Текст книги "Гонзо-журналистика в СССР"

Мы попили кофе, и Привалов засобирался, скомкано попрощавшись.

– А что искали-то? – спросил я вдогонку, глядя на его широкую спину, которая удалялась в сторону двери.

– Делали вид, что деньги – ты же у нас кладоискатель, – ответил вместо своего начальника Соломин. – А на самом деле – компромат.

– Пф-ф-ф, – сказал я, – в том компромате, который тут имеется, разобраться могу один я. Хочешь, покажу? Только ты сразу в психушку не звони, ладно?

– Уже страшно… Но – конечно, хочу!

И мы пошли на второй этаж. Ублюдок здорово тут напакостил – всё разбросал, сорвал со стены стенды и схемы, вывернул ящики… Бардак и мерзость запустения! Но всё равно – впечатление на Соломина оно произвело.

– Это что – у тебя, типа, штаб?

– А что? – поднял палец вверх я. – Журналистские расследования – дело серьёзное!

На самом деле я был здорово зол: уродец с фонариком испортил труд нескольких месяцев! Но виду не подавал. Пускай доблестная милиция думает, что это мои причуды. Кинулся к углу, где располагался сейф с ружьём – он был не тронут, и показушно-облегченно вытер лоб:

– Фу-у-у…

– Что – заначка?

– Нет, оружие. Пошли вниз, найдём тебе спальное место, товарищ Соломин. Как там говорят – незваный гость хуже татарина?

– Это чегой-то? У меня вообще-то бабка – татарка казанская! – обиделся капитан.

Судьба у него, видимо, сегодня такая – обижаться.

– Вот, на диване тебе постелю. Ты извини, соображаю плохо – три литра на четверых вкатили…

– Ого! И что там было?

– Медовый самогон!

Соломин с пониманием покачал головой.

После того, как машину его мы загнали в гараж, милиционер достал с заднего сиденья рацию и бережно понёс в дом.

– Это что? – спросил я, когда он уложил этот странный прибор рядом с табельным оружием на тумбочке у изголовья.

– Это портативная радиостанция 70 РТП «Днепр»! – с гордостью сказал он. – Давай спать, Гера, а? Ночь на дворе!

И, чтоб меня, разделся до исподнего, укрылся одеялом, лёг на подушку, по-детски подложив под щёку ладонь, и уснул! Вот так – просто! Это ж уметь надо! Ну и Соломин, ну и чёрт! Хорошо хоть – не храпел!

Я ещё сходил в душ, почистил зубы и улёгся далеко за полночь. Долго ворочался, пытаясь отогнать пытающиеся настигнуть меня «вертолёты», а потом провалился в тяжёлый, густой и вязкий сон.

* * *

Наутро меня разбудил не будильник, а запах жарящейся яичницы и шкварок. Вот тебе и Соломин! Покушать жирненького да сытного после вчерашних возлияний – это просто праздник какой-то! Да и амброзия прополисовая – тоже штука прекрасная! Голова ясная, никаких мерзких ощущений… Чудеса!

– О! Проснулся! А я уже бдю! – помахал мне капитан от плиты, когда увидел, как я плетусь в туалет. – Иди, ешь давай, потом покажешь мне своё поместье.

– Знаешь, товарищ милиционер, если б я догадывался, что ты ещё и завтраки готовишь – я бы сам ограбление инсценировал! – одобрительно сказал я. – Но я жду от вас самой подробной информации, так и знай. Это ведь чёрт-те что: кто-то вламывается ко мне в дом, что-то ищет… Я, конечно, понимаю, что тот же Сазанец или Солдатович имеют на меня большой зуб, но такое… Это, кажется, уже слишком. Мы ведь не в тупом американском шпионском фильме находимся, а в полесской провинции! У нас так не принято!

– Гера, – развёл он печально руками, – чтоб я сам знал – то поделился бы! А так… Сказали бдить – буду бдить! И ни одна муха мимо не пролетит!

Все эти тайны мадридского двора начинали меня усиленно напрягать. Я так старался не вляпаться в большие игры больших дядей, что, по-видимому, влез в них по самые уши! И меня явно использовали втёмную. Приваловы, Волков и его «красные директоры», неизвестные важные гости из Минска, для которых я проводил экскурсию, и чёрт знает кто ещё. И это жутко бесило.

* * *

И потому, как только я оказался в редакции – тут же сел на телефон.

– Василий Николаевич? Нужно срочно встретиться. Как – с кем? С теми, кто в вашей песочнице решает вопросы. Накопилось, да. Громы и молнии? Ну, какие ещё громы и молнии, Василий Николаевич? Где я – и где молнии? Я очень хороший мальчик и никаких молний… Мне просто очень-очень хочется быть уверенным, что я в какой-то момент не окажусь в придорожной канаве с простреленной башкой по неизвестной мне причине. Ах, если по известной? Ну, если по известной – то это будет не так обидно. Понял… К двенадцати – в приёмной у Рикка…

Не успел я положить трубку, как в дверь ко мне влетела Ариночка Петровна:

– Гера, Гера, Рикк звонил, с металлургического! Он тебя хочет, и только тебя!

– Тьфу, тьфу, – сказал я, – не дай Бог.

– Что?

– Ничего! В хорошее время, говорю, живём. В правильное. А что Рикк?

– Так цех новый открывают, по производству цинкованных метизов или чего-то такого… В общем – хотят материал.

– А во сколько…

– В двенадцать у него в приёмной!

Я шумно выдохнул. Опять Волков меня переиграл – и это было хорошо. Эти «красные директоры» всё-таки пытались оставаться людьми порядочными, и в любом случае собирались мне что-то прояснить… По крайней мере, я на это надеялся. Не хотелось бы оказаться в одной лодке с доморощенными интриганами. Или – в одной камере.

– Сделаю! – произнёс я вслух. – Когда я тебя подводил, Ариночка свет Петровночка?

– Никогда! – часто-часто закивала девушка. – Вот за это я тебя и… Ой!

И убежала.

Этого мне ещё не хватало!

Глава 19, в которой кое-что проясняется, но легче от этого не становится

В отличие от ПДО, на Дубровицком металлургическим заводе никаких финтифлюшек типа декоративных фонтанов и клумбочек не водилось. Тут правила бал функциональность: трава была выстрижена как затылок у рекрута, большая часть территории – покрыта асфальтом или бетоном. Здания тоже не изобиловали яркими красками – в большинстве своём это типичные коробки из кирпича, стали и цемента. Огроменные такие коробки!

Всякого, кто был допущен за проходную ДМЗ, ждал ответ на очевидный вопрос: какого хрена в БССР делает металлургический завод, если здесь нет никаких залежей металла? Огромные территории, заваленные вторчерметом, который свозили со всей республики и даже из-за её пределов были наглядным доказательством того, что металл тут всё-таки есть, и его – предостаточно. Если знать, куда смотреть.

Горы ржавого хлама под воздействием прессов и плавильных печей превращались в прокат: трубы, проволоку и прочее. И вот теперь – новая стадия переработки! Недаром Беларусь называли сборочным цехом Советского Союза: в силу скудости наших недр на природные ресурсы, почв – на плодородие, а климата – на солнечные деньки «працавітым ды руплівым» белорусам оставалось полагаться только на свои руки и мозги. Нужны стране цинкованные метизы? Значит, будем делать! Рикк заказал линии по производству гвоздей и шурупов в Чехословакии, оборудование для цинкования – гальванические линии и особые ванны – в ГДР, выписал специалистов и переводчиков для обучения местных кадров, не скупился на командировочные, места в гостинице и щедрые посулы… В общем, работал в стиле «эффективных менеджеров» века двадцать первого, а никак не стереотипных советских номенклатурщиков. Вообще, где-где, но в Дубровице этих самых «типичных номенклатурщиков» практически и не было… По крайней мере – на конкретных производствах. Может, именно поэтому в послевоенный период население родного города увеличилось с тридцати до почти семидесяти тысяч жителей? И это ещё не предел – Дубровица растёт, строится и развивается, и, смею надеяться – в этом есть…

– Проходите, вас уже ждут! – сказал мне секретарь в приёмной.

Мужчина, между прочим. Очень интересный тип, с характерным таким взглядом… Если вы общались с профессиональными математиками – вы меня поймёте. Это особое выражение, блеск в глазах, характерные морщины… Он, когда смотрит, то видит не людей, а зелёненькие цифры из «Матрицы». Этот, судя по всему, заменял Рикку целый информационно-вычислительный центр.

Я запоздало огляделся: и тут отличия от владений Волкова! Никакого ПДО-шного деревянненького уюта – сплошная функциональщина и минимализм. Строгие полки, белые стены, аккуратные коробочки светильников… И дверь – геометрическая, безо всяких финтифлюшек и узорчиков, с черно-белой табличкой. «Рикк Борис Францевич. Генеральный директор Дубровицкого металлургического завода».

Постучав решительно, я вошёл.

– Да! Белозор, входи! – кто бы сомневался: основной друг-соперник дубровицкого короля металла – Волков, уже был тут, стоял у окна, опершись на подоконник.

– Ну, хозяин тут я, Василий Николаевич… – невесело усмехнулся Рикк, вставая из-за своего внушительного кресла и делая пару шагов мне навстречу. – И потому, на правах хозяина – вот, поздоровайтесь, товарищ Белозор, с Иваном Петровичем, он вам кое-что сказать хочет…

Это был Рогозинский – директор завода микроэлектроники «Ритм». Он сидел тут же, на стуле у приставного стола, весь красный, как рак, и явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Ну-ну, Иван Петрович, что же вы стесняетесь? Хотите, я начну? Не хотите? А мне наплевать! – Рикк вился над Рогозинским, как стервятник над падалью.

Крючковатый нос главного дубровицкого металлурга и размашистые движения рук только добавляли сходства с птицей.

– Так вот, племянник товарища Рогозинского, некто Вагобушев, загремел сегодня ночью в больничку, прямиком в травматологию. У него диагностирована гематома на спине, многочисленные порезы стеклом на лице и руках, а также повреждение ушной раковины неким тупым твёрдым предметом, предположительно камнем… Доставил его туда служебный грузовик завода «Ритм», поскольку, по словам Вагобушева, травмы он получил, выполняя свои непосредственные обязанности по охране объекта… Да-да, он занимает должность начальника тамошней ВОХРы, предприятие-то после модернизации будет стра-те-ги-чес-ко-е… А потом вдруг выясняется, что у некоего товарища Белозора кто-то рылся в доме, и товарищ Белозор отстегал этого скверного типа держалкой для шторки, запустил ему в башку камнем и выбросил в окно. Ровно за пятнадцать минут до того, как некий ГАЗ–52 синего цвета подвёз некоего Вагобушева в больничку…

– Есть ремарка, – поднял руку я. – Даже две.

– Ну-ну? – приободрил меня Рикк.

– Не камнем, а совой.

– В каком смысле? – удивился от окна Волков. – Какой совой?

– Ну, строго говоря, это был светильник. Ночник из мыльного камня в форме совы. Это первая ремарка.

– Слыхали, Иван Петрович? Совой! А вторая ремарка?

– В окно он сам выпрыгнул. Дверной замок был вскрыт, ну, я его обратно снаружи замкнул и в окно влез. Когда я вашего Вагобушева по спине перетянул, он сбежать пытался, а как не получилось – выбросился в окно. На излёте я в него совой и попал, – мне дорогого стоило сохранять самообладание.

Не каждый день в дом вламываются и переворачивают там всё вверх дном!

– Есть и третья ремарка, только я не знаю – можно об этом или нельзя… – продолжил я.

Волков довольно скалился, наблюдая за метаморфозами лица Рогозинского. Оно из красного превратилось в зеленоватое.

– Ну же, не томите…

– У меня там в засаде капитан милиции теперь сидит. Очень сердитый, с рацией и пистолетом.

– О Господи! – сказал Рогозинский. – Можно мне сделать один звонок?

– Да пожалуйста! – Рикк подвинул к нему аппарат.

Я думал, в номенклатуру, а тем более – в начальники крупных предприятий пускали только атеистов. Лучше – воинствующих. А этот Иван наш Петрович о Господе вспомнил…

– Послушайте, у вас есть связь с этим Сазонкиным? Да, да! Пусть уберёт оттуда людей, может случиться большая беда!

Шестерёнки в моей голове скрипели усиленно, а потом вдруг перед глазами всплыла строчка какой-то статьи, читанной тогда, в будущем. Мол, «… начальник машеровской охраны полковник Сазонкин был переведён в центральный аппарат КГБ незадолго до смерти руководителя Республики».

Некоторые любители теорий заговора связывают этот перевод с трагедией 4 октября 1980 года – мол, злые силы заменили лично преданного человека на дилетантов, а потом подстроили автокатастрофу.

– Сазонкин, вы сказали? – дёрнулся я.

– Да, да, он сказал «Сазонкин», а в чём дело?

– Начальник охраны Машерова!

– Твою-то мать! – сказал Рикк.

Рогозинский в этот момент положил трубку.

– Слушайте, ну ко мне обратились такие люди, что я не мог отказать… Меня попросили Белозора прощупать, я и…

– Да! – выкрикнул Волков. – Вы идиот, Рогозинский! Прощупать – не значит разворотить дом! Кража со взломом, соображаете? Если бы мне не позвонил Тиханович, а я не позвонил Привалову… КГБ, МВД, ВОХР ещё… Борони Бог, постреляли бы друг в друга!

Рогозинский пыхтел и сопел. За телефон взялся Волков, он набрал Привалова:

– Пал Петрович? Да! Волков беспокоит. Прояснилось. Сазонкин попросил нашего Рогозинского Геру прощупать. Да, тот, который начальник охраны Петра Мироновича. Да, Рогозинский – именно это слово, а не американский шпион… Так экскурсия! Гера будет её для минских товарищей проводить. Какая статья? Ах, в «Маяке»! Сейчас-сейчас…

Рикк выскочил в приёмную и вернулся со свежим номером «Маяка». У него был открыт разворот – с моей рожей в окружении оперативников, которые участвовали в задержании ублюдка Геничева. Главный металлург её чуть ли не в самую физиономию сунул Рогозинскому:

– Вот, тоже можете «прощупать»… Он бы вашего Вагобушева и насмерть убить мог! Это ж Белозор!

– Забіць не забіу, але ж штурхенцоў надаваў! – вспомнил анекдот про свинью я.

Ну, это там, где бабка попросила двух мимопроходящих идиотов свинью зарезать. А штурхенцы – это те же трындюли. Убить не убили, а трындюлей надавали.

– Хо-хо, – сказал Волков.

– Хе-хе-хе! – сказал Рикк.

– Хе? – удивился Рогозинский.

– Ха-ха-ха-ха!!! – мы разом разразились дурным громким смехом, таким образом выпуская напряжение.

Это, пожалуй, было лучшим вариантом. Всё-таки миром правит не тайная ложа, а явная лажа… Никакого мирового заговора – просто привычка местных товарищей бежать впереди паровоза и проявлять совершенно чудовищное рвение. Кто написал четыре миллиона доносов? Это Довлатов спрашивал, да? Вот так вот и написали… Тоже, наверное, сверху попросили проявить бдительность. Они и проявили. А эти – прощупали. Нащупались, чёрт бы их…

– Нет, ну а как вы хотели? – Рогозинский, кажется, успокоился и понял, что штурхенцоў ему тут никто давать не будет, и принялся оправдываться. – Ну, представьте – к Петру Мироновичу на расстоянии вытянутой руки приблизится вот такой вот человек.

Он выразительно глянул на меня.

– Какой же? – ухмылка так и оккупировала мою физиономию.

– Ну… Странный! Слушайте, вот мне Валентин Васильевич… Ну, Сазонкин! Так вот, он сказал, что вы чуть ли не новый Мессинг или там Горный! Мол, в УГРО про вас такие байки рассказывают, что просто фантастика! А товарищ Сазонкин – человек прагматичный.

– Так а почему он на Малиновского не позвонил, коллегам? – удивился я. – Тамошние меня уже того… Прощупывали.

– А почему вы думаете, что не позвонил? – ответил вопросом на вопрос Рогозинский. – Просто он не складывает все яйца в одну корзину.

Мы помолчали немного. А потом я спросил:

– Как у вашего Вагобушева самочувствие?

– А вы такой сердобольный? – настало время Рикка ехидничать.

– Та нет, просто у меня бардак в доме страшный теперь. Вот как выпишется – вместе будем всё на место ставить. Я бы и вас, Иван Петрович, пригласил. Настоятельно! – несмотря на разрядку смехом, злобы во мне было ещё много.

– Да! – сказал Волков. – Это будет справедливо!

– Послушайте, я директор крупного предприятия… – начал было возбухать Рогозинский.

– А я – новый Мессинг! – отрезал. – Хотите – порчу наведу? Или предскажу, когда вы умрёте?

И сделал страшные глаза.

– Н-нет, спасибо… – обмяк в кресле директор крупного предприятия.

– А вы можете? – прищурился Волков.

Я повернулся к нему и я брякнул, не подумав:

– Насколько я знаю, в две тысячи двадцать втором вы будете ещё живы, – ещё бы я не знал!

С этим титановым стариканом я столько кругов по Дубровице нарезал, выявляя недостатки в благоустройстве и комфортности городской среды… Волков был председателем городского Совета старейшин и терзал исполком и коммунальщиков со страшной силой! Заслышав стук его трости по тротуарной плитке, дворники начинали мести с удвоенной силой, муравьи бегали строем, а мелкие чиновники покрывались испариной и пытались притвориться шлангом. Из которого клумбы поливают. Так что тут я знал, что говорил.

– Ого! – сказал Рикк. – Девяносто перешагнёшь, Николаич! А про меня и не говори – я свои сроки и сам знаю.

– Не хотите – не надо, – и хорошо, что не хотел.

Я и понятия не имел, сколько он проживёт. По крайней мере, общаться с ним лично мне не довелось – может, к детям в Минск на старости лет переехал, а может и умер… Или репатриировался. Потому тут великий экстрасенс Гера Белозор мог и опозориться.

– И я не хочу, – сказал Рогозинский. – Давай, я на выходных бригаду пришлю?

– Не-а! Мне уже Привалов стекольщика предлагал. Я считаю – это несправедливо. Вы раздолбали – вы и чините. Будем ручками, ручками…

– А вы за справедливость? – злобно глянул на меня директор «Ритма».

– Да-да! Причинять добро, наносить радость, сеять справедливость… Или ручками – или пойду заявление в милицию писать, или морду вам набью, – я тоже умею злобно зыркать! – Просто подойти поговорить со мной, значит, не судьба, а убрать последствия своей бурной деятельности – неохота?

Всё-таки мозги у него работали, и чувство самосохранения не исчезло, он молча кивнул – я бы, ей-Богу, отлупил его тут, в этом самом кабинете. Надоело! Сколько можно – строят из себя сильных мира сего, а вытворяют натуральную лажу! Это ж так сложно – подойти и пообщаться, позвонить, в конце концов! Да знай я, что это охрана Петра Мироновича Машерова – я бы что, против был? Я разве идиот и не понимаю, что встреча с первым лицом Республики – дело серьёзное? Деятели, мать их… На хрен вообще этот Рогозинский Волкову и Рикку?

– Всё, всё! Охолонули! – развёл руками Волков. – У нас дел по горло. Давай, Гера, выкладывай, что там у тебя по планам на город? Вы, Иван Петрович, в состоянии сейчас слушать и слышать?

– Да, да… Я выводы сделал, – явно наговорит там про меня этому Сазонкину, ну и чёрт с ним.

Не от одного Рогозинского он же информацию черпает, если профессионал!

И я выложил. Про возможные пожертвования от трудовой молодёжи города на Дворец спорта, про минеральные воды, реликтовые сосны и санаторий, а ещё – про садики и школы, и скверы вокруг завода «Ритм». В моё время там настроили панелек и торговых центров, а инфраструктуру и зелёные зоны отложили «на потом» – и это «потом» продолжалось лет тридцать, и конца этому не было видно. Из района «Ритма» народ на автобусах пёр детей в центр в сады и школы минут сорок, и если для какой-нибудь Москвы – это мелочи, то для Дубровицы – настоящая трагедия!

А потом изложил концепцию «Федерации Дворового бокса» и понял, что попал в десятку. И Рикк, и Волков как-то подобрались, в глазах появился задорный блеск:

– А, Борис Францевич, вышел бы со мной? – обнажил жёлтые крепкие клыки главный дубровицкий деревообработчик.

– А думаешь, сдюжишь? – поднял бровь в ответ Рикк.

– Сдюжишь – не сдюжишь, а причешут – заутюжишь! – усмехнулся Волков.

– Кто кого ещё причешет! – металлург картинно стал в стойку и сделал несколько ударов в воздух. – Идея – огонь! Моим парням с завода точно по душе придётся! И не обязательно ждать для этого нового Дворца спорта… У нас вон неплохой спортзал, можно ринг оборудовать!

– А у нас есть ринг! – довольно сказал Волков. – Да! Приглашаем в гости!

– Ой, и придём!

– Ой, и приходите!

Кажется, выплеснуть вечную дружбу-конкуренцию между «деревяшками» и «железячками» на ринг было просто отличной идеей… А есть ведь и другие предприятия! В общем, я был доволен. А что касается Дворца спорта и санатория – это они обещали подумать.

– Давай с пожертвованиями определись… Да! Что там у тебя опять? Новый клад, небось? – Волков всё-таки был человеком проницательным. – Гляди, не заиграйся! Нам нужен живой и здоровый Белозор.

– Прям-таки нужен? – засомневался я. – Без Белозора оно всяко спокойнее…

– Зато с Белозором – куда как интереснее! – откликнулся Рикк. – И вообще – ты про цех цинкования писать собираешься или нет? Развёл мне тут – бокс, санатории… Работать надо!

– Так я ж как пионер!

– Что – инфантильный и в прыщах? – юморист, однако! Юмор у него такой – прямолинейный, как металлопрокат.

– Всегда готов! – додавил я и продемонстрировал диктофон и фотоаппарат. – Аппаратура с собой!

– Тогда чего ждём? И вы, гости дорогие, собирайтесь… Пора и честь знать! Поживиться нечем, фуршета не будет! – Рикк бесцеремонно распахнул двери перед Рогозинским и Волковым.

Директор «Ритма» на прощание всё-таки подал мне руку. Я её сильно жать не стал, так – по-человечески.

– В пятницу позвоните мне по поводу ремонта? – спросил он.

– Позвоню, позвоню. Вагобушеву вашему передайте пожелания здоровья. До свидания.

Я думал – не переборщил ли, заставляя такого важного начальника так унижаться? С другой стороны – я не собирался их сильно напрягать. Так, символически – окно застеклить, например. А потом и посидеть за рюмочкой чаю, отношения наладить. Всё-таки «Ритм» – огромное перспективное предприятие, тем более – микроэлектроника. Нет ничего более перспективного!