Текст книги "Цена любви"

До сих пор известного дирижера Павла Сергеевича Чернобровова Плетнев видел исключительно на фотографиях. Но когда во двор въехала новенькая «девятка», притормозившая возле подъезда Дарьи Андреевны, и из нее выбрался изящный господин с благородной сединой в темных волосах и с порывистыми, быстрыми движениями, Антон признал его сразу. И, удивленно приподняв брови, глянул на часы: девять сорок… Не рановато ли для обычного дружеского визита, даже с учетом давности отношений?

Вряд ли бы эта мысль пришла оперативнику в голову, если б он знал, что в эту ночь Дарья Андреевна и вовсе не спала: слишком много бед и проблем свалилось в последние месяцы и недели на ее голову… Впрочем, по крайней мере одна из них преследовала женщину уже около трех десятков лет… Колина гибель оказалась, что называется, последней каплей, со дня похорон заснуть по ночам не помогали даже таблетки…

К своей одинокой жизни Даша привыкла и смирилась с ней давным-давно. Но есть в этом проклятом мире вещи, привыкнуть к которым не дано, как ты ни старайся… Одна из них казалась чуть легче, пока был жив Николай, а теперь… Вот теперь она действительно осталась со своей бедой один на один…

Мысль о Коле немедленно оживила в памяти и образ его жены. Дарья Андреевна невольно скрипнула зубами, остатки сна, который она и без того столь безуспешно приманивала, испарились под волной ненависти к этой девице, как называла ее про себя Дарья.

Шел второй час ночи, вертеться с боку на бок в широченной кровати, занимавшей едва ли не четверть ее спальни, было бессмысленно. И Дарья Андреевна, поднявшись, уже не в первый раз за последние дни направилась к бару… Будь она к утру трезвой, вряд ли бы позвонила Пашке… Хотя… Кому еще звонить? Не Костику же Меркулову, вечно занятому на службе и, уж конечно, не толстокожему, как бегемот, Гамзе. К тому же Павел – в этом она не сомневалась – примчится к ней тут же, а Дарье Андреевне за ночь, пролетевшую в обществе тяжких мыслей, разбавленных коктейлями, причем не самыми слабыми, находиться одной в огромной, пусть и родной, но пустой квартире сделалось вдруг невыносимо…

Пашу можно было обвинить в чем угодно, только не в толстокожести: Чернобровову хватило одного взгляда, брошенного на Дашу, чтобы понять ее состояние вместе с его причинами.

– Давай-ка посидим, Дарьюшка, – нежно тронул он ее за руку, – помянем Кольку… Знаю, что у тебя есть, но я все-таки привез…

Из мягкого кожаного портфеля, прихваченного им из машины, Павел Сергеевич извлек на свет бутылку отличнейшего виски.

– Мне уже и так хватит, – пробормотала Дарья Андреевна, но при этом покорно поплелась вслед за Чернобрововым на кухню. Коктейли, по большому счету, на Дарью Андреевну действительно почти не подействовали, разве что спровоцировали головную боль и усилили чувство отчаяния и одиночества.

На этой кухне Павел Сергеевич ориентировался совсем неплохо, к тому же домработница была у Даши аккуратистка, все и всегда расставляла по своим местам. И через несколько минут на пустом столе помимо бутылки виски появилась легкая закуска, а кофеварка предусмотрительным Чернобрововым была приведена в боевую готовность: доставать подругу школьных лет из разобранного состояния ему доводилось не часто, но и не впервой…

– Давай, Даш… За Кольку… Царствие ему небесное…

Именно эту фразу и услышал первой Антон Плетнев, за несколько минут до грустного тоста справившийся с домофоном, пристроившийся одним лестничным пролетом выше Дашиной квартиры возле мусоропровода и включивший наконец-то пригодившийся приборчик, о котором накануне упомянул Меркулову Александр Борисович.

Как и обещала инструкция, устройство действовало в нужном радиусе с отличной слышимостью. Но восхищаться вражьей подслушивающей аппаратурой и ее качеством времени у Плетнева не было: в крошечном наушничке раздался голос Дарьи Андреевны. К тому же Антону приходилось быть настороже, чтобы заранее засечь жильцов подъезда – любителей спозаранку выкидывать мусор.

– Жалко его, только, видно, судьба… – с горечью произнесла женщина. – Знаешь, Паш… На нем всю жизнь какая-то печать была… Что-то вроде черной метки… Я объяснить не могла, но всегда это чувствовала…

– Чего уж теперь, Даш… – тихо заговорил Павел Сергеевич. – Значит, нам за него доживать придется… Ты вон как была красавица, так и есть!

– Угу! – Дарья Андреевна иронично фыркнула.

– И не спорь! – он заговорил чуть громче и настойчивее. – И чего ты за ним столько лет бегала?

Женщина вновь усмехнулась:

– Если б я тогда знала, что ты станешь мировой знаменитостью! А Коля – он что? Нашел себе дурочку из провинции на старости лет, благотворитель… А-а-а! Да ведь он и тебе, кажется, с год назад помогал, если не ошибаюсь? Никогда бы не подумала, что Николай что-то в музыке смыслит…

– Он и не смыслил… Какая там благотворительность? Дал немного денег на рекламу оркестра, я ему почти сразу же все вернул.

– Я помню, эта реклама окупилась у вас моментально, американский контракт ведь сразу после нее появился?

– Да, – неохотно произнес Чернобровов. – Кстати, виски я оттуда тогда же привез, как тебе?

– Отличный напиток… – Дарья Андреевна вздохнула. – Знаешь, мы ведь с Колей в последние годы почти не общались. Он, как женился, так все время только про нее и про дочку, словно больше и говорить не о чем! Только об этой истеричке… Тоже мне, избранница! Вдова, прости господи!

– Успокойся, Дарьюшка, – мягко произнес Павел Сергеевич. – Марина вообще-то неплохая девка…

– Да брось ты… И ты туда же! Вон убийство какое-то заказное выдумала, а Костя у нее на поводу пошел.

– Почему ты думаешь, что пошел? – возразил Чернобровов. – Насколько знаю, следствие разрабатывает вполне очевидную версию, ясно же, что Николай там случайно оказался…

– Это нам с тобой ясно! – зло произнесла Дарья Андреевна. – А этой дуре провинциальной… Словом, мне тут сыщик, друг Костика, звонил, вчера, что ли? Нет, кажется, позавчера… не помню, словом. Такой Саша Турецкий, он раньше в Генпрокуратуре работал…

– И что?

– Вопросы всякие задавал, из которых ясно, что не только, как ты говоришь, очевидную версию расследуют, но и то, о чем эта идиотка на поминках орала!

– Это насчет Тольки Гамзы, что ли? – удивился Павел Сергеевич.

– По-моему, нас всех теперь по очереди шерстить будут из-за этой вдовушки!

– Да брось ты, Дашуня, при чем тут мы? – вздохнул Чернобровов. – Давай лучше еще по одной.

– Ну давай… Правда, отличный напиток, Паш… А потом я, наверное, все-таки лягу, попробую уснуть. Завтра у меня выставка одна впереди маячит, так что…

После короткой паузы послышался звук отодвигаемого стула, очевидно послушный Павел Сергеевич поднялся из-за стола. А Плетнев, внимательно слушавший этот застольный разговор, счел необходимым отступить еще немного вглубь лестничной клетки.

– Хватит все-таки грустить, Дашуня… – Голос дирижера зазвучал громче, затем, явно поколебавшись, он продолжил: – Как ты все-таки в личном плане? Есть у тебя кто?

– Не жалуюсь… – поспешно и, как показалось Антону, холодно ответила она. – Хотя… А знаешь, пригласи-ка ты нас на свой концерт.

– Кого… вас?

– Меня и… Костю с женой, конечно…

– А-а-а… – с явным облегчением выдохнул Павел Сергеевич. Одновременно щелкнул замок и дверь в квартиру Дарьи Андреевны приоткрылась. Теперь их разговор оперативник мог слышать вживую. – Ну конечно! Через месяц у нас начинаются зарубежные гастроли, но в ближайшее время… Зал Чайковского подойдет?

– Вполне! Ладно, Паша, я правда спать захотела… Давай, пока!

Плетнев дождался, когда лифт с дирижером опустится, и уже хотел сам покинуть подъезд, поскольку «объект» решил предаться сну, но тут же понял, что поспешил. Среди шорохов, сопровождавших передвижения женщины по квартире, послышались упорядоченные попискивания: Дарья Андреевна явно набирала какой-то телефонный номер. Антон замер на месте и очень скоро понял, что не ошибся.

– Алло! Алло, это я… – Оперативника поразила разница между тоном, каким она только что разговаривала с Чернобрововым, и униженно-просительной интонацией, внезапно появившейся в голосе женщины. – Но ты же узнал меня, я знаю! Мне надо с тобой встретиться. Зачем ты так со мной говоришь? Не нужно, Дэн…

Плетнев едва не подпрыгнул: Дэн?! Тот самый лысый, похожий на бандюка? Ничего себе!

– Хорошо, не Дэн, Денис… – почти плача продолжила между тем Дарья. – Могу прямо сейчас, если хочешь… Ладно, пусть в четыре… Где? Хорошо, Дэн… Денис, как скажешь…

Co своим собеседником она не распрощалась, просто положила трубку: очевидно, он сделал это раньше, не дав возможности сказать даже краткое «Пока!».

Вот это сюрприз так сюрприз: Плетнев хорошо помнил, что все присутствовавшие на поминках, разве что за исключением Марины, свое знакомство с этим самым Дэном отрицали. Дарья в том числе… А на слова вдовы, что та c ним якобы знакома, никто из них не обратил должного внимания, и он, Антон, в том числе… Выходит, надо было обратить!

Оперативник осуждающе покачал головой в свой собственный адрес и, достав мобильник, начал набирать номер Александра Борисовича.

12

– Значит, Галочка, ты уверена… – полувопросительно произнес Турецкий, бросив на капитана Романову задумчивый взгляд.

– Абсолютно, Александр Борисович, – кивнула девушка. – Никакой слежки за Лидией Ильиничной нет. Она в эти дни довольно много ездила по делам, домой возвращалась поздно, когда улицы уже полупустые… Нет, все чисто.

– Значит, дело все-таки не в ней, – вставил Щербак, находившийся в кабинете Турецкого на полчаса дольше Гали и успевший со всеми подробностями доложить о своем визите в клинику Хабарова. – А я, дурак, поначалу понять не мог, для чего вы меня вообще в это лечебное учреждение послали…

Александр Борисович улыбнулся и посмотрел на Колю доброжелательно:

– Интуиция плюс привычка проверять все, даже самые немыслимые варианты… Сегодня же свяжись с сэром Генри, попроси его по-тихому раздобыть все, что возможно, по предыдущим двум «несчастным случаям», выясни, не вышли ли на след водителей.

– Щеткин по-тихому не умеет, – улыбнулся Щербак. – Но я его все-таки предупрежу, чтоб особо-то не привлекал внимания своим интересом… Александр Борисович, что все-таки делать с этим самым неведомым «чудо-лекарством»? Ума не приложу! Хабаров о нем вроде бы и вправду не знает, в медкартах больных об этом ни слова. Кроме Лидии Клименко, которая считает сведения о загадочном медикаменте конфиденциальными, никто о нем ни гугу. Субботин, по моим ощущениям, тот еще жук. Такой соврет и глазом не моргнет!

Александр Борисович приподнял бровь и характерным жестом поправил, как обычно, съехавшие на кончик носа очки.

– Ты знаешь, Коля, я где-то читал и про одну занимательную историю. Больных, уже не помню, чем именно, разделили на две группы. Одних лечили обычными средствами, а другую группу кормили пустышками, заверив, что дают им редкое, с гарантией способное помочь лекарство.

– Чем их лечили? – не понял Щербак.

– Пустышками! Пилюлями, состряпанными из сахара, муки, еще из чего-нибудь продуктового. Словом, обманули! Однако результат оказался поразительный: в обманутой группе из десяти человек восемь избавились от болезни, представляешь?

– Вы хотите сказать, что произошло это на почве внушения?

– Я тоже об этом слышала! – вставила Романова.

– Я хочу сказать, – пояснил Турецкий, – что, возможно, Субботин воспользовался как раз этим методом, не проинформировав о своем эксперименте Хабарова. Может такое быть?

– Черт его знает! Скользкий тип, какой-то искусственно-доброжелательный весельчак… С его-то профессией!

– По-твоему, онколог обязан быть мрачным, хмурым и ходить круглые сутки с похоронным видом? – возразила ему Романова. – Дело не в этом, по-моему, а в том, каким образом все-таки самим, не подставляя эту Клименко, нарыть, что там на самом деле происходит. Жалко, что среди нас ни одного медика нет, можно было бы попробовать внедриться…

Галочка вдруг словно споткнулась и умолкла, в глазах ее мелькнула горестная искорка: будь жив Дениска… Он-то как раз был по образованию врачом…

Коля тоже примолк, уставившись на Романову каким-то странно отсутствующим взглядом, и вдруг неожиданно хлопнул себя по лбу.

– Я дурак! – воскликнул он покаянно. И, повернувшись к удивленно уставившемуся на него Турецкому, уточнил: – Ну просто полный идиот… Сам-то почему не додумался!

– Покаяться успеешь всегда, – ухмыльнулся Турецкий, – особенно если начнешь с сути! В чем дело?

– Так ведь при мне там какая-то тетка объявление на дверь вывешивала: им срочно требуются санитары. То есть один санитар! А вдруг уже нашли? А вдруг нашего не возьмут? У них там теперь наверняка стало строго с людьми после всего…

Александр Борисович медлил не более секунды, прежде чем нажать клавишу селектора:

– Наташенька, где у нас Агеев?

– Филипп только что звонил, он у Пети Щеткина по «китайскому» делу. Что ему передать?

– Чтобы срочно все бросал и дул в контору!

– А что, – ядовито поинтересовался Николай, – наш гениальный Плетнев один не справляется?

Так же как и все посвященные в упомянутое дело, Щербак считал вариант заказного убийства Мальцева полной чушью. Вот только в отличие от своего шефа не понимал, чего ради Меркулов их озаботил этой ненаучной фантастикой.

– Плетнев сейчас, надо полагать, где-нибудь обедает, после чего возобновит наружку за подозреваемой, прерванную по объективным причинам, – пояснил Турецкий. – Вообще-то я сам ему порекомендовал в случае надобности привлекать Филю… Так, давай-ка к делу: говоришь, нашего могут и не взять?

– Могут, – кивнул Щербак. – Во всяком случае, сам Хабаров теперь точно настороже…

– Значит, придется подстраховаться… Иди к Максу, пусть в срочном порядке нашлепает рекомендацию от… Ага, от военного госпиталя… Да, того самого: фамилия заведующего отделением смешная – Пушкин. С доктором своим я сам договорюсь. Он меня за то, что я оказался таким не в меру живучим, на всю оставшуюся жизнь полюбил!

Александр Борисович поглядел на Галочку и с невольной гордостью за себя, любимого, улыбнулся.

– Да, и про трудовую книжку, конечно, пусть не забудет… Понятно, что все на имя Aгеева.

– Уже бегу! – Коля вскочил на ноги. – Если получится, будет здорово: я вроде бы веду официальную линию, а он…

– Погоди радоваться заранее, – остановил его Турецкий. – Во-первых, пока еще ничего не получилось, ты прав, могли ведь и опоздать. Во-вторых, насчет «официальной линии»… – Понятно, что в ближайшее время тебе необходимо познакомиться с обеими вдовами предыдущих жертв. Ладно, насчет бумаг по несчастным случаям я с Петей Щеткиным сам созвонюсь…

– Я уже договорился с вдовой Уварова на сегодня на вечер, – кивнул Щербак, – вдове Рубиса еще не звонил.

– Значит, позвони. Вот теперь можешь идти, не забудь сказать Максу, что все очень срочно.

Дверь за Николаем закрылась, и только после этого Галочка Романова позволила себе легкий вздох:

– Я вам больше не нужна, Сан Борисыч? Турецкий невольно улыбнулся ее жалобному тону:

– Ты нам всегда нужна, Галинка. И будешь нужна, чует мое сердце, еще не раз… Просто пока у тебя есть возможность передохнуть от нашего общества. – И чтобы Романова совсем не скисла, добавил: – Но на всякий случай будь на связи, идет?

Распрощавшись с Галочкой, он некоторое время сидел, глубоко задумавшись. И у него, как у Романовой, было не самое лучшее настроение… Только что завершившееся совещание с оперативниками слишком остро напомнило ему о временах, ушедших – пора это признать – навсегда. Разве не так же вот собирал он когда-то свою команду в кабинете на Большой Дмитровке в преддверии и в процессе расследования очередного головоломного дела? Сегодня здесь не хватало еще Володьки Яковлева-младшего и, конечно, Славки…

Имя старого товарища, генерала Грязнова, вызвало у Александра Борисовича и другие, еще менее приятные мысли. И ему вдруг невыносимо остро захотелось услышать хотя бы его голос. А, собственно говоря, почему бы и нет?! С учетом того, что, в отличие от Генпрокуратуры, лимита на международные звонки в «Глории» никто не устанавливал, а входящие на мобильники теперь и вовсе бесплатные…

Турецкий решительно потянулся к трубке городского телефона и начал набирать знакомый номер, который помнил даже во сне… И сам себе не поверил, когда буквально после второго длинного гудка прямо в ухо прогремел абсолютно родной грязновский бас, да так отчетливо, словно Вячеслав Иванович находился в соседней комнате, а не за тысячи километров от столицы.

– Привет тебе, старичок-лесовичок! – Александр Борисович широко улыбнулся, хотя видеть этого его друг, конечно, не мог. – Ох, ну и рад же я тебя слышать!

– Сань… Ты! – Генерал издал какой-то неопределенный звук, свидетельствующий одновременно об изумлении и той же радости, какую испытывал Турецкий. – Ух, как тебя слышно!

– Угу… А что это у тебя там трещит и вроде бы фыркает?

– Лось! – с гордостью сообщил Грязнов.

– Э-э-э… что?

– Не что, а кто! Лось, говорю… Я его только что хлебушком с сольцой угостил, прирученный он, а звать, как твоего Щеткина – Петькой… Ну все, все, иди, Петруша, нет больше ничего… – Последнее, разумеется, относилось к зверю, а не к Турецкому, который искренне расхохотался.

– Не хочешь и его вслед за Щеткиным в сэра Генри переименовать? Ох, Славка, ты прости, но я тебя никак не могу представить в качестве охранителя живой природы… Как ты там на самом-то деле?

– А ты приезжай в гости – сам увидишь, и представлять не надо будет… Все нормально, Сань… А у тебя?

– У меня…

Александр Борисович запнулся, и генерал немедленно среагировал:

– Что – ноги? – В его голосе тут же зазвучала настоящая паника, и Турецкий поспешил успокоить старого товарища:

– Нет, что ты, со здоровьем, слава богу, все тьфу-тьфу… Нет, Слав, у меня не ноги, у меня – Ирка…

Теперь Вячеслав Иванович, судя по всему, явно растерялся.

– Ага… Ирина Генриховна…

– Поссорились, что ли? – аккуратно поинтересовался генерал.

– Если бы! – немедленно удивил его Александр Борисович. – По-моему, поссориться с ней сейчас просто невозможно, поскольку слышать и видеть моя жена меня перестала… Ну разве что я, с ее точки зрения, какую-нибудь особо изощренную гадость сделаю…

– Сань, а ты можешь внятно объяснить, что случилось?

– Если б я знал… В общем, Иринка, по-моему, слегка спятила на плетневском отпрыске… А иногда мне кажется, что и на самом Плетневе заодно тоже…

– Ну, последнее тебе наверняка кажется, – немного помолчав, произнес Грязнов. – А что там с отпрыском? Ему сейчас должно быть лет девять?

– Точно. Трудный ребенок, а Ирка при нем чем-то вроде гувернантки заделалась, причем, заметь, по собственной инициативе… Знаешь, когда я ее последний раз на работе видел? По-моему, неделю назад… А уж дома!

– Что – и дома?

– Слав, она с этим Васькой с утра до вечера: пока уроки с ним не выучит, дополнительно не позанимается, а потом еще и ужином обоих на пару с папочкой не накормит…

Вячеслав Иванович в ответ молчал так долго, что Турецкий забеспокоился, не прервалась ли связь.

– Алло, Славка!

– Да тут я, тут… – мрачно бросил тот. – Слушай… Если не ошибаюсь, с бабами это иногда после потери собственного ребенка бывает, такое отношение к чужим детям… больное… Ты бы посоветовался с врачами, что ли…

– Уже… – вздохнул Александр Борисович. – И именно это от доктора и услышал… Думаешь, мне легче стало?

– Не думаю, – вздохнул Грязнов. – Я другое думаю: насчет самого Плетнева ты не прав… Чтоб Ирка тебе изменила? Ни за что не поверю!

– Это все Константин виноват! – в сердцах произнес Турецкий.

– Костя?

– Слушай, Слав… Ну не может быть, чтобы и тебе в голову не приходило, что Иринка похожа на его покойную жену, как… как…

– Приходило! – перебил его Вячеслав Иванович. – Конечно, приходило… И насчет Кости я, кажется, понял… Ты имеешь в виду, что уговаривать Антона помочь следствию и послать вместе с остальными была идея Меркулова. Верно?

– Вот именно! Плетнев же не слепой! К тому же, несмотря на то что не может не видеть, насколько Иркина возня с Васькой осложнила нашу жизнь, слышать не желает, чтобы кого-то нанять вместо нее!

Мужчины помолчали. Паузу нарушил Вячеслав Иванович.

– Слушай… – Голос генерала звучал несколько смущенно. – А может… Может, тебе ее старым русским способом того… поучить?

Турецкий не сразу, но все-таки понявший, что имеет в виду его старый друг, неожиданно для себя самого развеселился.

– Ну ты даешь! – фыркнул он. – Дичаешь помаленьку в своем медвежьем углу, точно дичаешь!

– Не выдумывай! – неожиданно обиженно среагировал Грязнов. – Просто когда больше ничего не помогает… Между прочим, ты «Домострой» читал? Нечего ржать-то, к твоему сведению, удивительно умная и гуманная книга!

– Гуманная?! – Александр Борисович хохотал уже во все горло, почти позабыв о своих неприятностях.

– Именно! Думаешь, там только такие рекомендации, да? Там, например, муж обязан жене подарки покупать у иностранных купцов… Видимо, тогда иностранные тряпки уже были лучше наших… И вообще, если жена… э-э-э… плохо себя повела, прежде чем ее «поучить», рекомендуется отчитать как следует, с помощью священника – целых два раза подряд! А уж на третий, если не помогло, – ну, тогда уж и впрямь по заднице…

– Ох… – Турецкий вытер выступившие от смеха на глазах слезы. – Ну спасибочки, присоветовал… Ты хоть представляешь меня в подобной роли? – Он снова хихикнул. – Значит, поначалу тащу Ирку за рога к батюшке, потом, коли не поможет, «учу», как ты выразился, старым русским способом… Слав, может, тебе все-таки вернуться домой, а?

– Дурак ты, Сань! – огрызнулся генерал. – Эта книга, «Домострой», для таких, как ты, просто учебное пособие по семейной жизни.

– Нет уж, милый, я в случае, если окончательно достанут, лучше Плетневу в морду дам.

– Не надо! – запаниковал Вячеслав Иванович. – С твоим-то здоровьем?! Ты ему, а он тебе – сдачи! Забыл, что он молодой и здоровый?

– Пусть попробует со сдачей-то…

– Ишь, расхрабрился, – осуждающе заметил Грязнов. – И знаешь что?

– Что?

– Бери-ка ты отпуск и приезжай ко мне в гости. Знаешь, какая тут красота и покой? Ты таких ни разу в жизни не видал!

– И что я там делать буду? Петрушу с ладони хлебом с солью угощать?

– Не худшее занятие! У нас сейчас еще медвежонок живет, и ручной волк есть – ласковый, как собака.

– Ну, если волк, да еще ласковый… Я подумаю, Славка!

– Правильно, подумай… Если надумаешь, точно не пожалеешь!

И хотя в итоге никаких разумных советов Александр Борисович от своего любимого друга так и не получил – да и откуда они у закоренелого холостяка? – в конце концов, положив с немалым сожалением трубку на место, он почувствовал себя гораздо лучше, и неосознанная им самим улыбка еще долго блуждала на лице Турецкого, перебиравшего в памяти их разговор.

До ближайшего вокзала, следуя совету старшего брата, Чонгли добрался в середине дня. Чонгбэй оказался прав: в густой московской толпе на парнишку никто внимания не обращал, это было даже надежнее, чем передвигаться ночью, перебегая из одной густой тени в другую. К тому же люди, спешившие вокруг него по своим делам, казалось, вообще никого и ничего, кроме асфальта под собственными ногами, не желают видеть, то, что происходит вокруг, их совсем как будто не интересовало.

Чонгли расхрабрился настолько, что решился зайти в привокзальную кафешку, где с горем пополам сделал заказ, в основном при помощи жестов, на деньги, выданные братом. Ел он, впрочем, торопливо, настороженно оглядываясь то на входную дверь, то на соседние столики. Но и здесь до него дела никому не было, а большинство посетителей тоже торопились.

Покончив с едой, которая показалась ему безвкусной, Чонгли выскользнул из кафе, еще раз глянул на безразличную ко всему толпу, целенаправленно клубящуюся в сторону вокзала, и, больше не колеблясь, достал из кармана мобильник. Телефон все еще не разрядился до конца, и, радостно улыбнувшись, паренек набрал номер своей невесты, одновременно ощущая во втором кармане своей куртки приятную тяжесть: в нем лежал подарок для Лянь, купленный на сэкономленные им гроши от карманных денег, выданных братом в день приезда в столицу России…

– Лянь… – Он невольно широко улыбнулся, услышав голос любимой.

– Чонгли! А я как раз собиралась позвонить тебе.

– А я хотел только услышать твой голосок… Лянь, милая, я не могу долго говорить…

– Почему?

– Неприятности не закончились. Думаю, и тебе говорить со мной опасно. Будь осторожна!

– Я очень осторожна, – заверила его девушка. – Меня никто не слышит… Ли, давай увидимся? Прямо сейчас, я знаю безопасное место. Ли, мне надо сказать тебе что-то очень-очень важное. О нас… Мне надо увидеть тебя… Ты меня слышишь, Ли?

Он растерянно огляделся по сторонам, но колебался недолго:

– Да, милая… Говори, где…