Текст книги "Красавец для чудовища"

Баг

– Не представляю, за что хвататься в первую очередь. Где искать оригиналы, – она сидела в темноте, пальцы плотно сплетены в замок, взгляд решительный, но бесцельный. Айтишники бизнес центра, на серверах которых сидело «Jus Olympic», зафиксировали сбой в системе. К гадалке ходить не пришлось: уже к концу рабочего дня они отрапортовали о подселенном в локальную сеть «Jus Olympic» трояне – хитрый вирус жил в сети, в местном рабочем чате, маскировался в блоке эмоджи.

– И выскочил именно сегодня? – недоверчиво поинтересовался Василий у докладывавшего ситуацию айтишника Славы Борщева. Парень почесал лысый татуированный затылок, кивнул:

– Выясняем. Не ясно пока, с какого компа подсунули бацилу, трафик ведет на финансистов, но путь битый, может быть ошибка. И еще выясняем, почему не сразу сработала, а именно сейчас…

– Таймер у этих штук есть какой-то? – Инга тонула в предположениях, как в болоте, вязла в них и задыхалась от бессилия.

Слава пожал плечами:

– В принципе, нет ничего невозможного. Просто, Инга Пална, одно дело подселить бага-вредителя. Ну, по-мелкому, по-пацански похулиганить. Другое дело, бомбануть сеть. Маленькая, неприметная бацила с часовым механизмом, обошедшая ваш локальный антивирусник и нашу защиту. Это, во-первых, программер-разработчик очень высокого класса. Во-вторых, это довольно большие бабки, нахрена на такое ради баловства тратиться? В-третьих, это немалое время, – он посмотрел на Швецова, явно предполагая в нем найти более соображающего человека, чем блондинка-директорша.

– Как его могли занести в сеть? Могли – случайно? Или по невнимательности? – Инга перебирала в голове разные варианты, утешая себя пресловутой презумпцией невиновности, надеясь, что люди, с которыми она бок о бок проработала последние десять лет, не причастны.

Айтишник снисходительно усмехнулся:

– Случайно, Инга Пална, даже прыщ на морде не соскакивает.

– А на каком носителе, вероятнее всего, он попал к нам? Специальная загрузка с флешки или через интернет?

Слава кивнул с пониманием:

– Бацила легенькая, могла быть флешка. Или какая-то программка из сети. Но у вас ограничитель есть на антивируснике. Значит, чтобы загрузить вирусяку, антивирусник надо было вырубить на время загрузки или блокирнуть. Отключить антивирусник – это значит надо было права админские порушить. Но это мы бы увидели…

– То есть случайность и отсутствие умысла отметаем? – Инга замерла, хотя прекрасно понимала, что ей ответит айтишник.

Слава кивнул:

– Отметаем. Спецом вам бацилу вогнали.

Инга постучала подушечками пальцев по столешнице, бросила короткий взгляд на Швецова – тот методично что-то записывал в блокноте.

– Сколько времени на подготовку такого вируса нужно? Примерно? – Инга перевела взгляд на айтишника.

– Месяца три, примерно, – отозвался тот. – Это если с нуля. А вот если модернизировали имеющийся баг, понавешав на него функционал, то меньше. Где-то полтора. Можно и быстрее, но тогда дороже.

Инга перевела взгляд на Швецова:

– Василий, посмотрите по журналу, кто и когда проводил работы на программном обеспечении. Он у Ирины в зеленой папке с надписью «Внутренние допуски» находится.

Айтишник криво хмыкнул:

– Я не думаю, что прогу загружали так палевно. Инга Пална, подумайте сами – потратить несколько кусков на крутую прогу с таймером, чтобы засветиться в журнале? – он покачал головой, фыркнул презрительно.

Инга посмотрела на айтишника, кивнула:

– Василий, все равно посмотрите, кто устанавливал, что устанавливал, когда устанавливал. А от вас, Вячеслав, я жду информацию об источнике, с чьего компьютера и каким способом был загружен вирус.

Кто?

В коридорах опустевшего офиса пахло остывшим кофе. Тонкий шлейф парфюма уже почти развеялся, паутиной покачиваясь на золотистых бра. Василий особенно любил такие вечера. Когда можно сбросить официальный пиджак, закатить рукава рубашки и расстегнуть верхнюю пуговицу, поставить рядом с собой огромную кружку черного горького кофе и работать. Самые перспективные и яркие идеи приходили именно в это время. Иногда казалось, что муза весь день просто мялась в приемной, не решаясь пройти мимо страждущих до нее сотрудников. И лишь, когда чувствовала, что путь свободен, являлась к нему. Тихо прокрадывалась сквозь приоткрытые двери, шелестела бумажным платьем и присаживалась на плече. Легкое прикосновение невесомых пальцев к виску, и вот она – блестящая, долгожданная Идея.

Сейчас он уже тоже освободился от узкого пиджака, закатил рукава тонкой рубашки. Кофе сегодня выпито несколько литров, от чего неприятно подташнивало и бурлило в животе. Поэтому сегодня – чай. Крепкий, с липой, крапивой и листьями березы по бабушкиному рецепту.

Он не был фаталистом или мистиком – с его профессией это не совместимо – но, заваривая такой чай, он все-таки чувствовал присутствие бабушки Алевтины. Она у него маленькая была, верткая, как девчонка. Ясноглазая. Платочек с васильками, потертый фартук, горячие морщинистые руки, запах деревенского дома, заброшенного оврага и пацанского лета. Швецов улыбнулся.

«Интересно, а как Инга проводила лето?» – почему-то пронеслось в голове, оставив на губах горьковато-терпкий аромат незнакомых духов. После вчерашнего происшествия, когда начальница, беззащитная и растерянная, на его руках потеряла сознание, он то и дело ловил себя на мысли, что вспоминает тепло ее кожи под пальцами, трогательный изгиб шеи, непослушный завиток на виске, у самого уха.

Он подхватил заварник, настоящий, фарфоровый и пузатый, и упаковку соленых крекеров. Направился в приемную.

Ингу нашел в темноте: верхний свет выключен, жалюзи опущены, желтый кружок от настольной лампы, голубое мерцание компьютера. При его приближении она нырнула в сброшенные под столом туфли. Василий сделал вид, что не обратил внимание, как она напряглась и подобралась, налил ей большую кружку чая, пересыпал крекеры в тарелочку, водрузил на поднос.

Начальница задумчиво перебирала разноцветные стикеры и приклеивала их к поверхности. Подняла глаза на помощника, только когда тот оказался внутри подслеповатого полукруга.

– Вы почему не идете домой? – спросила равнодушно.

– И не собирался, – он поставил поднос на угол стола. – Я журнал просмотрел за весь предшествующий год, с начала второго квартала. В основном работал наш айтишник, Слава, и из «Крипты» мастер. Приглашался для установки обновления программного обеспечения, правовой базы. Слава пока данные о способе подсадки вируса не передал, звонил ему минут тридцать назад, он у себя. Проверят. Обещал «щас-щас».

Инга отрешенно кивнула.

– Дубликаты Полина уже запросила у контрагентов. Но парочка предоставить не сможет: у одного был пожар в офисе, архив поврежден, и в том числе за требуемые нами числа. Обещали выкатить из программы по номерам и оформить заново. Но директор, с которым мы работали, умер в конце прошлого года, сложности с подписанием. Но с этим что-нибудь придумаем, – она снова прикрыла глаза. – Еще есть западные партнеры, с которыми закрывались сделки во втором квартале. Сказать им, что у меня что-то не в порядке с документацией и налоговой, это все равно что подписать себе смертный приговор, – она помолчала. – Если я в понедельник не предоставлю документацию и признаюсь, что у меня отсутствует первичка, она начнут встречные проверки по контрагентам, пойдет такая волна, после которой «Jus Olympic» никогда не поднимется. А мне придется убираться из профессии… И заниматься разведением улиток…

Она шумно выдохнула, закусила губу. «Зачем я ему это все говорю, словно советуюсь», – в груди стало тесно, она поправила воротник, ослабила манжеты. Инга не привыкла ни с кем советоваться, отучила себя кому-то доверять. Отец говорит: «Сам сделаешь, оно и вещь», – шутит, конечно, но для нее это стало девизом по жизни. Потому что никому, кроме нее это все не нужно. Ни «Jus Olympic», ни работа, ни деловая репутация.

– Значит, надо искать оригиналы, – Швецов достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и остро отточенный карандаш. Повел идеальными плечами, сбросил пиджак и аккуратно повесил на спинку соседнего кресла. Инга подняла на него покрасневшие от усталости глаза, наблюдала с интересом. Не смотря на невеселые мысли, мутная, присыпанная тревогами последних дней, мысль заставила покраснеть: некстати вспомнилась подтянутая фигура этого парня, узкие бедра под бесформенными домашними шортами и идеально гладкая, чуть смуглая кожа на груди: «Неужели шугаринг?». От потери чувства реальности спасло только воспоминание о голове-одуванчике.

Инга прикрыла глаза, устыдившись собственных мыслей. Швецов тем временем устроился напротив, распахнул блокнот. Черный грифель, будто клюв воинственного ворона, уставился в желтоватый лист:

– Что у нас имеется? – Ингу покоробило это «нас». Уколола взглядом, но промолчала. «Аполлон» продолжал: – У нас имеется умысел на то, чтоб вас подставить за… уклонение от уплаты налогов, верно? И с махинациями с зарплатой. Как минимум это должно привести к вашему увольнению и привлечению к ответственности, даже может быть и уголовной. Как максимум – разнести в клочья вашу репутацию и фирму. То есть мотив номер раз – вывести вас и «Jus Olympic» с рынка или вынудить переоформить на себя. Так? Для этого надо очертить круг ваших основных конкурентов.

Он посмотрел на нее в упор. Инга нехотя кивнула. Он говорил очевидные вещи. Но, слушая их со стороны, невольно возникали критические соображения.

Первая и основная мысль: это все не всерьез. Это все – мелкие уколы, призванные отвлечь ее от чего? От действующего контракта? Какого из? Она методично перебирала их, мысленно ставила «зарубки», что проверить, что спросить и узнать. Где она перешла дорогу, кому и как. Может быть, тогда станет понятно, ждать ли очередной подложенной «свиньи». И, самое главное, кто «крыса».

Она прищурилась, закусила губу. Голос Василия стал фоном для ее размышлений. Она вздохнула, возвращаясь к разговору: как знать, вдруг калужский гость натолкнет на какую-то важную идею, на что-то, ускользающее от нее.

– Мотив номер два – сведение счетов со стороны кого-то из сотрудников. Вы меня простите, Инга, но за первые сутки я услышал от вас столько всего, что этот мотив вполне может оказаться реальностью, – он выразительно на нее посмотрел. Начальница не повела и бровью. – Кто имеет доступ в архив? Если верить Тамаре Кирилловне, то это вся бухгалтерия, финансисты, вероятнее всего кадровик. Итого одиннадцать человек. Еще ушедшая в декрет Ирина, ваш секретарь, она непременно участвовала в чаепитиях, да и по работе наверняка забегала. Верно? – Инга автоматически кивнула. В блокноте Швецова появилось двенадцать имен, написанных мелким, аккуратным подчерком. – У кого из них есть реальный мотив? Ну, что-то посущественнее «она стерва», «я ее боюсь», – он поднял на нее золотисто-прозрачные глаза.

Инга сама об этом думала все утро. Если бы знала наверняка, уже бы давно держала вредителя за шкирку. Видимо, это был риторический вопрос, Василий продолжил:

– Мне кажется, ключевая фигура здесь Борис Князев: его документы изымались целенаправленно. За что его уволили, кстати?

– Слил дело.

Швецов застыл:

– То есть как «слил»? Проиграл? И его уволили? – кажется, эту женщину не зря называют стервой и последней сволочью.

Инга покачала головой, заправила за ухо льняную прядь:

– Слил это значит слил. Сдал конкурентам… Конкуренту, вернее, – поймала удивленно-непонимающий взгляд Швецова, мысленно взвыла: – Князев пошел на сговор с адвокатом, представлявшем интересы противоположной стороны, и умышленно проиграл дело.

– А как вы это установили? Ну, про умысел… Интересно даже.

Инга снисходительно покосилась на молодого человека.

– Это совсем не сложно. Есть текстовый протокол, в котором отражается ход заседания. Его можно запросить у судьи. Еще есть его аудиоверсия. Тоже можно взять. Да, чтобы проверить, кто и что говорил во время судебного заседания, как представлялись доказательства, правильно ли оценены и полностью ли отражены в протоколе судебного заседания и решении суда. Иногда приходится потратить некоторое количество времени. Дьявол, как вы знаете, кроется в деталях, и бывает одна неточная формулировка в протоколе меняет результат рассмотрения дела. Казуистика и крючкотворство – наше все.

Швецов это, конечно, знал, пожал плечами:

– То есть вы что-то заподозрили, начали проверять и выяснили недобросовестную работу? А умысел?

– В решении не упоминались некоторые документы, которые должны были повлиять на позицию суда. Князев уверял, что предоставил их, уверял, что суд их умышленно не приобщил. Ну, сейчас так давно никто не делает. Это показалось неправдоподобным. Мы посчитали, что это может стать основанием для оспаривания решения, и запросили аудио. Тут все и вскрылось. Князев в начале отнекивался, оправдывался, что забыл, что не знает, как так получилось.

– А как вы выяснили, что он взял за это деньги?

Инга зевнула:

– Жадность. И глупость, граничащая с тупостью. У Князева оказалась очень жадная и болтливая жена. И недалекая, – Инга усмехнулась: – Она выложила в соцсети фото в шубке, которую ей подарил благоверный, с комментом что-то вроде «А у вашего мужа тоже такая офигенская халтурка?». А на ее страницу подписаны пол офиса.

– Идиотка…

– Ну, Князев ей тоже об этом сообщил. Только уже поздно было.

– А что это за конкурент у вас?

– Некто Хромов. Вам не обязательно знать все подробности наших корпоративных дел, в ваш рабочий функционал это не входит.

Инга не хотела, чтобы фамилия идиота-жениха звучала в ее кабинете, но что уж теперь поделаешь. Придвинула к себе поднос и налила чай в пузатую кружку, покосившись, заметила, как Василий уколол ее взглядом, будто коллекционную бабочку к бархатной подушке, и пометил в своем блокноте «Хромов – узнать, что за чел».

– Кто был с ним близок? – молодой человек поднял на нее глаза: в свете лампы в их глубине переливался жидкий янтарь и она, Инга, в нем словно застывшая мушка.

– Все. Никто, – нахмурилась, уточнила: – Не знаю. Не спрашивала. Слез в коридорах после его ухода не наблюдала. Никто за него не просил. Чаепитие в связи с бесславным окончанием работы устраивали вне офиса. Кажется, в кафе ходили. Кажется, были все, – Инга пожала плечами, приложила холодные пальцы к вискам, нащупав пульсирующие вены, чуть надавила, чтобы унять головную боль. Швецов что-то рассуждал, она плохо слушала, переживая снова и снова два последних дня. Что же все-таки происходит? – А, впишите еще в свой черный список князя Энрико Каравалли и третий мотив «шантаж». Он предложил на мне жениться и сделать «Jus Olympic» семейным бизнесом. Видит большие перспективы. Я как-то не впечатлилась, отказала в грубой форме, – Инга вспомнила испуганное лицо князя и едва не переломанные пальцы, вздохнула: – Он мог оскорбиться и обидеться. И прибрать «Jus Olympic» к своим рукам вот таким феерическим способом.

– Ну, это маловероятно, – Василий уставился на начальницу.

Та отмахнулась:

– Пишите-пишите. Отрабатывать все версии, так отрабатывать. И отравление там мое пометьте где-нибудь. Черт его знает… Может и вправду итальянец травануть решил….

Василий уже не совсем понимал, шутит она или говорит серьезно, поэтому замер в нерешительности, черный клюв карандаша-ворона уткнулся в бумажный лист. Инга закатила глаза, выдохнула:

– Пишите, Василий, не стесняйтесь. Вас я из списка исключаю только по причине нахождения в славном городе Калуга. Хотя-я, – оно посмотрела на него изучающе: – нет, впишите и себя. Я же не знаю, когда вы приехали в Москву. Может, это все специально подстроили, чтобы я почувствовала вашу незаменимость и оставила у себя. А свои эпохальные планы вы уже имели неосторожность озвучить.

Первое желание вспылить растаяло, Василий запрокинул голову, оголив острый кадык и гладкую, будто бы и не знающую бритвы, шею, громко захохотал. Блеснула ровная полоска зубов. Инга покосилась на него, усмехнулась примирительно, поймав себя на мысли, что смех у этого паразита заразительный, а она опять подумала про чертов шугаринг и его гладкую грудь, и опять покраснела.

– Тогда ваше имя будет красоваться рядом с моим!

Инга оторопела:

– С чего бы это?

Василий широким жестом вытер слезы с щек:

– А вдруг вы это сами затеяли, чтобы скрыть махинации финансовые? Типа, погорю на копейке, заплачу налоги с рубля, а мульены припрячу, – он так и сказал «мульены».

Инга фыркнула.

– Если уж у нас такой доверительный разговор пошел, то записывайте в свой черный список и Хромова.

– А этому челу вы чем насолили?

Инга сделала каменное лицо:

– Он едва не стал моим мужем, но, что называется, Бог миловал, – она уклончиво повела плечом, поджала губы.

Василий посмотрел на начальницу с сомнением, усмехнулся:

– Да вы, Инга, прямо героиня сентиментального романа: все вас хотят, а вы всем отказываете, навлекая на голову гнев отвержденных кавалеров. Боюсь вас!

Инга криво усмехнулась:

– Я сама себя боюсь. Кстати, с чего вы решили, что меня можно называть по имени? Не помню, чтобы я вам это разрешала.

Швецов задумчиво отвел взгляд:

– Язык не поворачивается называть по имени-отчеству после того, что между нами было. Я вообще считаю, что после этого должен на вас жениться. Но, боюсь, с такими взглядами окончательно прослыву в ваших глазах провинциалом.

В карих глазах искрилось жидкое золото, будто отблески ночного костра.

Инга уловила иронию, пробормотала:

– Прекратите эти идиотские намеки, – а рука невольно потянулась к пуговицам на блузке, щеки предательски покраснели. Она откашлялась, прогоняя неловкость. – Что вы собираетесь делать с вашим чудо-списком?

Швецов стер с лица улыбку, посерьезнел:

– Будем отрабатывать все версии. И начнем с того, что отправим вас домой спать: вам надлежит изображать спокойствие мультяшного Угвея.

Посиделки

Кроме шуток: он выставил ее за дверь ее собственного кабинета!

– Не заставляйте меня перекидывать вас через плечо и выносить из офиса, – проговорил, вручая джемпер и сумочку.

Инга вырулила на проспект. Пустынный в этот час, почти сказочный. С влажным после дождя асфальтом и россыпью огней, помноженной бликами. Инга приоткрыла окно иномарки, вдохнула влажный воздух. Хорошо-то как. Так хорошо, что никуда не хотелось. Ни домой. Ни в гости. Не хотелось говорить, объяснять, улыбаться.

Хотелось еще вот этой свежести на щеках и искрящегося полумрака.

Съехав с моста, на притормозила, прижалась к обочине. Вышла из машины и подставила лицо ночному небу. Изморось поцеловала лениво, смахнула усталость. Легла на плечи легким покрывалом. За спиной шелестели авто, торопились, жались к стоп-линиям у светофоров. А она стояла на мосту, позволяя себе не думать, не решать, не чувствовать.

Пять минут. Всего пять минут, ей больше не надо.

Она оперлась ладонями в скользкий парапет, заглянула в тягучие воды Москвы-реки. Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии[7]7
  Строка из стихотворения Сергея Есенина.


[Закрыть]… Швецов прав в том, что нужно переключиться на что-то. Тогда она увидит ситуацию в новом, скорее всего, единственно правильном свете. Оказаться над проблемой, а не в ней.

– Все верно, – сказала сама себе, вглядываясь в томящуюся черноту реки.

Уже поднимаясь в свою квартиру, в мокрой от дождя блузке, она вспомнила, что соседка Оля звала ее сегодня в гости. А почему бы и не сходить? Она сто лет не была в гостях. Она тысячу лет не болтала с Ольгой.

Выйдя на лестничную площадку, прислушалась: в соседской квартире тихо работал телевизор, а вот воплей Илюши как раз не слышно. Бросила взгляд на тумбочку для обуви: на месте черных туфель Ольгиного мужа стояли его домашние тапочки. Выходит, муж еще не вернулся с работы.

Наспех переодевшись и зацепив из холодильника пачку печенья, джем и бутылку вина, она поскреблась к соседям.

Торопливые шаги за дверью, шепот Ольги:

– Кто?

– Я, Инга.

Минутное замешательство, щелкнул открывающийся замок, в просвет выглянула всклокоченная голова школьной подруги. Удивление в глазах-блюдцах. Всего секунда, и тут же дверь распахнулась:

– Ты чего так поздно-то?

– Только с работы…

– С ума сошла, – воскликнула с завистью. Инга усмехнулась, продемонстрировав бутылку красного:

– Ты кормящая или тебе уже можно?

Ольга с сомнением посмотрела на добычу, покачала головой:

– Не кормящая, но не буду. Стас сейчас придет, а он не любит этого.

Инга многозначительно изогнула бровь, но вино оставила на тумбочке у входа:

– Тогда чай.

Ольга покачала головой, посмотрела на Ингу оценивающе:

– Борща хочешь?

Инга только сейчас поняла, чем так головокружительно пахнет в квартире школьной подруги: борщом и печеным творогом. Желудок тут же напомнил, что ничего, кроме кофе, трех крекеров и сыра сегодня не употреблял, и что чай калужского карьериста вместо ожидаемого успокоения проел в стенках желудка дыру.

– Буду.

– Тогда пошли на кухню, а то Илюшу разбудим, – Ольга торопливо направилась в противоположный конец коридора, где золотисто светился вход в кухню.

Инга пристроила на угол стола печенье и джем, огляделась. В квартире Ольги она не была уже лет пять. Последний раз, точно, забегала, когда та выходила замуж и шумные гости ломились в Ингину дверь, перепутав номера квартир. Сейчас соседи сделали ремонт, поменяли кухонный гарнитур: светлые панели, темный мрамор столешницы, хромированная отделка, светильники. Идеальная чистота и порядок. Дом. Уютное гнездышко.

Невидимый демон внутри уколол под сердцем отрезвляюще: не завидуй, ты же сама решила, что тебе это не нужно.

Ольга хлопотала у стола, снимала сложенное вчетверо полотенце с большой кастрюли, под которым мерно подпрыгивала крышка, выпуская на волю ароматы свеклы, чеснока, лука и томленого мяса.

Ингины брови полезли на лоб:

– Ты что, борщ на ночь глядя готовишь?

Ольга пожала плечами:

– Стас любит свежее. Дневной борщ уже не будет кушать. Поэтому готовлю к его приходу. А мы с Илюшкой уже завтра разогреем, – она сняла с полки глубокую тарелку, налила в нее борщ, в центр красиво уложила сметану горкой, присыпала свежемолотым перцем и мелко нашинкованной зеленью. Поставила перед Ингой. – И ватрушки бери, – откинула угол накрахмаленной салфетки, открыв горку золотистых ватрушек.

– Ватрушки, с борщом? Впервые слышу.

– Зря, – Ольга налила себе стакан воды, устало опустилась напротив, – очень вкусно. Оттеняет.

Инга с сомнением попробовала ватрушку и отправила ложку в рот. Неожиданное сочетание ароматного и пряного теста, ванили и нежного творога с ярким, насыщенным вкусом борща. Чуть кислинки, капелька остроты. Она изумленно изогнула бровь:

– М-м, не знала, что у тебя такие кулинарные способности: помнится, на трудах в школе ты плиты боялась как гиены огненной.

Ольга странно повела плечом, уткнулась взглядом в скатерть:

– Это не у меня, это у Анны Самойловны…

Инга понимающе прищурилась:

– Свекровь? – Ольга промолчала. – Понятно.

– Так что там с твоей проверкой? – Ольга охотно перевела тему.

Инга посмотрела на школьную подругу с интересом.

– Нарисовались новые проблемы в виде вируса или бага в системе. Он вырубил все данные и теперь в налоговую, в СледКом мне предоставить нечего. Как бы, это все мелочи, Оль, – она дирижировала откушенной ватрушкой, – попросим отсрочку, запросим дубликаты у контрагентов, напечатаем заново, восстановим базу, все заверим. Это геморройно, это нервирует, но не смертельно.

– А что смертельно?

Инга проглотила остаток ватрушки.

– То, что у меня под носом завелся Крот, Крыса. И я его не могу пока вычислить. И что у него в конечном счете на уме и на кого он работает, тоже не ясно. Но я все равно это раскопаю, – она решительно отодвинула от себя пустую тарелку и встретилась с Ольгиным взглядом: странный бульон из зависти, презрения и восхищения плескался на дне. Будто второе дно. Инга проморгалась, стряхивая неприятный осадок. Захотелось уйти. Встала: – Борщ у тебя отменный. Спасибо, не дала помереть старой подруге.

Попятилась к выходу.

– Ты куда? Второе еще есть! Чай же еще не пили.

Инга отмахнулась:

– Поздно уже. Что, кстати, твой муж всегда так поздно возвращается? – она уже дернула ручку кухонной двери на себя, намереваясь выскользнуть в коридор.

– О, я думаю, чего это Олечка меня не встречает, – в проеме оказался Стас. – А у нас тут, оказывается, гостья.

Последнее слово он проговорил так, словно уже смаковал поставленный перед ним борщ. Инга прищурилась:

– Гостья уже уходит, дабы не мешать вечерней трапезе почтенного семейства. Привет, Стас, – она только сейчас сообразила, что не знала, как его зовут. Пять лет они с Ольгой женаты, два перед этим встречались, а она до сих пор не запомнила его имя. И если бы минуту назад школьная подруга не назвала его, оконфузилась. Хотя плевать – ей с ним детей не крестить. Она широко улыбнулась и попробовала его отодвинуть с прохода и выйти в коридор. Стас замер, откровенно ее разглядывая, слишком откровенно мазнул взглядом по голой шее, обтянутой тонким трикотажем груди.

Инга почувствовала себя раздетой под этим липким, оценивающим взглядом. Ольга суетилась за спиной и, кажется, не видела неожиданного интереса мужа.

– А я думаю, чего это музыка от соседки не идет! – прошептал Стас, двусмысленно улыбаясь. Ингу покоробило. Сразу представилось, как этот гад подслушивает под ее дверью, чем она занимается дома.

Симпатичный, хоть и несколько слащавый брюнет, высокий, с идеальной укладкой и еле заметным запахом женского парфюма от костюма. Инга принюхалась. Она знала этот аромат, модный, хоть и довольно дорогой.

Тяжело посмотрела в глаза соседа. Тот криво и липко ухмылялся, загородив собой проход. Инга очень тихо, чтобы Ольга не слышала, и выразительно проговорила по слогам:

– От-вали, – протянула руку и демонстративно сняла с лацкана его пиджака несуществующий волос, покрутила им перед носом молодого мужчины. Получилось многозначительно.

Стас замер. Сальная улыбка застыла на лице, в глазах затаилось знакомое «Стерва». По-волчьи прищурился. Инга фыркнула, махнула кончиками пальцев, потребовала освободить дорогу. Стас неохотно отодвинулся к стене, но так, чтобы, проходя мимо, она непременно его задела грудью. Инга выставила в сторону локоть и саданула ему под ребра.

– Оль, доброй ночи, до завтра, – крикнула через плечо, на мгновение забыв, что в этой семье есть малыш, у которого, возможно, чуткий сон. Вжав голову в плечи, поторопилась к выходу.

Дернула входную дверь на себя, все еще чувствуя тяжелый прилипчивый взгляд чуть ниже поясницы.

«Это не мое дело», – напомнила себе, выскальзывая на лестничную площадку.

Она уже почти закрыла за собой дверь, но вспомнила об оставленной на тумбочке бутылке вина, которую этому гаду Стасику презентовать не хотелось. Потянулась с порога за ней как раз в тот момент, когда из глубины Ольгиной квартиры раздался короткий хлопок и грохот разбивающейся посуды.

– Ты отравить меня решила? Что за гадость ты тут наварила?! – злым шепотом текло из кухни. – Весь день сидишь дома, ни хрена не делаешь, даже пожрать нормально не можешь приготовить!

Инга схватила бутылку и сиганула наружу. Вот это точно не ее дело. Милые бранятся – только тешатся. Хотя Стасику очень хотелось бы въехать по физиономии.

От липкого взгляда и случайно подслушанной ссоры на душе было неприятно, муторно и душно. Зато – Швецов оказался опять прав – в голове произошла полная перезагрузка.