Текст книги "Тайны парижских манекенщиц (сборник)"

XVIII. Поездки и анекдоты

Бальмен на меня почти не сердится, и я спрашиваю себя, не укрепило ли нашу дружбу (хозяин, позвольте мне использовать этот термин?) мое долгое отсутствие. Дом постепенно стал моей… третьей семьей. Едва ли не настоящей, ибо гастролирующий Мишель часто покидает меня.

Мне созданы уникальные условия. Отношения с Бальменом больше походят на отношения с родителями. Его добродушная фамильярность, остроумное ворчание, сцены – как они оправданны! – которые он мне устраивает! Во мне не осталось ничего от прилежной служащей, а я так хотела быть ею. Я постоянно занята. До трех показов, кроме нашего, в пиковые дни. Всегда опаздываю, приезжаю в одиннадцать вместо десяти. Проскальзываю в студию.

– Ну, тебе достанется! – шепчут мне. – Настроение у него отвратительное.

Я догадываюсь, что он все посылает к черту, выбрасывает полотняные выкройки в корзину.

– А! Явились! Благодарю вас!

Пьер Бальмен в маскарадном костюме на балу в Палацо Лабиа в Венеции, 1951

– Господин Бальмен, я сделала все, что смогла. Надо заботиться о семье. Удалось заработать несколько су.

– Вижу, мне придется расстаться с вами.

Если только не наоборот. Я пишу просьбу об увольнении каждый месяц.

– А если серьезно?

Он смягчается:

– Что бы делал без своей Пралин?

Ощущение, а оно мне исключительно дорого, что я незаменима. (А бывают ли незаменимые люди?)

Он советуется со мной. Иногда тревожится:

– Что за выражение, Пралин? Вам эта выкройка не нравится?

– Больше похоже на тряпку!

– Вы правы. В корзину! Иногда он переубеждает меня.

– А! – восклицаю я. – Должна была сообразить.

Чаще я восхищаюсь, и тогда радуется он:

– Прекрасно. Вам понравилась эта коллекция.

А розыгрыши, которые я позволяю себе устраивать! Как-то случайно обгоняю его на улице Франциска I.

– Месье изволит опаздывать? Будет мне наука. Пусть он больше не ворчит, когда я задерживаюсь на четверть часа!

В другой раз я беру его прекрасный фотопортрет, стоящий у него на столе, и ставлю в кабине с посвящением, сделанным его рукой:

От чудесного дорогого хозяина обожаемым манекенщицам.

Появляется Бальмен, хмурится:

– Кто себе позволил?

– Господин Бальмен…

– Не стоит искать. Проделка матушки Пралин!

Иногда я «теща», «шутница». Злые языки, конечно, поговаривают, что я… нечто другое. Он смеется. Смеюсь и я. И смеются все, кто хорошо нас знает. И первой его грациозная мать, я ее обожаю, такая энергичная женщина и всегда дает хороший совет! Она часто приглашает в гости нас с Мишелем, и Бальмен радуется больше других, как ребенок, и постоянно шутит.

Как-то в ноябрьский день Бальмен вдруг заявляет:

– Пралин, везу вас в Америку.

– Завтра?

– Через три дня.

– Что показываем?

– Везу всю коллекцию.

– Сколько манекенщиц?

– Вы и Жанна.

– Немного.

– Возьмем местных.

В американских службах работа налажена так, что через полдня все отрегулировано, получены документы, справки о здоровье и прививках, добропорядочных нравах, непринадлежности не знаю к каким политическим сектам. Берем всего сто восемьдесят моделей, простите, если мало! Особо восхищаюсь манто из букле ярко-зеленого цвета с широким поясом и пуговицами из яшмы размером с пепельницу. Жанна покажет такое же, но черного цвета.

Ночь в самолете над океаном. Двенадцать сотен лье. Подавляю традиционный страх в присутствии человека, который, наверное, четырежды объехал вокруг земли и чувствует себя дома и в Чикаго, и на Таити, и в Токио.

– Пралин, для американцев надо придумать забавную штучку.

– Какую?

– Может, выскочите из коробки, как чертик?

– Какой коробки?

– Пошлю сообщение.

Умолчу о небольшом событии, а именно о нашем приезде: Пьер Бальмен, the great costumer[165]165
  Великий модельер (англ.). – Прим. пер.


[Закрыть], и Пралин. Быть может, кто-то еще помнит обо мне.

Показывать должны в полдень в «Уолдорф Астория». Местные манекенщицы (дюжина хорошеньких девушек, словно сестры) разбирают модели, примеряют их. Все подходит! Готовые размеры!

А где коробка? Ее приносят. Я надеялась, что она будет мне по пояс. Послание было подробным? Коробка широкая и плоская.

– Как я там помещусь?

– Ба! У вас хватает гибкости!

И все же! В нескольких словах мы разрабатываем скетч. Фотографов предупредили, им надо держаться у подножия сцены: сюрприз состоится там.

Огромный ресторанный зал. В нем позавтракали сто пятьдесят человек (если это называется завтраком). Оркестр играет с одиннадцати часов, чтобы люди не расслаблялись. Я смогла только заглянуть в зал: меня тут же увели боковыми коридорами. Коробка. Перешагиваю через край и должна там свернуться калачиком. Сами знаете, как это приятно! Я задохнусь в ней! Ну что ж, ради любви к хозяину!..

Слышу вдали бодрый голос. Бальмен импровизирует перед микрофоном, как опытный обольститель. Началось! Два огромных чернокожих носильщика, которым поручено нести меня, дают знак согнуться, сжаться и спрятать голову. Накрывают меня несколькими слоями шелковистой бумаги.

Мы обговорили фразу-пароль. Похоже, ее произнесли, ибо вдруг я ощущаю себя в воздухе, раскачиваясь в мощных руках. Коробка покачивается, и я боюсь, что она опрокинется. Нет! Ох уж эти идеи Бальмена!

Пралин вступает в коробку в «Уолдорф Астории»

Слышу, как один из носильщиков, чье появление в зале стало сенсацией, с комической серьезностью обругал диктора. (Ну и комедианты!)

Бальмен прерывает свою речь и выглядит недовольным:

– Что такое? Я не люблю…

– Посылка прибыла из Парижа.

– Может подождать!

– Похоже, нет.

– Что за шуточки?

Носильщики снова начинают двигаться, меня вновь раскачивает. Угадываю недоумение зала. Меня ставят на платформу, шириной с коробку. Бальмен с ворчанием приближается:

– Надо посмотреть!

Чувствую, как он поднимает крышку, убирает бумагу. Мое запястье сжимает край, мои колени… Слава небесам, я не страдаю ревматизмом! И увидев свет, я, всклокоченная и растрепанная, встаю как паяц – он был прав! – вызывая крик удивления, почти ужаса у ближайших помощников.

– Что, это она! Но… моя дорогая Пралин, что происходит? Вы с ума сошли!

Сначала слышится шепот, потом раздаются крики:

– Палаин! Палаин!

Оглушительные «браво», свист, под который мне удается привести в порядок волосы. Кладу руку на грудь… Груди… я смертельно боюсь, что одна из них выскользнула из корсета. Этот Бальмен! Еще никогда показ… Возникла атмосфера веселья и фамильярности, что вовсе не вредит парижскому духу. Коллекция принимается на ура! Невероятный успех!

В конце, когда остается только номер невесты, вновь появляются носильщики с коробкой.

– Ну нет! – кричит Бальмен. – Хватит! Лучшие шутки… Они словно не слышат, идут на сцену. Что подумать? Неужели на этот раз там… Жанна? Нет. Нельзя повторяться!

Бальмен решительным шагом подходит к платформе, приоткрывает коробку и извлекает – в то самое мгновение, когда из-за кулис появляется «невеста», девушка из Гейнсборо восемнадцати лет! – крохотный букет флердоранжа[166]166
  От фр. fleur d’orange – цветок апельсина. Белые цветы померанцевого дерева, принадлежность свадебного убора невесты.


[Закрыть] и вручает ей под рев публики, сотрясающий своды гостиницы. Всю вторую половину дня Нью-Йорк говорит только о нашем представлении. Вечером поезд в Вашингтон. Крохотное одноместное спальное купе с тысячами удобств и одним недостатком, о котором умолчу.

Вашингтон. Столица с авеню, широкими как эспланады, сверкающие белизной здания. Сульфар Спрингс (точно ли я дала название?), впервые в жизни участвую в показе на открытом воздухе, на газоне перед огромной гостиницей. Одеваемся и раздеваемся в раздевалке гольф-клуба. Здесь показываем только летние платья, пляжные шорты, купальники. Изнываем от жары. Однако добрые слова (на английском) в адрес Пралин, которые, как мне кажется, я слышу, служат охлаждающим душем. Тем же вечером мы на вокзале. Возвращаемся в Нью-Йорк.

На следующее утро отлет в Париж.

Простите, забыла о Тунисе, где побывала в сентябре. Отправилась туда вместе с Дани на корабле. Нас пригласила обаятельная пара прекрасных модельеров, супруги Дамон.

Морской воздух, отличное настроение наградили меня таким аппетитом, что я поглощаю блюда всего меню (дорогие и утонченные яства) в ресторане. Невероятное удивление присутствующих, ведь они знают, что манекенщицы ради фигуры…

Вечернее платье работы Дома моды Бальмена, 1953

Мы прибыли от имени Жанны Лафори, нас ей одолжил Бальмен. Рынки, Сиди-Бу-Саид, тысячи покупок, дефиле, собрался весь цвет Туниса. Надеюсь вскоре вернуться туда.

Множество других поездок: несколько раз Лондон, Люшон, Тулуза, Женева, Лозанна, Лимож на несколько недель. Затем Цюрих вместе с Бальменом.

Один прекрасный базельский модельер приходит к нам на чай: «Господин Бальмен, могу ли я пригласить вас на ужин вместе с вашей мадам?» Хозяин даже не моргнул, но явно доволен. По возвращении говорит матери: «Представляю тебе матушку Бальмен. Швейцария от нее уже не откажется».

Пьер Бальмен со своими манекенщицами в Лондоне

Анекдоты? Моя героическая прогулка… на слоне, когда во время великой Парижской Ночи я оказалась единственной из девяти, нашедшей в себе смелость взобраться на слониху ста девяти лет, которая вовсе не выглядела добродушной.

Два воспоминания о Бельгии. О ней я почти не говорила, хотя заранее приглашена на дни, организованные Домом «Аскат». На этот раз я устроила заговор, чтобы отправиться туда тайно. Но угрызения совести охватывают меня, и я сообщаю о поездке Бальмену. Он согласен.

Одна приятельница умоляет меня захватить коллекционное манто (репс, полушелковый фай, воротник из голубого песца) для передачи одной жительнице Брюсселя: от таких услуг никогда не отказываются.

Сажусь в амстердамский скорый, пропускаю пересадку. Когда начинаю беспокоиться, сосед сообщает:

– Этот поезд огибает Брюссель.

– И что?

– Выходите в Монсе. Но…

На перроне я узнаю, что опаздываю.

Звоню:

– Дорогая мадам Мишо…

Излагаю свою проблему. Мадам Мишо не унывает:

– Вы под небесами Бельгии. А это главное, Пралин!

Что делать? У меня из-под носа уезжает автобус. Дефиле начинается в два часа! Сжалившийся надо мной служащий сообщает, что небольшой фургон для железнодорожников должен вот-вот отправиться. Быть может?..

Показ в Брюсселе

За двести франков меня усаживают в подобие кабинки на колесах. Вместе со мной едут парни в почерневших спецовках и подшучивают надо мной: «Алле! Алле! Она что, американка!» Мой облик, черт подери! Мой голубой песец! Они достали еду, угощают меня. «Ни американка, ни немка. Если я так одета, то для Дома моды. Можно ли договориться по-дружески?» Они угощают меня бутербродом. Подкрашиваю губы, одариваю их сигаретами. У них горячий кофе, они радуются, ведь я пила из их стакана: «Хорошая французска!»

Показ был спасен.

Дорогая чета Мишо, я сыграла с вами злую шутку! Не так давно.

Я ужасно старею. Боже, это же профессия для юных. Почему вдруг, глянув на свой паспорт, я ужаснулась дате своего рождения? Одной черточкой убираю два года.

Со мной верная Дани. Фени, французская граница. Полицейский, которому она предъявляет паспорт, слишком внимательно его разглядывает. Потом смотрит ей в глаза:

– Но… он же подделан!

– То есть… Это… это шутка!

– Сойдете на следующей станции.

– А я?

Полицейский возвращает мне паспорт. Я облегченно вздыхаю.

Он не отстает:

– Ваше удостоверение личности?

Я задумываюсь:

– Со мной ли оно? Подождите… Нет! Да!

Взгляд полицейского:

– Я так и думал.

Показ в Супербаньере

– Не имеет значения.

– А это посмотрим.

Бельгийская граница.

– Выходите.

Мы выходим без багажа. Поезд уходит. Мы протестуем.

– Надо было взять чемоданы с собой.

Я не особо беспокоюсь. Привыкла, что «все обходится».

– Нас приняли за шпионок, – говорю я Дани. – Прекрасно!

Звонок господину Мишо и рассказ о происшествии.

– Ужасно! Я бы приехал. Что будет с моей троицей!

Дело плохо. Французский чиновник, к которому нас отвели, не склонен шутить:

– Зачем вы это сделали?

– Затем, что в нашей профессии надо драться за свой бифштекс. Столько молоденьких!

– Ужасный проступок. Вы обманываете своих работодателей. Злоупотребляете доверием!

– Арестуйте нас!

– Уже сделано.

Пралин арестована! Ну и дела!

– Месье, вы читаете газеты?

– Никогда.

– Вы никогда не слышали о Мисс Синемонд?

– Синемонд, плевать я на нее хотел!

Хуже некуда. Просим (разрешено ли задержанным?) чашку кофе с молоком. Разрешают из жалости. Нас в полном расстройстве чувств грузят в какой-то поезд, идущий во Францию. Там мы предстаем перед высоким сухим мужчиной.

– Если бы ты могла заплакать, Дани? Намекнуть на сына!

Она плачет. Я завожу разговор:

– Месье, мы потеряли целый рабочий день. У моей приятельницы маленький сын. Ужас.

– Ничем помочь не могу. Вы вляпались. Даже не рассчитывайте ранее недели…

Неделя! Мы леденеем. И так расстроены, что чиновник по собственной инициативе звонит прокурору.

Чиновнику тоже звонят из Брюсселя. Супруги Мишо.

– Скажите, как вас опекают! Вы, случаем, не звезды?

– А как же! Если вы прочтете… На той неделе мой портрет…

– Не читал ли я статью о вас?

Господин Мишо получил свою троицу. Он приехал сам. Нас освобождают. Мод Лами, еще одна Мисс Синемонд, которую он нанял в последний момент, спасла дефиле.

Но в Париже пришлось разбираться с правосудием. Судебный работник (по-отечески) мило отчитал меня и пригрозил изъятием паспорта… с листочками, на которых отражены мои путешествия, которыми я так горжусь…

Не обошлось и без сплетен! Злые языки утверждали, что я сбросила себе целых пять лет.

XIX. По миру Высокой моды

Я достаточно много говорила о торжественных премьерах, которыми отмечается дебют коллекций, чтобы специально к ним не возвращаться. Только представьте, у нас проходит почти сотня спектаклей в год. Все дефиле похожи одно на другое. Почти везде невидимый диктор с таинственностью в голосе делает объявления; почти везде используют два языка (догадайтесь, какой второй). Это полезно и создает хорошее настроение! Почти всегда у платьев есть названия, выбираются они произвольно. Бальмен, не знаю почему, остался, наверное, единственным, который присваивает номер. Исключением стала коллекция «Бутик», хотя со своим умением и остроумием выбирать удачные названия он мог бы похвастаться многими находками.

Наши самые верные гости, самые информированные и «взращенные в серале», покупатели, фотографы, журналисты, хорошо знают и часто описывают атмосферу в студии. Тайны кабины, куда никто – даже хозяин! – не входит, охраняются наиболее тщательно.

Не буду говорить о страхах, явных, но подчиняющихся строгой дисциплине во второй половине дня праздника. Но известно ли, что любое дефиле даже по прошествии трех месяцев ставит перед нами огромные трудности? Ни минуты отдыха! Сколько нас, чтобы показать за два часа сто пятьдесят творений? В среднем пять или шесть манекенщиц. Пять или шесть!.. Каждая «прогулка» длится (я засекала время) от двадцати секунд до одной минуты, то есть мы «появляемся» каждые четыре минуты.

«Светской женщине» дается минут двадцать на завершение туалета, чтобы ничто не хромало, чтобы не выпирали застежки, чтобы нигде не вспучивало. У нас вчетверо меньше времени (правда, у нас отличные помощницы). Мы должны быть совершеннее, нет права на ошибку, ненужную складку, корсет должен быть затянут как надо, а бант сидеть с точностью до миллиметра. Иными словами, между нашими проходами, неспешными, величественными или непринужденными, мы несемся наперегонки со временем. Но разве кто-то говорит нам комплименты за это (и кое-какие другие вещи)?

ДИОР

Конечно, Дом, с которым я наиболее тесно связана после Бальмена, – фирма Диора. Я уже говорила, что он знал меня еще дублершей в немилости у Лелонга и потратил немало сил, помогая выбраться на поверхность. Почему я не пришла к нему, когда мне надоела жизнь летучей манекенщицы? Звучит странно, но он подавлял меня, как до сих пор подавляет свой персонал. Но он очарователен, снисходителен, понятлив, далек от какой-либо претенциозности. Если и выглядит холодноватым, то, быть может, из робости, ведь он возложил на себя обязанность уделять бо́льшую часть времени великим мира сего? Манекенщицы уважают и восхищаются им, а вернее, просто любят (иная ситуация у Бальмена и Фата). У него невероятные требования к ним. Позирование у Диора – период наиболее интенсивной, если не сказать экстенсивной работы. Но у него почасовая оплата, и работа дает им заработок! Мне случалось встречать манекенщиц Диора, которые позировали фотографам в девять часов вечера, а потом возвращались на авеню Монтень, чтобы отметиться на проходной.

Кристиан Диор. Фото Вилли Майвальда

Известно, что успех Диора был молниеносным. Его первое дефиле стало событием в Париже и имело мировой успех. Говорили, что за ним стоял пресловутый заказчик. Нет, за ним стоял его талант, можно даже сказать гений, и гений невероятно оригинальный, который разом раскрылся после спасительной стажировки у Люсьена Лелонга! Стиль Диора, одновременно простой и красочный, иногда граничит с вычурностью, узнается профессионалами за сотню шагов. Когда я по возвращении из Южной Африки купила на собственные деньги платье с ажурной юбкой, вернее с двойной юбкой, на которой широкие полосы настоящей чесучи ниспадали на нижнюю часть (репс), создавая при каждом движении ощущение яркой вспышки, встречавшиеся мне знатоки оборачивались и говорили: «Платье от Диора!» Они были в восхищении. Как и я!

Вечернее платье от Диора, 1957

Диор за несколько лет создал Дом, который, без всяких сомнений, находится на вершине профессионализма. У него больше всего манекенщиц, в том числе и самых знаменитых: Сильвия (говорят, она «не переносит» меня), Симона, красавица Франс и Алла, очаровательная помесь китаянки и индонезийки, тонкая, как лиана.

Диор культивирует простоту в общении: в последний раз, когда я торопливо шла пешком по площади Святого Августина, он проезжал мимо в машине вместе с мадам Ремонд: «Залезайте быстрее, малышка Пралин». И подбросил меня к Бальмену.

Диор находится под защитой Бога. И богинь! Одна из них – восхитительная мадам Брикар[167]167
  Б р и к а р, Митца – близкий друг, помощник и советник Кристиана Диора, директор шляпной мастерской в его Доме. – Прим. А. Васильева.


[Закрыть] (знакомая мне со времен Лелонга, где она была уважаемой клиенткой). Брикар отдает себя фирме и служит, если можно так сказать, связующим звеном с парижской элитой.

Диор мало путешествует, почти не организует дефиле за границей, но именно в него влюблена вся Америка. Именно его манекенщицы удостоились чести быть первыми, и единственными, которых приняли при английском дворе и которые склонились в реверансе (какие ощущения!) перед королевой Елизаветой.

БАЛЕНСИАГА, ФАТ

Звезда Баленсиаги блистала в межвоенный период. Его известность простирается далеко, я это поняла в Южной Африке.

От моей дорогой Карол, одной из его благородных сотрудниц, я знаю, что жизнь в его Доме комфортна и приятна.

Испанец Баленсиага не отринул родину и сохранил природный вкус. Что бы я делала у него, маленькая (относительно) блондинка, когда ходила по Парижу, чтобы устроиться на работу, птенец в поисках гнезда! В особняке на авеню Георг V вы встретите только роскошных высоких брюнеток с шиньоном на голове, похожих на изваяния, чья стать подчеркивает красоту невероятных вечерних платьев.

Огромной потерей для хозяина и фирмы, а также и всей моды была смерть два года назад во время поездки в Испанию господина Атенвилля, который (почти) делил с Баленсиагой ответственность за управление фирмой. Всегда улыбчивый Тантан, как его звали манекенщицы, звезды Жаклин и Жизель, пользовался всеобщей симпатией и уважением.

Пальто работы Дома моды Баленсиаги, 1952

Стиль Баленсиаги также всегда узнавался издали и практически безошибочно. Яркие цвета, удивительные оборки, сдержанность. И он, я уже говорила, блистал в мире моды без дорогостоящих экспедиций, высокопарных дефиле. Как ему это удавалось?

Жак Фат создает свои модели. Фото Вилли Майвальда

Жак Фат во многом похож на Бальмена. Такой же молодой, светловолосый, красивый и веселый, он создал свой Дом до войны, когда был младшим отпрыском корпорации, и сразу стал знаменитым. Помню, впервые увидела его у Лелонга в день, когда мне улыбнулась удача. Он собирался… переманить меня. Его сопровождала жена, замечательная Женевьева Фат, о ней он во всеуслышание говорил, что она его лучшая муза. Когда они вместе любовались платьем, изготовленным из лежащих складками шарфов из джерси, цвет которых постепенно переходил из коричневого в белый, Лелонг наклонился к ним и сказал: «Позвольте подарить его мадам Жак Фат?»

Авеню Петра I Сербского. Частный особняк Фата давно стал одной «из вершин» парижской элегантности. Софи и Беттина – его лучшие сотрудницы, их красота и осанка противостоят и взаимодополняют друг друга.

Остроумный и изобретательный, Жак Фат устраивает, кроме официальных дефиле, приемы для узкого круга, где в ходу маскарады, переодевания, развлекательные номера. Как-то вечером мы с Бальменом, с которым он спелся, как мошенник на ярмарке, присутствовали на приеме, когда Жак в наряде ковбоя встречал сливки Парижа, с удовольствием веселящиеся под его руководством! Его продукция? Прежде всего утонченность и юношеская свежесть нарядов. Создано на молодую женщину. Но разве не дарил он юность всем женщинам?!

У меня, быть может, предрасположенность к коктейльным платьям… Пишу эти строки и тут же вновь проникаюсь любовью к платьям вечерним.

У него были свои заскоки.

В частности, он требовал, чтобы я обрезала волосы:

– Пралин, вы выходите из моды!

Если помните, это было, когда он согласился одеть меня к конкурсу Мисс Синемонд.

– Ну-ка укоротите мне эту гриву!

После моего первого возвращения из Нью-Йорка:

– Пралин, вы перестали быть парижанкой! (У меня была гладкая прическа и длинные волосы.)

Как Бальмен, он беспрестанно путешествует. Его манекенщицы постоянно в пути, безмерно радуются, если он едет вместе с ними (ему нравится их развлекать), восхищены, и это понятно, когда, используя свой сад, показывает свои коллекции в тени деревьев или по вечерам под колдовским освещением.

Ансамбль от Жака Фата, дефиле 1949 года

Ансамбль работы Дома моды Баленсиаги, 1952

СТРАННАЯ ДРАМА… У КАРВЕН

С момента основания (она не так уж стара) я, естественно, восхищалась фирмой Карвен. В настоящее время я ношу в А.В.С. три платья от Карвен. Больше всего мне нравится платье в обтяжку (роль богатой американки) из белого расшитого атласа с широкими складками на спине, усыпанными стразами, разбросанными также и по верху корсета.

Оно, говорят, при поднятии занавеса производит сенсацию. И надо же, я едва не рассорилась на всю жизнь с Карвен! Рассказать эту историю? Почему бы и нет?

Это произошло два года назад. Я еще никогда не имела дела с фирмой на площади Этуаль. Мне позвонили из France Actualitе́s[168]168
  Французский киножурнал.


[Закрыть]: «Карвен снимает небольшой рекламный фильм для своих манекенщиц. Хотите дополнить группу? У Карвен в 10 часов вечера!»

О’кей! Браво! Я при полном макияже являюсь в назначенный час. Никто меня не встречает, кроме посыльного, который сообщает, что «все во дворце Шайо, что начало перенесено… на час утра».

Сопровождавший меня Мишель кривится. С нами шурин вместе с Ноэль Норманн. Мы решаем погулять и поужинать в ожидании часа.

Я прихожу в час. Меня встречают. Мадемуазель Карвен:

– Кто вы?

– Я… Пралин. Меня вызвали.

– Не я.

Приятель из France Actualitе́s знаком подзывает меня:

– Вызывали! Согласие получено! Быстрее надевайте это зеленое платье.

Я подчиняюсь приказу. Вновь появляется мадемуазель Карвен:

– Опять вы! Не пойдет! Я вас не выбирала и в вас не нуждаюсь.

Я разозлилась:

– Мадемуазель, представьте себе, что я нахожусь здесь не ради удовольствия, и не привыкла, чтобы меня принимали подобным образом.

Появляется мужчина – господин Карвен:

– А мне не нравится, чтобы в таком тоне говорили с мадемуазель Карвен!

Словно нарочно в это время в дверях возникает Мишель. За ним следует Клод:

– Что такое? Нас не желают?

– Эта мадемуазель!..

– Это моя жена.

Все нервничают. Вспыхивает драка. С моей стороны есть боксеры. Паника. France Actualitе́s упускает редчайшую возможность записать боксерский матч с нокаутом. Остальные манекенщицы в ужасе! Фабьена, моя хорошая подруга, вскидывает руки, а надо было выбрасывать полотенце!

Кто-то требует вызвать полицию. Мы возвращаемся домой в машине:

– Удачный контакт!

Конечно, было недоразумение: France Actualitе́s занимался своим делом, никого не предупредив! А я действительно не в стиле манекенщиц Карвена! Он сожалеет об инциденте.

В один прекрасный день все разрешилось наилучшим образом. Дела пошли на лад в день, когда в Санли (если память не изменяет) после конкура мне поручили вручить Мишлен Канкр… Кубок Карвен.

Директриса Карвен присутствует при вручении:

– Заключим мир, Пралин?

– Только и стремлюсь к этому. Все было глупо. Мадемуазель Карвен злится на меня?

– Она слишком умна для этого!

И действительно, отношения, возобновившиеся в связи А.В.С., сразу стали теплыми. Мы забыли об инциденте, даже с радости расцеловались в вечер генеральной репетиции. Только господин Карвен и мой муж по-прежнему чуть холодноваты друг к другу.

А я ощущаю себя в своей тарелке и наслаждаюсь в двух огромных салонах на Елисейских Полях длинными платьями с набивными рисунками и сказочными инкрустациями (два года назад была показана просторная белая юбка из грубого полотна с инкрустациями из ракушек, корабликов и прочей морской атрибутики!). Мне нравится аромат духов Ma Griff (которые я попросила Фабьену купить для меня). Я уважаю мадемуазель Карвен в деле, невысокую, верную низким каблукам, с невероятно умным взглядом, следящую за всем и отвечающую за все. Она исключительный модельер, сегодня здесь, завтра в Лондоне, послезавтра в Лиссабоне, крепкой рукой ведет свою фирму вверх и расширяет поле деятельности.

СКИАПАРЕЛЛИ И ПРОЧИЕ КНЯЗЬЯ

Мадам Скиапарелли уже давно стала крупной фигурой и поддерживает свою марку. Особый силуэт! Силуэт предводительницы авангарда. Дом, чьи идеи, обескураживающие, зачастую спорные, вызывают нешуточные эмоции и любопытство, являются темой для разговоров. Бывает, что ее изделия близки к шуткам, как купальник, запущенный прошлым летом, к которому прилагалось длинное полотенце с… четырьмя застежками по углам (чтобы в нем можно было раздеться!) Нет, только не подшучивать! Непросто подпитывать и держать на высоте долгие годы подобную репутацию! Дан Данжель, бывшая манекенщица на площади Вандом, неиссякаема, когда ее спрашивают, чему она там научилась. Она превратила мадам Скиапарелли в Кокто[169]169
  К о к т о, Жан (1889–1963) – французский писатель, художник. В 1910-е гг. вошел в художественный мир Парижа, познакомился с М. Прустом, А. Жидом, С. Дягилевым, П. Пикассо, Э. Сати и оказал влияние на сюрреалистов.


[Закрыть] от моды. Вот так!

Эльза Скиапарелли в своем доме, 1931

Эти заметки пишутся без особого порядка. От меня не ждут детального и уравновешенного описания парижской Высокой моды. Так сложилось, что я знаю тот или иной Дом и совершенно не знаю другой.

Рафаэль[170]170
  Р а ф а э л ь – парижский Дом моды, основан в 1936 г. испанцем Рафаэлем Лопез Себрианом, прославился женскими костюмами и пальто в испанском стиле. Закрылся в 1961 г. – Прим. А. Васильева.


[Закрыть], с моей точки зрения, один из самых блестящих специалистов по костюму. Я ожидаю получения некоторого вознаграждения за авторские права, чтобы передать ему свой опыт!

Маги Руфф – модельерша первого класса. Я прошу прощения, что почти ничего не знаю об этой превосходной фирме, объединившейся, как мне кажется, недавно с фирмой Мендель.

Пату[171]171
  П а т у, Жан (1880–1936) – французский кутюрье, начал свою деятельность в мире моды скорняком на предприятии, где работал его отец. В 1912 г. основал свой Дом «Пари», который специализировался на готовой одежде для американских клиентов. В 1919 г. открыл Дом Высокой моды. Первый из модельеров обратился к моделированию спортивной одежды и одежды для активного отдыха.


[Закрыть], думаю, воплощает категорию старых, но по-прежнему живых домов, которые сыграли в истории моды важнейшую роль. Жан Пату, если не ошибаюсь, был одно время лидером моды своего времени, привезший, как мне сказали, в Париж, чтобы поразить всех, американских манекенщиц (мы платим им тем же!). Его последователя, господина Барбаса, квалифицированного президента Синдиката Высокой моды, можно сравнить с Лелонгом.

Совсем молодая фирма, которая мне нравится, это «Алвин» в предместье Сент-Оноре (у него есть совладелец).

Начало наших отношений? Это случилось несколько месяцев назад. Мы с Мишелем стояли в очереди за билетами в кинотеатр «Граммон». Нам поклонился молодой человек лет двадцати семи:

– Мадемуазель, простите меня. Я создаю Дом моды. Я вас знаю. Мне очень хочется, чтобы вы запустили одно из моих платьев!

– С удовольствием!

Через несколько недель я получаю приглашение на его «премьеру» В небольшом салоне (отличного стиля) только звезды – от Дани Робен[172]172
  Р о б е н, Дани (1927–1995) – французская актриса. Фильмы «Молчание – золото», (1947), «Жюльетта» (1953), «Парижские тайны» (1962), «Фиеста» (1969) и др.


[Закрыть] до Габи Брюйер и Симоны Ренан! – и восхитительные модели! И мой восторг от сюрприза перед одной из жемчужин коллекции. Платье, названное «Пралин»!

Хотите верьте, хотите нет, но Алвин не затребовал меня вновь – скромность! А я не возобновила контакт с ним – небрежность! Или мы оба оказались слишком робкими.

В результате полная потеря связи! Я как-то вернулась к нему вместе с золовкой для покупки со скидкой одного из его костюмов. Только из этих строк он узнает, как высоко я его ценю.

ДРУГИЕ МАСТЕРА

Кто еще? К сожалению, мне известна лишь репутация Жана Дессе[173]173
  Д е с с е, Жан (1904–1970) – французский кутюрье греческого происхождения. В 1937 г. открыл свой Дом моды, который специализировался на вечерних драпированных платьях из шифона и муслина, навеянных мотивами древнеегипетских плиссированных калазирисов и древнегреческих ионических хитонов.


[Закрыть], авеню Матиньон, чья кабина считается одной из самых завершенных в Париже. Сдержанность и тонкая элегантность, как я заметила, особо ценится египетской элитой.

Один раз я встретилась с Жаном Фареллом, высоким, элегантным, исключительно умным, спортивного склада мужчиной. Это было у знаменитой гадалки, мадам Лилиан Жозен. Как мне показалось, медиумная личность этого восходящего художника не была чужда блеску его вдохновения и успеху.

Некоторое время много говорили о Кларенсе. Я мало знаю о нем. И, какой стыд, мало знакома с шикарными, старыми – но всегда молодыми – домами, как Манген[174]174
  Парижский Дом моды, основан в 1935 г. Люсиль Манген, дочерью известного художника. Этот дом считался самым дорогим в те годы, благодаря исключительному качеству шитья и обработки платьев. Закрыт в 1956 г.


[Закрыть] и Ворт, которые, к счастью, во мне не нуждались.

Мадам Гре за работой

Как и все, я заметила Робера Пиге, высокого, красивого человека, главу процветающей фирмы. Счастливый человек, он создал дело без броской рекламы, с редкими дефиле, только благодаря своей несравненной продукции, чью идею можно понять, листая его избранные альбомы. Я никогда не ступала ногой в его салоны на площади Этуаль, а там, говорят, царит немыслимая роскошь.

Я говорила о хороших отношениях с Жерменой Леконт накануне и после моего путешествия в Америку, как ради меня она слегка изменила свой стиль, сделав его более типичным и шуршащим, что соответствовало мне. Ее открытость и благожелательность привели нас к успеху, я с радостью разделила бы его с ней, будь она рядом. На самом деле ее стиль больше подходит для высоких брюнеток, каковыми были ее манекенщицы (звезда Фредди[175]175
  Ф р е д д и (наст. имя Мари-Жозе) – парижская манекенщица, звезда домов моды Жермены Леконт, Бальмена и др. – Прим. А. Васильева.


[Закрыть]), словно состоящие в семействе Баленсиаги. Обожаю ее духи Soir de Fête, которые имела честь вручить от ее имени Джоан Кроуфорд. На тему этих духов Морис Шевалье[176]176
  Ш е в а л ь е, Морис (1888–1972) – французский эстрадный певец, киноактер. Получил широкую известность в 1920-е гг. как шансонье. В 1958 г. удостоен «Оскара» за вклад в искусство.


[Закрыть] сочинил в Нью-Йорке песню.

Еще одна «великая модельерша» из подруг (если она позволяла так себя называть): Жанна Лафори.

Ее особняк на улице Кентен-Бошар часто принимал меня в качестве гостьи, когда приходила поболтать с Дани, иногда по службе, когда отправлялась с ее коллекцией в Тунис, и даже… в качестве клиентки, когда отчаянно торговалась за покупку. Жанна Лафори, веселая, избыточно активная женщина с безошибочным вкусом, кажется мне настоящей модельершей, приобщившей к своей школе дочь, красивую и мудрую девушку. Эта шатенка унаследовала от матери талант и любезность.