Текст книги "Цена любви"

9

Анатолий Гамза жил неподалеку от центра, но дом престижным не был: обычная пятиэтажка, правда кирпичная.

Турецкому с Плетневым повезло, домофоном пользоваться не пришлось: когда они достигли нужного подъезда, входная дверь распахнулась, и мужчины едва успели отскочить в сторону, дабы уступить дорогу возбужденно вылетевшей на улицу впереди своего хозяина овчарке. Собака настолько рвалась гулять, что на незнакомцев почти не обратила внимания, всего лишь негромко рыкнув на ходу для острастки.

Уже в подъезде Плетнев покачал головой:

– С такой зверюгой – и без намордника… Интересно, наша Дума когда-нибудь займется наконец «собачьим» законодательством? А если ребенок ей навстречу?

Александр Борисович на справедливое замечание оперативника никак не отреагировал, поскольку в этот момент они как раз оказались перед дверями Гамзы.

Ждать долго реакции на звонок им не пришлось: хозяин открыл, даже не спросив, кто наведался к нему в столь поздний час. Очевидно, считал, что опасаться ему нечего и некого. Вид у него был самый что ни на есть домашний – махровый халат, накинутый прямо на голое тело, и влажные волосы свидетельствовали о том, что Анатолий только что вышел из ванной.

– Добрый вечер, – вежливо произнес Турецкий.

– Добрый… – Гамза вопросительно переводил взгляд с Плетнева на Турецкого и наконец решил уточнить: – Вы ко мне?

– К вам, Анатолий Александрович, – подтвердил его догадку Плетнев. – Возможно, Константин Дмитриевич Меркулов говорил вам, что расследование гибели вашего общего одноклассника Мальцева ведет не только уголовный розыск.

– А-а-а, так вы из знаменитой «Глории»? – Гамза сразу же приветливо заулыбался. – Конечно, он предупреждал… Проходите, пожалуйста.

Он повернулся к Александру Борисовичу, первым переступившему порог квартиры:

– Вы, наверное, Турецкий, да?

– Вот уж не знал, что мои анкетные данные у меня на физиономии значатся, – усмехнулся тот.

– Просто Костя о вас много рассказывал, – Гамза глянул на Плетнева. Тот истолковал его взгляд правильно и представился сам:

– Оперативник Плетнев… Можно просто Антон. Квартира оказалась двухкомнатной, обставленной хорошей итальянской мебелью. Аппаратура, стоявшая в переднем углу и включавшая в себя, помимо отличного телевизора и видео, музыкальный центр, тоже казалась нехилой… Впрочем, особых излишеств Турецкий, по крайней мере на первый взгляд, не приметил. За излишество, с его точки зрения, мог сойти, например, домашний кинотеатр, имеющийся сейчас практически у любого бизнесмена.

– Присаживайтесь, – хозяин кивнул на удобный даже на вид синий велюровый диван, а сам устроился в таком же кресле рядом с изящным журнальным столиком, на котором ничего, кроме огромной пепельницы, не было. Несмотря на хорошую и недешевую обстановку, каким-то образом все равно ощущалось, что Гамза живет здесь один: явно отсутствовала пресловутая женская рука…

– Извините, что мы поздновато, – осторожно начал Турецкий.

– Ну что вы! – Анатолий махнул рукой. – Для меня это скорее рано, чем поздно… В последнее время сплю отвратительно. То ли возраст начинает сказываться, то ли все эти неприятности…

– Если вы имеете в виду гибель Мальцева, – усмехнулся Александр Борисович, – вряд ли это обычная неприятность! А если свой бизнес, то, судя по роскошному ремонту, который затеян в вашем магазине, говорить о них тоже не приходится.

Реакция Гамзы была совсем не та, какая ожидалась его визитерами. Анатолий уставился на них с некоторым недоверием и удивлением:

– Я? Ремонт? – Он внезапно прогнал с лица улыбку и нахмурился. – Разве вы не в курсе?

– В курсе чего, простите? – в свою очередь удивился Турецкий.

– Ясненько… – пробормотал хозяин и покачал головой. – Маринка поработала… Вот дурочка!

– Что вы имеете в виду? – вмешался Антон.

– Прежде всего то, что бизнесмен я оказался, простите, хреновый, магазин мне пришлось почти продать, соответственно ремонт там делается совсем не мной, а парфюмерщиками… Они еще с Колей покойным договаривались, не со мной одним… Сейчас тоже в растерянности некоторой.

– Что значит «почти продать»? – Александр Борисович, услышав пояснение Гамзы, внутренне растерялся, но вида не подал, поспешно задав первый пришедший в голову вопрос.

– Сейчас поясню… В общем, ребята, о которых идет речь, тоже не слишком успешные торговцы. Хотя, конечно, не настолько, насколько я. У них до недавнего времени была палатка почти в центре, дело шло ни шатко ни валко, хотя и без прямого убытка… Где Коля их надыбал, не знаю. Но парфюмерщиков привел именно он, он же и придумал что-то вроде обмена, чтобы я, значит, совсем уж с голой задницей не остался… Сказать об этом Маринке он не успел, все решилось окончательно дня за два до его гибели, вот она и… А-а-а!

Анатолий махнул рукой и окончательно помрачнел.

– Понимаете, ведь даже разговаривать со мной, дурочка, не хочет! Я бы ей объяснил, но она, едва заслышав мой голос, бросает трубку.

Турецкий с Плетневым переглянулись и инициативу перехватил Антон.

– Так вы что же, обменяли магазин на обычную палатку?

– Там очень хорошее место, рядом с рынком, – пояснил Гамза. – Народ, прежде чем попасть на рынок, в такие палатки непременно заглядывает, особенно женщины… У меня ведь одежда, причем не самая дорогая, на среднего потребителя рассчитанная! А парфюмерщики там пролетали, во-первых, потому, что парфюмерии и косметики сейчас дешевых не бывает. Во-вторых, требуется она не всем женщинам, хотя и большинству. Но основная причина, конечно, дороговизна. Публика у нас на оптовые рынки какая ходит? Ну не олигархи же, верно?

– Верно, – вздохнул Александр Борисович. – Но все-таки неужели вы полагаете, что палатка и магазин равноценны?

– Совсем нет! Парфюмерщики мне за это доплатили, так что теперь у меня есть возможность еще одной попытки начать все сначала. – Он ненадолго задумался и продолжил: – А вот у самих ребят с Коли-ной гибелью все осложнилось. У Маринки, насколько я понимаю, денег не осталось ни копейки, и что она теперь будет делать с магазином, не знает никто… Жуть!

– Возможно, встанет за прилавок сама, – предположил Плетнев. – Ведь какие-то товары там остались, а эти ваши парфюмерщики ей не конкуренты…

– Скажите, Анатолий Александрович, – Турецкий наконец обдумал неожиданную для них с Плетневым информацию и очередной поворот ситуации, явно исключавший Гамзу из числа подозреваемых, – а вы не пробовали еще до гибели Мальцева просто-напросто перехватить у него какую-то минимальную сумму, чтобы поправить свои дела?

– Пробовал, – неожиданно легко признался Анатолий. – Но Николай мне на пальцах доказал, что никакого смысла это не имеет. И предложил либо продать ему магазин, а самому купить палатку подальше от него самого, либо поменять ассортимент.

– Продавать магазин вы, как я понимаю, отказались, – уточнил Турецкий.

– Отказался, – согласился Гамза. – Но не из принципа, как вы, возможно, подумали. А потому, что и Коля не мог мне отдать сразу всю стоимость помещения. Только часть, и то через пару недель. Кто-то ему был должен часть суммы, собирался отдать…

Александр Борисович насторожился и пристально глянул на Анатолия:

– Кто, не знаете?

– Не знаю, я не спрашивал, – покачал тот головой. – Ну а остальное он мог отдать и вовсе после этого проклятого китайского проекта…

– А саму сумму, я имею в виду изначальную, Мальцев называл?

– Да, – кивнул Гамза. – Двадцать тысяч… всего-то! На это по-любому было не только не развернуться, но и вообще начать. Да и кто бы согласился ждать? Разве что под дикарские проценты… Ну а через пару недель после нашего разговора Коля где-то и нарыл этих парфюмерщиков… Вот и вся история.

Анатолий вздохнул и с грустью посмотрел на своих визитеров:

– Вы не подумайте ничего плохого насчет того, что я сказал про неприятности… Я Колькину смерть не то чтобы не имел в виду, а просто до меня все никак дойти не может, что весь этот кошмар – правда… А тут Марина еще совсем спятила со своими подозрениями!

Турецкий хмуро глянул на Плетнева и снова повернулся к Гамзе:

– Анатолий Александрович, как вы думаете, кому мог Мальцев одолжить эти двадцать тысяч долларов? Ведь на самом деле сумма-то маленькая только для бизнеса! А для среднего человека – сами понимаете, вероятно.

Гамза некоторое время молчал, размышляя, потом покачал головой и пожал плечами:

– Ума не приложу… Единственное, что могу сказать точно, – явно кому-то из своих… Или кому-то, кого считал своим… Кстати, вы правы: должнику давно пора было объявиться! Маринка без денег, это все знают… Странно!

– Вот именно, – вздохнул, соглашаясь, Турецкий.

– Простите. – В голову Анатолия как будто пришла еще одна неожиданная мысль. – А вы что же… Тоже считаете, что Кольку заказали?!

– А вы? – быстро спросил Плетнев.

– Я? – Гамза растерянно посмотрел на оперативника. – Если честно, я отнес этот вариант за счет Маринкиной истерики… Сам я не сомневаюсь… Во всяком случае, не сомневался до сих пор, что дело в Чжане, а Николай – трагическая случайность… Оказался не в том месте не в то время…

– Возможно, – произнес Александр Борисович. – Если вы в курсе, именно так считает и официальное следствие, разрабатывающее этот вариант. Но пока никаких доказательств данной версии получить органам не удалось. Поэтому Костя Меркулов и попросил нас проверить совсем иную линию. Ту, что так бурно озвучила еще на поминках Марина… Могло случиться, что сделала это интуитивно, а женская интуиция бьет мимо куда реже, чем мужская.

– Вот черт! – Хозяин вскочил с места и зашагал по своей гостиной. – И еще должник этот всплыл… Я теперь постоянно буду думать вслед за Костей, а вдруг на самом деле? Да нет, не может быть!

Он остановился и хмуро посмотрел на Турецкого и Плетнева.

– Не такой уж крупной птицей был Колька, чтобы его заказывать. Ведь не директор же банка, в конце концов! Да и тех в последнее время я что-то не слышал, чтоб отстреливали…

– Вы забыли о зампреде Центробанка, – сухо произнес Турецкий, поднимаясь. – Ладно, спасибо вам за беседу, нам действительно пора…

– Александр Борисович, – уже в прихожей попросил притихший и окончательно помрачневший Гамза, – если что-то прояснится, вы дадите мне знать?

– Думаю, Костя сделает это непременно. А вот вы, если у вас появится информация относительно заема, звоните непосредственно нам…

Турецкий протянул хозяину визитку со своими телефонами, а Антон на ходу вписал туда телефоны «Глории».

Уже выйдя на улицу, Турецкий покачал головой и усмехнулся:

– Вот тебе и главный подозреваемый! Надеюсь, тебе понятно, что всю полученную информацию необходимо срочно проверить: отправишься к магазинам этим завтра прямо с утра, найдешь новых хозяев. Затем попросишь Макса выяснить, какие там суммы фигурируют, во всяком случае, официально… Надеюсь, отпрашиваться ты пока не собираешься?

Антон смущенно посмотрел на него и промолчал. А Александр Борисович, немного поколебавшись, все-таки решил сказать все, что думает о происходящем, или хотя бы часть этого «всего» сейчас.

– Антон, – вздохнул он, – я все понимаю, но и ты пойми… Не можешь работать в агентстве – не работай…

– Саш, ну зачем ты так? – Физиономия Плетнева в очередной раз приобрела жалкое выражение, отчего Турецкий невольно поморщился. – Я ведь работаю! Но сейчас такой период… Васька в детдоме был – вот как себя помнить начал, ты понимаешь? Да и я… Как отец с непривычки не со всем справляюсь…

– Ну найми кого-нибудь! – не выдержал Александр Борисович. – Няню какую-нибудь. Воспитательницу. Есть ведь хорошие бабульки…

– Нет. Не могу я его в чужие руки доверить… Не могу!

– Ну да, а Ирины руки, получается, свои, самые родные и близкие! Можно ведь и Катю позвать, она вон как рвется…

– Саш… Ирина нам очень помогает как психолог… И вообще…

– Не сомневаюсь! – Турецкий уже едва сдерживался, чтобы не заорать на оперативника. – Мне она, между прочим, в «Глории» тоже как психолог нужна… Ладно, все! Давай к делу: после того, как отработаешь информацию по Гамзе, переключайся на Дарью. И вообще, пора по домам.

Александр Борисович открыл машину и, стараясь не смотреть на Плетнева, забрался за руль.

– Тут метро рядом, – Антон пару секунд потоптался на месте и, не дождавшись реакции Турецкого, добавил: – На метро быстрее… Пока, Саш…

– Пока, – сухо бросил Турецкий и захлопнул дверцу «пежо».

Следующее утро выдалось настолько ясным и солнечным, как будто и не было накануне набухшего тучами неба, цепляющегося моросящими серыми клубами за столичные шпили. Ни единого облачка! Однако недоверчивые москвичи, успевшие убедиться в переменчивости нынешнего капризного климата, все равно на всякий случай экипировались в основном ветровками, плащами, а особо осторожные даже сапожками.

Щербак, отметивший это обстоятельство уже на подходе к клинике Хабарова, усмехнулся, вспомнив про себя замечательного и очень любимого им писателя – Фазиля Искандера. Когда-то давным-давно он читал его книгу, в которой тот недоумевал по поводу таинственного интереса москвичей к прогнозам погоды. Теперь, вероятно, недоумевать не стал бы, поскольку и сам давно живет в столице, в мегаполисе, расстояния которого не позволяют в случае очередного погодного сюрприза между делом заглянуть в обеденный перерыв домой и переодеться…

Впрочем, радоваться солнышку и размышлять на экологические темы Николаю было некогда: следовало подумать, каким образом и как можно быстрее добраться до профессора.

Владимиру Кирилловичу Хабарову, как он успел выяснить, было шестьдесят восемь лет, и в среде онкологов он считался величиной довольно крупной. Хотя с его методами лечения соглашались далеко не все. Об этом ему сообщил Макс утром по телефону, фактически зачитывая отрывки из соответствующего, доступного всем сайта.

Оказавшись в просторном, уставленном кадками с зеленью вестибюле, Николай направился к окошечку регистратуры. На этот раз он счел возможным предъявить симпатичной девушке, сидевшей по другую сторону прозрачной перегородки, свое удостоверение.

Впрочем, на девушку оно особого впечатления не произвело.

– Вам следовало договариваться заранее, – сказала красотка с оттенком легкого пренебрежения в голосе. – Сейчас у профессора летучка, кончится не раньше чем через час. А с двенадцати начнутся операции.

– Неужели профессор все еще оперирует сам?! – подхалимским голосом спросил Щербак. – Ну надо же!

– А вы как думали? – Регистратор посмотрела на него чуть благосклоннее. И, немного поколебавшись, потянулась к телефону. – Анна Лазаревна? – на сей раз она заговорила совсем другим, тоже почти подхалимским тоном. – Доброе вам утро… Ну что вы, конечно, доброе… Нет, я никогда не глажу, а в сглаз и сама верю… Еще бы!

Прежде чем продолжить, она не меньше трех минут слушала свою собеседницу с самым почтительным видом. Наконец та, видимо, унялась, изложив все, что думает насчет сглаза.

– Вы знаете, тут к нам… То есть к Владимиру Кирилловичу сыщик пришел… Я не знаю… – Девушка прикрыла трубку рукой и посмотрела на Щербака вопросительно.

– Это насчет гибели одного его знакомого, – сообразил тот, что слово «пациент» упоминать не рекомендуется.

Регистратор повторила сказанное им в телефон и, послушав еще с минуту, невольно кивнула, прежде чем вернуть трубку на место.

– Анна Лазаревна разрешила вам подняться, но никаких гарантий, что профессор вас примет, дать не может. У него сегодня очень плотное расписание…

Правда, она постарается вас, если что, записать на прием…

В глазах девушки наконец мелькнуло любопытство. Очевидно, неведомая пока ему Анна Лазаревна оказалась любознательнее девицы и среагировала на слово «сыщик». Судя по всему означенная дама – секретарь Хабарова.

– Не секретарь, а референт, – поправила его собеседница. – Сейчас я выдам вам халат, подниметесь на второй этаж и пройдете налево по коридору через стеклянные двери до конца. Там увидите…

Щербак действительно увидел темную лакированную дверь в торце довольно длинного и пустого коридора с лаконичной табличкой «В. К. Хабаров». А вот познакомиться поближе с Анной Лазаревной ему не довелось. Разглядел только, что женщина была толстушкой лет пятидесяти с круглым румяным личиком, напоминавшим печеное яблоко.

Прежде чем Николай протянул руку, чтобы открыть дверь и войти в приемную, позади него раздался низкий мужской голос:

– Вы, молодой человек, к кому?

Щербак, приятно удивленный обращением «молодой человек», которого давненько не слышал, обернулся. Обладатель баса оказался на удивление худощавым человеком в докторском халате и шапочке, средних лет, казалось, просто излучавшим в пространство излишки энергии.

– Я к профессору Хабарову, – улыбнулся Николай.

С его точки зрения, вопрос был излишним, понятно и так, в чей кабинет он направляется.

– Вы записаны? Странно, но Анна Лазаревна меня не предупреждала, более того, я просил ее на сегодня посетителей мне не назначать.

До оперативника не сразу дошло, что незнакомец и есть Хабаров: он-то уже заранее успел вообразить себе полного, седого и отчетливо пожилого мэтра – словом, типичного профессора. А человек, с нетерпением и недовольством взиравший на Голованова, ничего общего с этим расхожим типом не имел.

– Простите, Владимир Кириллович, – справился Щербак со своим удивлением. – Но я сыщик и пришел сюда в надежде поговорить с вами пару минут. Речь идет о внезапной гибели человека, которого вы знали…

– Сыщик? – У профессора были небольшие карие глаза, светящиеся умом и проницательностью, очень гармонично смотревшиеся на его подвижном, худом лице. – Говорите, с гибелью… кого?

– Я пока не называл его имени, – парировал Щербак. – Но речь идет о вашем пациенте. Следствие колеблется между несчастным случаем и, простите, убийством…

– Почему «простите»? – Профессор спокойно открыл дверь, за которой, как и предполагалось, находилась приемная с секретаршей-референтом. – В наше время удивляться ничему не приходится… Я могу уделить вам минут десять. Уложитесь?

Хабаров говорил это уже на ходу, в мгновение ока пролетев приемную насквозь и успев порывисто распахнуть следующую дверь.

– Придется уложиться, – усмехнулся Николай, невольно следуя за ним.

– Тогда присаживайтесь на диван и давайте сразу к делу: кто, что, где и когда?

Сам он уже сидел на упомянутом диване, нетерпеливо указывая на место рядом с собой.

– Речь идет о Клименко Илье Петровиче. – Николай опустился рядом с Хабаровым. – Если вы такого помните.

– Я помню всех своих пациентов… – он на секунду примолк. – А я собирался сегодня звонить его дочери, выяснять, почему он пропустил несколько приемов… Хорошо, что вы пришли раньше.

Оперативник отметил, что лицо профессора помрачнело, ему в голову явно пришла какая-то неприятная мысль, помимо мысли о несостоявшемся звонке. Но делиться ею с сыщиком по собственной инициативе он явно не собирался. Придется извлекать ее на свет самому…

– Его сбила машина неподалеку от вашей клиники. – Щербак внимательно наблюдал за мимикой Хабарова. – Машину свидетели характеризуют как бежевый «мерседес»…

– Что?! – В глазах Владимира Кирилловича вспыхнул острый огонек. – Когда это случилось?

Услышав дату, он некоторое время молча смотрел на сыщика. Затем сухо произнес:

– Вы, вероятно, уже знаете, что именно такой бежевый «мерседес» есть у меня? И что его угоняли? Угнали как раз в этот день. Судя по всему, случайностью это совпадение вы не считаете!

– А вы? – вернул ему «мяч» Николай.

– Я, к слову сказать, до сих пор без машины. Ублюдки ее основательно покалечили, мастера до сих пор возятся… М-да, нечего сказать, порадовали!

Профессор неожиданно умолк и погрузился в себя столь основательно, что Щербак ощутил себя здесь лишним. О том, что у него для сыщика всего десять минут, Хабаров явно забыл.

Первым не выдержал и нарушил паузу Николай, решивший для себя, что с Владимиром Кирилловичем лучше всего общаться максимально открыто – разумеется, в известных пределах.

– Вы знаете, – осторожно начал он, – у вас в клинике за последние месяцы это уже второй несчастный случай с пациентом… Конечно, если предположить, что гибель Клименко действительно несчастный случай…

Хабаров вынырнул из своих размышлений так же моментально, как и погрузился в них. И посмотрел на оперативника изучающе.

– Вы ошибаетесь, – произнес он. – Да, вы извините, но в спешке я ни документов у вас не попросил, ни вам не дал возможность представиться…

Щербак молча извлек удостоверение и, распахнув корочки, показал его профессору:

– Расследование частное, заказано нам совсем недавно.

– Значит, «Глория», – кивнул Хабаров. – Кажется, я о вас слышал. Что-то в связи с терактом, верно? Пару месяцев назад…

– Верно, – сухо ответил Николай.

– Думаю, к вам обратилась дочь… Она что же, полагает, что это убийство? Не несчастный случай?

– Извините, но имен клиентов мы не называем, – покачал головой оперативник. – Вы начали говорить о какой-то ошибке, если я не ослышался?

– Да, – кивнул Хабаров. – Вы действительно ошиблись: за последние месяцы такого рода случай у нас не второй, а третий…

– Что?! – не сумел сдержать своего удивления Щербак.

– Вам ни о чем не говорит имя Рубиса Натаниэля Михайловича?

– Я как раз его имел в виду… – пробормотал Николай.

– Ясно! – перебил его профессор. – Тогда вот вам еще одно: Уваров Юлиан Севастьянович. Он был первым, еще до Рубиса…