Текст книги "Меридон, или Сны о другой жизни"

Глава 12

Мы все скучали по Дэвиду, но дни протекали так же, как всегда. Теперь вместо низкого приятного валлийского выговора слышался голос Джека, отсчитывающего такт. Данди и Кэти стали чаще ссориться и спорить, настаивая каждая на своем и не слушая друг друга. Джек часто приходил к нам с Робертом на выгон, и мы вместе отрабатывали новые номера с лошадьми.

Зародившаяся у Роберта идея за деньги разрешать желающим прокатиться на Кее теперь приняла формы комической буффонады. Сначала я должна была скакать по кругу на Блубелли, делая кульбиты и танцуя на его спине. Еще от меня требовалось научиться прыгать через обруч, но пока что я освоила только первую часть номера.

– Выпрямись! – кричал мне Роберт, в то время как я, стоя на полусогнутых ногах, пыталась балансировать.

Оторваться от гривы лошади казалось мне архитрудным делом.

Опять слышалось:

– Выпрямись!

И я снова пыталась выпрямить ноги и смотреть прямо перед собой, высоко задрав подбородок и не думая о притягательной и надежной спине лошади.

Я должна была выполнить разучиваемый прыжок через обруч. После чего Джек, одетый в просторные крестьянские штаны и блузу, по плану Роберта появлялся из толпы и требовал своей очереди. Сначала я отказывалась и отворачивалась от него, в ответ на это Джек бежал ко мне через арену, вскакивал на лошадь и спихивал меня на другую сторону.

Чего с нами только не случалось по ходу тренировок: то мы стукались головами, то, не сумев удержаться, падали в разные стороны. Блубелли всегда был великолепен, он шел ровным отличным галопом, даже когда Джек вскакивал на него, но мне не удавалось вовремя упасть, и мы хватались друг за друга в приступе гомерического хохота.

Оставшись на лошади, Джек должен был выполнить свою часть трюков, то усевшись задом наперед, то якобы соскальзывая со спины лошади и оказываясь у нее под брюхом, то ложась на нее ничком и по бокам свесив руки и ноги.

Мы так много тренировались, что уже достигли заметных успехов, но зато потеряли вкус к этой интермедии. О ее смешной стороне мы могли только догадываться по тому, как Кэти и Данди, придя к нам после тренировки, буквально валились на траву от смеха, наблюдая за нами.

Роберт же, стоя в центре поля, неизменно попыхивал своей трубкой и повторял: «Леди и Шут, Девушка и Бродяга, Клоуны и Лошади».

Я еще не знала, что он планирует включить в представление, но у нас была довольно большая программа: танцующие пони, Сноу, подсчитывающий флаги и угадывающий цифры, мы с Джеком на двух неоседланных лошадях, мое выступление на спине Блубелли и затем вторая часть с Джеком, переодетым крестьянином. Маленькие пони могли опять представлять битву под Бленхеймом, даже еще лучше, чем раньше, поскольку теперь их было целых семь.

На дорогах мы представляли собой впечатляющее зрелище. За нами следовали Сноу, огромный жеребец Роберта, мой прекрасный серый Кей, Блубелли и Морис, две лошади для вольтижировки, Лофти, запряженная в новый фургон, и целый выводок маленьких пони. Лофти Роберт купил на выигранные на пари деньги, этому тяжеловозу предназначалось тащить фургон с оборудованием для воздушного номера и двумя новыми декорациями. Блубелли и Морис везли два спальных фургона. Этим летом в путешествие впервые брали Уильяма. Как ни скуповат и прижимист был Роберт, он понимал, что им с Джеком не справиться с установкой трапеций. Нам также требовалась помощь с лошадьми.

Мы очень много работали. В январе выпало столько снегу, что, когда я падала с лошади, мне совсем не было больно. Вот только я все время мерзла, пока наконец Роберт не сжалился и не заказал для меня новые бриджи и куртку, так что теперь в обеденный перерыв я могла забежать в теплую кухню миссис Гривс и быстро переодеться в сухую одежду, которую она держала специально для меня на дверце плиты.

Однажды, когда я только сняла насквозь промерзшую фуфайку, в кухню вошел Уильям с охапкой дров, но миссис Гривс тут же выставила его за дверь. Затем она повернулась ко мне:

– Мери, милая, ты уже не маленькая девочка. Пора начинать стесняться мужчин.

Она сняла со стены большое зеркало и поднесла его ко мне, так что, выгнув шею, я могла увидеть всю себя. Выяснилось, что я сильно выросла и немного поправилась и теперь не была костлявой и низкорослой девчонкой. Округлости моего тела, обычно скрытые неуклюжими куртками Джека, ясно обрисовывались под рубашкой. Ноги у меня были длинными и гладкими, но сплошь покрытыми синяками, как у непоседливого школьника, а ягодицы округлыми и твердыми, как у породистой лошади, грудь стала значительно больше. Я подошла к зеркалу поближе и стала разглядывать свое лицо.

Волосы, которые я так безжалостно обкорнала летом, отросли и теперь падали мне на плечи густой волной. Их богатство скрадывало острые черты моего лица, и, улыбнувшись, я не узнала свое отражение. Мои зеленые глаза приобрели за эту зиму еще более яркий оттенок и стали раскосыми, как у кошки, нос, правда, слегка искривился от падения с трапеции. В общем, это лицо не было совершенным, как у Данди, со вздохом отметила я.

– Ты будешь очень красива, – вдруг сказала миссис Гривс и забрала у меня зеркало. – Я только надеюсь, что это принесет тебе радость.

– Я не хочу быть красавицей. – Я говорила абсолютную правду. – И не хочу, чтобы в меня влюблялись мужчины. Мне только нужен мой дом и немного золота на черный день. И чтобы Данди была со мной.

Миссис Гривс рассмеялась и помогла мне завязать тесемки на рукавах.

– Единственный способ достичь этого для такой девушки, как ты, – это влюбить в себя человека по возможности богатого, – посоветовала она. – Ты поймешь это, когда вырастешь.

Я покачала головой, но ничего не сказала.

– Как там твоя сестра? – поинтересовалась миссис Гривс. – Она, по-моему, строит глазки мистеру Джеку? Не многого же она так добьется.

Я удивленно посмотрела на нее. Миссис Гривс целыми днями работала у плиты, не поднимая головы, но, оказывается, замечала больше, чем другие. Я побоялась, что она расскажет Роберту о том, что знает.

– Кто вам это сказал? – угрюмо спросила я.

– Ты думаешь, что я слепая? – рассмеялась она. – В чае Джека плавает бог знает какая бурда, которую Данди каждый день ему подсыпает. Это как, помогает ей?

Мое лицо ничего не выражало.

– Я не знаю, – тихо проговорила я. – Не понимаю, о чем вы.

Но я все прекрасно понимала. Да, это помогло Данди. Не знаю, правда, что больше: приворотное ли зелье или просто скука долгих зимних вечеров, кокетство двух хорошеньких девушек или удовольствие чувствовать себя их старшим. Но что-то вечер за вечером влекло Джека в нашу комнатку, в то время как его отец сидел, склонившись над картой Англии и альманахами ярмарок.

Каждый вечер мы слышали его шаги на нашей шаткой лестнице и затем его тихое «привет!». «Входи же, Джек», – отзывалась Данди сладким голосом.

Готовясь к его визиту, она бросала пригоршню зерен лаванды в камин, и комната наполнялась сладковато-горьковатым дымком. Несвежее белье она спешно совала под матрац и расстегивала верх своей блузки так, чтобы была видна нежная округлость груди. Затем она подмигивала мне и Кэти и тихо говорила быстрым шепотом:

– Через десять минут, имейте в виду.

Вечер за вечером Джек появлялся в наших дверях с полусмущенной-полунасмешливой улыбкой и говорил:

– Привет, Меридон, Данди и Кэти, я принес вам немного яблок из кладовой.

Он протягивал их нам, и мы, сидя кружком у камина, грызли ледяные яблоки и болтали о том, что было днем.

Минут через десять Кэти поднималась и, видно рассчитывая заработать золотую гинею на Пасху, говорила:

– Я помогу тебе принести воды, Мери.

И мы выходили из комнаты. Иногда мы задерживались около лошадей, давая Данди и Джеку возможность подольше побыть вместе. Я едва прислушивалась к болтовне Кэти о парнях в Уорминстере и об одном почти настоящем джентльмене из самого Бата. Прижавшись щекой к шее Кея, я мечтала оказаться с ним далеко-далеко отсюда. Стоило мне рассказать об этом ухаживании Роберту, как оно бы мгновенно прекратилось. Он бы, конечно, ужасно разозлился, но мигом охладил бы пыл Джека и ничего страшного бы не произошло. Или я могла пообещать Кэти вторую гинею за то, чтобы она соврала Данди, что у Джека есть девушка. Но почему-то я оставалась пассивной. Будто колдовство Данди очаровало всех нас. И поэтому я солгала миссис Гривс, хотя она могла бы подсказать мне, что я должна делать.

– Данди совсем не думает о Джеке, – неубедительно проговорила я. – Просто мы очень подружились после того, как проработали все лето втроем. Роберт наметил для Джека грандиозные планы, и Данди знает свое место.

Миссис Гривс только кивнула в ответ и отвернулась к плите.

– Обед будет готов через двадцать минут, – объявила она и подобрала мои вещи с полу.

Я вышла в сгустившуюся темноту и побрела к себе домой, подумав, что могу улучить несколько минут и поспать. Но, поднявшись на несколько ступенек, я услышала в нашей комнате голоса и помедлила. Это были Джек и Данди.

– Я думаю, что ты приворожила меня, Данди, какими-нибудь своими цыганскими штучками, – говорил он. – Правда-правда!

– Все колдовство у тебя в штанах, – тихо сказала Данди, в ее голосе слышалась улыбка. – Разве не так?

– Ох, Данди, – вздохнул Джек. – Нет, убери свои руки. Я не хочу, чтобы ты меня дразнила. А то я завтра не смогу работать.

– Дэвид наказывал мне лететь к тебе так, будто я люблю тебя, – задумчиво сказала Данди. – Я так и делаю. И я на самом деле люблю тебя, мой милый. Ты же знаешь это.

– Данди. – Его голос прозвучал укоризненно.

– А ты любишь меня? – серьезно спросила она.

– Данди!.. – опять вздохнул Джек.

– Ты любишь меня, когда я трогаю тебя вот так? – продолжала она грудным голосом. – И любишь меня, когда я вот так расстегиваю свою кофточку? И любишь меня, когда я вот так целую тебя, да, Джек?

Я услышала, как его дыхание стало тяжелым. Послышался шум, видимо, он резко вскочил на ноги.

– А сейчас оставь меня, Данди, – задыхаясь, проговорил он. – Нам пора остановиться. Если отец узнает об этом, он выставит нас обоих на улицу и нам не на что будет жить. Он ведь предупреждал нас. Я – дурак, что прихожу сюда, но это все твое колдовство. Ты же знаешь, я не могу обещать жениться на тебе. И я не собираюсь обещать это никакой девушке. Когда мы с тобой только флиртовали друг с другом, ты сама говорила, что это в шутку.

В комнате воцарилось глубокое молчание. Я придвинулась чуть ближе к двери и навострила уши. Я ожидала, что Данди рассвирепеет и сейчас вышвырнет Джека вон, но она оказалась намного умнее.

– Хорошо, – тем же любящим голосом согласилась она. – Хорошо, милый Джек. Мы будем играть по твоим правилам и не станем расстраивать твоего отца. Ты можешь мне ничего не обещать, и я не стану ничего обещать тебе.

По скрипу половиц я поняла, что Данди встала, и тут же послышался шорох упавшей одежды.

– А сейчас, – сказала она, и в ее голосе слышалось торжество красивой и уверенной в себе женщины, – скажи мне правду, Джек. Не говори, что любишь меня, мы договорились не произносить этого слова. Только скажи, нравлюсь ли я тебе обнаженной?

Тут я услышала стон Джека и скрип кровати под их упавшими телами. Моя сестра всхлипнула, когда он овладел ею, и затем прозвучали ее тихие стоны. Вскоре раздался приглушенный крик Джека и затем удовлетворенный глубокий вздох Данди, будто она наконец получила то, чего так долго хотела.

Я молча сидела на лестнице, уткнув подбородок в ладони, и ждала, когда они кончат свое дело, чтобы зайти в комнату. Я не чувствовала ни зависти, ни волнения. Я тысячу раз в своей жизни видела, как занимались любовью отец и Займа, и это ничего не значило для меня. Меня только удивляло, как быстро нежность сменялась у родителей враждой и озлобленностью. Я предупреждала Данди. Джек тоже просил ее не говорить с ним о любви. Но она помешалась на этом парне с того жаркого летнего дня, когда впервые увидела его в красной рубашке и белых бриджах в поле около ярмарки в Солсбери. Что ж, сейчас она добилась своего. Не знаю, удовлетворится ли она этим. Джек, может быть, горяч, как огонь, но он не влюблен в нее, это ясно. И если Данди считает эту возню помолвкой, то она очень скоро пожалеет о том, что сделала сегодня.

Я пожала плечами и встала. Следовало ожидать, что Данди лишится невинности в очень юном возрасте, и было так же бесполезно помешать этому, как утихомиривать зимний ветер. Может быть, между ними все закончится через пару недель и мои беспокойства напрасны. Когда мы начнем выступать, у них останется меньше времени для этих радостей. Джек ясно дал понять, что он не собирается жениться на Данди, так что все будет в порядке. Посчитав, что они достаточно насладились любовью, я встала и начала подниматься наверх. К тому времени, когда я наконец открыла дверь, они оба успели привести себя в порядок и Джек, сидя у камина, разводил огонь. Он кивнул в ответ на мою угрюмую усмешку и поспешил убраться к себе.

Данди кинула на меня косой взгляд и удовлетворенно произнесла:

– Между нами все произошло.

– Я знаю, – сказала я. – Я была на лестнице.

Мы никогда не были обладателями отдельных покоев и почти всегда находились друг от друга в пределах слышимости.

– Ты довольна? – спросила я. – Завела его для удовольствия и теперь забудешь обо всем остальном?

Данди развязала черную ленту, связывающую ее волосы, и они свободно упали ей на лицо.

– Да, как же! – тихо произнесла она и, улегшись на матрац, стала причесываться.

Я смотрела на нее в полном смущении. Своим восклицанием она как бы воздвигла стену между нами. Мы обе знали, как это происходит. Мы с ней могли бы все делать друг при друге, не стесняясь, но вполне успешно при этом скрывать свои мысли.

– Но вы не сможете заниматься этим, когда мы будем на гастролях, без того чтобы Роберт не догадался обо всем, – предупредила я сестру.

Данди откинула копну волос и спокойно улыбнулась мне, ее глаза хранили удовлетворенно-бесстыдное выражение. Она знала, что делает, и была довольна этим.

– Я все обдумала, – ласково сказала она. – Не трусь, Мери, ты вечно кудахчешь, словно старая наседка. У меня еще впереди десять недель.

Я отвернулась от нее и уставилась в огонь. Если бы я была настоящей цыганкой, я могла бы разглядеть в языках пламени подстерегающую нас опасность. Я бы узнала, чего именно я так боюсь. Конечно, Роберт непременно выгонит нас всех, если узнает, что его драгоценный Джек спит с Данди. Ну и что из этого? Полно других трупп, которые с удовольствием примут нас. Данди обладает совершенно уникальным талантом, а у меня есть опыт дрессировки лошадей. Кроме того, нам принадлежат десять гиней (впрочем, теперь уже девять) и пятидесятифунтовый жеребец. Так что голодная смерть нам уже не грозит. Не этот страх сжимал ледяными когтями мое сердце.

Данди может упасть. Этот риск останется навсегда. Несмотря на то, что она хорошо тренируется, высота не пугает ее и Джек хороший партнер. И Роберт поклялся, что они никогда не станут выступать без сетки. А сейчас она, похоже, получила то, чего добивалась. Я не верила, что это любовь. Я понятия не имела, что это такое. Я никогда не видела влюбленных людей. Но Данди будет удерживать Джека при себе, пока он ей нужен.

– Ты все переживаешь, матушка Мери? – насмешливо обратилась Данди ко мне, кончив наконец причесываться и повязывая на шею свежий платок.

Она наблюдала за мной все это время и прекрасно поняла муки, которые отражались на моем лице.

– Да. – И тут я задала самый важный вопрос: – Ты уверена, что старуха научила тебя, как не забеременеть? И правильно сказала, когда для тебя безопасно спать с мужчиной?

– О да, – протяжно ответила Данди, и ее черные глаза засмеялись. – Есть такое время, когда ты совершенно не можешь забеременеть. Есть травы, которые помогут тебе в этом. Я знаю все это. И я даже знаю, когда можно специально сделать ребеночка, – поддразнивая меня, сказала она.

– Надеюсь, ты этого не захочешь, – мрачно буркнула я.

– Оставить Кэти выступать на трапеции в нарядном розовом платье? – И она хихикнула. – Ты, Меридон, что, с ума сошла?

Глава 13

Весь февраль простояли сильные морозы, в марте началась небольшая оттепель, но потом опять все замерзло. Роберт заставлял нас работать во всякую погоду, мы вчетвером ужасно возмущались и протестовали, но делали это только про себя. По вечерам мы шили свои костюмы и мастерили упряжь для лошадей. Миссис Гривс, конечно, намучилась со мной и с Данди, поскольку Кэти и Джек оказались гораздо более умелыми, чем мы. Джек занимался этим делом всю жизнь, Кэти была обучена шитью еще в работном доме. Мы же с Данди только портили дешевый шелк, кладя кривые крупные стежки. Время от времени миссис Гривс заставляла нас все распарывать и начинать сначала, так что ткань уже выглядела старой и заношенной от наших рук.

– Выстираем, – спокойно отвечала миссис Гривс на мои жалобы, что костюмы состарились, хотя мы не успели их поносить.

Данди и Джеку оставалось теперь гораздо меньше времени на любовные утехи, хотя они часто предлагали попоить лошадей на ночь и мы с Кэти давали им полчаса на удовлетворение лошадиных и собственных аппетитов, прежде чем, накинув на голову шаль, тоже бежали в конюшню помочь им.

Я не расспрашивала Данди о ее делах, а сама она никогда не заговаривала об этом первой. Я надеялась, что их роман не продлится долго, так как видела заигрывания Джека с Кэти. Глаза Данди смотрели в это время угрожающе, но ее улыбка, обращенная к Джеку, была все такой же ровной и ласковой. За все последние холодные месяцы я заговорила с ней об этом только однажды. Мы были в конюшне, я надевала на пони новую упряжь, а Данди полировала пряжки и чистила медные украшения для лошадей.

– Ты не любишь Джека, – уверенно сказала я.

Она откинула с глаз волосы и улыбнулась мне.

– Да, не люблю, – ответила она. – Не думаю, что кто-нибудь в нашем фургончике очень верит в любовь.

– Тогда зачем это продолжать? – терялась я в догадках.

Данди томно улыбнулась мне, за эти дни она стала медлительной и плавной, как сытая кошка.

– Ах, холодная малышка Меридон, ты никогда не поймешь этого, – сказала она. – Мне нравится то, что мы делаем. Если б это был не Джек, то на его месте оказался бы кто-нибудь другой. Мне нравится прикосновение его губ и рук и то, как он входит в мое тело. И это становится все приятней и нравится мне все больше и больше.

– Но ты не любишь его, – возразила я. – Ты просто ревнуешь его к Кэти.

Данди состроила гримаску.

– Да, может быть, – сказала она. – Если эта потаскушка будет строить ему глазки, она отведает моих когтей. Но он мне нравится, и я хочу его.

– Неужели можно так рисковать ради удовольствия? – спросила я.

В это время один из маленьких пони поднял голову и заржал – оказалось, что мы затянули на нем ремни слишком туго, и мне пришлось ослабить подпругу. На морозе мои пальцы плохо слушались, да и кожа на ремнях была новая и негнущаяся.

Данди передала мне колокольчик и стала наблюдать, как я привязываю его к уздечке.

– Джек – часть моих планов, – значительно произнесла она. – Обещаю тебе, Мери, что я в скором времени обвенчаюсь с ним и стану хозяйкой в этом доме.

Моя рука дрогнула, и колокольчик звякнул, словно предупреждая об опасности.

– Не рассчитывай на согласие Роберта, – сказала я. – Я говорила с ним об этом, и он обозвал нас цыганским отродьем. Он не потерпит цыганской крови в своей семье, Данди, и не надейся на его согласие. Занимайся с Джеком любовью, если тебе уж так хочется, но не строй никаких иллюзий.

Я перешла к другому пони, и Данди передала мне упряжь для него.

– Ты всегда найдешь о чем беспокоиться, – лениво произнесла она. – Оставь, Мери. Я знаю, что делаю, а ты в этих делах ничего не понимаешь.

Я пожала плечами, чувствуя легкое раздражение. Молча я закончила свое дело, вывела весь выводок пони в поле и стала с ними работать.

– Я собираюсь дать гала-представление, – объявил Роберт, появляясь в дверях.

Они с Джеком ели в столовой, в то время как мы все обедали на кухне. Сейчас они оба вышли к нам и присели к общему столу. Роберт держал в одной руке стакан портвейна, а в другой – трубку. Миссис Гривс отошла к плите, а вошедший в этот момент Уильям бросил на пол вязанку дров и остался стоять у двери.

– Я приглашу мэра и олдерменов Солсбери, – продолжал Роберт. – С супругами, конечно. В общем, почтенную публику. Кстати, надо не забыть: понадобятся стулья, – добавил он как бы про себя. – Покажем им наше шоу после обеда. А утром мы устроим представление для всего города. По пенни за вход. Это будет наше первое и последнее шоу здесь, можете считать это своим дебютом. Потом мы уезжаем и будем работать уже по-настоящему.

Я оглянулась вокруг и увидела взволнованные лица. Мы все так упорно и много тренировались и так долго оставались на одном месте. Для Джека и Кэти прошла просто долгая утомительная зима, для нас же с Данди это становилось невыносимо. Мы никогда прежде не проводили так много времени в одном городе. Мы никогда не спали в одной и той же кровати под одной и той же крышей целых полгода. Нам уже не терпелось уехать отсюда.

– Вот программа, – сказал Роберт, вынимая из кармана свою записную книжку и зажигая трубку.

Мы молча ждали.

– Начинать представление будем с парада. Это означает, что вы, девушки, выходите в своих костюмах и шляпках, а за вами верхом на Сноу и Кее выезжают Джек и Меридон. – Тут он замолчал и взглянул на меня. – Ты не возражаешь, Меридон? Кей очень хорошо выглядит рядом со Сноу.

Я кивнула в ответ, и он продолжал.

– Затем следует упряжка пони в полной амуниции и Блубелли с Морисом.

Мы с Джеком кивнули, размышляя о лошадях.

– В первой половине – выступление лошадей. Сетка и опоры в это время не устанавливаются. – Роберт опять обратился ко мне: – Не бледней, пожалуйста, Мери. Мы установим их в антракте.

Я перевела дух и почувствовала, как краска возвращается на мои щеки.

– Итак, первое отделение, – продолжал он. – Меридон выступает с танцующим пони. Она будет в амазонке и маленькой шляпке с пером. Ты, оказывается, немного поправилась, Меридон. Пожалуй, тебе будет как раз прошлогодняя амазонка Данди. Ты в ней будешь выглядеть на арене очень вальяжно. – Он критически оглядел меня. – Пожалуй, лучше выступать без шляпы. Оставь волосы распущенными. На арене это очень красиво. Только не вздумай их опять подстригать.

Я кивнула, но моего согласия особенно и не требовалось, все обсуждалось так, будто я была одним из пони.

– Затем Джек выполняет трюк на Блубелли, – возвратился Роберт к своему листку. – Ты можешь надеть новую синюю рубашку.

– А что, Морис не будет выступать? – спросила я.

– Он еще не готов, – уверенно ответил Роберт. – Такие тренировки занимают годы, в этом сезоне он просто привыкнет находиться перед публикой. Он будет занят в параде и в исторической сцене. Потом выступаю я со Сноу и нашими цифрами и флажками. Он будет в новой упряжи и со страусовым плюмажем на голове. За этим присмотришь ты, Меридон. Далее следует номер Меридон на лошади, с Джеком, появляющимся из толпы. После этого сцена битвы при Бленхейме. Ты, Меридон, переодеваешься в свой костюм для трапеции: белые бриджи и голубую шелковую рубашку.

Роберт перевернул страницу.

– Антракт, – продолжал он. – Во время антракта Уильям, Джек и я устанавливаем сетку и опоры. Данди и Кэти продают зрителям напитки и сласти. Но пожалуйста, без всяких фривольностей. Вы – артистки, а не уличные девки.

Данди и Кэти обиделись, но Роберт не обратил на это внимания.

– После антракта выступает мамзель Меридон на низкой трапеции. И затем следует выступление воздушных гимнасток. Заканчиваем общим поклоном под сеткой. Все ясно?

Мы согласно кивнули.

– Мы дадим эти представления через две недели, на Масленицу. Все костюмы и упряжь лошадей должны быть готовы к пятнице. Вам хватит времени, мэм? – спросил Роберт миссис Гривс.

– Конечно, – ответила она.

– Через два дня после этого мы выезжаем.

– Тур начнется в Великий пост? – удивленно спросил Джек.

– Во время этих гастролей мы будем выступать каждый день, – веско ответил Роберт. – Включая праздники и воскресенья. И всегда мы должны иметь аншлаг. Мы будем выступать даже в Страстную пятницу.

– Хорошо, отец, – как обычно, согласился Джек.

– А теперь можете заниматься вашими костюмами, их нужно закончить через десять дней.

Роберт вышел из комнаты, а мы все принялись за работу. Даже мои стежки стали ложиться ровнее, когда появилась четкая цель. Скоро мы трогаемся в путь. Скоро мы наденем наши новые костюмы.

Я никогда прежде не видела Кэти в таком волнении. Я забыла, что она еще не выступала перед публикой. До сих пор она все выполняла совершенно хладнокровно: раскачивание на трапеции, прыжки в сетку, полеты к Джеку. Но теперь вдруг она стала пропускать свою очередь и совершать ошибки.

– Я никогда не научусь делать это как следует, – стонала она, но опять шла к лестнице и повторяла трюк снова и снова.

Однажды я закончила тренировку пони пораньше и пришла к ним в сарай посмотреть, как они работают, и погреться около их печки. Я не была здесь с тех пор, как уехал Дэвид, и ожидала, что командует всем Джек.

Действительно, как я и ожидала, он отсчитывал для девушек такт. Он кричал «Начали!», когда был готов принять их, и «Ап!», когда им следовало шагнуть с платформы в пустоту. Но к моему удивлению, не он был главным в этой троице. Их настоящим лидером оказалась моя сестра.

– Кэти следует еще раз выполнить «полет ангелов», – заявила она Джеку.

И когда Кэти пробормотала, что она уже сделала его дважды, Данди возразила:

– Да, но с ногой, согнутой, как у писающей собачки. Так что повтори его, пожалуйста, Кэти, и как следует, иначе тебе придется делать его снова и снова.

Я даже вывернула шею, чтобы посмотреть на эту новую, авторитетную Данди. Кэти выполнила все, что от нее требовалось, Джек подхватил ее и подбросил обратно на трапецию. Кэти ухватилась за нее, но не смогла раскачаться и упала в сетку с жалобным воплем.

– Это твоя вина, Джек! – крикнула ему Данди. – Ты принял ее слишком поздно, и не получилось нужного толчка.

Джек раздраженно кивнул:

– По-моему, достаточно для одного вечера. Мы устали и потому делаем ошибки.

– Давай попробуем это выполнить со мной вместо Кэти, и ты убедишься, что я была права, хорошо?

Джек согласился и стал готовиться. На дальнейшее я уже смотреть не смогла и отвернулась.

Но я слышала его «Приготовились», «Ап!», а потом падение тела в сетку и возглас Данди:

– Ты можешь повернуться, Меридон. Я уже на месте.

Спрыгнув с сетки, Данди подошла ко мне и стала обуваться.

– Как это у тебя получается? – спросила я ее. – Я думала, что здесь командует Джек.

– Но ему не видно, что делает Кэти, – пожала плечами Данди. – К тому же он такой ленивый, Меридон. Если бы он был тут главный, мы бы заканчивали работу каждый день до полудня.

Тут к нам присоединились Кэти с Джеком, и мы замолчали.

По мере приближения назначенного дня Кэти волновалась все больше и больше. Когда она показала Роберту отглаженный костюм, ее руки так дрожали, что блестки на платье тихонько звенели. Роберт с сочувствием обратился к ней:

– Не волнуйся, Кэти. Только делай трюки так, как делала на тренировке. У нее ведь все в порядке? – обратился он к Джеку.

Но вместо Джека ответила Данди.

– Она немного ленива. Но работать умеет. Я думаю, что во время выступления все пойдет лучше, чем на тренировках.

– Очень хорошо, – кивнул Роберт и повернулся ко мне. – Нервничаешь, малышка Меридон?

– Нет, – покачала я головой. – Все, что от меня требуется, – это позволить Джеку спихнуть меня с лошади. Мы проделывали это уже тысячу раз.

– Тогда я счастлив, – улыбнулся Роберт.

У него были на то причины. Гала-представление принесло ему фунты стерлингов, а пенни деревенских жителей сделали сумку тяжелой, как пара седел.

Пони вели себя очень хорошо, даже те три, что были куплены в Солсбери и никогда не выступали перед публикой. Блубелли показал себя молодцом, как всегда, Морис, правда, немного беспокоился и шевелил ноздрями, но я так туго его запрягла, что ему не оставалось ничего другого, кроме как приноровиться к ходу Блубелли. Во время нашего с Джеком номера зрители прямо плакали от смеха, и в конце, когда мы совершали заключительный круг, я – стоя на спине лошади, а Джек – вися под ее шеей, вся знатная публика повскакала со своих мест и кричала и хлопала не хуже простых зрителей.

С Данди и Кэти вовсю заигрывали во время антракта, но я видела, что моя сестра ведет себя как королева. И Роберт не имел оснований жаловаться, когда она вернулась с опустошенным подносом и кошельком, полным монет.

Мое выступление на трапеции было принято «на ура», будто оно на самом деле требовало храбрости и было опасным. Люди просто не видели такого номера прежде, но я-то знала, что стоит мне повиснуть на этой трапеции, и мои ноги окажутся не более чем в футе от земли. Для меня этого было достаточно, и я ничего не боялась.

Приступ страха охватил меня во время выступления Данди. Я даже не смогла остаться в помещении и вышла на улицу. Там я разыскала Кея, прижалась лицом к его шее и стала гадать, что же происходит на сцене.

Сперва разнесся вздох предвкушения, это означало, что Джек выполнил стойку на руках на своей платформе. Последовавший гул одобрения означал, что Данди и Кэти замерли напротив. Затем я услышала испуганный шепот – это Данди или Кэти соскользнула с платформы на трапецию. Я вцепилась руками в гриву Кея. Громкое «о-о-ох!» публики и взрыв аплодисментов означали, что одна из них оказалась в руках Джека. Опять вздох – значит, он подбрасывает кого-то из них на трапецию, она раскачивается и возвращается на платформу. Гром аплодисментов говорил о том, что эта часть номера окончена.

Четыре раза я судорожно хваталась за гриву лошади, потея на морозном воздухе, пока наконец буря оваций не возвестила о триумфальном завершении номера. Люди вызывали наше трио опять и опять, крики «браво!» не смолкали, и я слышала звон монет, бросаемых со всех сторон на арену.

– Меридон! – позвал меня вышедший из темной двери Роберт. – Все хорошо, можешь пойти посмотреть на свою сестру. Пора раскланиваться с публикой.

Они вызывали артистов опять и опять, казалось, это никогда не кончится. Роберт позвал меня еще раз и ушел раскланиваться сам.

В тот раз финал прошел без меня. Я не могла вернуться, так как меня бесконечно рвало и рвало прямо на замерзшую траву. И если б я так не боялась запачкать свои белые бриджи, я бы, наверное, потом рассмеялась от своей девической чувствительности. Но мой смех был бы горьким.

Через два дня после этого, как Роберт и планировал, мы тронулись в путь. Отправились мы рано утром, так как все было уложено еще накануне. Новое оборудование мы перевозили в свежеокрашенных фургонах. На прежней картинке, которая изображала Сноу, вставшего на дыбы перед красивой леди, ее волосы были теперь выкрашены в каштановый цвет, что, видимо, обеспечивало сходство со мной. На задней стороне фургона была изображена упряжка скачущих пони, а на противоположной стороне нарисовано, как мы с Джеком скачем бок о бок на спинах Блубелли и Мориса, значительно более диких, чем на самом деле. В правом углу красовался другой мой портрет – я в короткой красной юбке прыгаю через горящий обруч, номер, который существовал пока только в воображении Роберта. Но все эти картины были написаны по его приказу.