Текст книги "Привилегированное дитя"

– Полегче, мисс Джулия, – повторил он опять. – К какому времени вы должны быть в Мидхерсте?

– В десять.

Джем удивленно взглянул на меня.

– Мисс Джулия, ступайте в дом, вы еще успеете позавтракать. У вас добрых три часа в запасе.

Я грустно улыбнулась, по-моему, в первый раз с тех пор, как неделю назад улыбалась на празднике в холмах.

– Я не могу есть, – объяснила я. – И мне совсем не спится. Я лучше поскачу через общинную землю, погляжу, как там, и отправлюсь, не торопясь, в Мидхерст.

– Ну, тогда удачи вам, мисс Джулия. Нужно быть дураком, чтобы упустить такую девушку, как вы, и, похоже, мистер Фортескью знает это. Я передам им, что вы отправились на прогулку и вернетесь к полудню.

Я забрала поводья в здоровую руку, и Мисти двинулась со двора, осторожно перебирая ногами. Мы тихо проскакали под окнами спален, норовя проехать по траве, и тут же свернули направо, к общинной земле, которую я хотела посмотреть перед тем, как отправиться в Мидхерст.

И все-таки я приехала на полчаса раньше. Мне хотелось пить, я отдала Мисти груму и вошла в гостиницу.

В Мидхерсте все знали нас и приветствовали меня по имени. Я сказала, что должна встретиться с подругой из Лондона, и заказала кофе в гостиную. Хозяин провел меня туда и велел разжечь камин, хотя в комнате было не холодно.

Эта была небольшая миленькая комната, окна которой глядели в маленький сад, пестревший майскими цветами. Я бы предпочла провести это время в комнате наверху, из которой была видна дорога. Но здесь тоже было неплохо, и я знала, что Джеймс скоро должен приехать. Я ждала.

На камине тикали часы. Мне казалось, что они идут слишком медленно, и я проверила время по своим собственным часам, которые купил мне дядя Джон. Они были крохотной копией его часов и висели на такой же цепочке. Часы над камином действительно отставали, но всего на пару минут. Я подошла и чуть подтолкнула пальцем минутную стрелку. И тут мне пришло в голову передвинуть часы на полчаса и притвориться перед Джеймсом, что я разгневана за его опоздание. Но я вспомнила, что, возможно, нам будет совсем не до шуток, и тихо вернулась на место, уселась и стала ждать.

Раздался шум подъехавшего дилижанса, в десять часов прибыла почтовая карета из Чичестера. Я сразу поняла, что там не было Джеймса. Из кареты шумно выходили пассажиры, на ходу заказывая питье или завтрак. Я взглянула на часы: еще не было десяти, дилижанс прибыл немного раньше. Джеймс не должен опоздать, он наверняка приедет через три-четыре минуты.

Я пожалела, что не взяла с собой книгу или что-нибудь другое, способное отвлечь меня от медленного движения стрелок на циферблате. Мне казалось, что и мысли мои двигаются в таком же ритме. Тик… Я скажу ему, что я обесчещена. Ток… Я скажу, что это произошло против моего желания. Тик… Я откажусь назвать имя этого человека. Ток… Это рассердит его. Тик… Если Джеймс рассердится, он может не поверить, что я не хотела этого. Ток… Я не совсем не хотела этого, не сначала. Тик… Нет! Я не захотела этого, как только поняла, что это Ричард. Ток… Я должна помнить, что мне нельзя называть имя Ричарда. Тик… Что бы ни случилось, я никогда не должна называть его имя.

За дверью послышались шаги, и я вскочила на ноги, краска бросилась мне в лицо. Это был мистер Джеффри, хозяин гостиницы. А не Джеймс. Совсем не Джеймс.

– Я пришел забрать кофейный поднос, мисс Лейси, – сказал он. – Все еще ожидаете подругу, не так ли?

Я пробормотала в ответ что-то невнятное.

– Немного запаздывает, – приветливо продолжал мистер Джеффри. – Полагаю, вам должно быть досадно проводить такой день здесь, когда у вас в Вайдекре полно работы.

– Да, – сказала я. – Мистер Джеффри, не будете ли вы так добры принести для меня кофейник и две чашки. Моя подруга должна появиться здесь с минуты на минуту, я уверена.

Я ждала кофе. Я ждала Джеймса. Тихо потрескивали дрова в камине, и в тишине, царившей в комнате, отчетливо был слышен каждый звук. В солнечных лучах танцевали пылинки. Ковер, лежавший на полу, выцвел стороной, обращенной к окну, там, где солнечный свет многих жарких лет съел его краски. Кроме того, он заметно протерся на участке от двери до стола, там, где ходили чаще всего. Мне уже казалось, что я провела в этой маленькой комнате всю свою жизнь. И что мне придется остаться здесь навсегда.

Часы над камином пробили четверть. Джеймс опаздывал.

За все время в Бате он никогда не опаздывал ко мне. Когда бы я ни явилась, он уже ждал меня. Однажды Джеймс сказал, что он ждет меня целый час. Я подумала, что, должно быть, дорога оказалась тяжелее, чем обычно. Или, возможно, захромала лошадь. Вдруг я услышала стук двери в конюшне, и мое сердце подпрыгнуло. В коридоре послышались шаги, я встала и шагнула к двери.

Шаги прошли мимо комнаты. Это был не Джеймс. Подали кофе, и я села подле остывающего кофейника и стала смотреть в окно на разгуливающего по траве черного дрозда. Пробежав несколько крохотных шагов, он забавно замирал на мгновение, склонив голову набок, прислушиваясь к чему-то, чего никто, кроме него, не слышал.

Половину одиннадцатого часы пробили очень громко. Кофе был едва теплый, и я побыстрей допила его. Когда приедет Джеймс, я закажу свежий.

Когда Джеймс приедет.

Я знала, что он приедет. Невозможно, чтобы он не приехал, так же как в глубине души я знала, что, если он приедет и я раскажу ему о том, что случилось со мной, он простит меня. Я верила ему, я верила в мою любовь к нему и в его любовь ко мне.

Черный дрозд скакнул вперед, клюнул червяка и упорхнул, триумфально неся его в клюве.

Часы пробили три четверти. Уже было без четверти одиннадцать. Я поспорила сама с собой, что Джеймс будет со мной через пять минут. Но без десяти одиннадцать он еще не пришел. Тогда я поспорила сама с собой на сто гиней, что без пяти одиннадцать он ворвется в гостиную, весь покрытый пылью и рассыпающийся в извинениях. Но он не ворвался.

Часы начали бить одиннадцать, громко, торжественно, важно. Мистер Джеффри просунул голову в дверь.

– Тут один джентльмен… – начал он.

– Джеймс! – воскликнула я и вскочила на ноги.

– Так он говорит, что дорога из Лондона пуста и на протяжении целых двадцати миль он не видел ни одного дилижанса, – продолжал мистер Джеффри. – Может быть, ваша подруга не приедет сегодня, мисс Лейси.

– Я подожду еще полчаса, – ответила я. Кровь так быстро отхлынула от моего лица, что я испугалась, как бы не упасть в обморок. Я села обратно и прислонилась головой к окну. Стекло было холодным. Как раз рядом с моим лицом на нем виднелись царапины, будто кто-то пытался бриллиантом вырезать свои инициалы. Похоже было на имя Стефан. И рядом стояла прошлогодняя дата.

Было двадцать минут двенадцатого.

В половине двенадцатого опять вошел мистер Джеффри и преложил мне оставить у него записку для моей подруги, пообещав непременно передать ее. Я сказала, что подожду до двенадцати.

Тикали часы, опять вернулся черный дрозд.

Я сказала себе: невозможно, чтобы Джеймс не приехал. Он просто не может не приехать. Я попросила его встретиться со мной в «Спрейд Игл», и он должен быть непременно. Видимо, с ним в дороге произошел несчастный случай, и, вместо того, чтобы бессмысленно сидеть здесь, мне следует выслать людей на поиски и доставить его благополучно в Вайдекр. Но в глубине души я знала, что нет никакого несчастного случая. Он не приедет.

Я поняла это со всей определенностью как раз перед тем, как часы пробили половину первого. Но даже тогда, если бы я увидела карету Джеймса, я бы обрадовалась, но не удивилась. Однако в половине первого, когда прошло два с половиной часа после назначенного срока, я сказала себе, что он не приедет и я могу отправляться домой.

Я встала со своего места так, будто за это время превратилась в старуху, согбенную и усталую. Джеймс не приехал. Он знал, что я жду его, и не приехал. Что я должна ему сказать, это вопрос будущего, он не приехал сегодня, сейчас, когда я так нуждалась в нем.

Моя рука невыносимо болела, и я не знала, как сумею справиться с Мисти. Устала же я так, будто целый день скакала верхом.

Я надела шляпу и вышла во двор.

Там был Ричард. Он сидел в коляске дяди Джона, и Мисти стояла привязанной к задку кареты. Ричард сидел, удобно развалясь, поставив ноги в сверкающих ботинках на щиток, дым его сигары красивыми кольцами поднимался в воздух. Услышав хлопанье двери, он обернулся ко мне и таинственно улыбнулся.

– Как долго вы пробыли здесь, дорогая, – сказал он приветливо. – Как только я закончил свои дела здесь, поблизости, я сказал себе, что мне следует дождаться вас. Ваша мама тревожилась, что вы отправь лись кататься одна, и будет рада, если я привезу вас домой. Где мы встретились? Давайте договоримся, что мы скажем ей.

Он обнял меня за талию и подсадил в коляску, прежде чем я успела сказать хоть слово. Потом он взял поводья, кинул монетку груму, и мы выехали со двора.

В первую минуту я ничего не могла сказать. Видеть здесь Ричарда было равносильно шоку. Но затем я обрела голос.

– Что вы здесь делаете?

– Дела, – ответил он таким тоном, будто бы проводил в Мидхерсте каждый день недели. – Я должен был повидать одного человека. – И он тихо хихикнул. – У меня были для него письма. И я решил, что могу заодно захватить вас и подвезти домой. Вы ведь, должно быть, устали, встав так рано, и к тому же ваша рука еще не здорова.

– Да, я устала, – ответила я. О Боже, как я устала, мне казалось, что я способна разразиться рыданиями. Всю ночь, всю неделю я готовила себя к встрече с Джеймсом, я собиралась просить его любить меня несмотря ни на что и была готова даже к его отказу. Но ничто не могло быть хуже того, что случилось.

Ричард бросил на меня сочувствующий взгляд, будто бы понимая причину моего отчаяния.

– Почему бы вам не снять шляпу и не подставить лицо ветерку? – вдруг предложил он заботливо. – Вы выглядите такой бледненькой, маленькая Джулия.

Я сделала как он меня попросил и положила шляпу на колени. Мисти весело бежала рядом, ритмично постукивая копытами.

– Вам не мешало бы отдохнуть, когда вы вернетесь домой, – продолжал Ричард. – У вас тени под глазами, дорогая. Вы выглядите вконец уставшей.

Я повернула голову так, чтобы лучи солнца падали и согревали мои закрытые веки.

– Я устала, так как не спала всю прошлую ночь.

– Вам следовало бы разбудить меня, – Ричард произнес это так, будто бы предлагал самую естественную вещь на свете. – Это так ужасно, быть одной в спящем доме, не правда ли? Бедненькая Джулия. Вы чувствовали себя очень одиноко?

Я не ответила ему. Я смотрела на мою больную руку, на перевязку, тщательно наложенную дядей Джоном, на громадный синяк вокруг бинтов и размышляла о том, что же за человек Ричард и каким товарищем он был мне в детстве. Сейчас я слышала его сладкий голос и помнила его полный ненависти шепот в беседке в то утро. И меня охватил страх перед его ненавистью и его гневом. Никто не сможет защитить меня от Ричарда: ни мама, ни дядя Джон, ни даже Ральф. А Джеймса нет рядом. Я любила и боялась Ричарда все мое детство и отрочество. И тот краткий период моей любви к Джеймсу, когда я едва замечала Ричарда, ушел вместе с ним.

– Ты не должен так обращаться со мной, – тихо сказала я.

Это был единственный протест, на который я могла отважиться.

Ричард тихо хихикнул и ничего не ответил.

Сразу по возвращении меня водворили в постель. Мама тревожно воскликнула по поводу моей бледности и пожелала узнать, что заставило меня скакать весь день, еще не поправившись. Мне нечего было сказать в свое оправдание, и я повиновалась без протеста. До самого обеда я пролежала в постели, но затем вышла ненадолго в садик взглянуть на цветы. Вдоль тропинки вился первоцвет, цветочки которого были желтые, как маленькие кусочки масла, аккуратно разложенные кем-то на зеленых листиках, рядом росли темные, будто бархатные анютины глазки. Послышался стук копыт, но я не подбежала к воротам, ожидая увидеть Джеймса. Я знала, что Джеймс не приедет. Это был Ральф.

Его лошадь легко перескочила через низкую ограду сада, и я подошла к нему. Сдержанно коснувшись полей шляпы, он заговорил со мной.

– Я пришел сообщить вам, что отдал приказ привезти тело Мэтью Мерри домой из чичестерской тюрьмы, чтобы похоронить здесь. В тюрьме никто не возражал.

– Его похоронят на церковном кладбище? – мой голос звучал так же официально, как и его.

– Нет, поскольку он покончил с собой, – ответил Ральф. – Таких мы хороним в «уголке мисс Беатрис».

– Почему вы так называете это место? – резко спросила я. Заросший травой участок у кладбищенских ворот был знаком мне, но никто никогда не рассказывал, почему именно он был назван в честь моей тети, хотя вся земля вокруг принадлежала ей и ее брату.

– Этот участок земли находится ближе всего к кладбищу, но расположен за церковной оградой, – ответил Ральф. – Когда мисс Беатрис правила здесь, в деревне произошло два самоубийства. Их похоронили на неосвященной земле, но возможно ближе к церкви. И люди назвали это место «Уголок мисс Беатрис» в честь последнего сквайра Лейси, который принес в деревню смерть. Теперь там появится новая могила. Выросло новое поколений Лейси, и в Экре опять умирают из-за них.

Я задохнулась, и слезы выступили у меня на глазах. Ральф был безжалостным судьей, но в его лице было нечто большее, чем гнев. В нем было отчаяние.

– Мне очень жаль, – слабо сказала я. Я боялась, что слезы опять потекут по моим щекам.

– Возвращайтесь на землю, Джулия, – настойчиво проговорил Ральф. – Без вас все идет плохо, но вы можете помочь этому, даже сейчас, если придете к нам с вашим предвидением и вашей властью. Я могу держать Экр в руках, но мне не заставить их верить сквайрам, если вы и ваша семья будете по-прежнему жить запершись в прекрасном доме, будто бы люди деревни слишком низки для вас.

– Это не так, – немедленно возразила я.

– Что же это в таком случае? Почему вас нет в Экре в последние дни? Почему Ричард делает за вас всю работу? Мы хотим работать с вами. Никто не любит Ричарда, и все обвиняют его в том, что произошло с Мэтью. Тед Тайк даже не разговаривает с ним.

– Это не его вина, что Мэтью умер, – заторопилась я.

– Да, Мэтью умер от своей собственной руки, я знаю, – тут же ответил Ральф, – но никто не верит, что он убил Клари. В Экре произошли две смерти, а убийца не найден, и они все уверены, что вы знаете, кто он. – Черные глаза Ральфа жгли меня насквозь. – Все готовы поклясться, что вы могли бы увидеть его лицо, если бы захотели.

– Я не могу, – я чувствовала, как тревожно колотится мое сердце.

– Все говорят, что вы способны узнать убийцу Клари. Вы ее лучшая подруга и девушка из семьи Лейси. Все клянутся, что если бы вы обратились к своему дару, то увидели бы его, кто бы он ни был. Тогда мы схватим его и повесим. Клари с Мэтью будут отомщены и смогут спокойно спать в своих могилах. И вы вернете себе любовь деревни.

– Я не могу, Ральф, – жалобно сказала я. – У меня был сон, когда я думала, что увижу его, но я не осмелилась взглянуть в его лицо.

Лошадь Ральфа нетерпеливо переступила копытами, чувствуя его беспокойство.

– Ради самого Господа Бога, Джулия, – резко заговорил он. – Я не хочу слышать о том, что вам показалось или на что вы осмелились. Вся наша работа здесь идет насмарку, и только вы можете спасти ее. Возьмите себя в руки, наберитесь той храбрости, которую вы унаследовали от Беатрис, взгляните смерти в лицо и назовите мне его имя, а я сделаю все остальное. Тогда вы будете истинным сквайром. Тогда Экр сможет доверять вам снова.

– Но я не могу, – мой голос вибрировал. – Я уже сказала вам, я не могу сделать этого! Людям кажется, что это возможно, но они ошибаются. Вы не должны меня просить об этом, Ральф.

– Тогда вы просто лгунья и предатель Экра, – грубо сказал он, – и мне стыдно за вас.

Он рывком осадил лошадь назад, так что она даже присела на задние ноги, затем хлестнул ее кнутом, и она рванулась вперед. Но через три шага он круто повернул ее и снова оказался рядом со мной. Ральф возвышался надо мной на своей громадной вороной лошади и в упор смотрел на меня, одиноко стоящую в своем хорошеньком садике.

– В вас течет проклятая кровь Лейси! – закричал он. И помимо гнева, в его голосе слышалось горькое отчаяние оттого, что он опять поверил нам и опять предан и что это из-за его ошибки Клари мертва и бедный Мэтью тоже. – Я ненавижу всех вас, проклятое отродье! – кричал он, как неистовый пророк. Затем его лошадь одним прыжком перемахнула через стену и скрылась за деревьями. Я стояла не шевелясь. Мне казалось, что сердце бьется у меня в горле и на лбу выступил холодный пот. Я знала, что все пропало. Все пропало по моей вине, и единственное, что я могла сказать, повторяя это снова и снова: «О, мне так жаль. Мне очень, очень жаль».

Мэтью хоронили на следующий день, и миссис Мерри, казалось, постарела на десять лет, когда комья земли застучали по его гробу. В изголовье могилы не поставили надгробного камня, но плотник сделал маленькую дощечку, на которой указали имя Мэтью, его возраст и дату смерти. Доктор Пирс ничего не сказал, когда увидел этот новый могильный холмик. Так же поступил и дядя Джон.

Каждый раз по дороге в церковь мы проезжали мимо свежей могилы, и я видела, как мама отворачивается и смотрит в другое окно. Я же всегда сидела с этой стороны экипажа, и мне отвернуться было некуда. Деревянная дощечка оставалась светлой, ей предстояло потемнеть только через несколько лет. Могильный холмик был голым. Возможно, позже здесь посадят цветы, а может, он просто зарастет сорняками и травой, как две соседние безымянные могилы.

Мне казалось, они взывают к отмщению. Это были немые свидетели власти Лейси. Проходя через церковные ворота, я оглянулась на свежую могилу. На земле виднелись свежие отпечатки, там, где миссис Мерри стояла на коленях на земле. И я отчетливо поняла, что, каких бы мне денег это ни стоило, если я ничем не могу помочь людям, мне лучше уехать отсюда. Ральф был прав: так много зла нельзя делать на своей земле.

Лицо дяди Джона было угрюмым, когда мы проходили по церкви к своей скамье. Место, где всегда сидела Клари и ее братья и сестры, пустовало, никто из Денчей не пришел в тот день в церковь. Я почувствовала, как на глаза мне навертываются слезы, и для поддержки обернулась к Ричарду.

Он шел улыбаясь.

Должно быть, он думал о чем-нибудь своем. Должно быть, он был за мили отсюда. Мы шли по мертво молчащей церкви мимо опустевших скамей, а глаза Ричарда зло светились, будто от какой-то тайной радости.

Я шла, опираясь на его руку, и тихо пожала ее.

– Ричард, о чем ты думаешь?

Он глянул на меня, и восторг тотчас же исчез с его лица.

– Ты совершенно права, дорогая, – благодарно ответил он. – Спасибо за напоминание. – И он тут же принял торжественный и горестный вид, будто надел маску.

Идя по проходу, я подняла голову и встретилась взглядом с Ральфом. Его немигающие глаза смотрели мне прямо в лицо, и я почувствовала себя соучастницей обмана, будто бы только что пела и смеялась над чужим горем.

Мы не остановились поболтать после службы, и никто не подошел к дяде Джону или ко мне с дружески протянутой рукой. Все последние месяцы арендаторы, крестьяне или работники часто подходили ко мне со своими маленькими проблемами, но сегодня на церковном дворе нас словно не замечали.

Мы прошли мимо кучки людей, не обменявшись ни словом, и я увидела, как низко опустила голову мама, каким до смерти уставшим выглядел дядя Джон. Только голова Ричарда была высоко поднята, и его глаза смеялись. Улыбка его была чиста, как его безмятежная совесть.

Усаживаясь в экипаж, мама вздрогнула, будто от холода, и подняла воротник бархатного жакета.

– Это было ужасно, – тихо обратилась она к дяде Джону. – Совсем как в старые дни. Джон, если ваш план не осуществится, я хочу уехать отсюда сразу. Я провела половину моей жизни на этой земле, пытаясь наладить отношения с людьми, но нас поджидали неудача за неудачей. Если Экр останется несчастным по-прежнему, мы должны продать его и уехать.

Лицо дяди Джона выглядело изможденным.

– Селия, после всех наших планов… – отчаянно проронил он. Экипаж тронулся с места. Никто не махал нам вслед. – Я не верю, что это безнадежно. Сегодняшнее горе беспредельно, но это совсем не то, что было при Беатрис. То, что Мэтью Мерри покончил с собой, ужасно, но Лейси тут ни при чем. Просто мы с вами слишком суеверны. Я уверен, что дети настроены более оптимистично.

Мама и дядя Джон обратились к нам с Ричардом, ожидая услышать ответ.

Улыбка Ричарда была солнечной и дышала уверенностью.

– Конечно, – легко сказал он. – В Экре сейчас все недовольны, потому что испорчен праздник и им пришлось обойтись без пира. Но это не причина, чтобы мы винили в происшедшем себя. Если Клари Денч довела своего любовника до того, что он придушил ее, а потом повесился, то это грязная историйка, но она не должна отразиться на нас. – И он улыбнулся моей маме. – Тетушка-мама, не расстраивайтесь понапрасну. Лучше-ка съездите в Чичестер и сделайте несколько приятных покупок!

Мама улыбнулась в ответ, но я видела, что в ее глазах не было радости.

– А вы что думаете, Джулия? – поинтересовался дядя Джон.

Я минуту помолчала. Слышался только стук копыт по гравию аллеи и чавканье весенней грязи под колесами.

– Я согласна с Ричардом, – тоненьким голоском ответила я. Я не хотела передавать дяде Джону, что Ральф умолял меня использовать мой дар для Экра и я отказала ему. Я не хотела рассказывать ему, что Ральф повысил на меня голос и проклял меня, а заодно и всех Лейси. Ральф обвинил меня в трусости и крикнул, что в горе, наступившем в Экре, есть моя вина. И что я отказала людям в помощи.

– Я согласна с Ричардом, – повторила я снова.

Рука Ричарда незаметно для окружающих скользнула в мою теплую муфту, и я почувствовала легонькое пожатие его теплых пальцев. Я украдкой бросила на него взгляд и поймала его дружескую улыбку. Он незаметно прислонился ко мне, так что я почувствовала его плечо. Экипаж приближался к дому под сенью зеленеющих деревьев вайдекрского парка, воздух был напоен пением птиц, и я знала, что единственным человеком, которому я могла улыбнуться, был Ричард. Поскольку только мы с ним знали всю правду. Отныне мы были партнерами и сообщниками в обмане.