Текст книги "Ледяные страсти"

– Бай! Я машину забираю – ты все равно сегодня не ездок. Созвонимся!

И ускакала.

Алексей задумчиво налил третью рюмку коньяка. Мысль о том, что отец Инги мог приревновать тренера к дочери, поразила его как молния. Борис Борисович ведь только с виду толстяк-весельчак. А на самом деле генерал-артиллерист. Принимал активное участие в боевых действиях. И на войне, между прочим, стреляют на поражение. Противника уничтожают. Интересно, сколько он людей убил на своем веку?

А Костышин действительно мог показаться генералу противником. Еще бы, ведь Инга была влюблена в красавца тренера без памяти. Папа в те времена для Инги не существовал. Был только один бог и судья. И его звали Лев Николаевич Костышин. И тогда генерал отомстил Костышину за дочку? Запустил в него снаряд из всех орудий? Сейчас Алексею это казалось очевидным. Почему же он раньше до этого не додумался? Генерал души не чаял в дочери и всегда защищал ее от любых, пусть даже надуманных, несуществующих опасностей. Телохранителей ей одно время нанимал. Они как идиоты за ними на соревнования ездили, дежурили на тренировках, шатались с ними по Москве, по клубам.

Нет. Чушь это все. Пьяный бред сивой кобылы. Не может быть, чтобы генерал так поступил с Костышиным. Но кто-то внутри Алексея нашептывал: «Может! Он это специально, чтобы дочь в Москву отправить – к другому тренеру. Ведь просто так Костышин бы своих подопечных не отдал, пусть даже и в Москву – это понятно». Или это все фантазии? Больное воображение?

Раздражение, обида, злость на Ингу – все это захлестнуло Алексея мутной волной.

Он пробормотал в пустоту кухни:

– Даже если это неправда, Инга – сучка. Красивая, стервозная дрянь. И папик у нее гад. Купили они меня с потрохами.

Он выпил еще рюмку и добавил:

– Я же на самом деле Рудину люблю! А почему жениться собираюсь на Инге? Я продажная тварь! Баба, размазня, проститутка.

Он вскочил и с чувством шваркнул чашку с кофе об пол.

Алексей долго бродил по Москве. Грязная Тверская, суетливый Арбат. Он бесцельно заходил в бутики и тут же из них выходил. Посетил Дом художника, заглянул в пару модных клубов. Выпито было уже изрядно, но ноги все равно тянули куда-то. Будто кто-то преследовал, подгонял: бежать, бежать, бежать, не отставать.

– Куда торопишься, красавчик? – подмигнула ему девчонка на Арбате. – От себя не убежишь. Позолоти ручку, всю правду расскажу!

Он сунул ей в холодную ладошку доллар и побежал дальше. Будто ему было куда торопиться. Будто его кто-то где-то ждал.

Вконец измотанный, поздним вечером Алексей осел в каком-то ночном клубе. Дым коромыслом, музыка грохочет. У стойки бара торчали девицы-проститутки и строили Алексею глазки. За столиком слева сидели два парня – очкарики-программисты. Остальные столы оккупировали парочки влюбленных. И только Алексей сидел один – никто не подсаживался, и даже не пытался. Он достал мобильный телефон, повертел его в руках и долго думал: «Кому бы позвонить?» Минут через десять он осознал, что звонить, к сожалению, некому. Друзей у него нет. Были, но раньше, в прошлой жизни. В Екатеринбурге. Родственников тоже, можно сказать, нет. Алексей поежился, нахохлился и закрыл лицо руками, украдкой вытирая набежавшую слезу. Потом решился и набрал телефон генерала Бориса Борисовича – папы Инги. Без пяти минут родственничка.

– Здрасте, Елена Сергеевна. Эт я. Да, Леша. А Борис Борисыч дома? Нет? Жалко. Я вот что хочу сказать. Нет, ничего не случилось. Але? Вы меня слышите? Плохо? Ну вот... О чем это я? Ага. Перезвонить? Счас.

Он сжал мобильник в кулаке, помахал им перед своим носом и сказал кому-то в пространство:

– Свадьбы не будет. Не дождетесь.

Сидящая за соседним столиком парочка захихикала. Алексей скрутил фигу:

– Вот вам, а не свадьба!

Компьютерщики сочувственно улыбнулись. Один взял свое пиво и подсел к Алексею:

– Брателла, не женись никогда! Я уже четыре раза в ЗАГС заявление подавал – но, слава Всевышнему, до сих пор свободен. Там же как… В конторе поставят тебя в очередь, назначат торжественный день на месяц, а то и на два вперед. А за это время ты с девочкой уже успеваешь все стадии развития пройти. От постели и до продуктового магазина.

Второй компьютерщик не выдержал, тоже подсел и включился в беседу:

– А я вообще считаю, что постоянная женщина на хрен не нужна. Понимаешь? Свободная любовь – вот это клево. Сегодня я тебя, беби, хочу, а завтра твою подругу.

– От свободной любви зараза всякая бывает,– резонно вставил Алексей. Почему-то ему вспомнилась фраза, которую пьяный отец любил повторять.

– Да ладно тебе, чудила. Ты че такой смурной? Подхватил чего? Не переживай. И тебя вылечат! – Парень хлопнул его по плечу.

Алексею не понравилось такое отношение, он уже было собирался ответить, но тут в сжатом кулаке завибрировал мобильник.

– Да! – зло сказал Алексей.

– Але? Извините, я правильно попал? Мне нужен Леша Панов.

У Алексея внутри все замерло. Враз перестала звучать навязчивая музыка из динамиков. Это был он – тренер Лев Николаевич Костышин. Алексей мгновенно протрезвел. Но голос его выдал:

– Э-э, м-да. То есть да. Это я. Здравствуйте, Лев Николаевич. Хау ду ю ду? Ха-ха. Как поживаете?

– Живем помаленьку. Поздравляю с очередной победой. Что у тебя с голосом? Заболел, что ли?

– Нет. То есть да. Простыл немного. Ну с чем нас поздравлять? Это же небольшая этапная, запланированная победа. Вот если бы Олимпиаду!

Голос Костышина дрогнул:

– Будет и олимпийская медаль в твоем кармане, Леша. Я верю в вас. Вы у меня прирожденные чемпионы.

Костышин звонил очень редко. О себе никогда не рассказывал, а когда мать говорила Алексею, что Костышин спивается, Алексей не особенно верил: матери, жизнь прожившей рядом с алкоголиком, вечно всякие ужасы мерещатся. И в родной город Алексей, стыдно сказать, с тех пор как в Москву перебрался, ездил всего-то раза три. И все бегом, на визит к тренеру времени никогда не хватало. Захлестнула столица, титулы, чемпионство – звездная болезнь.

– Спасибо, Лев Николаевич. Это ваша заслуга. Я хочу сказать, что наши победы – это все сделали вы. Берегите себя, мы вас очень любим.

Алексей сказал это искренне, забыв про утренний разговор с Ингой. Но где-то в подсознании кольнуло, это отдалось фальшью в голосе.

Костышин продолжил:

– Я-то что. Старая развалина. А у вас с Ингой вся жизнь впереди. Я чего звоню, Леш. У меня тут, гм, откровение про вас было. Очень важно. Ты в Екатеринбург к маме не собираешься случайно? Встретились бы...

– Нет, может, вы к нам в Москву? – неожиданно для самого себя выпалил Алексей. – Давайте приезжайте. Я... у меня для вас предложение одно есть. Тренер хороший нужен.

– Я? – невесело рассмеялся Костышин. – Я теперь никому не нужен.

– Приезжайте, Лев Николаевич. Обязательно и чем скорее, тем лучше.

Алексей спрятал мобильник, подозвал официанта и заказал себе еще виски со льдом. Господи, ведь, пожалуй, только Костышину на самом деле было не наплевать на судьбу Алексея. Почему же он ничего ему не рассказал? Про все наболевшее: про Ингу, про Свету, дражайших тренеров-наставников, которым только давай-давай-давай победы, победы, победы. Алексею больше всего на свете захотелось сесть перед Львом Николаевичем и заплакать, как в детстве. Перед ним ведь можно. Он же не раз видел слезы на глазах у мальчика Леши, будущего чемпиона Европы. Хотя не по мобильнику же об этом... А что, если правда, плюнуть на все? На Ингу, на Весталову с Карповым, и вместе с Рудиной, Светкой Рудиной... Новая пара, а Костышина пригласить тренером?

Компьютерщики все это время о чем-то оживленно спорили. Заметив, что Алексей освободился, они накинулись на него, как голодные звери на добычу.

– Вот ты скажи, брателла, чем жена отличается от проститутки?

Ребята уже опьянели, глаза у них были мутные.

Алексей парировал:

– А чем любовь отличается от секса?

– Ну ты загнул. Любовь – это ненадолго. Это поначалу. Любовь-морковь, цветочки, романтика. Что от нее уже через месяц остается? Скандалы, споры, выяснения отношений.

Второй хмыкнул:

– Или того хуже – беременность.

Первый продолжал:

– И еще люди друг другу надоедают. Хорошо, если мужчина лидер, а если женщина? Эдакая стерва берет тебя в оборот. Начинает подавлять тебя, приказывать, денег требовать. И хрен от нее отвяжешься, особенно если у вас уже штампик в паспорте.

– Потому что потом еще вместе нажитое добро делить начнете – квартиру, дачу, машину, детей.

Парни наперебой обсуждали проблемы семейной жизни, а Алексей тем временем пил свое виски и смотрел на девочку у стойки. Как же она на Светлану похожа! Копия. Та же стрижка, такой же обжигающий взгляд.

– Ну ты скажи, тебе секс сколько раз в неделю нужен? – не унимались парни.

Алексей, не задумываясь, ответил:

– Все время.

– В смысле? – Ребята заинтересованно посмотрели на него.

Алексей смутился:

– Ну по-разному. Но, в общем, каждый день, несколько раз.

– Ну ты прям мачо-мэн! А по виду и не скажешь.

– Без обид, брателла, ты в хорошей физической форме. Молодец.

Алексей оставил это высказывание без комментариев, выпил и уже смелее посмотрел в сторону девушки, похожей на Свету. Она все так же стояла у стойки. И все еще улыбалась ему. И уже не казалась такой недоступной. «Вот сейчас подойду и скажу: Светка, я тебя люблю. А она ответит: Леша, милый, и я тебя давно и на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, что это я? Это не Светка. У нее родинки на шее нет. А-а! Это клон Светки. Послан судьбой. Чтобы я мог на нее наглядеться вдоволь».

– Брателла, ты чего на эту проститутку пялишься? Купить хочешь? – Парень-компьютерщик криво усмехнулся и снова увесисто хрястнул Алексея по плечу.

И Алексея понесло. Он ударил парня коротким хуком справа и подтвердил удар увесистой левой. От плеча, от сердца. Второй парень слабо ойкнул, попытался защитить приятеля и набросился всем телом. Но Алексей завалил его без труда, ногой в лоб – благо растяжка позволяла дотянуться. В клубе засуетились. За соседними столиками началась паника. Прибежали охранники, но не решились вмешаться и угрожающе стали поодаль. Алексей молотил первого компьютерщика еще долго, пока не сбил себе кулаки до крови. При этом он периодически поглядывал на расплывчатую фигуру у барной стойки, так похожую на Светку. В голове у Алексея все звучало обидное слово «проститутка». А девушка курила и ободряюще улыбалась в клубах дыма, не отводя от Алексея горящих, черных, как уголь, глаз.

Глава четырнадцатая
Пропажа

Станция техобслуживания «Люкс» с большим трудом выживала в жесткой конкурентной борьбе. Когда развелось столько специализированных салонов, универсалам приходилось туго. Счастливые времена, когда хороший автослесарь ценился на вес золота и клиенты писались в очередь на месяцы вперед, давно канули в Лету. Теперь клиенты были на вес золота и относились к ним поэтому бережно, с трепетом, бросались выполнять малейшую прихоть, старались прельстить низкими ценами, короткими сроками, качеством и гарантией. Но все равно, чем дальше, тем тяжелее становилось сводить концы с концами. И два автослесаря, каждую ночь дежурившие в гараже на всякий случай: вдруг авария или кому-то понадобится эвакуатор или у кого-то среди ночи застучат пальцы, а он как раз окажется поблизости, – по большей части сидели без дела. Смотрели телевизор, резались в дурачка, просто спали, иногда только приходилось завершать незаконченную днем работу, но это редко. По «Нашему кино» шел скучноватый советский фантастический боевик «Посредник». Сергей и Олег, зевая наперебой, пялились в экран телевизора, когда в закрытые ворота гаража кто-то громко забарабанил.

– Клиент? – неуверенно предположил Сергей.

Сон как рукой сняло. Механики нацепили промасленные фирменные кепочки, схватили первое из инструментов, что попалось под руку, – имидж прежде всего: клиент должен видеть, что работа спорится днем и ночью. И бросились отпирать ворота.

Но за воротами не было никакой машины, а стоял низкорослый парень в черной кожаной куртке, под которой бугрились накачанные мускулы, и в закрывающей все лицо спецназовской шапочке с прорезями для глаз. И парень этот держал в руке пистолет.

Дальше все развивалось быстро и нелепо. Хриплым полушепотом парень приказал бросить отвертку и домкрат, которые Сергей и Олег продолжали сжимать в руках. Потом парень бросил Олегу кусок бельевой веревки и приказал связать Сергея. Когда с этим было покончено, Олегу пришлось встать на колени и выставить руки назад, и руки тоже были связаны. После этого слесари получили еще по куску скотча на рты и, подгоняемые дулом пистолета, оказались в тесной подсобке, которую работники СТО использовали в качестве гардероба и где стояли два шкафа: один с рабочей одеждой, другой – для верхней. Дверь за ними захлопнулась и была подперта с другой стороны чем-то тяжелым.

Механики слышали, как гремит железками грабитель, и недоумевали: что он собирается украсть? А грабитель, вооружившись монтировкой, направился к белому «опелю» со смятым багажником. Сиденья были вынуты, обшивка почти вся снята, и из салона хорошо просматривались спрессованные внутренности багажника. В багажнике не было ничего, за исключением запаски, которая так вдавилась в покореженный металл, что извлечь ее можно было только с помощью автогена.

Тихо ругнувшись, грабитель поспешил в «стекляшку» – кабинет со стеклянными стенами, где днем сидел директор СТО, а по ночам дежурные слесари смотрели телевизор. Обшарив все шкафы и заглянув в каждый угол, грабитель замер в растерянности. Того, что он искал, не было. Он кружил по гаражу, осматривал ямы, ящики с инструментами, ворошил кучу ветоши, обыскал даже туалет.

В конце концов выворотил с помощью фомки два лазерных проигрывателя из стоявших на ремонте иномарок, сковырнул с колес легкосплавные диски, сунул все это в большую спортивную сумку. Потом вернулся в «стекляшку», все той же фомкой выкорчевал встроенный в письменный стол маленький сейф, его тоже сунул в необъятную сумку и, сгибаясь под ее тяжестью, покинул СТО.

Шум стих, но Сергей и Олег подождали для верности еще не менее получаса и только после этого помогли друг другу освободиться, вызвали милицию и позвонили своему шефу. Наряд приехал на удивление быстро, но грабителя, конечно, задержать не смог. Пострадавшие слесари не знали, ни на каком автомобиле приезжал грабитель, если он вообще был на автомобиле, ни в каком направлении он скрылся, не были уверены, один он был или, когда их заперли в подсобке, на помощь первому накачанному парню подоспели еще люди, короче, мало чем могли милиции помочь. А владелец СТО вслух благодарил Бога за то, что никогда не оставлял в сейфе значительную сумму – вор вместе с сейфом унес всего рублей триста наличными.

Денис полдня ломал голову над исчезновением Голованова.

Это было событие из ряда вон. Не то чтобы оперативники «Глории» никогда не пропадали, им случалось одновременно работать над разными делами и бывать чуть ли не в противоположных концах города одновременно. Но все и всегда оставались на связи. Молчание же Севы Дениса настораживало. Тем более что Сева был оперативник в буквальном смысле слова: из всех сотрудников «Глории» он меньше других был склонен к натужным рефлексивным размышлением и больше – к непосредственному физическому действию. И вот он словно испарился. Домашний телефон Голованова не отвечает. Мобильный телефон отключен. Машину его ни на стоянке возле дома, где он обычно парковался, ни возле офиса агентства Денис не обнаружил. Значит, что? Голованов куда-то уехал и отключил телефон? А какого, спрашивается, рожна? Что, выполнять свои служебные обязанности и работать по Панову уже не обязательно? Пушкин за нас будет корячиться? Не будет, у него своих дел по горло.

Старший оперуполномоченный Иннокентий Михайлович Пушкин – заслуженный работник МУРа, которым, кстати, безмерно гордился Вячеслав Иванович Грязнов, частенько помогал Голованову, Денису и компании в различных деликатных вопросах. Некогда Пушкин с Головановым вместе ловили жуликов и прочих нехороших граждан, а дальше их дороги разошлись. Пушкин наотрез отказался уходить в частное охранное предприятие с государевой службы. Но с Севой они оставались по-прежнему близкими приятелями. Почти как в гоголевском «Ревизоре». «Бывало говорю ему: „Ну что, брат Пушкин?“ – отвечает бывало: „Так как-то все...“ Большой оригинал».

Вообще-то и муровский Пушкин был личностью довольно эксцентричной. Например, он не признавал автотранспорта и, когда это было возможно, передвигался исключительно пешком. Точнее, бегом. Учитывая, что жил Пушкин в Измайлове, каждое утро путь до Петровки, 38, предстояло преодолеть немаленький. Но Пушкин был сделан из железа. Коллеги-муровцы однажды интереса ради заставили его поучаствовать в соревнованиях по триатлону, этому нечеловеческому испытанию, так называемому виду спорта, где рехнувшимся физкультурникам нужно без отдыха бегать, плавать и ездить на велосипеде немыслимое количество километров. Тут как раз случилось международное соревнование на призы Московской мэрии, в котором принимал участие рекордсмен Европы, родом из Исландии, по фамилии Гудмунсдоттер. Исландцу было слегка за сорок, и был он полицейским из Рейкьявика, то есть коллегой Пушкина. Разумеется, Пушкин выиграл, к общему муровскому удовлетворению и изумлению остальной части болельщиков и специалистов. Причем, как говорят спортивные комментаторы, за явным преимуществом. Выиграл – и тут же потерял к странному, немилосердному виду спорта всякий интерес. Напрасно сам президент Международной федерации триатлона лично приезжал на Петровку уговаривать неразумного спортсмена не прерывать блистательную карьеру. «Какую карьеру?! – возмутился Пушкин. – У меня сходка воров в законе в Домодедове намечается!» И под насмешливым взглядом Вячеслава Ивановича Грязнова президент федерации уехал несолоно хлебавши.

Вспоминать о том, что Пушкин любил купание в проруби, наверно, даже как-то мелко. Но с другой стороны, не лишним будет упоминание о том, как однажды он покорил... Северный полюс. История эта покрыта мраком, достоверно известно только, что лично президент вручал Пушкину в Кремле орден Мужества. Суть истории, в общем, банальна: один серьезный преступник в бегах сумел затесаться в полярную экспедицию. Тогда было принято решение о дополнительной поисковой экспедиции на собачьих упряжках, состоящей из двух человек. Руководил ею известный путешественник и искатель приключений, никогда в принципе не отказывавшийся ни от одной авантюры, а Пушкин был его штурманом и личным составом одновременно. В результате преступника благополучно повязали прямо на полюсе – это был уникальный случай в истории мировой криминалистики. В кабинете Грязнова-старшего висит фотография: с десяток улыбающихся мужиков стоят на полюсе возле российского флага. Один из них – в наручниках.

В довершение образа незаурядного сыщика уместно сообщить, что он был лыс как бильярдный шар и обладал немигающим змеиным взглядом. Пушкину нравился Лермонтов, а вот своего великого однофамильца Иннокентий терпеть не мог. А еще, припомнил Денис, он любил американского писателя О. Генри...

Да, но что стряслось с Головановым в самом деле?!

Макс поведал Денису, что накануне Голованов просил его поискать самое точное определение Игры, и Макс выдал ему справку от голландца Хейзинги. Продемонстрировал он ее и Денису: что-то в том духе, что игра есть добровольное занятие, с целью, правилами, с радостью и напряжением. Ну и что? Ну и ничего.

Больше ничего ценного (да и это-то было не слишком) компьютерный монстр добавить Денису не смог и вернулся к своим мониторам и клавиатурам. А Денис сделал единственно доступный ему вывод: Голованов обратился к услугам своего информатора-игрока. О наличии этого субъекта Денис знал не больше, чем остальные сотрудники «Глории»: информатор есть информатор и контактировать с ним должен один и тот же оперативник. Если Сева исчез после того, как обратился к своему информатору, то надо искать последнего, как бы трудно это ни было, потому что очень может быть, он и окажется последним, кто видел Голованова.

Записных книжек у Голованова отродясь не водилось, все нужные телефоны он умудрялся держать в голове, так что искать какие-то концы у него дома было бессмысленно. Иное дело – Пушкин, с которым Севу связывала давняя тесная дружба, даже покрепче, чем с глориевскими «афганцами» – Демидычем, Колей Щербаком или Филей Агеевым. Кто знает, может, Пушкин и подкинет ценную идею. И Денис, костеря Севу на чем свет стоит за то, что по его милости с расследования по Панову сняты уже два человека, развернул поиски в новом направлении.

Однако к полудню он не смог найти Пушкина ни дома, ни на работе, молчал также сотовый телефон, которым Иннокентий Михайлович просил пользоваться в самых экстренных случаях. Для Дениса такой случай настал. И что? И ничего. Звонить дяде.

– Только быстро, – хмуро бросил в трубку Вячеслав Иванович. – Меня к замминистра вызывают. У него несварение.

– А ты, значит, дядя Слава, узкий специалист? – съязвил Денис.

– Это фигура речи. Не томи, я уже в дверях.

Денис хотел было пожаловаться на жизнь в принципе и на исчезновение Голованова и в придачу Пушкина – в частности, но выходило, что на это нет времени.

– У Севки Голованова есть знакомый игрок. Из бывших шулеров. Больше ничего не знаю. Пропали оба.

– Голованов пропал?!

Грязнов-младший даже почувствовал, как нахмурился дядя, и понял, что еще одно его, Дениса, неверное движение, и замминистра может сегодня начальника МУРа не увидеть вовсе.

– Да не то чтобы пропал, – лихорадочно забормотал он, – скорее аккумулятор в телефоне сел, и вообще...

– Ну-ка не мути воду! – потребовал Грязнов-старший.

– Еще Пушкин твой исчез, – виновато добавил Денис, хотя уж к этому он никак не мог быть причастен.

– Пушкин при деле, – строго сказал дядя. – Не путай божий дар с яичницей. – Пушкин сопровождает Блока.

– Кого?!

Оказалось, что Блок, точнее, Гюнтер Блок – немецкий министр внутренних дел – пребывает сейчас в столице нашей родины городе-герое Москве с неофициальным, но очень дружественным визитом, в ходе которого министерское начальство распорядилось выделить для его экскурсий лучшего оперативника городского уголовного розыска, что было господину Блоку особенно приятно, поскольку он свою карьеру начинал также в немецком управлении уголовных преступлений. Говорят, что служба в годы его молодости протекала бурно: за первый год во вверенном Блоку участке было зарегистрировано аж тринадцать уголовно-наказуемых преступлений.

А сейчас замминистра внутренних дел вызывал Вячеслава Ивановича, поскольку возникла патовая ситуация: господин Блок пожелал прокатиться в знаменитом Московском метро и пожелал это сделать в гордом одиночестве, чтобы насладиться полнотой впечатлений. Он спустился на станции «Площадь Революции», чтобы собственными глазами лицезреть эти нереальные памятники – группы странных вооруженных людей, притаившиеся в нишах по всему перрону, – об этом ему рассказывал немецкий министр юстиции, господин Блок отказывался верить, но все оказалось именно так – и это было что-то! Господин Блок даже сфотографировался там с партизанами, матросами и еще какими-то бандитами. Потом министр должен был перейти на станцию «Театральная», а оттуда доехать до «Белорусской» и подняться на поверхность, где его уже поджидал Пушкин со служебной машиной. Все получилось по плану, за исключением того, что из внутреннего (!) кармана кашемирового пальто у господина Блока исчез бумажник крокодиловой кожи, стоимость внутренностей которого многократно превышала стоимость всех родственников рептилии, из живота которой был изготовлен упомянутый бумажник.

В свете новых обстоятельств Грязнов, приехавший разбираться с этой некрасивой историей лично, открепил Пушкина от немца и в качестве факультативного времяпрепровождения послал его к Денису. Денису пришлось накормить опера обедом в ближайшем «Ростиксе» (четыре куриных грудки, две чашки бульона и не меньше килограмма жареной картошки), после чего тот изрек одно-единственное слово:

– Донбасс.

– В смысле?! – Денис уже вертелся как на раскаленном противне. – Холодильник «Донбасс»? Донецкий каменноугольный бассейн?

– Игрока зовут Донбасс. Знакомого Севкиного. – Пушкин был традиционно немногословен и говорил хоть и не в рифму, но необыкновенно веско.

– А... ты его знаешь?

– Видел пару раз мельком. Это, я скажу, игрочила конкретный. Большие деньги делает. Доктор.

– Доктор? В каком смысле доктор? Что значит доктор? Доктор наук?

Пушкин посмотрел на Дениса если не с жалостью, то с состраданием.

– Доктор – означает умный, опытный и нахальный игрок одновременно.

Денис невесело вздохнул от такой перспективы:

– Как же его найти, такого талантливого? У него небось нора такая, что с собаками не достанешь.

– Сомневаюсь. Это такой специфический тип гастролера. Он квартиру снимать не станет. Приезжает в Москву, селится в гостинице, где-нибудь в самом центре, в сосредоточении игорных заведений. Живет там полгода. Уезжает.

– Полгода, говоришь? Хорош гастролер.

– Такая, значит, модель бизнеса, – пожал плечами Пушкин.

– О! – оживился Денис. – Тогда в МУРе про него наверняка все знают. За полгода-то он успеет наследить капитально. Наверняка!

– Не дергайся, Денис. Ты забыл, что шулер он – бывший. А сейчас Севкин Донбасс чист. Я бы знал.

– Вот черт. – Денис поскреб подбородок. – Прошерстить разве центральные гостиницы?

– Правильно мыслишь, – кивнул Пушкин.

– Но ведь их же до черта! Я это неделю делать буду! Подожди... Если Севка пропал, после того как отправился к Донбассу, то... то что?

– Что? – равнодушно повторил Пушкин.

– А я знаю?! – разозлился Денис. – Я в уголовном розыске не служил! Я в голову к Голованову не залезу! Вот ты бы что сделал, где бы ты с Донбассом встретился? В казино?

– А в других местах такие, как он, и не бывают. Гастролеры только спят и играют. Еще иногда пьют. Когда бессонница.

– Так в каких казино Донбасс играет? – наседал Денис. – Как вычислить? Его же другие крупные игроки знают, наверно?

– Знать-то знают, только тебе это не поможет.

– Почему?

– Потому. Во-первых, вот так за здорово живешь они на него наводить не будут. Надо забирать на Петровку и прессовать. А основания? Кроме того, вряд ли кто знает, где он в конкретный момент находится.

– Не понимаю.

– Ни одно серьезное заведение не потерпит у себя такого вампира целых полгода. Он наверняка казино чередует. В центре что у нас есть? – Пушкин посмотрел в небо. – «Шангри Ла» есть, «Голден пэлас», «Европа», «Пекин»... нет, «Пекин» на ремонте, тогда еще «Титаник», хотя он уже на Красной Пресне, ну там «Студио» какое-нибудь, «Амбассадор», «Оазис», «Голицын», «Метрополь», «Империал», еще «Винсо гранд» на Таганке...

– Да хватит! – взмолился вспотевший Денис. – Что мне с ними делать?!

– На вот фанты выпей. В первую очередь отсортировать те, которые находятся при гостиницах. Это значит «Метрополь», «Амбассадор», «Оазис».

– А! Я понял. Доктору нужен комфорт и стабильность. А тут – казино под боком. В «Рэдиссоне», кстати, тоже есть, – внес свою лепту Денис.

– Верно, «Гран-при» называется. И еще «Космос», но он уже на ВДНХ, так что не стоит пока туда лезть.

– Почему – не стоит? Почему только те, что в центре?

– Потому что в Москве с утра и до вечера – что? – тоном учителя, которому приходится объяснять таблицу умножения неисправимому тупице, сказал Пушкин.

– Что?

– Пробки.

– Пробки? – действительно туповатым голосом переспросил Денис.

– Конечно. Допустим, игроку надо срочно переместиться из одного заведения в другое. Допустим, сидит он в «Метрополе», а ему верные люди отсигналили, что в «Шангри Ла» появился клубный игрок в покер с толстым кошельком. Баклажан.

– Что такое баклажан?

– Потенциальная жертва. Он же беленый лох, барашка или рундук. И нашему Донбассу надо срочно оказаться там. Это можно и пешком сделать. А вот если, допустим, этот баклажан, беленый лох или барашка...

– Или рундук, – вставил способный ученик Денис.

– ...или рундук появится где-нибудь в казино на Ленинском проспекте или на Профсоюзной, тут уж есть все шансы не успеть. Так что начни с гостиниц, Денис, не прогадаешь. А прогадаешь – невелика потеря, глядишь, Севка и сам за это время появится. Что ты его, не знаешь, что ли?