Текст книги "Как я играю!"

– Шермилло! Сюда! Быстрей! Развяжите мне руки!!!

В настоящий момент магистр имел наилучшую возможность наблюдать, так сказать, с высоты своего положения, за всем происходящим на берегу озера Сецц. Его друг и телохранитель Шермилло на всех парах врезался в скопище кагов и, раздавая налево и направо оплеухи передними лапами, одновременно увертываясь от метивших в него копий, довольно быстро продвигался к нему на помощь. За ним, по освобождаемому пространству бежали студенты Факультета Рыболовной магии, имена которых магистр прекрасно помнил: Тубуз, Буська, Савва и размахивающий топором Мэвер, с седаком на плечах, который по своему виду более всего смахивал на тех, кто собрался им отобедать.

Женуа фон дер Пропст поразился не столько чудесному появлению своих земляков, сколько тому, что гном, ГНОМ! стал ездовой лошадкой, да еще для какого-то там гоблина!!! Что же должно было случиться, чтобы Мэвер из клана Ватрангов согласился на такое?! И почему вдруг среди кагов возникла паника, и они врассыпную бросились от костровища, выкрикивая название озера и что-то еще? Не испугались же они кучки не менее напуганных незнакомцев! Или это не паника, а какой-нибудь особый ритуал, исполняемый по приказу вождя?

Старый Мель-Назл оказался единственным, кто не сдвинулся с места и первым среди своих соплеменников, которого вдруг накрыл сгусток прозрачной жидкости, моментально превратив в маленькую раскоряченную ледяную статую. Женуа фон дер Пропсту даже не пришлось напрягать память, – какое животное обладает способностью так оригинально пленять свои жертвы. Считавшееся канувшим в лету, рыба-крокодил Сецц-харко опровергло это заблуждение, представ наяву во всей своей ужасной оригинальности.

Длиной не меньше пяти метров, половину из которых занимал мощный гребенчатый хвост, с парой суставчатых лап, поднимающих переднюю часть тела высоко над землей, длинной, сплюснутой с боков головой, большая часть которой являлась зубастой пастью, Сецц-харко передвигалось стремительными рывками, каждый из которых заканчивался плевком замораживающей жидкостью в ближайшее живое существо. Рывок – плевок, и очередной каг застывал ледяной статуей. И если несчастный не успевал погибнуть от нехватки воздуха, то имел возможность наблюдать приближение Сецц-харко и чудовищную разинутую пасть, смыкающуюся у него на шее.

Вождь шестого клана карликовых гоблинов Мель-Назл лишился головы первым, затем очередь дошла до его помощника Ах-Губы и еще двух молодых кагов. После чего Сецц-харко, видимо, слегка утолив голод и решив немного отложить трапезу, принялось обстреливать плевками всех подряд, кто не успел где-нибудь укрыться, или убежать подальше.

Рывок – плевок, и пленницей мгновенно заледеневшей слюны стала Буська, еще рывок – плевок, и такая же участь постигла, бросившегося к гномихе на помощь Тубуза. Следующей жертвой стал Савва, затем – Шермилло, досталось и висящему над костровищем Итдфику, впрочем, для него-то сейчас ледяной панцирь был как нельзя кстати. Лишь Мэвер с наездником-гоблином на шее успел спрятаться за Женуа фон дер Пропстом, привязанным к воткнутому в землю колу.

В который раз за последние полутора суток магистр Ордена монахов-рыболовов проклял все на свете из-за того, что у него связаны руки, – несколько слов, два-три пасса, и одно из магических заклинаний, как минимум, обездвижило бы чудовище на некоторое время. Но сейчас магистр мог лишь смотреть в устремленные на него глаза Сецц-харко и ждать своей порции леденящего плевка.

Однако чудовище по каким-то причинам не стало тратить на него слюну, возможно, посчитав, что связанная жертва итак никуда не денется. Сделав пару прицельных плевков в не успевших убежать на достаточное расстояние кагов, Сецц-харко подпрыгнуло к ближайшей ледяной статуи, которой оказалась Буська. Пасть уже начала смыкаться вокруг обледеневшей головы гномихи, когда магистр Пропст краем глаза уловил справа от себя некое движение. Спрятавшийся за ним Мэвер Ватранг, выскочил вперед и с силой метнул топор в чудовище, собравшееся сожрать его сестру.

Неуловимое движение головой и на рукояти топора сомкнулись челюсти рыбы-крокодила; небольшое усилие, и рукоять оказалась перекушенной пополам; прицельный плевок, и Мэвер превратился в еще одну ледяную статую.

Сецц-харко вновь разинуло над Буськой свою зубастую пасть, но в последний момент медленно повернуло голову в сторону Женуа фон дер Пропста. Теперь магистр уловил движение слева от себя и сразу почувствовал выброшенную в сторону чудовища магическую волну. Тот самый наездник, что едва не вырвал у Мэвера всю бороду, теперь плел одно заклинание за другим. Которые, к немалому сожалению, вместо того, чтобы испепелить чудовище на месте, всего-навсего затормаживали его действия.

Магистр Пропст видел, как шатает старенькоого заклинателя, как трясутся его руки и начинают подкашиваться ноги, и в то же время – как обретает ярость, потускневший было, взгляд Сецц-харко, как напрягаются суставчатые ноги, чтобы совершить рывок и вслед за ним – плевок.

А еще видел Женуа фон дер Пропст, как из образовавшегося входа в пещеру один за другим выпрыгивают звери с белоснежными шкурами, прижатыми к голове ушами и оскаленными пастями. Волки еще продолжали выпрыгивать из пещеры и, мягко приземлившись на землю, бесшумно устремляться вперед, а вожак стаи уже впился зубами в спину рыбы-крокодила. Два волка вцепились Сецц-харко в лапы, другие повисли на хвосте, туловище, шее. Звери шевелящимся белым комком облепили чудовище и с рычанием принялись рвать его, постепенно окрашиваясь в красное. И после того, как, подчинившись рыку вожака, все разом отпрыгнули в стороны, от Сецц-Хако остался лишь наполовину обглоданный скелет.

Как бы ужасно ни выглядело чудовище при жизни, магистра Пропста буквально передернуло от этих, продолжающих держаться на суставчатых костях останков. Еще один короткий рык вожака, и стая набросилась на Сецц-харко, чтобы заканчить пиршество.

Тем временем вожак неторопливо осмотрелся. Ненадолго задержал взгляд на привязанном к столбу человеке, никак не прореагировал на поспешившего спрятаться за тем же столбом старика-гоблина, сторонясь костровища, подошел и обнюхал кусок льда, в котором застыл в прыжке невиданный им прежде черный зверь, затем остановился напротив обледеневшей Буськи.

Через прозрачную голубоватую корку гномиха смотрела на него округлившимися глазами, и волк, словно догадавшись, что от него ждут помощи, встал на задние лапы, а передними толкнул льдину, которая повалилась на землю и раскололась. Вожак не стал дожидаться, пока его недавняя спасительница, жадно хватающая ртом воздух, поднимется на ноги. Очередной короткий рык, и стая, оставившая от Сецц-харко теперь уже полностью обглоданный скелет и не успевшая обратить свое кровожадное внимание на новую жертву, послушно направилась к пещере, из которой так внезапно появилась несколько минут назад. Замыкающий цепочку насытившихся зверей вожак оглянулся лишь в самый последний момент и, убедившись, что с двуногим существом, с которым судьба свела его на Ледяной реке, все в порядке, вильнул хвостом и исчез в темноте пещеры.

В сознании Буськи одновременно пульсировали три мысли: первая – она никак не должна была остаться в живых, лишенная возможности в течение нескольких минут сделать даже один глоток воздуха; вторая – вожак волчьей стаи пришел ей на выручку, защитив от зубов ужасного Сецц-харко и разбив ледяной панцирь; и третья – теперь ей самой необходимо, как можно скорее, освободить своих товарищей, до сих пор остающихся в плену!

Вот Тубузик, вот Савва, вон Шермилло, а вон и ее брат Мэвер! Да кто-то еще, явно из спортсменов-спиннингистов, подвешен над углями, шипящими из-за капель воды, капающих на них с ледышки. И еще – сам магистр Пропст, привязанный к столбику и беззвучно открывающий рот. Или он все-таки что-то кричит, просто у нее уши заложило? Гномиха яростно помотала головой.

– Сюда, девочка, сюда! Быстрей, развяжи меня! Я знаю, что надо делать, знаю заклинание! – наконец, услышала Буська голос своего преподавателя и, пошатываясь, направилась к магистру.

Ее короткий нож с кривым, но очень острым лезвием чиркнул по веревкам, и Женуа фон дер Пропст, наконец, почувствовал себя свободным. Не мешкая, магистр попытался сотворить магическое заклинание, и с ужасом понял, что затекшие руки, совершенно отказываются его слушаться.

– Не волнуйтесь, – вдруг подал голос старый гоблин, сидевший рядом на коленях. – Великий шаман Якс Скаррос вновь спас множество жизней.

– Спас? – не понял Пропст. – Шаман спас множество жизней?

– Да, – Якс Скаррос кивнул на обледеневшие фигуры. – Я произнес заклинание внутренней остановки времени, и теперь все они еще долго смогут оставаться в таком вот виде и не погибнуть…

– Господин Пропст, господин Пропст, – Буська нетерпеливо подергала магистра за рукав. – Пожалуйста, поторопитесь! Я чуть-чуть не задохнулась! Они тоже все могут задохнуться!

– Сейчас, сейчас, я быстро, – магистр собрал всю волю в кулаки, вернее в растопыренные пальцы рук, закрыл глаза и принялся шептать непонятные для гномихи слова, сопровождая их плавными пассами.

Все действительно произошло довольно быстро. Буська обернулась на раздавшийся треск и увидела, что льдина, обволакивающая ее брата, лопнула, превратившись во множество сверкающих осколков, осыпавшихся к ногам Мэвера. То же самое секундой позже случилось с Тубузом, затем с Шермиллой и всеми остальными, в том числе и с замороженными кагами. Поляну заполнили кашель, хрипы и стоны. Хуже всех пришлось Итдфику, но Шермилло, оказавшийся к нему ближе других, вовремя подхватил с рогатульки конец кола, и отодвинул его на безопасное расстояние.

Финал заклинания магистра Ордена монахов-рыболовов ознаменовался оглушительным грохотом со стороны озера. Все кто был в состоянии, обратили на озеро взоры и увидели зигзагообразную трещину, взявшую начало от берега, пробежавшую через пробитые рыбаками лунки и потерявшуюся где-то на противоположном конце озера. Магистр Пропст открыл глаза, подмигнул ошарашенной Буське и устало произнес:

– А вот теперь можно и нормально рыбки половить, а то чего-то очень кушать хочется…

Глава девятнадцатая
Ошибка метрдотеля Ватранга семьдесят четвертого

Усадьба бывшего метрдотеля ресторана «Золотой шлем герптшцога», гнома Ватранга семьдесят четвертого считалась одной из самых богатых во всем гномьем квартале Фалленблека. И пусть располагалась она на самой окраине города, зато – на знаменитой улице Дарош, на которой вели торговлю почти все гномьи лавки, в том числе и соседствующая с именьем Ватрангов, лучшая лавка рыболовных товаров «Настоящая магическая рыбалка», хозяином которой был господин Казимир.

Главным же достоинством расположения усадьбы было в том, что огромный дом клана Ватрангов примыкал тыловой стороной к высоченной скале, которая являлась началом горного хребта, тянущегося на запад на многие и многие мили. И прямо в эту скалу из разных частей дома имелось несколько дверей, открывающих входы в гномьи пещеры и коридоры, которым не было числа. Не напрасно клан Ватрангов считался в гномьей среде одним из самых значимых не только в Фалленблеке, но и во многих других местах.

Со стороны улицы Дарош усадьба была огорожена каменной изгородью с массивными деревянными воротами, в которых было прорублено три калитки – специально для посетителей разного роста: для гномов, лекпинов и гоблинов, для людей и эльфов, а так же для троллей. Надо сказать, что Ватранг семьдесят четвертый был не только метрдотелем, но еще и известным общественным деятелем, входящим в совет «Мудрейших гномов из-под Горы», а также доверенным лицом самого герптшцога Ули-Клуна. Соответственно, в доме у него имелся свой кабинет для приема важных гостей, к какой бы народности те не относились.

Но сейчас, несмотря на то, что слуга доложил о посетителе, Ватранг семьдесят четвертый не спешил занять место в кабинете за своим рабочим столом. Так же, как и днем, во время прихода первого посетителя, бывший метрдотель остался в кровати.

Днем его навестил придворный виночерпий герптшцога Ули-Клуна гоблин Пшенг. Визит его оставил в душе гнома двойственное впечатление. Виночерпий не столько справлялся о здоровье гнома, желая, как принято, скорейшего выздоровления, сколько наоборот, убеждал его в опасности полученных многочисленных ранений и настойчиво просил избрать для себя постельный режим, как минимум, на несколько дней, а лучше – на недельку-другую.

Ватранг же возражал, что чувствует себя достаточно бодро и даже весело, а единственным его желанием было не валяться в кровати, а посетить ближайший пивной кабак. Столь резвый настрой раненого не на шутку встревожил Пшенга. Теперь виночерпий не столько убеждал, сколько требовал от гнома не вставать с кровати, намекая, что таково же требование и самого Ули-Клуна. Более того, низкорослый Пшенг выудил откуда-то из складок своего плаща довольно внушительную флягу, сказав, что это вино – подарок герптшцога, за здоровье которого, а также за здоровье больного им необходимо выпить.

От выпивки Ватранг не отказался, но почему-то уже после третьей рюмки провалился в глубокий сон. Либо вино оказалось слишком крепким, либо прав был Пшенг, говоря, что Ватранг слишком ослаб, и ему необходим покой. Во всяком случае, как виночерпий с ним прощался, гном не помнил, а разбудил его теперь уже вечерний звонок в дверь.

Дверь спальни приоткрылась, и сначала показался толстый живот гнома, а затем и все остальное тело господина Дроба, на лице которого расплылась елейная улыбка.

– Жив, жив, голубчик! – воскликнул толстяк, от переполнявших чувств, ударяя себя кулаками в грудь. – Ну, как ты, как?

– Да, вроде бы, в порядке все со мной, – проворчал Вартанг и повысил голос:

– Эй, кто-нибудь, пива мне и моему гостю!

– Ну и хорошо. А то ведь, я тогда поверил, что все, убил тебя этот мерзкий эльф! Да и господин Пшенг рассказал сегодня всем во дворце, что ты в очень-очень плохом состоянии…

– Как видишь, в нормальном я состоянии. Голова, правда, чего-то побаливает…

– А голова-то, голова-то почему? – удивился Дроб, подходя ближе.

В это время дверь в спальню открылась, и в нее протиснулся молодой слуга-гном с четырьмя кружками, наполненными до краев пенистым пивом – по две в каждой руке. Он сноровисто поставил кружки на журнальный столик рядом с кроватью, затем помог своему хозяину приподняться и усесться так, чтобы опираться спиной на подложенные подушки, вручил ему одну из кружек и бегом бросился из спальни. Не успела дверь за слугой закрыться, а Ватранг уже вытер рукавом бороду от попавшей на нее пены и передал опорожненную кружку гостю, знаком попросив подать вторую – полную. Что Дроб и выполнил, после чего тоже завладел кружкой с пивом и угодливо чокнулся с больным.

– Голова-то, почему болит? – вновь спросил он, не торопясь осуществить первый глоток. – Тебе же профессор Малач грудь проткнул! Ну, ничего, он за свои злодеяния ответит! Завтра же – на эшафот!

– Грудь проткнул? – удивился Ватранг и осмотрел себя. – То-то я гляжу – весь в бинтах. Но я не чувствую там никакой боли, и мне кажется, нет там никакой раны…

– Есть рана, есть, – снисходительно улыбнулся Дроб и, не без удовольствия, сделал из кружки несколько больших глотков. – Вот давай, я тебя сейчас разбинтую, и сам все увидишь.

– А вот, давай, – неожиданно для Дроба согласился его приятель. – Давай, разбинтовывай!

И отставив наполовину опустевшую кружку, Ватранг семьдесят четвертый сам принялся нетерпеливо срывать с себя бинты. Дроб поспешил ему помочь. Бинты были нестандартные, просто лоскуты разорванной белой материи, но Дроба удивило не это, а то, что на них не оказалось ни одной капельки крови. И в настоящий шок его повергло то, что на разбинтованном теле больного и в самом деле никакой раны не оказалось. Лишь в одном месте на фоне загрубевшей кожей гнома, она была слегка розоватой.

– Но как же так? Я же сам… То есть, я и Сака-Каневск собственными глазами видели у тебя на груди страшную рану, оставленную шпагой профессора Малача.

– Погоди-ка, – встрепенулся Ватранг. – Я начинаю вспоминать…

Дроб непроизвольно вжал голову в плечи.

– Да, да, этот Сака-Каневск – гоблин! Мы пили с тобой пиво в трактире старины Бо, а он привязался к нам, куда-то повел…

Не решаясь прервать воспоминания приятеля, Дроб отступил, наткнулся на столик, схватил кружку и торопливо промочил пересохшее горло.

– Да, да, да, он повел нас на пляж, где эльф занимался любовью с лекпинкой! А потом у нас с этим эльфом завязалась драка. Вон, у тебя под глазом синячище какой, – Ватранг потрогал пальцами щеку под своим правым глазом, где также красовался внушительных размеров синяк.

– Эльф пытался вырвать у меня булаву, но я ударил его, и он упал. А потом… – Ватранг перевел подозрительный взгляд на гостя. – Погоди-ка! Ты говоришь, что видел у меня на груди страшную рану?

– Д-да…

– И что же ты сделал вместе с этим гоблином Сакой?

– Мы думали, что эльф убил тебя, и поспешили позвать на помощь стражу, – выдавил Дроб.

– И это вместо того, чтобы самим оказать мне помощь?! – взревел Ватранг. – Но скажи-ка мне лучше, каким образом эльф мог меня ранить, если я оглушил его булавой? А?!

– Н-не знаю…

– А я – знаю! Я все вспомнил! Это ты чуть-чуть не убил меня, ты, своей собственной рукой!!!

– Прости! – Дроб рухнул на колени. – Прости, друг, я не хотел, я не хотел, я был пьяным, я споткнулся, я…

– Ты – струсил! – сказал Ватранг, глядя на него сверху вниз. – А настоящие гномы никогда не слыли трусами.

– Ватранг! Ватрангушка! – Дроб молитвенно сложил на груди руки. – Не погуби! Я ведь на приеме у самого герптшцога свидетельствовал, что тебя эльф заколол. Меня журналюга Сака-Каневск к этому подговорил. А теперь, если ты правду откроешь, то меня лжецом объявят, всех должностей лишат, из Факультета выгонят, да еще и в казематы бросят! Не погуби-и-и…

Но Ватранг семьдесят четвертый больше его не слушал и даже старался не смотреть в сторону скулящего приятеля. Бывшего приятеля.

– Эй, слуги, парадный камзол мне, быстро! – крикнул он. – И позовите моих сыновей. У нас появилось очень важное дело.

Глава двадцатая
В казематах герптшцога

Репф резко остановился и оглянулся. Сложилось впечатление, что кто-то дернул за полу плаща. Но сзади и вообще поблизости никого не было. Он посмотрел на землю – может, кто-то из-за забора бросился камнем, и тот на излете задел плащ? Некрупных камней под ногами хватало, и Репф, погрозив ближайшим заборам кулаком, двинулся дальше едва ли не бегом.

Прогулка новоиспеченного декана имела вполне конкретную цель. Несмотря на вечернее время, Репф направлялся в герптшцогскую тюрьму, чтобы навестить одного заключенного, для которого в рукаве плаща был приготовлен «подарочек».

Тюрьма находилась на окарине Фалленблека, и самым близким зданием к ней был замок герптшцога. Огороженная высоким каменным забором, верх которого был утыкан острыми кольями, выточенными из железного дерева, тюрьма представляла собой треугольник. В основании треугольника имелись единственные ворота, охраняемые четырьмя стражниками, в вершинах треугольника были возведены башни, на которых дежурили еще три стражника. Таким образом, внешнюю часть тюрьмы охраняло всего семеро стражников. Но злоумышленнику, преодолевшему ее, необходимо было бы справиться еще и с охраной, дежурившей во внутренних зданиях, количество которой держалось в секрете. Возможно, поэтому до сих пор таких злоумышленников не находилось. Да и случаев побега из тюрьмы нынешнее поколение стражи не припоминало.

Прежде чем постучать в окошко калитки внешних тюремных ворот, Репф откинул капюшон и вытащил из кармана разовый пропуск – квадратную картонку с печатью герптшцога Ули-Клуна и подписью начальника гепртшцогской стражи Еноварма. На стук окошко немедленно распахнулось, тут же захлопнулось, а в следующую секунду приотворилась калитка, в которую протиснулся поздний посетитель.

– Добро пожаловать, господин Репф! – поприветствовал узнавший его охранник. – Позвольте представиться: начальник внешней охраны тюрьмы, Нейсерс. – С какой целью пожаловал в наше заведение досточтимый декан Факультета Рыболовной магии?

– Любезный, мне нужно поговорить с одним недавно поступившим в тюрьму преступником.

– Позвольте уточнить, – Нейсерс почесал ногтем большого пальца кончик носа. – К какой категории относится интересующее вас лицо?

– То есть? – не понял Репф.

– Ваш преступник, он – опасный, или не опасный, может быть, принадлежит к нестандартной категории…

– Он – вампир.

– Все ясно, – у Нейсерса вновь зачесался нос. – Нестандартная магическая категория. Вам нужен подвал левого крыла северного здания. Во-он оно. Только учтите, что через один час и двадцать минут тюрьма будет магически заперта, как для входа, так и для выхода.

– Благодарю, любезный, я управлюсь, – кивнул декан и поспешил в указанном направлении.

Начальник внешней охраны пожал плечами, и тут в калитку вновь постучали. На этот раз посетитель оказался гораздо симпатичней угрюмого декана. Еще бы – по ту сторону калитки стояла, широко улыбаясь и протягивая к окошку пропуск, никто иная, как госпожа Офла, главный редактор журнала «Всегда своевременная информация».

Пока Нейсерс беседовал с красавицей, Репф пересек небольшой дворик, вымощенный основательно истертыми белыми каменными плитами и приблизился к Северному зданию тюрьмы – мрачному двухэтажному дому с маленькими зарешеченными окнами. Массивная железная дверь открылась, и недавно заступивший на дежурство в качестве начальника ночной смены Тасман Младший – первый помощник господина Еноварма взял из рук декана картонный пропуск, чтобы досконально его изучить.

– Что именно желает господин Репф? – поинтересовался он, удостоверившись, что печать и подпись не поддельные.

– Мне необходимо срочно допросить вампира Курта, – нетерпеливо ответил тот.

– Допросить? – вскинул брови Тасман Младший.

– Ну, поговорить, задать этому вампиру несколько важных вопросов, ответы на которые я должен знать уже сегодня.

– А вам известно, в каком виде пребывает в данный момент вампир Курт?

– Мне все известно! – повысил голос Репф. – Более того, не прошло и четверти часа, как я консультировался по этому вопросу с главным придворным магом, господином Зе-Риидом!

– Что ж, – не стал дальше спорить стражник, – поговорить, так поговорить, с вампиром, так с вампиром. Сейчас я приставлю к вам провожатого, и в вашем распоряжении будет примерно час времени. Учтите, что ровно в двадцать два часа тюрьма закроется на вход и на выход, и в случае задержки вам придется…

– Я прекрасно осведомлен о том, что тюрьма закроется! Поэтому мне не придется ночевать в ее стенах, в которых, я гляжу, вам так нравится пребывать! И не нужен мне никакой проводник! Скажите куда идти и номер камеры, а со всем остальным я справлюсь сам!!!

– Нет логики так кричать, господин декан, – спокойно сказал Тасман Младший, чем еще больше взбесил Репфа.

– Да, как ты смеешь, смерд, так со мной разговаривать?! О какой-то логике будешь мне еще втолковывать. Про мои полномочия в пропуске ясно сказано?

– Так точно, – стражник отвесил поклон, решив больше не спорить со столь нервным посетителем.

– Ключ от камеры – живо! – протянул руку Репф.

– Прежде, чем получить ключ, вы должны лично написать в журнале, что отказываетесь от провожатого, и берете на себя полную ответственность за последствия открытия камеры с преступником нестандартной магической категории, – дрогнувшим голосом сказал Тасман Младший, протягивая декану журнал. – Покинувший камеру вампир может…

– А ты вот это видел? – перебил Репф, выхватывая из рукава плаща короткий остро заточенный деревянный колышек. – Никакой вампир не устоит против осины в руках опытного мага! Давай свой журнал, не заставляй терять время!

Не успели шаги декана, спустившегося в подвал, стихнуть, как во входную дверь раздался стук. Тасман Младший распахнул ее, вне себя от злости, и нос к носу столкнулся с женщиной своей мечты, госпожой Офлой…

Господин Репф не мог слышать, о чем говорили начальник ночной смены и журналистка. Торопливо шагая по слабо освещенным коридорам, он думал только о том, как бы скорее исполнить задуманное.

Как же ему не везло в последнее время! Сколько планов, таких гениально разработанных планов, оказалось сорвано! Во время претворения их в жизнь практически на каждом шагу его поджидало неожиданное препятствие, из-за чего приходилось спотыкаться и даже падать. И самым болезненным падением стал срыв Прорыва. Как же возненавидел Репф тех, кто стоял за этим срывом, как мечтал отомстить! Поэтому уже на следующий день после провала Прорыва он начал поиски своих врагов.

Для этого не потребовалось много времени. Благодаря давним связям с одним из братьев ордена монахов-рыболовов, Репф вскоре был осведомлен обо всех, так называемых, избранных. То есть тех, кто предотвратил Прорыв, и кто был награжден за это медалью «За особые заслуги перед Академией магических искусств».

Разработанный Репфом план по отмщению, был идеально воплощен в жизнь во время соревнований на Ловашне и в заливе Премудрый. Более того, сам Эразм Кшиштовицкий, главный враг Репфа, в свое время исключивший его из Факультета, обвинялся в случившейся катастрофе, и теперь, сидя в этих самых казематах, ожидал сурового приговора герптшцогского суда. А он, Репф, занял место ненавистного деканишки, а значит, получил очень, очень большую власть.

Все складывалось просто замечательно, но вдруг вчера днем он получил послание через магический амулет, повергшее нового декана в настоящую депрессию. Писпешник Репфа, лекпин Цопфа, которого все считали погибшим во время катаклизма, на самом деле выжил и теперь докладывал, что находится на левом берегу Ледяной реки вместе с еще несколькими якобы бесследно пропавшими жителями Фалленблека, среди которых оказался и один из «избранных врагов» Репфа, лекпин Тубуз.

Рассудив, что раз выжил Тубуз, то такая же участь могла постигнуть и остальных врагов, Репф решил лично прибыть в указанное Цопфой место и лично отомстить. Ради этого он и придумал «Кубок декана» – экстремальные соревнования по так называемому «зимнему спиннингу», которые должны были пройти на той самой Ледяной реке.

Но прежде необходимо было разобраться с врагами, что оставались здесь, в Фалленблеке. По сравнению с двухдневной давностью, их осталось немного. Двое – гоблин Кызль и библиотекарша Зуйка, до сих пор гуляли на свободе. Но Репф ничуть не сомневался, что в скором времени найдет и расправится с обоими. Трое – Малач, Ксана и вампир Курт находились в этой самой тюрьме, но если эльфа и лекпинку ожидал суд и возмездие за совершенное преступление, то вампира, арестованного без всякой причины, рано или поздно должны были выпустить, а это в планы Репфа не входило.

«Апартаменты вампиров» находились на самом нижнем подвальном уровне, ниже пыточной и уровня смертников, в камерах которого ожидали исполнения приговора несчастные узники. Нижний уровень специально не освещался, вампирам не требовалось света, а посетители к ним не жаловали. Как правило, «апартаменты вампиров» пустовали, с попадавшими в них предпочитали не церемониться и в короткий срок решали либо оставить существовать на свободе, либо, что бывало гораздо чаще, развоплотить, а с этим не затягивалось.

Камеры в апартаментах отличались от обычных, ведь попасть в них вампиры могли в любом обличии, к примеру, в облике волка, или крысы. Курта доставили в тюрьму в облике летучей мыши, поэтому и камера ему досталась крохотная, представлявшая собой прямоугольную нишу, в которой не поместилась бы даже голова обычного человека. Таковой камера была сделана, чтобы вампир-мышь не имел возможности перекинуться обратно в свой естественный образ.

Репф подошел к ней с горящим факелом в одной руке и с табуреткой в другой. Укрепив факел возле маленькой зарешеченной дверцы, расположенной на уровне пояса, он присел на табуретку, откинув назад полы плаща.

– Ну, что, мерзость, как тебе тут сидится? – прошипел Репф, приблизив губы к дверце и доставая из рукава осиновый колышек. Зная, что, кроме писка от мыши ничего дождаться невозможно, он продолжил:

– Я могу убить тебя прямо сейчас, проткнуть вот этой штучкой, а потом подождать и посмотреть, во что превратится в этой крохотной камере твое мертвое тело, когда из мыши ты перевоплотишься в человека. Посмотреть, как через эти решетки полезет наружу фарш из твоих костей и мяса. Ха-ха-ха! Но я готов поступить по-другому. Нет умереть сегодня ты в любом случае умрешь, только можешь сделать это в нормальном, человеческом виде. Я выпущу тебя из камеры, предоставлю возможность перекинуться в человека и задам несколько вопросов, на которые ты мне ответишь, после чего – убью, быстро и без лишних для тебя мучений. Если согласен, пропищи мне что-нибудь. Ну! – Репф до половины засунул колышек сквозь решетку.

– Писк! – раздалось из темноты камеры.

– Разумно, – сказал Репф. – А теперь покажи-ка мне одно свое крылышко. Не очень хочется, чтобы ты вдруг начал порхать по тюремным коридорам.

Крыло приблизилось к решетке, и Репф, не мешкая, вонзил в него колышек. Из темноты раздался пронзительный писк, под который декан отворил дверцу. Летучая мышь выпорхнула из камеры на свободу, увернулась от руки, попытавшейся ее схватить, впилась зубами в указательный палец, после чего взлетела к потолку и… упала на пол, превратившись в воздухе в Курта. Репф, тряся раненой рукой, с которой закапала кровь, вскочил с табуретки и приставил острие колышка к горлу вампира, пригрозив:

– Не вздумай дергаться!

Но Курт, если даже и хотел оказать сопротивление, то вряд ли бы смог это сделать. Сказалось двухдневное пребывание в образе летучей мыши, отсутствие все это время какой-либо пищи и воды, да и рана, нанесенная колышком в крыло, теперь ставшее рукой, сил не прибавила. Поэтому он так и остался лежать на спине, не то чтобы, не дергаясь, но даже не шевелясь. Видя это, Репф довольно оскалился:

– А теперь, мерзость, ты подробно расскажешь, как и где найти твоего дружка Кызля и эту ведь…

– Н! – раздалось вдруг за спиной декана. – Н Р!

Обернуться Репф не успел, – табуретка, на которой он только что сидел, опустилась ему на голову. Она раскололась, голова декана, правда, осталась целой, но сам он рухнул на каменный пол.

– Нет. Не расскажет, – сказал Топлен, швырнув на бесчувственное тело обломки табуретки. – Ты как, дружище? – склонился лекпин над Куртом.

– Терпимо, – вампир взялся за протянутую руку и не без труда принял сидячее положение. – Ты как сюда попал?