и взглянули наверх, откуда доносился голос.

– Это Рамирес! – вскричал молодой человек. – Я узнаю его голос.

– Он! Он!.. Клянусь всеми акулами Великого океана! – подтвердил старый боцман, засучивая рукава, точно собираясь вступить в рукопашную с капитаном «Эсмеральды».

Ульоа молча поднял карабин в ожидании, что в отверстии покажется голова его противника. Но этого не случилось: Рамирес не был настолько неопытен, чтобы подвергаться такой опасности.

– Кажется, имею честь беседовать с капитаном блаженной памяти «Андалузии»? – продолжал тем же насмешливым голосом авантюрист, оставаясь невидимкой.

– Совершенно верно, господин пират! – ответил Ульоа, не будучи в состоянии, по своей прямоте, удержать на языке то, что у него было на уме.

– Такой ответ не совсем вежлив по отношению к собрату! – донеслось сверху. – Вы не в меня.

– И слава богу! – продолжал Ульоа. – Не всем же быть такими негодяями, как вы!

– Какой, однако, у вас острый язык, господин искатель приключений, особенно когда тот, с кем вы говорите, не рядом с вами!

– Пожалуйте сюда, доблестный искатель чужих богатств, и вы убедитесь, что и от более близкого соседства с вами мой язык не притупится.

– Ну, из-за такого пустяка не стоит беспокоиться! – со смехом возразил Рамирес. – Я чувствителен к более существенным уколам, а не к уколам языка, как бы он ни был остер.

– Я не знал, что вы такой храбрец, сеньор Рамирес! – крикнул Бельграно, до сих пор молчавший.

– А, и вы, сеньорчик, подали свой голос? Напрасно! Я беседую не с вами, а с многоуважаемым капитаном несуществующей «Андалузии», доном Хосе Ульоа.

– Ого, как мы стали важничать! – не удержался, чтобы не крикнуть, и боцман.

– А ты, старая сорока, и подавно должен был молчать! – продолжал Рамирес. – Ведь только благодаря непроходимой глупости дикарей ты сейчас находишься в этом подземелье, а не у них в желудке… Впрочем, мне с тобой сейчас некогда точить лясы. Я должен побеседовать с сеньором Бельграно. Дон Педро, вы слушаете меня?

– Слушаю, – отозвался молодой человек. – Что вам угодно?

– Во-первых, позвольте мне извиниться перед вами за невольную нелюбезность, которую я сейчас позволил себе по отношению к вам, а во-вторых, я хочу предложить сам свои условия относительно вашего освобождения.

– А какие будут ваши условия, сеньор Рамирес?

– О, самые пустячные… в сущности, даже одно условие. Как человек еще не старый, а главное, богатый – сокровище Голубых гор я могу уже считать своей собственностью, – обладающий к тому же хорошим морским судном, я представляю, так сказать, завидную партию и могу рассчитывать, что не получу отказа в руке любой красавицы.

– Ну, что же вы остановились, сеньор Рамирес? К чему клонится ваша речь? Договаривайте!

– Погодите!.. Дайте передохнуть!.. Ведь мне приходится кричать на весь остров, чтобы вы могли расслышать мои слова.

Наступило минутное молчание. Потом снова послышался голос Рамиреса:

– Сеньор Бельграно, слушайте внимательнее! – продолжал авантюрист. – Вот мое условие… Для удобства разделим его, пожалуй, на два пункта. Итак, во-первых, вы должны навсегда отказаться от всяких претензий на сокровище Голубых гор, тем более что вам все равно не видать его как своих ушей, а во-вторых, признать меня женихом вашей сестры. Если вы согласны на это условие – другого выхода для вас все равно нет, – то я пока удовольствуюсь вашим честным словом, которое вы дадите мне в присутствии ваших благородных свидетелей, а потом мы скрепим его на бумаге, и я тотчас же распоряжусь освободить вас…