Текст книги "Дневники режиссера. Кино о войне. Чухрай, Бондарчук, Быков, Ростоцкий, Герман, Озеров, Лиознова, Кулиш, Шепитько, Говорухин, Роговой, Смирнов, Рязанов"

У войны женское лицо («А зори здесь тихие…», 1972)

Вначале была повесть

Свою знаменитую повесть «А зори здесь тихие…» писатель Борис Васильев написал в конце 60–х. Идея книги родилась случайно: после того, как Васильев прочитал в газете «Известия» коротенькую заметку о том, как какой-то сержант, будучи раненным, сражался с десантным отрядом. И писатель подумал: а что, если этих диверсантов он перехватил в лесу да был с не с мужиками, а с девчонками? Повесть была написана довольно быстро, после чего Васильев отнес ее в популярный журнал «Юность». Главный редактор журнала Борис Полевой прочитал ее запоем и тут же дал команду печатать. Вот только название ему не нравилось – в первоначальном варианте повесть называлась иначе, проще. Полевой пригласил к себе Васильева и дал ему задание немедленно придумать новое название. Но тому ничего путного в голову так и не пришло. И тут на помощь пришел кто-то из сотрудников журнала, предложивший назвать книгу «А зори здесь тихие…».

Резонанс у повести был огромный. Номера журнала с «Зорями» стали библиографической редкостью, о книге с одинаковым восторгом отзывалась как критика, так и читатели. Как итог: в 1970 году сразу несколько советских театров решили перенести эту повесть на свою сцену. В одной Москве таких театров было два: Советской Армии и Таганка. Наибольший успех имела версия последнего: сам автор книги считал ее самой удачной.

В самом начале 1970 года на повесть обратили внимание кинематографисты: экранизацию взяла на себя Киностудия имени Горького. Режиссером вызвался быть один из самых авторитетных советских кинематографистов, бывший фронтовик, потерявший на войне ногу, Станислав Ростоцкий. За его плечами к тому времени было уже несколько фильмов, два из которых были посвящены теме Великой Отечественной войны: «Майские звезды» (1959) и «На семи ветрах» (1962). Третьим фильмом в этом списке должны были стать «А зори здесь тихие…».

В середине июля 1970 года литературный сценарий будущего фильма был отправлен для утверждения в Главное управление художественной кинематографии. 28 июля оттуда пришел ответ: сценарий принят и рекомендован к постановке.

Как дебютант переиграл звезду

С 1 сентября по 16 ноября Ростоцкий работал над разработкой режиссерского сценария. 21 ноября стартовал подготовительный период, во время которого начались интенсивные поиски исполнителей на главные роли.

Подбирая актеров, Ростоцкий поначалу хотел пригласить на роль старшины Васкова маститого исполнителя, а на роли девушек-зенитчиц – исключительно незасвеченных актрис. Вот почему главным претендентом на роль старшины был признанная звезда советского кинематографа Георгий Юматов. Тем более что в те дни он заканчивал съемки в другой картине Киностудии имени Горького – «Офицеры» – и к моменту запуска в производство «Зорей» должен был полностью освободиться. Однако последующие события внесли в эти планы свои коррективы.

Одним из актеров, которые пробовались на роль Васкова, был молодой артист столичного Театра юного зрителя Андрей Мартынов. Несмотря на то, что в своем театре он был всего лишь на подхвате – играл роли каких-то медведей и чудищ, – Ростоцкий сумел разглядеть в нем незаурядные данные артиста, которому под силу сыграть именно тот образ Васкова, который присутствовал в повести: крепкого русского мужика с вологодским говором, из которого крестьянская суть перла чуть ли не из каждой поры. Юматов, как ни старался, но такого героя сыграть никак не мог – он выглядел скорее городским суперменом, чем мужиком с крестьянской закваской.

Однако сам Мартынов в свои возможности почему-то не верил, видимо, прекрасно осведомленный, с кем ему приходится тягаться. Поэтому пробу свою запорол: руки у него тогда висели плетьми, глаза были перепуганные. Но Ростоцкий был человеком упертым. Чтобы заставить Мартынова поверить в свои силы, он решил пойти на хитрость. Взяв двухнедельную паузу, он каждый вечер стал репетировать с ним отдельные сцены перед камерой. И лишь несколько человек знали, что в последней нет пленки. Вскоре актер так освоился, что перестал замечать камеру. Руки у него сразу ожили, глаза заблестели, грудь стала колесом. Одну из этих проб и показали затем худсовету. Вердикт был однозначный: «Вот это уже то, что надо». А Ростоцкий засмеялся: «Да это же тот самый актер, которого вы недавно мне забраковали!»

Не менее долгими и кропотливыми были и поиски актрис на роли девушек-зенитчиц. Перед Ростоцким за три месяца подготовительного периода прошли несколько сотен вчерашних выпускниц и действующих студенток всех творческих вузов столицы. В итоге режиссер остановил свой выбор на следующих актрисах: Ирине Шевчук (Рита Осянина), Ирине Долганове (Соня Гурвич), Елене Драпеко (Лиза Бричкина), Людмиле Зайцевой (сержант Кирьянова), Екатерине Марковой (Четвертак), Ольге Остроумовой (Женя Камелькова). Из этого списка только последняя имела счастье сниматься с Ростоцким: Остроумова играла десятиклассницу в его предыдущем фильме «Доживем до понедельника» (1969). О том, каким образом Остроумова попала на роль Комельковой, существуют три версии. Согласно первой, она пришла «поболеть» за своего коллегу по ТЮЗу Андрея Мартынова и во время проб заявила: «Я сыграю Женьку Комелькову!» – взяла гитару и стала петь. И все увидели, что глаза у нее и правда Женькины…

Согласно другой версии, Остроумову нашел автор повести Борис Васильев. Как-то они с Ростоцким шли по коридору студии и навстречу им из кабинета выбежала симпатичная девушка. Она поздоровалась с мужчинами и убежала. «Кто это?» – спросил Васильев. «Это Оля Остроумова, она снималась у меня в «Доживем до понедельника», – ответил режиссер. «Так это же вылитая Женя Камелькова!» – высказал внезапную мысль Васильев. В результате на следующий день Ростоцкий вызвал Остроумову на пробы и утвердил ее практически с первого же дубля – едва она взяла в руки гитару и спела какой-то романс.

И, наконец, последняя версия выглядит следующим образом. Узнав о том, что Ростоцкий собирается экранизировать «Зори», где Остроумова давно приглядела для себя роль Жени Комельковой, актриса набралась смелости и по старой дружбе позвонила ему домой. И хотя страшно боялась предстоящего разговора (в памяти еще были свежи два последних провала в кино, где ей, кстати, тоже довелось играть военные роли), однако пересилила собственную робость и буквально упросила Ростоцкого позволить ей сняться в пробах вместе с другими претендентками. После некоторых колебаний Ростоцкий такую возможность ей предоставил. И, как оказалось, не пожалел.

Долго будет Карелия сниться…

Подготовительный период должен был продлиться до конца марта, однако уже в середине месяца Ростоцкий приступил к локальным съемкам уходящей зимней натуры. 16, 18–19, 25 и 31 марта снимались эпизоды, относящиеся к воспоминаниям героинь фильма. В частности, тогда были сняты сцены, где одна из героинь – Соня Гурвич – катается на катке со своим возлюбленным (в этой роли снялся тогда еще безвестный Игорь Костолевский).

1 апреля начались съемки в павильонах студии. Снимали эпизоды: «монастырь», «застава», «цирк», «квартира Жени», «школьный зал», «коридор», «блиндаж», «спальня», «университет», «гарнизонный клуб» и др.

В предверии Дня Победы намеченный объем работ в павильонах был выполнен и группа стала готовиться к отъезду в экспедицию. 10 мая группа выехала в Петрозаводск. Но без своего режиссера – Ростоцкий остался в Москве на несколько дней, чтобы принять участие во 2-м съезде кинематографистов СССР, который проходил в те дни в Москве (11–14 мая). Все четыре дня, пока шел съезд, группа терпеливо дожидалась своего шефа в петрозаводской гостинице «Северная». По тем временам эта гостиница считалась элитной – в ней единственной во всем городе была горячая вода (ведь актерам после съемок надо было смывать грим). Сами съемки должны были проходить в деревеньке Сяргилахта, находившейся недалеко от города.

Однако даже после того как в Карелии объявился Ростоцкий, быстро начать съемки не удалось, поскольку на вторые сутки режиссера… укусил энцефалитный клещ. И все потому, что Ростоцкий проявил благородство: в то время как вся группа наглухо закрыла открытые участки тела от клещей и комаров (рукава у запястьев были перетянуты, на лицах – защитные маски), режиссер ходил в легком джинсовом костюмчике, поскольку хотел поддержать девушек-актрис, вынужденных по сценарию ходить в гимнастерках. Вот клещ его и цапнул. Ростоцкого сразу повезли в больницу на уколы, но тамошний врач отказался их делать, не зная, какой именно клещ укусил больного. Тогда киношники рванули обратно в деревню, моля бога, чтобы пол в избе, где случилось происшествие, не успели подмести. Им повезло. Найденного клеща взяли на ватку и положили в спичечный коробок. Только после этого Ростоцкому был сделан укол. И он в течение недели вынужден был строго придерживаться «сухого закона» и не брать в рот ни грамма спиртного.

Поскольку всю натуру надо было снять за один летний период, вся съемочная группа трудилась, что называется, не покладая рук. Практически без репетиций актеры сразу должны были сыграть все, что от них требуется. Даже выходные на время съемок в группе были отменены. Чудеса работоспособности показывал всем участникам съемок режиссер Станислав Ростоцкий: в пять утра приезжала «Скорая помощь», чтобы сделать ему новокаиновую блокаду, после чего он надевал на ногу протез, и в шесть часов вся группа выезжала на съемки в лес, на болото. Далее послушаем самих актеров, снимавшихся в картине:

А. Мартынов: «На съемках была громадная нагрузка – и внутренняя, и физическая. Хотя я до этого отслужил три года в армии и какой-то навык у меня был, но тем не менее… У нас работал майор Зайцев, который с девчонками занимался строевой подготовкой и со мной, чтобы как-то «обстрелять».

По болоту мы ходили в гидрокостюмах. Делали много дублей. Была подменная одежда, и надо было быстро переодеваться. И вот мы все, в одном автобусе, в одной «каше», переодевались, не обращая внимания – девочки, мальчики… Иногда во время съемок мы падали от усталости вповалку. И я лежал между ними, как в гареме, – только усы торчали…»

О. Остроумова: «Мы с Катей Марковой параллельно со съемками еще ездили в Москву – играть спектакли. Андрюша Мартынов взял в театре академический отпуск, а мы ездили. И каждый раз везли с собой в Москву грибы, ягоды. У меня никогда больше не было такой замечательной лесной пищи, как в то время: брусника моченая, черника, грибы… Я собиралась в Москву, а те, кто не был непосредственно занят в съемке, собирали буквально вокруг съемочной площадки грибы и ягоды мне в дорогу. Мне запомнилась там одна деревня: несколько домов вокруг озера-блюдца. Там живут невероятные люди – все дома без замков!..»

Е. Драпеко: «Сцену, где моя героиня Лиза Бричкина тонет в болоте, снимали так. Из Москвы привезли 16 ужей, так как режиссер посчитал, что моя героиня должна была оступиться, увидев змей. Но когда их засняли, то получилось какое-то вьетнамское болото. Пришлось от ужей отказаться. К тому же я совсем не боюсь змей. С ужиками фотографировалась, делала из них веночек на голову…

В болоте динамитом взорвали воронку, туда стекалась жижа. Мы знали, где эта яма находится. Я туда прыгала – и погружалась. Потом меня оттуда выуживали, как репку из грядки. Было опасно. За эту сцену полагались «трюковые», которые составляли полставки. Как сейчас помню, за два дня – 16 рублей 50 копеек. Но я эти деньги не получила. Мы с директором договорились, что поскольку кругом вечная мерзлота (в Карелии болота – это жидкий лед), то купят мне ящик водки на растирание. Ящик-то купили, но мне досталось… полстакана. Остальное выпила съемочная группа…»

Самый длинный эротический эпизод

Карельская экспедиция продлилась почти четыре месяца. 5 октября группа вернулась в Москву, отсняв 3802 полезных метра пленки. Однако начать павильонные съемки на студии удалось не сразу: 29 сентября труппа театра ТЮЗ, где играли сразу три исполнителя из «Зорь» – Мартынов, Остроумова и Маркова – отправилась на гастроли в Болгарию. Пока их не было, группа занималась монтажом фильма. Наконец, 17 октября, когда гастролеры вернулись на родину, съемки возобновились. Именно тогда был снят самый скандальный эпизод фильма – в бане. Как покажет будущее, этой сцене суждено будет стать самой продолжительной эротической сценой в советском кинематографе. Снималась же она следующим образом.

Поначалу все занятые в сцене актрисы наотрез отказывались обнажаться в ней полностью – только по грудь. Ростоцкому стоило большого труда уговорить их, при этом напирая больше на идейные соображения: мол, это надо для Родины, для картины. Аргументировал он так: «Убивают не только интеллект и духовность, но и тела, прекрасные женские тела. Вы же любуетесь ими в музеях». Кроме этого, Ростоцкий пообещал, что в момент съемок в бане из мужчин останутся только двое – он и оператор Вячеслав Шумский, а остальной техперсонал будет состоять исключительно из женщин. В конце концов актрисы согласились, не зная, что там будет еще один представитель сильного пола – наладчик паросиловой установки. Естественно, когда съемки начались, тот не удержался и стал подглядывать. И так засмотрелся, что на время забыл про свою установку. А когда вспомнил, было уже поздно – давление в ней поднялось выше нормы, и предотвратить взрыв оказалось невозможным. Единственное, что он успел, – это броситься в баню и заорать что было силы: «Ложись!» Все, кто был на съемочной площадке, рухнули на пол, и в это время раздался взрыв. Только по счастливой случайности никто тогда не пострадал. Но это был не последний скандал, связанный с банной сценой.

Как уже упоминалось, по уговору с актрисами в бане из мужчин должны были остаться режиссер и оператор. Причем последний должен был забраться в бочку и, не выходя из нее, вести съемку с одной точки. Однако, как только женщины разделись, оператор не выдержал и нарушил договор – вылез из бочки и стал снимать моющихся с разных точек. Будучи людьми дисциплинированными и зная, что каждый метр пленки обходится группе слишком дорого, актрисы сделали вид, что не заметили этого нарушения. Но едва прозвучала команда «Стоп! Снято!», женщины дали волю своим чувствам – они с дикими криками набросились на оператора и едва не растерзали его на части. По счастью, здесь же находился Станислав Ростоцкий, который грозным окриком сумел остановить самосуд.

Борьба с «баней»

Павильонные съемки продолжались до 21 декабря. Затем почти три месяца шел монтаж. Наконец 16 марта 1972 года Ростоцкий представил черновую сборку фильма руководству студии имени Горького. Обсуждение фильма было настолько бурным, что продолжалось до раннего утра. В основном все присутствующие картину хвалили, и только две сцены вызвали неприятие – загорание девушек на берегу озера и в бане. Обе сцены были названы «нескромными». Поэтому в заключении по фильму редактор студии С. Клебанов написал следующее: «В эпизоде «баня» акцентирование красоты женского тела приводит к тому, что эта красота начинает играть самостоятельную роль, выходящую за рамки эпизода. Еще более неоправданно это акцентируется в сцене, где женщины загорают на солнышке, лежа в кружочек на земле. Соображения мои по поводу обыгрывания юмора «ниже пояса» понимания не вызвали ни у режиссера, ни у редактора».

16 мая фильм «А зори здесь тихие…» был окончательно принят на студии. Правда, эпизода загорания в нем уже не было: Ростоцкий пожертвовал им, чтобы цензура не заставила его вырезать сцену в бане, которую он считал куда более значимой. На следующий день Т. Соколовская написала заключение на фильм, где отмечалось следующее:

«Худсовет восторженно принял картину, не ысказав ни одного замечания по работе. Я же предложила группе продолжить работу над сокращением фильма (он демонстрировался 3 часа 10 минут!), а также выведением из него реплик – острот по поводу женщин и мужчин на войне. На мой взгляд, мотив этот, серьезно заявленный и основательно разработанный в фильме, излишне педалируется и смакуется во имя, как говорит режиссер, усиления драматургии (сначала, мол, зритель увидит героев не идеальными, чтоб была дистанция от первой фразы их экранной жизни к финалу). Многие реплики излишни, потому что разжевывают и без того ясные ситуации. Есть в фильме моменты декоративности (смерть Жени, например). Громогласной и прямолинейной показана музыка. В целом же я согласна с оценкой фильма худсоветом…»

На основе этого заключения Главное управление художественной кинематографии потребовало от Ростоцкого внести в фильм исправления. В частности, предлагалось ПОЛНОСТЬЮ вырезать сцену в бане, сократить проход отряда по болоту и лесу. И если с последними правками режиссер был еще согласен, то по поводу «бани» заявил однозначно – выкидывать сцену не буду. А когда ему пригрозили карами, вспылил: «Будете настаивать – сниму свою фамилию из титров!» Только после этого руководство студии одумалось и сменило гнев на милость. Ростоцкого стали уговаривать хотя бы частично сократить «банный» эпизод. Он малость посопротивлялся, но в итоге сделал так, как его просили. Решил, что лучше пожертвовать малым, чем потерять все. 6 июля был подписан акт о выпуске фильма с монтажными исправлениями (метраж – 5132 метра).

3 августа на студии состоялось заседание худсовета, где была определена категория фильма по оплате. Единогласно было проголосовано (присутствовало 15 человек) за 1-ю группу.

Одним из первых некиношных людей, кому удалось посмотреть новый фильм, оказалась ветеран войны Анна Чугунова. Во время войны эта женщина служила санитаркой и во время одного из боев вынесла с поля боя тяжело раненного Станислава Ростоцкого. В результате он потерял ногу, но сохранил жизнь. В знак благодарности за это режиссер специально привез свою спасительницу на студию и показал ей «Зори», сказав, что посвящает фильм именно ей. Тот показ был необычным: поскольку Анна к тому времени ослепла (последствия фронтовых ран), Ростоцкий весь фильм рассказывал, что происходит на экране. Практически весь показ женщина беззвучно прорыдала.

Борьба с «баней» продолжается

Во всесоюзный прокат фильм «А зори здесь тихие…» вышел в самое удобное время – на излете курортного сезона, 26 августа 1972 года. Поскольку вокруг фильма давно ходили слухи как о настоящем шедевре (да еще с эротикой), народ повалил в кинотеатры рядами и колоннами. И мало кого из зрителей картина оставила равнодушным. Были случаи, когда ближе к концу сеансов в залах раздавались рыдания, некоторым становилось плохо. И сцена «в бане» практически ни у кого не вызывала желания позубоскалить.

В те же самые дни, когда фильм вышел в прокат, Госкино отправило его на престижный кинофестиваль в Венецию. Представлять картину поехали трое: Станислав Ростоцкий, Ольга Остроумова и Ирина Шевчук. Последняя вспоминает:

«Перед поездкой нас напугали. Кто-то сказал, что там нам придется переодеваться по три раза в день. В то время у нас с Олей не было такого количества туалетов. Мы с ней решили никуда не ехать. Позвонили Ростоцкому, сказали, что отказываемся от поездки. Станислав Львович поступил очень мудро. Он отвез нас к Вячеславу Зайцеву, тогда еще совсем молодому модельеру. Он нас и одел. Правда, платья были настолько дорогими, что купить их мы не могли. Зато эти наряды купил «Мосфильм». Уже в Венеции на изнанке я обнаружила инвентарный номер, напечатанный черным на светлом платье. Но мы себя все равно очень хорошо чувствовали…»

На том фестивале «Зори» были удостоены почетного приза. А вот взять «Оскара» им было не суждено. Это случилось в марте 1973 года, когда Ростоцкий повез свой фильм в Америку, чтобы представить его в номинации «Лучший зарубежный фильм». Тогда произошел курьезный случай. Марлон Брандо отказался получать «Оскар» за роль в фильме «Крестный отец» в знак солидарности с американскими индейцами, которых власти всячески притесняли. Ростоцкий после этого сидел как на иголках: все прикидывал, как следует поступить ему в случае, если премию присудят его фильму – отказаться от нее, как Брандо, или взять. Но волнения режиссера оказались напрасными: лучшим зарубежным фильмом была провозглашена картина Луиса Бунюэля «Скромное обаяние буржуазии».

Между тем на родине фильму «А зори здесь тихие…» сопутствовал подлинный успех. В прокате 1972 года он собрал 66 миллионов зрителей и занял 1-е место. На Всесоюзном кинофестивале Алма-Ата-73 он был удостоен Главного приза. Читатели журнала «Советский экран» назвали его лучшим фильмом 1972 года (83 % читателей назвали его лучшим, 1,6 % – плохим).

Ложку дегтя в бочку меда подлило родное телевидение. В субботу, 26 апреля 1975 года, оно наконец сподобилось показать «А зори здесь тихие…» на голубых экранах. Однако сцену «в бане» многомиллионная армия советских телезрителей тогда не увидела – ее вырезали полностью. Опыт в подобного рода «обрезаниях» у теленачальников к тому времени был накоплен богатый. В свое время точно так же были купированы фильмы «Адъютант его превосходительства» (из него вырезали постельную сцену с участием Кольцова и Тани), «Бумбараш» (в корзину полетела сцена, где главный герой облегчается «по-легкому» на воздушном шаре) и др. Теперь в этот список угодили и «Зори». Но теленачальники не учли одного обстоятельства: что Станислав Ростоцкий с этим категорически не согласится. Вскоре он затеет на страницах главного рупора интеллигенции – «Литературной газете» – дискуссию на эту тему и выиграет ее. В редакцию придет столько писем от возмущенных произволом теленачальников зрителей (в том числе и от ветеранов войны), что во время следующей демонстрации фильма «А зори здесь тихие…» по ТВ сцена «в бане» будет восстановлена.

«Зори» по-китайски

Наверное, еще одной страной, где фильм «А зори здесь тихие…» имел столь же оглушительный успех как на родине, был коммунистический Китай. Он попал туда еще в конце 70-х и мгновенно стал культовым. С тех пор в Китае самыми популярными советскими фильмами стали три: «Как закалялась сталь» (фильм 1956 года и ТВ-версия 1973 года) и «А зори здесь тихие…». А книги по этим произведениям были включены в школьную программу. В своей любви китайцы пошли дальше всех: в 90-е годы они сняли свой телевизионный вариант «Стали» (20 серий), а летом 2003 года задумали сделать то же самое и с «Зорями», уместив их во все те же 20 частей! По словам Бориса Васильева, которые он произнес в июне 2003 года в интервью газете «Комсомольская правда»: «Мне позвонили из китайского посольства и попросили принять председателя их национальной телекомпании. Он от лица китайского правительства попросил предоставить его компании право на экранизацию повести «А зори здесь тихие…». Договор с собой привез…»

Советские фильмы – лидеры проката 1972 года

«Джентльмены удачи» – 65,2 млн. зрителей;

«Корона Российской империи, или Снова неуловимые» – 60,8 млн.;

«Русское поле» – 56,2 млн.;

«Достояние республики» – 47,14 млн.;

«Инспектор уголовного розыска» – 40,91 млн.;

«Дерзость» – 35,2 млн.;

«Слуги дьявола» – 33,6 млн.;

«Старики-разбойники» – 31,5 млн.;

«Освобождение» (4–5-й фильмы) – 28 млн.;

«Укрощение огня» – 27,6 млн.;

«Я, следователь» – 24,7 млн.;

«Горячий снег» – 22,9 млн.;

«Прощание с Петербургом» – 21,6 млн.;

«Человек с другой стороны» – 20,2 млн.

«Смертный враг» – 20,1 млн.