Текст книги "Цена любви"

13

Есть на карте Москвы замечательное место – место встречи, изменить которое действительно нельзя. Свидания там назначаются практически круглые сутки, а встречаются люди, можно сказать, со всех концов мира: зарубежные гости с россиянами, жители столицы с провинциалами, никогда в жизни не видевшиеся родственники – друг с другом, москвичи с москвичами – и все это, не считая влюбленных и деловых людей, представляющих обе стороны бизнеса, лицевую и изнаночную… Вряд ли великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин мог в свое время заподозрить, что спустя несколько десятков лет после его гибели в общем-то не слишком большой пятачок под ногами вполне рукотворного памятника поэту сделается столь же популярным в народе, как и он сам.

Словом, Антон Плетнев, висевший на хвосте ничего не подозревавшей о слежке Дарьи Андреевны, ничуть не удивился, когда понял, что ее роскошный «лендровер» двигается сквозь неизбежные пробки на Пушку. То бишь ко всем известному и неизменному месту встречи. Его это вполне устраивало, ибо нигде нельзя было более успешно не только затеряться среди явившихся на свидание, но и подобраться к интересующему объекту как можно ближе. Что он и сделал, чудом сумев припарковаться почти рядом с ее иномаркой, примерно за квартал от памятника и далее двинувшись за погруженной в свои, несомненно мрачные, размышления дамой в толпе.

Плетнев, памятуя услышанный им телефонный разговор, почему-то не сомневался, что загадочный Дэн как пить дать на свидание опоздает. И ошибся: парня, и в реальной жизни похожего на бандита, каким сия фигура существует ныне в представлении обывателя, и он, и Дарья Андреевна заметили издали: тот с хмурым выражением на физиономии топтался у самого пьедестала памятника, то поглядывая на часы, то с явным презрением оглядываясь на жаждущих сфотографироваться на фоне Александра Сергеевича. Пришлось Антону ускорить шаг, поскольку Даша при виде Дениса почти побежала, словно боялась, что он сейчас развернется и уйдет, несмотря на то что до четырех часов оставалось еще целых восемь минут.

Включив прослушку, выглядевшую как заурядный плеер, Плетнев услышал поначалу лишь ее тяжелое дыхание. Аппаратура по-прежнему работала отлично, и, смерив на глазок расстояние, преодолеваемое в данный момент Дарьей Андреевной, Плетнев понял, что можно не суетиться, разговор он и так услышит.

Дэн между тем тоже приметил спешившую к нему словно на пожар даму и, небрежно кивнув, двинулся ей навстречу. И, видимо привычно, начал говорить, не поздоровавшись.

– Не понимаю я тебя, – буркнул парень. – Боишься, что нас увидят вместе, а встречаешься со мной всегда тут… Здесь, между прочим, наверняка в каждой кофейне твои подружки с мужиками сидят…

– Прости, Дэн… – Плетнев отчетливо расслышал в голосе Дарьи Андреевны близкие слезы. – Я не подумала… Прости, прости… После всего этого… я… Я, наверное, никогда не приду в себя… Ох, Дэн!

Он поморщился, в его взгляде, устремленном на даму, не было ничего, кроме презрения.

– Давай только без истерик… Ничего, ты наверняка справишься, ты ведь у нас железная…

– Нет… – прошептала она. – Не говори так… Пожалуйста, не говори… Ты ведь теперь уже взрослый… Взрослый мужчина и наверняка все понимаешь… Я верю, что понимаешь!

Она все-таки всхлипнула. А Денис усмехнулся и неожиданно извлек из-за пазухи… маленькую круглую булочку.

– Голубей хочешь покормить?

– Какой же ты жестокий мальчик… – пробормотала Дарья Андреевна, а он среагировал моментально и для оперативника, слышавшего каждое слово все более интересного для него разговора, не совсем понятной фразой:

– Есть в кого, не находишь?

– Дэн, перестань, ты не смеешь…

– Во-первых, смею, и еще как! Во-вторых, да, жестокий… Уж какой есть, другого не будет… Так о чем ты хотела со мной поговорить?

– О твоих друзьях.

– Каких именно? – он усмехнулся. – У меня их много.

– О тех… из криминальных… Ты говорил, помнишь?

На этом месте Плетнев едва сдержался, чтобы не пробормотать что-нибудь типа «Есть!», и замер на месте, очень надеясь, что по-прежнему выглядит со стороны как человек, увлеченно слушающий по своему плееру любимую музыку, коротая время до назначенной здесь встречи.

Дарья Андреевна между тем взяла себя в руки, по крайней мере, больше не всхлипывала:

– Дэн, пусть они подключат кого-нибудь, опытного и умелого… Ведь у них такие есть, правда?

– Наверное, есть, – безразлично пожал плечами ее собеседник. – Но это сложно. И стоить будет дорого.

– Да плевать мне, сколько это будет стоить! Главное – чтобы они дело делали, а не как все эти идиоты, которые только треплются!

В наушниках Плетнева послышался вздох Дэна, и Антон бросил внимательный взгляд на парочку: парень как раз смотрел на часы.

– Ладно, я все понял. Я подумаю, потом, возможно, поговорю… А сейчас мне пора!

– Денис, – Дарья Андреевна коснулась его локтя, – ведь это и для тебя должно быть важно… Мальчик мой, я жду!

Женщина привстала на цыпочки и робко потянулась к щеке Дэна, однако поцеловать себя он ей не дал, резко дернувшись в сторону:

– Перестань! Здесь люди… Все, пока!

И в следующую секунду стремительно рванул к подземному переходу. Плетнев, словно завороженный, медленно перевел взгляд на Дарью Андреевну: она смотрела на удалявшуюся спину Дениса с горечью и отчаянием.

Оперативник уже ничуть не сомневался в том, что только что на его глазах и «при его ушах» было затеяно очередное заказное убийство, а следовательно, Константин Дмитриевич Меркулов, без каких-либо видимых оснований попросивший их заняться этим расследованием, похоже, был прав… Оставалось понять, каковы мотивы этой светской дамочки, если за гибелью Мальцева стоит именно она… А кто же еще? Надо же, «твои криминальные друзья» – так она, кажется, сказала этому своему любовничку-бандиту? А если припомнить, как здорово сегодня утром разыграла перед приятелем-дирижером свое якобы горе по убиенному Мальцеву… Что тут скажешь? Артистка!

Но главное теперь, конечно, вычислить следующую жертву, предотвратить гибель человека, против которого все это затевается. Плетнев нахмурился и, достав телефон, торопливо набрал номер Макса: к этому моменту у него уже должны быть хоть какие-то сведения по загадочному Дэну.

Продолжая поглядывать на Дарью Андреевну, которая не спешила покидать место встречи с парнем и даже опустилась на скамеечку, с усталым видом ссутулив плечи, он дождался, когда Макс включит связь, и поинтересовался, удалось ли тому что-нибудь нарыть по парню.

К его удивлению, ни в одной картотеке и ни в одном архиве МВД никто, хотя бы отдаленно напоминавший Дениса, не говоря о нем самом, не числился… Тут Максу можно было доверять на сто процентов: все коды, под которыми находились такого рода документы и снимки, он знал, кажется, наизусть.

– Может, просто не внесен? – высказал предположение Плетнев.

– Это уж твое дело определять, внесен или нет, – буркнул Макс. – Я по физиономии смотрел, была бы фамилия и отчество… Ладно, пока, некогда мне!

Любезностью компьютерный гений не отличался, к чему Антон никак не мог привыкнуть.

В этот момент наушники Плетнева вновь ожили, и, бросив взгляд на Дарью Андреевну, по-прежнему сидевшую на скамье, он обнаружил, что она тоже звонит по телефону и уже успела набрать какой-то номер. Ответили ей не сразу.

– Аня? – Женщина поднялась со скамейки и теперь разговаривала на ходу. – Анечка, мне надо с тобой повидаться… Я только что виделась с Денисом… С ума сошла?! Никого я не шантажирую, Вадим Алексеевич тут ни при чем… Понимаю, что у тебя съемки… Господи, Аня, ты своего великого Зарусского боишься так, словно он… – она замолчала и больше не произнесла ни слова, просто через какое-то время отняла телефон от уха и отключила: очевидно, ее собеседница просто-напросто прекратила разговор. Похоже, с Дарьей Андреевной столь неуважительно обращается не только ее молодой любовник!

Плетнев улыбнулся, ощутив внутренний подъем: ну наконец-то в ее разговорах мелькнула хотя бы одна фамилия, да еще и знакомая: Вадим Алексеевич Зарусский был настолько известным кинорежиссером, что даже Плетнев, практически не интересовавшийся кино, о нем слышал. Получается, что есть очень большая вероятность выйти на след неуловимого Дэна через него? Похоже на бред, но Антон не ослышался, а аппаратура к тому же записала упоминание о Дэне, да еще в сочетании со словом «шантаж», в разговоре с кем-то явно из его окружения…

Сгоравший от нетерпения оперативник вновь набрал номер Макса и, не обращая внимания на его недовольный тон, по собственной инициативе ссылаясь на авторитет Турецкого, попросил того срочно скачать к его приезду в «Глорию» хотя бы самые общие сведения о знаменитом режиссере.

Спустя час сердитый Макс вручил ему небольшую распечатку. Внимательно вчитавшись в текст, Антон Плетнев слегка присвистнул…

Зарусский Вадим Алексеевич – все его звания и награды, перечисление которых заняло более чем половину страницы, – был женат на актрисе не менее знаменитой, чем он сам, Анне Владимировне Калявиной. Супруги прожили вместе около четверти века, этот брак принес по крайней мере один реальный плод – не считая все тех же наград за картины, в которых жена режиссера, разумеется, снималась неизменно: у знаменитой пары имелся сын – Зарусский Денис Вадимович, 1982 года рождения…

– Чертовщина какая-то… – пробормотал Плетнев и с тоской покосился на пустующий в данный момент кабинет, где сидел Турецкий. – Это что же получается? Бандюк наш – сыночек знаменитой парочки? А звонила Дарья, что же, его мамаше?

Наступил момент, когда полученную информацию следовало обсудить с Александром Борисовичем, заодно объяснив ему, почему Антону дальнейшая слежка в этот день за Дарьей Андреевной показалась бессмысленной: перед тем, как отправиться в «Глорию», Антон проводил дамочку до ее подъезда, у той был настолько утомленный вид, что никаких сомнений – наверняка она отправилась спать… Конечно, за самоуправство Турецкий ему наверняка выговорит, однако и не оценить полученную благодаря этому информацию тоже не может…

– Не знаешь, когда Саша будет? – поинтересовался Плетнев у Макса. И, получив в ответ косой взгляд, пожатие плечами и молчание, вздохнул и потащился к лестнице, ведущей из комнаты компьютерщика. Придется звонить Турецкому и докладывать по телефону, а сделать это, находясь в берлоге Макса, невозможно: мобильная связь здесь блокировалась.

– Что ж это вы, милейший, с таким прошлым – и в санитары? – Профессор прищурился и неодобрительно поглядел на Филиппа Агеева, сидевшего напротив него с другой стороны рабочего стола доктора.

Филя слегка пожал плечами и постарался изобразить на физиономии глубокую печаль. Видимо, это ему удалось, поскольку Владимир Кириллович, уже минут пять пытавший его с упорством и дотошностью профессионального следователя, прекратил свое исследование трудовой биографии «санитара».

– Ну хорошо. – Он секунду пожевал тонкими бескровными губами. – В общем и целом вы нам, пожалуй, подходите… Да и характеризует вас доктор Пушкин хорошо… Кстати, я с ним немного знаком, так что есть возможность при случае переговорить… Вы ведь пять лет у него работали? Странно, что решили уйти, платят там очень неплохо…

Видимо, это был последний пробный камень тотального допроса, но Филя к нему готовился заранее:

– Мы с женой переехали в ваш район. – Он посмотрел на Хабарова честными, чистыми очами. – А ездить отсюда в госпиталь на моей развалюхе… Неудобно, словом.

– Понимаю-понимаю… – задумчиво произнес профессор. – Что ж… Должен предупредить, что обязанностей у вас тут будет больше, чем в госпитале, а к дисциплине мы относимся даже серьезнее, чем военные.

– Меня это не смущает, я вообще-то совсем не пью. – Агеев изобразил смущение.

– Я имел в виду другое, – поморщился Хабаров. – У нас очень сложный контингент больных… Для многих их диагноз по-прежнему звучит как приговор, хотя на самом деле это не так. Для чего нам нужен именно санитар, а не еще одна медсестра? Из-за особенностей некоторых процедур из числа получаемых пациентами: после одной из них, в частности, больной находится под наркозом, и его необходимо крайне осторожно доставить в палату… Женщина не может справиться с этим физически. Это понятно?

Агеев молча кивнул. А профессор в очередной раз с сомнением окинул взглядом Филины плечи: Агеев производил впечатление довольно хрупкого человека. Ту силу, которой он обладал реально, заподозрить в нем было на первый взгляд трудно.

– На самом деле, – улыбнулся оперативник, – я далеко не слабак, жилистый к тому же… Хотите докажу?

– То есть? – Хабаров удивленно поднял брови. А Филипп, быстро оглядевшись в довольно просторном кабинете профессора, поднялся, подошел к не самому большому, но и далеко не маленькому холодильнику, стоявшему в дальнем углу, и, примерившись на глазок, наклонился и… в следующую секунду, обхватив его руками, довольно легко оторвал от пола…

– Ну и ну! – не удержался профессор, а Филя с удовольствием отметил, что глаза у доктора явно полезли на лоб. – Никогда бы не подумал, что вы на такое способны…

– Говорю же, я жилистый… – пробормотал Агеев и смущенно вернулся на место. И чтобы не дать Хабарову придумать следующий повод для сомнений, поинтересовался: – Вы говорили, больные сложные… Значит, капризные? Но и у нас в госпитале тоже…

– Дело не в этом, – покачал головой доктор. – Просто с ними нельзя обращаться так, чтобы они чувствовали себя безнадежными: как раз излишним капризам потакать не надо, оставаясь при этом вежливым… Сейчас вы отправитесь к старшей медсестре, и она познакомит вас с вашими обязанностями более детально. А у меня, извините, времени уже почти нет.

– Странно, что вы вообще сами меня на работу берете, – улыбнулся Филя. – Помню, в госпитале меня брала на работу медсестра, а главврач вообще только через год, наверное, запомнил, как меня зовут…

Хабаров секунду поколебался, потом бросил на «санитара» испытующий взгляд и, наконец, решил отделаться краткой и постороннему человеку наверняка непонятной фразой:

– У нас сейчас несколько особые обстоятельства… Впрочем, вас и ваших обязанностей это ни в коей мере не касается.

Агеев покорно кивнул и поднялся с места, вопросительно поглядев на Хабарова, не подозревавшего о том, в какой степени новенького сотрудника на самом деле упомянутые им обстоятельства как раз и касаются.

– Документы отдадите моему секретарю, она все оформит, а заодно скажет, где найти Любовь Андреевну… Нашу старшую медсестру и вашу непосредственную начальницу зовут Галкина Любовь Андреевна. Всего вам доброго, Филипп… – профессор слегка запнулся и опустил глаза в агеевские документы, еще лежавшие перед ним на столе.

– Просто Филипп, – поспешно сказал тот. И, подумав, добавил: – Не привык я с отчеством-то…

Уже выходя из кабинета, он едва не столкнулся с белокурым, ясноглазым господином в докторской шапочке и хирургическом халате, похожим на сильно повзрослевшего купидончика, моментально признав в нем по описанию Щербака Субботина. Филя не ошибся.

– А-а-а, Вадим… Очень кстати! – Хабаров поднялся из-за стола. – Знакомься, наш новый санитар… Филипп, это доктор Субботин Вадим Юрьевич, ваш трудовой день начнется в его обществе, если вы готовы, непосредственно сегодня, минут через сорок… У тебя сегодня сколько на гипотермию? – Последнее относилось уже к доктору, тут же беззастенчиво начавшему оглядывать Агеева с головы до пят. Надо отдать ему должное, с очень доброжелательной улыбкой.

– Всего трое, Владимир Кириллович… Очень приятно, Филипп… Как вас по-батюшке?

– Он против отчества, – усмехнулся профессор. – Вот, господин Агеев, доктор вам все покажет и расскажет, вам придется поприсутствовать на самой процедуре… Все, мне пора!

– Вы на конференцию? – Субботин моментально потерял к Филе интерес, почтительно развернувшись к профессору.

Последнее, что услышал оперативник, прикрывая за собой дверь кабинета, ворчание Хабарова относительно неведомых ему бюрократических чинуш, не умеющим толком организовать даже столь элементарное мероприятие.

Оставив у пожилой и, как ему показалось, весьма надменной толстушки секретарши трудовую книжку и прочие бумаги, он отправился на поиски старшей медсестры, предполагая, что в итоге увидит еще одну пожилую тетку, только на сей раз с физиономией гренадера и характером Бабы-яги… Почему-то именно такую ассоциацию вызывало у него словосочетание «старшая медсестра». Каково же было его удивление, когда в указанном ему кабинете, располагавшемся на том же этаже, что и кабинет профессора, рядом с ординаторской, он обнаружил молодую дамочку с фигурой модели и внешностью кинозвезды.

Стройная девушка, черноволосая, сероглазая, с яркими полными губами и медового оттенка кожей, поприветствовала его прямо-таки голливудской улыбкой, демонстрирующей ровный ряд белоснежных зубов, которых явно не касался инструмент стоматолога.

Увы, улыбка угасла почти моментально: очевидно, красавица ожидала увидеть вместо Фили совсем другого человека… Интересно, кого?

– А я к вам! – Агеев решил не придавать значения сменившему улыбку настороженному выражению лица. – Конечно, если вы и есть Любовь Андреевна.

– Ко мне? – Изящные бровки слегка сдвинулись. – А, собственно, по какому вопросу?

– Я ваш новый санитар… Профессор лично принимал меня на работу, и вот теперь я…

– А… – В глазах красавицы мелькнуло странное выражение, а по губам скользнула и тут же пропала тень улыбки, правда, скорее насмешливой, чем приветливой. – Владимир Кириллович, что же, велел вам приступать к работе немедленно?

Агеев кивнул, вопросительно глядя на Любовь Андреевну и гадая, сколько же ей лет: ну никак не больше двадцати пяти!

Девушка еще немного нахмурилась, затем поинтересовалась именем новенького и, наконец, выдала цеу.

– Что ж… – произнесла она холодно и деловито. – Спускайтесь в регистратуру: скажете дежурной, чтобы выдала вам халаты – один повседневный, второй для операционной, она знает… Вы уже видели клинику?

– Да нет, только ту часть, где мы с вами находимся… Насколько понял, здесь у вас администрация?

– В основном… После того как оденетесь, поднимайтесь на третий этаж, пройдете к операционной… Там вам покажут куда, это сразу за боксами и реанимационной… И ждите, – медсестра глянула на часы. – Через несколько минут я туда поднимусь и до того, как привезут пациента на процедуру, объясню, что именно от вас требуется.

Она хотела добавить еще что-то, но тут в кармане Агеева некстати ожил мобильный и Любовь Андреевна внезапно снова нахмурилась и порозовела – как выяснилось, рассердившись.

– А вот это уже лишнее! – резко произнесла она. – Младшему персоналу в стенах клиники пользоваться мобильной связью запрещено категорически!

– Простите, я не знал. – Филя вытащил телефон и посмотрел на номер, затем на медсестру с самым виноватым видом, на какой только был способен. – Уверяю вас, это в первый и в последний раз… Жена…

– Я вас предупредила, – по-прежнему сердито произнесла она. – Идите!

Выскочив из кабинета и убедившись, что в коридоре административного отсека никого нет, Агеев включил связь.

– Ну? – коротко поинтересовался он.

– Черт-те что! – произнесла «жена» голосом Петра Щеткина. – Кому ни звоню, все либо в отключке, либо недоступны! А Саша просил срочно…

– Быстро говори по сути, а то я сейчас тоже отключусь! Чего тебе?

– Я насчет несчастных случаев с пациентами хабаровской клиники, ты меня слышишь?

– Слышу… Быстрее можно?

– Короче: дело Уварова – это которого машина сбила… приостановлено, так как водителя пока не нашли… но ищут! Машина, на которой совершено преступление, как сквозь землю провалилась, несмотря на то что ей дали отличное описание свидетели: черный джип-«чероки», модель…

– А второй? – перебил его Агеев, покосившись на кабинет Любовь Андреевны: ему показалось, что дверь в него слегка дрогнула.

– Второй сам накрылся, там стопроцентный несчастный случай, дело давно закрыто… Вопросы есть?

Вопросов у Агеева была уйма, жаль, что задавать их было никак нельзя.

– Спасибо, дорогая, – произнес Филя сладким голосом. – Второй костюм, я думаю, обойдется пока без химчистки… – и, поскольку ответом ему был абсолютно бессмысленный булькающий звук по ту сторону связи, поспешно добавил: – И вот еще что, милая, я сегодня уже работаю, ты мне больше не звони, пусик! В этой клинике младшему персоналу звонить не разрешено, так что я отключаюсь!

– Э-э-э… – произнес сэр Генри, он же майор Щеткин.

Но это было последнее, что услышал Филя, которого распирало от желания заржать: уж очень хорошо он представлял себе физиономию Петра, какой она наверняка была в данный момент.

Ржать было нельзя ни под каким видом. Поэтому Агеев поспешно отключил свой телефон и не менее поспешно устремился к лестничному пролету, ведущему вниз, – за халатом. То есть сразу за двумя халатами, как и наказала ему старшая медсестра здешнего лечебного заведения.

Но как он ни спешил, это не помешало ему расслышать звук скрипнувшей двери за спиной. Значит, он не ошибся и очаровательная Любовь Андреевна действительно подслушивала его телефонный разговор. Скорее всего, случайно – по-прежнему ждала кого-то к себе и, возможно, злилась на Филю за то, что он болтал в непосредственной близости от ее кабинета. Ведь если у красотки служебный роман, вряд ли она его демонстрирует коллегам.

В том, что речь идет о романе или адюльтере, Агеев не сомневался: перед его глазами все еще стояла очаровательная улыбка, которой его по ошибке поприветствовала старшая медсестра. Ни коллегам, даже самым приятным, ни подругам так не улыбаются. Подобных знаков внимания у красивых женщин удостаиваются исключительно любимые мужчины. Это Филя знал точно. Тем более было бы неплохо узнать, кто именно ожидался в момент его появления Любовью Андреевной.

Однако рисковать и подглядывать он не стал – не хватало еще, чтобы его застигли за таким занятием в первый день работы!

– Ничего, – пробормотал оперативник. – Всему свое время… Какие наши годы!