Электронная библиотека » Форд Мэдокс Мэдокс » » онлайн чтение - страница 16


  • Текст добавлен: 5 декабря 2022, 18:00


Автор книги: Форд Мэдокс Мэдокс


Жанр: Историческая литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Нет, то место называлось совсем не так, – чуть не взвыл Левин. – Какой-то Сен… Сен… Словом Сен и что-то еще. В Севеннах…

– Нет-нет, точно там!.. – возразил Титженс. – Да не убивайтесь вы так…

– Но я ведь… – продолжал Левин. – Так вам обязан…

– Давайте я лучше сам поставлю в этом деле точку, – сказал Титженс.

– И у генерала случится разрыв сердца. Он же так безоговорочно верит в миссис Титженс. Да и как в нее не верить?.. Как вы, черт возьми, догадались, что ему сообщил майор Терстон?!

– Он суровый, заслуживающий доверия человек, прекрасно разбирающийся в такого рода вещах, – ответил Кристофер. – Что же до веры генерала в миссис Титженс, то она вполне оправданна… Проблема лишь в том, что никаких парадов больше не будет. Рано или поздно мы все должны были к чему-то такому прийти… – Он на миг умолк и добавил: – Кроме вас. Турок или еврей, вы человек восточный, простой, сторонник единобрачия, неизменно хранящий верность… – И тотчас сменил тему: – Надеюсь, старшему повару-сержанту хватит ума не мешкать с завтраком только потому, что к нам с инспекцией заявился генерал… Хотя он, конечно же, сделает все наоборот…

– Да какая, к чертовой матери, разница?! – в ярости закричал Левин. – Он сам заставляет людей ждать по целых три часа. Я имею в виду – на параде.

– Ну конечно, – сказал Титженс. – Если майор Пероун действительно так сказал генералу О’Харе, то это в значительной степени развеивает мои сомнения в том, что последний был трезв. Вдумайтесь в диспозицию. Генерал О’Хара решительно выбил ногой камень, который я положил, чтобы держать открытой дверь, ворвался в номер и закричал: «Где он, этот шантажист?» Чтобы избавиться от него, мне понадобились целые три минуты. У меня хватило ума выключить свет, а он настойчиво твердил, что хочет еще раз взглянуть на миссис Титженс. Понимаете, если хорошенько поразмыслить, то он всегда спит как убитый. И вот его вдруг будят, наверняка после пары стаканчиков. Он слышит, как майор Пероун орет о ворах и шантажистах… Осмелюсь сказать, что последних в этом городке найдется немало. И О’Харе, вероятно, до жути захотелось хотя бы одного схватить за руку. После той истории с представителями военной полиции он меня возненавидел. В его глазах я ничтожество, тем более что он почти ничего обо мне не знает. А Пероун выдает себя за миллионера. Осмелюсь предположить, что так оно и есть: по слухам, он на редкость прижимист. Вот как, по всей видимости, ему в голову пришла мысль выдать меня за шантажиста, с помощью которой он буквально загипнотизировал генерала… – Кристофер немного помолчал и повел свой рассказ дальше: – С другой стороны, я не знал, что… В общем, Пероуна мне пришлось вышвырнуть в дверь, даже не зная, что это Пероун. Я и правда подумал, что это ночной портье, пришедший позвать меня к телефону. И видел перед собой лишь разбуянившегося сластолюбца. Вот что я в тот момент подумал об О’Харе… При этом уверяю вас, что держал себя в руках…

Прислонившись к дверному косяку и требуя еще раз показать ему миссис Титженс, он без конца называл ее «этой женщиной» и «этой потаскухой», но только не «миссис Титженс»…

Вот тогда-то мне в голову и пришла мысль, что происходит что-то странное. Я несколько раз повторил, что это номер моей жены. Он ответил мне в том духе, что откуда, мол, ему знать, жена она мне или нет, и… поскольку в вестибюле отеля она строила глазки и ему, то на месте Пероуна вполне мог оказаться и он сам… Осмелюсь предположить, что он вбил себе в голову, будто я нанял какую-то шлюшку с целью шантажа… Но понимаете… Меня все больше охватывало изнеможение… Выглянув в коридор, я увидел там одного из младших офицеров его штаба и сказал: «Если вы тотчас же не уведете генерала О’Хару, я прикажу арестовать его за пьяные выходки». Генерал от этого словно сошел с ума. Когда я подошел к нему ближе, полный решимости выставить за дверь, то ощутимо уловил исходивший от него запах виски. Причем пахло от него здорово… Вместе с тем осмелюсь выдвинуть предположение, что в действительности он подумал, что сам нарушил закон. И, вероятно, немного образумился. Поскольку мне ничего не оставалось, я стал тихонько выталкивать его из номера. На ходу он закричал, что я могу считать себя арестованным. Вот я и посчитал… Иными словами, уладив с миссис Титженс ряд деталей, отправился в лагерь, куда меня определили квартировать, хотя на самом деле военная полиция, с учетом заболевания моих легких, предписала мне оставаться в отеле. Прямо на моих глазах выступило пополнение, и никаких дополнительных приказов мне отдавать не пришлось. Примерно в половине шестого я отправился в хибару, где имел обыкновение ночевать, разбудил МакКекни, попросил его принять для утреннего построения под командование батальон вместе с моим адъютантом и канцелярией.

Там же позавтракал и отправился в личную палатку ждать дальнейшего развития событий. Думаю, что не могу больше добавить по данному делу ничего существенного…

2

Лорд, генерал Эдвард Кэмпион, рыцарь Большого Креста ордена Бани, рыцарь-командор ордена Святых Михаила и Георгия (награжден на воинском поприще), кавалер ордена «За выдающиеся заслуги» и прочее и прочее, сидел за накрытым солдатским одеялом рабочим столом, на ящике из-под мясных консервов, лучась счастьем, и сочинял конфиденциальное послание военному министру. Внешне он в этот момент пребывал в прекрасном расположении духа, хотя на самом деле, из-за того, что в его голове крутилось множество других мыслей, не имевших отношения к письму, был озадачен и подавлен. В конце каждого написанного им предложения – а с каждой строкой в его груди нарастало удовлетворение! – какая-нибудь частичка разума, не задействованная в этом процессе, вопрошала: «И что мне, черт возьми, делать с этим парнем?!» Или: «Как, черт возьми, не приплетать ко всей этой истории имя той девушки?!»

Когда его попросили составить конфиденциальную докладную записку британскому правительству касательно причин, которые, на его взгляд, сподвигли французских железнодорожников устроить забастовку, он придумал хитроумную уловку и вместо собственных соображений сослался на мнение большинства тех, кто служил под его началом. Это было опасно, потому как грозило конфликтом с властями в Лондоне, но он ничуть не сомневался, что любые попытки выяснить это с помощью местного населения, которые может предпринять родина, всецело подтвердят его слова, помимо прочего, подбираемые самым тщательным образом, чтобы их никто не принял за его личные умозаключения. К тому же ему было глубоко наплевать, что с ним сделает правительство.

Своей военной карьерой Кэмпион был доволен. На первом этапе войны он, существенно поспособствовав мобилизации, немало отличился на Востоке, в основном командуя драгунскими подразделениями. А впоследствии настолько хорошо зарекомендовал себя в организации переброски войск через море, особенно в деле налаживания коммуникаций, приобретших под его началом огромное значение, что по праву считался единственным генералом, которому этот участок можно поручить. Столь колоссальная их важность – из этого никто не делал секрета! – объяснялась тем, что мнения членов Кабинета по многим вопросам разделились и в любой момент они могли принять решение отправить большую часть армии его величества куда-нибудь на Восток. Лежащая в основе этого допущения идея, в том виде, в каком ее понимал генерал Кэмпион, в любом случае имела отношение к потребностям Британской империи и в плане стратегии включала в себя как мировую политику, так и боевые действия, о чем многие нередко забывали. В пользу подобного предположения говорило многое: зона преобладания интересов Британской империи, включавшая в себя Ближний Восток и Юго-Восточную Азию, могла распространиться, скажем, к востоку от Константинополя. Подобную гипотезу можно было отрицать, но это никоим образом не умаляло ее правдоподобия. Нынешние боевые действия на Западном фронте, в последнее время изнурительные, но иногда даже похвальные, велись бесконечно далеко от наших владений в Юго-Восточной Азии, и не столько повышали наш престиж, сколько, напротив, работали против него. К тому же злополучный спектакль на Константинопольском фронте в начале войны почти полностью уничтожил наш престиж в глазах магометанских народов. Следовательно, демонстрация огромного могущества в любом регионе от европейской Турции до северо-западных границ Индии могла показать магометанам, индусам и другим восточным племенам, насколько подавляющую мощь Великобритания может бросить в бой по первому желанию.

По правде говоря, это привело бы к определенным потерям на Западном фронте и, как следствие, к утрате авторитета среди стран Запада. Однако уничтожение Французской Республики мало повлияло бы на народы Востока, в то время как мы, несомненно, могли бы договориться с враждебными по отношению к нам державами в обмен на отказ от своих союзнических обязательств, что не только позволило бы обеспечить целостность и сохранность империи, но и расширить границы колоний, потому как вражеские империи вряд ли захотят какое-то время обременять себя колониями.

Идея отказаться от обязательств перед союзниками генерала Кэмпиона волновала не очень. Да, они действительно заслужили его уважение в качестве боевых соединений, что для строевого солдата уже немало, но как кадровый солдат он не мог презрительно отвергать мысль о расширении границ Британской империи ценой бесчестья, в любом случае относящегося к сфере эмоций. Такого рода сделки заключались между многими народами и в ходе предыдущих войн и в обязательном порядке будут заключаться в будущем. К тому же подобным образом правительство сможет заполучить голоса небольшой, но крикливой и в силу этого представляющей собой угрозу части населения Великобритании, питающей благосклонность к враждебным нациям.

Однако когда дело доходило до тактики, которая, не надо забывать, напрямую касается передвижения войск, осуществляющих непосредственный огневой контакт с силами противника, генерал Кэмпион ничуть не сомневался, что такие планы могли рождаться только в головах сумасшедших. Их неосуществимость не оставляла ни малейшей надежды, а позор, порожденный подобными шагами, нельзя было упускать из виду. Гражданскому населению полагалось либо оставаться в неведении, либо сознательно игнорировать кошмарную натуру нашего фиаско, которое постигнет нас при малейшей попытке снять Западный фронт. Но генерал чуть ли не наяву видел картину всех этих ужасов и как кадровый военный мысленно от нее содрогался. В эту страну были стянуты огромные боевые подразделения, до настоящего времени не вступавшие в боестолкновение с силами противника. И попытайся их кто-нибудь отвести, то для начала местные жители в мгновение ока превратятся из друзей в фактор самый что ни на есть враждебный, а для энных властей переброска войск по враждебно настроенной территории представляет дело куда более трудное и долгое, чем продвижение по стране, население которой протягивает им дружескую руку или как минимум не чинит никаких препятствий. К тому же все эти огромные силы надо было чем-то кормить, а снабжение амуницией и боеприпасами наверняка пришлось бы налаживать с боем, преодолевая сопротивление врага. Без использования местных железных дорог наладить его не представлялось возможным, а на их использование неизменно наложат запрет. С другой стороны, если бы они попытались приступить к эвакуации, сокращая линию фронта, то осуществить подобную операцию было бы очень трудно, потому как войска к тому времени практически полностью состояли из солдат, подготовленных единственно к позиционной войне, а офицеры совершенно не могли поддерживать между подразделениями связь, которую с полным основанием можно назвать дыханием и самой жизнью отступающей армии. По сути, подготовку в лагерях в этом отношении почти что свели на нет, обучая солдат лишь метать гранаты да стрелять из пулемета, равно как и прививать им прочие навыки, навязанные военному ведомству гражданскими краснобаями, – напрочь пренебрегая обращением с винтовкой. Таким образом, при малейшем намеке на отступление враг просто не мог не прорваться, выйти на огромный оперативный простор, никоим образом не организованный, а если и организованный, то из рук вон плохо, и зайти нашим войскам в тыл…

Для профессионального солдата соблазн сводился к тому, чтобы воспринимать подобное положение вещей с полнейшим хладнокровием. Генералы нередко проявляют себя с наилучшей стороны, защищая отступающие войска с тыла, в то время как те, кто командует авангардом, терпят катастрофические неудачи. Но генерал Кэмпион этому соблазну противился, отвергая любую надежду на то, что ему вообще представится шанс отличиться. Он не мог хладнокровно взирать на массовую бойню в состоявших под его началом частях, понимая, что даже самое успешное отступление такого рода никогда не обходится без ужасного кровопролития. И при этом не тешил себя иллюзиями, что ему в самом спешном порядке удастся филигранно произвести переброску армии, которая хоть и прошла базовую подготовку ведения окопной войны, но по своей сути по-прежнему состояла из гражданских лиц. Поэтому хоть у него и имелся собственный план на случай такого развития событий – в своей личной канцелярии он повесил четыре огромные школьные доски, приказал обтянуть их бумагой и ежедневно отмечал на них названия соединений, отправляемых на передовую и поступавших в его распоряжение, – он каждый вечер, перед отходом ко сну, молился за то, чтобы подобная задача никогда не легла на его плечи. Генерал очень дорожил своей повсеместной популярностью в приданных ему частях, и думать о том, какими глазами на него будет смотреть армия, когда он ввергнет ее в состояние такого напряжения и заставит так жестоко страдать, было ему невыносимо. Более того, в своей докладной записке, которую ему пришлось готовить на запрос лондонского правительства касательно возможной модели эвакуации, этот аспект он выделил самым категоричным образом. В то же время Кэмпион считал, что гражданскому блоку правительства настолько безразличны страдания задействованных в таких операциях солдат и настолько неведомо само понятие военных требований, что попросту полагал напрасными все слова, высказанные им по этому поводу в адрес военного ведомства…

Поэтому у него было предостаточно причин, чтобы написать военному министру конфиденциальную докладную записку, которая, как он прекрасно понимал, очень не понравится многим джентльменам из числа тех, кто ее внимательно прочтет. В действительности, склонившись над ней, он широко улыбался, и солнечный свет, лившийся в открытую дверь у него за спиной, озарял его радостную физиономию.

– Садитесь, Титженс, – сказал он и добавил, продолжая писать, не поднимая головы: – Левин, в ближайшие десять минут вы мне не понадобитесь. – Потом краем глаза увидел, что капитан остался стоять, разозлился и раздраженно повторил: – Да садитесь же, вам говорят…

А сам стал писать дальше:

«Местное население повсеместно считает, что нынешние перебои в транспортном сообщении, весьма и весьма серьезные, правительство страны если и не поощряет теми или иными активными действиями, то, по меньшей мере, закрывает на них глаза. Цель этого заключается в том, чтобы показать нам, что произойдет, если я на месте предприму какие-то действия с целью отвода того или иного крупного соединения, дабы вернуть его домой или отправить куда-то в другое место. Кроме того, это еще и демонстрация в пользу единого командования, переход к которому здесь многие просвещенные умы считают жизненно необходимым для скорейшего и успешного завершения боевых действий…»

Написав это предложение, генерал замер, потому как этот вопрос задевал его за живое. Сам он категоричным образом поддерживал идею единого командования, считая его обязательным шагом к тому, чтобы вообще хоть как-то положить конец этому вооруженному противостоянию. Вся военная история, особенно в части операций союзников, – от походов Ксеркса и боевых действий в ходе завоеваний греков и римлян до кампаний Мальборо и Наполеона, равно как и прусских наступлений 1866 и 1870 годов – указывала на то, что сравнительно небольшие силы, действующие согласованно в интересах энной власти, демонстрируют гораздо большую эффективность по сравнению с крупными союзническими подразделениями, которые едва координируют свои усилия, если, конечно, координируют вообще. Нынешнее развитие ситуации на фронтах не содержало в себе даже намека на изменение стратегии, а разница сводилась единственно ко времени и применяемой тактике. Сегодня, как и во времена греческих Союзнических войн, успех зависел от своевременного вывода войск на заданные позиции, безотносительно к тому, каким оружием они пользовались, стрелявшим с расстояния тридцать миль или же сжимаемым в руках, и от чего умирали, от сыпавшихся на голову снарядов, разрывавшихся под ногами мин или ядовитого, удушливого газа. Победы в боях, сражениях и в конечном счете войнах одерживал ум, вовремя дислоцировавший на заданных позициях войска, причем ум единый, а не полдюжины командиров, каждый из которых требует проведения боевых действий, возможно соответствующих, но, возможно, и нет, представлениям кого-то другого из этой полудюжины и уж тем более его предрассудкам…

В хибару бесшумно вошел Левин и тихонько положил на солдатское одеяло, рядом с бумагой, на которой писал Кэмпион, какую-то записку. Генерал прочел: «Сэр, Т. Совершенно согласен с вашей оценкой фактов, с той лишь разницей, что он в большей степени готов считать действия генерала О’Х. обоснованными. И всецело отдает себя в вашу власть».

Из груди лорда вырвался непомерный вздох облегчения. Вливавшийся внутрь солнечный свет приобрел ослепительную яркость. Когда он разбудил Титженса и увидел, что тот на миг застыл в нерешительности, перед тем как надеть портупею, у него не на шутку защемило сердце. Офицер не может требовать для себя трибунала или проявлять в этом деле настойчивость. Однако он, Кэмпион, ради приличия не мог отказать Кристоферу в подобном судебном разбирательстве, буде тот проявит принципиальность. У него есть полное право публично снять с себя любые обвинения. И лишить его этого права будет нельзя. Это только подольет масла в огонь. Ведь, зная О’Хару по службе лет двадцать пять, а то и все тридцать, Кэмпион ничуть не сомневался, что тот сам был в стельку пьян. Вместе с тем он был очень привязан к этому генералу из породы грубоватых, но отличных вояк, которые вполне могут проесть на голове плешь, но при этом обладают множеством талантов и способностей!.. Так что у него отлегло от сердца.

– Титженс! – резко бросил он. – Вы сядете, наконец, или нет!

А про себя добавил: «Вот упрямец… Эге, да он, оказывается, ушел!» Хотя его глаза и разум занимало написанное им предложение, чувство раздражения никуда не делось… Он еще раз перечитал заключительную фразу: «…единого командования, переход к которому здесь многие просвещенные умы считают жизненно необходимым для скорейшего и успешного завершения боевых действий…»

Генерал окинул свое творение взглядом и тихонько присвистнул. Знатно. Мнения о едином командовании у него никто не спрашивал, тем не менее он категорично решил включить его в свой рапорт и всецело был готов понести ответственность за последствия. А последствия эти имели все шансы оказаться весьма плачевными: его могли отправить домой. Такое было вполне возможно. Но это все равно лучше того, что случилось с бедолагой Паффлзом, которому больше никто не присылал подкрепления. С Паффлзом они вместе были в Сэндхерсте, да и чины получили в один день в одном и том же полку. Чертовски замечательный солдат, только слишком вспыльчивый. И даже в условиях нехватки людей совершал настоящие подвиги, о которых много говорили в армии. Но для него самого это оборачивалось пыткой, а для его людей невероятным напряжением всех сил.

В один прекрасный день, как только наладится погода, враг обязательно сломит их сопротивление. И тогда Паффлза отправят домой. Именно этого добивались те, кто окопался в Вестминстере и на Даунинг-стрит. Паффлз слишком давал волю языку. Раньше, чем с ним случится беда и он впадет в немилость, отсылать его обратно никто не станет, по той простой причине, что в этом случае он будет всем занозой в боку. Но стоит ему себя дискредитировать, как его больше никто не станет слушать. Умная тактика… Умная и суровая!

Он бросил исписанный лист через стол Титженсу и сказал:

– Не соблаговолите взглянуть?

Кристофер грузно восседал посреди хибары на ящике из-под говяжьих консервов, который незадолго до этого церемонно внес посыльный. «Вид у него и правда потрепанный, – сказал про себя генерал, – у него на мундире три… даже четыре жирных пятна. К тому же ему давно пора подстричься!» Потом немного подумал и мысленно добавил: «Вопрос, о котором я пишу, заслуживает всяческого порицания. И кроме этого парня, в нем никому не разобраться. Он же возмутитель спокойствия. Да-да, именно так. Самый настоящий возмутитель спокойствия!»

Проблемы, с которыми столкнулся Титженс, и правда немало потрясли генерала. Его будто подвесили в воздухе. Большую часть жизни он прожил с сестрой, леди Клодиной Сэндбах, а потом в основном обитал в Гроуби, по крайней мере по возвращении из Индии, когда в имении заправлял еще отец Кристофера. Мать крестника Кэмпион боготворил, считая ее святой! И по зрелому размышлению, если в его жизни и были радостные события, то в действительности все они произошли не где-то, а именно в Гроуби. В Индии тоже было неплохо, но наслаждаться этой страной можно только молодым…

По сути, еще позавчера ему в голову пришла мысль, что, если докладная записка, которую он теперь обдумывал, действительно повлечет за собой последствия и его отошлют домой, ему надо будет выставить свою кандидатуру на выборах в Парламент от той половины избирательного округа Кливленд, в которой располагался Гроуби. Если учесть влияние Гроуби и его собственного племянника в сельских округах, хотя владений там у Каслмена осталось совсем не много, и добавить сюда заинтересованность семейства Сэндбахов в железообрабатывающих районах, у него будут все шансы пройти. И тогда он сам для некоторых станет занозой в боку.

Еще совсем недавно генерал подумывал о том, чтобы поселиться в Гроуби. Добиться увольнения Титженса из армии не составило бы никакого труда, и тогда они все – он, Кристофер и Сильвия – могли бы жить вместе. Тогда он получил бы идеальный дом, в котором можно было бы идеально проводить время…

Потому как для воинской службы генерал, разумеется, был уже староват: чего еще мог ожидать от карьеры шестидесятилетний человек, если, конечно же, под его командование не отдадут действующую армию? Если же его действительно поставят ею руководить, то можно будет не сомневаться в присвоении титула пэра, и тогда у него появится возможность заняться трудоемкими политическими делами в Палате лордов. Он вполне сможет заявить свои права на Индию и, как следствие, умереть фельдмаршалом.

С другой стороны, под свое командование он мог получить только армию бедолаги Паффлза, если, конечно же, кого-нибудь не настигнет смерть, а все высшие офицеры в войсках отличались отменным здоровьем! Причем вести ее за собой, людей, изрубленных на куски, будет делом самым безрадостным. В итоге он решил переложить все это на Титженса, который, напоминая гору мяса, в этот момент смотрел на него поверх черновика только что прочитанной им докладной записки.

– Ну, что скажете? – спросил генерал.

– Сэр, я безмерно рад видеть, сколь решительно вы высказались по данному вопросу, – ответил Кристофер. – Так и надо, мямлить здесь нельзя, иначе мы проиграем.

– Вы полагаете? – сказал Кэмпион.

– Совершенно в этом уверен, сэр… – произнес капитан. – Если вы только не откажетесь от командования армией и не уйдете в политику…

– Вы самый необыкновенный человек из всех, кого я знал! – воскликнул генерал. – Потому как буквально минуту назад мне в голову пришла точно такая же мысль.

– Ничего необыкновенного здесь нет, – заметил Титженс. – Парламент отчаянно нуждается в деятельном не на словах, а на деле генерале, с таким мышлением, как у вас. Поскольку ваш зять, стоит ему захотеть, может в любой момент получить титул пэра, тем самым освободив вакансию в Западном Кливленде, а с его политическим весом и влиянием вашего племянника Каслмена, пусть и растерявшего множество своих тамошних владений, но по-прежнему пользующегося огромным уважением в сельских избирательных округах, можно… Давайте не забывать и о Гроуби, которое вы можете использовать в качестве штаб-квартиры…

– План так себе, правда? – сказал генерал.

– Почему же, сэр, как раз наоборот. Сильвия вскорости заполучит Гроуби, и вы, вполне естественно, сможете устроить там штаб-квартиру… Тем более что ваши егеря оттуда никуда не делись…

– Сильвия заполучит Гроуби… – протянул генерал. – Боже правый!

– Никакого трюка здесь нет, я знал, что вы не станете возражать… – заверил его Кристофер.

– Клянусь спасением собственной души! – воскликнул Кэмпион. – Я скорее поступился бы шансом попасть на небеса… хотя нет, не на небеса, а в Индию… в общем, я скорее поступился бы шансом попасть в Индию, чем отказался от Гроуби.

– Что касается Индии, то у вас есть все шансы там оказаться… – ответил Титженс. – Вопрос только в том, каким образом… Если вам отдадут шестнадцатый сектор…

– Мне ненавистна сама мысль ждать возможности влезть в сапоги бедняги Паффлза. Мы с ним вместе были в Сэндхерсте…

– Вопрос в том, – развивал свою мысль капитан, – что будет лучше всего для вас и для страны. Полагаю, любому генералу понравится получить под свое начало армию на Западном фронте…

– Не знаю… – ответил Кэмпион. – Для карьеры это самое логичное завершение… Только вот у меня нет ощущения, что моя карьера подходит к концу… Я здоров как бык. А через десять лет, какая кому будет разница?

– Многие были бы рады видеть вас на этом посту… – сказал Титженс.

– Да ни одна живая душа не узнает, чем именно я командовал – действующей армией или этим чертовым тыловым складом, где заправляет Уайтли… – произнес генерал.

– Но мне-то, сэр, это известно… – заявил Кристофер. – В то же время, если генерала Перри отошлют домой, шестнадцатому сектору отчаянно понадобится хороший командир. В особенности генерал, пользующийся доверием всех без исключения чинов… Вы самым замечательным образом укрепите свое положение. А после войны за вас будет горой каждый, кто служил на Западном фронте. Можете считать, что титул пэра у вас в кармане… Так или иначе, но это гораздо лучше, чем состоять на вольных хлебах в Палате общин, а именно в этом качестве вы и будете там состоять.

– И что мне тогда делать с этой докладной запиской, которая получилась чертовски замечательной? – спросил генерал. – Я не люблю писать письма, а потом их не отправлять.

– Вы хотите таким образом продемонстрировать, что всячески поддерживаете идею единого командования, но при этом не хотите прямо указать, что говорите об этом лично? – спросил Титженс.

– Совершенно верно, – ответил Кэмпион. – Именно этого я и хочу… – Потом на миг умолк и добавил: – Полагаю, вы разделяете мою точку зрения по этому вопросу. Вполне возможно, что поползновения правительства уйти с Западного фронта и отправить войска на Ближний Восток представляют собой чистой воды блеф с целью напугать союзников и добиться их отказа от идеи единого командования. Точно так же эта забастовка железнодорожников могла быть устроена специально, дабы показать нам, что случится, если мы действительно начнем отвод войск…

– Все выглядит так, словно… – произнес Титженс. – Я, конечно же, не посвящен в тайны Кабинета и даже не поддерживаю, как раньше, с его членами контакт… Но должен заметить, что за экспедицию на Восток ратует совсем незначительная его часть. Ее еще называют «партией одного человека» – с кучкой прихлебателей. И говорят, что все проволочки вызваны попытками его от чего-то подобного отговорить. Вот как я это себе представляю.

– Боже праведный!.. – воскликнул генерал. – Но как это вообще возможно? Ведь этот человек разгуливает по коридорам власти с кровью миллионов на руках! Да-да, именно миллионов. Под таким бременем ему не выстоять… Медля с нами сейчас, он бесконечно затягивает войну… При этом постоянно гибнут люди!.. Я не могу…

Он вскочил и принялся мерить шагами хибару.

– В Бондерстроме я потерял половину своих людей… Надо признать, по моей собственной вине. Мне предоставили неверные сведения. – Генерал остановился, немного постоял и продолжил: – Боже милостивый!.. Боже милостивый!.. Теперь я все понимаю… Но это невыносимо… Даже теперь, спустя восемнадцать лет. Тогда я состоял в чине бригадного генерала… А полк был Гламорганширский, тот самый, в котором служили вы… Их загнали в небольшое ущелье и накрыли плотным артиллерийским огнем. Почти всех до одного… Я видел все это собственными глазами, но наши орудия не добивали до батарей буров, и мы не могли их остановить… Это был ад… – сказал он. – Самый настоящий ад… После этого я до конца войны не провел ни одной инспекции в Гламорганширском полку. Мне была невыносима сама мысль посмотреть им в глаза… То же самое и Буллер… С ним вышло даже хуже, чем со мной… Он потом так и не смог от этого отойти…

– Сэр, если вы не против, давайте больше об этом не говорить… – сказал Титженс.

Генерал, уже занесший ногу для следующего шага, вдруг замер на месте и спросил:

– Что?.. В чем дело?.. Что с вами случилось?

– Вчера по моей вине убило человека. В этой самой хибаре, на том самом месте, где я сейчас сижу… От этого я чувствую себя… В общем, это как-то… Сложно, как сейчас любят говорить…

– Боже милостивый! – закричал генерал. – В таком случае, мой мальчик, прошу прощения… Мне не надо было… Я не должен был так себя вести в присутствии другого человека, кем бы он ни был… И уж тем более в присутствии Буллера… Или Гэтакра, с которым он близко дружил… После сражения при Спион-Копе я никогда… – Он осекся, помолчал и произнес: – Я ничуть не сомневаюсь, что вам можно доверять, и знаю доподлинно: вы никогда не станете распространяться о том, что увидели… И не проболтаетесь никому о том, что я только что сказал… – Он опять умолк, принял вид подслушивающей сороки и продолжил: – В Южной Африке меня прозвали Мясником Кэмпионом, а Гэтакра – Радикулитом. Я не хочу, чтобы меня как-то там называли, потому что выставил себя перед вами сущим ослом… Хотя нет, черт возьми, никаким не ослом. Я так был привязан к вашей святой матушке… Это самая гордая награда, которую только может удостоиться любой военачальник… Зваться Мясником, но, невзирая на это, вести за собой людей. Это свидетельствует о доверии, в итоге ты сам начинаешь верить в себя, как в их командира!.. В надлежащий момент ты должен быть готов пожертвовать сотнями человек, чтобы не потерять десятки тысяч из-за несвоевременных действий!.. Успешные военные операции сводятся не к захвату и удержанию позиций, а к их захвату и удержанию с минимальным количеством жертв среди личного состава… Как мне хотелось бы, чтобы вы, гражданские, вбили себе это в головы. Мои люди это знают. Им известно, что я использую их без всякой пощады, но при этом не приношу напрасно в жертву ни одну жизнь… Проклятье!.. – воскликнул он. – Во времена вашего отца я даже подумать не мог, что столкнусь с подобными проблемами!.. Но вернемся к нашим баранам… Точнее, к моей докладной записке на имя военного министра… Боже мой!.. – взорвался генерал. – Интересно, что этот парень думает, читая шекспировские строки «Ведь в судный день все ноги, руки, головы, отрубленные в сражении, соберутся вместе…». Что там дальше Генрих V говорит, обращаясь к своим солдатам?.. «Каждый подданный должен служить королю, но душа каждого принадлежит ему самому… Ни один король, как бы ни было безгрешно его дело…» Боже мой! Боже мой!.. «Не может набрать войска из одних безгрешных людей…»[11]11
  Шекспир У. «Генрих V».


[Закрыть]
Что вы об этом думаете?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации