Текст книги "Степной пояс Евразии: Феномен кочевых культур"

Глава 9
Металлургическая «революция» в Балкано-Карпатье

Взрыв металлургической «революции» произошел достаточно далеко на северо-западе, в стороне от тех регионов, что служили колыбелью культур эпохи «протометалла». Даже если вести отсчет от крайнего западного и в определенных отношениях наиболее яркого в серии анатолийских памятников «протометаллической» эпохи – Чатал-хёйюка, то до географического – но не технологического! – центра грядущей «революции» дистанция получается весьма выразительная: не менее тысячи километров – и это по прямой линии. Географический же центр общностей, в среде которых осуществлялся великий перелом, скорее всего, следует размещать где-то вблизи от так называемых Железных ворот Дуная – там, где великая европейская река прорывает теснину между подступающими друг к другу массивами Балканской и Карпатской горных систем.

Металлургическая «революция» V тыс. до н. э. обозначила поразительный скачок в древней технологии горнометаллургического производства. Как бы внезапно явившиеся перед археологами и историками богатейшие коллекции изделий из меди и золота почти немедленно приобрели статус истинных символов медного века Балкано-Карпатья. В далекой юго– восточной стороне, в долинах стран «Плодородного полумесяца», продолжали маячить лишь их бледные тени – примитивные по форме и технологии медные вещицы. Весьма выразительная глинобитной архитектура и великолепная керамическая посуда с настоящей металлургией никак не сочетались.

Технологический скачок привел к формированию древнейшей в Евразии и, соответственно, в Старом Свете системы, которую мы именуем металлургической провинцией. Под такого рода образованиями мы понимаем совокупность родственных по своей металлической продукции производящих горнометаллургических центров, и в нашей книге к их характеристике мы будем возвращаться еще не один раз. «Провинция-пионер» получила название Балкано-Карпатской (БКМП). Принятое наименование отражало ситуацию, когда все основные горнометаллургические центры провинции опирались в своем производстве на богатые меднорудные базы Северных Балкан и Карпат. Вместе с тем истинной и формирующей единство провинции, но уже в культурно-производственном отношении, ее своеобразной геоэкологической осью явился Дунай, или же точнее, весь обширный бассейн Среднего и Нижнего Подунавья.

И, наконец, вкратце еще об одном. Зарождение и развитие металлургии меди мы, безусловно, должны поставить в этом ряду событий на первый план. Вторым также весьма важным событием этой поры и этого региона стало зарождение скотоводческих культур великого евразийского Степного пояса, и это имеет к тематике нашей книге уже прямое отношение.

Однако каковой представляется нам та база, что предшествовала «металлургическому взрыву»?

Вопрос об истоках металлургической революции в Балкано-Карпатье как бы повисает в воздухе, предложить удовлетворительный ответ на этот вопрос пока что очень сложно. В наших руках почти нет никаких отчетливых свидетельств плавного развития и динамики восхождения от культур каменного века к раннеметаллическим. Все свершалось как бы в стремительном рывке. Общности неолита на Балканском полуострове и в Подунавье, датируемые VI тыс. до н. э., предстают перед археологами в облике достаточно сходном с синхронными им культурами заключительной фазы эпохи протометалла в Анатолии или же в Месопотамии. Весьма сходным кажется и уровень их технологического развития. Здесь также господствовали многослойные жилые холмы, которые в арабоязычных странах обычно именуют «теллями», в тюркоязычных – «тепе», у греков – «магулами», а у южных славян – «могилами».

Обычно подобные холмы располагались неподалеку от разнообразных водных источников, и холмы эти, как правило, хорошо различимы – в особенности на фоне плоских равнин (рис. 9.1).

Рис. 9.1. Так выглядят на равнине телли или же «селигцные могилы». Вся многометровая толща их напластований сложена из переславивающихся развалин разновременных и налегающих друг на друга глинобитных построек

Постоянное нарастание слоя на этих холмах – «могилах» с течением времени легко объясняется двумя обстоятельствами. Во-первых, древние обитатели сооружали себе глинобитные постройки, которые после разрушения оставляли большую массу строительного мусора и развалин. Во-вторых, в течение нескольких тысячелетий, по крайней мере, с VI по III тыс. до н. э., на Балканах и в Подунавье имела место примечательная и удивительно стойкая традиция: люди почти всегда предпочитали сооружать свои обиталища именно на вершинах покинутых предшественниками жилых холмов. Объяснить такое предпочтение не так-то просто, но сходная традиция господствовала повсеместно, причем не только на Балканах, но также в Анатолии, в Леванте, Месопотамии, Иране и т. д. Вместе с тем ни на Балканах, ни тем более в Карпатах мы не встречаем таких теллей, где мощность культурного слоя превышала бы 12–15 метров. И в Анатолии, и тем более в Месопотамии эти напластования могли достигать существенно больших значений (вспомним хотя бы Чатал-хёйюк, а он не самый могучий из такого рода памятников).

Наиболее ярким и значимым материалом при изысканиях археологов по различению и определению конкретных археологических культур, как правило, служит глиняная посуда: в сравнении с прочими артефактами она несравненно более многочисленна, а многообразие и изысканность ее деталей всегда привлекает особое внимание. На Балканах обломками глиняных, великолепных по качеству и оформлению сосудов насыщены даже самые ранние слои еще только начинающих свой «рост» селищных холмов. Даже древнейшие образцы балкано-дунайских сосудов удивляют бесконечным разнообразием форм, весьма сложным по рисунку причудливым орнаментом, а также исключительно высокой технологией обработки глины. Как правило, из глины к тому же лепили множество разнообразных статуэток, изображавших фигурки людей (см. рис. в начале главы) или животных. Основным занятием при добыче пищи служило земледелие. Скотоводство же, по всей видимости, играло в этом отношении роль вспомогательную, даже подчиненную. Металл если и встречался в неолитических напластованиях, то крайне редко и в виде невыразительных по форме мелких вещиц; к тому же не всегда удается доказать связь этих предметов с руинами новокаменного века.

Повторим, что большинство основных признаков Балкано-Дунайских культур указывало на принципиальное тождество их с оседло– земледельческими общностями Анатолии или же Месопотамии. Однако сходство замечалось, прежде всего, с теми из них, что характеризовали заключительную фазу эпохи «протометалла» и относились по преимуществу к VI–V тыс. до н. э. При всем том в Балкано-Карпатье совершенно отсутствовали памятники, сколько-нибудь похожие на ранние, на те, которые характеризовали фазу т. н. «точечных» взрывов «протометаллической» эпохи, – подобные Чайоню или же Гёбекли с их каменной архитектурой и/или скульптурой. И доныне не удается столкнуться на Балканах с гигантскими поселениями типа Чатал-хёйюка с великим разнообразием цветных фресок на стенах глинобитных строений. В Балкано-Карпатье неолитические селища оставляют более скромное впечатление.

Примечательно, что общий облик балкано-карпатских культур медного века, датируемого здесь уже V тыс. до н. э., на беглый взгляд принципиально почти не меняется. Перед нами все те же бесчисленные «селищные могилы» (рис. 9.1) с глинобитными хижинами, среди их руин; та же восхищающая взор керамика в развалинах жилищ; сходная с более ранней глиняная скульптура с изображением женских статуэток или животных. Порой даже хочется во всей свите многочисленных археологических культур видеть своеобразный мир «глиняного царства», так он ярок и завлекателен. Однако в этот «глиняный мир» буквально врываются металлы – медь и золото, начинают свою деятельность мощные производственные горнометаллургические центры Балкано-Карпатской металлургической провинции (БКМП). При этом индустрия каменных орудий продолжает сохранять свой высокий уровень

В предшествующих разделах мы говорили, что истинным культурно– производственным ядром этой провинции служил бассейн Среднего и Нижнего Подунавья.

Рис. 9.2. Ареал Балкано– Карпатской металлургической провинции: 1 – центральная группа оседло-земледельческих культур, 2 – периферийная группа оседло– земледельческих культур, 3 – степные скотоводческие общности

Именно с упомянутыми регионами оказались тесно увязаны все важнейшие производственные очаги. Если ареал распространения и воздействия металлопроизводящих и металлоносных культур и выходил за границы дунайского бассейна, то не намного и не существенно. На карте (рис. 9.2), к примеру, очерчена южная грань БКМП: здесь граница провинции, упираясь в Родопы, проходит по долинам Фракии, а это уже за пределами дунайского бассейна. Однако южнее Родопских гор тогда же продолжают свое нерушимое господство традиционные неолитические культуры: за этой границей о металле либо ничего не знали, либо имели о нем весьма зыбкое представление.

Проблема закономерностей в распространении металлопроизводства и металлопотребления, стремительных территориальных продвижений прогрессивных технологий, процессов их внезапного торможения носит, безусловно, глобальный характер: вопросы эти будут возникать перед нами едва ли не постоянно. Конечно же, мы постараемся каким-то образом пояснить сущность этого исторического парадокса, но кажется, что эти попытки мы предпримем позднее, когда соприкоснемся с более разнообразным сравнительным материалом. Правда, мы отчасти уже затрагивали эту тему при обзоре эпохи «протометалла», когда привлекали внимание к загадкам поразительно раннего открытия меди и – в то же время – трудно объяснимого четырехтысячелетнего застоя в развитии металлургии…

В рамках БКМП нетрудно наметить три четко выраженные группы, или же блока культур (рис. 9.2). Первая и центральная во всей системе группа оседло-земледельческих культур охватывала весь бассейн Среднего и Нижнего Подунавья с некоторыми прилегающими к ним с юга областями (Фракия). Именно в этом обширном регионе были сосредоточены все важнейшие культуры Балкано-Карпатья вкупе с производящими горнометаллургическими центрами. Общая площадь центрального блока культур оказалась близкой к 700–800 тысяч кв. км.

Рис. 9.3. Золотые изделия и мраморный топор из богатых погребений Варненского некрополя

Вторая группа культур – по сути, тождественных балкано-карпатским и также оседло-земледельческих – распространялась уже за пределами дунайского бассейна в пределах верхнего и среднего течения рек Днестр, Прут, Южный Буг, доходя до Среднего Поднепровья, где проходила восточная граница этого блока. Общая площадь последнего равнялась 160–190 тысяч кв. км. Для российских читателей эта группа культур может показаться достаточно известной, благодаря их совокупному наименованию: в данный блок входили памятники разных хронологических этапов знаменитой трипольской культуры, или же – точнее – общности. Территория последней приходилась на безрудную зону, и по этой причине горнометаллургического производства здесь не могло быть в принципе. Трипольские обитатели полностью зависели от металлургов и от поставок металла из очагов центрального блока БКМП.

Наконец, последняя – и для нашей темы особенно интересная – группа культур была рассеяна по широкой зоне степи и лесостепи, от низовьев Днестра и Буга вплоть до Среднего и Нижнего Поволжья. Здесь на площади в 400–500 тысяч кв. км. господствовали общности подвижных скотоводов, резко несходные по важнейшим проявлениям своей культуры с оседлыми земледельцами первой и второй групп Балкано-Карпатской металлургической провинции.

Характеристика культур центрального блока БКМП построена в основном на базе материалов, добываемых археологами из руин бесчисленных поселений, а также из древних кладбищ. Ученые наметили здесь весьма значительное число культур, мы, однако, остановимся лишь на двух их них. Первую из них археологи именуют Караново VI-Гумельница, а вторую – Варна. Они расположены в юго-восточной части провинции – во Фракии и Нижнем Подунавье, а также близ западного побережья Черного моря (рис. 9.2).

Думается, что для лучшего понимания феномена БКМП будет резонно обратиться лишь к двум неординарным памятникам указанных культур, занимающим совершенно особое положение в этой древнейшей системе взаимосвязанных производственных очагов. Первый из памятников, приобретший статус безусловного символа металлургической провинции, – это Варненский «золотой» некрополь, в могилах которого было сосредоточено древнейшее на нашей планете золото. Другой памятник – Аи бунар («Медвежий источник» или же «колодец» в переводе с тюркского) – медный рудник с огромными горными выработками V тыс. до н. э., синхронными погребениям из Варны. Оба памятника находятся на территории Болгарии.

Рис. 9.4. Варненский некрополь, раскопки 1974 года. На заднем плане виднеются берега лимана

Могильник был случайно обнаружен осенью 1972 года на западной окраине города Варна, близ берега черноморского лимана (рис. 9.4); по этому некрополю, кстати, и получила свое название культура Варны. На сегодняшний день археологам на этом кладбище удалось вскрыть более трехсот могил. В огромном большинстве случаев могильные ямы были предназначены для покойников вполне «обыкновенного» ранга. Трупы их, как правило, укладывали на дне могил на спине с вытянутыми или согнутыми в коленях ногами. Скончавшихся людей в потусторонний мир чаще всего сопровождал довольно скромный инвентарь: глиняный сосуд/сосуды, а также изготовленные из просверленного мягкого камня или же из морских раковин бусины и т. п. Не столь уж редкими оказывались здесь могилы, где помимо останков покойного ничего не находили…

Рис. 9.5. Варненский некрополь. Слева: по гребение вождя в одной из могил Варненско го некрополя. Справа: погребение-кенотаф с золотом и медными орудиями

Однако безусловно, что самый жгучий интерес не только у археологов, но и у широкой публики вызвали несколько могил, чей заупокойный инвентарь отличался феноменальным богатством (рис. 9.3, 9.5 и другие). При этом лишь в единственной из могильных ям находился скелет человека, все прочие богатые захоронения человеческих останков не содержали.

Единственный покойник – мужчина средних лет, – удостоившийся чести быть захороненным в специально откопанной для него яме, был буквально засыпан золотыми украшениями (рис. 9.5, левое фото). Вокруг головы был выложен нимб из золотых бляшек. На руках были надеты массивные, также золотые, браслеты. В правую руку ему вложили обтянутую золотыми муфтами деревянную рукоять, на которую был насажен полированный мраморный топор (см. рис. 9.3). Даже на его пенис надели золотой «презерватив». Погребенный в этой могиле являлся, конечно же, знатной персоной, видимо, даже военным вождем: ведь кроме золота при его останках находилось большое число медных орудий и оружия.

Рис. 9.6. Варненский некрополь, одно из погребений-кенотафов. Глиняная маска человеческого лица с золотыми аппликациями

В каком-то отношении еще более примечательными явились в Варне могильные ямы без человеческих останков. Болгарские археологи определяли эти объекты как символические погребения; в археологической науке такие захоронения чаще всего именуют кенотафами.

Рис. 9.7. Медные орудия из различных погребений Варненского некрополя

В ямах находились россыпи золотых украшений; среди золота лежали и медные предметы, правда, здесь уже не столь многочисленные, как в погребении вождя (рис. 9.5, правый). Символом знатного положения той персоны, в память которой сооружался кенотаф, служила глиняная маска, чей лик был также украшен золотыми пластинами (рис. 9.6). Мелкие и также золотые бляшки поверх «лика» на таких масках могли изображать зубы.

Рис. 9.8. Керамика из погребений Варненского некрополя. Слева: большое блюдо с росписью с применением пыльцы золота. Справа: ритуальный сосуд с традиционной техникой орнаментации керамических изделий варненской культуры

Безусловно, что золото Варны сразу же после открытия явилось сенсацией № 1 в мировой археологии. В богатых погребениях Варны нашли более трех тысяч золотых предметов. Однако и коллекция медных орудий (рис. 9.7), среди которых тяжелые топоры и тесла занимали весьма значимое место, также привлекала особое внимание. Повторим, что такие формы металлургии и металлообработки появились на Балканах и в Карпатском бассейне фактически без сколько-нибудь заметного длительного временного «разбега». Естественно, что подготовительный (латентный) этап подобной технологии должен был непременно иметь место. Однако, кажется, что последний протекал весьма стремительно, и такие периоды различать на археологических материалах удается далеко не всегда.

Мощные следы горных разработок на Аи бунаре были обнаружены археологами также осенью, но еще 1971 года. Рудник принадлежит категории древнейших на нашей Земле и относится к наиболее впечатляющим из этого крайне редкого разряда сохранившихся и известных нам памятников горного дела. Отличия Аи бунара от Варненского могильника заключались не только в резком несходстве характера обоих памятников. Некрополь был призван продемонстрировать потусторонним силам — [получилось, однако, что вместе с ними также и нам] – все лучшее из творений местных мастеров по золоту и меди. В противоположность этому, горняки и рудознатцы V тыс. до н. э., вгрызавшиеся в рудоносные известняки и доломиты горного урочища, абсолютно не желали, чтобы взгляд посторонних даже касался их работ (об этом мы скажем ниже). Однако исследования этого редкостного и древнейшего в Евразии памятника горного дела, позволили наконец, осознать, сколь тяжела, таинственна и непривычна для той эпохи оказалась работа по извлечению из тисков скальной породы той драгоценной руды, что должна была служить исходным материалом для выплавки меди, попадавшей, в конечном итоге, и в могильные ямы Варненского кладбища.

Медное месторождение Аи бунар находится в лесистом невысоком горном массиве самого центра Северной Фракии (рис. 9.9, левое фото). Рудо– проявление невелико, а рудные жилы, где преобладают малахит и азурит, здесь круто падают вглубь земли. При этом зеленые и синие минералы меди выходили на поверхность, что и позволяло древним рудоискателям опознавать само месторождение и вести разработку его основных рудных линз. Мощность сложенных рудными минералами жил колебалась от 0,5 до 5 метров в ширину, а сами прослойки медной руды могли простираться от нескольких десятков до сотен метров. Обнажения минеральных выходов протянулись ломаной дугой, с перерывами примерно на полтора километра, и повсюду древние шахтеры закладывали выработки на всех этих выходах. Самые богатые линзы и жилы минералов локализовались в центре рудопроявления. Именно на этих участках оруденения и были зафиксированы наиболее выразительные следы значительных горных работ (рис. 9.9, правое фото и 9.10).

Рис. 9.9. Аи бунар, расчистка горных выработок в 1972 году

Выработки представляли собой, как правило, круто наклонные, длинные щели (рис. 9.11). Последние постепенно сужались в глубину, так что работа в них с определенного уровня оказывалась крайне затрудненной из-за крутых известняковых и доломитовых бортов, сдавливавших щели проходок. Шахтеры старались выбрать все доступные им медные минералы, отчего археологи смогли добраться на ряде периферийных выработок до дна древних разработок. К сожалению, этого не удалось сделать на самых значительных – центральных выработках. Правда, бурение показало, что там их глубина могла достигать 25–30 метров!

Тотальный объем извлеченной на Аи бунаре медной руды мог достигать примерно 30000 тонн. В реальности, исходя из приблизительных норм древней технологии, плавка этой руды могла дать приблизительно 1000 тонн меди. Аибунарская руда и выплавленная из нее медь отличаются от всех прочих значительным разнообразием примесей сопутствующих химических элементов. Признак этот позволил установить, что до нынешнего времени в музеях Болгарии сохранилось всего лишь не более 15–20 кг меди (см. например, отдельные находки: рис. 9.12). Первоначально это сильно удивляло исследователей, однако все работы по обследованию древнего горнометаллургического производства в Евразии показали, что такова примерная и обычная доля сохраняющихся остатков от металлургического производства эпохи раннего металла.

Проводящиеся в последние десятилетия исследования древних рудников стали приводить ученых к весьма обоснованным заключениям о зачастую громадных объемах добытой руды и, соответственно, металловыплавки. Эти изыскания позволили провести ревизию господствовавших ранее заключений о ничтожных масштабах древнего горнометаллургического производства.

Рис. 9.10. Аи бунар. Расчищенный до глубины 6–7 метров участок одной из центральных выработок

Мнение это опиралось на визуальные оценки тех незначительных коллекций металла, что сохранялись во множестве музеев разных стран.

Рис. 9.11. Аи бунар. Расчищенные малые щелевидные выработки

Теперь обратимся к ряду иных наблюдений за феноменом Аи бунара, также удивлявших ученых своими парадоксами. Например, оказалось, что по завершении тяжких трудов и покидая навсегда рудник, горняки старательно перемещали «пустую» породу, скальные обломки и щебень назад в собственные карьеры, с таким трудом пробитые в скальных породах.

Рис. 9.13. Аи бунар. Погребение горняков в узкой щелевидной выработке (мужской костяк справа)

Горы этого отработанного материала, без всякого сомнения, возвышались здесь же, рядом с щелями выработок, когда шахтеры дробили в этих карьерах скалы, извлекая из них медные минералы. А ведь «пустая» порода – это десятки тысяч тонн! – по общему объему всегда многократно превосходила «полезную» рудную массу. С современной точки зрения, эта многотрудная акция абсолютно иррациональна.

Рис. 9.12. Аи бунар. Медные втульчатые орудия горняков: топор-кирка (вверху) и клиновидный топор

Однако древние горняки полагали совершенно иначе. Таинственные недра милостиво позволили им позаимствовать у них некую долю скрытых богатств. Теперь задачей шахтеров становилось как можно тщательнее скрыть следы своего проникновения в глубины земли, – в противном же случае нерадивых ожидала жестокая месть со стороны хозяев подземных кладовых. По мере активного изучения древнейшего горного дела становилось все более и более ясным, что подобная – бессмысленная с позиции современных рациональных взглядов – практика носила едва ли не всеобщий характер во множестве регионов Евразии. По существу, на Аи бунаре удалось приоткрыть явные признаки архетипа в понимании взаимоотношений горняков с властителями недр. В связи с этим любопытны, пожалуй, и захоронения самих горняков в засыпанных пустой породой выработках. В одной из самых тесных щелей археологи натолкнулись на останки парного погребения мужчины и женщины (рис. 9.13). У мужчины перед захоронением отчленили левую ногу; ее положили поверх трупа женщины и прикрыли ее крупным камнем. Находки подобного рода на рудниках – редкость чрезвычайная.

Рис. 9.14. Трипольская общность. Глиняный расписной многоцветный сосуд

Другая неожиданность Аи бунара – полное отсутствие следов выплавки меди как в ближних, так и в его дальних окрестностях. Более того, богатые металлом памятники Балкано-Карпатской металлургической провинции вообще не содержали ни следов выплавки меди из медных руд, ни мастерских, где бы отливали и отковывали те разнообразные орудия, что в массе сохранились до наших дней. Это особенно удивляло на фоне других – существенно более бедных металлом культур, относящихся к иным историческим периодам: там находки глиняных или же каменных форм для отливки медных или бронзовых орудий не кажутся чем-то необычным. По всей вероятности, вся деятельность мастеров горнометаллургического производства в рамках БКМП подчинялась неким загадочным требованиям высокой секретности.