Текст книги "Степной пояс Евразии: Феномен кочевых культур"

Глава 8
Эпоха «протометалла» в Евразии

Первый металл планеты к народам Степного пояса отношения как будто не имеет. Однако без представления об этих первых шагах в выработке изначальных понятий о металле будет гораздо труднее понять и осознать сложные извивы долгого исторического пути развития евразийских сообществ. И это тем более, что вся последующая многотысячелетняя история народов нашего континента уже в рамках эпохи раннего металла окрашена активной борьбой и непростым взаимодействием двух генеральных и основополагающих моделей развития культур – оседлой и кочевой.

Самые ранние из ныне известных на Земле металлических изделий, произведенных руками человека, стали известны в памятниках Анатолии, Леванта, Северной Месопотамии и Западного Ирана. Эти медные предметы залегали в слоях, время которых уходит еще в IX, а возможно даже и в X тысячелетия до нашей эры, и эта дата не может не показаться воистину фантастической. Памятники, в которых были обнаружены эти в целом пока что мало выразительные медные вещицы, традиционно относят к самым ранним ступеням новокаменного века, то есть еще к неолиту. Вместе с тем «неолит» этих краев оказался весьма необычным. По устоявшейся в археологии традиции к новокаменной эпохе обычно причисляют памятники, слои которых содержат обожженную глиняную посуду. В тех же поселениях ее не оказалось, исключая, пожалуй, самые поздние этапы их существования. Поэтому чаще всего об этих древностях говорят как о докерамическом неолите. Зато выявились черты совершенно неожиданные: кроме меди здесь стали заметными очевидные признаки начала земледелия, а несколько позднее и скотоводства.

Рис. 8.1. Эпоха «протометалла» в Евразии; ареал распространения поселений с металлическими предметами. Буквами обозначены памятники, о которых идет речь в настоящей главе. Красные кружочки обозначают памятники с находками меди в слоях поселков

Однако, наиболее замечательной чертой этих памятников является, конечно же, архитектура и, пожалуй, скульптура. Ниже мы познакомимся с наиболее яркими образцами этих поразительных по своей древности ярких творений из камня или глины. Облик их поражает не только специалистов, но также и неискушенных наблюдателей. Мелкие медные поделки не могут, естественно, конкурировать с этими громадами по своей выразительности; однако они создают некий добавочный и не совсем ясный фон восхищения перед трудно объяснимыми технологическими и интеллектуальными взлетами у носителей этих культур. Ведь в X–IX тысячелетиях завершался или же только что завершился геологический период плейстоцена; наступала пора новой – голоценовой, четвертичной, – уже современной геологической эпохи. Едва ли не на глазах людей тех тысячелетий уходили в прошлое культуры позднего палеолита, аборигены которых ютились в весьма примитивных обиталищах и не ведали керамики. А по просторам Сибири, столь далекой от плодородных долин Тигра и Евфрата, еще кое-где бродили последние группы мамонтов – своеобразных символов навеки исчезающей эпохи.

Открытия такого рода фантастических памятников и удивляли, и поражали, но вместе с тем как будто еще и еще раз прочно утверждали броскую и афористичную гипотезу «Ех Oriente Lux» – «Свет с Востока». Само это утверждение было сформулировано еще в XIX столетии, и вот уже более столетия – возможно, исключая самые последние десятилетия – и историки, и археологи почитали ее в качестве безусловной и безупречной аксиомы. Действительно, парадигма археологической науки XIX и первой половины XX столетий зиждилась на ряде «неоспоримых» истин, к каковым относилась и эта. Полагали, и с большими основаниями, что фактически все важнейшие технологические, интеллектуальные и духовные достижения являлись творческим плодом культур и цивилизаций, локализованных в области стран «Плодородного полумесяца», то есть, по существу, Месопотамии, или же – в более широком понимании – Ближнего Востока. Еще не так давно даже Анатолию считали «царской дорогой», исполнявшей лишь роль проводника благотворных идей и того «света» истин, что струился из чудесного источника в северо-западном направлении и озарял Балканы, Центральную и Западную Европу. Человечество, населявшее области за пределами «блаженных стран», было обязано этим избранникам буквально всем. Способности европейских и северных азиатских «варваров» оценивались лишь по таким признакам – сколь удачно они были в состоянии усваивать и воплощать в собственное бытие те мысли и достижения, что зарождались и исходили из блаженных краев.

Ареал распространения тех памятников, о которых шла речь, довольно обширен – примерно один миллион квадратных километров (рис. Про.2.2; 8.1). Удалось нанести на карту не менее 30 поселений, в слоях которых обнаружены безусловные или же «условные» находки медных изделий. В понятие «условные» включаются такие предметы, в отношении которых с уверенностью достаточно сложно говорить, являются ли они творением рук человеческих. Вполне вероятно, что это просто необработанные обломки дендритов самородной меди или же недостаточно изученный специальными аналитическими методами кусочек малахита, который посчитали за медный окисленный предмет.

Всего различного рода таких находок мы смогли зафиксировать лишь 230 экземпляров. Впечатление по поводу относительно большого их числа сразу же снижается, если вспомнить, что эти мало выразительные и мелкие предметы рассеяны по огромной площади, а слои их содержавших поселений датируются в пределах четырех или даже пяти тысячелетий – с X/IX по VI тыс. до н. э. И это тем более, что очень близкое к половине от всех ныне известных находок число медных предметов, было обнаружено в руинах лишь единственного восточноанатолийского памятника Чайоню-тепеси: 113 экземпляров. С краткой характеристики этого удивительного поселка мы и начнем.

Этот огромный поселок расположен в предгорной части Тавра (рис. 8.1), близ сезонно пересыхающего притока («сая» или же «сайра»), несущего весенние или ливневые воды к самым верховьям реки Тигр (рис. 8.2, слева). К этому району очень близко с запада подходят такие же сухие русла, но уже устремленные в бассейн верхнего Евфрата. В 6 км к северо-востоку расположен знаменитый и огромный медный рудник Эргани Маден; однако, как прояснили специальные изыскания, медь (рис. 8.3) и медная руда из Чайоню оказались связанными с иными – более мелкими окрестными рудопроявлениями.

Помимо меди, важнейшей и наиболее впечатляющей достопримечательностью Чайоню является, безусловно, каменная архитектура. Самым древним оказалось круглое в плане сооружение. Его возвели еще в X тыс. до н. э. Однако медные поделки залегали в более поздних зданиях, сложность конструкций которых угадывалась по каменным кладкам оснований– фундаментов. Последние в чем-то даже напоминали знаменитый критский лабиринт Минотавра (рис. 8.2, справа). Крайне интересно и то, что при сооружении одного из больших каменных фундаментов был использован вяжущий раствор, близкий по составу и характеру современному бетону. Слои, к которым относятся эти удивительные сооружения, согласно калиброванным радиоуглеродным определениям, укладываются в хронологический отрезок между 8500 и 6500 и. до н. э.

Рис. 8.2. Поселение Чайоню-тепеси. Слева: расположе ние селища на берегу сухого протока. Справа: фундамен ты каменных сооружений (съемка 1991 года)

Исследователи поселка полагают, что уже самого начала обитатели Чайоню сумели освоить первичные формы земледелия: об этом свидетельствовали находки карбонизированных (обугленных) зерен культурных злаков (пшеница, ячмень). Скотоводство было связано с более поздними слоями, а ранние фазы Чайоню содержали костные останки лишь диких животных, добытых аборигенами во время охоты.

Кроме меди в каменных сооружениях Чайоню и между зданиями удалось обнаружить более четырех тысяч (!) кусочков медного минерала – малахита. Некоторые из этих кусочков оказались обработанными; просверленные отверстия указывали, что это были бусины зеленых малахитовых ожерелий (рис. 8.3).

Рис. 8.3. Изделия из меди и малахита из слоев поселений Ашикли-хёйюк (верхние два ряда) и Чайоню-тепеси

Этот поселок отстоит на запад от Чайоню примерно на пять сотен километров и расположен уже в Центральной Анатолии, недалеко от города Аксарай, севернее знаменитых вулканических урочищ Каппадокии с их скальными пещерными монастырями и «городами». Археологи также относят Ашикли к фазе докерамического неолита. Датированные, в основном, первой половиной IX тыс. до н. э. жилые сооружения на этом селище резко отличны от каменных строений Чайоню: здесь господствовали довольно простые по форме прямоугольные или же трапециевидные в плане, тесно примыкавшие, как бы «прилепленные» друг к другу жилища. Стены обиталищ возводились из глиняных («саманных») крупных блоков – разновидности сырцового кирпича. Такой же кирпич служил материалом и для возведения оборонительной (?) стены Ашикли, хотя некоторые части этого вала люди сооружали с помощью блоков известняка и вулканического туфа. Исследователи полагают, что на этом поселке им удалось вскрыть древнейшую из известных в Центральной Анатолии оборонительных стен.

На Ашикли обнаружены 45 медных изделий: после Чайоню это вторая по представительности коллекция металлических предметов. По своему характеру они довольно сходны с предметами из Чайоню (рис. 8.3), однако здесь преобладают уже украшения – различные детали ожерелий (бусины, пронизки и т. п.).

Из сопоставления характера Чайоню и Ашикли напрашивается вывод, что имели место значительные различия между архитектурными особенностями сооружений на поселках докерамического неолита Восточной, с одной стороны, и Центральной Анатолии, с другой. Это действительно так, и мы в состоянии подтвердить подобное предположение весьма яркими примерами селищных памятников обоих регионов. Правда, те поселения, которых мы коснемся ниже, медными изделиями не богаты: в этом отношении им трудно равняться с Чайоню либо с Ашикли. Однако исключать эти одновременные названным памятникам из ряда поселений «протометаллической» эпохи кажется неразумным. По этой причине мы достаточно бегло упомянем лишь о некоторых поселениях Восточной Анатолии, а также Леванта. Речь пойдет о двух памятниках верхнего бассейна Евфрата – Невали-чори и Гёбекли-тепе, а также о легендарном Иерихоне.

Рис. 8.4. Гёбекли-тепе, каменные стелы. Слева: расположение стел по кругу. Справа: «демонстрация» истинного размера монументов [Schmidt: 163, 170, Abb. 72, 78]

Слои поселения Невали-чори, датированные X–IX тыс. до н. э., содержали небольшое число медных примитивных по форме изделий. Наибольшую известность этот памятник, относимый к самому началу голоценовой геологической эпохи, получил благодаря каменным массивным изваяниям-скульптурам.

Рис. 8.5. Гёбекли-тепе. Каменные стелы с изображениями животных [Schmidt: 134, 150, 234 Abb. 51, 59, 102]

Однако в этом отношении его затмил, пожалуй, недавно обследованный поселок, или же святилище, Гёбекли-тепе. Этот первобытный «храм» находится также в бассейне Верхнего Евфрата, примерно в полусотне километров к юго-востоку от Невали-чори. Памятники синхронны, и исследователи относят их к докерамическому неолиту. В Гёбекли медные предметы пока не обнаружены, хотя дальнейшие раскопки могут преподнести новые сюрпризы.

Рис. 8.6. Иерихон. Слева на заднем плане: виден участок стены времени докерамического неолита на фоне отложений культурного слоя. Справа: у основания башни того же периода [Mellaart: р.35, 43; figs. 15–17,21]

Гёбекли поражает своими огромными каменными стелами, на которых высечены изображения различных животных (рис. 8.4 и 8.5). Многотонные вертикально поставленные стелы располагались по окружности (рис. 8.4, слева), что и послужило основанием для представления о Гёбекли как о некоем святилище или же культовом центре.

Рис. 8.8. Сокрушение стен Иерихона древними евреями. Миниатюра Жана Фуке

При этом возникают любопытные, но естественные вопросы: что же это был за способ доставки на «храмовый» холм подобных массивных блоков, – ведь тягловых животных тогда не ведали, а также – каким образом таким массивным блокам придавали столь завершенную форму и т. д., и т. п.?

Рис. 8.7. Иерихон, докерамический неолит. На этом черепе древние обитатели города вылепили посмертную глиняную маску покойника, чем предвосхитили работы Мих. Мих Герасимова [Mellaart: р. 43, fig. 21]

Если же мы перенесемся на юг, в Левант, к руинам легендарного библейского города Иерихона, то в нем, равно как и в Гёбекли, мы не услышим о находках меди. Правда, Иерихон вообще как бы выходит за пределы ареала памятников и культур «протометаллической» эпохи. Однако и этот памятник IX–VIII тыс. до н. э. в состоянии удивить многих своей выразительной мегалитической архитектурой. Еще более полувека назад здесь были раскопаны остатки грандиозной для того времени каменной стены и башни (рис. 8.6). Вообще же в человеческом сознании иудаистов и христиан Иерихон и его истинный символ – обрушенные от трубных звуков каменные стены – тесно сплелись между собой. Вспомним библейский текст, повествующий об осаде города в конце II тыс. до н. э.:

Шесть дней, трубя в трубы, обходили древние евреи Иерихон. Наконец, в решающий седьмой день осаждающие его встали очень рано и обошли город семь раз, после чего… «Народ воскликнул, и затрубили трубами. Как скоро услышал народ голос трубы, воскликнул народ весь вместе громким и сильным голосом, и обрушилась вся стена города до своего основания, и весь народ пошел в город, каждый с своей стороны, и взяли город. И предали заклятию все, что было в городе, и мужей и жен, и молодых и старых, и волов, и овец, и ослов, все истребили мечом» [Навин 6, 19–20]. В сознании почему-то отложилось, что от рева труб пали стены, а оказывается, что от слаженного и могучего народного крика. Конечно, между событиями II и IX–VIII тысячелетий до н. э. хронологический разрыв огромный, но параллель довольно любопытная, не правда ли?

Для X–VI тыс. до н. э. в Центральной Анатолии мы не знаем памятников с каменной архитектурой или же скульптурой, сходных с восточноанатолийскими образцами. Зато здесь процветает архитектура, базирующаяся на сырцовой кладке. Вершиной этого является и по настоящий день, пожалуй, фантастический по своей выразительности поселок Чатал-хёйюк. Сам жилой холм огромен – его площадь равна 13 га (рис. 8.9).

Рис. 8.9. Чатал-хёйюк; вид с вертолета на жилой холм [Google]

Мощность культурного слоя достигает 19 метров, и этот «слоеный пирог» напластований был обеспечен трудно подсчитываемым числом – видимо, многими и многими сотнями – домов и святилищ, которые плотно лепились друг к другу своими стенами. Дома по разным причинам – может быть, и землетрясений – разрушались, и поверх их руин немедленно вырастал новый пласт построек.

Рис. 8.10. Чатал-хёйюк. Хорошо видны стены домов (вверху) и сырцовые кирпичи-блоки, слагавшие стены многочисленных построек (съемка 1976 года, через 11 лет после завершения раскопок Д. Меллаарта)

В конечном итоге это и привело к почти безмерному разрастанию огромного рукотворного холма. Первый его исследователь, английский археолог Джеймс Меллаарт (1961–1965 и.), именовал его даже «неолитическим городом», и в чем-то он был, пожалуй, прав.

Рис. 8.11. Чатал-хёйюк. Стенная роспись и барельеф. Слева: участок стены с изображением поселка и действующего вулкана (реконструкция изображения). Справа: схватка леопардов [Mellaart: р. 83, 98; figs. 51–52, 81]

Жители на Чатал-хёйюке проникали внутрь построек через лазы в крышах; таким же путем они общались и между собой. Стены построек воздвигали из сырцового крупногабаритного кирпича или же плоских блоков (рис. 8.10). Внутренняя облицовка жилищ была, как правило, гладкой и нередко украшенной росписью. Местные живописцы оставили для нас даже фреску, как полагал Д. Меллаарт, с общим видом «города». Вытянутые в цепочки ряды домов представлены на фоне расположенного неподалеку извергающегося вулкана Гасан-даг (рис. 8.11, вверху). Вообще же изобразительное искусство Чатал-хёйюка не может не поражать: кроме настенной росписи в руинах домов обнаружены прекрасные глиняные статуэтки. Их очень много: сидящие и стоящие люди (рис. 8.12), разнообразные животные – леопарды (рис. 8.11, справа), бараны, быки… Нередко фигурными обкладками украшали кремневые ножи изысканной формы и т. п. В верхних слоях уже находят керамическую посуду.

Рис. 8.12. Чатал-хёйюк. Глиняная статуэтка богини плодородия [Wikipedia]

Исследования громады Чатал– хёйюка продолжаются и по сей день.

Постоянно нарастает число радиоуглеродных датировок, которые теперь надежно определяют время существования Чатал-хёйюка второй половиной VII, а также VI тыс. до н. э. Эти датировки говорят нам, что «город» Чатал-хёйюк существовал существенно позднее другого центральноанатолийского памятника Ашикли – о нем мы уже говорили, – но при этом, конечно же, его целостный облик предстает несравненно более эффектным. На Чатал-хёйюке, равно как и на Ашикли, господствует архитектура из сырцовых кирпичей, но вся она гораздо более выразительна и совершенна. На Ашикли мы знаем о существовании оборонительного вала или же стены, а для «города» очевидных признаков подобного сооружения археологи не обнаружили. Вместе с тем никаких следов разрушений, подобных тем, что остаются в результате чужеродных нападений и нашествий, не замечено. Культура Чатал-хёйюка как бы «скончалась» и завершила свой путь сама собой, без явных посторонних воздействий. И кроме всего, очень трудно проследить ее влияние на позднейших обитателей Центральной Анатолии.

И наконец, о металле. Медных находок, как можно думать, здесь сделано немалое количество, а кроме меди нашли даже капли свинца. Но, к сожалению, статистика в отношении металлических предметов на сегодняшний в Чатал-хёйюке либо отсутствует, либо автору она оказалась недоступной. Формы же металла напоминают те, о которых мы говорили и для иных – более ранних памятников Малой Азии, то есть среди них бусинки, про– низки, маленькие проколки…

В протяженных хронологических границах эпохи «протометалла» возможно различать две последовательные фазы. Первая из них связана с X—VII тыс. до н. э. Для нее характерны чрезвычайно эффектные памятники, как поселенческие, так и сакральные. Практически все они сугубо индивидуальны и, как правило, важнейшими чертами своего облика и характера вполне зримо отличаются друг от друга. Даже расположенные поблизости друг от друга Невали-чори и Гёбекли мы должны относить к разным категориям: Невали – поселок, Гёбекли – святилище. О различиях центрально– анатолийских поселений Чатал-хёйюка и Ашикли мы только что говорили.

Эпоха «протометалла» предстает перед нами в качестве неожиданного феномена своеобразных «точечных взрывов», направленных, по преимуществу, по технологическому и мировоззренческому руслам. Я склонен именовать эти взлеты, или взрывы, достижений и открытий «точечными», поскольку они были связаны, по всей вероятности, с довольно немногочисленными популяциями, оставившими нам единичные и неповторимые поселки – либо сравнительно небольшие как Ашикли, либо гигантские, подобные Чатал-хёйюку. Каждый такой коллектив искал свой путь развития и находил его. Искания эти отразились для нас в мегалитической скульптуре, в каменной или глиняной архитектуре, в появлении и развитии земледелия и скотоводства и, конечно, в открытии металла. Вместе с тем мы не замечаем, чтобы их достижения распространялись сколько-нибудь широко, захватывая другие, даже соседние популяции.

Наверное, поэтому мы и остерегаемся именовать эти явления «археологической культурой», но лишь соотносим подобный феномен с культурой одного определенного памятника. Ведь «археологическая культура», как правило, должна охватывать значительные территории и, кроме того, быть представленной группой сходных между собой памятников – селищ и/или могильников. На первой фазе «протометалла» мы этого ничего не замечаем. Повторим, что описанные выше «взрывы» касались единичных и неповторимых по большинству признаков памятников.

Культура первооткрывателей могла подниматься до поразительных высот, но затем начинала нисходить вплоть до ее полного исчезновения. Она умирала в процессе своеобразного «окукливания», завершала свой путь без видимых активных внешних губительных воздействий. Более того, ее блистательные черты не только растворялись, но забывались и отвергались популяциями на последующих фазах развития.

В этом отношении крайне любопытной для нас явилась вторая и более поздняя ступень «протометалла», относимая к VI–V тыс. до н. э. На этой фазе уже формируются классические «археологические культуры», территориально представленные на более или менее широких пространствах и, как правило, некоторой – опять же количественно большей или меньшей – группой однотипных памятников. Зона культур «протометалла» расширяется в сторону Леванта и Нижнего Египта, а также Центрального Ирана (рис. Про. 2.4). Среди ранних общностей второй ступени наибольшую известность получили такие широко известные и знаменательные в археологическом мире культуры как Хассуна, Халаф, Самарра, а несколько позднее – Убейд. Их главным отличительным признаком стала керамика, отличавшаяся удивительной красотой, разнообразием и завершенностью форм, богатейшим моно– или же полицветным декором. Архитектура жилищ совершенно не унаследовала мегалитических конструкций ранней ступени; вместо этого полностью возобладала традиция глинобитных обиталищ и святилищ. Огромная масса глиняных статуэток смогла поведать археологам о мировоззрении древних носителей этих культур.

Медные вещицы в памятниках этих культур и общностей встречаются по-прежнему, но столь же редко. Кроме того, они не отличаются ни сколько– нибудь выразительной формой, ни технологическим совершенством. Пожалуй, в сравнении с великолепием глинобитной архитектуры и морем керамического многообразия упомянутых культур Месопотамии, Леванта или же иных смежных регионов, «излучавших» благостный «Свет с Востока», застылость эта не может не привлекать особого внимания и – что естественно – требовать также удовлетворительного объяснения. И это станет особенно очевидным на фоне подлинной металлургической революции, взорвавшей мир в V тыс. до н. э. на севере Балкан и в Карпатах, то есть уже в существенном отдалении от тех «райских кущ», что согласно традиционной аксиоме, всегда и непременно были обязаны находиться «впереди планеты всей».