Текст книги "История Хэйкэ"

Глава 36.
Странствующий поэт

Поэт-монах Сайгё не возвращался в столицу уже несколько лет, но, где бы он ни был, слышал много разговоров о том, что там происходило. Монах жил в хижине отшельника в Ёсино и несколько раз совершал паломничества в Кумано и Оми. Ранней весной 1160 года он по большой дороге Токайдо отправился в очередное паломничество на северо-восток страны, и, пока он там находился, местный предводитель Хидэхира пригласил Сайгё остановиться у него. Хидэхира, который снабжал знать и воинов знаменитыми чистокровными лошадьми северо-востока, много слышал о поэте-монахе.

Когда настала осень, Сайгё оставил Хидэхиру и отправился в путешествие на запад, в провинцию Этиго. В сентябре он достиг южного берега озера Бива, откуда должно было отправиться судно к западному берегу. Сайгё присоединился к другим пассажирам на его борту, и, пока все они ждали отплытия судна, поэт размышлял о своем друге и ученике Сайдзю, с которым он расстался несколько месяцев назад на реке Тэнрю.

Сайгё и Сайдзю прибыли на реку Тэнрю и сели на паром, который был полностью загружен и готовился к отплытию, когда внезапно появились три воина из числа местных самураев и стали махать и кричать паромщику, чтобы тот остановился. Нежелание паромщика брать дополнительных пассажиров разъярило самураев, которые со злобным видом все-таки пробрались на паром и стали выкрикивать:

– Мы очень спешим, а у тебя на борту только эти крестьяне да нищие монахи, так ведь?

Сайгё знал, чего от них ожидать. Повсюду воины возбуждены и агрессивны. Не обращая на них внимания, он продолжал спокойно сидеть и смотреть на реку, пока один из воинов вдруг не подошел к нему и не прорычал:

– Ну, ты, попрошайка, ты, святоша, встань!

Сайгё сделал вид, что ничего не слышал, но другие воины тоже приняли угрожающий вид и накинулись на монаха:

– Ну, ты, убирайся отсюда! Ну!

Сайгё не собирался оказывать им сопротивления, но он почувствовал, как стоявший рядом Сайдзю затрясся от гнева, и крепко сжал руку своего ученика. Они были монахами-собратьями на протяжении двадцати лет, но Сайгё знал, что его бывший слуга Сайдзю в душе оставался горячим воином. Как часто он предостерегал ученика, чтобы он сдерживал свой темперамент!

Кротость Сайгё, однако, еще больше взбесила воинов.

– Ну, ты что, глухой? – прокричал один из них.

Схватив монаха за воротник, он толкнул его так, что тот оказался на берегу и растянулся на земле. Голова Сайгё ударилась о камень, и он тихо застонал; над глазом потекла струйка крови. Монах стал звать Сайдзю, который наконец пришел ему на помощь.

Бывший слуга был вне себя.

– Так вот как вы, Ёсикиё, когда-то храбрейший из императорских стражников, ведете себя, когда вас оскорбляют! – неистовствовал он. – Если вы думаете, что я примирюсь с таким обращением, съежившись, будто побитая собачонка, то на этом конец моей праведной жизни! Я дал обет избежать мук ада, но это хуже участи осужденных на муки! Если бы я не был монахом, то воздал бы им то, что они заслуживают! – в ярости кричал ученик странствующего поэта.

– Сайдзю, ты все еще не готов к той жизни, которую выбрал? Разве ты забыл тот день, когда у тебя произошли неприятности со стражей у ворот Расёмон и ты попал под стражу? Когда я узнал, что ты в беде, я ехал всю ночь обратно из Тобы, чтобы спасти тебя от ужасного Тамэёси из дома Гэндзи. Ты забыл об этом, Сайдзю?

– Не забыл.

– Стал ли ты мудрее, чем был тогда?

– Вам хорошо говорить, но не в моем характере позволять негодяям задирать невинных людей. Я не могу выносить такого унижения, потому что привык высоко держать голову.

– Сайдзю, до тех пор, пока у тебя в голове подобные мысли, мы не сможем находиться вместе. Хотя мы путешествуем бок о бок, наши сердца не будут следовать тем же путем. Нам лучше расстаться здесь и сейчас, Сайдзю. На данный момент тебе было бы лучше поступать так, как ты хочешь.

– Означает ли это, что вы освобождаете меня от моих клятв?

– У меня нет таких полномочий, Сайдзю. Я всегда молился за то, чтобы находить радость в жизни, и во имя этого надо отказаться от всех земных амбиций, подчиниться влиянию природы и оставаться верным жизни поэта, находя удовлетворение в заповедях Будды. Такой мы дали обет. Но, Сайдзю, ты, кажется, совсем не можешь меня понять.

– Нет, я просто неуклюжий дурак, которому вы позволили покорно следовать за вами. Но смею думать, что я вас понимаю.

– Боюсь, что по-прежнему нет. Ты ничем не лучше тех, которые думают, будто я отошел от жизни. Это не так, потому что я более чем когда-либо связан с ней. Моя цель – более полно реализовать себя, еще больше радоваться жизни и ни о чем не сожалеть. Вот как я хочу сделать свою жизнь стоящей, и всего этого я прошу от судьбы… Как отличаются мои устремления от твоей идеи праведной жизни!

– Нет, я согласен с вами, но…

– Тогда почему ты так часто испытываешь раздражение, гнев из-за того, что тебя унижают, сожалеешь о своем выборе? Если бы ты по-настоящему принял монашескую жизнь, ты бы не раскаивался в ней, не сожалел бы о том, что дал обеты. Очевидно, ты все же не отрекся от мира, так зачем же тебе монашествовать дальше? Разве для тебя не было бы лучше вернуться в мир?

Во время их разговора Сайгё понял, что жизнь, которая должна была означать свободу для Сайдзю, стала для него бременем; и из сострадания к собрату он настоял на том, чтобы они расстались.

Наконец Сайдзю сказал:

– Я сделаю так, как вы мне велите, и подумаю над тем, о чем вы говорили, – не только подумаю, но и буду действовать в духе сказанного вами, и, когда осенью вы вернетесь в столицу, я буду там вас ждать.

Сайгё думал, где же Сайдзю собирался найти его после такой долгой разлуки, потому что сам понятия не имел, в каком месте остановится. Он заметил, что паром был посреди пути через озеро Бива и уже показалась на горизонте вершина горы Хиэй. Монах вспомнил, как год назад пассажиры, казалось, не говорили ни о чем другом, как о Ёситомо из дома Гэндзи и его сыновьях и их бегстве в Восточную Японию. Потом он заснул. А пока спал, один из пассажиров время от времени бросал на него пристальные взгляды и, когда Сайгё проснулся, приятно улыбнулся ему и сказал:

– Ну вот, мы опять встретились!

– Подождите, кто вы?

– Я – Отоами, мастер мандала [33
  Мандала – графическое изображение мироздания в буддизме.


[Закрыть]]. Какое-то время назад мы встречались на северо-востоке.

– О да, конечно!.. Вы тоже возвращаетесь в столицу?

– Да, хотя мне еще предстоят годы работы над храмом на северо-востоке, срочное послание из Рокухары отозвало меня обратно для выполнения заказа госпожи Арико.

– Какое же огромное расстояние вам приходится преодолеть!

– Да, действительно, и это доставило бы мне удовольствие, если бы я путешествовал по своему желанию, как вы. Однако мне предстоит выполнить много заказов как в столице, так и на севере, я еду со своими людьми, и у меня ограничено время…

Отоами улыбнулся, оглядывая своих спутников, которые составляли более половины пассажиров на борту. С ним были не только ученики, но и лакировщики, столяры, резчики по металлу и тому подобные ремесленники. Пассажир, который сидел рядом с Отоами, наклонился, что-то вполголоса сказал ему, а потом обратился к Сайгё:

– Господин, вы Сайгё, поэт-монах? Я несколько раз видел вас в Коромогаве, где сам предводитель Хидэхира является одним из моих покупателей. – И добавил: – Я – Кихидзи, торговец. Несколько раз в году я привожу золото с северо-востока в столицу и обмениваю его на товары из Китая, которые потом отправляются на север… Когда в следующий раз вы будете в наших краях, то должны навестить меня.

Сайгё дружелюбно кивнул, про себя улыбнувшись мысли о том, что слухи о нем дошли даже до таких отдаленных мест.

Когда паром приблизился к берегу, пассажиры начали выходить. Отоами и торговец сошли на берег первыми. Нагрузив своих лошадей, они приготовились двинуться в дорогу, когда Кихидзи повернулся к Сайгё и любезно предложил:

– У нас достаточно лошадей для всех. Не хотите ли вы присоединиться к нам и остановиться с нами?

Сайгё отклонил приглашение и продолжил свой путь.

Поэт-монах проводил время на холмах вокруг Киото, посещая храмы и навещая старых друзей. Однажды, когда он шел по столице, то очутился на улочке, на которой когда-то находился его дом. Теперь от строения ничего не осталось, кроме побитой черепицы и высокой осенней травы на пустыре. Он онемело смотрел на все это, потом повернулся и пошел искать ночлег, а вечерний ветер свистел в его изношенной в путешествиях одежде. Сайгё стал думать о тех друзьях, которые могли бы принять его, но монаха преследовали воспоминания о жене и ребенке, которых он оставил двадцать долгих лет назад. Жена, как ему рассказали, ушла в монастырь; дочь, которой было четыре года, когда он видел ее в последний раз, как он слышал, вышла замуж. Время от времени он останавливался и вслушивался в ночь и стрекот сверчков. Все – деревья, сама земля, живые изгороди и даже звезды, казалось, внезапно наполнились звуками плача. Сайгё почувствовал боль в голове и сердце и удивился, зачем он бесцельно бродит по темным улицам. Что гонит его по ним, подобно призраку из прошлого?

Внезапно монахом овладело страстное желание увидеть Сайдзю – не своего ученика, а собрата, у которого он мог бы попросить прощения и перед которым мог бы исповедаться в своей слепоте и недомыслии. Двадцать лет праведной жизни! – и только сегодня вечером Сайгё начал познавать, что от человеческого сердца невозможно отказаться посредством акта воли или религии. Где Сайдзю ожидал найти его, когда обещал встретиться с ним в столице? Сайгё подумал о своем двоюродном брате, Токудайдзи, среди слуг которого у Сайдзю было несколько друзей.

Сайгё провел ночь в храме на Восточных холмах, а на следующий день отправился в столицу. Прибыв в особняк Токудайдзи, он крайне удивился, увидев воинов и слуг, столпившихся у ворот, где в ожидании стояли несколько роскошных экипажей. Он стоял в нерешительности, когда услышал, что кто-то зовет его. Это был Сайдзю.

– А, Сайдзю, ты все-таки прибыл сюда!

– Да, я уже какое-то время здесь, у друзей; я был уверен в том, что вы скоро приедете, и с нетерпением ждал.

– Как же приятно снова увидеть тебя, – горячо отвечал Сайгё. – С тех пор как мы расстались на реке Тэнрю, я день и ночь размышлял над тем, что сказал тебе.

– Какой же я был болван! Думаю, что теперь стал несколько мудрее. Я никогда больше не буду поступать так глупо, как тогда. Простите меня за сказанное мною в тот момент.

– Сайдзю, глупец не только ты. Я – в еще большей степени… Мне тоже надо, чтобы меня простили. Но давай поговорим об этом позже.

– Да, конечно. Пойдемте к задним воротам в мое жилище.

– Я смотрю, у моего двоюродного брата сегодня гости…

– И не только сегодня. Киёмори и другие министры часто приезжают сюда, чтобы посоветоваться с господином Токудайдзи. В моем жилище мы не будем им мешать.

С этими словами Сайдзю повел Сайгё к задним воротам.

Глава 37.
Торговец с северо-востока

Новогодний день год назад едва ли был подходящим моментом для традиционных празднеств, но сегодня сосновые деревья и ветви украшали ворота, придавая всей столице праздничный вид.

– Мы не должны забывать, что всем этим обязаны господину Киёмори. Даже спать направив ноги в сторону Рокухары, было бы проявлением неуважения, – говорил Красный Нос десятку или более своих слуг и разносчиков товаров, когда они потягивали хозяйское сакэ.

В праздник двери Бамбоку были распахнуты для целого потока гостей – родственников, знакомых деловых людей, торговцев и соседей, которым он устраивал настоящие пиршества.

Однако гости, лакомясь яствами, делали колкие замечания по поводу того, что гостеприимство Бамбоку выглядело довольно скудно по сравнению с прибылями, которые ему принес предыдущий год. На лукавую шутку, что Нос, наверное, стоит веса своего тела в золоте, тот беззаботно ответил:

– Такие прибыли – это сущие пустяки, ничто по сравнению с тем, что у меня будет, когда я добьюсь настоящего успеха. И когда такое время наступит, посмотрим, как я смогу действительно вас угощать.

Ответ Бамбоку был встречен веселым хохотом, хотя никто не сомневался в том, что Нос сдержит свое слово. Городские торговцы никогда не подвергали сомнению добрую репутацию Бамбоку или его способности. Разве не он в прошлом году без посторонней помощи поставлял все материалы для перестройки различных дворцов и монастырей? Разве не Нос так или иначе участвовал в любой примечательной деловой сделке в столице? Нельзя отрицать, что, если бы не содействие Киёмори, Бамбоку никогда не сколотил бы такого состояния. С другой стороны, Нос пошел на определенные неприятности и расходы, чтобы урегулировать историю с Токивой. Но в целом все это было ничто по сравнению с тем, что он опять пользовался благосклонностью Токико. Хозяйка Рокухары призвала его и удостоила таким заявлением: «Вы можете приходить сюда, как и прежде, Бамбоку». Имелось у Носа и еще одно достижение – Киёмори прислушался к просьбе Бамбоку, и тот получил назначение при дворе.

Было время, когда Красный Нос презрительно усмехнулся бы при мысли о карьере придворного, но в теперь его возраст приближался к пятидесяти, и не было ничего странного в изменении настроений Бамбоку после двадцати лет пробивания дороги в мире. Смехотворные атрибуты жизни при дворе когда-то вызывали у него отвращение и заставляли заявлять: «Все это – глупая напыщенность и пресмыкательство! Я существую для себя и только для себя. Я сделаю себе состояние, и золото – желтое золото – будет приносить мне все удовольствия жизни». Как ни иронично это звучит, по мере увеличения своего богатства Красный Нос начал завидовать тому, что когда-то презирал. Выскочка, который когда-то мечтал о хорошей жене и семье, приобрел их. Число наемных работников у него росло, но он стал жаждать хотя бы какой-то формальной власти. У торговца Красного Носа были многочисленные возможности общаться с аристократами, чьи способности казались ему совсем незначительными. Он мог бы быть таким же и даже, как Бамбоку полагал, лучше, если бы у него имелся придворный титул, дававший более серьезный вес в обществе. И чем дольше Красный Нос об этом думал, тем больше убеждался в том, что его амбиции оправданны.

И Киёмори позаботился о том, чтобы Бамбоку был назначен смотрителем реки Камо – этот пост давал власть над официальными лицами низших должностей, отвечавшими за прибрежные работы на Камо. Более того, данный пост соответствовал пятому рангу и требовал от Бамбоку носить парадное платье на всех государственных мероприятиях.

«Да, титул – это очень хорошо, а одежда хоть совсем неудобна, но впечатляет, – сказал сам себе Бамбоку, возвращаясь однажды домой. – Надо найти какое-нибудь место, чтобы покрасоваться в этом платье». И вдруг ему пришло в голову, что в столице находился торговец золотом с северо-востока Кихидзи. Он немедленно отправился к нему. Торговец остановился в так называемом «веселом квартале» в Хорикаве, районе, простиравшемся вдоль канала, по берегам которого росли ивы.

– Господин Кихидзи дома? Я – смотритель реки Камо, – объявил Красный Нос служанке, которую он встретил у ворот.

Женщина, что-то неразборчиво пробормотав, скрылась в доме, где Кихидзи в это время разговаривал наедине с посетителем. Торговец был озадачен.

– Смотритель реки Камо – кто же это? Я не знаю никого под таким именем.

Его собеседник засмеялся:

– Это, должно быть, господин Красный Нос. Вы знаете, он был провозглашен смотрителем реки Камо при присуждении новогодних почестей.

– А, Нос! Важный гость – проводи его в лучшую комнату, – распорядился Кихидзи и продолжал разговор с посетителем, известным в этом квартале дельцом по прозвищу Змий. Он занимался покупкой и продажей женщин и детей.

– Всего с прошлой осени вы купили семнадцать женщин, считая и вчерашнюю, – сказал Кихидзи.

– Да, и у меня были большие трудности при выполнении ваших заказов, господин, потому что даже в столице не так много красавиц.

– Ну хорошо, я вернусь через год-другой, но хочу, чтобы вы тем временем продолжали поиски.

– Да, господин, я буду это делать. Вообще-то я присмотрел одну красотку в трущобах на Улице торговцев волами.

– Сколько ей лет?

– Всего тринадцать.

– Не важно. Я буду содержать ее в своем доме как служанку, пока она не повзрослеет. Я возьму ее с собой, когда буду уезжать.

– Но есть одна проблема – девочка привязана к родителям, которые ужасно бедны. Они любят девочку и не говорят «да». Отец прикован к постели, и семья в больших долгах. Даже не знают, что будут есть в следующий раз, – но какая красавица!

– Правда?

– Я не преувеличу, если скажу, что ее можно сравнить с самой красивой дамой при дворе.

– Ну, нет таких препятствий, которые нельзя было бы преодолеть.

– Вы думаете, деньги помогут, да?

– Это вам знать лучше, господин.

Змий хитро засмеялся, на его губах появилась жадная усмешка.

Кихидзи навещал столицу каждые два-три года и всегда останавливался в одном месте, в том самом «веселом квартале», где вовсю сорил деньгами. Поскольку многие из его сделок совершались для Хидэхиры, имя которого было широко известно не только на северо-востоке, но и в Киото, Кихидзи знал каждый торговец в городе. Он приобретал всевозможные роскошные товары для своего покровителя – произведения искусства и даже красивых женщин – в обмен на золото, лошадей, лакированные изделия и шелка, которые он покупал на северо-востоке.

Дед Хидэхиры, первый предводитель провинции, принадлежавший к дому Фудзивара, мечтал о том, чтобы построить столицу в самой северной дикой местности Митиноку, когда-то бывшей территорией покоренных аборигенов-айну. Это должен быть город, соперничающий по грандиозности с Киото, и работы по-прежнему продолжались.

Кихидзи, завершивший свою миссию в столице за несколько месяцев, в очередной раз оказался расстроен: он мог увезти с собой не так много красивых молодых женщин. Не в его правилах было похищать или незаконно приобретать девушек и детей, но он предлагал крупные суммы денег и гарантировал хорошие условия жизни кому бы то ни было, кто согласился бы поехать на северо-восток. Поскольку Митиноку являлась малопривлекательной провинцией, Кихидзи приходилось обращаться за помощью к местным дельцам, в данном случае Змию, в поисках красивых женщин.

Вновь появилась служанка и сказала:

– Смотритель реки Камо говорит, что зайдет еще раз, если вы сегодня заняты, господин.

– Ну, Змий, – сказал Кихидзи, находясь на грани того, чтобы уволить этого человека, – если тебе удастся договориться с родителями до того, как я уеду, то мне хотелось бы увезти эту девочку.

Позвали Бамбоку.

– Я должен извиниться за то, что заставил вас ждать.

– Не за что, Кихидзи, боюсь, что это я вас прерываю, – ответил купец.

– Нет, я сейчас свободен. Как хорошо, что вы пришли. На самом деле я скоро уезжаю и сам хотел навестить вас…

– Так я и думал, – вставил Бамбоку. – Значит, у вас найдется время выпить со мной сегодня вечером прежде, чем вы уедете.

– Прекрасно! Хотя эта хибара – не то место, куда стоило бы вас пригласить.

– Воистину так – моим гостем будете вы. Перемена обстановки принесет вам пользу, и, если вы не возражаете, мы пойдем в один из моих любимых домов.

…Красный Нос закричал хозяйке, когда величественно вошел в помещение:

– Тадзи! Тадзи! Это я, Бамбоку! Фиолетовая комната свободна?

Как только они устроились в комнате, окна которой выходили в элегантный внутренний дворик, Красный Нос придвинул к себе письменный прибор, быстро написал записку и адрес, потом позвал слугу, которому дал какие-то указания, и добавил:

– Пусть посыльный это доставит. Сейчас же, немедленно!

На столе появились еда и сакэ, но обслуживали Красного Носа и его гостя лишь слуги, потому что, в отличие от большинства заведений такого рода, хозяйка гордилась великолепием своих искусных артистов, и они выходили петь и танцевать только по просьбе избранных гостей.

Уже наступила ночь, и торговцы были здорово навеселе, когда Красный Нос потребовал, чтобы прислали нескольких танцовщиц. Он называл их по именам и изо всех сил старался развлекать Кихидзи.

– Когда вы собираетесь опять приехать – может быть, на будущий год?

– Нет, вряд ли… Скорее всего, года через три.

– Ну, Кихидзи, в следующий раз, когда вы будете здесь, вам не придется останавливаться в Хорикаве, потому что в вашем распоряжении будет мой загородный дом.

– Ваш загородный дом – а где он?

– Место сейчас выбирается. Господин Кихидзи, только скажите, где вы хотите, чтобы он находился, и дом там будет стоять.

– Меня прельщает ваше предложение. Подберите какое-нибудь местечко с красивым видом.

– Все будет сделано. А вы привезете с собой еще немного золота, а? Я не очень доволен торговлей в таких ничтожных масштабах. У меня в планах торговля с Китаем, а того, что вы привезли, едва хватит, чтобы выполнить только заказы моих клиентов в столице на золотые и лакированные изделия.

Кихидзи засмеялся:

– Господин Нос, вы прилично выпили и хвастаетесь.

– Нет, я не лгу.

– Я не говорю, что вы лжете, но, должно быть, преувеличиваете. Ведь столько золота, сколько я привожу сюда, в Японии больше взять негде. А кроме того, Киото – не единственное место, где умеют жить и делать деньги. Разок побывайте у нас, на северо-востоке, и сами в этом убедитесь.

Нос разразился смехом:

– Хвалитесь своей провинцией? Я подумаю о том, чтобы навестить вас в Митиноку.

– Я сам вам там все покажу.

– Господин Кихидзи, я не убежден в том, что вы всего лишь торговец.

– Гм, что же вас побуждает так говорить?

– Я же вижу! Вы – воин! Вы – приближенный Хидэхиры, и у вас есть какой-то титул. Вам не надо от меня прятаться. Бамбоку с Пятой улицы, я вас уверяю, широко мыслящий человек. Вы это поймете даже после не очень долгого знакомства со мной.

Кихидзи криво улыбнулся Носу.

– Гм, может быть, и так, – ответил он и больше ничего не добавил, потому что, в отличие от болтливого Носа, Кихидзи был сдержанным, молчаливым северянином.

Они выпили еще немного, после чего Кихидзи решил все же как-то отреагировать на домыслы Бамбоку:

– Я считаю, что в наше время звание воина почетно… Как вы знаете, господин Нос, я проезжаю на лошадях огромные расстояния, возя с собой несказанное богатство. В душе я могу быть торговцем, но требуется мужество воина для того, чтобы путешествовать так, как я, – особенно в нынешние опасные времена.

– Совершенно верно, совершенно верно. Все правильно. Я сейчас просто шутил. Кстати, непонятно, что случилось с моим другом. Сейчас он уже должен быть здесь.

– Кто это?

– Он когда-то был секретарем при дворе. Это Токитада – шурин Киёмори. Я хотел, чтобы он встретился с вами.

– Да, да, вы как-то раньше упоминали об этом, и я сам горю нетерпением познакомиться с ним.

Посыльный наконец вернулся и сообщил, что Токитады нет дома и в тот вечер его не ждут.

Красный Нос и его гость в конце концов изрядно напились. Очухавшись лишь на рассвете, они отправились по домам.

Спустя несколько дней Токитада остановил свою карету перед лавками Красного Носа на Пятой улице.

– Бамбоку, Бамбоку!.. Бамбоку там? – крикнул он, не выходя из кареты.

Несколько служащих услышали Токитаду, но не обратили на него никакого внимания.

– Бамбоку? Кто такой Бамбоку, господин? – спросил наконец один из них, подходя к карете.

– Красный Нос.

– А, хозяин!

Красный Нос поспешно вышел со склада.

– А, это вы, господин! Проходите в дом, – приветствовал он Токитаду.

– Нет, я сейчас еду к достопочтенному Ёримори. Мне некогда выходить, поэтому я поговорю с вами здесь.

– Что я могу сделать для вас, господин?

– Для меня ничего, но есть послание из Рокухары. Я не знаю, чего там хотят, но вы должны прийти в «розовый» двор примерно к заходу солнца, когда зажгут светильники.

– Гм… – призадумался Нос. – Он чем-то недоволен?

– Мне не показалось, что он был не в настроении, поэтому вам не стоит волноваться… Кстати, Бамбоку, вы, кажется, озабочены, но он же – глина в ваших руках, не так ли?

– Я никогда не говорил этого о моем господине! Его ужасный характер и все такое… Но глина – никогда!

Токитада захохотал так, что затряслась карета.

– Бамбоку, я просто хотел посмотреть, как вы это воспримете. Вы представляете собой чрезвычайно комическое зрелище, когда пыхтите и протестуете до тех пор, пока ваш нос не становится еще краснее!

– Ну и что же, вы проделали весь этот путь сюда, чтобы потешаться надо мной?

– Послушайте, Бамбоку, не воспринимайте это так серьезно. Одного вида вашего носа достаточно для того, чтобы развеселить любого. Что ваша жена говорит во сне вашему носу?

– Боюсь, господин, что вы выпили несколько больше обычного.

– Ну ведь наступил Новый год – и никаких войн! Самый лучший Новый год за многие годы… Да, извините, что меня не было, когда приходил ваш посыльный. Кто этот человек, с которым вы хотели, чтобы я встретился?

– Вы, должно быть, слышали о нем – Кихидзи, торговец золотом с северо-востока.

– Да, я о нем слышал.

– Я подозреваю, что он занимается здесь не только торговыми делами. Очень возможно, Хидэхира посылает его сюда, чтобы вынюхать кое-какие вещи, и я подумал, что стоит затратить немного времени, чтобы вам самому посмотреть на этого человека.

– Ага! Этот Кихидзи еще долго будет оставаться в столице?

– Он говорит, что уезжает на северо-восток завтра утром. Я думал проводить его.

– Хорошо, я тоже подойду… Но я буду переодет, запомните.

С этими словами Токитада задернул занавески кареты.

На следующее утро Красный Нос провожал Кихидзи до самых городских ворот, где собралась большая толпа мужчин и женщин, чтобы попрощаться с ним.

– Я скоро вернусь, через два-три года, – приветливо говорил со своего коня Кихидзи, находя вежливое слово и кланяясь каждому из своих доброжелателей. – Вы сделаете для меня расставание более тяжелым, если пойдете дальше, поэтому давайте я попрощаюсь с вами здесь.

Кихидзи, уезжая, стал подниматься по склону холма, и толпа постепенно разошлась. Слуги, конюхи, вьючные лошади ждали торговца на некотором расстоянии. Вдруг Кихидзи услышал, как кто-то у подножия холма крикнул, чтобы он остановился. Наконец этот человек догнал торговца на гребне холма. Он тяжело дышал и не мог произнести ни слова.

Кихидзи обернулся.

– Это вы звали меня? – пренебрежительно спросил он, глядя на человека небольшого роста, который, подобно нищему, распростерся на его пути. – Я не знаю, кто вы такой. Никогда вас раньше не видел. Зачем вы загородили мне дорогу?

– Да, да, вы должны простить меня за то, что я вас задерживаю… Я… Я – Асатори, ничтожество из трущоб на Улице торговцев волами.

– Вы, должно быть, принимаете меня за кого-то другого. Как вы сказали, кто вы?

– Я живу на Улице торговцев волами – в трущобах. Там есть колесный мастер по имени Рёдзэн… И сегодня утром я слышал, как он и его жена громко плакали. Я пошел посмотреть, что случилось, и узнал, что торговец женщинами и детьми, которого называют Змием, увез их единственную дочь Асуку… Они находились в полном отчаянии.

Кихидзи повернулся в седле. Кажется, началась какая-то суета в его караване, в котором удерживали пронзительно кричавшую девочку.

– Асатори, спасите меня! Асатори!

– Это ты, Асука? Подожди… Все в порядке. Я тебя не брошу!

Асатори поднялся на ноги, помахал в ответ рукой и припал к седлу Кихидзи, умоляя его вернуть девочку.

– Хватит заниматься ерундой, ты, кукловод! – прошипел Змий, протолкнувшись сквозь группу сопровождающих и схватив Асатори за воротник. – Что ты имеешь в виду, заявляя, будто я увез ее силой? Ты, кажется, не знаешь, что ее отец давно болен и что я все время одалживал ему деньги. Он и его жена просили меня что-нибудь сделать для этой девочки, поскольку не могут ее больше кормить. Поэтому я упросил господина Кихидзи взять Асуку с собой… Чего ты вмешиваешься?

У Асатори не было сил, чтобы оказать сопротивление жилистым рукам Змия, который так злобно и мощно пихнул его маленькое тело, что бывший смотритель упал, беспомощно взболтнув ногами в воздухе.

– Я тебе отплачу, – прохрипел он, поднимаясь. – Я тебе как-нибудь отплачу.

– Убирайся домой! Чего ты добиваешься, скуля здесь и задерживая отъезд господина Кихидзи? – кричал Змий, угрожая вновь сбить свою жертву с ног.

Встревоженный торговец заерзал в седле.

– Хватит, Змий.

– Но, хозяин, иначе от него не отделаешься.

– Нет, Змий, отпусти ребенка. Мы не хотим никому причинять вреда. Я ведь тебе говорил, что ты не должен принуждать ее, так?

– Деньги, которые я одолжил ее больному отцу, невелики, но родители даже не могут прокормить ребенка, поэтому я хотел им помочь.

– Отпусти ее. Я не хочу быть жестоким.

Асатори опять распластался перед Кихидзи, потом поманил Асуку, которая подбежала и, рыдая, бросилась ему на грудь.

– Не плачь, – успокаивал девочку Асатори, вытирая слезы с ее запачканного лица. – Теперь не плачь, Асука. Не надо бояться. Пошли домой.

Она подняла на него глаза и робко улыбнулась. Кихидзи и его караван тронулись в путь.

Держась за руки, мужчина и девочка пошли вниз по холму. Не успели они скрыться из виду, как два всадника выскочили из леса на верхушку холма и поскакали вниз к столице.

– Бамбоку, это был тот человек? – крикнул Токитада.

– Да…

– Тот самый Кихидзи, о котором вы говорили?

– Да. Что вы о нем думаете?

– Ничего плохого, насколько я мог видеть. Этот торговец поприличнее, чем вы, а?

– Чем я?.. Очень проницательно с вашей стороны, господин! – засмеялся Бамбоку.

– По крайней мере, более добросердечен, чем вы, Нос. Я не понимаю, почему Кихидзи позволил этому мошеннику купить девочку, но, по крайней мере, он проявил милосердие, отпустив ее.

– И вы думаете, что я бы этого не сделал, да?

Токитада засмеялся, но не ответил. «Асука, Асука. Красивое имя и красивая девочка, – подумал он про себя. – Неудивительно, что Змий положил на нее глаз… Диву даешься, как такие цветки вырастают из грязи в трущобах».