Текст книги "Мертвый сезон в агентстве «Глория»"

– Не-е, Валера, – сказал щуплый, – мы не по этой части!

«Валера»... И Комар все понял. Это не американцы, не греки, а коренные свои, русаки. Причем даже не братва, с которой можно было бы договориться...

Тот, что был сзади, открыл простую коробочку и негромко хмыкнул. Передний обернулся к нему, помолчал и кивнул. Задний сунул коробочку за пазуху, захлопнул и вернул переднему кейс. А сам почти незаметно покинул машину. За ним вылез и щуплый. Его место занял тут же молодой человек, который представился Валерию:

– Грязнов, уголовный розыск России. Н-ну-с, посмотрим ваши документы, господин Комар Валерий Михайлович? Что? И вы Андриканис? Не слишком ли много Андриканисов, Валерий Михайлович, за одно утро? Расскажете, куда ценности государственные запрятали? Кому продали, за сколько, когда, а? Где остальное прячете?

Валерий вдруг почувствовал даже нечто вроде облегчения. Не убили, и то хлеб... Интересуются, вежливые... Как же, как же, а он прямо сейчас вот возьмет да и расколется! Как бы не так...

– Не дотянетесь, – наконец сказал он.

– Видите ли, Комар, – заметил Грязнов, – как раз в ваших интересах, чтоб мы дотянулись. И как можно скорее. От этого ваша жизнь зависит. Вы ведь многим успели насолить. Так что сами понимаете... Сейчас мы вас, согласно договоренности, передадим сотрудникам ФБР. Они вас выдадут Греции, где вы не задержитесь, поскольку уже имеется постановление о вашей экстрадиции в Россию. Мы вам сбежать не дадим, но ведь и шейх Аль-Касим дважды приказы не отдает. И разве отрезанная голова вашего партнера Левона Аракеляна вам ни о чем не говорит?.. Смотрите-ка, парадокс! Говорит отрезанная голова...

– На хрена мне ваши парадоксы?! – взорвался вдруг Комар.

– Ну-ну, мальчик, тихо, – успокоил его «служащий аэропорта» и для верности положил тяжелую ладонь на плечо.

– Я, может быть, и скажу... И банк, и номер сейфа... Но только тогда, когда буду абсолютно уверен, что моей жизни ничто не угрожает.

– В каком смысле – ничто? – поинтересовался Грязнов. – От тюрьмы никуда не деться. Что заслужили, то и получите. Но с учетом помощи следствию, возврата похищенных средств и так далее. Вы в прошлом финансист и прекрасно знаете, какие наказания следуют за подобные деяния.

– Ну вот окажусь в России, тогда и поговорим. А пока я лучше промолчу. Молчание в любом случае мне не повредит.

– Верно, об этом говорил и великий иезуит Игнацио Лойола. Ну что ж, тогда, как говорится, до скорой встречи в отечестве.

Денис вышел из джипа, заметив подходящих к нему Саймона Нэта и рослого седого человека со шрамом на щеке.

– Рой Харт, – представил Саймон Денису своего спутника. – Сотрудник Интерпола.

– Грязнов, – коротко назвался Денис.

С другой стороны Кротов вывел Комара с «дипломатом» в руке. К Валерию по знаку Харта тотчас подошли двое его сотрудников и, надев наручники, проводили к автомобилю, стоящему неподалеку.

– Мой старый друг Алексей Кротов, – представил Саймон.

– Рой Харт, – повторил седой.

– Господа, – серьезно заговорил Нэт, но глаза его при этом просто изучали веселье, – вы не хотите сердечно поздравить мистера Харта с прекрасно проведенной операцией по задержанию опасного преступника и мошенника Валерия Комара?

– Примите наши поздравления! – приложив ладони к груди, склонили головы Грязнов с Кротовым.

– Благодарю, – не дрогнув ни одним мускулом на лице, ответил Харт, естественно, по-английски и пожал русским сыщикам руки. – Я откланяюсь, господа?

– И где же ваши сотрудники, мистер Саймон? – спросил Денис, глядя вслед удаляющемуся Харту.

– Они – вокруг, – улыбнулся Нэт. – Так когда вылетаете?

– Думаем, завтра, ночным. А с Комаром не может повториться какой-нибудь бельгийский вариант?

– У Роя этот номер не пройдет, – засмеялся Саймон. – Значит, завтра. А когда на посошок?

– Вы наш гость, ваше желание – закон.

– Я скажу, чуть позже... А завтра, господа, все наши газеты сообщат о задержании российского афериста Валерия Комара по подозрению в хищении драгоценностей Гохрана России, стоимость которых превышает более двухсот миллионов долларов. Надеюсь, вы не станете возражать, господа? Мы же все-таки находимся с вами в Соединенных Штатах! Особо будет отмечено, что операцию с блеском провели сотрудники Интерпола.

– А разве что-то было не так? – удивился Денис Грязнов.

И все дружно рассмеялись.

Часть третья
НЕИЗБЕЖНЫЙ ФИНАЛ

1

Обрыдла жизнь полковнику Довбне, обрыдла до такой степени, что хоть ложись и вой волком... Приезжал он домой поздно, молча проходил через всю квартиру, отделанную под евростандарт, в свой кабинет, где валился ничком на старый кожаный диван – единственное родительское наследство, по счастливой случайности не выброшенное супругой, и долго ворочался, не в силах заснуть.

Мысли постоянно были одни и те же – о сыновьях-офицерах, служивших в Таджикистане. Иногда снились Афган и Чечня, но это была какая-то фантастическая смесь искаженных лиц, стрельбы и погони, отчего он, просыпаясь в поту, уставал еще больше, чем от тяжелых собственных мыслей.

Однажды, перебирая старые фотографии, наткнулся на нечетко отпечанный снимок, сделанный бог весть когда, еще в Афгане. Огромный валун, а на его макушке уместились сразу несколько человек. С трудом, но разобрать можно: Валера Саргачев, Севка Голованов, Володя Демидов, Филя Агеев, Колька Свиридов и сам он, Тимофей Довбня. Нельзя сказать, что близко уж очень были знакомы, но разведка есть разведка, здесь вроде все свои.

Парней он позже встречал и в Чечне, под Урус-Мартаном. Но уже без Саргача, слух прошел, что получил он Героя, но уже посмертно. Встретился он с ребятами в Ставрополе, где ожидал решения своей судьбы, после того как послал по известному адресу бравого генерала, подписавшего постыдный мир. Парни сами пришли к нему в гостиничный номер, крепко пожали ему руку и выпили по стакану водяры. А расставаясь, кажется, Головач оставил ему свой московский телефон.

И вдруг Довбне пришла в голову совершенно здравая мысль: ведь именно они единственные во всем мире выслушают его и поймут. Могут, конечно, и не простить, но пусть хоть выслушают, дадут душу излить...

В тот раз звонить было уже поздно, шел второй час ночи. А на следующий день, дозвонившись, услышал милый женский голос, сказавший, что Всеволод Михайлович в настоящее время в командировке. Жена Головача поинтересовалась, кто звонит. Довбня представился старым товарищем Севы по Афгану и Чечне. Тогда женщина доверительно сказала, что вообще-то Сева за границей, а вот когда вернется, то обязательно ему позвонит, попросила продиктовать номер телефона. Он дал мобильный.

Прошла неделя, другая, и вот наконец вечером зазвонил мобильник.

– Тимофей? – услышал Довбня незнакомый голос.

– Я... – Полковник уже отвык от простецкого обращения к себе. – А кто мной интересуется?

– Головача не забыл? – рассмеялся Сева.

– Господи! Наконец-то... Приехал?

– Ты хотел встретиться? Или у тебя другие заботы, господин полковник? – с явной иронией спросил Головач.

– Тебе что-нибудь известно про меня? – насторожился Довбня.

– Достаточно, чтобы понять, что без крайней нужды ты не позвонишь. Ну рассказывай, в чем дело? – Голос Головача был, мягко говоря, прохладен. Да и разговор совсем не телефонный.

– Если разрешишь, я хотел бы подъехать...

– Валяй, Тимофей. Раз позвонил, адрес знаешь? Служба, поди, обеспечила?

– Угадал.

– Ну так приезжай. Жду.

На пороге квартиры полковника встретила стройная черноглазая женщина с косой на груди.

– Тимофей Поликарпович? Здравствуйте, проходите. Сева ждет вас.

– Вас зовут-то как, извините?

– Настей.

– Поди, казачьего роду-племени?

– Ставропольские мы, – улыбнулась Настя.

– Ну тогда позвольте вам вручить дары Кубани: фрукты тут всякие, – сказал Довбня, подавая ей тяжелый пакет из кремлевского буфета. – Я-то сам кубанский. Соседи, значит.

Из другой комнаты вышел Голованов, протянул руку:

– Привет. Заходи, поболтаем. Настенька, ты нас пока не беспокой.

В кабинете хозяина был накрыт маленький журнальный столик. Коньяк и закуска. Выпили за встречу.

– Так что тебе про меня известно, Сева? – тяжело вздохнув, спросил наконец Довбня.

– Взлетел ты высоко. В кремлевском кабинете сидишь. Большую и лохматую руку имеешь, поскольку нынче без нее никуда...

– Вот-вот, – опечалился Довбня. – Почти угадал... А ты, значит, в МУРе работал... И ребята ваши. Сейчас-то где?

– Да есть такая контора... Охраняем помаленьку. А ты, значит, справки наводил? Зачем? Позвонил бы.

– Я долго думал, Сева. Не решался, – покаялся Довбня.

– И решился наконец?

– Да. – Довбня потянулся за бутылкой, но Голованов остановил, положив ладонь на его руку:

– Я бы предпочел по-трезвому, Тимофей.

– Ну будь по-твоему. Хотя душа болит...

– Вот и облегчай по возможности.

И Довбня стал рассказывать. Все с самого начала. От приказа до приглашения в Кремль. Маркина помянул, который его до кремлевского кабинета поднял, не стал скрывать, что вынужден был в этой связи выполнять отдельные поручения Игоря Леонидовича, за что обзавелся «мерсом», «фольксвагеном» для жены, дачей в Жукове, новой квартирой в четыре комнаты...

– Но кому, Сева!

– Ты ж говорил, взрослые сыновья у тебя.

– Тимоха и Андрей. Старший – замнач заставы, младший – командир взвода разведки, оба служат в Таджикистане. Андрюха был ранен, даже не сообщил...

– Чего же ты его так обидел?

– Зимой прилетали в отпуск. Посмотрели на мою жизнь, на машины, на голубой бриллиант на материнской шее. Так не догуляли отпуска свои, улетели обратно, в Таджикистан...

– И никакого разговора не было?

– Был, – помолчав, сознался Довбня. – Тот еще разговорчик! Тимоха – парень прямой и резкий. Спрашивает: с каких доходов, батя? Я пошутил было: хочешь жить, умей вертеться. А они оба как уперлись в меня глазищами! Ну тут я и вскипел. Чего, говорю, шары вылупили? Глядите, как нормальные люди живут! А я для себя, что ли, стараюсь?! Для вас же, для детей ваших, а моих внуков... Словом, наговорил им всякого, теперь самому совестно. В подпитии был... Они ничего тогда не сказали. Просто ушли и не вернулись.

– Ты давно в Кремле сидишь?

– Да уж два года.

– «Мерс», «фольксваген», голубой бриллиант... И я бы полюбопытствовал: откуда?

– Вот я и пришел к тебе. Считай, покаяться...

– А чего ж так долго думал? Раньше мог навестить. Или только теперь очко заиграло?

– Да не в этом дело, Сева, – сморщился, как от боли, Довбня. – За свою шкуру я не трясусь. Да и тебе ли обвинять меня в трусости! Знаешь ведь не первый день... Просто почуял я, что дальше – край. Пропасть.

– Трусость трусости рознь, – рассудительно заметил Голованов. – Одно дело, когда мы в разведку бегали, «языков» таскали, и совсем другое, когда из последних сил за особняки держишься, за «мерседесы» с голубыми бриллиантами.

– Было. Не спорю. Держался. А теперь гори они все синим пламенем, если из-за них я сынов потерял!

– Отличные, значит, у тебя парни выросли. Вот на них и вся надежда... А касаемо тебя? Так не ты первый, не ты и последний, Тимофей. Медлил разве что больно долго. А с другой стороны, повинную голову меч не сечет.

– Так я ж не снимаю с себя вины! Но я же сам к тебе пришел. Совета спросить. Не чужие вы мне, ребята. Я вот афганский снимок у себя нашел, где мы на валуне сидим, помнишь? Так прямо расплакался, веришь? От стыда сопли распустил. Что еще скажу? Чувствую я, что в этой истории с драгоценностями и я, по уши в говне. А теперь взяли Пучка. Слышал, Комара в Штатах наконец изловили. Очередь, так понимаю, и Маркину подходит... Нет, за себя не боюсь. Велели, я выделял людей. Так на то был приказ вышестоящего начальства. Ну пересажали генералов, а кого просто выгнали, так они спокойненько себе на грядках копаются, не шибко и обеднели... Нет, не об этом надо говорить. Не то я тебе, Головач, рассказываю. Мне вот днями Колька приснился. Свиридов. Как мы его, еще живого, с креста снимали, гвоздями прибитого... Не могу, убью гада!

– Кого?

– Да Маркина! Гниду эту поганую!

– А толку?

– Так одним меньше будет.

– Думаешь, сам далеко от него ушел? – жестко сказал Сева.

– И эта мыслишка была. Пистолет-то всегда при мне. А после подумал: я-то уйду, а эти суки будут продолжать жить? Нет уж, Головач, помирать, так с музыкой!

Голованов разлил по рюмкам коньяк и поднял свою:

– Ты в курсе, кто дело Гохрана раскручивает?

– Так наши, ФСБ.

– Не совсем так, Тимофей. Тебе надо подъехать в Генеральную прокуратуру, к старшему следователю Турецкому.

– Слышал фамилию, не помню, в какой связи...

– Ну так вот, мы ему сейчас помогаем, в меру сил, понимаешь? Поэтому и говорю, прямо с утречка завтра и подкатывай на Большую Дмитровку. А я, если хочешь, позвоню ему, представлю, так сказать, старого фронтового товарища. Но учти, с ним надо как на духу, иначе пустое дело...

Провожая полковника, Голованов с улыбкой шепнул ему на ухо:

– А Комара твоего мы как раз и взяли... – Он приложил палец к губам. – Но строго между нами. Кстати, и охранников твоих отлупили тоже. Это чтоб ты, Тимоша, не мучился догадками.

Довбня изумленно взглянул на Головача и лишь покачал головой:

– Теперь мне многое становится понятным... Спасибо, друг.

Из аудиозаписи допроса в качестве свидетеля полковника ФСБ Довбни Т. П.

Допрос произвел старший следователь по особо важным делам при Генпрокуроре Российской Федерации Турецкий А. Б.:

« – ...Из вашей исповеди, Тимофей Поликарпович, я понял, что вы выполняли роль... как бы выразиться помягче...

– Не стесняйтесь, я выполнял роль «шестерки».

– Грубовато, но точно. Но я вижу, что многое для вас все же оставалось за кадром?

– Совершенно верно. Но это не значит, что я ни о чем не догадывался. А кое в чем был и уверен.

– Например?

– Я отлично знал, для чего нужно было поменять охрану у госпожи Бояровой. Это была настойчивая просьба Маркина, за которым стояли Коновалов и Мкртчян. Это хороший способ прижать самого Боярова, если он заартачится. А так он у них на крючке.

– Вам было известно, что эти охранники имели судимости?

– Ну, во-первых, просьба-то была Маркина, а прямое указание потом поступило от генерала Сидоренко, моего начальника. А в личных делах тех троих ничего об этом не было сказано. Наверно, поэтому по указанию того же Сидоренко эта троица была вывезена в неизвестном направлении. После того случая. Ну вы знаете...

– Напомните.

– Когда им ваши ребята... Те, которые работают с вами, им морды начистили и оружие отобрали. А вернул мне его Бояров опять же через Маркина.

– Ах вон вы о чем! И когда же у вас появились сомнения в отношении их, скажем так, порядочности? До или после мордобоя?

– Сомнения к делу не пришьешь... Раньше, конечно.

– Сомневались, но назначили.

– Было указание. И еще хочу напомнить вам, Александр Борисович, что, по сути, находился я не на крючке каком-нибудь, а на тяжелом кованом крюке. Я выполнял абсолютно все поручения Маркина. Ради чего? Стыдно без конца повторять: ради обогащения. Больше нечего добавить. Подскажите – и я добавлю...

– Итак, вы бывали у Маркина на вечерах. Среди известных артистов, банкиров, предпринимателей. Среди тех генералов, которым предъявлены серьезные обвинения в злоупотреблении служебным положением. Проще говоря, в воровстве. Так?

– Посещал, и не раз. Но поверьте, я вспоминаю те вечера с большим удовольствием. Люди-то в большинстве были чрезвычайно интересные! Да мне и в голову не пришло бы, что они могут быть преступниками: ворами, бандитами, торговцами наркотиками, а уж подавно – убийцами! Вы бы посмотрели на них! Респектабельные, богатые, уверенные в себе, широкие... Я таких раньше видел только в кино. Настоящие хозяева жизни. Да они и не скрывали этого... А что видел в жизни я?! Грязь, кровь, убитых стариков и детей, трупы друзей... За что полжизни воевал? Сунули Звезду Героя. А дальше? А дальше – почти позорная отставка. А ведь мне всего пятьдесят! И кто мне тогда протянул руку? Опять же Маркин! Все он, Игорь Леонидович. Это ведь я теперь понимаю, что он за птица, а прежде откуда мог знать?

– У Маркина бывал Коновалов?

– Я видел его только однажды.

– И каково впечатление?

– Вот это действительно настоящий хозяин. В сравнении с другими.

– А что доктор Штиль?

– Это говорун. Но много очень интересного. Дело, по-моему, понимает.

– Да, мне тоже кажется, что в его словах немало правды.

– Добьются они своего, Александр Борисович...

– Если не помешают.

– Да кто? Там же все схвачено. А заплатить за все для них тоже не проблема.

– Схвачено, конечно, только далеко не все. И деньги тоже не всюду проходят.

– Вы, надеюсь, слыхали про спорткомплекс «Мужество»?

– Естественно.

– Так вот, те парни, что были назначены в охрану Бояровой, проходили подготовку в этом комплексе. Я не могу говорить с полной ответственностью, но полагаю, что там готовят боевиков для мафиозных структур. И особую заботу, или, скажем так, особое внимание, комплексу оказывает Баграт Суренович Мкртчян, правая рука Коновалова. А в своих кругах, я слышал однажды, его называют Малютой. В честь понимаете кого. Это я к тому, что братва одними идеями Штиля жить не может.

– Подобных комплексов в России не одна сотня. Но занимаются в них не только братаны. В том числе и в «Мужестве». Так что же делать? Запретить? Это мы уже проходили. В результате те же «качки» ушли в подполье. А там из них стали всерьез готовить боевиков...

– Понял вас.

– Да? И что же?

– Не все спецназовцы продались, вы, вероятно, это хотели сказать?

– Правильно поняли, Тимофей Поликарпович. А в этом «Мужестве» вы бывали?

– Приходилось.

– Приметили что? Или, может, кого?

– Я многих узнавал. В одном ведь котле прежде варились.

– А они вас?

– Знаете, я как-то привык отвечать за самого себя. За других не хотелось бы.

– С Комаром в каких были отношениях?

– В приятельских. Не больше. Выпивали, трепались. Все у того же Маркина.

– Он ничего интересного не рассказывал?

– Треп служебных дел не касался, но однажды, помню, как-то очень уж обижен был на Игоря Леонидовича. Не знаю, какая там кошка между ними пробежала, но Валера крепко поддал и кинул так, между прочим, что когда-нибудь накажет «хорька».

– Это он так Маркина называл?

– Пару раз. По злобе и в подпитии.

– А что, были причины?

– Как я понимаю, в свое время на чем-то крупно нагрел его Маркин. У Валеры была своя фирма, а ее ликвидировали. И вообще, я думаю, Маркин вел себя с ним как со мной.

– То есть?

– Знаете, говорят: мягко стелет, да жестко спать. Вот таким был Игорь Леонидович поначалу, а потом куда что девалось: «Сделаешь то, провернешь это!..»

– Но ведь вы же ему никак не подчинялись по службе. Или я что-то путаю?

– Не путаете. Не подчинялся. Вроде бы так. А на самом-то деле получалось, что охомутал он меня со всех сторон.

– Конкретнее можете?

– Да уж куда конкретнее! Взять хоть тот же «мерседес»... Появилась у Маркина нужда... Словом, попросил он выделить взвод охраны для сопровождения какого-то секретного военного груза. Сами понимаете, без разрешения начальства нельзя. Но Маркин как-то сумел согласовать. Мне дали указание, я выделил. А игорь Леонидович потом сказал, что я полностью расплатился и за «мерседес», и даже на дачку хватит... В общем, покатился я тогда. Лишь теперь опомнился. Я нынче так понимаю, что та охрана вполне могла понадобиться для вывоза тех ценностей, о которых сейчас только и говорят. Недели с полторы их не было. А время я могу уточнить, конкретно не помню.

– Обязательно уточните. А заодно хорошо бы иметь и список тех охранников.

– Сделаю.

– Подведем итог. Полезного для себя я, к сожалению, почерпнул немного, но и на том спасибо. А вот за то, что встретили в «Мужестве» своих бывших боевых товарищей и промолчали, за это особая благодарность. Правильно поступили. Дальновидно. Что еще? Снова писать рапорт об отставке не нужно. Работайте как работали, мы не ставим вопрос о вашем отстранении.

– Я бы хотел снова о спорткомплексе, Александр Борисович. Вы как хотите, но там дело нечисто. Есть у них, по-моему, то, чему быть никак не положено.

– Что конкретно?

– Наркота... Вероятно, оружие.

– От кого такие сведения?

– В том-то и дело, что ни от кого. Сам дошел, своим умом. Интуиция. Глаза-то ведь видят, а уши слышат.

– Учтем, Тимофей Поликарпович.

– А вы вроде и не удивились?

– Нет нужды по всякому поводу кричать «ура»...»

Турецкий остановил запись и вопросительно посмотрел на Меркулова.

– Что скажешь? – задумчиво протянул Константин Дмитриевич.

– Я верю полковнику. Сообщил он немного, но искренне.

– Я тебе говорил, что накануне он посетил Голованова. И у них вроде бы состоялся свой, мужской разговор.

– А что Денискины парни о нем думают?

– Кротов сомневается. Говорит: однажды предавший снова предаст. Демидов, которого Славка сумел закинуть в это самое «Мужество», столкнулся с полковником носом, что называется, к носу. Сказал: посмотрели друг на друга внимательно и разошлись, «не узнав» друг друга. А ситуация была довольно острая, Демидыча тогда еще проверяли.

– Сейчас-то как?

– У Славки накапливается весь кадровый состав. Прижмет Грязнов Коновалова, давно на него зуб точит... Что еще? Голованов с Агеевым, эти ругаются, но верят Довбне. У них свой подход. Моя точка зрения такова, что Довбня может нам быть очень полезен, как свидетель по делу Гохрана. Особенно важны будут его показания против Маркина, которого есть немало оснований назвать одним из главных организаторов аферы. Показания Пучкова лишь отчасти задевают этого референта. А вообще точка зрения Пучкова тебе известна: указание сверху, от Самого. Может, попробовать допросить президента, а, Костя?

– Не хохми. Давай-ка пока вернемся к нашему полковнику и закончим с ним. Кротов, по-моему, неправ. Довбня никого не предавал, разве что собственную совесть. Слабость проявил – другое дело, тут я согласен. Но ведь слабость, если по крупному счету, куда больше проявляли господа генералы! Я уж не говорю о наших высших чиновниках. А что касается того «мерседеса» и дачки? Так ведь они все брали, берут и будут брать. И не в пример больше, чем этот полковник, которого, заметь, сперва очень ловко «устроили» в жизни, а уж потом стали диктовать свои требования. И еще не забывай, что ни у кого пока не взыграла совесть! А у него проснулась. И он пришел с повинной, но опять же не к нам с тобой, а к бывшим боевым соратникам, которых и близкими друзьями назвать не мог. Так что если мы его оттолкнем, может наделать делов Герой России.

– Согласен, но что ты предлагаешь конкретно?

– Поговорим. А теперь о деле Гохрана. Я был у генерального. Докладываю. Он в курсе операции по задержанию Комара, отметил хорошую работу наших помощников, но заметил при этом, что они совершенно зря, по его мнению, отдали лавры Интерполу с ФБР. Впрочем, что сделано, то сделано. Я постарался убедить его, что нам важнее дело, нежели очередной венок с лавровым листом для супа.

– А то, что ребята умыкнули диадему, знает?

– Я сказал, что они передали ее в наше посольство и она вернется на родину уже по дипломатическим каналам. Но передадут ее, скорее всего, в Алмазный фонд... Но это все мелочи, Саня. Главное в другом. Пучков, как ты говорил только что, упирает на высшие указания. Кто-то испугался, что он захочет назвать конкретные имена. Короче, чтоб не морочить тебе больше голову, сообщаю ответственно: все материалы по делу о драгоценностях Гохрана мы снова передаем в ФСБ.

– Генералу Федоскину?

– Как бы не так! В отдел «С».

– Ясненько, – сказал Турецкий, помолчав. – Я получаю благодарность руководства Генпрокуратуры, премию в размере месячного оклада и – гуляй, Вася?

– Ошибся, – торжествующе произнес Меркулов, – ничего ты не получаешь.

– Уже легче. А кто так решил?

– Говорят, сам президент.

– Понятно. Значит, мне готовить материалы для передачи в отдел «С»?

– А вот тут я бы не торопился.

– Это почему? – удивился Турецкий.

– Видишь ли, какая штука, Саня... Неожиданно восстал наш генеральный.

– Да быть того не может!

– И тем не менее. Под него так долго и настойчиво копали и продолжают копать, что он наконец, кажется, понял, что нападение – лучшая защита. И отказался передавать дело в ФСБ.

– Значит, я не отлучен?!

– Напротив. Генеральный хочет, чтобы ты и завершил это дело. В смысле закончил следствие и передал в суд. И добился своего.

– Каким образом?

– Президент с ним согласился.

– Я, видимо, очень тупой, Костя... С одной стороны – согласие, с другой – наоборот. Чему верить?

– Верить тому, что произошло дальше. После ухода генерального, к президенту нагрянули советники из администрации. Не помогло. Усилили безотказным оружием.

– Мадам?

– Смотри, догадливый! И вчера генеральному снова было приказано передать материалы в отдел «С». Но генеральный опять все испортил.

– Что он еще натворил?

– Упрямство было всегда отличительной чертой его характера. Говорят, с детства.

– Но ведь ему ж теперь не простят!

– Вот именно. Значит, попробуют купить.

– Смогут?

– Вряд ли, – вздохнул Костя. – Тем более что он дал уже указание возобновить прикрытое было дело по Аэрофлоту.

– Ба! Да он же на святая святых замахнулся! Вот теперь его точно схавают.

– Согласен, однако кровушки он им попортит немало, пока сжуют. Но шутки в сторону. Что мы имеем на сегодняшний день? Мы с тобой имеем Комара.

– Его еще довезти надо. В целости и сохранности. Греческая тюрьма не Лефортово!

– В Афины уже вылетел Федоскин.

– А деятели из отдела «С», по-твоему, посиживают себе... и ждут, когда доставят Комара? Им ведь не он нужен, а его труп. Или я ни черта не смыслю во всей этой кремлевской каше. Ну чего молчишь?

– Мое молчание, Саня, вовсе не означает несогласия с тобой. Ты-то сам что предлагаешь?

– Прежде всего разобраться, что им нужно. А нужны им на сегодня именно трупы. Много трупов. Например, Пучков, если он не откажется от своих показаний. Маркин, который слишком много знает. Тот же Довбня, который, как ты слышал, предполагает, что в драгоценностях Гохрана было кровно заинтересовано не только президентское окружение, но и криминальные структуры с их наполеоновскими прожектами захвата власти в государстве. Не исключаю, что и действовать здесь могут начать одновременно с двух сторон. Но Комар будет точно первой жертвой.

– Тогда бери инициативу в свои руки.

– Каким же образом?

– Давай сюда всех своих газетчиков и телевизионщиков! Я думаю, пора удовлетворить их любопытство.

– Ты даешь интервью?

– Зачем?! Это сделаешь ты – очень осторожно, тактично, скажешь, что Комара уже везут на родину для дачи показаний. Я бы на твоем месте даже слегка намекнул, что есть, мол, такой отдел «С» в ФСБ, который подчиняется исключительно президенту, точнее, его самым доверенным людям. Спугнем их, Комара не тронут. Поможем тем самым Сергею Ивановичу Федоскину.

– Не хотелось бы на экране светиться...

– Вячеслава попроси. Пусть поведает об убийстве Аракеляна и заодно расскажет, как раскручивается дело. В общих чертах.

– Откажется. Он их всех, я имею в виду журналистов, терпеть не может.

– Значит, придется тебе самому. И побыстрее, время не ждет, а Комара доставят максимум через две недели.

– Долго...

– Ничего не поделаешь, тут дипломатия. А вот ты должен будешь крепко постараться, чтобы суметь найти общий язык с Комаром. Не забыл, что Дениска докладывал? Я думаю, что Комар назовет номер счета в каком-нибудь Цюрихе, если поверит нам, что мы не отдадим его в руки убийц. А твоя задача в том и заключается, чтобы вернуть народу его ценности. Народу, Саня.

– Слазь с трибуны, Константин Дмитрич, меня убеждать не надо. Я боюсь, что вернуть мы сможем очень немного.

– Печально, но это не облегчает нашей задачи...