Текст книги "Ты – моя тайна"

Я пожала плечами и посмотрела на лодку Луизы и Маркуса.

– Хорошо, тогда я поменяюсь.

Если я поменяюсь местами с Маркусом, я не буду с Николасом, но я сделаю все, чтобы мы с Луизой плыли в другую сторону озера и держались от него подальше.

Маркус и Николас поставили лодки рядом, но, прежде чем я смогла что-то сказать, Луиза проворно перебралась из одной лодки в другую.

– Ты такая молодец, – пропищала она. – Думаю, еще никто не хочет возвращаться в дом. Такой хороший день!

И она одарила Николаса сияющей улыбкой, но, к счастью для меня, он не улыбнулся ей в ответ, а продолжал смотреть на меня.

– Вы уверены, Корина?

– Да, – сказала я, ободренная выражением его лица. Не знаю как, но я знала, что он был впечатлен мной.

Он коротко кивнул мне, его лицо немного смягчилось.

– Тогда держи лодку крепче, Маркус.

Я встала, неожиданно обрадовавшись шнурованным ботинкам, и приготовилась перенести сначала одну, а потом вторую ногу в лодку Маркуса. Медленно и уверенно, таков был мой план. Когда первая часть была выполнена, и я стояла в обеих лодках настолько элегантно, насколько возможно, я остановилась на несколько мгновений, чтобы восстановить равновесие, и осознала нарастающую тишину, когда они все смотрели на меня. Даже Адам и Иззи, которые подплыли ближе, не шевелились.

Однако, как только я подняла вторую ногу и стояла на одной ноге в другой лодке, Маркус решил облегчить боль в своем плече еще одной серией вращений рукой. Он не попал по мне, но задел одно из весел, конец которого стукнул по лодке Николаса. И оно послужило рычагом, оттолкнувшим кормы лодок друг от друга.

Толчок от весла и движение двух лодок означали только одно – от состояния, когда мои ноги надежно стояли в двух лодках, я перешла к состоянию, когда ни одна нога не стояла ни в одной лодке.

Глава 7

Не могу отвести от тебя глаз

Признания Корины

Как ни трудно признавать, но есть время для фантазии, а есть время, когда надо посмотреть фактам (а особенно цифрам на весах в ванной) в глаза.

Вода, которая казалась такой идеальной и спокойной. Но она была холодной, вонючей и далекой от совершенства. Когда мутная зеленая вода сомкнулась над моей головой, я запаниковала. Я не горжусь этим, но она оказалась удивительно холодной, несмотря на восхитительное лето, а потом что-то скользкое коснулось моей ноги.

У меня не было времени подумать и закрыть рот, когда я упала, и вода из озера заполнила мой рот и нос. Она была такого же цвета, как и мой костюм, – на три оттенка грязнее оливкового, и, поверьте мне, на вкус была так же хороша, как выглядел мой костюм.

Я металась, отчаянно пытаясь найти поверхность, но мои руки ударились обо что-то твердое и острое. Мне понадобилась пара секунд, чтобы понять, что я нахожусь под одной из лодок. Я открыла глаза и увидела два размытых больших предмета надо мной, и между ними практически не было пространства.

И тогда я действительно испугалась.

Я стучала ногами, продвигая себя вперед и вверх, отчаянно пытаясь найти поверхность. Моя голова ударилась о днище одной из лодок, и я безмолвно вскрикнула.

А потом что-то схватило меня за талию и потащило в сторону. Я пиналась и сопротивлялась, мои легкие горели. До тех пор пока моя рука не ударила что-то мягкое, что-то, что определенно не было лодкой или илистым дном.

Я поняла, что я не одна.

Где-то в глубине сознания пронеслась мысль: «Как романтично! Он прыгнул, чтобы спасти меня». Но режущая боль в груди отогнала эти мечты, заменив их более важными нуждами.

Я прилипла к нему, обернув руки и ноги вокруг него, пока наши головы не оказались на поверхности. После подводной тишины крики и вопли остальных гостей лодочной вечеринки казались резкими и оглушающими. Я зарылась лицом в изгиб его шеи, что бы оградиться от них.

Медленно ко мне возвращалось логическое мышление. Я кашляла и икала, думая о том, что, если бы знала, что все, что нужно сделать для близкого и личного контакта, – это упасть в озеро, я бы прыгнула туда уже в пятницу днем.

Я чувствовала прикосновения грубого мокрого хлоп ка на своей щеке, чувствовала, как мышцы плеч и спины напрягались под моими руками. Я ощущала себя полностью уязвимой, но в то же время абсолютно защищенной. Я знала – он держит меня, и он меня не отпустит.

То, что покалывание случилось сейчас, было неправильно.

– Она в порядке?

Голос раздался надо мной, смешиваясь с остальными взволнованными вопросами.

Я была в порядке. Потрясенная. Мокрая. Немного униженная, может. Но в порядке. Но я не могла открыть рот и сказать ему об этом.

А потом я поняла.

Голос. Тот, который пролетел над головами. Этот голос, чей обладатель сидел в сухой и надежной лодке. Он принадлежал Николасу.

Осознание этого пришло словно удар по голове. Я знала это теплое, крепкое плечо, на котором лежала моя голова. Я полагалась на него всю свою жизнь. Но знание того, что я висела не на Николасе, ничего не изменило. Я только сильнее прижалась к нему.

– Корина? – прошептал Адам мне в ухо. – Ты в порядке?

Я только тут заметила, как колотилась его грудная клетка, прижатая к моей, и сбитое дыхание между словами. Я почти поверила, что он так же испуган, как и я. Я подняла голову, чтобы посмотреть на него, но из-за волос, прилипших к лицу, я могла только частично видеть его сквозь мокрые пряди.

Глаза Адама были теплыми. Я немного ослабила хватку, отпустив ноги, но тут же подтянула их, когда они коснулись чего-то мягкого и склизкого. А потом я поняла, что потеряла, по крайней мере, один ботинок.

Я также поняла, что Адам не шевелил ногами и не плескался, чтобы держать нас на поверхности, а это означало, что склизкое вещество, которого я касалась пальцами ноги… Да, это было дно озера. Мои голосовые связки прекратили свою забастовку, и я застонала.

Я думала, что тону в воде глубиной пять футов.

Как унизительно! Я не могла заставить себя посмотреть на остальных, которые все еще выглядывали на нас из своих лодок.

Я умоляюще посмотрел на Адама, на этот раз без взмахов ресниц или прикусываний губ. Я просто телеграфировала ему свое отчаяние. Глаза в глаза. От друга другу. От женщины мужчине.

Он даже не моргнул.

– Давай вылезать из этой огромной грязной лужи?

И он положил одну руку под мои колени и пошел в сторону земли.

Слава богу, мы были возле части берега, которая не была засажена камышом. Адам просто вышел из воды, хотя я так и не поняла, как он сумел сделать это со мной, моими формами и моим промокшим твидовым костюмом.

Когда мы очутились на земле, я попыталась выскользнуть из его рук и встать на ноги, но Адам помешал мне, сжав меня и строго посмотрев.

– У тебя нет обуви, – сухо сказал он.

Я отчаянно надеялась, что напряжение, которое я слышала в его голосе и видела на его лице, никак не связано с усилиями, которые он прилагал, чтобы держать меня на весу.

– Ты не можешь нести меня обратно в дом, – пропищала я, – ты умрешь!

Адам повернулся вместе со мной, чтобы прокричать остальным, что он несет меня назад в поместье Инглвуд.

Какой парой мы были, насквозь мокрые, перепачканные грязью и покрытые маленькими хлопьями ярко-зеленой ряски. Я спрятала лицо в его влажной, белой и, я теперь это заметила, немного прозрачной рубашке, которая вызвала такое яркое воспоминание о мистере Дарси, что мои ноги задрожали. Хорошо, что Адам все-таки решил не бросать меня на землю.

– Я могу идти… правда, – произнесла я слабым голосом.

– Заткнись, Корина, – выдохнул он над моей головой.

Я подумала – было правильно это предложить, но втайне радовалась, что Адам отказался. Если бы мне не было невероятно жаль его, вынужденного тащить меня всю эту дорогу, я могла бы позволить драматичности момента взять над собой верх. Мне нечасто приходится играть девицу в печали, и мне хотелось наслаждаться этим как можно дольше.

Я бросила взгляд через плечо Адама, подумав, могла мокрая, немного вонючая и грязная реальность того, что только что произошло, выглядеть романтично для наших зрителей, которые сейчас были на некотором расстоянии от нас. И я даже подумала, мог ли Николас хоть немного ревновать.

Вау.

Как странно.

Впервые за два месяца мысль о Николасе не заставила меня перестать дышать. И не наполнила меня теплом, потому что сейчас моя голова была занята более важным вопросом: почему он не прыгнул, чтобы спасти меня? Он ведь был гораздо ближе Адама.

В этот момент моя радость приуменьшилась. И мне стало жаль себя.

– Мне так стыдно, – пробормотала я в плечо Адама.

– Если кому-то и должно быть стыдно, так это Луизе и Маркусу. – Адам сделал еще несколько шагов и пояснил: – Она повела себя подло и эгоистично, попросив тебя возить эту тушу по озеру, вместо того чтобы позволить Николасу сделать это. А Маркус, ну… он…

– Идиот? – предложила я.

Грудная клетка Адама затряслась от смеха, и потрясающая вибрация заставила меня немного согреться. Я сильнее обвила его шею руками.

– Я не мог бы сказать лучше. – Он улыбнулся мне. – В любом случае смотри на положительную сторону.

– Есть какая-то положительная сторона в том, что я мокрая, вонючая и совершенно униженная?

– Ну, во-первых, очки ушли в лучший мир.

Мои пальцы поднялись к лицу, и я поняла – он прав. На моем лице ничего не было, я просто не заметила этого во всей суматохе.

– Хотя я немного разочарован из-за этого, если честно, – добавил он, – а во-вторых, ты никак не сможешь спасти этот костюм для остатка уик-энда. Так что тебе придется найти что-то другое из одежды.

Я подняла голову, чтобы лучше посмотреть на него.

– Ты гений! Я знала, у меня есть отличные причины, чтобы держать тебя рядом.

Я положила голову на плечо Адама и вздохнула. Мы почти дошли до края газона и теперь входили в розовый сад позади дома. Как он смог так далеко пройти, не уронив меня? Высокий, неуклюжий подросток, которого я знала, вырос в крепкую гору мускулов, а я и не заметила. И эта крепкая гора мускулов почему-то молчала.

– Адам? – прошептала я.

Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил, его слова все еще звучали хрипло, хотя и с улыбкой:

– Что теперь?

Я закрыла глаза и вдохнула аромат его лосьона после бритья, который почему-то не смылся противной водой из озера.

– Думаю, я не легкая как перышко, нет?

Ну, девушке можно и помечтать!

Он просто рассмеялся гортанным смехом, приподнял меня чуть выше и прижал ближе к себе. А я? Я прижалась к нему, улыбнулась себе и продолжила наслаждаться прогулкой.

* * *

На моем лице была огромная яркая улыбка, когда я спускалась по большой дубовой лестнице часом позже. Я была чистой, пахла каким-то восхитительным шампунем и гелем для душа, которые родители Иззи поставили в гостевой комнате, и на мне было божественное красное вельветовое платье. Он было без стоячего воротника или открытой спины, как у Луизы, но оно было красивым, с короткими широкими рукавами, длинным поясом, который завязывался под грудью, и декольте было довольно глубоким.

Приближаясь к концу лестницы, я заметила Иззи, которая сердито смотрела на меня, поставив руки на бедра. Я перестала покачиваться на каждой ступеньке и закончила свой проход чуть степеннее.

– Что на тебе надето? – спросила Иззи.

Я решила, что лучшей защитой будет блеф. Я покрутила вельветовым поясом:

– Оно божественно, правда? – Иззи открыла рот, но я ее опередила: – Не беспокойся, оно аутентично.

Когда я ступила на пол фойе, Иззи схватила меня за руку и протащила через темную панельную дверь в маленькую комнату, похожую на кабинет.

– Мне все равно, что оно, черт побери, аутентично, – твердо сказала она. – Оно не подходит твоему персонажу.

Я попыталась объясниться, но остановилась на середине предложения, когда Иззи упала в мягкое кожаное кресло позади антикварного стола.

– А вообще, какая разница? – пробормотала она, оседая. – Большую часть времени никто не придерживается своей роли. Весь чертов уик-энд – это сплошная катастрофа, и не важно, есть на тебе это красное платье или нет.

Я хотела сказать ей, что это не так, что мы все принимали самое активное участие в ее загадочном убийстве, но Иззи была права. Я сама думала о Констанции, Гарри и отвратительном убийстве лорда Сазербая только тогда, когда они помогали мне завлечь ее брата. И совсем не думала об Иззи и о том, чего она хотела от этих выходных.

Она махнула рукой:

– По всему дому разложены эти дурацкие подсказки. Посмотри, вот одна. – Она взяла конверт, дресованный лорду Сазербаю, который довольно явно лежал в центре пустого письменного стола. – И ты думаешь, кто-то нашел хоть одну проклятую подсказку? Нет. Потому что все заняты болтовней.

Ее глаза заблестели, и у меня в животе похолодело. Я никогда не видела Иззи так близко к слезам.

– Посмотри на меня, Корина, – сказала она слабо. – Я не похожа на тебя. Мне двадцать шесть, и у меня нет никаких качеств, о которых я могла бы рассказать. Я не могу управлять своим собственным бизнесом, как ты. Я не могу даже удержаться на какой-то должности! Все, что у меня есть, – это репутация самой изобретательной хозяйки на юго-востоке Англии. И если этот уик-энд станет провалом, я смогу послать воздушный поцелуй и этому. Может, я бесполезна, но, по крайней мере, в этом я лучшая, понимаешь?

Я улыбнулась и кивнула. И встала.

Иззи забеспокоилась:

– Куда ты идешь?

– Я иду наверх, чтобы переодеться, – сказала я. – А потом мы с тобой приведем этих лоботрясов в форму и удостоверимся, что они не только поймали убийцу, но и отлично повеселились в процессе!

Они все снова молча смотрели на меня. Может, дело было в уродливом цветастом платье, которое я быстро нацепила, чтобы спуститься вниз и поймать их до того, как они переоденутся к ужину, но я подозревала, что молчание было скорее реакцией на мою лекцию на тему «Оторвитесь по полной в эти выходные».

– Ну же, – сказала я, словно престарелая учительница. Некоторые аспекты характера Констанции очень хорошо сочетались со строгостью, и я получала удовольствие. Наконец-то целая комната людей принимала меня всерьез. – Будет весело вычистить паутину из мозгов и воспользоваться маленькими серыми клеточками. И неужели эта одежда никак не влияет на ваше настроение?

Николас встал:

– Ну, если в этом холодном старом доме есть какие-то подсказки, то нам лучше отправиться на их поиски.

Разумеется, как только Николас встал, все последовали за ним. Они отставили свои коктейли и пошли в коридор. Проходя мимо меня, Николас остановился, положил пальцы на мое обнаженное плечо и наклонился, чтобы сказать несколько слов, которые предназначались только для моих ушей.

– Вы правы, – сказал он. – Я полагал, вся эта затея Иззи окажется лишь пустой тратой времени, но сейчас я думаю, что мы отлично повеселимся.

Я встала и посмотрела, как он вышел из комнаты. Николас Чаттертон-Джонс только что прикоснулся ко мне по своему собственному желанию. Чудеса правда случаются.

В поместье Инглвуд было только несколько комнат, предназначенных для наших поисков, и организаторы уик-энда подготовили и «приодели» их подобающим образом. Остальная часть дома должна была остаться нетронутой. Иначе нам понадобились бы месяцы, чтобы изучить все поместье на предмет отгадок.

Моя рука скользнула по антикварной ручке, и я открыла тяжелую дверь спальни лорда Сазербая.

Я предполагала, что Адам пройдет мимо меня, но он остановился напротив, заполняя свободное пространство дверного проема. Я думаю, мы даже отдаленно не касались друг друга, но казалось, что это вот-вот произойдет. Он несколько секунд рассматривал меня.

– Я думал, ты идешь переодеваться.

Я посмотрела на простое кремовое вечернее платье, которое даже в подметки не годилось красному, висящему в моей комнате. У этого были короткие широкие рукава, маленький воротник и маленькие, обшитые тканью пуговицы, которые шли от талии до шеи. Я даже застегнула почти все, кроме четырех верхних, и вся моя распущенность пропадала.

Было очевидно, что я уже переоделась. Но я была не в таком платье, которое выбрала бы, будь у меня такая возможность. Что Адам имел в виду?

– Я переоделась, – сказала я, краешки моих изогнутых бровей приблизились друг к другу.

Адам не ответил. Он просто смотрел на меня. Как будто он пытался увидеть что-то сквозь пудру и основу, сквозь румяна и почти незаметную помаду. Как будто он одним взглядом хотел вывернуть меня на изнанку. Я проскользнула мимо него в комнату и начала искать подсказки, по-прежнему чувствуя его взгляд на себе.

В конце концов я повернулась и посмотрела на него:

– Ну не стой там! Помоги мне!

Вскоре мы нашли якобы старый лист бумаги, аккуратно сложенный и спрятанный в пустом прикроватном столике. Я открыла его и пробежалась глазами по тому, что было старомодным сертификатом о рождении. Даже не дочитав до конца, я судорожно вздохнула.

– Это мой! То есть Констанции! Смотри! В графе с именем отца пропуск! – Я повернулась к нему. – Это значит то, что я думаю?

Адам взял у меня сертификат, и наши пальцы соприкоснулись.

Это было не случайно. Я сделала это специально.

И, судя по тому, как мы смотрели друг на друга, он тоже.

Я перестала дышать, когда воздух вокруг нас замер, и мое сердце глухо билось. Если бы это был кто-то другой, кто смотрел бы на меня потемневшими глазами, я могла бы поклясться, что он думает о том, чтобы поцеловать меня. Как ни странно, не я отвела взгляд. Адам снова посмотрел на желтый документ.

– Конечно, мы должны задать себе вопрос не только почему в графе «отец» прочерк, но в первую очередь – почему твой сертификат о рождении лежит в спальне лорда Сазербая, – сказал он, не глядя на меня.

Я услышала слова, но они пронеслись в голове без следа. Происходило что-то странное. Словно я вылезла из того озера в параллельной вселенной, в мире, который был обманчивой перевернутой копией самого себя. Мне было очень трудно мыслить трезво.

Пока я пыталась осмыслить информацию, которую дал мне Адам, где-то вдалеке прозвучал гонг к ужину. Послышались шаги людей, спускающихся по лестнице.

Я помахала измятой бумагой в руке.

– У меня наконец-то есть ключик, – сказала я и еще раз сложила ее. – Пора с этим что-то делать.

Адам снова смотрел на меня. А потом он протянул руку. Когда я предложила ему сертификат о рождении, он засмеялся, мягко взял его из моих пальцев и убрал к себе в карман. Он повторил этот жест рукой, и на этот раз он положил свои большие теплые пальцы поверх моих.

– Пора, – сказал он и нежно поцеловал костяшку моей руки. И вывел меня из комнаты. – Пора узнать, какие новые результаты принесут нам эти открытия.

Глава 8

Наконец-то

Признания Корины

Я нечасто пою, и уж точно не на публике.

За ужином мы с Адамом сидели отдельно. Может, это и хорошо. Я сказала, что собираюсь помочь Иззи успешно провести эти выходные, и случайные мысли об Адаме, о том, как он посмотрел на меня в спальне, как он держал меня за руку все время, пока мы спускались по лестнице, мешали мне в поисках разгадки. И было бы еще хуже, если бы мы сидели рядом. Как будто тут был новый Адам, не тот, который на моих глазах вырос из мальчика в мужчину. И, если я хорошо знала старого Адама, то я понятия не имела, что может сделать этот.

Покончив с основными блюдами, мы превратили обеденный стол в центр расследования. Было забавно видеть секретные любовные письма, бланки ставок, пластиковый револьвер и копию завещания и свидетельства о смерти лорда Сазербая среди тонкого фарфора, прозрачных стаканов и серебряных подсвечников.

Я очень внимательно следила за вопросами и обвинениями и отвечала с такой же быстротой и горячностью, но каждый раз, когда я смотрела на другой конец стола, я видела, что Адам смотрит на меня. Для стороннего наблюдателя могло бы показаться, что он выглядел серьезно, но в глубине его теплых карих глаз была улыбка. Улыбка только-для-Корины. И я не знала, что делать с ней. Не знала, хотела я видеть ее там или нет. Не знала, хватит ли мне смелости спросить у него, что она означает.

Я постаралась избежать даже возможности таких вопросов и полностью погрузилась в расследование. Мы еще не собрали все кусочки, но одно было ясно – покойный лорд Сазербай был очень, очень плохим мальчиком в своей жизни.

Видимо, у его сыновей были причины беспокоиться за свое наследство, на которое покушались и незаконнорожденные отпрыски, жаждущие наживы, и охотница за деньгами – невеста. И не только: полоса серьезных неудач Жиля с лошадками заставила его запустить руку в семейную казну, и теперь он пытался прикрыть свои делишки.

Я покосилась на Иззи, которая снова сидела в кресле с высокой спинкой. Она улыбалась, наблюдая за горячим спором между Маркусом и Джос, которые обсуждали, почему же на самом деле галстук-бабочка лорда Сазербая нашелся в комнатах прислуги. А когда Джос пригрозила Маркусу судебным иском за клевету на ее персонажа, и я думаю, она в какой-то степени могла это сделать, Иззи вмешалась:

– Как насчет музыки, Джулс? Мы могли бы немного отвлечься. – Она кивнула в сторону большого рояля в углу. – Уверена, ты знаешь пару песен из нужного времени.

Джулиан действительно улыбнулся. Он подскочил и направился к роялю.

– Я надеялся, что ты попросишь, – сказал он, отодвигая стул, откидывая назад полы пиджака и устраиваясь. – Я специально приготовил несколько.

Иззи постучала палкой по полу:

– А позже вы, молодежь, можете станцевать фокстрот, или какие новомодные танцы вы танцуете. Мы можем подвинуть диваны и освободить место у большого окна. – Она уставилась на остальных мужчин своими маленькими глазками и еще раз стукнула палкой. – Ну, за дело, мальчики!

Джулиан размял пальцы и принялся за работу, удивляя нас таким набором мелодий, как Коул Портер и Ирвинг Берлин. У мамы когда-то была целая коллекция этих песен. Часть меня не хотела их слышать. После ее смерти я долго не могла слышать ее любимые песни, и знакомое жжение в животе стало нарастать.

Но после первого страха я расслабилась, наслаждаясь этими нотами и мелодиями. Может, потому что прошло уже достаточно времени, или потому что Констанция давала мне определенную дистанцию, но звуки этих песен были для меня как встреча со старыми друзьями. Я помню, как мама пела их с любовью и радостью вместо страха и отчаяния. И вскоре я уже пела себе под нос и рукой отбивала ритм по дивану.

Маркус, который весь вечер лечил свое больное плечо содержимым винного погреба поместья Инглвуд, заглушал меня. Я постаралась не возражать, но, когда он принялся убивать «Наконец-то», самую любимую мамину песню, путая слова, я не смогла смотреть на него. Я отвернулась, продолжая напевать.

– Ты говорила, что твоя мама была певицей, да? – спросила Иззи из своего большого кресла. – Почему бы тебе не встать и не спеть для нас как положено? Это избавит нас от ужасного пения Маркуса. Мы все будем тебе благодарны.

Маркус, развалившийся на одном из диванов, приподнял голову.

– Я прекрасно справляюсь, спасибо. – Он опрокинул еще один бокал красного вина и посмотрел на меня. – Но если мадам может сделать это лучше, я бы хотел послушать.

Я покачала головой.

– Не подобающе для сестры священника и будущего миссионера петь вот так на публике, – сладко сказала я, надеясь отмахнуться от него. Мычать себе под нос – это одно, а устраивать целое представление – это уже другое.

Он оглядел меня с ног до головы, его блуждающий взгляд убедил меня в том, насколько иначе он меня воспринимал.

– Представь себе, что это гимн, – сказал он насмешливо.

Мне хотелось встать и задать ему, но это сделала бы Корина, а у Констанции были другие мысли на этот счет, а я не хотела портить Иззи вечер тогда, когда все шло так хорошо. Как бы больно это ни было, я уже собиралась смиренно признать поражение, когда что-то внутри меня заставило меня остановиться.

– Слушай, – сказала я, потом встала и прошла к роялю.

Джулиан снова начал играть песню, и, прежде чем я смогла вспомнить о боязни сцены, вступление закончилось, и я запела.

Я закрыла глаза.

Может, у меня не было маминого опыта, но я унаследовала ее голос. Я всегда боялась быть как она, хоть в чем-то копировать ее, но сейчас я пела слова, которые она произносила так много раз, и я чувствовала, что это делает нас ближе. Моя голова наполнилась счастливыми воспоминаниями. Моей мамы, которая улыбалась, смеялась и пела. И любила.

Я стала смелее, и, когда я начала второй куплет, я открыла глаза. Плохая идея. Я обнаружила, что моих зрителей стало больше. Адам, Джос, Луиза и Николас стояли в дверях, наблюдая за мной с явным любопытством. Я подумала, что могу сбиться или перепутать слова, но каким-то образом я просто продолжала петь.

Когда я дошла до отрывка о том, как ты смотришь на кого-то в первый раз и понимаешь, что ты наконец-то нашла кого-то особенного, родственную душу, я набралась смелости, чтобы посмотреть в их сторону.

В глазах Николаса было все, о чем я только фантазировала, и я хотела посмотреть ему в глаза, но почему-то скользила мимо, пока не почувствовала, словно на полном ходу врезалась в кирпичную стену. Или это была всего лишь пара теплых карих глаз?

Адам.

Я пела про улыбку, и он улыбнулся мне. Я пела про магию, и он распространял ее вокруг, просто отвечая на мой взгляд. Я пела про зарождающуюся любовь, и что-то внутри меня согрелось и растаяло. Я не могла оторвать взгляда, пока не спела последнюю ноту и пока не замолчал рояль.

Иззи встала из своего кресла.

– Думаю, мы не сможем лучше, – сказала она, – поэтому давайте поставим какую-нибудь пластинку и немного потанцуем?

Она кивнула Роберту, который выполнил ее пожелание.

Джулиан встал со стула и, что было очень смело для него, поцеловал меня в щеку. Когда он отошел, я увидела, что Николас идет ко мне. И подошел, и предложил мне руку:

– Вы окажете мне честь…

Я молча кивнула и приняла его руку. Он отвел меня на площадку, которую мужчины освободили для танцев, и осторожно обнял меня. Наконец-то я была близка к Николасу Чаттертону-Джонсу. Как раз как я и хотела.

Правда.

Разве нет?

* * *

Все в танце с Николасом было идеально. Его теплая рука уверенно лежала на моей спине, когда он вел меня вокруг импровизированной танцевальной площадки. Он беседовал со мной и все это время соблазнительно улыбался.

Все было идеально.

Разве что…

Танец с Николасом не был сбывшейся мечтой. И почему-то я не была ужасно разочарована, а даже готова была поблагодарить Луизу, которая вмешалась сразу же, как только закончилась песня.

Когда я выскользнула из рук Николаса, я знала, что Адам стоит позади меня и ждет, когда я повернусь и окажусь в его объятиях. И я не смогла удержаться.

– Я не знал, что ты так поешь, – прошептал он мне в ухо, и у меня в спине взорвался целый фейерверк.

Я сдержала последующую дрожь и ответила:

– Не только у тебя могут быть секреты, Конрад.

Я не знаю, сколько времени мы качались и кружились вот так. В конце концов я заметила, что воздух на моей обнаженной руке стал прохладнее, и свет за закрытыми веками почти пропал. Я разлепила ресницы и открыла глаза.

Мы были на террасе. В лунном свете. Теплый желтый свет из гостиной был всего в футе от нас, но казалось, что мы находились в другом мире. Прозрачные занавески на дверях развевались на легком ветру, маня нас назад. Молча, по обоюдному согласию и взгляду, мы проигнорировали этот зов.

Мы перестали танцевать? Я не знаю.

То, как Адам смотрел на меня… С такой нежностью. С такой открытостью. С таким приятием. Я не могла дышать. Что-то внутри меня перевернулось. Словно открылась дверь.

Адам поднял руку к моему лицу и провел кончиками пальцев по моей скуле, по вискам и зарылся рукой в мои волнистые волосы. Я знала, что за этим последует, и вместе с тем не знала. Никак не могла поверить, что это правда, что мы с Адамом стояли так в свете луны. Я замерла.

Он наклонил голову, и наши губы соприкоснулись, на мгновение, а потом он отстранился на несколько дюймов. Я закрыла глаза и позволила своей голове покоиться на его руке, и я ждала, во мне зарождался целый колодец желания. Я не дразнила. Я сдалась. Может быть, в первый раз за всю жизнь.

Я потеряла себя. Вместе со всяким ощущением времени, гравитации и логики.

Вот почему я должна была это прекратить.

Вот почему я мягко оттолкнула его, положив ладошки на его грудь.

Даже так мои губы прилипли к нему, когда он отклонялся, мои руки сжали его рубашку, пока ткань не проскользнула между моими пальцами.

Я моргнула и посмотрела на него:

– Зачем это было?

Глаза цвета теплого эспрессо с карамелью. Мне не надо было смотреть на его губы, чтобы узнать, что он улыбается, пусть даже почти незаметно.

– Ты знаешь.

Мое сердце скакнуло. Я знала? Я знала зачем? Точно не в таком состоянии. Это пугало. Но где-то в глубине, на уровне инстинктов, я знала, что я знала. Я также знала, что должна сделать все возможное, чтобы эти две половины моего мозга никогда не встретились. Потому что в противном случае… я знала – беды не миновать. И целой кучи боли.

Адам смотрел на меня. Мне говорили, что мои эмоции отражаются на моем лице. Судя по тому, как он смотрел на меня, видимо, все было слишком понятно.

– Хорошо, – тихо сказал он. – Пусть пока будет, как ты хочешь.

Он больше ничего не сказал, но слова «позже» и «скоро» повисли в воздухе вокруг нас.

Мой взгляд устремился в сторону колышущихся занавесок. Я видела Николаса посреди гостиной, он уже не танцевал с Луизой. Он говорил с Джулианом, но постоянно смотрел в темноту, и я не знала, видел ли он нас.

– Ты подумала, что он смотрит?

Голос в моих ушах принадлежал не Адаму. Я повернула голову назад, чтобы посмотреть на него. В его глазах не было никакой карамели. Только дым от пистолетного выстрела.

– Я… я…

Я не могла отрицать обвинения Адама. Частично потому, что мой язык не работал, как положено, онемев от самого лучшего поцелуя в моей жизни, а частично потому, что в какой-то степени я знала – будет безопаснее иметь возможность отступления. Отступления от чего и куда, я не знала, но события последних десяти минут были такими запутанными, что я действовала только на своем инстинкте самосохранения.

– Я такой идиот! Даже после всех этих лет… – Он сделал несколько шагов назад, и выражение его лица стало еще жестче. – Это было отличное представление, мисс Фрейзер. Должно быть, вы совсем отчаялись заполучить этого парня.

Он повернулся и пошел прочь от меня, вдоль террасы и вокруг угла дома.

Я побежала за ним:

– Адам! Адам!

Он остановился, когда я почти догнала его, и остался стоять спиной ко мне. Здесь не было никаких фонарей. Только я и Адам в темноте. Я видела лишь его очертания в черноте деревенской ночи.

Он медленно повернулся и посмотрел на меня.

– Что? – спросил он тихо и устало.

Мое сердце бешено колотилось, когда я шагнула к нему. У меня не было плана, а у меня всегда был план, когда речь шла о мужчинах. Без него их невозможно учить, манипулировать или управлять. Я снова действовала по инстинкту – мне было некомфортно с этим, когда дело было в противоположном поле, но мои инстинкты были сильны и превосходны, потому что я даже не подумала, когда положила руку на его лицо, копируя его прежний жест.