Текст книги "Никола Тесла. Безумный гений"

Глава двадцать седьмая
Месяц спустя
Сербская провинция Лика

Телеграмма из дома моментально выдернулся Теслу из мира грез. Отныне промедление сделалось его главным врагом.

Путешествие в Европу показалось Тесле мучительно долгим. Мать была при смерти, а он ничем не мог ей помочь.

Никола мог позволить себе путешествовать первым классом, но все прелести купленного за деньги комфорта не могли заглушить его страх. Время тянулось невыносимо медленно. Тело-автомат вечно торчало на палубе, не обращая внимания на погоду. Роскошной кают-компании Тесла избегал. Урчание парового котла в корабельном брюхе уносило его мысли очень далеко…

«Если звезд не видно, корабль следует за стрелкой компаса, который в свою очередь заряжается от магнитного поля Земли. У магнитного поля есть проводящие энергию полюса, положительный и отрицательный. Один скрывается в недрах нашей планеты, другой располагается наверху, где-то в ионосфере. Следовательно, Землю вместе с атмосферой можно рассматривать как гигантский электрический прибор…»

И Тесла тут же принялся рассчитывать массу этого прибора.

«Если судить по составу коры, главный элемент земного ядра, вероятнее всего, железо. Расплавленное железо, учитывая царящую там температуру… А коль скоро гигантское магнитное поле по своим свойствам не отличается от тех, что можно создать в лаборатории, у него должна быть определенная частота или несколько частот, генерирующих гармонические колебания Земли, подобные музыкальным долям.

Если продолжать эту аналогию, нельзя ли создать устройство, вызывающее определенные колебания земной коры? Эти дополнительные колебания станут выделяться на фоне естественных земных вибраций, распространяясь по всей планете; с их помощью электричество можно будет передавать куда угодно без проводов…»

И так далее и тому подобное. Тесла не возвращался к реальности, пока не добрался до родительского дома.

Здесь по-прежнему царили простота и сердечность. Едва переступив порог и вдохнув почти забытые запахи, Тесла вновь почувствовал себя маленьким мальчиком. Следуя за сиделкой в материнскую спальню, он с болью в сердце вспоминал о том, как много лет назад точно так же спешил домой, чтобы успеть к постели умирающего отца.

Джука Тесла едва могла говорить, но взгляд ее остался ясным и пронзительным, а рука, которой она сжала ладонь сына, твердой. Не говоря ни слова, она благодарила сына, радовалась его приходу, благословляла его. В комнате кто-то заплакал, но Никола не обернулся, боясь хоть на миг отпустить взгляд Джуки, полный такой нежности, с какой только мать может смотреть на своего ребенка. Как в детстве, когда она приходила подоткнуть ему одеяло. Она отходила с миром, завещая сыну всю свою любовь.

– Ты пришел, Никола, – наконец прошептала Джука. – Я горжусь тобой.

То были ее последние слова.

* * *

Никола отстоял заупокойную службу, исполнил все положенные ритуалы и надолго задержался у свежей могилы, когда остальные разошлись. Хотел помолиться, но слова не шли на язык. Так он и стоял у могильного холма в полном молчании, размышляя о том, что было бы, если бы Джука Тесла не защитила своего диковатого мальчугана от подстерегавших его демонов, не дала бы ему любовь и заботу, чтобы он мог вырасти и найти в себе силы встретиться с ними лицом к лицу.

Никола пробыл на кладбище до вечера. В сумерках на землю опустился серебристый влажный туман. Ответ, которого он ждал, пришел в свое время. Никола заставил измученное тело-автомат сделать еще один шаг и растворился в тумане.

* * *

Вернувшись в Америку, Тесла перепоручил автомату скучные дела, связанные с текущими заказами, патентами, деловыми переговорами и благоустройством лаборатории. Финансы компании требовали тщательных подсчетов. Деньги текли, словно вода, но за отливом неизбежно следовал прилив. Новых доходов вполне хватало, чтобы оплачивать текущие расходы.

Изобретатель охотно выступал с публичными лекциями о вещах, которые мало кто понимал и в которые мало кто мог поверить, а демонстрируя скачок напряжения в электрической сети, не раз доводил публику до панического бегства, когда не подключенная к проводам лампочка сама собой зажигалась в его руке. Добропорядочные и богобоязненные обыватели в ужасе бросались к выходу, но не потому, что были глупы и невежественны, а исключительно из-за того, что ни один человек в те времена не мог представить себе ничего подобного. Изобретение Теслы казалось им дьявольским наваждением, кошмарным недоразумением, которому нет места в нашем мире.

Иногда, провожая взглядом в страхе разбегавшихся зрителей, Никола чувствовал к ним необъяснимую нежность и всей душой жалел, что напугал. В иные дни они напоминали ему крыс, спешащих покинуть обреченный корабль. Но даже в такие минуты он продолжал их любить и желал им спасения, если случится настоящее бедствие.

Когда у Теслы не было времени выступать перед публикой, он отправлял вместо себя автомат, и тот справлялся с ролью докладчика так легко и непринужденно, что каждая лекция изобретателя становилась большим событием. Слава его росла, а с ней росло и состояние.

Начало девяностых годов выдалось таким гладким, что Никола почти не заглядывал в реальный мир, предпочитая, покачиваясь в любимом кресле, размышлять о сходстве энергии солнечного света и электрического генератора. Настоящая работа протекала не в лаборатории, а в комнате с окнами-глазницами, где никто не мог застичь изобретателя врасплох.

* * *

Нью-йоркское общество не любило узнавать новости из газет, предпочитая свежие сплетни. Научных журналов, как водится в любую эпоху, почти никто не читал.

Почти никто – за исключением тех, у кого были власть и деньги. Контракт манхэттенской лаборатории Теслы с «Вестингауз электрик» не остался незамеченным. Как и создание системы освещения на переменном токе для «Колумбовой выставки» на Всемирной выставке в Чикаго в 1893 году. То был отличный шанс раз и навсегда прекратить разговоры о чрезмерной опасности нового тока. Впечатляющий успех изобретателя дал новый толчок «войне токов», как журналисты окрестили вражду Теслы и Эдисона.

Томас Эдисон приходил в отчаяние, наблюдая за успехами иностранного выскочки. Не в меру одаренный сын сербского священника не унаследовал отцовского благочестия, но при этом умел не хуже любого попа произносить проникновенные проповеди, попутно облегчая карманы честной публики.

В публичных выступлениях Теслы несомненно заключалось нечто большее, чем в обыкновенных лекциях или представлениях фокусника. То, что он предлагал зрителем, существовало за гранью научной логики и не исчерпывалось набором артистических приемов. Никола творил чудеса. Веселые, восхитительные чудеса. Он осыпал свою публику головокружительным фейерверком, каждой искрой которого можно было осветить целый город.

Устройств для потешных опытов в лаборатории Теслы скопилось едва ли не больше, чем полезных приборов. С их помощью хозяин лаборатории не только потчевал гостей любопытным зрелищем, но и заставлял их заглянуть в будущее.

Нехитрая магия публичных опытов приводила зрителей в экстаз: в зале, где не было ни камина, ни свечей, ни фонарей, вдруг становилось светло как днем. Гости немели от восторга, впервые в жизни увидев разноцветные электрические лампочки причудливой формы. Их свет был столь ярок, что делалось больно глазам, привыкшим смотреть только на солнце.

Никола отлично высыпался за два-три часа и почти не тратил драгоценного времени на ночной отдых. Порой ему удавалось проработать двое суток подряд не смыкая глаз.

Теперь, когда родители покоились в могиле, а у сестер были свои семьи и своя жизнь, Тесле предстояло обрести новую цель. Отныне он видел свое предназначение в том, чтобы воплотить в реальность посланные Кариной видения. Таким должен был стать его вклад в будущее, весомый и зримый, как сама реальность.

* * *

Колумбова выставка в Чикаго обернулась триумфом Теслы и Вестингауза. Никола купался в лучах всеобщего обожания, согревавших его усталое тело. Отчаявшись успеть все, что от него требовалось, он высылал навстречу публики автомат, а сам мысленно уединялся в своей лаборатории, старательно воссозданной в воображении.

Работа захватила Теслу с головой. Вокруг шумела и сверкала выставка, а он рассеянно бродил по павильону, в который раз продумывая детали будущего эксперимента. Ученому предстояло со всей возможной достоверностью установить, что порождает гравитацию: масса самой планеты или накопленное вокруг нее магнитное поле вкупе с притяжением противоположных полюсов. Во втором случае можно было считать доказанным существование отдельной силы гравитации.

Если же земное притяжение изначально присуще самой Земле, на него можно влиять при помощи магнитных полей, а то и вовсе отключить.

Превратить гравитацию в левитацию.

Следующим шагом могло бы стать создание двигателя, способного преодолеть притяжение Земли. Тогда можно будет построить аппараты, способные добраться до любой точки на карте или даже отправиться на другую планету.

* * *

Поздним вечером накануне последнего ярмарочного дня Никола отправился прогуляться. Сверкающие огнями павильоны не отвлекали его от мысленного поединка с земным притяжением. С ним у Теслы были старые счеты.

Погруженный в размышления, Никола и сам не заметил, как набрел на Томаса Эдисона, окруженного стайкой репортеров. Один из них узнал изобретателя, окликнул и поинтересовался, не затем ли тот придумал свой переменный ток, чтобы низвергнуть великого Эдисона? Приятели наглеца заухмылялись, оценив его смелость.

Никола ничего не слышал и спокойно прошел мимо, не заметив, как побагровела от ярости мировая знаменитость. Изобретателя волновали совсем другие вещи.

В тот вечер в лице Теслы было нечто такое, что ни один из репортеров не решился догнать его или окликнуть еще раз. Ученого оставили в покое.

Глядя Николе в спину, журналисты переминались с ноги на ногу и смущенно покашливали. Когда Тесла скрылся из вида, все как один повернулись к Эдисону посмотреть, как Чародей из Менло-парка переживет неслыханное оскорбление.

Сенсации не случилось. Томас Алва Эдисон умел держаться с достоинством и в унижении. А еще он умел ждать. Когда растешь в семье, где каждому приему пищи предшествует столь долгая молитва, что еда может остыть – еще одно доказательство религиозного рвения, – поневоле научишься терпению.

* * *

На подготовку достойного ответа ушел почти год. Когда великий день настал, Эдисон почувствовал себя на десять лет моложе и на двадцать фунтов легче. Воодушевленный и полный решимости, он бросился – или, точнее сказать, быстрым шагом направился – в контору Дж. П. Моргана и швырнул – то есть аккуратно положил – перед ним на стол экземпляр «Уорлд» от 22 июля 1894 года. Затем он форменным образом наорал – то есть обратился на слегка повышенных тонах – на самого Моргана, хлебавшего из миски наваристый суп.

Миллиардер крошил в миску белый хлеб. О том, что в действительности скрывается за этой неспешной трапезой, догадывались немногие.

Подождав, пока на него обратят внимание, Эдисон ткнул пальцем в журнальную заметку.

– Это воскресный выпуск! Прочтите то, что обведено кружком. Всего один абзац. – Не дождавшись реакции, он схватил журнал и прочел вслух: – «Гигантские генераторы на Ниагарском водопаде еще не были построены, а доктор Тесла уже уверял журналистов, что любой находящийся в добром здравии американец имеет немало шансов дожить до повсеместного распространения переменного тока». По-все-мест-но-го! – патетически произнес Эдисон и замолчал, выдерживая паузу. Он ждал, когда Морган прожует.

Морган посмотрел на посетителя, кивнул и отломил от багета очередной кусок. Суп он зачерпывал аккуратными круговыми движениями. Эдисон решил не отвлекаться на эти европейские штучки и продолжать как ни в чем не бывало.

– Видите? – настаивал он. – Видите, что бывает, если позволить сумасшедшему безбожнику, который разговаривает с облаками, взять хотя бы небольшую власть?

Морган покосился на изобретателя.

– И что же? Что, собственно говоря, бывает? – Он потер подбородок, изображая глубокую задумчивость. – Оказывается, можно покорить мощь Ниагарского водопада, не разрушив его красоты. Зажечь миллион новых лампочек, изрядная часть которых продана вами и принесла вам прибыль. Так?

– Людей!.. – заорал Эдисон. Спохватившись, он прочистил горло, взял себя в руки и заговорил спокойно. – Людей и близко нельзя подпускать к такой страшной силище. Большинство людей. Говорю вам, мистер Морган, этот переменный ток убьет уйму народу! Он слишком мощный! Люди будут постоянно прикасаться к этим чертовым проводам в таких ситуациях, каких мы с вами даже вообразить не сможем, и каждое прикосновение станет смертельным!

Морган спросил с набитым ртом, не поднимая глаз от миски:

– Разве постоянный ток не может убить?

Эдисон растерянно умолк, вздохнул…

– Нет, сэр. У моих приборов для этого недостаточно напряжения. Их можно трогать сколько угодно, они абсолютно безопасны!

Морган позволил себе вежливо выразить нетерпение. Аудиенция начала его утомлять. Голос финансиста звучал едва слышно, словно у него совершенно не осталось сил поддерживать разговор:

– Для вашего безопасного тока требуется по станции на каждые полмили. Итого шесть тысяч, чтобы протянуть один-единственный кабель от побережья до побережья.

У изобретателя упало сердце. Сейчас Морган позовет мажордома и велит проводить гостя. Оставалось только выложить козырную карту. Эдисон рисковал собственной репутацией, но выбора не было.

– Еще окончание статьи, мистер Морган. Я его не отметил, но, возможно… возможно… вам стоит его прочесть!

Морган хранил молчание.

– Вы должны прочесть его, это в ваших интересах! – не унимался Эдисон. Финансист и ухом не повел. Изобретатель продолжал: – Тесла во всеуслышание заявил, что собирается вовсе отказаться от кабеля. Отказаться от кабеля! Вы слышите? Никакого кабеля! Он говорит, что кабель не нужен! – Эдисон наклонился к Моргану и понизил голос: – Речь идет о сотнях миль медного кабеля, в производство которого вы уже вложили деньги, кабеля, которым вы могли бы опутать всю страну. По мнению нашего Теслы, провода уродуют пейзаж. Значит, от них надо избавиться. А почему бы и нет? Ему-то что, он же у нас человек будущего!

У Босса осталась последняя попытка, и он решил идти до конца.

– Человеку будущего неинтересно, сколько стоит медный кабель и какой это адский труд – протянуть его по всей стране.

Последние слова Эдисон произнес в сторону, не глядя на Моргана. Немного помедлив, он повернулся к собеседнику и возобновил атаку:

– Он хочет войти в историю, остальное его не волнует.

Изобретатель готов был орать во весь голос, плясать, кувыркаться, трясти миллиардера за плечи. «Посмотри на меня! Посмотри же, черт возьми, на того, с кем разговариваешь! Ага, наконец-то! Слава богу! Что, приятель, весело терять свои деньги? Давай, посмейся над собой!»

Томас Алва Эдисон был слишком умен, чтобы произнести это вслух. Когда Дж. П. Морган наконец соизволил оторвать свой багровый нос от тарелки, он не прочел в лице изобретателя ни гнева, ни обиды. Он всего лишь говорил правду. Тем приятнее было недоучке и деревенщине увидеть, как глаза вечно невозмутимого финансиста наливаются бешенством. Эдисон не ожидал, что мучить старика будет так приятно. Что и говорить: в том, чтобы толкнуть падающего, есть некое неизъяснимое удовольствие.

«Посмейтесь, мистер Морган! Вообразите бесконечные мили медной проволоки от «Морган идиотик»! А потом велите подать себе еще супа».

Глава двадцать восьмая
1895
Обеденный зал отеля на Манхэттене

– Мистер Тесла? – осведомился высокий человек с седой шевелюрой и моржовыми усами. – Ага! – продолжал незнакомец. – В газетах вас рисуют очень похоже.

Он говорил как коренной американец. Пока Никола пытался определить по акценту, из каких мест происходит бойкий джентльмен, тот оказался у его столика и доверительно сообщил:

– Как я понял из вашего письма, вы имеете обыкновение ужинать здесь…

– Прошу про… – Реальный мир опрокинулся на Николу всей своей тяжестью, будто толстая книга, соскользнувшая на пол с края стола. Он вскочил. – Сэмюэл Клеменс! Вы ведь Сэмюэл Клеменс, верно? – Тесла сиял от радости. – Марк Твен!

– К вашим услугам! – Твен положил руку на спинку свободного стула. – Вы позволите? – Никола еще не успел ответить, а тот уже пододвинул себе стул.

– Конечно! Пожалуйста, располагайтесь! Это для меня такая честь! – Вне себя от счастья Тесла принялся загибать пальцы, перечисляя названия книг. – «Том Сойер», «Гекльберри Финн», – что за имя, подумать только! – «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура»… Сэр, ваша сатира на коронованных особ так правдива, так…

– Однако… – Твен поднял руку, прерывая собеседника. – Однако и мне приходилось немало читать о вашей работе, сэр, – заключил он, раскуривая сигару. – И мне сразу захотелось познакомиться с видным ученым, который, не стыдясь, признается, что любит читать романы.

– О да! – радостно подтвердил Никола. И простодушно добавил: – Таков мой способ хотя бы некоторое время ни о чем не думать.

– Понимаю.

Никола с энтузиазмом продолжал:

– В прошлом году мне пришлось съездить домой: мать была при смерти. В дороге ваши книги отвлекали меня от мрачных мыслей.

Твен в полном восторге хлопнул себя по колену.

– Вот оно! Все в точности так, как я думал. Я сразу решил, что вы отличный собеседник, и теперь вижу, что не ошибся. Что же касается утешительной силы книг, мне, признаться, не доводилось испытывать ее на себе. А знаете что, идемте ко мне, я живу недалеко. – Он оглядел зал с притворным недовольством. – У меня припасен отличный коньяк, здесь такого не подают.

Твен поднялся из-за стола и махнул сигарой в сторону дверей.

– К тому же я охоч до лести. Так что хвалите мои книги сколько душе угодно, не стесняйтесь. Я это обожаю.

Никола вскочил с излишней поспешностью, которую писатель из деликатности предпочел не заметить. Марк Твен взял Теслу за локоть и сам потащил его к выходу.

– И постарайтесь, чтобы комплименты получились не слишком однообразными. Вы же изобретатель. Вы справитесь.

* * *

Тесла и Твен расположились на веранде с бокалами в руках. Никола развалился в кресле, писатель смотрел на небо. Оба потеряли счет времени. Между ними на низком столике стоял графин с коньяком.

* * *

Дверь лаборатории на Южной Пятой улице треснула под ударами тяжелых башмаков. Двое мужчин в черном ворвались в темное здание.

* * *

– Скажите, – спросил Никола, – когда вы поняли, что писать книги – ваше призвание?

– Ах, это! В первый же день на речном флоте. – Твен глотнул коньяку и вздохнул. – Сойдя на берег, я повстречал самую очаровательную девушку на свете. И ее тетушку.

– Тетушку?

– Тетушку или матушку, какая разница? Главное – девушка была само совершенство. И она обратила на меня внимание, приметила мою капитанскую фуражку. Эх, знали бы вы, какие словеса я сплетал, какие красочные эпитеты придумывал, чтобы подольститься к старой карге и приблизиться к ее подопечной!

Никола звонко рассмеялся.

– Увы, по предыдущему опыту я знал, что в присутствии такой красавицы просто потеряю дар речи, так что не стал и пробовать… Только проводил ее взглядом вместе с тетушкой.

– Так это была ее тетушка? Не матушка?

– Она обернулась. А я слишком оробел, чтобы улыбнуться! Представляете? Каков болван! Тогда-то я понял, что мне на роду написано пойти по кривой дорожке. Лгать, красть, – он сделал еще глоток, – писать романы. Воистину богомерзкое занятие. Поразмыслив, я решил сделаться вольным писателем. Вольный писатель что вольный стрелок – служит всем и не принадлежит никому.

– Здорово! Я вас отлично понимаю. Я и сам такой.

* * *

Невидимые руки лили на пол керосин, обливали полки, плескали на стены. Яркая вспышка, и керосиновая лужа взметнулась к потолку оранжево-алым пламенем. А через минуту всю лабораторию объял огонь.

* * *

Никола совсем размяк от выпитого.

– Мистер Твен, ваше творчество полно истинного волшебства. Я всегда это знал.

Твен отсалютовал полной рюмкой.

– Спасибо. Волшебство оказалось бессильно, чтобы спасти жизнь моей дочери, но я вам благодарен. Ненавижу одиночество, зато обожаю тонкую продуманную лесть. Вы, как я вижу, тоже одиноки, но вы ведь сами так решили.

* * *

Все три этажа лаборатории – настоящий дом Николы и родина его свершений в последние шесть лет – вмиг заполыхали. Прожорливое пламя, урча, глотало податливую древесину.

* * *

Никола кивнул.

– Так нужно для работы. Но на самом деле я не одинок. У меня есть муза. Беда в том, что вслед за ее дарами на меня сыплются всевозможные несчастья, которые губят мой труд. Что-то вроде проклятия. Тут поневоле решишь, что спятил… Поэтому в последнее время я не занимаюсь ничем, кроме работы. Возможно, мое предназначение в том, чтобы жить только работой, без женщины, без детей, без семьи. Как вы считаете?

Твен запрокинул голову и впервые за вечер безудержно, до слез расхохотался. Немного отдышавшись, он проговорил:

– Так-так, мистер Тесла. А вы, очень может быть, отнюдь не так умны, как о вас говорят.

Никола хотел спросить, что это значит, но писатель не был расположен отвечать. Вместо этого он предложил гостю налить себе еще коньяка и сам подал ему пример.

* * *

Когда пожарная команда прибыла на место, лаборатория полыхала сверху донизу, ярко освещая ночное небо. Огнеборцы смогли защитить соседние дома, но отбить у огня контору Теслы оказались не в силах. Вскоре прогоревшая крыша рухнула, похоронив под собой результаты многодневных трудов и превратив бесценные приборы в груду искореженного, оплавленного металла.

* * *

Никола вдруг почувствовал, что пришло время задать любимому писателю Самый Важный Вопрос.

– Мистер Клеменс, когда я впервые прочел вашу книгу, мне показалось, что у вас тоже… – Он помолчал и начал снова: – Мистер Клеменс, как, по-вашему, музы существуют? То есть я хотел спросить, нет ли у вас…

Твен отозвался не сразу:

– Есть ли у меня муза?

– Да! Кто-то, кого можно было бы назвать…

– Музой?

– Ну да.

Твен вздохнул и потер веки:

– Мистер Тесла, любой человек… Нет, лучше сказать, любой наш с вами современник, который умеет читать… О чем это я? Ах да. Любой, кто умеет читать, знает о грандиозном строительстве на Ниагаре и ваших планах использовать энергию водопада. Какая дерзновенная идея! Не исключено, что вы и вправду сумеете дать всему миру бесплатное электричество. А вы говорите о какой-то музе. Вас часом не интересует, сколько ангелов поместится на полях бабушкиной шляпы?

– Ох нет, что вы, я не имел в виду духов, невидимый мир и тому подобное. Я говорю о цели, об источнике вдохновения. – Никола вдруг страстно зашептал: – Прошу вас, сэр, мне нужно это знать! Я должен знать!

Старый писатель пытливо смотрел на Теслу, делая глоток за глотком. Потом поднял глаза к небу, пригладил усы, затянулся сигарой и медленно произнес:

– Сэр, подобными расспросами вы провоцируете меня дать вам хороший подзатыльник.

Никола уставился на Твена, пытаясь переварить его ответ. Затем взял свой бокал и молча допил коньяк.

* * *

Первые лучи следующего дня застали Фрица Ловенштейна на Южной Пятой улице в обществе лабораторных клерков. Все они с болью и ужасом взирали на покрытые серым пеплом дотлевающие развалины. Ловенштейн утратил дар речи от потрясения. В полной растерянности он повернулся к Джорджу Шерфу, двадцатилетнему пареньку, недавно поступившему в контору. Тот, судя по всему, был подавлен еще сильнее, чем сам Ловенштейн. Оттого Фриц и решил заговорить с парнем, ища у него поддержки, будто у близкого друга.

– Боже Всемогущий! – Голос Ловенштейна дрогнул. – Джордж, здесь было все наше имущество! Мистер Тесла вкладывал в лабораторию каждый заработанный цент!

Шерф пытался бодриться:

– Да, но главное – люди живы. Мы получим страховку, мистер Ловенштейн, и все отстроим заново.

Ловенштейн отвел глаза.

– Так компания была… – начал Шерф.

Ловенштейн опустил голову так низко, что почти коснулся подбородком груди.

Шерф не сдавался.

– Но оборудование, по крайней мере, застраховали? А инструменты? Хотя бы инструменты?

Ловенштейн возопил к небесам:

– Мистер Тесла доверил мне вести дела компании! – Он подскочил к Шерфу и яростно прошептал: – И я всегда был честен! До последнего цента!

Фриц отвернулся, тряхнул головой и бессильно уронил руки. После долгого молчания он вдруг выпалил Шерфу в лицо:

– Я пренебрегал мелочами. Постоянно. Второстепенными вещами. Мелкими и незначительными. Разными деталями. Будь они прокляты.

– Деталями?! – переспросил Джордж.

Ловенштейн прижал ладонь ко рту и побрел прочь, ни на кого не оглядываясь. На ходу он повторял:

– Я проклят, так и знайте! Проклят Богом!

Джордж Шерф изучал картину пожарища при свете разгоравшегося дня. От лаборатории осталась лишь куча почерневшего щебня да дотлевающие головешки. Взгляд молодого человека застилал туман; когда Ловенштейн затемно ворвался к нему в дом, вопя о том, что в лаборатории случилось нечто ужасное, Джордж поспешил за ним, позабыв захватить очки. Теперь, чтобы оценить масштаб бедствия, ему приходилось щуриться.

Среди руин маячил знакомый долговязый силуэт. Шерф без труда узнал в нем босса, но не решился к нему подойти. Он чувствовал, что теперь его долг быть на месте и видеть все своими глазами.

Шерф достаточно знал Теслу, чтобы понимать: гибель лаборатории – страшная утрата для всего человечества, пускай оно и осознает это очень нескоро. Изобретатель опустился на колени всего в двух ярдах от своего помощника и принялся отчищать от золы останки какого-то прибора. Шерф застыл на месте как вкопанный. При виде безнадежного отчаяния, проступавшего на лице мистера Теслы, у его молодого помощника защемило сердце.

Джордж ни единой минуты не верил в то, что пожар был случайностью. Не верил он и в то, что злоумышленников удастся найти. Да еще эта нелепость со страховкой: словно кто-то знал наперед, что имущество компании ничем не защищено.

Никола поднялся на ноги и побрел прочь, не разбирая дороги. Он потерял нечто большее, чем лабораторию со всем содержимым. Годы без Карины прошли впустую. Творец прогнал свою музу, приняв ее за вестницу беды, но беда все равно случилась. Жертва оказалась напрасной.

«Так мне и надо, трусу!» – подумал Никола. Все это время они могли быть вместе.

В ноздри ударил запах гари, болезненно резкий, как нашатырь. То, что было темным, сделалось прозрачным. Если Карина и вправду насылала бедствия, теперь, когда бедствие пришло само, он готов был призвать Карину.

Теперь он мог принять ее раз и навсегда, без условий и оговорок, принять, не пытаясь понять. Понимал ли он самого себя? Едва ли, но от этого не переставал себе доверять.

Но существует ли способ вернуть ее? Если бы только она пришла к нему снова, он больше не стал бы выведывать, что за демонические силы за ней стоят. Ни за что.

Уму непостижимо, как он мог всерьез поверить отцовским небылицам! Столько лет не видеть того, что теперь казалось таким простым и ясным.

В легкие Николы проникла терпкая гарь, заставив его согнуться пополам в мучительном приступе кашля. Голова закружилась так сильно, что он перестал различать, где верх, а где низ. Тесла подумал, что если ему суждено умереть прямо сейчас – а то, что с ним творилось, и впрямь походило на смерть, – то последними проблесками его сознания будет владеть Карина. Неважно, кто она такая. Никола не знал, кто такой он сам.

«Но я ведь сам ее прогнал. Закрыл для нее свое сердце». Тесле казалось, что он совершил ужасную ошибку, которой уже не исправить. В этот страшный день, когда погибло дело всей его жизни, а вместе с ним и он сам, Карина оставалась для него последней надеждой на спасение. Она была не проклятием, а талисманом, не насылала беды, но защищала от них. Он пожертвовал своим ангелом-хранителем, и жертва оказалась напрасной.

Никола ходил по кругу и вполголоса разговаривал сам с собой, пытаясь подобрать слова, чтобы позвать ее обратно, но для чувств, затоплявших его сердце, не хватало слов.

На землю упала изящная тень. Тесла поднял глаза и увидел хрупкий женский силуэт в лучах утреннего солнца. Никола уже готов был выкрикнуть заветное имя, но незнакомка подошла ближе, и он понял, что это не Карина. Просто прохожая, которая остановилась поглядеть на сумасшедшего, блуждающего среди развалин.

Обессилев, Тесла рухнул на колени и не двигался с места, пока его снова не накрыла чья-то тень. Джордж Шерф даже без очков увидел достаточно. Опустившись на землю рядом с Николой, он дышал тяжело и прерывисто.

– Мистер Тесла, – мягко произнес помощник. – Это я, Джордж Шерф.

Никола, словно в трансе, перебирал пепел. На его губах застыла безумная улыбка.

– Шерф? Я вас знаю. Славный парень. Настоящий энтузиаст. Мистер Шерф, мы должны спасти хоть что-нибудь.

– Мистер Тесла…

– Что-нибудь из инструментов. Не могло же все пропасть.

– Сэр, мистер Ловенштейн не посмел показаться вам на глаза. Он совершил ужасную ошибку и не знает, как сообщить вам об этом. С его стороны это огромная глупость, но мне кажется, что он честный человек.

Никола проговорил едва слышно:

– Я в этом не сомневаюсь.

– Порой наши друзья творят с нами такое, до чего не додумались бы злейшие враги.

Никола горько рассмеялся:

– О, да. Но я надеюсь, мистер Шерф, вы сможете меня простить.

– Простить вас? За что?

– Вы ведь не проработали у нас и двух месяцев, а тут такое несчастье. Все погибло, и ничего нельзя исправить. Боюсь, вам придется искать другую работу.

– Сэр, я много лет слежу за всеми вашими свершениями и не хочу работать ни на кого другого.

– Мистер Шерф, наша с вами работа превратилась в кучку пепла.

– Так и есть, сэр. Я знаю, к чему вы стремитесь, и хочу в этом участвовать. Я должен в этом участвовать!

Никола невольно улыбнулся, тронутый юношеским пылом своего помощника.

– Спасибо на добром слове, молодой человек. Однако если у вас нет привычки есть пепел на ужин, вам так или иначе придется задуматься о пропитании.

– Не беспокойтесь, сэр! Когда Фриц меня нанял, я попросил оставить меня на фабрике в ночную смену. – Он смущенно улыбнулся. – На случай, если вы выставите.

– И вы все это время работали по ночам на фабрике?

– Последние шесть недель. У вас в лаборатории было так интересно, что я практически забыл о сне. И почти не уставал.

– И несмотря ни на что, отлично справлялись…

Шерф просиял:

– Правда? Если бы вы знали, как я мечтал это услышать!

– Слабое утешение, что и говорить.

– Я не жду, что вы станете меня утешать, сэр. Я хочу утешить вас.

Никола не поверил своим ушам:

– Что вы говорите?

– Если бы вы только позволили мне быть рядом с вами, помогать вам восстанавливать лабораторию. Мне можно совсем ничего не платить. У меня есть работа на фабрике!