Электронная библиотека » Форд Мэдокс Мэдокс » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 5 декабря 2022, 18:00


Автор книги: Форд Мэдокс Мэдокс


Жанр: Историческая литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Эй, ты!.. Возьмешь две роты канадцев, отправишься на склад и заберешь оттуда все палатки, какие только сможешь… Если получится, то двести пятьдесят… Затем сложишь их вдоль линии D. Сможешь позаботиться, чтобы их установили?.. Коли так, возьми в помощь Томпсона… Хотя нет, лучше Питкинса…

Младший чин с мрачным видом ушел. По словам Левина, французские железнодорожники, по каким-то политическим причинам устроившие забастовку, привели в негодность около мили пути, после чего ночью произошел несчастный случай, а потом было перекрыто любое сообщение. Приступить аварийной команде французские гражданские власти не позволят. Устранять последствия отправили немецких пленных, но Титженсу, не исключено, придется подключить к этому и вверенные ему подразделения канадских железнодорожных войск. Поэтому их лучше держать наготове. По слухам, забастовка представляла собой хитроумный маневр, призванный побудить нас к действию, чтобы мы взяли под контроль больший участок фронта. Но если так, то они весьма милым образом сами себя и оставили в дураках: как мы можем взять под контроль больший участок передовой, если у нас нет возможности послать туда подкрепление по железной дороге? У нас готовы к выступлению полдюжины армейских корпусов. Теперь они все застряли. К счастью, на фронте установилась такая паршивая погода, что германцы лишились всякой возможности продвигаться вперед. В конце послания Левин написал: «В четыре утра, старина, à tantot[5]5
  До скорого! (франц.)


[Закрыть]
!» Последней фразе его наверняка научила мадемуазель де Байи. Титженс недовольно проворчал, что, если они будут наваливать на него столько работы, как сейчас, ему не удастся выкроить время для подписания их брачного контракта.

Он вызвал к себе канадского сержант-майора и сказал:

– Объявите готовность расквартированному в лагере корпусу железнодорожных войск. Оружие, чем бы они ни были вооружены, тоже пусть держат наготове. Хотя, думаю, они больше привыкли к инструментам. Их у них полный комплект? Личный состав в наличии весь?

– Гертина нет, сэр, – произнес стройный брюнет с таким видом, будто это судьба.

Гертин был тот самый уважаемый человек, которому Титженс накануне дал два часа повидаться с приехавшей к нему матерью.

– Кто бы сомневался! – с кислой улыбкой ответил на это капитан.

Произошедшее расширяло его воззрения на уважаемых представителей человечества. Они сначала шантажировали тебя трогательными, жалостливыми сказками, а потом подкладывали свинью.

– Вы пробудете здесь еще неделю, может, десять дней, – сказал он сержант-майору. – Проследите, чтобы установили палатки, а личный состав разместили со всеми возможными удобствами. Я все проверю, как только вернусь в канцелярию. Полное походное снаряжение. В два капитан МакКекни проверит у каждого комплект.

В голове у сержант-майора, явно напрягшегося, но все равно грациозного, вертелась какая-то мысль.

– У меня приказ отбыть сегодня в половине третьего. Уведомление о присвоении мне офицерского чина приказом по базе у вас на столе. Трехчасовым поездом я отправляюсь на базу подготовки офицерского состава.

– С присвоением офицерского чина!.. – воскликнул Титженс.

Для него эта новость стала самой что ни на есть досадной неприятностью.

– Мы с сержант-майором Коули подали соответствующие прошения еще три месяца назад. Сообщение о том, что они удовлетворены, как в моем случае, так и в его, у вас на столе…

– С сержант-майором Коули… – протянул Титженс. – Боже правый! Но кто дал вам рекомендации?

Вся организация этого пестрого батальона на глазах расползалась по швам. Оказывается, три месяца назад, еще до того, как Титженс взял под свое командование это подразделение, поступил циркуляр, запрашивавший сведения об опытных сержантах, способных служить инструкторами в Корпусе подготовки офицеров, с надлежащим присвоением им офицерского чина. Сержант-майора Коули рекомендовал командовавший базой полковник, сержант-майора Леду – тоже полковник, но уже его собственный, канадский. У Титженса возникло ощущение, что его подвели, хотя ничего подобного, разумеется, не было и в помине. Просто в армии все и всегда бывает именно так. У тебя есть взвод, а может, и батальон либо, если уж на то пошло, палатка или блиндаж, тяжким трудом доведенный до приличного состояния. Так продолжается день-два, а потом все рушится и летит в тартарары, личный состав расползается во все стороны, повинуясь очередному необоснованному приказу какого-нибудь штабиста, даже на грош не обладающего опытом, а оборудованное временное убежище разносит вдребезги случайно залетевший снаряд, который вполне мог угодить куда-то еще… Перст судьбы!..

Беда лишь в том, все это добавляло Титженсу прорву работы… Он отправился в соседнюю палатку, где работал сержант-майор Коули, взяв на себя львиную долю бумажной волокиты по деятельности подразделения, и сказал:

– Мне следовало заранее подумать о том, что в должности полкового сержант-майора вам было бы гораздо лучше, нежели после присвоения офицерского чина. И самому обо всем позаботиться.

Коули, весь бледный и трясущийся, на это ответил, что с его злополучной болезнью, приступы которой одолевают его при малейшем потрясении, ему лучше служить там, где не требуется такого нервного напряжения, в том числе на базе подготовки офицерского состава. Небольшие приступы случались с ним всегда, не больше минуты, а то и пары секунд. Но после того как в Нуаркуре совсем рядом разорвался фугасный снаряд, тот самый, от которого выбыл из строя и сам Титженс, они стали гораздо сильнее. Кроме того, заключил он, следовало принимать во внимание и повышение социального статуса.

– Ха!.. – воскликнул Кристофер. – Социальный статус!.. Он должен заботить человека не больше прыжка блохи… По окончании войны никаких парадов больше не будет. Впрочем, их нет уже и сейчас. Подумайте, кто будет вашими товарищами в офицерских казармах; в любой уважающей себя сержантской столовой вы найдете гораздо более приятную компанию.

Коули, по его собственным словам, понимал, что служба теперь пойдет псу под хвост. Но вот жене его повышение по службе все равно нравилось. Да и потом, ему следовало учитывать и дочь Уинни. Она всегда была немного сумасбродной, а теперь, из-за этой войны, и вовсе отбилась от рук, о чем ему не преминула сообщить супруга. И Коули решил, что, если она станет офицерской дочерью, всякие поганцы, путаясь с ней, будут вести себя осторожнее… В его словах, вполне вероятно, действительно что-то было!

Когда они вышли на открытый воздух, Коули понизил голос.

– На вашем месте полковым сержант-майором я бы назначил квартирмейстера-сержанта Моргана, – доверительно просипел он Титженсу.

– Будь я проклят, если на это пойду! – взорвался тот, но подумал, что благоразумный офицер никогда не пренебрегает мудростью и опытом старого сержанта, и спросил: – А почему вы его мне рекомендуете?

– Он вполне в состоянии взять на себя многие дела, – ответил Коули. – Морган подал прошение о присвоении ему офицерского чина и теперь будет стараться на славу… – Он еще больше понизил свой сиплый голос, погрузился еще дальше в глубины таинственности и добавил: – У вас на батальонном счету скопилось примерно двести, может, даже триста фунтов стерлингов. Вы же не хотите их потерять?

– Чтоб меня черти задрали, если это придется мне по душе… – сказал Титженс. – Но я не понимаю… Впрочем… Ну да, все ясно… Если сделать его сержант-майором, фонды ему придется передать другим… Тотчас же… А он на это пойдет?

Коули сказал, что сможет передать Моргану все дела через два дня. А пока он сам за всем присмотрит.

– Но ведь вам перед отъездом наверняка захочется поразвлечься с какой-нибудь девицей, – сказал Титженс, – не думаю, что вы должны ради меня здесь задерживаться.

Однако Коули ответил, что пока останется и проследит, дабы все было как надо. Ему и правда приходила в голову мысль отправиться в город и переспать со шлюшкой, но девушки там все вульгарные, а при его недуге это нехорошо… Поэтому он останется и подумает, как поступить с Морганом. Вполне естественно, существовала некая вероятность того, что тот пойдет напролом и предпочтет и дальше класть в карман деньги, предоставляя фонды Титженса в распоряжение других батальонов, испытывающих нехватку средств, а то и агентам из числа гражданских лиц. А потом пойти под трибунал! Хотя вряд ли. Дома в Уэльсе, неподалеку от Денби, он был дьяконом в какой-то нонконформистской церкви, а не дьяконом, так сторожем или даже священником. На место самого Моргана Коули приметил одного очень хорошего человека, самого что ни на есть первоклассного – преподавателя из Оксфорда, теперь служившего на базе младшим капралом. Полковник одолжит его Титженсу и назначит квартирмейстером-сержантом без выплаты денежного содержания… Коули уже все устроил… Младший капрал Кэлдикотт был человеком действительно первоклассным, но на плацу в упор не мог отличить правую руку от левой. В самом прямом смысле этого слова…

Таким образом, батальонные дела уладились сами по себе… Пока они с Коули торчали в канцелярии полковника, оформляя перевод на новое место преподавателя, в действительности оказавшегося лишь его товарищем по колледжу, тем самым, который не мог отличить правую руку от левой, Титженс опять втянулся с полковником в яростный спор по поводу объединения обрядов англиканской и православной церквей. Полковник, остававшийся полковником во всем, сидел в своем любимом личном кабинете – светлой, оклеенной красными обоями комнате в одном из временных домиков. На плотной, мягкой, байковой скатерти стола перед ним стояла высокая стеклянная ваза, в которой красовались бледные розы сорта, произрастающего на Ривьере, – подарок его очередной юной почитательницы из городского Отряда добровольческой помощи, преподнесенный благодаря тому, что за утонченными чертами семидесятилетнего старика скрывался прелестный, открытый, золоченый томик библейской энциклопедии в кожаном переплете. Он отстаивал свое мнение о том, что союз англиканской и православной греческой церквей представляет собой то единственное, что может спасти цивилизацию. Поэтому препятствовать такому объединению нельзя. Что же касается папского престола, то он, можно сказать, предает дело цивилизации. Вот почему Ватикан не выразил решительный протест против ужасов, практикуемых бельгийскими католиками?..

Титженс апатично выдвинул против этой теории ряд возражений. Первым, что наш посланник в Ватикане обнаружил, прибыв в Рим и выразив протест по поводу резни католических мирян в Бельгии, стали злодеяния русских, которые, едва вторгшись на контролируемую Австро-Венгрией польскую территорию, в тот же день повесили двенадцать епископов римско-католической церкви прямо перед их резиденциями.

Коули в этом время разговаривал с адъютантом, сидя за другим столом. Под занавес своей политико-теологической тирады полковник сказал:

– Мне будет так жаль потерять вас, Титженс. Даже не знаю, что мы без вас будем делать. До того, как вы сюда приехали, я ни на миг не знал покоя с вашим подразделением.

– Насколько мне известно, сэр, в ближайшей перспективе вы меня не потеряете, – ответил Кристофер.

– Ну как же, как раз наоборот. На следующей неделе вы отправитесь на передовую… – возразил полковник и тотчас добавил: – Ну-ну, не сердитесь на меня… Я самым категоричным образом втолковывал старине Кэмпиону, то есть генералу Кэмпиону, что не смогу без вас обойтись. А он в ответ вытянул свои белые изящные, тонкие волосатые ладони и демонстративно показал, что умывает руки.

У Титженса из-под ног ушла земля. Он представил, как будет карабкаться по раскисшему откосу, едва передвигая неподъемные ноги и вжимаясь одышливой грудью в грязь, и воскликнул:

– Проклятье!.. Я не пригоден для такой службы по состоянию здоровья… В моей карте отмечены хронические болезни… По прибытии сюда мне вообще было предписано жить в городе в отеле… И здесь я торчу, только чтобы быть ближе к батальону.

– В таком случае можете опротестовать приказ, обратившись к командованию гарнизона… – не без некоторого рвения произнес полковник. – Надеюсь, так оно и будет… Хотя подозреваю, что вы из тех, кто так не поступает.

– Нет, сэр… – произнес Титженс. – Опротестовывать, разумеется, я ничего не буду… Хотя это может оказаться банальной ошибкой какого-то мелкого клерка… На передовой мне не продержаться и недели…

Глубокие страдания от постоянной угрозы жизни на передовой волновали его гораздо меньше необходимости жутко напрягать ноги в условиях, когда приходится жить по шею в грязи… К тому же, пока он лежал в госпитале, из его ранца испарились все личные вещи – пара приснопамятных простыней Сильвии, – а денег что-то купить у него не было. Не было даже окопных сапог. Все его мысли поглотили фантастические финансовые проблемы.

– Покажите капитану Титженсу его командировочное предписание… – сказал полковник адъютанту, восседавшему за другим столом, тоже покрытым пурпурной байковой скатертью. – Его ведь прислали из Уайтхолла, не так ли?.. Поди сегодня узнай, что и откуда берется. Я называю их «стрелой, летящей в ночи»[6]6
  Автор немного перефразировал библейскую фразу из 90 псалма: «Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем».


[Закрыть]
.

Адъютант, маленький, можно даже сказать миниатюрный джентльмен с нашивками Колдстримского полка и ужасающе нахмуренными бровями, вытащил из кипы бумагу в четверть доли листа, положил на скатерть и пододвинул Титженсу. Его крохотные ладони грозили в любой миг отвалиться от запястий, от невралгии без конца подергивались виски.

– Ради всего святого, если у вас есть возможность, опротестуйте приказ… Мы просто не выдержим, если нам еще добавят работенки… А майор Лоуренс с майором Холкетом не преминут переложить на наши плечи все дела вашего подразделения…

В роскошной бумаге с тисненым наверху королевским гербом говорилось, что в среду на следующей неделе Титженса переводят в Шестой батальон, где ему предстоит пройти надлежащую подготовку, дабы впоследствии занять должность начальника транспортной службы Девятнадцатой дивизии. Приказ поступил из канцелярии G14R Военного ведомства. Он спросил адъютанта, что, черт возьми, может означать это G14R, но тот, агонизируя в приступе невралгии, лишь жалобно покачал головой, сжимая ее руками и упираясь локтями в скатерть.

Напустив на себя вид помощника стряпчего, сержант-майор Коули объяснил, что в канцелярии G14R располагается отдел, ведающий гражданскими запросами в отношении действующих офицеров. А когда адъютант спросил его, какое отношение этот чертов гражданский запрос в отношении действующего офицера имеет к переводу капитана Титженса в Девятнадцатую дивизию, предположил, что за этим стоит граф Бейкен – финансист из Восточного Средиземноморья и владелец скакунов, воспылавший интересом к армейским лошадям после короткого визита на передовую. Помимо прочего, он также владел несколькими газетами. Поэтому в Военном министерстве, желая ему угодить, задействовали отдел, занимающийся армейским гужевым транспортом. Адъютанту наверняка доводилось не раз видеть этого ветеринара, лейтенанта Хочкисса… Ну или Хичкока. Того тоже прислал отдел G14R. И тоже по просьбе лорда Бейкена, заинтересовавшегося разработанными им теориями, которые он намеревался применить на практике на лошадях Четвертой армии, куда как раз входит и Девятнадцатая дивизия…

– Таким образом, – добавил Коули, – вы будете подчиняться ему в любой конюшне, где будут стоять ваши лошади. Если, конечно же, туда поедете.

Лорд Бейкен вполне мог оказаться другом капитана Титженса и похлопотать за него, потому как тот тоже слыл великолепным знатоком лошадей.

Громко сопя, Титженс поклялся, что не отправится на передовую по распоряжению такой свиньи, как Бейкен, которого в действительности звали Ставрополидес, а еще раньше – Натан.

А потом добавил, что из-за постоянного вмешательства гражданских лиц армия утратила свою прочную основу. По его словам, довести до конца программу строевой подготовки не представляется возможным, потому что по приказу гражданских в нее без конца включают все новые и новые упражнения. Любой идиотский владелец газеты… Да что там говорить, любой идиот, способный в эту газету написать, и даже романист, представляющий собой полное ничтожество, может нагнать страху на правительство и военное ведомство, чтобы отнять у солдат час воинской подготовки ради собственноручно придуманных маневров с банками варенья или нелепым нижним бельем. А не так давно его спросили, не хотели бы его подчиненные прослушать лекцию о причинах войны и не мог бы он – Боже правый, не кто иной, а именно он! – в задушевной беседе с ними разъяснить природу народов, с которыми у Англии вражда…

– Полно вам, Титженс!.. – сказал полковник. – Не злитесь!.. Нам тоже нелегко… К примеру, мы уже читаем солдатам лекции об использовании новых патентованных отопительных печей на древесных опилках. И если вам не нравится назначение, можете запросто обратиться к генералу с просьбой его отменить. Говорят, вы вполне можете обвести его вокруг вашего маленького пальчика…

– Он мой крестный отец, – посчитал уместным сказать Титженс, – я никогда не просил его ни о каких назначениях, но пусть меня черти заберут, если он, в силу своего христианского долга, не обязан ограждать меня от всяких греческо-иудейских язычников, пусть даже и пэров… Ведь он, полковник, даже не православный.

В этот момент адъютант заявил, что с Титженсом хочет переговорить приписанный к их канцелярии старший сержант Морган. Капитан тут же выразил надежду, что у того для него найдется хоть немного денег! На что адъютант ответил, что, по его разумению, Морган собрал совсем незначительную сумму из тех средств, которые Титженсу были должны заплатить доверенные агенты, но не заплатили. Во всем, что касалось цифр, старший сержант Морган считался в полку волшебником. Он словно постоянно вглядывался в далекие столбики чисел, практически постоянно держа свое слишком высокое и тощее тело параллельно поверхности стола, а когда отвечал на вопросы офицеров, приносивших ему доход, практически никогда не поднимал головы, поэтому начальство почти не знало его в лицо. Впрочем, внешне он выглядел самым заурядным, тщедушным сержантом с паучьими ногами, которые, только по особым случаям появляясь на плацу, словно уносили его прочь сродни скаковой лошади. Он сказал Титженсу, что в соответствии с его приказом и следуя инструкции Армейского совета за номером i96b, подписанной Титженсом, он установил, что денежное содержание офицера в размере двух гиней в день плюс расходы на освещение и обогрев в размере шести шиллингов и восьми пенсов еженедельно переводились Департаментом государственного казначейства на счет его, Титженса, агентов. Он предложил капитану написать агентам и сообщить, что если они не выплатят незамедлительно сумму – сто девяносто четыре фунта, тринадцать шиллингов и четыре пенса, полученную ими от казначейства, то он подаст к Короне иск о возврате имущества. А еще настоятельно порекомендовал выписать в его собственном банке на всю вышеозначенную сумму чек, чтобы подать на агентов в суд и добиться возмещения ущерба в размере нескольких тысяч фунтов стерлингов в том случае, если они ему не заплатили. Так им и надо, чертям поганым. Задерживая выплату офицерам денежного содержания, они, должно быть, заработали миллион или около того. Сам Морган очень жалел, что не может разместить в газетах объявление о предложении взыскать с агентов невыплаченные суммы. Под конец он добавил, что произвел некоторые вычисления касательно отклонения от траектории Второй кометы Гюнтера и хотел бы в ближайшие дни посоветоваться по этому поводу с Титженсом. Старший сержант слыл заядлым любителем астрономии.

Так что утро Титженса выдалось поистине штормовым… Теперь, когда в город приехала Сильвия, деньги приобрели для него основополагающее значение и даже показались ответом на его молитвы. В то же время, даже в мире, где ты не знаешь, как будешь через десять минут стоять, на ногах или на голове, Кристоферу было не очень приятно по возвращении в личный кабинет полковника увидеть Коули выходящим из соседней комнаты, где, по словам страдавшего от невралгии адъютанта, стоял телефон. Всем им троим сержант-майор объявил, что накануне генерал приказал капралу, состоявшему при нем писарем, отправить полковнику Джилламу гневное послание и сообщить, что он проинформировал компетентные власти об отсутствии всякого намерения отпускать капитана Титженса, поистине бесценного для вверенного ему подразделения. Этот капрал сообщил Коули, что ни он, ни генерал не знали компетентных властей, способных послать к чертовой матери кабинет G14R Военного ведомства, но вопрос все же следовало поднять, чтобы восстановить порядок до того, как будет отправлен рапорт…

Таким образом, пока все шло хорошо. К нынешней работе Титженс действительно проявлял неподдельный интерес и хотя не отказался бы присматривать за лошадьми дивизиона, а может, даже целой армии, все же предпочел бы отложить это до весны, учитывая погоду и состояние его легких. К тому же следовало серьезно подумать о возможных проблемах с лейтенантом Хочкиссом, который, будучи преподавателем, в жизни не видел живую лошадь или как минимум последние десять лет! Но все приняло совершенно иной оборот, когда Коули сообщил, что представителем гражданского ведомства, ходатайствовавшим о переводе Титженса, был не кто иной, как постоянный секретарь Министерства транспорта…

– Это ваш брат Марк… – ответил полковник Джиллам.

В должности постоянного секретаря Министерства транспорта действительно состоял брат Титженса Марк, которого многие считали незаменимым чиновником. На миг Кристофера охватило неподдельное волнение. Он подумал, что бедному старине Марку, который, вероятно, приложил немало стараний, дабы добиться для него этого назначения, его яростный протест может показаться звонкой пощечиной по его застывшему, не выражающему ни единой эмоции лицу. И даже если Марк никогда и ничего об этом не узнает, мужчине негоже бить родного брата по физиономии! Более того, он вспомнил, что в последний день его пребывания в Лондоне Валентайн Уонноп, не совсем оправданно считавшая транспорт на передовой безопасным, умоляла Марка назначить его дивизионным офицером… А потом представил, как она отчается, узнав, что он, Титженс, носом землю рыл, чтобы от этого отказаться… Впрочем, он вполне мог почерпнуть подобные представления из какого-нибудь романа, потому как ни разу не видел, чтобы у нее дрогнула нижняя губа. Зато видел в глазах слезы!

Он заторопился в расположение своей части и прошел в канцелярию. В вытянутой в длину хибаре МакКекни устроил суд в миниатюре над пьяницами и солдатами, уличенными в других проступках, а к моменту появления Титженса как раз приступил к разбору дела Гертина и пары других канадских рядовых… Случай Гертина представлял для него интерес, поэтому, когда МакКекни освободил стул, Титженс тут же занял его место. Арестованных только что доставил Дэвис, потрясающий сержант, винтовка которого словно приросла к его несгибаемому телу. Поворачиваясь к столу офицера, ведущего заседание трибунала, он с самым серьезным видом умудрился несколько раз подряд щелкнуть каблуками, отчего присутствующие увидели в его движениях танец индейца, вышедшего на тропу войны…

Титженс глянул в протокол задержания, судя по пометке оформленный канцелярией начальника военной полиции. И вместо обвинения в дезертирстве прочел, что Гертину вменяют в вину поведение, подрывающее порядок и дисциплину в войсках… Составляли бумагу самой что ни на есть безграмотной рукой; чтобы дать показания, вызвали слоноподобного младшего капрала в фуражке с красным околышем из военной полиции гарнизона, явно не чурающегося выпивки… Дело выглядело надуманным и неприятным. Гертин никуда не дезертировал, так что Титженсу пришлось в который раз пересмотреть свои воззрения на уважаемых представителей человечества. По крайней мере, на уважаемых рядовых солдат колониальных войск и их матерей. Мать действительно была, и Гертин решил посадить ее на последний трамвай до города. Старую, немощную леди. А младший капрал из гарнизонной военной полиции, тот, что не чурался выпивки, взялся ее подгонять, наверняка желая ему досадить. Гертин возмутился, но при этом, по его словам, все равно проявил сдержанность. После этого младший капрал стал на него орать. В их спор вмешались еще двое канадцев, возвращавшихся в лагерь, потом подтянулась пара других полицейских, которые назвали канадцев желторотыми птенцами, чего ни один из них терпеть не мог, потому как все они пошли в армию добровольцами в 1914, самое позднее в 1915 году. Стражи порядка, прибегнув к старой уловке, заговаривали им зубы еще две минуты после сигнала отбоя, а потом обвинили, что они не вернулись вовремя из увольнительной и не проявили должного уважения к их красным околышам.

Старательно отмерив положенную долю ярости, Титженс сначала подверг всех перекрестному допросу, а потом послал свидетеля со стороны полиции к чертовой матери. После чего написал на протоколе «Вопрос решен», приказав канадцам идти и готовиться к строевым занятиям. Этот его поступок означал жуткий скандал с начальником военной полиции – старым, насквозь пропитавшимся портвейном генералом О’Харой, просто обожавшим свою полицию, будто она была его единственным сокровищем.

Он поприсутствовал на занятиях по строевой, во время которых канадцы в лучах солнца выглядели настоящими солдатами, чеканя шаг вокруг расположения его части под командованием нового канадского сержант-майора, назначенного, слава богу, его собственным начальством. Затем составил рапорт о том, что читать его подчиненным лекцию о причинах войны крайне нежелательно, потому как те либо закончили тот или иной канадский университет и в силу этого знали о причинах начала боевых действий вдвое больше любого лектора, присланного гражданскими властями, либо были метисами, в жилах которых текла кровь индейцев из племени микамук, эскимосов, японцев или жителей русской Аляски, совершенно не понимающими английского языка… Кристофер понимал, что потом бумагу придется переписать, добавив толику уважения к пэру, владельцу газет, который в этот самый момент настоятельно доказывал правительству в Лондоне необходимость читать всем подданным его величества лекции о причинах войны. Но ему хотелось отправить донесение как можно быстрее, чтобы снять с души этот груз, хотя проявленное им неуважение наверняка огорчит Левина, которому и придется разбираться с его рапортами, если он, конечно же, перед этим не женится. После этого он пообедал солдатскими котлетами с картофелем, размятым в пюре вместе с кожурой, запив их восхитительным шампанским брют 1906 года, покупаемым ими на собственные деньги, а на десерт отведав отвратительного канадского сыра – и все это за штабным столом, куда полковник пригласил всех подчиненных ему офицеров, в тот день впервые отправлявшихся на передовую. Некоторые из них были не валлийцами и не опускали в произношении придыхательное «н», но говорили так, будто в носу у них выросли полипы. В то же время среди них затесался очаровательный, молоденький второй лейтенант, полукровка из Гоа, впоследствии проявивший героическую храбрость, который сообщил Титженсу целый ворох самых увлекательных сведений о принятом в Португальской Индии обычае держать женщин взаперти и прикрывать им лица паранджой.

В итоге в половине второго Кристофер вскочил на Шомберга, гнедого, яркого окраса коня с большой, длинной головой, из прусского конезавода неподалеку от Целле. Благодаря сильным, неутомимым ногам шаг этой лошадки, почти что чистокровной, обычно составлял длину обеденного стола. Однако сегодня Титженсу казалось, будто их сделали из ваты: хрипя легкими, Шомберг тяжело ступал по мерзлой земле, а у ямы на полосе препятствий Девятого Индийского кавалерийского полка, в миле за Руаном, не столько отказался совершить весьма и весьма скромный прыжок, сколько попросту остановился, сжавшись в какой-то скорбный комок. В свете веселого, красного солнца у Титженса возникло ощущение, что он оседлал убитого горем верблюда. К тому же во весь голос заявила о себе утренняя усталость и опять вернулись навязчивые мысли о Ноль-девять Моргане, от которых оказалось не так просто отгородиться.

– Что за дьявольщина? – спросил он дежурного, на удивление тихого и молчаливого рядового, скакавшего рядом на лошадке чалой масти. – Что, черт возьми, с ним случилось, с этим конем?! Ты держишь его в тепле?

Ему пришла в голову мысль, что неуклюжие шаги Шомберга еще больше усугубляли его угрюмую одержимость.

Дежурный окинул взглядом долину, битком забитую временными домиками и палатками.

– Нет, сэр, – ответил он. – По при’азу лейтенанта ’ичхо ’а лошади содержатся под от’рытым небом, привязанными к ’оновязям в лагере G. Лейтенант ’ичхо ’ с’азал, что их надо за’алять.

– Ты говорил ему, что я приказал держать Шомберга в тепле? В теплой конюшне на ферме за расположением Шестнадцатой базы подготовки пехотинцев?

– Лейтенант, – без всякого выражения стал объяснять дежурный, – с’азал, что, если я хоть в чем-то нарушу его при’аз, лорд Бре’ем, рыцарь-’омандор ордена Бани, рыцарь-’омандор ордена ’оролевы Ви’тории и ’авалер прочих орденов – будет очень недоволен.

Дежурный буквально трясся от злости.

– Послушай, – произнес Титженс, тщательно подбирая слова, – когда будешь в «Отель де ла Пост», отведешь Шомберга с твоей чалой лошадкой на ферму «Ла Волонте» за расположением Шестнадцатой базы по подготовке пехотинцев.

После этого дежурному предстояло позакрывать в конюшне все окна и законопатить паклей все щели. По возможности раздобыть на складе у полковника Джиллама новомодную печь на древесных опилках, притащить в конюшню и там растопить. А потом насыпать Шомбергу с чалой овса и налить воды, подогрев ее до температуры, при которой ее смогут пить лошади…

– Если же лейтенант Хочкисс против этого что-нибудь возразит, сошлись на меня! – резко бросил под конец Титженс. – Как на его непосредственного начальника.

А поскольку дежурный ждал разъяснений по поводу недуга лошадей, он объяснил:

– Школа лошадиных барышников, к которой принадлежит лорд Бейкен, ставит во главу угла закалку лошадей, исключая ее разве что для скаковых.

А разводили они как раз скакунов. Накрывая каждого из них сразу шестью попонами! Сам Титженс в закалку не верил и никогда не допускал ничего подобного по отношению к лошадям, оказавшимся в его власти. По результатам наблюдений, давно было установлено, что если держать животное при температуре ниже климатической нормы, то оно гарантированно подхватит болезнь, обычно для него не характерную… Если продержать курицу двое суток в воде, зараженной бациллами скарлатины или свинки, то есть недугов человека, то она ими непременно заболеет. А если вытащить ее из воды, просушить и вернуть в обычную среду обитания, скарлатина или свинка тут же пройдет…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации