Текст книги "Ледяные страсти"

Глава пятнадцатая
В коридорах Госкомспорта

Коридоры Госкомспорта встретили Алексея и Светлану зловещим молчанием. Казалось, что каждый человек, попавшийся им по пути до кабинета Фадеичева, смотрит на них как на прокаженных. Даже старенькая уборщица как-то особенно сердито громыхала своими ведрами. Еще на улице Алексей краем глаза заметил, что Ингина машина уже припаркована, как обычно – в нарушение всяких правил. Это значит, что вся честная компания: Инга, Сванидзе, Весталова и Карпов – уже собралась в кабинете главного спортивного чиновника страны.

– Лешик, я боюсь, – пробормотала Светлана, – может, не пойдем? Сейчас они все орать начнут на нас. Не люблю я этого.

– Свет, что за детский сад? Ты что, из фигурного катания вылететь с треском хочешь? Будем на свежем воздухе занятия с пенсионерами проводить? На носу чемпионат мира, мы должны участвовать. Главное, что мы нашли тренера. Ну-ка посмотри на меня.

Светлана, прильнув к Алексею, подняла на него свои зеленые глаза. Она действительно почти дрожала от страха. Алексей приобнял ее за плечи и погладил по пушистым рыжим волосам.

– Свет, мы же все решили. Это главное. Ты меня любишь?

Девушка неуверенно кивнула, и они вошли в кабинет, держась за руки.

– Так, голубки, заходите, заходите. Что это вы надумали. Пошутить изволили? – Фадеичев расхаживал по кабинету, прикидываясь гостеприимным хозяином.

– Нет, Семен Иванович, мы это серьезно, – решительно произнес Панов.

– Ха-ха-ха, серьезно. Сменить партнера за месяц до чемпионата? – угрожающе хохотнул Фадеичев. – Татьяна, Вячеслав, вы у нас опытные спортсмены и тренеры чемпионов. Скажите мне, я все-таки не фигурист, я хоккеист, знает ли история фигурного катания о таких кульбитах? Лучше бы вообще вид спорта поменяли. Панов бы в хоккей пошел – подумаешь, наука. Там тоже на коньках бегают. А Рудина бы с трамплина на лыжах прыгала. Прыжок-то хороший, говорят. Не все ли равно, где прыгать. Правильно я говорю?

Весталова и Карпов, расположившиеся в огромных кожаных креслах в углу кабинета, угодливо подхихикнули. Инга сидела, высокомерно вздернув нос, на диванчике у входа. Сванидзе как потерянный стоял у окна и пялился на улицу, стараясь не принимать участия в разговоре.

– Ну порезвились, мои дорогие, пора и честь знать. И так уже из графика тренировок выбились. Я понимаю, любовь-морковь, чувства всякие, погуляли – и хватит. Чемпионат мира – это вам не шуры-муры крутить. Я вашу заявочку на смену пары сейчас порву тут торжественно, и пусть все вернется на круги своя. Вот выиграете золотые да серебряные медали – тут уж кому что достанется – и будете отношения выяснять. Согласны? – довольно пророкотал Фадеичев, сам умилившийся своей дипломатичности.

– Конечно, Семен Иванович, ребята погорячились. Тренировки, перенапряжение, вот и мысли всякие бредовые в голову лезут, – пропела своим грудным контральто Весталова, – Мы с Вячеславом перед Олимпийскими играми тоже однажды друг с другом поцапались. Чуть до развода дело не дошло.

– Да плевать мне на ваши разводы! – вдруг внезапно рассвирепел чиновник – Вы о медалях должны думать, а не о личной жизни. Речь президента о важности спорта в жизни нации слушали? Слушали, я вас спрашиваю? Престиж страны кто будет поднимать? В парном катании русские всегда были первыми. А тут своими руками гарантированные места губим. Что вы, клоуны чертовы, вытворяете?

Татьяна пропустила мимо ушей очевидную грубость Фадеичева и примирительно проворковала:

– Так мы с Вячеславом Викторовичем вовсе не против продолжить тренировки с нашими парами. Это Алексей у нас заупрямился.

– Ну, Алексей, давай извинись перед Ингой и своими тренерами, и мы торжественно отмечаем возвращение блудного сына.

Фадеичев уже отправился к своему офисному бару за бутылочкой коньяка, радуясь в душе, как легко ему удалось разрулить эту заморочку с «неправильно» влюбленными спортсменами.

– Вы не поняли, – решительно произнес Алексей. – Мы со Светланой твердо намерены тренироваться вместе. Менять своего решения мы не собираемся. Никакого возвращения не будет. Мы со Светой будем выступать на чемпионате и победим.

– Да что ты, сопляк, себе позволяешь? – взвился председатель Госкомспорта. – Страну подводить из-за своих поблядушек? Ты сначала отработай все, что родина в тебя вложила, а потом выпендривайся по полной программе. Тебя с пяти лет бесплатно тренируют.

– Во-первых, не с пяти, а с шести. Во-вторых, если бы не наши родители, детский спорт в начале девяностых полностью бы загнулся. Не знаю, в чем заключалась бесплатность, но моя мама тратила последние гроши на костюмы, коньки, поездки на сборы. А если бы не Ингин отец, то тренировались бы мы на замерзших лужах. Так что родиной вы нас не попрекайте.

– Ах ты сосунок! – Фадеичев окончательно рассвирепел и орал чуть ли не с пеной у рта. – Да я тебя в бараний рог согну! Ты у меня пирожками на вокзале торговать будешь! Дисквалифицирую, к чертовой матери. Сдохнешь под забором где-нибудь!

– Семен Иванович, – Алексей, несмотря на гневный натиск, не потерял самообладания и говорил тихо, но твердо, – или мы катаемся вместе со Светой, или вообще кататься не будем. Оснований для дисквалификации у вас сейчас нет.

Дверь со скрипом приоткрылась, и в кабинете появилась Марья Петровна, преданная секретарша Фадеичева. Решила отвлечь шефа от бессмысленного и неприятного разговора.

– Семен Иваныч, в деле с допингом лыжников все прояснилось. Наши оказались чисты. Только что звонили из антидопингового контроля. Извинялись.

Фадеичев на какие-то доли секунды вышел из гневного припадка и вспомнил про себя: вот раньше были времена. Пригрозишь исключением из партии или комсомола или службой в армии – и нет инцидента.

Он с непроницаемым лицом сел за свой рабочий стол, пододвинул к себе папку с заявлением Панова и уставился в бумаги.

– Ну-с, говорите, что выступать будете только вместе? А кто вас тренировать будет? Татьяна Игоревна, вы будете тренировать этих перебежчиков?

– Нет, – твердо ответила Весталова, – это абсолютно невозможно. Аб-со-лют-но!

– И с кем же вы, голубчики, намерены тренироваться?

– Лев Николаевич Костышин готов нас взять, – подала голос Светлана Рудина. – Он прекрасный тренер.

– Костышин? Это кто такой?

– Это детский тренер из Екатеринбурга, – подсказала Весталова. – Инга с Лешей у него тренировались, когда были совсем маленькими.

– Ну-ну, вот детского сада на чемпионате мира нам именно и не хватало. – Фадеичев явно терял интерес к происходящему. Может быть, потому что уже принял решение. – Значит, так, вы, двое перебежчиков, можете тренироваться с кем угодно. После того как пролетите на чемпионате мира, со сборной распрощаетесь. Вместе с Костышиным будете детские утренники на школьных катках проводить. Можете идти. Артемова и Сванидзе – тоже свободны. А вы, Татьяна Игоревна и Вячеслав Викторович, останьтесь. Разговор есть.

Инга и Сванидзе вышли из кабинета первыми и быстро прошли на стоянку к Ингиной машине. В салоне автомобиля они о чем-то оживленно заспорили. Панов и Рудина ушли от Фадеичева в странном состоянии: они не верили, что им удалось настоять на своем, не знали, радоваться им или печалиться, и были скорее обескуражены, чем воодушевлены.

В это время в кабинете Фадеичева продолжался серьезный разговор.

Семен Иванович тяжелым взглядом посмотрел на тренеров, плеснул себе в рюмку коньяку, не предложив гостям, выпил и сказал:

– Ну что будем делать, господа хорошие? Заставить мы их не можем. А если бы и заставили, где гарантия, что они чемпионат могут выиграть. А медали надо брать. Вы ведь еще чемпионов мира не выпускали, насколько мне помнится? А американцев Тарасова тренирует. И пара очень сильная, и тренер чемпионский.

Весталова и Карпов нервно переглянулись, и Карпов заговорил умиротворяющим тоном:

– Ну не такая уж американская пара и сильная. Кажется, они тренируются лет с десяти, а не с четырех-пяти, как наши.

– Для Артемовой у нас есть кандидатура в партнеры, – решительно перебила мужа Весталова. – Женя Ольшанский, талантливый мальчик, пока ничем не прославился, так что без фанаберий. Будет кататься. Отработают ту программу, что делали Артемова с Пановым. Инга – девица амбициозная и техничная, программа полностью готова, надо только отшлифовать. Будем бороться с американцами за призовые места.

– А Сванидзе? – справился Семен Иванович.

– А Сванидзе – головная боль Трусовой и Красовской, пусть сами ему партнершу ищут.

Семен Иванович озадаченно поскреб подбородок:

– А эти чудики влюбленные что будут на чемпионате показывать?

– А это уж не мое дело, Семен Иванович, – не без сарказма заявила Татьяна. – Если кому-то хочется после выигрыша на чемпионате Европы опозориться на чемпионате мира – ничем не могу помочь.

– Ладно, посмотрим, что у вас выйдет. Сами знаете, до чего неудачи могут довести. И вас, и меня. Ребятам по двадцать лет – пристроятся где-нибудь в ледовом шоу на Западе, а нам просчетов не простят. Свободны.

Когда за тренерами закрылась дверь, Фадеичев нервно забарабанил пальцами по кнопкам телефона.

– День добрый... не очень-то он добрый... ага, были они у меня только что... ну?.. ты же обещал разрулить ситуацию?.. что-что?! разбежались они, обе пары... не твой план... ну а я при чем, кто деньги вкладывал?.. да ладно, ничем я не рискую. Обещали разрулить, разруливайте...

– Танюша, ну что ты старика подкалываешь? – в коридоре укорял супругу Карпов. – Не надо начальство злить по мелочам.

– Меня не надо идиоткой выставлять. Ты что, не понимаешь, он хотел на нас свалить обе пары. И все пары: и бездарей техничных, и чудиков влюбленных. Нам работы в десятки раз больше с огромными рисками, а ему чистеньким выглядеть и благородным, что к молодым талантам с пониманием относится. А эти придурки влюбленные еще у меня наплачутся. Вот не послушал ты меня тогда – надо было Панова в одиночники переводить. Влюблялся бы хоть в Артемову, хоть в Рудину, хоть в кобылу какую-нибудь. И где сейчас тот генерал, которого мы побоялись?

– Артемова ты раньше времени со счетов не списывай. Ну были в его карьере временные трудности. А у кого их не было? Он нам еще пригодится. Дочку-то обожает и ради нее горы свернет, а всем обидчикам шеи переломает.

– Спасибо, что напомнил про обидчиков. Ладно, хватит об этом, поехали ужинать. Куда сегодня – в ресторан или дома поедим?

Глава шестнадцатая
Игра в «железку»

К счастью, поиски очень быстро увенчались успехом, а вернее, результатом, потому что оценивать полученные сведения как однозначную удачу у Дениса язык не поворачивался. Пока что он только взял след.

Вчера в гостинице «Москва» произошла небольшая заварушка, в ходе которой свои апартаменты покинул один из жильцов. Свидетелей заварушки не нашлось, все сведения о ней оказались косвенными: погром в люксе, который снимал Донбасс (а это был именно он!), шум, появление гостя, который приходил к Донбассу, в подсобке подземного этажа гостиницы: очевидно, гость спасался бегством. Удалось ли ему это сделать – неизвестно.

Официант, привозивший Донбассу завтрак, опознал по фотографии Голованова. Кроме того, съемки видеокамерами службы безопасности гостиницы зафиксировали Голованова входящим в «Москву». Увы, больше ничем гостиничные секьюрити Денису и Пушкину полезными быть не смогли, как, впрочем, и своему жильцу, снимавшему люкс. Да и хотели ли они быть полезными? Маловероятно.

Гостиница Денису активно не понравилась, какая-то она, несмотря на сервис и все понты, была уж очень советская.

Машину Голованова в окрестностях Денис с Пушкиным тоже не нашли, это вселяло некоторые надежды, хотя, с другой стороны, если его похитили вместе с Донбассом и сделали это так умело и не привлекая внимания, то что мешало этим же людям побеспокоиться о машине Севы? Риторический вопрос, ничто не мешало. И потом, еще неизвестно, за кем из них двоих на самом деле охотились и кого взяли за компанию.

Оказалось, что на месте происшествия побывали оперы из МУРа. Это несколько облегчало проблему частного расследования, и Денис с Пушкиным, после того как посетили казино «Оазис», находящееся в том же здании, отправились на Петровку.

«Оазис» привел Дениса в еще большее уныние. Он не был большим знатоком игровых заведений, но это оказалось конюшня конюшней. Хотя в таком помещении, с такими потолками и антуражем можно было выжать максимум, но «Оазис», находящийся чуть ли не на Красной площади, отдавал неистребимым провинциализмом. Два рулеточных стола, четыре карточных, игровых автоматов нет, музыки нет, напитки за деньги, туалет черт знает где. И туалетной бумаги в нем нет.

Менеджмент в лице малопривлекательной сорокалетней дамы оказался перепуган визитом сыщиков и помочь им не смог. Видеосъемка в «Оазисе» не велась по причине малочисленности клиентуры. И то правда. За время, что Денис с Пушкиным там провели, они видели двух игроков. Никто из крупье и охранников ни Голованова, ни Донбасса не видел. Или не вспомнил.

По дороге на Петровку Иннокентий Михайлович попросил Дениса по-свойски позвонить дяде, узнать, как там развиваются события вокруг ограбления немецкого министра. Лучше бы они этого не делали. Обычно сдержанный по телефону, Вячеслав Иванович послал любимого племянника подальше в не самых парламентских выражениях. Он только что покинул кабинет замминистра внутренних дел и был в бешенстве от того, что ему пришлось услышать.

Судя по всему, Грязнову-старшему грозила отставка. Денис хотел сказать дяде, что на свете существует детективное агентство «Глория», которое всегда приютит своего отца-основателя, но все же воздержался от лишних замечаний. В конце концов, ничего еще не решено. Хотя нельзя не признать, странная какая-то история с этим немецким «туристом» приключилась.

Денис вспомнил, как в армии, когда он пошел в первый караул (охраняли гарнизонную гауптвахту), командир караула, приехавшего им на смену, потихоньку украл ключи от главного входа в тюрьму, который Денис и охранял. Без этих ключей караул, разумеется, не мог быть сдан. После двух часов поисков старший лейтенант Дерюгин (Денис на всю жизнь запомнил эту фамилию) смилостивился и протянул ключики зеленому во всех смыслах бойцу. Денис, недолго думая, заехал ему по ухмыляющейся физиономии. И тут же сел на эту самую гауптвахту...

Неужели дядю подставили? Все могло быть...

В МУРе они живо нашли Володю Яковлева, который выезжал в «Москву» на место происшествия, но пришлось подождать – Яковлев проводил очную ставку. Через сорок минут он освободился и без обиняков сообщил Денису и Пушкину:

– Профессиональная работа. Говорите, Севка Голованов там был? Жаль, жаль. Никаких следов. Абсолютно никто ничего не видел и не слышал. Либо все куплено. И я не удивлюсь, если так. Чтоб в доме напротив Госдумы людей воровали без шума и пыли – это надо очень постараться.

– Ты нашел что-нибудь в номере из вещей Донбасса? – спросил Пушкин.

– Там до черта его вещей.

– Вова, не темни. Есть что-нибудь интересное, что ты передашь следаку?

– Ладно, – проскрипел Яковлев, открывая ящик стола.

В прозрачном пластиковом пакете лежали несколько маленьких цветных квадратиков бумаги. Это были рекламные флаерсы: «Отщипните пару долек от нашего лимона! В течение одной недели в казино „Империал“ в совокупности будет разыгран миллион долларов!»

– Иннокентий, посмотри на дату! – заволновался Денис. – Первый розыгрыш был уже два дня назад! То есть накануне того, как они исчезли!

– Отлично. Поехали в «Империал». Вова, большое тебе человеческое спасибо от имени Голованова, – посулил Пушкин.

– Спасибо в стакан не нальешь, – скорбным голосом заметил Вова.

– Нальешь-нальешь. Найдем его, и сразу нальешь.

– Значит, Донбасс был шулером, да? – повторил Денис в машине то, что уже слышал от Пушкина.

– Феноменальным. Он был шулером в высшем смысле слова, дурил людей на чем угодно, на пустом месте. Но и в карты играл знатно. Вот, допустим, ты играешь в карты...

– Не люблю я карты, – фыркнул Денис.

– Неважно. Если подошла твоя очередь раздавать, а ты не можешь на ощупь выровнять колоду из-за одной-двух карт, то есть сделать края колоды ровными, то это что?

– То это что? – ученическим голосом повторил Денис.

– То это не случайность, – важно сказал Пушкин. – Понял?

– Понял. Это не случайность. И что с того?

– Одна из карт оказалась на один миллиметр шире или длиннее других. Эта карта – вспомогательное средство шулера для раздела колоды на две части, то есть для использования ее как метки в колоде. Ее еще называют маркерная карта. Шулер ее знает, и, если она будет нужна ему, он может ее мгновенно вытащить из колоды и использовать не только как маркерную карту, но и как обычную с известной значимостью, например туз червей. Так обычно действуют нормальные шулеры, классные шулеры. А Донбассу такой фокус был ни к чему, у него пальцы как у пианиста, он даже в стандартной, ровной колоде мог прочувствовать подушечками пальцев карты, которые были шире на какую-то долю миллиметра, и внешне это ни в чем не выражалось. Вот так-то.

– И неужели завязал? – удивился Денис.

– Представь себе.

– Но почему?!

– Голованов убедил.

– Поймал с поличным?

– Нет, на ровном месте. Просто они давно знакомы.

– Ну и ну, – только и сказал Денис.

Они подъехали к казино, помещавшемуся в огромном мультикомплексе среди двух кинотеатров и многочисленных торговых рядов. Пока Денис искал, где бы припарковаться, к машине подбежал молодой человек с большой буквой «i» на куртке и показал свободное место.

В казино «Империал» у Дениса и Пушкина хорошенькая девушка на «рецепшн» попросила документы для «регистрации новых клиентов» и по сто долларов за вход. Их меняли на так называемые лаки-чип – фишки, которые нельзя обналичить в кассе, на них можно только играть, то есть подразумевается – проиграть. Пришлось пускать в ход служебные удостоверения. Вдогонку Денис присовокупил визитку с требованием передать ее владельцу заведения, господину Дьякову. Ждать пришлось не слишком долго, минут семь, которые частный и государственный сыщики провели с пользой для дела. Они подошли к секьюрити, Пушкин продемонстрировал свое удостоверение, а Денис – фотографии Голованова и Донбасса. Теперь у него наконец был снимок последнего, вырезанный из кадра видеосъемки в гостинице «Москва».

– Видели их здесь на днях?

– Этого точно не помню, – сказал один охранник, тыкая пальцем в Голованова, – а второго...

– Это же Мистер Четыреста Тысяч! – воскликнул второй охранник. – Еще бы! Он тут на днях прославился.

Пушкин выразительно посмотрел на Дениса.

Ничего интересного об Инге Николаю узнать не удалось. Он протаскался за ней целый день, не переставая названивать Севе на мобильник. Сева бы сейчас очень пригодился. Николай был просто убежден, что заниматься нужно в первую очередь не Ингой, а возможными криминальными связями Панова. Даже если Инга что-то и скрывает, как это узнать? Никаких странных действий она не предпринимала: часов шесть в общей сложности провела на катке, еще вся толпа (Панов, Рудина, Артемова, Сванидзе, тренеры) таскались в Госкомспорт, на ковер очевидно, еще ездила по магазинам, встретилась с отцом (генерал, похоже, надолго обосновался в Москве), они пожевали чего-то в японском ресторане, потом отправилась домой. Возможно, она с кем-то и обсуждала то, что, по мнению Дениса, скрыла от сыщиков. Но для прослушивания телефонных и обычных разговоров на нее нужно повесить «жучок», а на это санкции Денис не дал. То есть Николай, по сути, потратил время впустую, если не считать отрицательный результат тоже результатом.

Только в конце дня Николаю относительно повезло. Инга вдруг поехала в Алтуфьево. В Алтуфьеве Панов снял квартиру еще до пожара, там они тайком встречались с Рудиной, а после пожара фигурист перебрался туда жить. В квартиру к Панову и его новой возлюбленной Инга, конечно, не поднималась, просто припарковалась во дворе и минут двадцать задумчиво так смотрела на темные окна. Фигуристов, очевидно, на месте не было, поскольку джипа Демидыча Николай во дворе не обнаружил. Потом, так ничего и не дождавшись или не решившись на что-то, она развернулась и поехала обратно.

Было заметно, что она нервничает: задумалась на светофоре, вовремя не включила поворот, чуть не поцеловалась с троллейбусом. И Николай ее в принципе понимал: тяжело узнавать об измене любимого человека и еще тяжелее, когда любимый человек оставляет тебя навсегда. Николаю даже было жаль девушку. Никакой даже самый чемпионский характер не в силах выдержать такой удар без эмоций.

А Сева по-прежнему не объявился и на телефонные звонки не отвечал. Уже и Денис искал его с Пушкиным. Только все безрезультатно.

Может, он спит, мерзавец? Проторчал сутки в казино. Наверняка принял на грудь литра полтора, в казино же выпивка халявная. И теперь отсыпается, а телефоны отключил. И с твердым намерением вытащить друга из постели Николай поехал к нему домой. Денис-то этого не сделал, он, должно быть, и предположить не мог, что отсутствие Севы имеет чисто физиологические причины – устал человек и спит.

Но дома Севы не оказалось. Вначале Николай долго звонил и колотил кулаками в дверь. Потом просто вошел, воспользовавшись отмычкой. Севы не было. Кровать аккуратно застелена, когда на ней спали в последний раз, непонятно, в квартире полный порядок. Ни влажных полотенец, ни мокрой зубной щетки, ни теплого чайника – ничего, что могло бы сказать, как давно Сева покинул квартиру.

«Записку ему, что ли, оставить? – хмыкнул Николай. – Интересно, возвращался он вообще из казино или до сих пор там торчит? А может, нарвался на что-то интересное? Но почему тогда хотя бы не позвонил?»

Уже собираясь уходить, Николай заметил на столике у кровати маленькую кассету от портативного диктофона. Спустившись в машину, Николай достал из бардачка свой диктофон и прослушал запись. Полная кассета непрерывных разговоров о природе игры. Знакомец Голованова, которого Сева называл исключительно Донбасс, прочел на эту тему целую лекцию, а Сева ее прилежно записал на магнитофонную ленту.

Нацепив наушники, Николай поехал в контору, по дороге заскочил в «Русское бистро» перекусить и на работе еще битый час слушал, не решаясь перематывать, чтобы не пропустить чего-то важного. В итоге обогатился знаниями из древнеегипетской, древнегреческой, древнерусской и средневеково-европейской мифологии на тему игры, цитатами из Достоевского и прочих философов и идеалистов. Но полезной информации почерпнул кошкины слезы. И эта полезная информация сводилась к тому, что из казино Сева все-таки благополучно ушел. Но о Панове с Донбассом так и не поговорил. А значит, собирался встретиться с «источником» снова. И видимо, в данный момент встречается.

Из неудержимого же словесного поноса Донбасса Николай выудил две значимые реплики:

«Донбасс. Тут у Султана, говорят, недавно четыреста штук сперли, и что? А ничего. Даже маслину в башку пока никому не закатали. Для них это не деньги.

Сева. А Султан – это кто?

Донбасс. Султан – это Султан. Он половину казино в Москве контролирует».

Снова всплыл Султан. Султана ограбили. А Панов встречался с бухгалтером Султана Гальбертом. И у Панова большие неприятности. Может, это и совпадение.

Но когда речь идет о таких деньгах, в совпадения не очень верится.

Красное дерево, коричневая кожа, барочная мебель, даже скучно описывать. Кабинет тянул тысяч на пятьдесят. Так, навскидку. Хозяин «Империала», Дмитрий Иванович Дьяков, как и положено человеку такого ранга, в таком заведении и в таком кабинете курил толстую вонючую сигару, лениво пожевывая ее мокрыми губами-оладьями. Лет Дмитрию Ивановичу было от тридцати до шестидесяти – на любой вкус.

Сигара была дорогая, перстни на указательном и среднем пальцах, которыми он ее зажимал, с изумрудом и темно-синим александритом, скорей всего, перекрывали стоимость заведения.

Дмитрий Иванович, опираясь локтями на важные бумаги, отчего они шуршали и мялись почем зря, изучал визитную карточку Дениса, время от времени поглядывая на ее обладателя, как бы сличая с оригиналом, словно там была его, Дениса, фотография.

Денис помалкивал. Пушкин тоже.

– Значит, охранное предприятие «Глория»... А это кто? – не слишком дружелюбно спросил Дьяков, кивая на спутника Дениса.

– Пушкин, – приветливо объяснил Денис.

– Не похож, – оценил Дьяков.

– Смотря на чей вкус.

– Возможно. Так что у вас, молодой человек? Если хотите предложить свои услуги, то не теряйте времени, у нас долгосрочный контракт с ветеранами «Альфы», и я ими очень доволен.

– Рад за вас, – солидно сообщил Денис. – Но дело не в этом. Мы разыскиваем одного человека, по некоторым сведениям являющегося постоянным клиентом вашего уважаемого заведения. Однако он вдруг исчез. Поскольку он наш друг, мы за него беспокоимся и хотим быть уверены, что уважаемое заведение никоим образом непричастно к печальному факту его исчезновения. Иначе это было бы очень... – Денис делал вид, что подыскивает нужное слово, – ...неловко.

– Чего?! – Дьяков даже привстал из-за стола. Сигара выпала из губ-оладий на важные бумаги, которые немедленно задымились, но Дьяков не обратил на это внимания. – Ты на что, парень, намекаешь?!

– На Донбасса. – Если полминуты назад Денис еще колебался, чье имя вслух произносить – игрока или Голованова, то теперь выбор был сделан сам собой.

Дьяков побагровел и потянулся рукой под столешницу. Начинается, подумал Денис. Нажать на кнопку? Взять пистолет?

– Хотите, сыграем в шмен? – предложил вдруг молчавший до сих пор Пушкин. – Проиграете – раскалываетесь насчет Донбасса. А нет – мы расплачиваемся и уходим.

– В шмен? – удивился Дьяков, доставая откуда-то из-под стола коробку с сигарами. – Что еще за фигня?!

– Ну в железку. Это одно и то же.

– Так бы сразу и сказали. В железку я с детства режусь. А почему шмен?

– От французского «chemin de fer». Это значит, железная дорога.

Денис не мог не восхититься: московские сыскари рубят фишку во французском! (Разумеется, на самом деле они рубят в азартных играх, но чего не скажешь ради красного словца.)

Дьяков притушил тлевшие бумаги и выплыл к ним навстречу. Весил он в самом худшем случае килограммов сто пятьдесят. А в лучшем – двести.

Игра была элементарной, она основывалась на номерах денежных банкнот. Из семи цифр номера игрок выбирает несколько цифр себе, а остальные оставляет противнику. Цифры нужно складывать. Выигрыш определяет не все число, а только его последняя цифра. Выигрывает же старшая, ну а если цифры окажутся одинаковыми, то объявляется ничья.

Денис не верил собственным глазам. У Дьякова даже румянец появился, до того эта нехитрая затея его воодушевила. Видно, совсем скуксился человек, на больших бабках сидючи.

– Шмен в две руки, – заявил Пушкин нечто малопонятное.

Впрочем, все тут же объяснилось. Он зарядил – зажал две купюры в двух кулаках. Дьяков наморщил лоб, посверлил Пушкина взглядом и объявил:

– Третья, четвертая и шестая цифры. Моя десятка – в правой руке.

Пушкин объяснил Денису вполголоса:

– Комбинация должна быть не более шести цифр. Заряжают по очереди...

– Э! – возмутился Дьяков. – Мы играем или ликбез проводим?!

– Не понтуйся, дядя, – нагло возразил Пушкин, и Денис даже глаза зажмурил – сейчас ведь выпрут непременно. Или, как говорил Бендер, побьют. Точнее, он говорил: побить, конечно, могут... Хотя вот это уж дудки.

Но Дьяков отреагировал вполне легитимно:

– Не гони арапа[1]1
  Гнать арапа – лицемерить, преследуя свой интерес.


[Закрыть], бьемся в лоб[2]2
  Биться в лоб – играть честно, не прибегая к шулерству.


[Закрыть], – и закурил новую сигару.

Пушкин открыл правый кулак. Номер банкноты оказался – 6723520.

Дьяков, заказавший третью, четвертую и шестую цифры, получил в сумме 7 и оскалился: это был более чем приличный результат.

Пушкин развернул другой червонец. Там было 1367059.

– Сумма третьей, четвертой и шестой у меня составляет... – Пушкин поводил пальцем по другой банкноте. – Восемнадцать. Значимое число – восемь.

Дьяков швырнул сигару в дальний угол.

Денис понял, что надо ковать железо, пока горячо:

– Так что там насчет Донбасса, Дмитрий Иванович?

– Кто такой Донбасс?

– Есть такой игрок. Он на днях выиграл в вашем заведении четыреста тысяч долларов в ночном розыгрыше. После чего он и мой сотрудник Всеволод Голованов исчезли. Точнее, они подверглись нападению в гостинице «Москва», где Донбасс...

Дьяков скривился:

– Ясно. Я помню типа, о котором вы говорите.

Он взял уже третью сигару, отрезал кончик, закурил и успокоился. Денис увидел на сигаре надпись «Сhurchill». Ну уж нет, подумал Денис, на Черчилля ты не тянешь. Хотя комплекция подходящая.

Пушкин сел в кресло на низких кривых ножках, надо полагать в барочном стиле, и вытащил пилочку для ногтей. Его роль была сыграна. А аккуратные ногти были его страстью, по слухам, эту пилочку он таскал с собой на Северный полюс.

– Уговор дороже денег, – напомнил Денис ему о проигрыше. И тут же подумал: но дороже ли он четырехсот тысяч?! Если Дьяков причастен к исчезновению сыщика «Глории» и профессионального игрока, он что же, сейчас вот так за здорово живешь это признает? Хорошо бы, конечно, но...

Дьяков придал своей физиономии скорбное выражение.

– К сожалению, мой проигрыш в шмен вам не поможет. Этот человек, Донбасс, как вы говорите, уехал отсюда самостоятельно. Что касается вашего сотрудника, то о нем я вообще понятия не имею.

– А разве вы не предоставляете машины игрокам? – подал голос Пушкин.

– Конечно. Тем более в случае таких больших выигрышей. Но этот человек, Донбасс, как вы говорите, от нее отказался и вызвал такси. Это, наверно, можно проверить. Вы же профессионалы.

Денис представил себе, сколько в Москве сейчас служб вызова такси – это не легче, чем проверять все гостиницы подряд, как он не так давно предполагал.

– Кто похитил Голованова и Донбасса? Где они сейчас?

– Выражайтесь корректней.

– Мне тут не до парламентских выражений! Я знаю абсолютно достоверно, что Донбасс вынес из вашего заведения огромную сумму денег. Владелец свою причастность к его исчезновению отрицает. Это наводит на всякие странные размышления. Например, что...

– Что я решил вернуть деньги назад? Договаривайте, договаривайте! И похитил игрока вместе с ними? И вашего этого, как его, Голована?

– Голованова.

– Не-а. Ничего у вас не получится. По одной простой причине: эта идея бредовая.

– Не будете ли столь любезны эту причину предъявить?

– Буду, если после этого вы наконец уберетесь из моего кабинета. И из заведения, – на всякий случай добавил Дьяков, изображая руками некий абстрактный светский жест.

– Если причина покажется мне достаточно веской, – ответно расшаркался Денис.

– Этот Донбасс и так оставил их у нас.

– Не понял.

Пушкин крякнул от досады, он, очевидно, уже сообразил, о чем идет речь.