Текст книги "Последние Каролинги"

Карл Лотарингский принял сторону Оттона III и, таким образом, помирился со своим братом Лотарем. 17 июня 983 года скончался герцог Верхней Лотарингии Фридрих, и, возможно, что Карл намеревался присовокупить к Нижней Лотарингии еще и Верхнюю Лотарингию, тем самым, ущемляя Беатрису, вдову Фридериха, и ее юного сына Теодориха.[165]165
  Теодорих – герцог Верхней Лотарингии в 983-1027 гг., сын Фридриха, графа Бара и герцога Верхней Лотарингии. – Коммент. редактора


[Закрыть] По крайней мере, епископ Меца, Теодорих, за это сильно опасался и поэтому отправил Карлу очень жестокое, полное упреков и обвинений письмо, в котором угрожал ему отлучением от церкви, если он не оставит свои затеи. Уже по первым строкам можно догадаться о содержании письма: «Теодорих, раб рабов Господних, приверженец императоров и вернейший защитник их детища, Карлу, своему родному племяннику, но тем не менее бесстыднейшему клятвопреступнику». После того как он упрекнул Карла, нарушившего клятву верности, принесенную перед алтарем св. Иоанна[166]166
  Вероятно, речь идет о встрече в Шевремоне или Льеже в 984 г. между королями Лотарем и Людовиком V, Карлом Лотарингским, Годфридом, графом Вердена, Экбертом Трирским, Ноткером Льежским и Теодорихом Мецким, где присутствовавшие, будучи сторонниками малолетнего Оттона III, поклялись оказывать друг другу взаимную поддержку. – Коммент. редактора


[Закрыть] в Присутствии епископа Ноткера, Теодорих прибавил: «Что тут удивительного, что ты изрыгаешь заразу своего грязного сердца на своего племянника (Теодериха), когда ты со своей разбойничьей шайкой и Воровским сборищем даже у своего-то родного брата, благородного короля франков, никогда не задумывался похищать окровавленной рукой своей, всегда готовой на всякое преступление, и при том обманом, его род Лан,[167]167
  Теодорих напоминает о событиях 978 г., когда Карл Лотарингский был провозглашен королем Франции в захваченном германцами Лане. – Коммент. редактора


[Закрыть] – да! Его род, а не в коем случае не твой; Когда ты никогда не задумывался бесславить императорскую сестру, а его жену, делящую с ним королевское достоинство, и пачкать ее репутацию своими лживыми измышлениями. Ты не пошел по следам предков своих, удалился от Господа – Создателя твоего. Постарайся вспомнить, туша ты расползшаяся, потучневшая и ожиревшая, сколько раз я затыкал рукой бесстыжую глотку твою, когда ты со змеиным шипением изрыгал позорную клевету на Реймского архиепископа и еще более позорные небылицы на королеву. Тебе самому лучше известно, что ты сделал с ланским епископом.[168]168
  То есть обвинил в прелюбодеянии с супругой короля Лотаря Эммой. – Коммент. редактора


[Закрыть] Скрываясь в тесном уголке Лотарингского королевства, ты в пустом тщеславии похваляешься, будто владеешь всем королевством. Вспомни, однако, что в этом королевстве имеется и чем по Божьей милости владеют наша общая племянница (Беатриса) с ее благородным сыном, викарии апостолов, пастыри овчарни Святой Церкви, которых ты пытаешься грызть собачьими зубами днем и ночью, и, кроме них, другие светские владетели, нисколько от тебя не зависящие. Выкинув из головы пустые бредни и прояснив опьяненный хмельным питьем ум, ты будешь, наконец, в состоянии сообразить, что то, что ты делаешь, есть ничто и в ничто же будут обращены провидением твои замыслы» (82, № 31).

Ответ Карла, в столь же восхитительном стиле сформулировал Герберт: «Карл, если и представляет собой что-нибудь, то обязан этим одной лишь милости Божьей, Теодориху, прототипу лицемеров, изменнику императорам, убийце их детей и врагу всего государства. Что ты мне тычешь в глаза герцогиню Беатрису с сыном и знатью королевства? Разве ты не видишь, несчастный, что ты обманулся и никто не примет участия в твоем заговоре? Не один и не в уголке каком-то, как это ты после ночного пьянства вместе со рвотой изрыгнул, храню я верность сыну нашего Кесаря нисколько ненарушенной. Со мной заодно властители Галлии, славнейшие, совершенно независимо от твоего о них мнения, короли франков, лотарингцы испытанной верности. Всем им дороги интересы сына Кесаря, никто из них не хочет, ни отнимать у ней королевскую власть, как это хочешь ты, ни создать второго короля. Ты смешал человеческое и Божественное право и, крича о законах, совершенно похож на рогатую улитку, которая внутри своего домино может вообразить себя бодливой. К тому ли тебя обязали милости Оттонов? Впрочем, что ты не был никогда верен Оттонам, в том уличает тебя не только твое поведение по отношению к сыну. Когда ты измышлял способы изгнать Лотаря, короля франков, которого ты называешь славным, хотя и ненавидишь всей душой, из его государства, а меня посадить на его место, – в то время ты разве хранил клятву верности, данную им или, что то же, мне, да! мне перед тем самым алтарем, который ты имеешь бесстыдство называть? Ты ведь понимаешь, конечно, что ты тогда делал: ты побуждал меня поднять оружие на брата моего и на сестру твоего государя, т. е другими словами, имел в виду извести междоусобиям: весь наш царский род, чтобы заменить его тиранам] с пустым именем королей и, презрев свой духовны! сан, возлежать с ними в опустевших чертогах. Ты совершил клятвопреступление у всех на глазах. Свой город ты разорил грабежом. Церковь, вверенную, как ты выразился, тебе, ты опустошил…» (82, № 32). Теодориху не удалось долго продолжать этот спор; он умер 7 сентября следующего года.

Императрицы Аделаида и Феофано при поддержке короля Конрада,[169]169
  Имеется в виду король Прованса Конрад. – Коммент. редактора


[Закрыть] наконец собрав войска, покинули Павию и направились в Германию. Генрих Баварский, как все указывает, не сопротивлялся. Возможно, он был обескуражен взрывом негодования в Германии против его замыслов; возможно, замыслы эти не слишком хорошо закрепились в его рассудке; он, без сомнения, сначала намеревался стать всего лишь регентом королевства, а его сторонники зашли слишком далеко. Как бы то ни было, Генрих пообещал императрицам вернуть им Оттона III. Он сдержал слово во время их встречи в Рорхейме в воскресенье 29 июня 984 года. Придя в радость от этого известия, Адальберон писал архиепископу Экберту, с которым он примирился благодаря поступку Генриха: «Ныне опасные времена не позволяют доверять всего того письму, что доверяется верным послам. То, о чем вы передали нам через нашего Г. (скорее всего, речь идет о Герберте) о настоящем положении Божьих церквей и государств и о том муже, который мог быть виновником всего этого, исполнило нас радости, если прежде мы боялись его как тирана (Генриха), то теперь мы удивляемся его верности и мудрости. Приведите в исполнение то, что вы от его имени нам обещали. Мы уже исполнили то, чего вы просите у нас для него и для себя, причем не выдали ваших секретов и в наших действиях вполне руководились преданностью вам» (82, № 38).[170]170
  Это письмо написано между июлем и октябрем 984 г.


[Закрыть] Смысл последней фразы неясен. Ж. Аве[171]171
  Ж. Аве – французский медиевист, издавший письма Герберта Орильякского. – Коммент. редактора


[Закрыть] интерпретировал ее следующим образом: «Мир между Генрихом и императрицами должен был лишить короля Франции, Лотаря; предлога, под которым он мог присвоить себе опекунство над юным Оттоном. Таким образом, Лотарь был заинтересован в его срыве, поэтому от него осмотрительно скрывали ход переговоров» (82, стр. 37; пр 1). Это объяснение наиболее правдоподобно, особенно если принимать во внимание последующие события.

Переговоры с Генрихом продолжались еще несколько месяцев. Действительно, мир был заключен только на большом собрании германцев, лотарингцев, а также французов, которые прибыли в Вормс во второй половине октября 984 г. Герцогиня Беатриса сыграла значительную роль в этих переговорах и активно помогала в деле заключения мира. Ценой за ее услуги стало назначение ее среднего сына Адальберона епископом Меца. Сначала Адальберон сумел получить место епископа Вердена, остававшееся незанятым со смерти Викфрида 31 августа 983 года. Епископство было бедное и неспокойное, поэтому, когда Адальберон узнал о кончине Теодориха (7 сентября 984 г.), он отказался от Вердена и добился более благополучной епархии Мец, к тому же бывшей основой могущества его семьи. С одобрения Аделаиды, его избрали в понедельник 16 октября. Вернувшись в Вормс со своей матерью Беатрисой, он был посвящен Трирским архиепископом Экбертом в воскресенье 28 декабря 984 г.

Место епископа Вердена пустовало недолго. Реймсский архиепископ очень хотел заполучить его для своего тезки-племянника, сына Годфрида, графа Beрденского. Адальберон, сын Годфрида, отправился к императрицам в Вормс, очевидно, чтобы принести им клятву верности, и они пожаловали ему епископство от имени Оттона III. Адальберон являлся только причетником; его дядя возвел его в сан дьякона и священника. Из-за непредвиденных обстоятельств, посвящение нового епископа было отложено более чем на год.

На тот момент Адальберон Реймсский и Герберт были вполне успокоены и удовлетворены миром в Вормсе. 1 ноября Герберт покинул Реймс и готовился вернуться в Рим, в соответствии с принятым вместе с императрицей Феофано в Павии решением в начале 984 г., когда он уезжал из Италии во Францию. Его путешествие так и не началось; перед отъездом в Италию (конец ноября или начало декабря) он был вызван в Реймс новостью, которая развеяла их с архиепископом надежды. Генрих не смирился безропотно с миром, по которому ему даже не вернули герцогство Баварское. С другой стороны, Лотарь был сильно недоволен тем, как его в два счета устранили от опекунства Оттона III. Когда рассматривали, кого назначить на два самых важных епископства Лотарингии,[172]172
  То есть Мецкое и Верденское архиепископство. – Коммент. редактора


[Закрыть] – страны, покровителем которой он являлся, с ним даже не посоветовались. Однако новый епископ Вердена был клириком Реймской церкви и одним из лотарингских заложников, которых ему в свое время передал Реймсский архиепископ.[173]173
  Когда Лотарь по просьбе архиепископа Реймского в 984 г. стал опекуном Оттона II, он потребовал для себя заложников из германского королевства. Одним из этих заложников и стал племянник Адальберона Реймского, которого оставили при дяде в Реймсе. Отпуская заложника, принадлежавшего королю, архиепископ Реймский открыто совершал акт измены. – Коммент. редактора


[Закрыть] Это было почти что предательство, или, во всяком случае, проявление полного неуважения; король слишком очевидно дал понять, что более его в расчет не принимают, поскольку теперь опасность миновала. Естественно, что Лотарь и Генрих заключили соглашение. Генрих сделал первые предложения в ноябре 984 г., и союз тотчас был заключен. По договору, Лотарь должен был поддерживать планы Генриха на корону, а взамен получит власть над Лотарингией. Клятвы, которыми поменялись через посланцев, Лотарь и Генрих собирались подтвердить во время встречи на Рейне, в Бризахе, в воскресенье 1 февраля 985 г.

Как Адальберон и Герберт узнали об этом соглашении? Неизвестно; ясно лишь, что они были осведомлены даже о самых незначительных делах Франции, Германии и Италии. Особенно Лотарь и Людовик V были окружены шпионами, через которых в архиепископство Реймса поступали сведения обо всех их планах. Адальберон и Герберт поторопились сообщить своим друзьям об угрожающих замыслах Лотаря и Генриха. Герберт писал в ноябре-декабре 984 г, Ноткеру, епископу Льежа, с целью, видимо, поощрить его верность Отгонам: «Бодрствуете ли вы, отец отчизны, – вы, чья верность императорской партии широко известна. Или вы ослеплены злой судьбой и неосведомленностью? Разве вы не видите, что божественная и человеческая справедливость попирается повсюду? Смотрите, как открыто покидают того, кому вы обещали хранить верность (Оттона III) из-за благодеяний его отца, – верность, которую вы должны хранить незыблемо. Французские[174]174
  Использование слова «французские» в письме Герберта введено Ф. Лотом для уточнения, так как во времена Герберта такого понятия еще не существовало. – Коммент. редактора


[Закрыть] короли тайно собираются проникнуть в Бризах, близ берегов Рейна; Генрих, объявленный врагом общего блага, поспешит к ним на встречу 1 февраля. Примите же все меры к сопротивлению, отец мой, чтобы не допустить союза против вашего господина и вашего Христа. Власть нескольких королей есть зло для королевств. Трудно быть не на чьей стороне, выберите же лучшую.[175]175
  Эта фраза, как мне кажется, показывает, что Генрих пользовался всеобщей популярностью, и верность епископа Ноткера была поколеблена. В конце концов хартия Ноткера, составленная в Льеже в это время, 28 октября 984 г., датирована «первым годом имперского правления Генриха» (99, стр. 30).


[Закрыть] Что касается меня, то осыпанный милостями Оттоном, я остаюсь абсолютно преданным его сыну и наследнику чью партию выбрал без колебаний. Нам известны подлые замыслы Генриха, враждебные намерения французов. Какой из этого будет исход, мы не знаем. Не допустите раздела трона человеком, от которого вы не сможете в последствии избавиться» (82, № 39).

Именно тогда впервые у архиепископа Реймса появилась мысль о сближении с Робертинами и об их оппозиции Каролингам. Он нашел Гуго Капета и уверил его, что императорский двор хочет возобновить с ним и его сыном Робертом союз, заключенный между ним и Оттоном II три года назад в Риме. Он убедил его, что это было желанием умершего императора, о котором тот поведал своему любимцу – сыну графа Зигфрида.[176]176
  Зигфрид – граф Люксембурга в 963–998 гг., брат Фридриха, графа Бара и герцога Верхней Лотарингии. – Коммент. редактора


[Закрыть] Все это Адальберон придумал сам. Впоследствии Гуго Капет смог обнаружить, что данные заверения мало надежны, Герберт поторопился предупредить об этих событиях племянника архиепископа, который еще не был посвящен в епископы Вердена. Он прибавил: «Это дело мы считаем спасением нам и сыну Кесаря, Смотря по тому, хотите ли вы взяться за это дело или оставить его, напишите нам скорее, стоит ли нам заниматься этим делом, вообще далеко (для нас) небезопасным (из-за Лотаря), или же пребывать в безопасном бездействии. А уж сколько замыслов и военных действий можно было бы парализовать этим способом, трудно даже и сказать» (декабрь 984 г.) (82, № 41).

Епископ Вердена и его друзья не захотели или, скорее, у них не было времени последовать плану архиепископа Реймса. Лотарь и Людовик V во главе армии отправились в Бризах в назначенный срок (1 февраля 985 г.), Там их ожидало жестокое разочарование Постоянно неуверенный и нерешительный Генрих опасался вызвать недовольство немецких князей тем, что примет королей Франции на германской земле (Бризах находился на правом берегу Рейна). Он предпочел нарушить свое слово, отказавшись от выгодного союзничества, и поэтому не пришел к месту встречи. В довершение всех неприятностей, французы чуть не погибли на обратном пути. Переход армии встревожил и разгневал возгских горцев. Вероятно, подстрекаемые Годфридом Верденским, они вознамерились воспрепятствовать французам повторно перс сечь их страну. Поэтому, когда Лотарь возвращался назад, то он обнаружил непроходимые, заваленные деревьями и изрезанные ямами ущелья (без сомнения это было ущелье Шлюхт). Неблагоприятное время года (дело было в феврале) лишь усилило критическое положение французов. Когда армия углубилась в лощины, горцы атаковали ее с высоты, со всех сторон осыпая войско градом стрел. Против подобной тактики кавалерия (equitatus) оказалась бессильной. Умелое командование Лотаря спасло армию. Легкой пехотой (tirones) он вытеснил противника с высот. За это время главные силы армии смогли пройти через лощину; с защищенными флангами ему оставалось только провести лобовую атаку и устранить препятствие. Лотарю пришлось трижды повторить этот маневр, пока, наконец, с большим трудом он смог прорваться. Французский король не собирался впадать в уныние, и эта неудача только подстегнула его. Он решил одолеть все препятствия на своем пути, как внутри страны, так и в чужих краях. Не рассчитывая на Гуго Капета, которого Адальберон, а возможно, и герцогиню Беатрису, его сестру, завлек в партию Оттона III. Лотарь предпочел заручиться преданностью личных вассалов герцога Франции. Графы Эд[177]177
  Эд I – сын Тибо Плута и Леудегарды, граф Блуа, Шартра и Тура в 977–996 гг., вассал Гуго Капета. – Коммент. редактора


[Закрыть] и Герберт,[178]178
  Герберт Юный – сын Роберта де Вермандуа, граф Мо и Труа. Ум. в 994 г. – Коммент. редактора


[Закрыть] которым он пожаловал графства Mo и Труа[179]179
  Вероятней, что он пожаловал Эду графство Омуа с крепостью Шато-Тьерри, а Герберту Юному – графство Пертуа и Эперней. – Коммент. редактора


[Закрыть] после смерти их дяди Герберта,[180]180
  Герберт III Старый – сын Герберта II де Вермандуа, граф Омуа в 943–980/984 гг., владелец крепости Сен-Тьерри и аббатства Сен-Медард в Суассоне, «дворцовый граф» короля Лотаря. – Коммент. редактора


[Закрыть] поклялись следовать за ним до окончательного завоевания Лотарингии. Таким образом, несмотря на происки Гуго, королевская армия оказалась довольно мощной. Вначале было решено атаковать Верден, что было очень важно, ввиду его близкого местоположения, а также вероятно, из-за враждебно настроенного графа Готфрида. Осада длилась всего восемь дней. Осажденные были побеждены и захвачены в плен. Начальник гарнизона, рыцарь по имени Гоберт, вынес Лотарю ключи от города. Впрочем, в городе была партия, благоприятно настроенная по отношению к королю Франции. Оставив для охраны Вердена свою жену Эмму, сам Лотарь вернулся в Лан (середина или конец февраля 985 г.) и распустил свои войска, но приказал им, по первому же сигналу быть готовыми продолжить начатую кампанию. Армия, которую он расположил к себе всевозможными дарами, заверила его в своем усердии и преданности.

Лотарь не зря задумал принять меры предосторожности. Взятие Вердена оказалось событием, которого никто не ожидал. Узнав но об этом, лотарингские князья двинулись на город. Годфрид, его сын Фридрих, Зигфрид Люксембургский, молодой герцог Верхней Лотарингии, Теодорих, Бордон и Гозилон хитростью заметили Верден. Он проникли с отборным войском в торговый квартал, расположенный на правом берегу Мааса, но соединенный двумя мостами с городом. Изгнали оттуда французский гарнизон и королеву Эмму. И предвидя новую осаду, собрали в Вердене различных припасов, реквизировали торговцев и крестьян вокруг. Заставили нарубить себе бревен в арагонских лесах, чтобы соорудить оружие и машины. Кузнецы изготовили для них всевозможные металлические снаряды. Они собрали тысячи мотков веревок, громадные щиты, сотни боевых машин.

В это время Лотарь находился в Лане, пребывая в состоянии неопределенности, стоит ли ему захватить Лотарингию оружием или же мягко, но настойчиво добиваться ее силой убеждения. Когда же король узнал о том, что Верден захвачен и что враги активно ведут подготовку к боевым действиям, то собрал свою армию, на этот раз решив окончательно с войском, насчитывающим десять тысяч человек, покорить Лотарингию. Он отправился на Верден. Расположение осажденных и сама ситуация сделали правильную осаду весьма затруднительной. Верден тогда, за исключением торговой слободы, находился в излучине Мааса, который почти полностью окружал его со всех сторон водой. Скалистое плато, высотой около двадцати метров, находившееся на западе города, где ныне стоит крепость, не позволяло с этой стороны ни атаковать, ни подвести боевые машины. Очевидно, что французы не пересекали Маас, поскольку это бы ничем им не помогло, а только бы создало опасную ситуацию, так как путь к отступлению оказался отрезанным. Вероятнее всего, что они встали лагерем, либо на ограниченном пространстве, находившемуся между современной крепостью и Маасом (на севере), либо (что наиболее вероятно и лучше совпадает с описанием Рихера) закрепились на юге Вердена, на равнине, окруженной рекой.

Французы внезапно атаковали город, обрушив на осажденных шквал стрел и арбалетных болтов. Это не нанесло осажденным особого вреда, поскольку они находились под защитой громадных щитов, установленных на земляных валах. Видя, что внезапное нападение не принесло успеха, французская армия устроилась на равнине, окружив свой лагерь рвами, чтобы обезопасить себя от различных неожиданностей и вылазок осажденных. Армия короля принялась i сооружение передвижной башни; Рихер дает ее точное и интересное описание, которое свидетельствует о том, что в целом к X веку военное искусство не было полностью утрачено. Для того чтобы осадную башню можно было катить, использовали следующие средства: четыре громадные сваи напротив городских pвов вколачивали в землю на десять шагов; оставшаяся часть выступала из почвы на восемь шагов; веревки, прикрепленные с одной стороны башни, обматывались вокруг четырех столбов; в другие, более длинные концы канатов, впрягали волов, чем дальше животные отступали ото рвов, тем ближе башня, подтягиваемая ими, подъезжала к врагам; чтобы облегчить ее движение, снизу были прикреплены валики, по которым она и скользила.

Осажденные противопоставили врагам другую башню, но уступавшую по высоте и прочности. Однако бой, который с упорством вели воины обеих башен, продолжался безрезультатно. Камень, пущенный из пращи, попал Лотарю, который слишком приблизился к стене, в верхнюю губу. Ранение короля только усилило боевой дух его войск. Наконец король приказал использовать железные крючья, с помощью которых удалось зацепить вражескую машину. Тогда Французы перекинули канаты через брусья и, потянув сверху, попытались перевернуть башню. Она накренилась в опасное положение, и лотарингцы вынуждены были срочно ее покинуть. А немного погодя, видя, его их сопротивление бесполезно, они сдались. Лотарь не стал мстить никому из жителей. Он отпустил на свободу гарнизон и довольствовался пленением лотарингской знати, охрану которой поручил Эду и Герберту, поместившим пленников в замке на берегах Марны. Вернувшись в Лан, король распустил свою армию (конец марта 985 г.).

Для Реймского архиепископа захват Вердена и пленение его родичей стали серьезным ударом, но его друг Герберт, единственный на тот момент не упавший духом, проявил большую активность, чем когда-либо. Со свойственной ему гибкостью и ловкостью, он, что удивительно, сумел добиться 31 марта 985 г. от графов Эда и Герберта позволения посетить пленников в начале апреля. Он даже смог передать от пленников письма с их наставлениями родственникам. Эти письма нами переведены и приводятся здесь полностью, поскольку они свидетельствуют о стойкости духа и решительности пленников, и ловкости Герберта. Первое письмо Герберта было адресовано двум сыновьям Годфрида, которые не принимали участия в осаде и не попали в руки Лотаря. «Адальберону, выбранному епископом Вердена, и Герману, его брату. Счастливы те, кому мужество отца подает пример. Ваш отец требует от вас не падать духом из-за этого неожиданного события. Не нарушайте клятвы верности, которую вы дали сыну Кесаря, защищайте от врагов все крепости своего отца, наконец, не сдавайте французам ни Скарпон, ни замок Гаттона, ни какие другие города, вообще ничего, что оставил вам на хранение отец, обольщенные напрасной надеждой добиться также его освобождения или запуганные угрозой подвергнуть его и вашего брата Фридриха пытке. Пусть враг знает, что он не пленил Годфрида полностью и теперь вы стали защитниками страны. Таковы приказы, которые ваш великодушный отец дал своим благородным сыновьям 31 марта. Он поручил мне передать их, зная, что я всецело ему предан, так же как и вам» (82, № 47). В то же время он повторил им рекомендации, сделанные уже в предыдущем году в поисках союза Робертинов: «Быстро изложим тайное послание без адреса. Король Лотарь правит страной только по имени, настоящим же правителем является Гуго. Если вы вместе с нами добьетесь его дружбы и сблизите его сына (Роберта) с сыном Кесаря (Оттоном III), то вам не придется тревожиться из-за вражды королей Франции» (82, № 48).

Те же рекомендации Герберт повторил графине Матильде, жене Годфрида, и Зигфриду, сыну и тезке графа Люксембурга. Первой он сказал: «Пусть моя госпожа Матильда перестанет сетовать. Ваш прославленный супруг, Годфрид, первый среди равных, опасный даже для своих победителей, приказывает ей то же самое. Увеселите свой дух, т. к. грусть иссушает тело и помутняет рассудок. Сохраните вы и ваши сыновья несокрушимую преданность августейшей императрице Феофано. Не ведите никаких переговоров с французами и отклоняйте предложения королей Франции. Займите и защищайте все крепости таким образом, чтобы ваши враги не смогли в них проникнуть. Не дайте себя поколебать ни надеждой на освобождение вашего мужа, ни страхом подвергнуть его и вашего сына смерти. Именно это он поручил мне 31 марта возле Марны; я же послушно передаю вам его наставления» (82, № 50).

Второму: «Побуждаемый искренней привязанностью к вашим, ныне плененным, родичам,[181]181
  Зигфрид был его отцом, а Годфрид – родным кузеном


[Закрыть] мы отправляемся в канун апрельских календ повидать их ил Марне. То, что они пожелали сообщить нашей госпоже Феофано касаемо их преданности, об этом мы извещаем ее другим письмом. Но поскольку по милости Эда и Герберта, охране которых они поручены, нам разрешено их навестить, сообщите нам в письме все то, что ваша государыня и вы хотели бы им передать. Мы оставляем последнее слово за вами: если вы подружитесь с Гуго, вы сможете без труда набежать нападений французов» (82, № 51).

Вот послание Феофано, о котором Герберт упоминал в предыдущем письме к Зигфриду: «Не зря Бог удержал меня от намерения отправиться к вам по нашему приказанию, т. к. в канун апрельских календ я встретился с пленными графами, Годфридом и его дядей по отцу Зигфридом. Среди многочисленной толпы врагов я оставался единственным верным вам человеком, которому пленные графы могли со спокойной душой доверить свои взгляды на положение дел в вашей империи. По их просьбе я написал письма их женам, друзьям, чтобы убедить их хранить вам верность, не страшась происков врагов, предпочтя по их /пленных графов/ примеру, если судьбе будет угодно, оставаться верными вам в плену, нежели, изменив вам, наслаждаться отчизной. Это самые дорогие мне люди, ибо они страдают скорее из-за того, что не в силах действовать вам на благо, нежели из-за оков, в кои их заковали недруги. Но если раздор между знатью есть гибель для государства, согласие же, царящее между вашими сеньорами, нам кажется должно быть лекарством ото всех невзгод. Тройной канат разорвать трудно. Знайте же, что французские короли смотрят на нас косо за то, что мы верны вам, а им противоречим и за наши близкие отношения с Реймским архиепископом, Адальбероном, на которого из тех же соображений они смотрят как на неблагонадежного подданного. Сообщите же нам ваши намерения по этому поводу, и как только мы получим возможность пробраться мимо врагов, передайте нам где и когда мы сможем вас найти, мы готовы повиноваться вам во всем. Дело идет к тому, что сегодня речь более не идет об его (Адальберона) изгнании, – несчастье, которое можно было бы еще пережить, но отныне опасность грозит его жизни. Та же ненависть обращена и на меня как виновного в сопротивлении королю. Наконец, тяготеющий над ним гнет, столь тяжек, а ваше имя теперь столь ненавистно, что oн больше не осмеливается вас знакомить в письмах со своими несчастьями. Но если эта тирания станет нестерпимой и единственным средством спасения станет убежище возле вас, то все равно не напрасно возлагал на вас все свои надежды тот, кто решился поддерживать вас и вашего сына изо всех сил (82, № 52).

Таким образом, в марте 985 г. королям Лотарю и Людовику V уже стало очевидно, что Адальберон и Герберт предатели. Они тотчас приняли жесткие меры в отношении архиепископа. Лотарь заставил его под угрозой смерти написать под свою диктовку письма архиепископам Трирскому, Майнцкому и Кельнскому.[182]182
  В письмах Адальберон должен был подтвердить свою преданность Лотарю и, возможно, добиться возвращения или осуждения своего племянника Адальберона, епископа Верденского, без ведома короля покинувшего Францию. – Коммент. редактора


[Закрыть] На свое несчастье, он обратил недостаточно пристальное внимание на Герберта, который оказался для него еще более опасным, чем Адальберон. Король не догадывался, что Герберт тайно отправил корреспондентам архиепископа письма, в которых предупреждал, что предыдущие послания Адальберона заставили написать силой и относиться серьезно к их содержанию нельзя. Герберту же удавалось поддерживать связь с пленниками и служить посредником между ними и императрицей Феофано. Поэтому все предосторожности и насильственные меры, предпринятые Лотарем, оказались тщетными. Никому еще не приходилось терпеть столько предательства, сколько последним Каролингам. В подтверждение этому существует письмо Герберта, написанное Ноткеру, епископу Льежа, абсолютно преданному Империи, датированное тем же числом, что и предыдущее: «Все обращаются к вашему имени в то время, когда честность столь редка, а непорядочность столь привычна. Ваш Годфрид и его друзья, которые ставят любовь к нему превыше своего собственного блага, и позаботятся о его жене и его сыновьях, если он умрет, обращаются к вам. То, что человек, подобный ему, придерживается такого мнения о вас, уже свидетельствует о блеске ваших добродетелей. Он воодушевляет тех, кто любит его и предан ему, и призывает оставаться верными своей государыне Феофано и ее сыну и без страха сопротивляться французам. Придет тот счастливый день, когда предатели отчизны будут отделены от ее доблестных освободителей, когда одни будут наказаны, а другие вознаграждены. Вы никоим же разом не должны думать, что архиепископ Реймский, Адальберон, причастен ко всему этому. Уже из самих его писем к вашим архиепископам видно, что он написал их по принуждению тирана (Лотаря); те мысли, которые изложены там, не принадлежат ему, ибо вырваны из него силой» (82, № 49).

Адальберон сам подтвердил правдивость этих слов в письме, адресованном архиепископу Трирскому (апрель 985 г.): «Я нисколько не хочу скрывать от вас, его в прошлом посланном мною к вам письме я выступил защитником единодержавия моего сеньора (Лотаря), которому я всем обязан. Так как мой племянник был готов дать и выполнить ту клятву, которую все дали моему государю,[183]183
  То есть Адальберон, епископ Верденский. Клятва, о которой идет речь, – клятва верности, которую лотарингские вельможи королю Лотарю, как опекуну Оттона Ш в 984 г. – Коммент. редактора


[Закрыть] то он и получил от меня отпуск сообразно законам отцов.[184]184
  «Каноны апостолов». См Migne, Patrologia latina. V LXVII, col. 143. (Ни один дьякон или священник не может покинуть свой приход, чтобы исполнять свое служение, в другое место без разрешения своего епископа.)


[Закрыть] Но каким образом он мог оказаться вероломным (в чем его обвиняют я никак не могу понять. Как же вызвать на суд и отлучать от церкви этого Адальберона, как просить других поступать так же? Ведь, согласно законам, нам это не подвластно, и потому мы не сделаем этого и никого не попросим сделать это из страха ввергнуть в ту же бездну нас самих и тех, кому мы можем быть благодарны. Небесный царь говорит: «Воздай же Кесарево Кесареви, а Божье Богу». Сообразно этому я буду хранить верность моим королям (Лотарю и Людовику) незапятнанной, буду оказывать им всего рабское повиновение (sic!), не уклонюсь ни в чем с этого пути, но Божьи веления все же буду ставить выше. Но поскольку в наши времена немногие беспокоятся о Божьих велениях, когда мы радеем о Божьем законе, нас обвиняют в вероломстве и о каком-либо другом преступлении. Из этого следует, что помещенным между молотом и наковальней нам сложно не погубить душу и тело. Если сострадание не чуждо вам, которого мы всегда почитали как брата или скорее как отца, обремените себя советом и помощью другу; во времена благоденствия мы всегда надеялись на вас, так сделайте, чтобы мы не утратили надежды в иное время. Мы обращаемся не к человеку, а к скромности первосвященника. Доверив вам свои тайны, мы берем Господа в свидетели, взывая об ужасной мести, если это приведет к нашей погибели (82, № 54).

Экберт успокоил Адальберона, но в то же время упрекнул его за враждебное отношение к Генриху Баварскому. Ответ Адальберона был написан в очень смягченных тонах, если сравнивать его с письмом № 52 (см. стр. 125–126); – «Реймский архиепископ, охваченный чувством страха, в то время был озабочен лишь тем, чтобы постараться жить в ладу со всеми и всем угодить», – довольно справедливо отметил Жюльен Аве (82, стр. 52, пр. 3). «Ваши письма, освободившие нас от множества забот, дают нам новые. Ибо мы возрадовались постоянству вашей привязанности, вашей верности, вашему самопожертвованию для нас. Кому удалось омрачить ваш ясный ум настолько, что вы во всем считаете меня согласным с моими родственниками: я не знаю, за что бы мне ненавидеть Генриха, и знаю, за что мне его любить. Но в настоящее время, в чем может выразиться внешним образом это мое расположение к Генриху? Обстоятельства складываются не так, как мы того хотим: в одном случае они зависят от Божьего произволения, в другом – от слепой судьбы. Как только появится возможность, известите меня, что было решено на нашем съезде в Дуйсбурге, что требует правительство короля от герцогини Беатрисы и других лотарингских сеньоров, если вам об этом не известно, разузнайте об этом и как можно скорее дайте нам об этом знать, и сообщите, что вы думаете на этот счет. Заканчивая, мы повторяем, что мы о вас самого лучшего мнения и ждем, что вы нам окажете то же доверие, с которым мы обсуждаем с вами наши дела» (82, № 55).