Текст книги "Образование. Историко-культурный феномен"

Очевидное противоречие современного «смутного времени», или «окаянных дней», состоит в том, что, с одной стороны, общественное мнение нуждается в объединяющей идее, с другой – пропагандируемые религиозные и политические ориентации не объединяют, а разъединяют народ. Необходим поиск такой идеологии, такой культурной ориентации, которая могла бы быть принята относительным большинством граждан России.

Выход из создавшегося положения может быть найден тогда, когда в различных толкованиях понятия «русская идея» мы попытаемся выделить сущностное и объединяющее представителей различных мировоззренческих ориентаций, направлений общественной мысли России.

Обсуждения заслуживает также следующее триединство, которое раскрывает, по нашему мнению, основной смысл национальной идеи:

– социальная триада – органическое единство, гармония православной церкви, государства и общества;

– историческая триада – устойчивая связь между прошлым единством, настоящей множественностью и будущей целостностью;

– воспитательная триада – приоритет духовности над материальностью, добра над злом, соборности над индивидуализмом.

Данное триединство сформулировано под влиянием творчества мыслителей XIX в. и с учетом социокультурной ситуации наших дней; оно определяет вектор развития нации. Однако триединство русской идеи не обладает самодостаточностью для того, чтобы ее можно было бы признать в качестве философии образования. Замечено, в каком бы преобладающем направлении ни развивалась российская общественная мысль во времени и пространстве (западничество, славянофильство, имперская идея, панславизм, нигилизм и т. п.), в ней всегда присутствовали такие темы, содержание и характер которых определяли основы русского самосознания: Россия и ее предназначение, народ и человек, православие, идеал и его достижения, диалогизм. Раскрытие этих тем может составить основное содержание философии образования, предопределить пути развития народного образования. Тема человека частично раскрыта в лекции I, тема православия является сквозной и проходит через весь курс. Другие темы, составляющие в целокупности национальную идею и являющиеся основой философии образования, более подробно будут раскрыты в данной лекции.

Более тысячи лет отечественные любомудры и заморские мудрецы ищут ответы на вопросы: Что такое Русь? Что такое Россия? В чем состоит предназначение нашей Родины?

Иларион, митрополит Киевский, выдающийся представитель отечественной истории и культуры, создав ярчайшее литературно-философское произведение «Слово о Законе и Благодати», являющееся едва ли не единственным памятником XI в., в котором употреблено словосочетание «русский народ», а не привычное для того времени понятие «русская земля».

Иларион показывает место и роль Руси в мировой истории, утверждает величие своей Родины, ибо Русь была освящена Благодатью, а не Законом. По существу, «Слово» – это похвальная песнь Руси и ее князьям. Русь – не худая и неведомая земля, а Земля знаменитых правителей и трудолюбивого народа. Митрополит говорит о русском народе как о целостности, объединенной на основе христианства. Общность территории и происхождения, воссоединяясь с общностью религиозной судьбы, положила начало созданию русской православной государственности.

В концентрированном виде тему России и русского народа выразил наш современник, доктор исторических наук С. Перевезенцев:

«История распорядилась так, что русский народ всегда занимал особое положение в ряду других народов. Сразу оговоримся – в данном случае речь идет не о какой-то исключительности или богоизбранности. Нет, признание особого места русского народа в истории человечества – это только констатация общеизвестного. И в этом небольшом очерке мы остановимся всего лишь на нескольких моментах, подчеркивающих и иллюстрирующих сказанное выше.

Первое. Россия находилась, да и находится до сих пор, на стыке двух великих цивилизаций, образно называемых Востоком и Западом. Но никогда русское общество не было ни только западным, ни только восточным. Конечно, Россия воспринимала, и, надо сказать, чутко воспринимала, влияние и той и другой стороны. Недаром историки, изучающие прошлое нашей Родины, постоянно сравнивают Россию то с европейскими странами, то с восточными державами. И в обоих случаях находят какие-то общие черты. Однако Россия всегда имела собственную, отличную от других народов историческую судьбу. И эта судьба, в свою очередь, значительно влияла на судьбы и западных, и восточных соседей.

Это влияние сказывалось прежде всего в том, что на протяжении своей многовековой истории Россия служила одним из важнейших мостов, одним из главных передаточных звеньев между западной и восточной цивилизациями. Дело даже не в торговых контактах, которые происходили на территории России между Западом и Востоком. Главное – в столкновении двух разных культур, двух разных миропониманий. И Россия выступала перед лицом Запада представителем культуры Востока, а перед Востоком – представителем культуры Запада.

Помимо этого, Россия была не только мостом, но и барьером, разделяющим Восток и Запад и предохраняющим их от гибельного столкновения друг с другом. Так, именно Россия поглотила великое нашествие Востока на Запад в виде татаро-монгольских орд, а затем два столетия противостояла турецкой империи. А с другой стороны, Россия остановила католическую экспансию Запада на Восток и не дала развернуться крестовым походам по всему Евразийскому континенту.

Второе. Русский народ, в современном своем виде, формировался на протяжении нескольких столетий на базе славянских племен, занимавших в древности огромную территорию Восточной Европы. По своим обычаям, по своей хозяйственной жизни, по духовному складу славяне отличались и от соседних с ними племен Западной Европы, и от народов Востока.

Так, рано возникшая и гораздо более долго, по сравнению с Западом, существовавшая у славян территориальная община определила восприимчивость славянских народов к внешнему влиянию (когда представители иных племен, «чужаки», могли спокойно селиться в славянских общинах). В то же время славяне, чисто внешне принимая «чужие» обычаи и порядки, внутренне сохраняли своеобразие и со временем перерабатывали все чужеземное на свой лад, делая все это славянским.

Самый простой пример связан с именем самого русского народа. Дело в том, что слово «русский» – вовсе не славянского происхождения. Это название одного из народов, живших рядом со славянами и ставших у них княжеским родом. Но «русы», хотя и были правящим родом среди славян, в конце концов были теми же славянами ассимилированы, т. е. поглощены. И, оставив славянам свое имя, «русы» растворились в историческом небытии.

В процессе формирования русского народа приняло участие большое количество различных, в том числе и неславянских, народов, но славянский компонент всегда оставался главенствующим, цементирующим соединение вроде бы несоединимого.

Все это свидетельствует о поражающей жизнеспособности славянских народов, которая и определила своеобразие славянского мировоззрения – гораздо более оптимистического, чем на Западе и на Востоке, гораздо более восприимчивого к влияниям и в то же время способного переосмыслить и своеобычно усвоить любое из них.

Третье. Отличие России от Запада и от Востока выражалось и в том, что на Руси издревле сложилась своеобразная форма христианства, впоследствии получившая наименование православия. Связано это было в первую очередь со своеобразием славянского мировоззрения. Христианство ведь внедрялось на Руси не на пустом месте – у славян к тому времени существовала развитая система языческих верований.

И получилось так, что христианство на Руси довольно долгий исторический период уживалось с язычеством. В домонгольское время вообще сложилось двоеверие, когда за язычеством и христианством сохранялись самостоятельные, достаточно обособленные сферы. Так, сохранялось основное содержание язычества – обожествление природы, и на эту область христианство, по существу, не распространялось.

Конечно, христианская церковь боролась с остатками язычества, но и приспосабливалась к нему, как, например, приспосабливала чисто христианские праздники к языческим. И некоторые языческие обряды в народе отправляли на протяжении веков, а отдельные из них дожили и до наших дней.

Православие всегда сохраняло свои оригинальные черты. Уже первые отечественные христианские мыслители постоянно подчеркивали отличие русского христианства от римского, т. е. возглавляемого римским папой западного христианства. А «стяжания с латиной», т. е. споры с римской церковью, – это одна из главных тем отечественного христианства вообще.

Со времен татаро-монгольского нашествия в русском православии постепенно начинает преобладать византийская традиция. Само православие стало связываться в народном сознании с идеей национальной независимости, ибо оно олицетворяло собой борьбу с иноземными захватчиками, доказывало, что русский народ, сохранив свою религию, не канет в Лету, а сохранит себя и свою культуру. Конечно, нельзя говорить, что только в православии и выражался национальный характер, или то, что православие стало своего рода национальной религией, однако определяющая роль православия в истории России несомненна»[54]54
  Русская душа. Тысяча лет отечественного любомудрия. М., 1994. С. 3–5.


[Закрыть].

По мнению С. Перевезенцева, непохожесть России ни на Запад, ни на Восток вызывала у российских мыслителей двойственную реакцию.

С одной стороны – гордость и ощущение некоего преимущества над другими народами. Отсюда ведут свое происхождение теории народа-богоносца, народа-мессии. В рамках этих теорий русский народ осмысливался как избранный самим Богом для исполнения на Земле его Божественных Замыслов.

Не следует, однако, как это часто делается сегодня, искать в данных теориях какую-то угрозу для Запада и Востока. Нет, богоизбранность русского народа в российской общественной мысли всегда понималась не как притязания русских на мировое господство, т. е. не как политическая категория, а как явление духовное. Иначе говоря, избранность русского народа состояла в том, что он должен, обязан Богом, нести особую духовную миссию для мира, должен помочь всему остальному миру достичь духовного совершенства, своей жизнью, а если понадобится, и своей смертью доказать миру возможность достижения нового духовного состояния.

С другой стороны – ощущение некоторой отсталости в развитии России, особенно по сравнению с западной цивилизацией. Вообще определенный комплекс по отношению к Западу существовал в российской общественной мысли не одно столетие.

Знакомясь даже с отдельными высказываниями отечественных мыслителей, приведенными в этой книге, читатель обратит внимание на то, что российских любомудров постоянно волновала проблема «Россия и Запад».

Одна из первых дискуссий на эту тему развернулась в России в XIX столетии после публикации первого «Философического письма» П. Я. Чаадаева. Это письмо вызвало жаркий отклик в российском обществе. А. С. Пушкин, А. С. Хомяков, П. Я. Вяземский и многие другие отечественные писатели, философы, публицисты начали свой спор с Чаадаевым. Спор этот продолжался не одно десятилетие, и каждый из мыслителей решал эту проблему по-своему – от признания полной неспособности России достичь уровня Западной цивилизации до призыва не обращать внимания на Запад вообще. Очевидно, что и сегодня эта проблема продолжает находиться в центре общественного внимания.

Для истинного понимания сущности России, ее особенностей и предназначения в мировой истории и культуре необходимо уточнить наши представления о таких понятиях, как нация, государство, отечество, державностъ, святыни. По отношению к этим понятиям необходимо проявляется характер общего миропонимания, национального самосознания, из чего можно судить о здоровье или болезни общества.

В начале XX в. С. Н. Булгаков размышлял о нации и государстве, что является актуальным и по сей день. «Нация есть не как коллективное понятие, или логическая абстракция, но как творческое живое начало, как духовный организм, члены которого находятся во внутренней живой связи с ним… Мы сознаем себя членами нации, потому что мы реально принадлежим к ней как к живому духовному организму. Эта наша принадлежность не зависит от нашего сознания; она существует и до, и помимо него, и даже вопреки ему. Она есть не только порождение нашего сознания или нашей воли, скорее наоборот, само это сознание национальности и воля к ней – порождения ее в том смысле, что вообще сознательная и волевая жизнь уже предполагает для своего существования некоторое бытийственное ядро личности как питательную органическую среду, в которой они возникают и развиваются, конечно, получая затем способность воздействовать и на самую личность»[55]55
  См.: Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество. М., 1992. С. 176, 178.


[Закрыть].

Национальность, по Булгакову, есть изначальное чувство сродни отцовству и сыновству. Именно поэтому национальность, прежде всего чувства, истинны, и только лишь в процессе рефлексии они осознаются как идея. «Национальность нельзя выдумать или создать сознательной, рефлексирующей идеологией, она существует раньше ее как ее основа… Познавать самих себя в национальном смысле не заглядыванием себе за пазуху или рассматриванием себя в лупу, но изучением национального творчества, объективированного в отдельных его продуктах».

Важно замечание Булгакова о том, что национальное сознание и чувство могут известным образом воспитываться и, конечно, также и извращаться, может переживаться как некоторое глубинное, мистическое влечение к своему народу.

Поэтому он делает вывод о том, что национальность необходимо смирять в себе, но в то же время ее надо защищать. Настолько предосудителен национализм, настолько же обязателен патриотизм.

Какова связь нации и государства? На этот непростой вопрос также отвечает С. Н. Булгаков: «Наций не существует без исторического покрова или облегающей их скорлупы. Эта скорлупа есть государство. Конечно, есть нации, не имеющие своего государства; нация в этом смысле первичнее государства. Именно она родит государство как необходимую для себя оболочку. Национальный дух ищет своего воплощения в государстве…

В высшей степени знаменателен тот факт, что государства создаются не договором космополитических общечеловеков и не классовыми или групповыми интересами, но самоутверждающимися национальностями, ищущими самостоятельного исторического бытия. Государства национальны в своем происхождении и в своем ядре, – вот факт, на котором неизбежно останавливается мысль. Даже те государства, которые в своем окончательном виде состоят из многих племен и народностей, возникли в результате государствообразующей деятельности одного народа, который и является в этом смысле «господствующим», или державным. Можно идти как угодно далеко в признании политического равенства разных наций, – их исторической равноценности в государстве это все же не установит. В этом смысле Россия остается и останется русским государством по всей своей многоплеменности даже при проведении самого широкого национального равноправия. Совместное существование многих наций под одной государственной кровлей создает между ними не только отношения солидарности, но и соревнования, борьбы. В этой борьбе напрягается чувство национальности, и оно, конечно, всегда угрожает перейти в национализм, хотя внешние проявления последнего могут весьма различаться в разные эпохи истории. Нравственное сознание современного человека все менее мирится с угнетением более слабых национальностей господствующей; в этом оно видит прежде всего унижение для этой последующей и вопиющую несправедливость. Однако рядом с этим политическим отношением существуют еще нравственные отношения между национальностями, и эти отношения не всегда распределяются в соответствии с политическим. Вследствие рационалистического космополитизма нашей интеллигенции, задающей тон в печати и общественном мнении, у нас как-то получилось такое положение вещей, что русская национальность в силу своей одиозной политической привилегированности в общественном сознании оказывается под некоторым моральным бойкотом; всякое обнаружение русского национального самосознания встречается недоверчивостью и враждебностью, и этот бойкот или самобойкот русского самосознания в русском обществе отражает его духовную слабость. Вся ненормальность этого положения, которая достаточно чувствуется из непосредственного повседневного опыта, ярко обнаруживается при самом даже деликатном прикосновении к этому вопросу…

Государство или власть содержит в себе самостоятельное мистическое начало, власть есть как воля к власти и способность к повиновению в человеке…

Государство есть в нас и потому только существует вне нас, иначе, без этого предложения существование власти было бы почти непостижимым чудом, и государство было бы всегда побеждаемо анархией, или, точнее, из анархии никогда не родилось бы государства. Но это не мешает, однако, тому, что в иерархии ценностей государство стоит ниже нации, служит для нее органом или средством…

Самостоятельное государство представляет собой огромнейшую национальную ценность, а потому патриотизм распространяется неизбежно и на государство, на политическое тело народа. Русское государство дорого мне не как государство, или известная определенная форма правового порядка вообще (мы знаем, как велики его несовершенства в этом отношении), но как русское государство, в котором моя народность имеет свой собственный дом. И насколько в нем могут чувствовать себя дома другие народности, стоящие под Российской державой, и насколько они исторически связаны с русской народностью, это же чувство должно разделяться и ими, хотя и в разной степени. Это чувство не остается платоническим, оно выражается в заботе о государстве, о его внешней безопасности и мощи, о внутреннем благосостоянии. Поэтому во время внешней войны с такой силой вспыхивает патриотическое чувство, и отсутствие его можно объяснить или дефектами гражданственности, или преобладанием разных рационалистических настроений над инстинктами»[56]56
  См.: Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество. М., 1992. С. 173–199.


[Закрыть].

Идея нации как реального, кровного единства получила пластическое выражение в русском языке в таких понятиях, как Держава, Святыни, Отечество.

«Державность – это государственное самосознание народа, добровольно принявшего на себя церковное послушание „удерживающего“, то есть готового стоять насмерть на пути рвущегося в мир сатанинского зла… удерживать мир от смуты и хаоса, вводя в его жизнь высший нравственный элемент, одухотворяя и просветляя землю любовью и праведностью»[57]57
  Митрополит Иоанн. Одоление смуты. Слово к русскому народу. СПб., 1995. С. 30–31.


[Закрыть].

По мнению Высокопреосвященного Иоанна, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского, державность предполагает государственное воплощение религиозно-нравственного идеала. Он предупреждает: «Лишенное религиозно-нравственных опор, национальное самосознание либо рухнет под напором космополитической нечисти, либо выродится в неоправданную национальную спесь. И то и другое для России гибель»[58]58
  Митрополит Иоанн. Одоление смуты. Слово к русскому народу. СПб., 1995. С. 34.


[Закрыть]. Он называет корни русской державности: единство политики и нравственности, единство народа и власти, межнациональное единство, Собор и покаяние.

Россия есть государство народа – хранителя и защитника святынь. Что следует понимать под святынями?

Митрополит Иоанн: «Эти святыни есть религиозно-нравственные начала, позволяющие строить жизнь личную, семейную, общественную и государственную так, чтобы воспрепятствовать действию зла и дать наибольший простор силам добра. Именно таким было исторически сложившееся самовоззрение россиян. Это – основа основ русского самосознания в том виде, в котором сформировали его десять веков отечественной истории»[59]59
  Митрополит Иоанн. Одоление смуты. Слово к русскому народу. СПб., 1995. С. 32.


[Закрыть].

Профессор В. Ю. Троицкий считает, что «святыня – это предметное воплощение высших духовных ценностей, нерушимое духовное достояние, без которого человек (и народ!) теряет свое лицо, при поругании которого народ испытывает значительный ущерб своего достоинства и духовной самостоятельности, оттесняется, становится нравственно уязвимым и духовно бессильным»[60]60
  Троицкий В. Ю. Путь к доброделанию (о возрождении национально-государственного воспитания) // Держава. № 1(7). 1997. С. 37.


[Закрыть].

Отечество вбирает в себя отношение отцовства – материнства – сыновства. По Н. Ф. Федорову и С. Н. Булгакову, Отечество – собрание отцов и матерей, народивших и непрерывно нарождающих сыновство. А вот размышления М. М. Пришвина: «Наша Россия, как родина наша, очень маленькая, такая, какой мы видим ее с нашей родной колокольни, чувство родины дает нам представление, подобное тому чувству, которое в древности создало образ плоской земли. Когда к чувству присоединилось знание, земля стала шаром. Так наша родина Россия, если мы узнаем ее географию, станет для нас отечеством: без знания своей родины она никогда не может быть для нас отечеством. Вопрос: что означает слово „родина“ и слово „отечество“, какая между ними разница? Ответ: родина – место, где мы родились, отечество – родина, мною созданная»[61]61
  Пришвин М. М. Дневники. 1918–1919. М., 1994. С. 300–301.


[Закрыть].

После великого Пришвина приведем стихотворение юного поэта. Поэт вне зависимости от возраста чувствует острее других. Это относится и к Саше Улитиной. Она живет во Владимире. Когда написала эти строчки, ей было 15 лет. Стихи написаны за несколько месяцев до трагических событий 1993 г.

 
Какие хрупкие березы,
Какие мутные ручьи,
Как будто Матушкины слезы,
Как будто грусть Ее любви.
 
 
Березы шепчутся сухие,
И горек нынче ветра вкус,
Как будто молишься, Россия,
С тобою вместе помолюсь.
 
 
О всех забывших и забытых
Шепчи печальные слова.
И на ветвях, слезой отмытых,
Уже проклюнулась листва.