Текст книги "Тайны парижских манекенщиц (сборник)"

Глава II
Мой первый шанс – Жермена Леконт

Март 1940 г. Веселая Пасха в разгар странной войны. Я входила в компанию тех, кого в следующем году окрестили «Поколение J3», и мы решили устроить поездку в Биарриц, конечно с разрешения родителей.

Покрытые черной пылью после бессонной ночи в переполненном поезде, мы ранним розовым утром высадились на станции Негресс с карманами, полными отличного настроения.

Если хотите, молодежь Сен-Жермен-де-Пре[193]193
  Слава площади Сен-Жермен-де-Пре пришла после Первой мировой войны благодаря философам-экзистенциалистам, работавшим за столиками местных кафе, прежде всего Жан-Полю Сартру и Симоне де Бовуар. Они жили на углу площади Сен-Жермен и улицы Бонапарта и каждый день приходили работать то в кафе Le Flore, то в Les Deux, Magots. Весной 2000 г. этот маленький кусочек площади назван их именами – Place Sartre-Beauvoir.


[Закрыть] до появления понятия «Ученики Сартра[194]194
  С а р т р, Жан-Поль (1905–1980) – французский философ, писатель, драматург, эссеист. Признанный лидер экзистенциалистского движения. Наиболее заметный и обсуждаемый автор послевоенной Франции. Главный философский труд «Бытие и ничто» (1943).


[Закрыть]», мы еще не создали популярности кварталу Флор, но, сами того не зная, уже были теми бойскаутами экзистенциализма, которые после окончания пока еще разгорающейся войны предпочитали дышать спертым воздухом в подвалах, где будет греметь джаз[195]195
  Буйная молодежь, отплясывавшая под джаз в барах, открывшихся тогда едва ли не в каждом подвале улицы Сен-Бенуа, тоже называла себя экзистенциалистами – этим словом тогда обозначалась вся аура Сен-Жермен и выросшая из нее особая манера проживать свою жизнь, которой вскоре стали подражать во всем мире. Отсюда понятие «Поколение J3».


[Закрыть].

А пока мы загорали, путешествуя по Серебряному Берегу[196]196
  C ô te d’Argent – французское побережье Бискайского залива с песчаными пляжами и озерами.


[Закрыть], а его я знала как свои пять пальцев, а потому стала чичероне[197]197
  От ит. сicerone. Проводник, дающий пояснения туристам при осмотре достопримечательностей.


[Закрыть] веселой компании молодых людей, чей средний возраст не превышал девятнадцати лет. Молодые надежды: музыканты, художники, архитекторы с едва раскрывающимся талантом. Нам быстро пришлось обратиться к оставшимся в Париже семьям, чтобы продлить отдых, который, по нашему разумению, должен был длиться вечно.

Именно этот немного затруднительный момент, когда нашими единственными «золотыми» перспективами были роскошные закаты солнца, и выбрал меня Гастон Вьенер, пианист в одном из отелей, которому меня представили несколькими днями раньше. Он и изменил мою судьбу. Я нашла его визитную карточку в корзине для писем нашего небольшого семейного пансиона: он предлагал мне посетить филиал Жермены Леконт, которая в этот день представляла свою коллекцию. Одна из ее любимых манекенщиц в последний момент не смогла поехать с ней. Быть может, попробовать мне?..

У меня немного закружилась голова, пока мои друзья бесились вокруг в танце «сдирания скальпа»: с деньгами, которые я могла бы заработать, они видели себя на ближайшие полгода в «Карлтоне»[198]198
  Сеть дорогих отелей.


[Закрыть]. Художники будут рисовать, музыканты сочинять… а я буду денно и нощно расхаживать в сказочных платьях. Немного успокоившись, они устроили мне восторженную овацию, когда я с отчаянно бьющимся сердцем отправилась на авеню Виктория, где вскоре открыла дверь магазина, показавшегося мне раем.

Первым моим впечатлением от Высокой моды были шиньон и гроза. Антрацитово-черный тугой шиньон – шиньон Жермены Леконт, которую я увидела со спины. Гроза – шквал ругательств в адрес судьбы. Так я нечаянно узнала, что ключи от чемоданов с коллекцией были потеряны, а потому, сжавшись и не произнося ни слова, приклеилась к стулу у стены, почти укрывшись за ширмой.

Подхватив эстафету отчаяния, служащие суетились, как муравьи в разрушенном ударом ноги муравейнике. Они по очереди терзали замки ключами всех форм и размеров, но их усилия ни к чему не приводили.

Речь могла идти только о поспешной глажке, торопливых примерках, манекенщицах из Биаррица, быть может, толстых, которых следовало просмотреть немедленно… Толстых! Ну уж нет!

Я была тоща, как уличная кошка, и столь несправедливое подозрение придало мне храбрости. Мой голос дрожал, когда я объявила о своем присутствии этому вихрю с хлестким шиньоном. Словно рухнула защитная стена, открыв меня всем взглядам. К своему великому ужасу, я вдруг очутилась посреди бело-желтого салона, который в любом другом случае показался бы мне восхитительным. И тут случилось чудо. В момент, когда проходила первую проверку, я словно услышала щелчок: атмосфера стала легкой, черный шиньон исчез, уступив место улыбке, ее я до сих пор не забыла. Ровные и блестящие зубы словно светились, наделяя обаянием лицо с тонкими чертами и острым взглядом.

Жермена Леконт подошла ко мне и в неожиданно добром настроении, подбодрившим меня, пошутила: «Нам остается только дождаться слесаря!» «Нам!» Честное слово, я уже стала частью Дома. Меня сразу покорила ее жизненная сила, и я уже была готова идти на смерть за эту крушившую препятствия личность.

Однако испытания только начинались. И когда чемоданы были наконец открыты, меня охватил страх. Быть может, я слишком высока, слишком тонка, излишне тоща… Или не так красива. Конечно, угловата, а быть может, и вовсе «дубина»… Почему бы и нет? Что Она подумает обо мне?

Не знаю, о чем она подумала, но взяла меня. Наверное, я достаточно сильно выпячивала бюст в чуть более просторных платьях или раздвигала юбки, сунув руки в карманы, чтобы администраторы, продавщицы и манекенщицы забыли о моих тощих бедрах… и краем глаза следила за их реакцией.

Опьянев от грядущей славы, я ринулась в «каморку» (так мы называли комнату девушек в семейном пансионе) и объявила о сумме гонорара, который показался нам колоссальным. Мне предстояло показывать коллекцию в «Карлтоне» в 17 часов, а на следующий день дважды в магазине. Нельзя было терять ни минуты. Подруги буквально насели на меня, сражаясь за право причесать и наложить макияж, хотя толком ни одна из нас не знала ничего, кроме пудры и едва заметного следа помады на губах. Они постарались так, что порог «Карлтона» в час файв-о-клок переступило чудовище с восточными веками и шевелюрой, похожей на торт первого причастия. Этим чудовищем была я и, несмотря на показную бесшабашность, совсем не походила на светскую львицу: сердце мое отбивало похоронный звон, а колени стучали друг о друга в – слава Богу! – невидимом чарльстоне.

Мне на помощь пришла добрая душа. Высокая, очень красивая и экзотическая брюнетка шепнула мне: «Думаю, у вас слишком простой макияж. Надо добавить туши и подкрасить ресницы карандашом. Позвольте, я сделаю все сама». Словно играючи, она изменила все, заменив довольно блеклую помаду на более яркую. Я приятно удивилась, когда мое лицо словно осветили. Я с удовольствием расцеловала бы милую девушку, рискуя повредить ее творение. Этот первый жест дружеского расположения привел к тому, что я никогда не отказывала в совете дебютантке. Многие из них, наверное, спрашивали себя, почему я с таким терпением учила их ходить. Благодарите высокую брюнетку, очень красивую и симпатичную девушку. Однако в тот день мне показалось, что дела мои шли плохо. Не хуже, чем обычно, но я еще не научилась со спокойствием и равнодушием переносить катастрофы последнего часа, когда каждый раз создается впечатление, что показ провалился. Волнение и драматическая атмосфера оказали на меня неожиданное действие – я успокоилась и сказала себе: «Тем хуже, если я столь жалко выгляжу, все кончено!» В этот момент мне сказали, что наша общая уборная называется кабиной и что у каждой из нас есть свой «попугай», то есть вешалка с именем, где радугой сверкали платья, которые предстояло показать.

Стоило мне бросить взгляд в щель между двумя ширмами, как у меня внезапно задрожала челюсть: огромный зал был переполнен. Я впервые в жизни не только почувствовала, как предательски стучат челюсти, но и была подавлена ужасной мыслью, что превращусь в мишень для насмешек толпы, запутаюсь в предательском шлейфе вечернего платья. Он завернется вокруг ног, превратившись в «русскую портянку», сразу лишит достоинства и поставит крест на едва начатой карьере манекенщицы. Я уже слышала смех в зале, а по вискам заструился пот. Ужас!

Я рассказываю обо всех, навсегда запечатлевшихся в моей памяти деталях, чтобы смягчить отчаяние дебютанток и показать им, что со страхом, как и со всем остальным, можно справиться… хотя мне до сих пор случается страдать от него.

А пока в голове билась лишь одна мысль – бежать. Прощайте, мечты о славе! Проскользнув позади Жермены Леконт, которая давала наказ пианисту, я могла бы сбежать… и обрести свободу! Я уже начала поворачиваться между двумя «попугаями», когда послышалось: «Мари-Жозе!» Катастрофа! Мари-Жозе, так зовут меня. Хозяйка звала меня, и я попалась как мышь в мышеловку с сыром!

– Послушайте, крошка, у вас красивое имя, но не можете ли подыскать что-нибудь покороче, что-нибудь ударное?

– Мне очень нравится Фредерика, мадам. Быть может, Фредди?..

– Жестковато – вы не похожи на неудавшегося мальчика, – но это соответствует моде.

Так родилась Фредди, в ту же секунду попавшая в мир моды. Я только что подписала моральный контракт и сменила шкуру: дрожащая Мари-Жозе стала бесстрашной и спокойной Фредди. А через секунду, представив себе реакцию родителей, я ринулась в бой. Я шла второй и имела время подивиться непринужденности «звезды», высокой брюнетки, которая так мило давала мне советы по макияжу. И вдруг поняла, как надо идти. В этот миг произошло нечто неожиданное, нечто невероятное. Залитая светом, который отделял меня от зрителей, я двигалась твердым и уверенным шагом, вращалась, улыбалась с какой-то отчаянной веселостью, которую сумела передать публике. Как мне сказали позже, у меня был вид девушки, пришедшей танцевать и развлекаться. Это была победа. Остаток вечера превратился в пьянящий вихрь. Жермена Леконт была настолько добра, что перенесла на меня часть успеха очаровательного костюма, который я представляла, и, как умелый игрок в покер, внезапно решила изменить распорядок показа моделей: самые красивые платья были повешены на моего «попугая», а продавщицы-костюмерши занялись только мною. В самом конце, во время представления вечерних туалетов, платье «Бабочка», представленное мною, побило рекорд криков «браво»: муслиновый мыльный пузырь и моя улыбка ребенка-вамп покорили две тысячи зрителей. И в кабине я стала центром внимания. Мой неожиданный успех создал опасность для других, ведь – это я поняла позже – я «украла» их модели. Манекенщица всегда привязывается к платьям, которые представляет, и с болью в сердце видит их на плечах другой. С тех пор мне часто приходилось испытывать на себе не всегда немые упреки. Но в тот день мне было все равно. Праздник подхватил меня: шампанское, обед со всей командой, удовольствие от встречи со «звездой»-брюнеткой, столь милой по отношению ко мне, возвращение глубокой ночью в «каморку», где заснувшие подруги показались мне едва расставшимися с детством, тогда как я за какие-то сутки повзрослела… Несколько бокалов шампанского подстегнули мечты o независимости, и, лежа с открытыми глазами и всматриваясь в темноту, я уже представляла себе свою новую жизнь – я начну работать.

Нет смысла стремиться в тиски буржуазной семейной жизни и выходить замуж за очаровательного и безобидного парня, «отличного во всех отношениях». Я буду путешествовать, начну жизнь, не завися от отцовского счета в банке.

Следующий день подтвердил – утро вечера мудренее. После нового показа коллекции я получила свой первый заработок, а Жермена Леконт предложила: «Фредди, заходите ко мне в Париже. Уверена, профессия вам нравится. Жду вас».

Оставалось только справиться с семьей. Мне хватило смелости завести этот разговор в разгар обеда с дядьями, тетками, кузенами и племянниками: «Я собираюсь работать».

Я ожидала грозу, но молнии меня не сразили. Более того, все заговорили о профессиях, которые могли мне подойти: помощница врача, секретарша писателя и так далее и тому подобное после получения соответствующих дипломов.

И никто не обмолвился о моде.

Уточняющих вопросов не последовало, поскольку все решили – ребенок капризничает, так как я неофициально была обвенчана с сыном крупного врача, и проблема моего будущего никого не волновала. Никого, кроме меня.

Первый этап: подсознательно ощутив, что его присутствие не входит в мои планы, мой жених оказался достаточно умен, чтобы вернуть мне свободу.

Второй этап: поскольку семья отправлялась на отдых, я нанесла визит Жермене Леконт, которая взяла меня на работу с первого августа, а потом набралась храбрости, чтобы объявить о своих планах семье. В отсутствие отца, занимавшего крупную должность за границей, я испытала на себе гнев деда. Опустим тяжкие подробности. Решение мое было окончательным: в тот день, когда начну работать у Жермены Леконт, я обрету свободу и поселюсь одна в небольшой студии.

Я вернулась в кабину. На этот раз настоящую кабину, но впечатление оказалось ужасающим. Как ребенок, заблудившийся в незнакомой среде, я поняла, что все придется начинать сначала. Мой апломб обернулся паникой, меня терзала неуверенность. Во-первых, за время отдыха я потолстела, и меня охватило отчаяние при виде расстроенной Жермены Леконт. Во-вторых, я вывихнула лодыжку и каждый вечер дома ревела горькими слезами от боли и разочарования, т. к. мой силуэт искажала эта уродливая нога с предательской припухлостью.

Я отдалась в руки массажистки, бывшей акробатки на трапеции, которая воспользовалась случаем, чтобы поделиться воспоминаниями о своей цирковой молодости: «С такой травмой, как у вас, я бы вернулась на арену!» – утверждала она, с силой терзая мою лодыжку. Я быстро отказалась от мысли внушить ей, что мода не цирк, а нога, похожая на колбасу, – настоящая катастрофа для манекенщицы. Она нагружала меня путаными воспоминаниями о детстве циркового ребенка и считала меня мокрой курицей, не слушая моих возражений.

Мысль, что Жермена Леконт нашла в себе смелости, чтобы довериться чудовищу, в какое я превратилась, и сегодня поражает меня. И все же она подготовила прекрасную и очень важную для меня коллекцию, давая возможность сидеть и отдыхать между примерками. Ее понимание и доброту, которые я испытывала всегда, я не забуду никогда!

Помогала мне и модельерша. Очаровательная баронесса Фукье, восхитительная и утонченная женщина. Ее природная веселость подбадривала меня, хотя, вопреки собственным оптимистическим заявлениям, я ощущала, как меня охватывает паника: буду ли я в форме в день показа?

Небо вознаградило меня за мужество и настойчивость.

Я худела день ото дня, и восхищенная Жермена Леконт считала, что меня все легче и легче одевать. И наконец, за двое суток до пугающей меня даты припухлость лодыжки исчезла, и я представила прессе свою первую коллекцию с прытью полукровки. Уф! Я не спотыкаясь сделала первые шаги в мире Высокой моды.

Глава III
Тысяча и одна парижская манекенщица

Я решила, что эти первые шаги не будут последними. Речь не шла о том, чтобы стать манекенщицей, ею надо было остаться. А это, несомненно, дело иное.

Пора признаться, что я забыла сообщить об одном обязательном качестве манекенщицы, тем более манекенщицы-звезды.

Я говорю о горделивости или, по крайней мере, некоторых ее зачатков. Она должна обладать чувством гордости, а отнюдь не тщеславием, источником насмешек. Пользу приносит только прекрасная оправданная горделивость. Почему бы и нет? Корнями моей гордости были независимость и только что обретенная свобода. Я на время ушла из семьи и начала самостоятельную жизнь, словно заключила пари. Это был почти вызов.

Мне надо было обязательно преуспеть, чтобы доказать, что я могу обойтись без буржуазного окружения, которое до сих пор помогало мне жить. В своем упорстве я черпала необходимую энергию, стараясь вырваться в основную группу и закрепиться в ней.

К счастью, я заручилась поддержкой друзей. Меня порекомендовали Жаку Косте, художественному редактору журнала l’Art et la Mode, который теперь с восхищением листала. Жак представил меня Жоржу Сааду, фотографу, он заполнял своими снимками целые номера. Тот познакомил меня со своей женой, директором журнала, и оба уже на следующий день впрягли меня в работу. Я с радостью нашла в следующем номере себя почти на каждой странице, и с тех пор Жорж Саад регулярно публиковал восемь – десять, а то и больше моих фотографий. Если только я не была в отъезде.

А я много путешествовала, вскоре став летучей манекенщицей. Прекрасный термин, соответствующий моей любви к свободе, потребности к движению. Отказываясь от эксклюзивного контракта с каким-либо Домом моды, летучая манекенщица порхает от одного к другому и перелетает из столицы в столицу. День в Рио-де-Жанейро, неделя в Лондоне, потом Стокгольм.

Но нельзя слишком удаляться от Парижа, теплицы у перекрестка дорог для манекенщиц.

Перед тем как продолжить, надо вымести сор, убрать лжеманекенщиц, которые могут быть лучшими или худшими, но не имеют ничего общего с Модой.

Старлетки в постоянном поиске контрактов, завсегдатаи коктейлей без особых занятий, фотографы-репортеры называют их манекенщицами одного снимка. «Мисс Такая» и «Мисс Сякая», с этими фотомоделями нам не по пути. Настаиваю на этом, хотя многие несведущие люди не видят между нами особой разницы.

Я знаю, Пралин согласилась однажды участвовать в конкурсе на звание Мисс Синемонд, но она думала о прелестях путешествия в Голливуд, а главное, о рекламных преимуществах, которые повлияют на ее статус после этого забавного приключения. Она прежде всего оставалась манекенщицей Высокой моды. И какой манекенщицей!

Знаю, есть «поющие манекенщицы», как Аннабель или Маги Сарань, и «манекенщицы-парашютистки», как Колет Дюваль[199]199
  Д ю в а л ь, Колет – французская эстрадная певица и киноактриса с привлекательной внешностью в стиле new look. – Прим. А. Васильева.


[Закрыть], но первые две уже давно расстались с модой ради певческой карьеры, а третья не столько манекенщица (ох уж эта реклама!), сколько превосходная и мужественная парашютистка.

Я тоже занималась телевидением и даже снималась в кино, но всегда возвращалась в свою кабину.

Нет! Истинная манекенщица есть прежде всего манекенщица-профессионалка, и молодым девушкам, мечтающим стать таковой, должно серьезно вдуматься в это слово, а уже потом придумывать себе неизвестно какой искусственный рай. Иначе они рискуют стать «манекенщицей» на площади Пигаль: именно так держатели ночных заведений называют обнаженных женщин в своих показах для заграничных туристов.

Ныне и наша профессия не относится к древнейшим, хотя вскоре будет праздновать свое столетие. Нашим «изобретателем» был Чарльз-Фредерик Ворт, первый из династии Вортов. До него модели клиентам показывали на куклах. От фламандского «moeneken» или «manneken» – «маленький человек».

У великого Чарльза-Фредерика возникла идея шить платья по меркам своей жены и отправлять очаровательную мадам Ворт на бега, на аллеи Булонского леса и даже в свой магазин, когда его посещали клиентки. Она и была первой манекенщицей. Очень быстро обычай вошел в привычку, и «девочек из магазина» – еще одно красивое название, напоминающее об эпохе, когда шуршали платья с турнюрами, – просили показывать модели покупательницам. После этого специалистам поручили «представлять коллекции», как обычно говорят, а за девушками сохранили название – манекенщицы.

Сегодня нас во Франции тысяча двести, почти тысяча из которых обосновалась в Париже, но состав их столь же неоднороден, как и толпа новобранцев во дворе казармы. Прежде всего из-за разницы в зарплате: дебютантка зарабатывает двадцать пять тысяч франков в месяц, а некоторые звезды – увы, крайне редкие! – оплачиваются фотографами по десять тысяч франков за час. Скажем для ясности, месячная зарплата манекенщицы колеблется от двадцати пяти до шестидесяти тысяч франков. Уже вижу гримаску какой-нибудь малышки Жизель из Каркассона или Сюзанны из Менильмонтана, которая мечтает красоваться целыми днями в тафте или мехах. Ей придется работать десяток лет, не потратив за это время ни сантима, чтобы купить себе одну норковую шубку из коллекции. Такова суровая правда жизни.

Дом моды начала ХХ века

Однако эта зарплата, равная зарплате почтовой служащей, к счастью, компенсируется некоторыми преимуществами профессии. К примеру, участие в прибыли: сумма от пятидесяти до двухсот франков в зависимости от Дома, которая ежемесячно выплачивается манекенщице за каждую проданную модель из ее коллекции. К концу месяца набегает до нескольких тысяч франков. Производственная премия. С другой стороны, модельер заключают договоры, чтобы мы могли раз в неделю бесплатно посетить парикмахера или получить косметические товары. И наконец, позирование для фотографий, особенно в период представления коллекций. Оплата производится двумя способами: либо почасовая (от четырех до пяти тысяч франков), либо за каждый снимок в отдельности (тысяча пятьсот франков за первую фотографию при каждом перемещении и тысяча франков за каждую следующую). Некоторые иностранные фотографы – о, магия валюты! – часто платят по две-три тысячи франков за снимок. За месяц набегает весьма приличная сумма: Жизель из Каркассона и Сюзанна из Менильмонтана могут сменить недовольную гримаску на улыбку.

Но не будем, однако, преувеличивать, ибо фотографы нуждаются в нас всего треть года. Остальное время надо жить, используя сбережения, поскольку зарплаты редко хватает до конца месяца. Ведь мы не можем устоять перед искушением в момент скидок, если хозяин позволяет купить за тридцать – тридцать пять тысяч франков платьице, которое мы так часто носили в салоне. И с восхищением показываем всем… после его оплаты (только один или два крупных дома бесплатно предлагают в конце сезона своим манекенщицам одну из моделей).

Парижская мода, 1955

К тому же подобное безумие доступно не всем. К примеру, «функционеркам». Я называю так манекенщиц, которые ежедневно приходят в кабину, словно на службу в министерство, чтобы усесться за свой стол. Зная всю подноготную профессии, они, быть может, не обладают искоркой гения, но служат надежным резервом. Как официанты, с блеском жонглирующие полными подносами над головами клиентов.

Модельер может быть спокойным: они умеют правильно снять манто или без паники спуститься по лестнице. Они исполняют свою работу, как истинные ремесленники. Более того, они очень полезны во время представления, позволяя публике отдохнуть между двумя яркими показами. Они надежны, если не произойдет чего-то непредвиденного, и могут долгое время работать в одном и том же Доме, но не позируют для фотографий или делают это крайне редко, а потому могут рассчитывать только на свою зарплату.

Имея тысячу франков в день, они считают подарком столовую, если она имеется, поскольку хозяин частично содержит ее, что позволяет очень дешево питаться. К примеру, у Диора тысяча человек в день платят за обед от восьмидесяти до ста восьмидесяти франков в зависимости от заработка, и к толпе мидинеток часто присоединяются такие манекенщицы. Именно для них и всяческого рода неудачниц организована касса взаимопомощи, президентом которой была Лаки[200]200
  Л а к и (наст. имя Люси Дауфарс) (1921–1963) – французская манекенщица, звезда Дома «Кристиан Диор», с 1950-й по 1958 г. – профсоюзный деятель. – Прим. А. Васильева.


[Закрыть], «звезда» у Диора. В ее членах состоит примерно шестьсот человек, они ежегодно вносят по две с половиной тысячи франков и пользуются солидными преимуществами: бесплатная медицинская помощь, выплаты из фонда взаимопомощи, пособие десять тысяч франков при рождении каждого ребенка… Также могут полностью оплачиваться некоторые эстетические операции, необходимые для выполнения профессиональных обязанностей. Нет смысла уточнять, что взносов не хватает и приходится прибегать к помощи богатых дарителей или организовывать благотворительные праздники, где, конечно, принимают участие модельер и манекенщицы-звезды. К тому же касса играет роль бюро по трудоустройству, куда записываются безработные манекенщицы или обращаются хозяева, которым необходимо обновить кабину или просто пополнить команду для заграничного показа.

Я сочла необходимым пойти на скучное перечисление подробностей и цифр, чтобы показать, это сознательно выбранное мною дело стало моей настоящей профессией. Здесь нет места периодически появляющимся красивым бездельницам, считающим, что стоит им только явить себя миру, чтобы затмить всех остальных, что главное в работе богато одеваться по двадцати раз на дню, а остальное время ухаживать за ногтями. Такие горе-манекенщицы, кстати, быстро исчезают с подиумов, но им на смену приходят новые претендентки, мешающие настоящим манекенщицам, кто хорошо работает и быстро создает себе прекрасную репутацию в нашем крохотном мире моды.

Поверьте, надо обладать мужеством, чтобы удержаться на плаву. Вы целый час торчите на берегу Сены, на скользкой набережной между двумя мостами, куда врывается «милый» февральский ветерок. Вас то и дело просят увеличить декольте муслинового платья, и вам приходится проявлять невероятную выдержку, чтобы не обругать последними словами закутанного до бровей фотографа, который жалуется, что у него окоченели кончики пальцев, а вас попрекает «не очень натуральной улыбкой». Вы превратились в айсберг, знаете, что у вас под макияжем синее лицо, но вам все равно необходимо изобразить настоящую весеннюю улыбку. Трагикомедия возобновляется через полгода с пыткой в виде меховой шубы под августовским солнцем.

Весь год ваше тело в кровоподтеках от уколов булавок или ударов ножниц, но с лица не сходит неизменная улыбка, более или менее скрывающая ваше желание кричать или кусаться. Конечно, звездам положены весьма приятные компенсации. Именно здесь возникают те пресловутые десять тысяч франков в час, о которых мечтают дебютантки. Оказии случаются, но редко и в основном для иностранных манекенщиц, чей утонченный стиль больше всего устраивает международные журналы. Я не вижу никого, кроме сестер Паркер – Дориан[201]201
  Л е й, Дориан (наст. имя Дориан Паркер) (1917–2008) – французская манекенщица и фотомодель. Стала одной из самых часто фотографируемых моделей в истории. Международную популярность ей принес рекламный контракт с косметическим брендом Revlon, стала лицом косметической линии Fire и Ice в 1950-х гг. Завершив карьеру модели, основала в Париже собственное модельное агентство.


[Закрыть] и Сьюзи[202]202
  П а р к е р, Сьюзи (р. 1929) – родная сестра Дориан Лей, младше ее на 12 лет. Именно Дориан устроила ей встречу с представителями Ford Modeling Agency. Сьюзи имела нетипичную для модели внешность: не очень высокого роста, ширококостная и веснушчатая, тем не менее стала очень известной, была лицом Chanel, работала с Vogue, Revlon, Hertz, Westinghouse, Max Factor, Bliss, Du Pont и др. За свою жизнь побывала на обложках более 70 журналов.


[Закрыть],– получавших от пяти до восьми, а иногда и десяти тысяч франков за час. Но следует признать: они так неординарны!

Поскольку девушка с обложки не имеет коллекции для показа, она может позировать для двадцати фотографий в день и возвращаться вечером домой с набитым кошельком. Еще больше платят за рекламные фотографии, но для них позируют девушки с обложки, специализирующиеся в этом жанре, и они никогда не появляются в салонах. Здесь нет официальных тарифов, и все зависит от договора между хозяином и манекенщицей, от минимума в пять тысяч франков до пятидесяти тысяч франков и более за целую серию.

Девушек с обложки, считающихся также манекенщицами моды, можно назвать по пальцам одной руки: Мари-Тереза и Женевьева[203]203
  Ж е н е в ь е в а (наст. имя Женевьева Ришар) – знаменитая манекенщица Дома моды Пьера Бальмена в 1950-е гг. – Прим. А. Васильева.


[Закрыть] у Бальмена, Лаки у Диора, Патрисия у Фата и несколько других. Зачастую те, кто гонится за двумя зайцами одновременно, теряют в одном, чтобы выиграть в другом.

И причина тому проста: требования к манекенщице кардинально отличаются от требований к хорошенькой девушке с обложки.

Парижская мода, 1956

Манекенщица – это непринужденность, грация. Красота, если она есть, не мешает, но не обязательна. Куда более важны движение, ритм.

Чтобы стать девушкой с обложки – пусть мне простят сей наивный подход, – надо быть фотогеничной, иметь что-то такое, из чего объектив творит чудо. И здесь красота не помеха, но она менее полезна, чем некая форма лица, притягивающая свет, или некое умение принимать позу, подчеркивающую ваши достоинства. Красивая или уродливая (почему бы и нет?) девушка с обложки должна быть лучше на снимке, а не в жизни, для этого она и существует.

Я не могу забыть одну специалистку этой застывшей красоты, которая однажды захотела участвовать в дефиле. Неуклюжая походка, мертвые руки, громадные ноги. Истинная катастрофа! Худоба некоторых американских девушек с обложки поражает. Фото полнит, я это знаю, но не до такой же степени!.. Наши французские декольте куда женственнее!

Девушки с обложки чаще всего бывают иностранками: англичанками, американками, голландками, немками или скандинавками. Они приезжают под предлогом отдыха в Париж и десятками приходят к фотографам, приводя их в экстаз. От сезона к сезону они проходят по всем адресам и регулярно получают свою маленькую «работу». А их манеры!

Прежде всего, девушки не говорят по-французски или едва лепечут – это льстит некоему снобизму фотографов – и весьма капризны. Их поведение внушает уважение и восхищает всех… на некоторое время.

Русская манекенщица виконтесса Женя де Кастекс (урожд. Горленко) в бархатном платье с меховой отделкой от Ворта, Париж, 1933. Фото Хенрика Филиппа

Будем справедливы, их лица отличаются от наших, они типичны, иногда довольно странны и невероятно фотогеничны. А превосходный макияж сглаживает все недостатки. Кроме того, эти модели требуют целые состояния за свои услуги. Весьма хитрый способ поддерживать свой статус. Однако такие перелетные птички властвуют не столь долго, как те, кого называют манекенщицами-звездами или ударными манекенщицами, которым предлагают представлять самые лучшие модели.

Прибывшие со всех концов света, они представляют расы всей земли, истинную ООН элегантности, и иногда им удается соединиться в идеальный коктейль, где каждая из них в отдельности и все вместе превращаются в типичную парижанку.

Лаки, самая «экзотичная» из француженок – чистая бретонка. Патрисия от Фата – испанка по отцу: у нее лицо андалузской мадонны. Гислен от Магги Руфф – очаровательная голландка, вышедшая замуж за французского фотографа. Алла от Диора также вышла замуж за фотографа, но она… маньчжурка, а ее муж настоящий польский граф. Стелла Марэ – франко-американка, пятьдесят на пятьдесят. Итальянка по происхождению Стелла Данфрей – красавица-брюнетка. Как и Терезита Монтес, родившаяся в Сан-Доминго. (Жан-Пьер Омон женился на ее сестре Марии, киноактрисе.)

Кого еще указать? Симону, Капусин, Беттину, которая приехала из глубокой провинции и поступила к Жаку Косте, где ее вскоре обнаружил Фат, сотворивший из нее чудо. Как он же превратил в настоящую богиню Луизу, уже сделавшую карьеру и чей статус, благодаря этому кудеснику, меняется день ото дня. Он также громогласно требовал, чтобы ему отдали Софи, миниатюрную манекенщицу от «Эрмес»[204]204
  Э р м е с, Эмиль-Шарль – история Дома началась в 1837 г., когда Тьерри Эрмес основал частную фирму по производству упряжи лошадей. Последующие пять поколений постоянно расширяли производство, создав настоящую империю безупречного вкуса и высокого качества. Эмиль-Шарль, сын основателя, в 1879 г. обосновался в Париже, где открыл первый бутик Дома.


[Закрыть], ставшую королевой его кабины. Наконец, я должна сказать о несколько иной профессии, а именно о профессии летучей манекенщицы. Их называют летучими, поскольку они не связаны ни с каким Домом. И они действительно летучие, поскольку половину жизни проводят в самолетах и много работают за границей. Такой стала и я. Необходимые условия: иметь известность, номер телефона и заграничный паспорт. Тогда только остается ждать вызова:

– Алло! Мы сегодня передадим вам билет в Осло. Вам заказано место. Полетите одна.

Русская манекенщица Варвара Раппонет в дорожном ансамбле Дома моды «Эрмес», Париж, 1943

– Алло! Филиал Диора в Кассе. Можете ли через десять дней показать коллекцию и остаться на неделю, чтобы отправитьсяв Танжер и Марракеш? Да? Прекрасно. Билет будет ждать вас у Диора завтра во второй половине дня.

– Алло! Не могли бы вы освободиться и показать коллекцию перед прессой? Нет, пока нет? Перезвоните во второй половине дня, рассчитываю на вас.

– Алло! Три дня в Хельсинки…

– Алло! Алло! Алло!..

Иногда обуревает желание перерезать провод, но на самом деле меня восхищает такая перегрузка: значит, дела идут…