Текст книги "Меридон, или Сны о другой жизни"

Глава 4

Нас с Данди воспитывали как настоящих цыганок. Когда наступали холода и в фургоне становилось так сыро, что одежда на нас не просыхала даже к утру, отец задерживался в каком-нибудь маленьком городке, где люди не слишком интересовались тем, кого они берут на работу. Он нанимался куда-нибудь либо конюхом, либо носильщиком. Отец не намечал маршрутов наших путешествий заранее, нас вели либо его карточные подвиги, либо необходимость ускользнуть от возмездия обманутых покупателей.

Путешествие в фургоне Роберта Гауэра было совершенно иным. Мы никогда не задерживались где-либо дольше чем на три дня, кроме случаев, когда Роберту вдруг приходила в голову фантазия осмотреть город или поискать там знакомых, а также во время больших ярмарок, которые собирали сотни людей на много миль вокруг. Но к концу октября сезон ярмарок кончился, погода стала холоднее, все меньше зрителей посещали наши представления, и по утрам мне приходилось разбивать в воде корочку льда, прежде чем напоить лошадей.

– Эта неделя станет последней, – объявил Роберт после одной из тренировок, во время которой я уже смогла стоять на неоседланной лошади без всякой поддержки.

– Как это? – спросила Данди, накрывая на стол.

– Последняя неделя в дороге, – ответил Роберт. – Мы переезжаем на зиму в мой дом в Уорминстере. Вот там мы действительно начнем работать.

– Уорминстер? – переспросила я. – Я не знала, что у вас есть там дом.

– Ты еще многого не знаешь, – согласился Роберт, откусывая огромный кусок хлеба с сыром. – Вы с сестричкой не представляете, чем будете заниматься в следующем сезоне. – И он указал на Данди и подмигнул ей. – У меня уйма планов.

– Амбар уже готов? – спросил Джек.

– Мм, – удовлетворенно промычал Роберт. – И к нам приедет человек, который будет учить вас, он обещал пройти с вами курс за два месяца, но я посулил ему премию, если он справится быстрее.

– Чему он будет нас учить? – Я не могла сдержать любопытства.

– Именно тому, чего ты не знаешь, – лукаво ответил мне Роберт. – Тебя научат прыгать через горящий обруч. Данди и Джек будут выступать на трапеции.

– На трапеции? – Данди даже подпрыгнула, ее глаза сияли от восторга. – И на мне будет короткая юбочка!

– Которая всем покажет твои хорошенькие ножки, – рассмеялся Роберт. – Данди, детка, ты просто родилась для этих дел.

– С блестками? – Она ничего уже не слышала.

– Это безопасно? – прервала я ее восторги. – Как она будет этому учиться?

– Я пригласил артиста из Бристоля, он будет учить Данди и Джека, а также тебя, если мы сумеем победить твои страхи.

Мне стало дурно, и я едва успела выскочить из-за стола. Меня вырвало прямо у дверей фургона, и пришлось подождать несколько минут, прежде чем я смогла вернуться обратно.

Все смотрели на меня с изумлением.

– Тебе плохо при одной мысли об этом? – Роберт даже забыл о еде. – Что с тобой, девочка? Или ты больна?

– Я здорова. – Металлический привкус во рту даже мешал мне говорить. – Это я от страха.

Джек с интересом смотрел на меня.

– Как странно, – сказал он без всякого сочувствия. – Никогда бы не подумал, что Меридон такая неженка. Прямо как леди.

– Оставь Меридон, Роберт, – спокойно сказала Данди, – не обижай ее. Я буду учиться с удовольствием. А она пусть занимается лошадьми. Не может же она делать два дела сразу.

– Да, конечно. – Голос Роберта звучал неуверенно. – В конце концов, я всегда могу взять девчонку из работного дома.

Мне опять стало плохо, но теперь от сочувствия к этой девчонке. Однако я кивнула Роберту. В мире существовал только один человек, который стоил моих забот и сочувствия, это была Данди.

– Пообещай мне, что ты попробуешь, – не отставал от меня Роберт. – Я не стану тебя ни к чему принуждать, но ты все-таки должна попытаться, это будет справедливо.

Я не видела в этом никакой справедливости, но с большой неохотой согласилась.

– Я попробую, – мрачно сказала я. – Но вы должны дать мне слово, что не будете ни к чему принуждать меня.

– Договорились, – закончил дискуссию Роберт. – Тебе надо еще многому научиться с лошадьми. Не воображай, что я стану кормить тебя всю зиму из любви к твоим зеленым глазам. А вы, мисс, – тут он резко повернулся к Данди, – обратитесь, пожалуйста, к какой-нибудь мудрой женщине в деревне, и пусть она научит вас всяким женским премудростям. Я не собираюсь потратить целое состояние на девчонку, которая того и гляди забеременеет. И держись подальше от деревенских парней. Это маленькая деревня, и я не хочу иметь неприятностей с соседями.

Мы обе послушно кивнули, но Данди украдкой подмигнула мне, а я улыбнулась в ответ. Жить в своей комнате, в которой не будет еще трех-четырех человек, спать в своей собственной кровати. Это была почти жизнь леди. Так, наверное, живут в Вайде.

Эта мысль пришла ко мне, когда я легла в постель, почистив и накормив лошадей. Я видела Вайд так ясно, будто передо мной лежала карта. Чудесный старинный дом с башенкой в западном крыле, где находилась очаровательная круглая гостиная. Солнце заглядывало в комнаты по вечерам, низкие подоконники были обиты розовым бархатом, чтобы можно было с полным комфортом любоваться вечерним солнцем, прячущимся за далекие-далекие холмы. Дом смотрел окнами на юг, и от парадной двери уходила аллея высоких буков, которые были, вероятно, старше нескольких поколений людей. Заканчивалась аллея старинными чугунными воротами, их петли слегка заржавели, и они всегда оставались приоткрытыми. Семья – это была моя семья – не любила их закрывать.

Как бы мне ни нравилось странствовать с Гауэрами, я знала, что мой дом не здесь. И я не цыганка. Я не Меридон Кокс из Великолепного Конного Шоу Роберта Гауэра. Меня зовут Сара. Сара из Вайда. И когда-нибудь я туда вернусь.

На следующий день мы дали только одно представление, которое собрало очень мало зрителей. Лошади замерзли и не хотели работать, Джек дрожал в своей тонкой рубашке, да и зрителям было холодно сидеть на влажной траве.

– Пора собираться, – объявил Роберт, подсчитывая деньги в сумке. – Вы трое начинайте укладывать вещи, а мне нужно сходить в деревню.

С этими словами он надел парадный твидовый сюртук и ушел.

– Когда нужно работать, он сразу исчезает, – тихо проворчала Данди. – Чем больше денег человек имеет, тем ленивей и скаредней он делается.

– А он хорошо зарабатывает? – поинтересовалась я: Данди сидела у входа и лучше знала, как обстоят дела.

– Да, – уверенно бросила она. – Он получает шиллинги и фунты каждый день, а нам платит пенни. Э, Джек, – крикнула она. – Сколько тебе платит отец?

Джек в это время тщательно укладывал костюмы в огромный деревянный сундук с крючьями на внутренней стороне крышки. Он выпрямился и взглянул на Данди.

– А тебе-то что? – презрительно спросил он.

– Просто интересно, – ответила она, отвязывая полотно декорации от поддерживающих ее перекладин. – На следующий сезон твой отец готовит шоу в воздухе, и, зная, сколько ты получаешь, я могу прикинуть, сколько он будет платить мне.

– Ты собираешься получать столько же, сколько я? – насмешливо поинтересовался он. – Все, что ты имеешь, – это смазливое личико и стройные ножки. А я работаю с лошадьми, разрисовываю декорации, готовлю аттракционы и созываю зрителей.

– Хорошо, – твердо стояла на своем Данди. – Пусть я буду получать три четверти того, что стоишь ты. Но все-таки скажи мне, сколько ты зарабатываешь.

Джек расхохотался и взвалил тяжелый сундук себе на плечо.

– Договорились! Ты в жизни не совершала лучшей сделки! – воскликнул он. – Он ничего мне не платит! И ты можешь рассчитывать на три четверти от этого ничего.

Мы с Данди обменялись разочарованными взглядами, и она принялась отстегивать другой конец занавеса.

– Это несправедливо, – опять обратилась она к Джеку, когда он вышел из фургона. – Ты сам сказал, как много работы ты делаешь. Даже с нами он обращается лучше.

Джек разложил центральную часть декорации на земле и принялся ее складывать. Только после этого он поднял глаза на нас с Данди, как бы размышляя, стоит ли нам что-либо рассказывать.

– Вы многого не знаете, – сказал он. – Мы не всегда занимались шоу. И не всегда преуспевали. Вы узнали отца только сейчас, когда у него появились деньги и свое дело. А раньше, когда я был маленьким, мы были совсем бедными. И отец был очень жестоким человеком.

Мы стояли на траве, освещенные ярким солнцем теплой осени, но при этих словах я почувствовала, как дрожь пробежала по моему телу.

– Когда отец станет слишком стар, чтобы продолжать путешествовать, это шоу станет моим, – доверительно сказал Джек. – Мы никогда больше не будем бедными. И поэтому я слушаюсь его во всем. Я был единственный человек, который поверил в него, когда он взял нашу старую лошадь и отправился в путь. Мы ходили из деревни в деревню и показывали наши трюки за пенни. Потом он купил еще одну лошадь, потом еще одну. Он очень умный человек, мой отец, и я никогда не пойду против него.

Мы с Данди не произносили ни слова, зачарованные его рассказом.

– А в чем проявлялась его жестокость? – задала я свой главный вопрос. – Он бил тебя? Или твою мать? Она ездила с вами?

Джек наклонился так, чтобы мы с Данди могли взвалить декорацию ему на спину. Он отнес ее к фургону и оставил там, потом вернулся.

– Он никогда не поднял бы на меня руку, – ответил он. – И пальцем не тронул бы мою мать. Но она не верила в него. Мы оставили ее с тремя ребятишками и ушли из деревни. Он обучил меня скакать на лошади. Мне было всего пять или шесть лет, и это оказалось нетрудно. В конце лета мы вернулись домой. И весной опять отправились в путь, на этот раз все вместе. Это был отличный сезон. В тот год был хороший урожай, и у всех водились деньги. Мы даже смогли купить этот фургон. Мама продавала билеты, а малыши торговали булочками, которые она пекла. Мы зарабатывали хорошие деньги.

Он опять замолчал.

– А что дальше? – торопила его Данди с ответом.

– Что, что, – пожал он плечами. – Мама была только женщина. Отец увидел Сноу и захотел купить его. А она хотела, чтобы мы вернулись обратно в деревню. Они спорили об этом день и ночь. Мама ничего не понимала в делах. Тогда она сказала отцу, что беременна и что они не могут позволить себе купить лошадь.

– А что твой отец? – спросил я.

– Он оставил ее, – хмуро бросил Джек. – Это случилось около Эксетера, а наш дом – возле Плимута. Я не знаю даже, сумели ли они добраться домой. Он взял все деньги, купил Сноу, и на следующий день мы уехали. Мама плакала и просила взять их с собой, но он просто проехал мимо. Она попыталась забраться на ступеньки, но он столкнул ее. Она шла за нами примерно милю, но потом они отстали, так как малыши не могли идти так быстро. Они все звали и звали нас, но мы не остановились.

– Ты когда-нибудь позже встречался с ней? – спросила я, пораженная до глубины души.

Эта рассчитанная жестокость была страшней пьяных выходок отца. Он никогда бы не бросил Займу, что бы она ни натворила. Он бы никогда не столкнул нас с Данди со ступенек.

– Никогда, – безразлично отозвался Джек. – Если мой отец мог так поступить со своей женой, которая родила ему четверых детей и была беременна пятым, то сами понимаете, что он может сделать с вами двоими.

Я молча кивнула, но Данди была разгневана.

– Это ужасно! – воскликнула она. – Как он мог так поступить? Ведь она не сделала ему ничего плохого!

– Он считал, что она поступает плохо, – отозвался Джек из глубины фургона. – Для меня этого достаточно.

Данди хотела еще что-то сказать, но я тронула ее за руку и отвела в сторону.

– Я не могу поверить в это, – тихо проговорила она. – Роберт кажется таким добрым.

– А я могу, – возразила я. Я всегда обращала внимание на безоговорочное послушание Джека, было видно, что он очень боится отца. – Так что старайся не сердить его, Данди. Особенно в Уорминстере.

– Я не собираюсь оставаться без денег и крова, как его жена, – кивнула она. – Лучше умереть.

И опять я почувствовала эту странную дрожь.

– Не говори так, – попросила я. – Мне страшно.

– Хорошо, мисс Предчувствие, – рассмеялась она. – Куда нести эти ведра?

К вечеру мы уже были готовы. Джек собирался ехать на Сноу, так как слишком берег его, чтобы привязывать вместе с другими лошадьми позади фургона. Он предложил скакать на нем мне, но я отказалась. Если можно отдохнуть, то почему бы и не сделать этого.

– О чем ты мечтаешь, лежа в постели, Меридон? – Джек накрыл мои пальцы своей ладонью. – Может быть, о том, кто снимет с тебя эти смешные брюки и станет говорить, как ты прекрасна? Может быть, ты мечтаешь о чистой постели и теплой комнате, где я буду с тобой? О чем ты думаешь?

Я высвободила пальцы и взглянула ему прямо в глаза.

– Нет, – спокойно ответила я. – Я мечтаю совсем о другом. Во всяком случае, не о тебе.

Его лицо потемнело от обиды.

– Ты всегда говоришь это мне, – пожаловался он. – Ни одна девушка не обижала меня так, как ты.

– Вот и ступай к ним, – посоветовала я. – Со мной ты зря тратишь время.

Он повернулся на каблуках и резко отошел от меня. Он не вернулся обратно в освещенный фургон, и, когда я пошла отнести лошадям сено, я наткнулась на него. Он стоял, прислонившись к стене, и о чем-то думал.

– Ты очень холодная девушка, Меридон, – с укором сказал он. – Ты никогда никому не улыбнешься, правда? Ты не любишь, когда к тебе прикасаются. Тебе даже не нравится, когда на тебя смотрят, так ведь?

Это была правда. Я терпеть не могла, когда ко мне прикасались, чужие руки всегда мне казались липкими и грязными.

– Ты прав, Джек, – согласилась я. – Ты нравишься мне, но я никогда не захочу тебя, да и никого другого, мне кажется. Так что не обижайся, пожалуйста.

Данди уже лежала в кровати, что-то тихо напевая и по обыкновению расчесывая волосы. Я забралась в свою кровать и сразу заснула. Я даже не проснулась, когда утром фургон тронулся и мы отправились на зимнюю стоянку в Уорминстер.

Среди ночи мы сделали привал. Я выскользнула из кровати, чтобы дать овса лошадям и потом свести их к реке напиться. Маленькие пони нервничали в темноте, и один из них сильно наступил мне на ногу.

Затем мы поужинали хлебом с молоком, не произнося ни слова. Мы все очень устали и давно заметили, что молчание во время пути лучший способ отдохнуть.

– Сара, – вдруг прошептала Данди в темноте. – Ты не боишься, что Роберт может и нас так когда-нибудь оставить?

Я помолчала минутку. В глубине души я была уверена, что он может оставить не только нас с Данди, но и Джека, своего собственного сына, если это потребуется. Но мне не хотелось расстраивать Данди раньше времени.

– Не думаю, что он бросит нас на дороге, – тихо сказала я. – Но все-таки не серди его, хорошо?

Данди легко вздохнула. Ее страх прошел, как только она высказала его мне.

– Я смогу справиться с ним, – заносчиво пробормотала она. – Он такой же человек, как и все другие.

Я слышала, как заскрипела ее кровать, когда она повернулась к стене, и вскоре Данди заснула. Но мне не спалось. Закинув руки за голову, я слушала стук дождя по крыше. Он сотней тоненьких голосков предупреждал меня, что Данди ошибается, что ей не удастся справиться с Робертом, как с другими.

Я вздрогнула и натянула одеяло повыше к подбородку. Единственное спасение для Данди и меня – это убежать от этой жизни, убежать подальше от ярмарок и шарлатанов. Убежать в ту жизнь, где лошади нужны для скачек, собаки – для охоты, где в клетках поют канарейки и где целый день можно разговаривать и шить, читать и петь.

Я знала, что такая жизнь есть, я только не знала, как туда попасть. Только одно могло спасти нас обеих от опасностей – это Вайд.

Я знала, это мой дом.

Я знала, это наше спасение.

Правда, я понятия не имела, где это. Но однажды я найду его, я была уверена в этом. И я спасу Данди.

Я повернулась на бок и заснула.

Глава 5

Уорминстер понравился мне с первого взгляда. Его главная улица, вымощенная серым камнем, с тремя или четырьмя магазинами и двумя хорошими гостиницами, произвела на меня хорошее впечатление. Городок выглядел таким спокойным, будто здесь никогда ничего не происходит. Я была довольна, что мы проведем в этом тихом месте зиму. Похоже было, что Данди не найдет здесь особого применения своим талантам по выуживанию монет из карманов пожилых джентльменов, – и я была этому очень рада.

Я наклонилась вперед, чтобы разглядеть все получше, Роберт улыбнулся моему нетерпению и гордо произнес:

– Это здесь.

Слева от нас я увидела хороший каменный дом с двумя окнами внизу и одним – на втором этаже, с черепичной крышей, маленьким огородом перед домом и выгонами для лошадей.

– О господи! – воскликнула потрясенная Данди, когда фургон остановился около огромной конюшни.

– Вы удивлены, маленькая мисс Данди, – удовлетворенно улыбнулся Роберт. – При всем вашем воображении вы не предполагали, что я являюсь домовладельцем в довольно большом торговом городе. Представьте себе. Я имею право голосовать, и все такое.

Мы с Данди вышли, и я немедля направилась к пони и стала отвязывать их. Роберт кивнул мне.

– У меня здесь превосходная конюшня, – похвастался он. – Лошади вполне могут провести там всю зиму.

И для каждой есть отдельное стойло. Неплохо, правда?

– Неплохо, – согласилась я.

Казалось действительно чудом, что человек тяжким трудом выбрался из нищеты к такому богатству. И я стала уважать Роберта еще больше, видя, что он мог расстаться с таким комфортом и странствовать все изнурительное лето, работая каждый день.

Дверь дома отворилась, на пороге появилась пожилая седая женщина в нарядном переднике и присела в реверансе перед Робертом. Так, будто он был джентльменом.

– Добро пожаловать домой, сэр! – сказала она. – Гостиная и ваша спальня уже готовы, я разожгла там камин. Позвать лакея, чтобы он отнес ваши вещи наверх?

– Да, – ответил Роберт. – Приготовьте чай в гостиной на двоих, миссис Гривс. Эти две молодые особы, Меридон и Данди, будут пить чай на кухне вместе с вами.

Она приветливо мне улыбнулась, но я не ответила на ее улыбку. Возвращение домой превратило Роберта Гауэра в знатного джентльмена, оно изменило его и Джека. А мы с Данди остались тем, кем были: цыганским отродьем.

Джек тоже сумел оценить ситуацию. Он соскользнул с лошади и небрежно бросил мне поводья, будто я была его грумом. Теперь мне следовало отвести в конюшню стайку испуганных пони и двух больших лошадей.

– Благодарю, Меридон, – снисходительно бросил он. – Конюх покажет тебе, куда их вести. – С этими словами он прошел мимо меня в дом.

– Пффу, – фыркнула Данди, спрыгивая со ступенек фургона, чтобы помочь мне. – Пожалуйте в служанки, Мери.

– Да уж, – протянула я. – Неудивительно, что Роберт не подпускал Джека ни к одной из нас. Он, видно, считает себя джентльменом.

Лукавая улыбка скользнула по лицу Данди.

– Наш милый Джек, наверное, собирается подцепить одну из молодых леди Уорминстера, – предположила она.

В дверях конюшни появился молодой парень, видимо конюх. Он был одет неплохо, но во все дешевое: дешевые брюки, рубашка, жилет. Он подхватил поводья Блубелли и ласково потрепал его по холке.

– Я – Уильям, – представился он.

– Меня зовут Меридон Кокс, а это моя сестра – Данди.

Он внимательно оглядел меня, но его глаза удивленно расширились, когда он обернулся к Данди и увидел ее ярко-красную юбку, оставляющую открытыми лодыжки, зеленую шаль и тщательно расчесанные черные волосы.

– Вы работаете с Робертом Гауэром? – недоверчиво спросил он.

– Да, я работаю с лошадьми, а Данди сидит у входа, – объяснила я.

– Вы те девушки, которые будут качаться на качелях? – еще раз спросил он.

Мой желудок сжался при мысли об этом.

– Возможно, – ответила я. – Я только попытаюсь, а моя сестра, наверное, будет.

– Мы уже подготовили амбар, – настойчиво продолжал он. – Вчера прибыл плотник и установил там веревки, блоки и все такое. А под трапецией натянул сетку, чтобы вы не могли разбиться. Мы проверили ее прочность, бросив туда два мешка с сеном.

Я кивнула. Видимо, Роберт имел в виду это, когда обещал нам трудную зиму.

– А где мы будем спать? – спросила я. – И есть?

– Для вас приготовлена комната над конюшней, – объяснил Уильям. – Мы положили там соломенные матрацы, у окна стоит сундук для ваших вещей. И ваши собственные кувшин и ванна. Там даже есть камин, и мы все там чисто прибрали. Есть вы будете в кухне с миссис Гривс и со мной.

Мы вместе прошли в конюшню. Над каждым стойлом была прикреплена табличка с именем лошади, но я не умела читать и недоумевала, куда же мне пристроить Сноу.

– Вы не умеете читать? – удивленно спросил Уильям.

Забрав у меня лошадь, он отвел ее в самое лучшее стойло подальше от сквозняков. Блубелли поставили в соседнее стойло, а потом разместили остальных пони. Везде для них были приготовлены сено и вода.

– Когда вы будете их выводить, – объяснил он, – идите вон по той тропинке, там за садом есть специальное поле, чтобы выгуливать лошадей.

– А чем здесь занимаетесь вы? – раздраженно спросила я. – Разве не вы будете ухаживать за лошадьми?

Уильям уставился на меня из-под своей спутанной гривы.

– Я делаю то, что мне скажут, – недоуменно ответил он. – Роберт Гауэр взял меня из работного дома. Если он велит мне быть грумом, то я буду им. Я работал им прошлой зимой и позапрошлой тоже. Но сейчас это ваша работа, а я буду выполнять тяжелую работу по дому и все остальное. Я делаю все, что мне прикажут. Я так благодарен мистеру Роберту Гауэру и не имею никакого желания отправиться обратно в работный дом.

Данди бросила на меня многозначительный взгляд.

– А сколько он вам платит? – спросила она.

Уильям прислонился к двери и почесал в затылке.

– Он совсем не платит мне, – откровенно признался он. – Я живу на его счет, так же как миссис Гривс и Джек.

– Неужели он и миссис Гривс не платит? – поразилась я, вспомнив эту опрятную почтенную женщину.

– Ее тоже взяли из работного дома, – объяснил Уильям. – Мистер Гауэр поручил ей смотреть за домом, и она тут хорошо питается. Кроме того, каждые три месяца он дает ей немного денег на новые передники и на стирку. А зачем ей еще деньги?

– Для себя, – угрюмо ответила я. – Например, если она захочет уйти отсюда.

– Она никогда этого не захочет, – хихикнул Уильям. – Так же, как и я. Куда она пойдет? Разве что обратно в работный дом. Никому не нужна прислуга без рекомендаций, да и зачем платить жалованье, когда всегда можно нанять человека оттуда. А вам разве платят? – поинтересовался он.

Я собиралась ответить утвердительно, но потом задумалась. Роберт действительно платил мне пенни в день. Но из этой мизерной суммы я должна была расплатиться с ним за юбку и бриджи, так что когда мои пенни собирались в шиллинг, я отдавала их обратно Роберту.

– А у тебя есть деньги, Данди? – спросила я.

– Нет, – последовал ответ. – Я должна выплачивать Роберту за материал для моей амазонки. Я еще задолжала ему два шиллинга.

– Мы все в одинаковом положении, – с непонятным удовлетворением сказал Уильям. – Но ведь у вас есть такая чудесная комнатка наверху.

Мы с Данди быстро взбежали по лестнице без перил и оказались в первой в нашей жизни собственной спальне. Комнату загромождали огромный комод и камин, рядом с которыми лежали два соломенных матраца с одеялами. Два маленьких окошка выходили на конный двор.

– Как славно! – воскликнула Данди с восторгом и тут же бросилась к осколку зеркала, прибитому к стене. – Наша собственная комната! Наше собственное зеркало! Просто замечательно!

Я выглянула в окно. За конным двором виднелась улица с уютными коттеджами, за ними зеленели поля и сверкало серебро широкой реки.

– Пойдемте пить чай, – пригласил нас Уильям, возникнув в дверях. – Он уже готов. Принести вещи можно попозже.

Данди обернулась к нему с высокомерием обладательницы собственных покоев.

– Разве ты не знаешь, что надо стучать, прежде чем входить в комнату дам? – раздраженно спросила она.

Улыбка сползла с его круглого лица, и он покраснел до корней волос.

– Прошу прощения, леди, – пробормотал он и скрылся из виду. – А чай все-таки готов, – донесся до нас его упрямый голос.

– Пойдем! – Я оторвала Данди от зеркала, кувшина и ванны, не дав ей даже осмотреть сундук для одежды, которой у нас не было.

Первые два дня в Уорминстере прошли незаметно. Все, что я должна была делать, – это ухаживать за лошадьми и кормить их. И чтобы прогнать скуку, я вновь и вновь перемывала конюшню. Я ни разу в жизни этого не делала, и Уильям не удосужился научить меня.

У Данди были свои проблемы. Она взбунтовалась, когда миссис Гривс пригласила ее на кухню и предложила ей надеть простую серую юбку и белый передник. Сестра уцепилась за свой наряд и наотрез отказалась с ним расставаться.

– Это приказ хозяина, – коротко сказала миссис Гривс.

Тогда Данди все-таки надумала переодеться, но она схватила свои вещи и унесла якобы постирать, а потом отказалась возвратить.

Улучив момент, когда Роберт осматривал конюшню, она нажаловалась ему.

– Я предупреждал тебя, – отрезал он. – Здесь живут скромные, богобоязненные люди, и тут не место наряжаться, словно цыганская шлюшка. В воскресенье мы пойдем в церковь, и вы должны быть одеты подобающим образом.

– Я не пойду в церковь, – оскорбленно возразила Данди. – Я там сроду не бывала.

– Ты тоже, Меридон? – Роберт искоса взглянул на меня.

Я кивнула ему.

– Вы даже не крещены? – с ужасом спросил он, будто испугавшись заразиться от нас безбожием.

– Как это не крещены! – со своеобразной гордостью ответила Данди. – Нас несколько раз крестили. И всегда платили за это пенни. Но в церкви мы никогда не были.

– А теперь будете ходить туда, – ответил Роберт. – Как и все мои домашние. А тебе, Меридон, миссис Гривс приготовила платье. Ты будешь надевать его, когда соберешься в деревню.

Я промолчала, обдумывая, как бы увильнуть.

– И не вздумай сопротивляться. Здесь я хозяин. А ты – благородная молодая особа, и тебе следует вести себя соответственно.

Я молча кивнула.

– Ты ведь раньше носила юбку, не так ли? – спросил Роберт. – В первый день, когда я тебя увидел, ты дрессировала лошадь в какой-то цветастой юбке и прекрасно себя при этом чувствовала. Правда?

– Да, – нехотя призналась я. – Но мужские бриджи мне больше нравятся. В них удобнее работать.

– Ты и будешь в них работать.

На этом разговор был закончен.

Данди подождала, пока Роберт отвернется от нас, и присела в насмешливом реверансе.

– Циркач-сквайр, – пробормотала она себе под нос.

В тот же вечер миссис Гривс положила передо мной на чисто вымытый кухонный стол нижнюю юбку, сорочку, серое платье и передничек. Там был даже белый накрахмаленный чепчик.

– Это на завтра, чтобы ты могла пойти в церковь, – сказала она.

– А что, если я откажусь пойти? – подняла я на нее глаза.

Она прямо остолбенела от изумления.

– Лучше пойди, детка, – ответила она.

И я забрала вещи без слов.

Наутро я едва могла справиться с процедурой надевания всего этого. Данди помогла мне, хотя сама была ужасно занята, вновь и вновь укладывая свои волосы, пока они наконец, к ее удовлетворению, не образовали высокую блестящую корону, увенчанную белым чепчиком. Я же, наоборот, опустила его пониже и постаралась спрятать под него волосы, жалея только о том, что они недостаточно длинные и выбиваются наружу упрямыми завитками.

Я подошла к зеркалу и, пока Данди была занята собой, стала внимательно рассматривать свое отражение. Прежде я никогда не смотрелась в зеркала. Я разглядывала свои раскосые глаза мерцающего зеленого цвета, свою бледную кожу с россыпью веснушек на носу, мятежные густые локоны вокруг лба и улыбающийся рот. Да-да, я улыбалась, хотя глаза оставались грустными, да и мало у меня было причин для радости.

– Ты могла бы быть очень хорошенькой, – и розовое личико Данди появилось в зеркале рядом с моим, – если бы ты только не смотрела так мрачно. И хоть немного улыбалась мальчикам.

– У них нет того, что мне нужно. – Я отошла от зеркала. – С какой стати мне им улыбаться?

Данди облизнула пальцы и стала подкручивать локоны.

– А что бы ты хотела? – лениво поинтересовалась она. – Что они не могут тебе дать?

– Мне нужен Вайд, – немедленно отозвалась я.

Данди повернулась и уставилась на меня.

– Ты все еще мечтаешь об этом? – изумленно спросила она. – Теперь, когда у тебя есть шелковая юбка, и бриджи, и амазонка, и мы с тобой можем зарабатывать пенни в день. И мы так хорошо питаемся. И все смотрят на нас. Все! Каждая девушка хотела бы иметь такое же бархатное платье, как у меня. И ты все еще мечтаешь о какой-то дребедени.

– Это не дребедень! – страстно воскликнула я. – Ты ничего не понимаешь. Это моя тайна. Ты тоже мечтала об этом, когда мы жили с отцом и Займой. И я не собираюсь отказываться от своей цели только из-за того, что временно попала кому-то в услужение.

– Услужение! – зло произнесла Данди. – Не называй это так. Я ношу платье не хуже, чем у леди.

– Это всего лишь тряпка, – гневно возразила я. – Только глупая цыганка вроде тебя, Данди, может на это клюнуть. Посмотри на настоящих леди – они не носят таких побрякушек, как ты. Леди носят дорогие красивые платья, и вдобавок свои собственные. Они не наденут десять позолоченных браслетов, у них он только один, но из настоящего золота! Их одежда всегда чистая. И они говорят тихими голосами. Они совсем не такие, как мы!

Данди вмиг налетела на меня, я даже не успела увернуться. Она нацелилась ногтями, будто намереваясь вцепиться мне в глаза и расцарапать щеки. Я была сильнее, чем она, но она оказалась гораздо увертливее и вдобавок была рассержена, как ошпаренная кошка.

– Я ничуть не хуже леди, – крикнула сестра и сорвала с меня чепчик.

Но он был пришпилен к волосам, от боли я вскрикнула и оттолкнула ее. Так же инстинктивно, как она, я сжала руку в кулак и двинула ее в челюсть. Данди отлетела назад.

– Меридон, ты свинья!

Она опять бросилась на меня и, опрокинув на матрац, уселась на мне верхом. Я сопротивлялась и барахталась, но бесполезно. Тогда я тихо спросила:

– Ну что ты так взбесилась?

Данди поднялась и подошла к зеркалу рассмотреть ушиб. Я села и поднесла руку к щеке. Она кровоточила.

– Мы с тобой по-разному смотрим на вещи, – грустно сказала я. – Ты думала, что можешь выйти замуж за джентльмена, когда мы жили в маленьком грязном фургоне. А теперь ты считаешь себя равной леди, потому что зазываешь людей в балаган. Мне, например, это совсем не кажется вершиной успеха.

Сестра глянула на меня через плечо, презрительно выпятив прелестные розовые губки.

– Передо мной открывается масса возможностей, – упрямо сказала она, повторяя слова Роберта. – Когда я стану Мадмуазель Данди на Летающей Трапеции, от предложений не будет отбоя. Даже Джек окажется у моих ног.