Текст книги "Цена любви"
Автор книги: Фридрих Незнанский
Жанр: Современные детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
– Вы уверены? – тихо проронила Лидия Ильинична.
– Процентов на девяносто, – честно признался Турецкий. – Что касается убийцы, мы его практически вычислили, но называть имя я пока не буду, не имею права. Ни одной улики у нас сейчас нет, но в ближайшее время наверняка появятся.
Некоторое время в кабинете стояла тишина. Клименко сидела на стуле очень прямо, не шевелясь и не касаясь его спинки. Наконец она медленно отвернулась к окну:
– Понимаю… Но кому… Кому могла понадобиться папина смерть?
Губы Лидии Ильиничны болезненно дрогнули и снова крепко сжались.
– Дайте нам еще неделю, и я отвечу на все ваши вопросы, – мягко отозвался Александр Борисович. – А сейчас у меня к вам просьба, и вы в этой связи появились очень кстати.
Она коротко вздохнула и с видимым трудом оторвала взгляд от окна:
– Я вас слушаю.
– В какой-то момент следствия почти наверняка у нас возникнет необходимость обратиться в органы. Не только по закону, но и за информацией… особого рода. В соответствии с договором мы обязаны вас об этом проинформировать.
– Вы собираетесь сдать убийцу соответствующим… профессионалам?
– Мы намерены взять его с поличным, – веско произнес Турецкий. – Но делать это обязаны, если так можно выразиться, в компании с представителями органов… Скорее всего, МВД, но, возможно, и ФСБ…
Брови Клименко округлились и взметнулись вверх, некоторое время она изумленно смотрела на своего собеседника.
– Но… неужели все так серьезно?
– Да, – коротко ответил Турецкий.
– Конечно, я согласна!
– Вы меня не поняли, – он снова смягчил тон. – Речь идет не о вашем согласии или несогласии, просто об информировании, которое в соответствии с нашим контрактом тоже требует соблюдения конфиденциальности с вашей стороны… Видите ли, когда речь заходит о серьезном преступлении, вести расследование изолированно мы не имеем права, это нарушение закона.
– Понимаю… Я не собираюсь никому ничего рассказывать, в том числе мужу… – Она вдруг слабо улыбнулась. – Тем более что Шилов даже обычных секретов хранить совершенно не в состоянии!
– Значит, договорились, – с облегчением кивнул Александр Борисович. – И если можно, не отключайте, пожалуйста, больше ваш мобильный.
– У меня был срочный заказ, – Лидия Ильинична поняла скрытый намек и легко поднялась со стула. – А потом… В общем, я всегда после выполнения любого заказа смотрю его по возможности в деле…
– Надеюсь, и ваш супруг, и певица остались довольны? – усмехнулся Турецкий, тоже подымаясь с места.
– Откуда вы знаете? – Она глянула на него растерянно, а потом не выдержала и рассмеялась. – Ну да, вы же сыщик! Но чтоб так, до деталей…
– Извините, такая уж у нас профессия, – картинно развел руками Александр Борисович. – Вы не поверите, но она вся сплошь именно из деталей и состоит… Ну совсем как ваши концертные платья: пока все, вплоть до поясочка, не выкроите, да еще и последнюю пуговичку не пришьете, считайте, что наряд не существует!
Она закусила нижнюю губу и, прежде чем выйти из кабинета, сверкнула на него глазами:
– Повезло мне, что я все-таки решилась и пришла именно к вам!
19
Елене Константиновне Костаниди за месяц до того, как ее брату поставили страшный диагноз, исполнилось пятьдесят четыре года. Это обстоятельство оставило ее, в отличие от подавляющего большинства женщин, впадающих, как известно, в панику по мере приближения пенсионного возраста, абсолютно равнодушной. «Женщиной без возраста» она стала еще чуть ли не в детстве, во всяком случае, как ей казалось, всегда знала, что замуж не выйдет никогда. Потому что с того момента, как на свет появился ее младший брат – вымоленный-выпрошенный родителями сыночек, – вся жизнь Елены Костаниди была посвящена ему, и только ему.
Произошло это как-то на удивление естественно. Дело в том, что Костаниди-старший, полностью обрусевший, не знавший даже родного языка и вообще грек только по названию, почему-то втемяшил себе в голову, что должен жениться обязательно на гречанке. Однако подходящая «чистокровная» партия все не встречалась и не встречалась, пока будущему отцу Елены не исполнилось сорок лет. Невеста наконец нашлась, однако молодостью и красотой тоже не блиставшая. Тем не менее на капризы у Костаниди времени уже не оставалось, и свадьба была сыграна. Наступила очередь обзавестись наследником, тем более что и наследство, опять же по советским временам, имелось вполне приличное.
Однако вместо наследника на свет появилась, огорчив и разочаровав главу семьи, наследница. Но надежда, как известно, умирает последней! И несмотря на то что врачи не советовали ни в коем случае жене Костаниди рожать еще раз, попытки были продолжены. Сколько Елена себя помнила, столько ее мать болела и лечилась, лечилась и болела, а всеми домашними делами заправляла бессловесная дальняя родственница. Наконец, когда девочке уже шел одиннадцатый год, упорство родителей было вознаграждено, родился Димитриус – слабенький, недоношенный, еле слышно попискивающий, но живой.
Впервые своего братика Лена увидела только через два месяца после его рождения, когда врачи наконец отпустили мать с новорожденным мальчиком домой из специальной больницы для тех, кто появлялся на свет раньше времени. И в тот же день, постаревший и почти полностью поседевший, но счастливый отец серьезно поговорил с дочерью, объяснив ей раз и навсегда ее главное жизненное предназначение. Целью Елениного существования должно было стать здоровье и благополучие Димитриуса – раз и навсегда. На то, что они с женой успеют не только вырастить и выучить, но и поставить на ноги долгожданного сына, Костаниди-старший уже тогда не надеялся. И хотя в своих расчетах, как оказалось впоследствии, он ошибся на добрый десяток лет, судьба Елены была в тот день действительно предрешена.
Возможно, будь на ее месте девочка с другим характером, она просто-напросто возненавидела бы брата, в сущности перечеркнувшего своим рождением ее детство, а позднее отнявшего юность и молодость. Ведь теперь именно ей приходилось зачастую вскакивать по ночам на его крик, чтобы не побеспокоить вконец расклеившуюся после родов маму, а после на школьных уроках клевать носом от недосыпа, не понимая ни слова из объяснений учителя. Но у Лены, видимо, была на удивление смиренная душа: Димитриуса она не просто полюбила, едва увидев, она его обожала ничуть не меньше отца. И впоследствии никогда не задумывалась ни над улетающими безвозвратно годами молодости, ни над возможностью замужества и собственных детей.
Главным для сестры всегда оставалось только одно: чтоб Димитриус был здоров и счастлив… Можно лишь удивляться, что брат при этом не избаловался, не превратился в маменькиного сынка, не сделался обыкновенным захребетником. Напротив! И сестру свою он тоже обожал, и родителей, когда они один за другим умерли, достойно оплакивал, и, главное, когда догорела советская эпоха, в отличие от большинства, не растерялся, не запаниковал, а моментально сообразил, что к чему. И хотя так же, как отец, по образованию был экономистом, в торговлю в соответствии с семейной традицией не подался. А совершенно неожиданно для Елены предпочел банный бизнес.
– Пойми, – делился он, как обычно, с сестрой своими планами. – Мыться люди будут всегда, это как с едой, понимаешь? Вечная необходимость!
– Но ведь теперь у всех почти ванны… – робко возразила та.
– Мы говорим о разных вещах, – снисходительно улыбнулся Димитриус. И больше эту тему не затрагивал. Как выяснилось позже, он с умом распорядился накопленной отцом с риском для свободы валютой.
Елена искренне считала, что ее брат вообще был умнее всех, с кем ей доводилось сталкиваться в жизни. И возможно, была права – если судить по результату: и по сей день бани Костаниди были самыми популярными и соответственно престижными в столице и ее окрестностях среди людей бизнеса. Чего это стоило ее Димитриусу, особенно в бандитские девяностые, она старалась не вспоминать. К тому моменту, как Костаниди заболел, казалось, что все плохое наконец-то позади, а впереди только спокойная, благостная, очень обеспеченная, а главное, долгая старость…
…Сидя в тот день в коридоре перед дверью доктора в клинике Хабарова, Елена с отчаянием и ужасом ожидала, когда ее туда позовут, чтобы сказать о непоправимом, неизбежном, о том, чего не должно было и не могло быть. Это было, с ее точки зрения, не просто несправедливо, это было… Она не нашла нужного слова и прерывисто всхлипнула. Женщина до сих пор не могла поверить в поставленный диагноз, она сама настояла на том, чтобы привозить сюда Димитриуса каждую неделю, несмотря на то что брат слабел и таял на глазах, в надежде, что наступит такой день, когда после очередного визита врачи обнаружат свою ошибку… Особенно стала надеяться после того, как прежний доктор по каким-то причинам сменился докторшей. В прошлый раз новая врач ей ничего определенного не сказала, только все время отводила глаза… Может, сегодня? Да, сегодня Елена твердо решила с ней поговорить.
Дверь в кабинет приоткрылась, женщина вздрогнула, но очень красивая и тоже новая медсестра выскользнула оттуда одна, видимо, осмотр брата еще не был закончен. Девушка явно собиралась идти куда-то по своим делам, но тут взгляд ее случайно упал на Елену, и она словно споткнулась. Некоторое время сочувственно смотрела на ее зареванное лицо и вдруг неожиданно присела рядом…
– Ну что вы уж так-то переживаете? – ласково произнесла красавица.
Елена от неожиданности охнула и тут же разревелась всерьез, сквозь слезы бормоча один и тот же вопрос насчет проклятого диагноза… Девушка слушала ее очень сочувственно, морщась, словно от боли, как будто страдания Елены отзывались в ней собственными страданиями. Потом, оглянувшись и убедившись, что в коридоре никого нет, придвинулась к той совсем близко:
– Нет, к несчастью, никакой ошибки нет, но отчаиваться не нужно… Может быть, вашему брату еще не поздно помочь, только…
Она замялась и снова покосилась в конец коридора.
– Только что? – тоже почему-то шепотом спросила Елена.
– Видите ли, вообще-то я не имею права вам это предлагать, но… вы так переживаете, что смотреть страшно…
– Помогите, пожалуйста, помогите… – Из глаз женщины хлынул новый поток слез.
– Ну хорошо. Только, если можно, перестаньте плакать и слушайте меня внимательно.
По тому вниманию, с каким Елена Костаниди выслушала Любовь Андреевну Галкину, с ней мог состязаться разве что Филя Агеев, пристроившийся в ближайшем к собеседницам служебном туалете. Этот разговор, кроме всего прочего, был ценен и важен для него тем, что с той минуты, как он завершился, перед Агеевым отчетливо замаячил финал его деятельности в качестве санитара…
…Куда менее продуктивно развивались события в самой «Глории». Несколькими минутами ранее Александр Борисович Турецкий был не на шутку удивлен тем, что после робкого стука в дверь его кабинета на пороге возникла вовсе не Наташа, которую он только что попросил сделать ему кофе, а объемистая фигура Макса.
Все, включая Турецкого, знали: для того, чтобы вынудить лохматого гения по собственной инициативе покинуть темное царство, необходимы чрезвычайные обстоятельства. Что же стряслось на сей раз? Вид у Макса к тому же был смущенный, хотя и подобной склонности за ним тоже вроде бы не водилось.
Александр Борисович вопросительно уставился на внушительную фигуру «бродяги» в ожидании, когда тот прекратит топтаться на пороге и пояснит свой выдающийся поступок. Наконец спустя не менее чем полминуты это произошло.
– Сведения по ней только на девяносто третий, – буркнул Макс.
Турецкий немного подумал, но ни до чего не додумался и поинтересовался:
– По кому – по ней?
Макс, тяжело засопев, протопал к его столу и положил бумажку, на которой красовался длинный номер с дробью посередине. Александр Борисович прищурился, разглядывая цифры, и наконец его осенило:
– А-а-а! Ты имеешь в виду «ящик», в котором работает старший Паляницкий?
Его собеседник молча кивнул.
– А почему тогда «она»? – терпеливо продолжил Турецкий выяснять причину волнения компьютерного гения.
– Это лаборатория. Биохимическая. Военка… Все. – Он тяжело вздохнул и умолк, как понял его шеф, насовсем. Остальное предстояло допетрить самому.
– Биохимическая, значит, – произнес Александр Борисович. – Если военка, скорее всего, занималась биологическим оружием… Возможно, и сейчас продолжают…
Макс тут же мотнул головой, отметая подобный расклад.
– Ликвидирована, – буркнул он.
– Как это – ликвидирована, если наш клиент там работает?!
Компьютерщик уныло пожал плечами и уставился в сторону, замерев на месте. А Турецкий наконец понял причину его столь поразительного поведения: впервые на его памяти Максу не удалось отыскать и раздобыть требуемую информацию! То есть удалось, но жалкие крохи! Что само по себе являлось для него наверняка истинной трагедией: Александр Борисович только сейчас сообразил, что не видел Макса с того момента, как его обременили этим заданием, больше суток, за которые тому, если учесть его налитые кровью глаза, удалось поспать дай-то бог несколько часов…
– Послушай, – начал было он, но тут Макс неожиданно вновь заговорил, причем более связно.
– Ликвидировали. Помещение и оборудование продано фармацевтической фирме «Дробыш и Ко» в девяносто восьмом… Никакой информации о фирме после этого не было и нет.
– Солнце ты мое! – поневоле подпрыгнул Александр Борисович на своем стуле. – Нет и не надо! Этого и так более чем достаточно! Спасибо тебе, ты нас просто спас… Иди, отдыхай, лопай свои чипсы. И не смотри на меня так: если в твоем Интернете нет сведений о какой-нибудь конторе, означать это может одно из двух: либо упомянутая информация ввиду секретности в электронном виде вообще не хранится, либо не выпускается в Интернет по той же причине… Ну не имеет с Паутиной связи, на манер компа какой-нибудь домохозяйки!
Какое-то время Макс молча хмурился на Турецкого: очевидно, представить, что в наше время кто-то, пусть и из соображений секретности, может жить вне Паутины, компьютерному гению было почти невозможно… Однако с задачей он в конце концов справился, если судить по тому, что взгляд Макса постепенно просветлел, и, молча кивнув, он развернулся и неторопливо покинул кабинет Александра Борисовича.
Улыбка на лице Турецкого между тем, после того как за Максом закрылась дверь, погасла почти сразу. Что именно означала информация, которую раздобывший ее компьютерщик не сумел правильно оценить, Александру Борисовичу совсем не понравилось. Да и нечему тут было нравиться, если говорить начистоту…
Некоторое время Александр Борисович молча размышлял, неподвижно сидя за столом. Наташа, которая принесла кофе, глянув на Турецкого, не решилась с ним заговорить – настолько отсутствующий у того был вид. Молча поставив на журнальный столик поднос, девушка поспешила покинуть кабинет.
Наконец Турецкий, придя к определенному решению, вздохнул и, достав свой мобильный, набрал номер Меркулова. Если не на совещании каком-нибудь – должен откликнуться сразу…
– Саня? – На совещании он явно не был.
– Я, Костя… Надо встретиться, и чем быстрее, тем лучше.
– Неужели что-то нарыли? – Голос Константина Дмитриевича сразу упал, и Турецкий сообразил, что тот имеет в виду «китайское» дело. А что еще он, собственно говоря, мог иметь в виду?!
– Кое-что, – нимало не смущаясь, пробормотал Александр Борисович. – Есть нетелефонные вопросы…
– Где и когда? – деловито отозвался тот.
– Давай там же, что и в прошлый раз, заодно поедим.
Положив трубку, Турецкий все же испытал некоторое смущение: ведь придется разочаровать драгоценного Костю, точнее, фактически обвести вокруг пальца… А как еще прикажете выманивать вечно занятого Меркулова из стен Генпрокуратуры? На данном этапе жизни – только всерьез разволновав вероятностью, что кто-то из его обожаемых друзей-одноклассников все-таки оказался убийцей…
Именно с этого, в общем-то почти и не покривив душой, он и начал разговор с Константином Дмитриевичем, после того как они устроились за столиком облюбованного кафе и заказ оказался перед ними: аппетитно дымящиеся и распространяющие вокруг себя обворожительный аромат настоящего, зажаренного по всем правилам шашлыка подогретые тарелочки.
– Скажи-ка, Костя, кого из своих однокашников ты назвал бы самым умным и интеллектуальным?
Меркулов, прежде чем ответить, хмуро глянул на друга:
– Значит, все-таки кто-то из наших?
– Не спеши с выводами, я этого не говорил.
– И так ясно… – он вздохнул и договорил фразу чуть суше: – Ну, не Гамзу. Остальные подходят под твое определение.
– Остальных-то, мой милый, остается только двое, – напомнил Турецкий. – Даша да Павел.
– Почему ты не берешь в расчет этого Дэна? Вы ж его вроде бы нашли?
– Я не говорил, что не беру. Как раз его мы сейчас и отрабатываем. Но видишь ли, если мы правы и Николая заказали, создав впечатление, причем весьма достоверное, что он просто попал под раздачу, я ни в жисть не поверю, что этот бритоголовый парнишка все это придумал сам… Костя, в любом случае за убийством Мальцева стоят чьи-то очень хорошие мозги! Сумевшие к тому же глубоко зарыть мотив… Так кто из оставшихся твоих сотоварищей под эту роль подходит больше?
Меркулов поморщился, подумал и вновь упрямо покачал головой:
– Никто… Ни Дашка ни под каким видом, ни Павел… у этого и талант и голова хорошая, а вот кишка тонка…
– Ну так не своими же руками! – возразил Турецкий.
– Брось! – Меркулов даже слегка побледнел от раздражения. – Он музыкант, му-зы-кант!
– Это что – характеристика личности? А я думал – профессия…
– Если хочешь – да, характеристика! Он с детства такой… чувствительный и нерешительный… Иначе бы, возможно, Дашка с ним была, а не с Колей.
– Трусоват, имеешь в виду?
– Трусость тут ни при чем. Не все же так умеют с бабами, как ты!
– Ну, завел старую песню… – поморщился Александр Борисович. – Вечно ты из меня Казанову делаешь… Костя, посмотри на меня внимательно и пойми в конце концов: я просто нормальный мужик, с нормальной сексуальной ориентацией! А сейчас временно и вообще чувствую себя дисквалифицированным…
– Дон Жуан ты, а не Казанова, – фыркнул Меркулов. – Таких, как ты, дисквалифицировать может только могила!
Произнеся последнюю фразу, Константин Дмитриевич тут же смутился, поняв, что допустил бестактность: ведь еще несколько месяцев назад его друг и впрямь фактически побывал на краю могилы…
Турецкий, однако, и бровью не повел.
– А шашлычок-то стынет! – напомнил он. – Давай поедим, а потом у меня к тебе тоже дело есть… просьбишка одна…
«Просьбишку» он изложил Константину Дмитриевичу, когда уже в конце трапезы перед друзьями появился графинчик с коньяком и кофе и Меркуловым было произнесено их традиционное «Прозит!».
– Конечно, я бы мог и сам позвонить, например, Михаилу Степанову… Помнишь его? Думаю, не отказал бы… Он теперь, наверное, уже полковника получил… Но, Костя, твои связи, как нынче говорят, куда круче… Да и кто я теперь?
– Не прибедняйся, – остановил его Меркулов. – Говоришь, фирма называется «Дробыш и Ко»? Никогда не слышал… Но если они работают на конкретного заказчика и с конкретной целью, то известность им действительно ни к чему. У нас о промышленном шпионаже пишут мало, но это не значит, что его нет. Еще как есть, сам знаешь! О конкуренции на этом рынке и говорить нечего… У тебя самого, не сомневаюсь, какие-то предположения есть. Давай, делись, тогда и информацию легче будет добыть.
– Есть, и вполне основательные, – кивнул Александр Борисович. – Я… То есть мы подозреваем, что именно с этой фирмой связано появление, пока что, можно сказать, единичное, некоего чудо-лекарства от рака, разумеется, подпольного…
Константин Дмитриевич замер с рюмкой в руке, не донеся ее до места назначения.
– Что-о?
– Да нет, – поспешил успокоить его Турецкий, – ни о какой масштабности, так же как и о подлинности средства, говорить не приходится, слава богу. Но в этой связи, Костя, убивают людей… Как это дело понимаю я, если без подробностей, есть шайка мошенников, в центре которой, с позволения сказать, некий докто-ришко. Больным, учти, больным исключительно безнадежным, предлагается курс лекарства, гарантирующего полное исцеление. За большие деньги, конечно. Затем, после курса, наступает резкое улучшение, больные, которые по всем показаниям должны лежать уже пластом, начинают вести себя, как здоровые… Сколько длится эффект, неизвестно, поскольку с пациентом неожиданно происходит несчастный случай, в результате которого тот гибнет…
Меркулов хотел было что-то сказать, но Александр нетерпеливо остановил его рукой:
– Погоди, Костя! Ты что, думаешь, я законы забыл? Да если бы у нас были хоть какие-то улики, пусть косвенные, дело давно бы очутилось у тебя на столе! Но все, что я тебе говорю, пока что существует в качестве теоретического варианта. Другой вопрос, что в дальнейшем работать так или эдак придется вместе, и хорошо, если вся эта история окажется в твоей юрисдикции, а, скажем, не в юрисдикции Степанова Миши и его коллег… Вот это я и хочу выяснить с твоей помощью. Запиши, кстати, номер этого бывшего «ящика» и фирмы, а то забудешь…
– Забудешь такое, как же! – заговорил наконец Меркулов. – Ну и жук ты, Саня… Скажи хоть сейчас честно: из-за этого ты меня сюда и выманил, а вовсе не выяснять, кто из моих однокашников умнее? Судя по всему, по моему делу у тебя так же глухо, как и у Щеткина…
– Ошибаешься, – серьезно посмотрел на Константина Дмитриевича Турецкий. – «Твое» дело отчетливо сдвинулось с места, но говорить о результате пока рано. Ты меня знаешь, раньше времени поднимать звон не стану. И вопросы я тебе задавал именно те, ответы на которые мне важны ничуть не меньше, чем информация по этой фирме…
– Ни имени заказчика, ни места, где происходит мошенничество с лекарством, ты мне, конечно, не назовешь? – произнес Меркулов полувопросительно.
– Не назову, – кивнул Александр Борисович. – Поиск нужной информации это тебе не облегчит, вообще ничего не даст. А бросать пятно на тех, кто виновен исключительно в том, что работает рядом с мерзавцами, – уволь.
– А если они еще кого-нибудь угробят, пока ты решаешь этические проблемы? – зло бросил Меркулов.
– Не позволим, – уверенно мотнул головой Александр Борисович. – Надеюсь, и моему слову, и ребятам из «Глории» ты пока что еще доверяешь?
– Сань, ну о чем ты?… – моментально сдал позиции Константин Дмитриевич. – Просто беспокоюсь за тебя и за ребят тоже…
– Костя, даю тебе слово: как только приблизится развязка, тут же отзваниваю тебе, ты ж понимаешь, что брать их, так или эдак, необходимо официально, с помощью представителей соответствующих служб. Не в частном же порядке! Без этого никаких действий мы предпринимать не будем, неужели сомневаешься?
– Ты хоть понимаешь, какую ответственность на себя берешь? – И, поскольку Александр Борисович вместо ответа бросил на него укоризненный взгляд, продолжил: – Скольких человек они угробили?
– Мы предположительно знаем о троих… Подчеркиваю: предположительно! Учти, дело к нам попало всего десять дней назад, может, чуть больше. А насчет ответственности, исключительно чтобы тебя успокоить, – имя следующего пациента, на которого они нацелились, нам известно. Как только «лекарство» будет передано ему в руки, я дам тебе об этом знать! И ответственность разделим пополам… А сейчас давай-ка все-таки выпьем!
Константин Дмитриевич, испытующе посмотрев на Турецкого и покачав головой, молча пoтянулcя к своей рюмашке, которую поставил на стол, так и не пригубив.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.