Текст книги "Давайте, девочки"

С каким же трепетом он ожидал минуту, когда щелкнет дверной замок, и она появится – разгоряченная, по-детски счастливая от только что полученных похвал и «премий». А дальше – «исповедь блудницы». Когда до мельчайших подробностей они вдвоем смакуют и уточняют все нюансы Порочного Священнодейства… Это было его главной придумкой и ни с чем доселе не сравнимой игрушкой. Короче, подарок судьбы на самом закате. Когда безудержность уже уступает место лености, и хочется уже не физкультурных упражнений со сменой поз, а расслабленной неги… Он все и давно испробовал – и сверху, и снизу, и спереди, и сзади, и вдвоем, и втроем, и хрензнаетвсколькером, и так, и разэдак – и был уверен, что ничто неизведанное его впереди уже не ждет… А тут вдруг совсем новое, иное – без всяких любовных слюней, но и без опостылевшей жеребятины, без всякой напруги, да так увлекательно и аристократично…

8

Погружение в новые игры было настолько глубоким, что вскоре Рыжюкас окончательно размяк.

Он взял ее на работу в свое издательство, она неплохо справлялась, сразу заполнив собой эту нишу и стремясь стать незаменимой. Он и оглянуться не успел, как она с поразительной легкостью сумела оттеснить всех его подружек. Проявив при этом столько решимости и женского лукавства, что он покорно смирился. Вытолкала, разогнала их всех и приучила его к заполненности только ею. Так что, затевая бизнес в Вильнюсе, он, не задумываясь, взял ее с собой – помощницей она была и правда первоклассной.

Последняя Жена и преданный друг подробностей не знала, но сразу почувствовала, что он попался. До его постельных забав ей уже дела не было, но она безошибочно учуяла опасность:

– Смотри, привыкнешь. Попадешь в зависимость – погибнешь…

Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы в этом убедиться.

9

Как только он попробовал учить Последнюю Любовницу не для кого-то, а для себя, чтобы в полной мере воспользоваться плодами своих уроков, его Система пошатнулась.

«Вольная натаска», поводок – они оказались вовсе не такими надежными, как ему представлялось. И вместо покорности преданной «собачки» вдруг проявились ее норовистость, вздорность и, конечно же, требовательность, которая стремительно возрастала.

Даже им самим придуманная игра в оплату ее массажных услуг, на чем он настаивал, обернулась для него нервотрепкой и унижением. За эксклюзивный массаж на стороне ей охотно платили, причем все больше (речь о тысячах), и уже гораздо больше, чем мог себе позволить он.

Рыжюкас напрягся. Он начал выкладываться, опустошая все свои запасы и понимая, что надолго его не хватит. А она заглатывала корм и требовала все больше, все меньше давая взамен.

Сеансы массажа у них происходили все реже и реже, а рабочие обязанности в его бизнесе ей все сложнее стало выполнять – из-за занятости на стороне. В ссорах она легко одерживала верх, стоило ей только в ответ на его претензии «сгоряча» или «в сердцах» заикнуться о готовности все прекратить.

Это еще не было прямым шантажом, но ее капризы и стремительно возрастающие притязания напомнили ему сказку о золотой рыбке.

10

Всю жизнь он всем им себя предлагал, зачастую буквально навязывая свою заботливость и придумывая услуги, оказывать которые он считал нужным. Но только до тех пор, пока от него не начинали чего-нибудь требовать.

Тут он сразу выходил из себя. Он не желал зависеть от чьих-то прихотей. Всегда завидуя тому, как гениально и просто Пушкин вскрыл природу их возрастающих притязаний – всех этих старух-молодух. «Не хочу быть столбовою дворянкой, а хочу быть…»

Лет пятнадцать назад он был готов навсегда поссориться со своей вздорной старшей дочерью, когда та, что-то от него потребовав, бросила: «Не забывай, что ты мой отец, ты передо мною виноват, и ты должен…»

Забывать на десяток лет про отцовские обязанности, конечно, нехорошо, но он ничего не должен. Он же не считал, что его отец, оставивший их с матерью, ему задолжал и что хоть в чем-то был перед ним виноват. Отец дал ему свои гены, характер и – в придачу – два наставления. Одно про людей, блядей и лошадей, которых не надо смешивать, и второе, как сейчас оказалось, самое важное, подарившее ему надежду прожить еще целую счастливую жизнь после шестидесяти… Большего отец дать не смог, но требовать большего – не сыновье дело…

«Не учи отца ебаться», – сказал он дочери, вспомнив к случаю очередную дворовую мудрость.

Невероятно, но дочь его поняла. И виновато отступила, зато навсегда осталась его человеком, до сих пор обращаясь к нему по фамилии и называя его Рыжуком, потом Рыжюкасом, а иногда и просто Рыжим.

11

Но это бы ладно. С притязаниями он бы как-нибудь справился. Выкладываясь, он наблюдал за своей Последней Любовницей с любопытством… Беда в другом: он действительно попадал от нее в зависимость, он все сильнее к ней привязывался и привыкал. И однажды понял, что действительно влип.

Тогда он потребовал, чтобы она на что-то решилась. И пошла за ним, как прыгают в пропасть, оставшись с ним до конца дней. Он готов был за это все отдать. Совсем заведясь, он даже не задумывался, а что будет, если она вдруг и действительно прыгнет?

– Ты с мужиком, – проповедовал он, даже не замечая, как начинает противоречить своей «незыблемой» Системе. – Вот пока вы вместе, будь только с ним, с ним и на всю катушку. Иначе – уходят силы, время, и ничего не обретается взамен… Когда придет пора расставаться, вам будет что делить. И будет что вспомнить, как у меня есть что вспомнить и что делить с Последней Женой.

– И этот мужик – вы? – Она с ним всегда оставалась на вы и по имени-отчеству. – И вы с ней уже все поделили?

Она имела в виду, что кроме воспоминаний, его Последней Жене и еще кое-что от него оставалось. Включая взрослого сына, дачу, квартиру и т. д. Но он был настроен решительно, он знал, что снова все впереди, и не собирался считать. Он и раньше разводился и уходил, оставляя все, даже любимые книги.

– Не трусь, – все больше распаляясь, он убеждал уже не ее, а себя. – Прыгать в пропасть – так прыгать. Идти – так на все. Если ты застряла с мужиком на пять лет – отдай их ему целиком… Пройдет время, это все равно прекратится – независимо от ваших стартовых решений, обязательств и клятв: статистика разводов неумолима. Но выиграть можно только, если играть по-крупному. Если кидаться, то как в пропасть, как навсегда…

Звучало красиво, но слишком запутанно и сложновато для практических действий. Замуж что ли ей предлагают, но тогда почему нужно куда-то прыгать? Разве замужество пропасть?

Впрочем, однажды она чуть было не решилась. И для разгону устроила ему образцово-показательный скандал из-за того, что в его доме (не желая стеснять сестру, он снимал в Вильнюсе «рабочую» квартиру) у нее нет своего угла. И даже элементарного платяного шкафа.

Шкаф он назавтра купил. Но в жуткой ярости. Уже в магазине вдруг почувствовав себя полным идиотом.

И сразу все кончилось. Стоило ей только ему уступить и на что-то решиться, как она стала ему обременительной и сразу это ощутила. И поняла, что станет и ненавистной. Ни за что он не простит ей потерю всего из своей прошлой жизни, от чего ему пришлось бы «по дороге с ярмарки» отказаться…

12

К их беде, она оказалось для него еще и невезучей. Именно при ней у него и начался сокрушительный обвал с бизнесом. Конечно же, дело не в ней и не в том, что она ему мешала. Но серия ударов, методично нанесенных ему партнерами и конкурентами, была настолько безжалостной и настолько для него непривычной, что он нервно заболел и впервые в жизни не на шутку испугался, почувствовав надвигающийся крах.

Как только он увидел, что его одноактный бизнес-балет вот-вот грохнется, он поспешил ее вытолкнуть с тонущего корабля, уволив и отправив домой. Конечно же, чтобы спасти. Но слишком поспешно. И даже не разбираясь – причина это или повод.

Она сначала ничего не поняла и даже несколько раз возвращалась, полагая, что виной его вздорность и обычные капризы. По молодости лет она не видела, что он и на самом деле разбит, скомкан, болен. «Возьмите себя в руки!» – истерично требовала она в ссоре, не догадываясь, что его мучительная болезнь в том и состоит, что он не может взять себя в руки. Оставила она его, только налетев однажды на его неоправданный, казалось бы, ничем не мотивированный дикий взрыв ненависти из-за какого-то пустяка. Тут она испуганно рванула.

13

Но рванула она не в «никуда», а на заранее, как оказалось, подготовленные позиции. Пошло предала его, уйдя к одному из его приятелей-журналистов, которому она делала массаж, когда тот приезжал в Вильнюс. Тот давно обещал освободить «заблудшую овечку» от «развратного влияния» Рыжюкаса, суля ей все, что может дать девушке ее Будущий Принц.

Узнав об этом, Рыжюкас попробовал приятеля остановить. Он спросил того, так ли она ему нужна, а если не нужна, то, может быть, не стоит ей морочить голову?

– Понимаешь, – говорил он доверительно, – здесь все для меня слишком важно. Боюсь, что я и сам еще не знаю насколько. Я болен, я к ней слишком привык, и эта потеря обернется для меня полным крахом, если вдруг окажется, что я без нее не могу… И лучше бы сначала нам с ней разобраться во всем самим…

Это был нелегкий и унизительный для него разговор, и Рыжюкас не совсем понимал, для чего он его затеял. Может быть, он просто жалел ее, понимая, что ее ждет, а может, и впрямь надеялся что-то вернуть.

– Какая тебе разница, зачем она мне? – холодно пожал плечами приятель. – А что будет с тобой, меня не слишком занимает, – сказал, вспыхнув неожиданной злобой.

Когда-то, по неведению, он женился на бывшей ученице Рыжюкаса, причем на Лучшей. Правда считалось, что про уроки Рыжюкаса он не знает, во всяком случае, ни с женой, ни с Рыжюкасом он никогда об этом не заговаривал. А свое мастерство она ему из осторожности и не демонстрировала, оставляя лохатого мужа в святой убежденности, что отвязанный секс приличной женщине не может быть нужен, а если «овечки» и грешат, то исключительно из-за развратного влияния.

Но по злости, с какой тот сейчас вдруг заговорил, стало очевидным, что все он знал. И жил эти годы, комплексуя и тайно ненавидя Рыжюкаса. Пока не дождался случая с ним поквитаться. Последняя Любовница Рыжюкаса ему только для этого и была нужна (что вскоре подтвердилось тем, как быстро он ее оставил).

– Твоя песенка спета. – Он был младше Рыжюкаса почти на двадцать лет, но они были на ты. – Ты стар, и она все равно от тебя уйдет. Не сегодня, так завтра, не ко мне, так к другому. Хотя лично мне на это насрать, как и на то, что теперь с тобой будет…

– Ты знаешь, что я тебе «лично» посоветую сейчас сделать? – сказал Рыжюкас, слегка побледнев и даже не съездив ему по физиономии. – Приди домой, сунь голову в унитаз и спускай воду. И повторяй: «Я говно, пусть меня смоет…»

Но история с Последней Любовницей завершилась: он никогда не возвращался на прежнее поле, тем более не смог бы этого сделать после такого предательства…

14

Про массаж Малёк слушала не слишком внимательно, несмотря на его азартное стремление пробудить в ней интерес.

– Слушай, а как ты узнал, что она с ним? Она тебе сама рассказала?

– Сама. Когда я позвонил, чтобы спросить, как она устроилась.

– Тогда в чем здесь предательство?

– В том, что она сошлась с ним за моей спиной…

– Как это – за спиной? – Она искренне недоумевала. – Ты же сам отправлял ее делать массаж?

– Видишь ли, когда ко мне приходит приятель с подружкой, и она тайком от него дает мне свой телефон, то девицей я, пожалуй, воспользуюсь – такие уж мы похотливые козлы. Но имей в виду: при этом я не сомневаюсь, что однажды она и мне наставит рога, дав кому-нибудь свой телефон, уже за моей спиной… И отношусь я к ней только как к беспородной шкурке…

– Ты мне это зачем говоришь?

– На всякий случай…

– Но ты же сам ее выталкивал! – Маленькая возмутилась. – Ты хотел, чтобы она ушла… Или не хотел?! Или она должна была уйти как-то не так? Тогда как?

Дело не в этом, подумал он. Измена, предательство, неверность – тонкие, не всегда определенные понятия. Вот Последняя Жена – разве она его не предала, когда, прекратив свои поиски Принца, сразу же отказалась продолжать и их совместные «кувыркания» с девицами и друзьями? И ему «пришлось» продолжать дальше самому… Хотя на самом деле всего-то и греха: перестала ему изменять… Но начинали-то вместе. Может быть, в большой степени даже она – от стремления к поиску и жадности ничего не упустить. Раскочегарить-то он ее раскочегарил, а потом и она его. В играх этих, заводя ДРУГ друга неверностью, главному в сексе они научились – вместе заведясь, вместе кончать, добиваясь оргазма. Кончали вместе, а закончили все порознь… Где, чья и в чем здесь неверность? Но этих тонкостей Маленькой не объяснишь… Вот о том, что его Последняя Любовница от него не просто ушла, а стала орудием мести, пожалуй, надо бы… Но, нет, это тоже для нее будет сложновато…

– Всегда получается как-то не так, – Рыжюкас вздохнул. – И хорошо, что ты меня об этом спросила. Возьми-ка диктофон… Раз мы уже заговорили о беспородных шкурках и искусстве уходить.

15

Он любил беспородных собак. За сообразительность, активность и живучесть. С этого сейчас и начал, вспомнив, как его беспородный и вислоухий дворняга Дема согрешил наконец с соседской медалисткой колли, которая с ним постоянно заигрывала.

Дело произошло прямо на лестничной площадке у его дверей.

– Сбежались дети, поднялся такой визг, что мне пришлось затолкать провинившуюся парочку в квартиру, раньше даже, чем они закончили. В конце концов, освободившись от своего кавалера, колли тут же уютно устроилась под моим письменным столом, а Дема хамски и самодовольно развалился на ковре посреди комнаты.

Вскоре заявилась соседка со скандалом:

– Какой хозяин, таков и кобель.

Она имела в виду склонности Рыжюкаса, неплохо известные соседям: навещавшие его подружки ведь не невидимки. Но в данном случае ее замечание было не совсем справедливым.

– Вот именно, – сказал я. – Какая хозяйка, такова и сука…

В конце концов, ведь не Дема спустился на этаж к колли, а эта рыжая красавица сама к ним пришла…

– Ах! Ах! – закричала хозяйка приблудницы, апеллируя к собравшимся на шум соседям. – Он меня… блядью обозвал!

Дело дошло чуть ли не до судебного разбирательства – с погашением не морального, но финансового ущерба, причиненного соседям, как оказалось, в чудовищных размерах.

– Оказывается, если медальная сука сходится с беспородным кобелем, драма не в том, что у нее будет беспородный приплод. По строгим правилам клубного собаководства, эта несчастная блудница вообще лишается всех своих родословных заслуг. Она навсегда утрачивает породу…

– Понятно, – сказала Малёк. – Чуть что – и мы сразу теряем породу?

– Вовсе наоборот. У вас порода в этом как раз проявляется.

– В чем, в чем?

– Да в том, что породистая баба, вообще говоря, хочет всех. Во всяком случае, всем хочет нравиться.

– И что же в этом плохого?

– Абсолютно ничего. Хотя бы потому, что это заставляет вас постоянно следить за собой и наводить марафет, даже идя на базар… Тут как раз у тебя все в порядке…

Маленькая, как всегда, зарделась от похвалы… Но что это он там начал… про беспородных шкурок? Это еще как?

– Женщина теряет породу только в одном случае, – сказал он. – Когда, став не нужной, она не уходит…

Маленькая снова изобразила готовность немедленно убраться. Рыжюкас снова сделал вид, что этого не заметил. Он слишком ценил свою Систему, чтобы не досказать то, что ему сейчас казалось важным:

– А наконец решившись, не умеет уйти…

– Что тут уметь?! – она фыркнула, видимо, что-то вспомнив.

– Ну да. Уметь «не нужно», – скривился Рыжюкас. – Поэтому можно устроить ему скандал прямо в постели, потом вскочить и орать, что он негодяй, что у них все кончено, заплакать, завизжать истеричкой и наконец в ярости громко хлопнуть дверью… И все это – с размазанной по лицу тушью и распухшим от слез носом…

– Это тебе все устраивали? Или только жены?

Рыжюкас промолчал. Маленькая, подумав, спросила:

– А если он и впрямь козел… Что бы ты на ее месте делал?

– Не был бы на этом месте. Потому что сначала спросил бы себя: «А нужен мне этот козел или нет?» И уж если решил бы с ним завязать, то продумал бы финал до мелочей…

– Чего это ты замолчал? Боишься меня научить? Так я же еще ничего не решила… Ну!

– Ну… Оттрахала бы ты его по полной программе, как ему и не снилось. Потом вспомнила бы, что он обожает черный кофе с мороженым, и, мягко выскользнув из постели, выскочила бы на минутку в магазин за его любимым крем-брюле: «Ты только дверь не запирай, ладно? Я мигом, милый…» И, тихонько притворив дверь, исчезла бы из его жизни навсегда. И навсегда осталась бы в его памяти лучшей. Став для него «невозвратной потерей»…

Маленькая задумалась, как бы примеряясь. Про невозвратную потерю ей заметно понравилось. Не понятно только, причем тут порода?

– Дверью-то хлопаете, но уходите, как беспородные дворняжки. А он облегченно вздыхает и тянется к записной книжке с телефонами. И набирает номер ее же подружки, которая все давно про них знает и ее презирает, а его понимает и с нетерпением ждет его звонка…

Когда у женщины таких историй набирается несколько, подумал он, по ней это видно за километр. А мужики от нее уже и на улице начинают шарахаться, как от зеленой тоски…

– А что важнее, – неожиданно спросила Маленькая, решительно выключив диктофон, – уйти победительницей плп выдержать форс?

– Главное не это. Важнее всего – оставаться нужной… Тогда незачем уходить…

16

Ночью ее осенило.

– Слушай, про породу я переписала… Но вот с этой твоей Последней Любовницей… Ты же и учил ее не для себя, да еще и выталкивал… Так и радовался бы, что она к другому свалила… Она ведь и ушла по Системе. Без всяких скандалов и совсем не с распухшим носом. А ты все равно на нее катишь… – она включила диктофон: – Или тут опять другой случай?

– Ты подожди с диктофоном. – Он вяло улыбнулся. – Всегда другой случай…

Устами младенца, подумал он. Всё верно. Всех их он учил не для себя, а эту, последнюю, еще и выталкивал. И психовал, и истерики закатывал… Конечно же, ушла она подловато… Но если бы только в этом была беда.

Ни обрадоваться свободе, ни облегченно вздохнуть у него не вышло по другой причине: он вдруг увидел и понял – от него ушла не просто любовница, а последняя из…

Уже финал, дело к закату, игры закончились. И потерял он не ее, а вообще возможность такое иметь, причем потерял навсегда. Едва осознав это, он и ужаснулся полнотой и окончательностью собственной катастрофы: нервная болезнь, крах с бизнесом, скомканность, скука, старость на пороге…

– Старик, – впервые сказал он себе (впрочем, все еще с пижонский интонацией, привычной со школьных лет), – старик, ну кому ты такой нужен?

17

К счастью, ему хватило природной живучести, и, вернувшись в Минск, он выкарабкался. Все как-то утряслось, устроилось – и со здоровьем, и с работой, и с возможностями преклонного возраста.

И Маленькая подвернулась так кстати, чтобы окончательно его выправить, вселив оптимизм и показав, что еще далеко не вечер. Он даже как-то назвал ее своей «поликлиникой»…

Но «прыгать в пропасть» он ей не предлагал. Он уже попробовал это с Последней Любовницей, ему не понравилось, и повторения он не хотел.

Он устал от ерунды, снова был полон сил и творческой готовности, он мечтал только о том, чтобы спокойно поработать, и уже не сомневаля, что все у него получится. Хорошо бы при этом не оставаться одному, хорошо бы с помощницей, но он не собирается для этого никого привязывать к себе навсегда.

К тому же…

Этот Малёк ведь совсем не всегда делает (и не делает) то, что Рыжюкаса могло бы окончательно устроить.

Глава девятая
МОЖЕТ БЫТЬ, ХВАТИТ МЕНЯ УЧИТЬ?

1

Впервые он насторожился, когда она вдруг показала ему свои зубки, потребовав немножечко больше, чем он мог.

Мог-то он все, если хотел, и она это знала. Но как заставить его захотеть? Этого они еще не проходили, хотя однажды у нее нечаянно и получилось – с босоножками…

Он еще не рассказал ей про свою младшую дочь, от природы одаренную тонким женским искусством добиваться желаемого без истерик и битья посуды. Дочери он вообще ни разу ни в чем не отказывал, а уж тем более после того, как однажды она зашла в комнату, где они с ее матерью, а его Второй Женой из-за чего-то громко доругивались. Тут она и преподала урок скандалистам всех времен и народов, спросив с серьезностью, совсем немыслимой для ребенка шести лет:

– Мама, а если папа от нас уйдет, он останется моим папой?

– Разумеется, – только и произнесла опешившая мать.

– Папа, тогда – уходи, – просто рассудила дочь, сразу развязав все узлы. – Ты здесь только нервы портишь и зря теряешь свое время.

Что Рыжюкас мгновенно и проделал.

А вот гениальный в своей простенькой незамысловатости пример всем вожделеющим и на все века.

…Они шли с дочкой по городу мимо аптеки. Очень спешили, ему было совсем не до нее, дочь едва поспевала за ним. Они пронеслись с полквартала, когда она пролепетала по-детски невинно и, что невероятно в шестилетней крохе, по-дамски лукаво:

– Папа, я у тебя такой рассеянный чудик, прямо совсем забыла это слово, ну помнишь, такое коричневое, оно всегда бывает в аптеках…

– Гематоген? – только и спросил он, круто развернувшись и возвращаясь к аптеке.

Обучать Маленькую такому он не спешил. Он забавлялся, ему нравилось, как она мнется и мается, не зная, как добиться желаемого, не умея начать…

Но она начала как умела.

2

Он обещал подарить ей мобильный телефон. И однажды торжественно вручил коробку.

Она скуксилась, ей хотелось совсем не такой, она по телику видела рекламу. «Лучше бы ты отдал мне эти деньги, я бы сама доплатила». – «Это из каких же?» – «Из своей зарплаты, я ведь теперь работаю…»

Он расспросил, какую же модель она хотела и почему именно эту, безумно дорогущую.

– Понимаешь, – сказала она, – как бы тебе это объяснить… Ну вот одному человеку нравится «Ауди», а другому «Мерседес»…

– Понимаю, – строго сказал он. – Но это касается в первую очередь тех «человеков», у которых на это есть деньги.

– Но ведь у тебя они есть? Хотя бы на приличную мобилу? А эта мыльница мне не нужна.

Она открыла окно и вышвырнула коробку с телефоном.

Рыжюкас побледнел. Но сдержался и заговорил подчеркнуто спокойно.

Деньги на приличную «мобилу» у него были, но не было настроения ими сорить. Он считал, что телефон нужен, чтобы звонить, а не пижонить.

– Тебе не кажется, что для того, чтобы получить такую модель, как ты мечтала, от тебя тоже кое-что нужно. Как минимум что-нибудь такое, чтобы я захотел ее тебе подарить?

– Ты же сам говорил, что человек свободен, пока он не пообещал. А если пообещал, он уже должен.

Тут Рыжюкас встревожился: он понял, что это первый звонок.

Конечно, ей с ним повезло. Сразу все свалилось к ее длинным ногам – вместе со слепым дождем в тот сентябрьский день, когда он помог ей нести чемодан. Но дармовое развращает. К нему привыкаешь и очень скоро перестаешь ценить. А принимая как должное, начинаешь и требовать…

Но он не золотая рыбка… Он это уже проходил! И меньше всего хотел снова попасться! Хорошо зная, что эта дорога ведет к разбитому корыту.

Надо как-то расставить акценты. Именно этим Рыжюкас и решил заняться, выбрав удобный момент…

Но она его опередила.

3

– Я больше не хочу никакого везенья. Я не хочу, понимаешь, совсем не хочу быть безумно счастлива с тобой сейчас. И все от тебя иметь, – твердо сказала она…

Это прозвучало столь неожиданно, что он не поверил своим ушам. Но она пояснила:

– Чтобы потом не выть от тоски, как ты выл из-за своей Ленки. Потом – это, когда ты уйдешь… А я останусь на бобах, как все твои любовницы, подружки, жены… Ты же сам говорил: чтобы не расстраиваться, надо не настраиваться…

4

Тут, похоже, она угадала.

Все они потом сожалели – нет, не о том, что с ним связались, а о том, как легко его упускали. Досадуя, что, расставаясь, он-то ничего не терял, а лишь пополнял свою коллекцию бывших…

Конечно, с нею все как будто иначе. Они не играют в любовь, они вместе работают. Она свободна, и он о ней заботится, как если бы она была ему дочь… Ей никто не придет на смену, ему уже никто больше не нужен. Она будет у него работать, не зная проблем. Они объедут весь мир: Писатель и Муза. Он научит ее всему, что потом ей пригодится, когда без него у нее впереди будет еще целая жизнь. Он все необходимое для этой жизни готов ей оставить: она получит образование, она определится в своих интересах и разовьет свой талант, она станет при нем восходящей звездой…

Он приводил ей пример с Последней Женой, у которой как раз к сорока четырем уже вовсю кипела своя полноценная жизнь: докторская диссертация, громкая карьера, любимый сын, деловые поездки по всему миру, дачные радости – все это заполнило вакуум сполна, когда их совместные кувыркания закончились, и они отпустили друг друга, хотя и не разводились.

Малёк так не хотела…

Его увещевания ее не касались. Нет, в Рыжюкасе она вовсе не сомневалась, она видела, как много он может ей дать.

Она поверила даже в то, что она действительно может стать у него последней… Кем? Любовницей, Ученицей? Может быть, Женой? – но это место занято, Последняя Жена у него есть. Тогда – Вдовой?..

Промотав вперед кассету и заглянув в их будущее, она разглядела концовку. И даже написала об этом «коротенький рассказ», как она придумала обозначить жанр, язвительно назвав свое сочинение «Первая Вдова»:

«– А эта пигалица что здесь делает? – спросила одна из любивших его женщин, собравшихся у могилы.

Та, которой уже под восемьдесят, о той, которой еще только сорок четыре».

Нет, она ничего не хочет получить потом. Она хотела бы все сейчас, сразу. Но угадала, поняв, что как раз это невозможно.

5

Рыжюкас ведь уже давно промотался. Что бы он там ей ни свистел. Он себя растранжирил, и уже не может никому себя посвятить – ни на двадцать пять лет, ни на пять, ни даже на неделю, потому что хочет-то он только одного: сидеть за письменным столом и подводить итоги, разбираясь со своим прошлым.

Конечно, ему хочется и счастливо пожить. Но вовсе не с нею, а лишь с ее помощью, как только и может жить человек, мечтающий стать самим собой.

Конечно, он всю жизнь мечтал и о Маргарите, но теперь она нужна ему, увы, лишь в придачу…

Но ей вовсе не светит быть чьей-то придачей:

– Мне не нужна твоя щедрость потом. И не надо мне вешать на уши эту прокисшую лапшу.

Рыжюкас опешил. Но тут же расхохотался. Как можно непринужденнее: он совсем не собирался входить в штопор.

Тем более что сам он ни в чем не уверен. И не очень знает, что ему нужно. Однажды он уже купил Последней Любовнице платяной шкаф… Поэтому он сказал Маленькой мягко:

– Дуреха, тебя же никто не принуждает. Тебе ведь со мной пока интересно? Вот и пусть. А я только хотел объяснить тебе, что это еще и выгодно, причем нам обоим. Не хочешь? Нет проблем. Я всегда говорил, что двери моего дома открыты – и на вход, и на выход…

Такие заявления отрезвляют. Тем более что уходить она пока никуда не собиралась.

Но она была слишком занозиста, чтобы хоть в одном разговоре оставить за ним последнее слово. Они ведь «не играют в любовь» – только Рыжюкас, с его природной тупостью, мог «успокаивать» девушку, «утешая» ее таким образом.

– Разве же это не глупо, – безжалостно припечатала она, – довольствоваться тем, что мне так легко досталось? Да, круть, да, везенье… Но сам говоришь, что ты у меня – это только старт.

Ну конечно же, он что-то такое ей говорил, рассказывая о Системе.

– Ты всегда слышишь только то, что хочешь услышать, – произнес он примирительно. – Я ведь говорил, что ты у меня – финиш… Вот из-за этого я и начинаю комплексовать. Что, впрочем, вполне естественно в моем возрасте…

– В твоем возрасте давно пора завязывать, – сказала она уже совсем зло. – А ты еще только начинаешь комплексовать.

– Жаль, что ты никогда не была пионеркой. Тебя научили бы не грубить пенсионерам и помогать им переходить улицу.

– Дурак, – сказала она растерянно, как всегда, когда заходила слишком далеко. И вышла в ванную комнату.

– Мы будем, наконец, что-нибудь делать? – спросила она, появившись через минуту, собранная и деловитая. Она готова была продолжать работу над их книгой про любовь…

6

Но прыгать за ним в пропасть – это совсем другое.

Малёк откуда-то это знала… Черт возьми, как же они все поумнели за эти годы! Как научились сразу, с первых шагов понимать главное: что будет, если прыгнуть. Ведь его-то самого в эту пропасть никакой силой не затянешь.

– Тебе это нужно? – совсем по-взрослому спросила она. – Так зачем же ты этого добиваешься?

– Я разве добиваюсь? – деланно удивился он.

– Не коси тут под дурачка. Ты же меня только достаешь и достаешь.

Именно этим, подумал Рыжюкас, он и занимался весь месяц.

Тянул ее в пропасть, апеллируя к Системе: выиграть можно только если не мелочиться, если с маху поставить на карту все.

Ему не важно, что с Последней Любовницей так не получилось. Да и не могло получиться: таково правило. Ты им отдаешь все, что выше предела их мечтаний, а они залупаются и думают, как оборваться… И изобрел это правило вовсе не он…

Тут Малёк и попросила его отцепиться, потому что ей на все его правила – плюнуть и растереть.

7

Назавтра они опять поссорились из-за ерунды. Нет ничего глупее, чем ссориться из-за разговоров, которые вообще ничего не значат, потому что все определяют поступки.

Она спросила:

– А вот как ты думаешь: что для меня самое неприятное?

– В наших отношениях?

– Да. Ну и вообще…

– Самое неприятное у девочки вроде тебя, – его снова потянуло к разборкам, – это называть вещи своими именами.

– Это как?

– Ну например, наш союз назвать взаимной выгодой. Ведь только это тебя при мне и держит?

Она взвилась, как ужаленная:

– Идиот! – выражения этот «самородок» умел подбирать «тонкие». – Какая выгода?! Да если бы не ты, у меня давно было бы все… Видел бы ты, какого крутого папика я сняла сразу после тебя в поезде… Да я жила бы уже на Гавайях и гоняла на спортивной «Ламборджини», между прочим, она у него кабриолет…

На эту историю он ее размотал, когда отправил сестру к подруге и они провалялись в постели три дня. В перерыве между разами, постепенно, слово за слово, он выуживал у нее про все, что с ней бывало. Она раскалывалась, но каждый раз только в ответ на его угадывания. А потом, когда он ее «ну, достал» рассказала и еще одну «совсем ужасную историю». Он «угадал», что у нее есть и еще одна история. Это ее потрясло, и она окончательно раскололась. Чего ей делать не следовало, потому что все мужики ревнивые козлы, которым никогда и ни в чем таком не следует признаваться. Рано или поздно, они все равно это потом припомнят…