Текст книги "Дорогие девушки"

Время от времени Александр Борисович поглядывал в окно. Двор по-прежнему был пустынен. В песочнице возилась пара малышей, пожилая женщина сидела на скамейке с журналом в руках. Подросток в отглаженных брюках и белоснежной рубахе томился под деревом с букетиком чахлых роз в руке. Явно ждал подружку. И больше никого.

Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. А между тем – вот она, красавица, лежит на столе. Лежит и смотрит черным рифленым боком.

Что это? Розыгрыш? Предупреждение? Но что оно значит?

Турецкий усмехнулся. Вроде бы давным-давно отошел от серьезных дел. И вдруг нате вам – подарочек.

Чертовщина какая-то.

Александр Борисович взял со стола Иринину чашку с невыпитым, остывшим кофе и в несколько глотков опустошил ее.

13

Из дневника Турецкого

«Одиннадцать часов утра. Прекрасное начало прекрасного дня. Солнце светит, как сумасшедшее. Даже шторы от него не спасают. Впору покупать кондиционер.

Мозги, у кого они есть, плавятся, как пластилин. Но у меня в голове, похоже, давно уже пусто. Все что могло расплавиться и испариться – испарилось. Осталась только головная боль.

Ирина ушла. Боюсь, что с концами. Вещи она не забрала, но это ни о чем не говорит. В любую минуту может заявиться какая-нибудь из ее подруг и забрать чемоданы со всем шмотьем. Так и вижу эту сцену.

– Саша, добрый день! Ирина послала меня за своими вещами.

– Вы хотите, чтобы я вам их собрал?

– Я могу и сама. Ира объяснила мне, где что лежит.

– Валяйте. Топайте в спальню и ройтесь в нашем белье.

Тут подруга захлопает глазками, подожмет губу и пробубнит с упреком:

– Саша, ну зачем вы так? Никогда не видела вас таким грубым. Но теперь… теперь я понимаю вашу жену.

И смех, и грех. Но, в сущности, все, что ни делается, делается к лучшему. Рано или поздно это должно было случиться. По крайней мере, теперь никто не будет ловить меня за руку, когда я тянусь за бутылкой. Вот только не знаю, хорошо ли это…

Ладно, забыли. Как сказал один мудрец, «нужно смеясь расставаться со своим прошлым». Лучше подумает о более актуальных вещах. Сегодня около десяти часов в окно влетела граната. Звучит, как начало пошлого анекдота. Первым моим порывом было вышвырнуть ее обратно в окно. Но там двор. Детишки возятся в песочнице. Не знаю, когда я успел сообразить, но вместо окна запустил лимонку в прихожую. Смешно, но при этом в голове мелькнула одна только мысль: «Что я скажу Ирине?»

Однако обошлось. Граната оказалась детской игрушкой, а вот поволновался я вполне по-взрослому. До сих пор в руках мандраж. Но самое неприятное, что, несмотря на довольно удачное приземление на пол, чувствую, как все тело болит и ломит. Как будто по мне КамАЗ прокатился. О чем это говорит? О том, что тело свое я потерял. Рефлексы ни к черту, реакция замедлена, группироваться разучился. Не боец, а тыловая развалина.

Еще год-два и от меня совсем ничего не останется, кроме скверного характера и светлых воспоминаний.

Откуда эта игрушка прилетела в дом?

Об этом даже рассуждать не хочется. Хотя… Я знаю, чьих это рук дело. Понял еще в то мгновение, когда взял «лимонку» в руки. Но вот об этом писать не стану. Потрепаться языком приятно, но жизнь и репутация дороже.

Итак, подобьем итоги трех последних дней. Что мы имеем на данный момент.

1) Труп Марины испарился из морга.

2) Существовала ли она когда-нибудь в живом виде – доподлинно неизвестно.

3) Подруга Марины – Людмила Шилова – заплатила нам с Плетневым щедрый гонорар. Отработали ли мы его? Вопрос!

4) Родион Плотников – «официально признанный маньяк-потрошитель», но уже сегодня его отпустят на свободу. Если уже не отпустили.

5) От меня ушла жена.

6) Ушла, потому что изменяет мне с моим другом и коллегой.

7) В окно влетела граната.

8) Происхождение гранаты и смысл «послания» (если это действительно «послание») неизвестны.

Это на одной чаше весов. А на другой:

1) Приглашение на новое место работы.

2) Что за работа – доподлинно неизвестно.

3) Все это похоже на дурную шутку или чей-то злой розыгрыш.

4) От меня ушла жена.

Итог: Александр Борисович Турецкий в полном дерьме, и выбраться из этой кучи дерьма у него нет никаких шансов.

Теперь вопрос: что делать дальше? С личной жизнью, похоже, ничего уже не сделаешь. Треснула по швам и лопнула, как гнилой бурдюк. О, кей. Остается профессиональная жизнь. Вот здесь еще можно кое-что наладить, было бы желание.

Значит, самое время заняться профессиональной жизнью.

Итог: с сегодняшнего дня сажусь на диету, завязываю с выпивкой и начинаю заниматься спортом. В разумных пределах, конечно.

Кто знает, что еще ждет впереди. Предчувствия у меня самые мрачные. А до сих пор они меня ни разу ни обманывали».

14

Едва Турецкий убрал тетрадь в стол и закрыл ящик на ключ, как в дверь позвонили. Где-то в глубине сознания забрезжила надежда на то, что это вернулась Ирина. Но Турецкий тут же одернул себя: у Ирины есть свой ключ.

До прихожей Александр Борисович шел прихрамывая. Прыжок на пол все еще давал о себе знать. Открыв дверь, Турецкий удивленно посмотрел на гостя.

– Антон?

– Здравствуй, Александр Борисович.

Плетнев стоял на пороге, сунув руки в карманы брюк, и смотрел на Турецкого исподлобья.

– Проходи.

Турецкий посторонился, давая коллеге войти. Однако дальше прихожей Антон Плетнев почему-то не пошел.

– Ты по делу или так? – поинтересовался Турецкий, окидывая взглядом коренастую фигуру гостя.

– По делу, – ответил Плетнев, как показалось Александру Борисовичу, немного смущенно.

Турецкий усмехнулся – зло и презрительно (и это не укрылось от быстрого взгляда Плетнева).

– Ну, давай, выкладывай. Или сначала выпьешь кофейку?

– Спасибо, не буду. – Плетнев вынул руку из кармана, посмотрел на ладонь и снова сунул руку в карман, словно не знал, с чего начать, и теперь бестолково и растерянно тянул время. Наконец он поднял на Турецкого мрачный взгляд и сказал:

– Помнишь наш последний разговор?

– Конечно.

– Я тогда хотел позвонить тебе и сказать, что был не прав. Хотел извиниться за все, что наговорил.

– Но потом решил прийти и высказать все лично? – сухо поинтересовался Турецкий.

Плетнев покачал головой.

– Нет. Теперь я знаю, что был прав. Ты не тот Турецкий, которого я когда-то знал. Ты сломался. Неприятности сломами тебя. Ты чувствуешь себя неудачником и отыгрываешься за все беды на Ирине.

– С чего ты решил, что можешь приплетать к разговору мою жену? – поинтересовался Турецкий, и голос его угрожающе заклокотал.

– Имею. Потому что пришел сюда по ее просьбе.

Несколько секунд Александр Борисович молчал, потом сказал:

– Вот как?

Плетнев вынул руки из карманов. Руки у него были мускулистые, костяшки на кулаках мозолистые.

– Ирина просила передать, что не хочет с тобой жить, – спокойно сказал он. – Она подаст документы на развод.

Зрачки Турецкого сузились.

– А ты-то какого черта суешься в наши дела? – сухо спросил он.

Плетнев дернул уголком губ.

– Полегче. Я уже сказал, что пришел сюда по поручению Ирины.

Турецкий сжал кулаки и двинулся на Плетнева.

– Еще раз произнесешь ее имя, и я сверну тебе шею, – предупредил он.

Плетнев окинул Турецкого оценивающим взглядом профессионального бойца и отрицательно качнул головой:

– Это вряд ли. Ты не в той форме.

– Да мне и форма не нужна, чтобы выбить из тебя дух.

– Это вряд ли, – повторил Плетнев. Он сверкнул на Турецкого угрюмыми глазами и добавил. – На войне мне приходилось убивать людей. Пару раз я делал это голыми руками. Не искушай судьбу, Александр Борисович.

Мужчины стояли друг против друга и с напряженным вниманием вглядывались друг другу в лица.

– Александр Борисович, – снова заговорил Плетнев. – Я не хочу с тобой драться. Я слишком сильно тебя уважаю. Но ты должен меня понять. Я…

– Ты закроешь рот или хочешь, чтобы это сделал я? – осведомился Турецкий, тяжело дыша.

– Вот это ты зря сказал, – прорычал Плетнев.

Мужчины сжали кулаки и двинулись друг на друга.

* * *

Схватка была недолгой. Через минуту оба бойца сидели на полу. Турецкий держался правой рукой за левое плечо. Левая рука висела у него как плеть. На губе запекся комочек крови. Волосы на голове тоже были окровавлены.

Плетнев сидел в другом углу прихожей. Сидел, мрачно поглядывая на Турецкого и потирая пальцами ушибленную челюсть.

– Неплохой удар, – проговорил он.

Александр Борисович ничего не ответил. Тогда Плетнев снова заговорил:

– Сейчас я поднимусь на ноги и выйду из квартиры. Не советую тебе мне мешать.

– Ты никуда отсюда не уйдешь, – с ледяным спокойствием в голосе сообщил Плетневу Александр Борисович. – Пока я тебе не разрешу.

– У тебя не действует левая рука. Если ты не образумишься, не будет действовать и правая.

– Ничего. У тебя не действует голова, и это нисколько тебе не мешает.

– Насчет головы я бы на твоем месте молчал, – ухмыльнулся Плетнев, посмотрел на окровавленные волосы Турецкого, затем перевел взгляд на окровавленный дверной косяк.

– Еще слово, и я доломаю тебе челюсть, – сказал Турецкий. – Месяц будешь есть через соломинку.

Плетнев усмехнулся и покачал головой.

– Это смешно. Два взрослых мужика, а ведем себя, как уличная шпана. Неужели тебе нужен второй раунд?

Турецкий молчал, сверля противника холодным, гневным взглядом.

– Ну, хорошо, – сказал Плетнев. – Видимо, нужно объясниться. Я и Ирина…

– Ты с ней спал? – сухо спросил Александр Борисович.

Плетнев осекся. Изумленно уставился на Турецкого.

– Что?

– Оглох? Я спрашиваю: ты с ней спал?

Брови Плетнева сошлись на переносице.

– Не думаю, что этот вопрос…

– Мне плевать, что ты думаешь, – брезгливо осадил его Александр Борисович. – Отвечай: ты с ней спал или нет?

Плетнев молча поднялся на ноги. Турецкий последовал его примеру. И снова противники стояли друг против друга, тяжело дыша и до хруста сжимая кулаки. Второй раунд был бы неминуем, но тут Плетнев сделал шаг назад и опустил руки.

– Нет, – сказал он. – Никаких больше драк. Я обещал Ир… твоей жене, что не буду тебя провоцировать. Если ты думаешь, что она ушла ко мне, ты ошибаешься. Она у своей подруги.

– У какой? – угрюмо спросил Турецкий.

– Она не хочет, чтоб ты знал. Поэтому за ее вещами пришел я. А что касается твоего вопроса… Мы с Ириной Генриховной просто друзья. Хорошие друзья. И я никогда и ничем не позволю себе…

– Ну, ладно, ладно, – устало сказал Александр Борисович. – Я услышал то, что хотел. Можешь не распространяться. Подожди здесь, я принесу чемодан с вещами. Можешь, кстати, пройти на кухню и сделать себе кофе.

Плетнев неуверенно переминался с ноги на ногу. Турецкий усмехнулся:

– Не бойся, бить больше не буду.

Лицо Плетнева слега покраснело.

– Кто кого бил – это спорный вопрос, – сдержанно заметил он. – Тебе бы не мешало привести лицо в порядок. И еще твоя рука… Боюсь, не было бы перелома.

Александр Борисович приподнял ушибленную руку, подвигал пальцами и поморщился.

– Перелома нет, – сказал он. – Сустав вроде тоже цел. – Он посмотрел исподлобья на Плетнева. – Что это за хитрый прием?

– Из арсенала кубинского спецназа, – ответил Плетнев. – У нас в роте был инструктор кубинец. Он знал много подобных фокусов. Кое-что показал. У него была присказка: бить надо первым и побеждать одним ударом.

Александр Борисович криво усмехнулся.

– Ты плохо выполнил его завет, – сказал он.

Плетнев пожал плечами.

– Просто не хотел серьезно тебя травмировать. Если захочешь, могу показать пару приемов.

– Как-нибудь потом, – сказал Турецкий, повернулся и направился в спальню собирать вещи жены.

15

Выпроводив Плетнева из квартиры с чемоданом Ирининых вещей, Турецкий прошел к бару и достал недопитую бутылку водки. Настроение было паршивое. А собственно, каким оно еще должно быть?

Александр Борисович наполнил стакан наполовину, подержал его несколько секунд в руке, потом резко выпил. Водка обожгла гортань, отозвалась острой болью в разбитой губе.

Александр Борисович поставил стакан на стол. Тронул пальцем губу и поморщился. Потом вынул из пачки сигарету и закурил. Вкус у сигареты был резиновый. Турецкого едва не стошнило. Левая рука помаленьку разрабатывалась. Сустав и кость были целы, опухоль почти сошла, но нерв еще пульсировал.

Все-таки Плетнев мастер своего дела, даром что бывший спецназовец. Дымя сигаретой, Александр Борисович вспомнил первый день знакомства с Плетневым. Тогда это был молодой, угрюмый человек с осунувшимся лицом и пустыми глазами. Человек, прошедший через страшное горе, потерявший жену и отомстивший ее убийцам.

В свое время Турецкому пришлось упечь парня в «психушку», чтобы спасти его от пожизненного заключения. Потом он помог Плетневу начать новую жизнь, а Меркулов нашел для него работу. И вот чем это кончилось. Впрочем… может, не стоит нагнетать? Плетнев парень честный, он не стал бы врать. И они действительно дружны с Ириной.

Ладно. Что сделано, то сделано. И хватит об этом думать.

Турецкий протянул руку к бутылке, когда вдруг услышал, как где-то в прихожей запел телефон. Звонок был чужой, незнакомый.

Александр Борисович поднялся со стула и нехотя побрел в прихожую. Телефон лежал на полу, издавая рулады и мерцая голубоватым светом.

Турецкий поднял телефон и взглянул на окошечко дисплея.

ЛЮДА ШИЛОВА

Несколько секунд Александр Борисович раздумывал – брать, не брать. Взял.

– Алло, Антон? – услышал он в трубке хрипловатый голос Шиловой.

«Она к нему по имени», – подумал Александр Борисович и усмехнулся. В голосе Шиловой ему послышалась теплота близкого человека. Когда успели?

– Нет, Людмила, не Антон, – сказал Александр Борисович. – Это его коллега Турецкий.

– Ой, извините. – Шилова, видимо, слегка растерялась. – А я думала, что звоню Антону на мобильник.

– Так и есть. Просто он позабыл трубку у меня дома. Что-то случилось?

– Да.

– Я вас слушаю.

– Даже не знаю, как сказать… Дело в том, что… Черт, боюсь, что вы примите меня за сумасшедшую.

– На счет этого можете не волноваться.

– Правда? Спасибо. Тогда я скажу. Час назад я видела Марину Соловьеву.

Турецкий подумал, что ослышался.

– Простите? Мне показалось, что вы сказали…

– Я сказала, что видела Марину Соловьеву, – повторила Шилова на этот раз твердым голосом.

«Без головы?» – хотел было спросить Турецкий, но вовремя сдержался.

– Где видели? Как она?

– Жива и здорова. А видела я ее на шоссе недалеко от Химок.

– Вы с ней говорили?

– Нет. Я проехала мимо.

– Но почему?

– Я… – Шилова замялась. – Боюсь, это прозвучит как бред. Во-первых, у меня не было полной уверенности, что это она. А во-вторых… Вы точно не считаете меня сумасшедшей?

Александр Борисович улыбнулся.

– Абсолютно. На своем веку я перевидал много сумасшедших женщин, вы не похожи ни на одну из них.

– Ну, хорошо, – облегченно проговорила Шилова. – Тогда я, пожалуй, скажу. Дело в том, что Марина стояла не одна. С ней было еще несколько девушек. Таких… ну, знаете… которые обычно…

И вновь она запнулась, не зная, как договорить. И вновь Александр Борисович пришел ей на помощь.

– Вы хотите сказать, что Марина Соловьева стояла в толпе проституток? – деловито уточнил Турецкий.

Шилова хмыкнула в трубку.

– Как ни странно, да. Именно это я и хотела сказать. И сама она была одета… так же, как они. Безобразно, безвкусно.

– Она и раньше так одевалась?

– Что вы! У Марины было безупречное чувство стиля. Мы с ней много раз ходили по магазинам – она всегда помогала мне выбирать одежду. И не разу не ошиблась. Уверяю вас, я не стану носить всякую дрянь.

– Это хороший довод. Дайте мне подумать секунду.

Турецкий помолчал, обдумывая все услышанное. Потом сказал:

– А теперь еще раз, но отвечайте только на мои вопросы, хорошо?

– Хорошо.

– Первый вопрос: вы все же не уверены, что это была Марина, так?

– Уверена на девяносто девять процентов, – отрезала Людмила.

– Она вас заметила?

– Нет. Она смотрела в другую сторону.

– Беседовала с «товарками»? – уточнил Александр Борисович.

– Да.

Турецкий подумал и спросил:

– Она хорошо выглядела?

– Ужасно! Один макияж чего стоил!

– Я уже понял, что макияж ужасен. Она выглядела здоровой?

– Абсолютно. Стояла, разговаривала с этими… девушками. Улыбалась, смеялась. В общем, вела себя так, будто всю жизнь стояла на шоссе в толпе шлюх. Нашла себе подружек!

Шилова нервно хихикнула.

– Еще вопрос: как вы сами все это объясните?

– Я? – И снова слух Александра Борисовича покоробил неприятный смешок. – А как я могу это объяснить? Да никак не могу! Хотя… Может быть, ее похитили цыгане, подмешали ей что-нибудь или сделали укол… У нее отшибло память. А может быть, она сама сошла с ума. Такое ведь тоже случается. Знакомый одного моего знакомого распродал имущество, выбросил паспорт и ушел в секту. Теперь бродит по Москве с посохом и просит милостыню.

– Звучит не очень правдоподобно, – заметил Александр Борисович.

– Да что вы? – усмехнулась Людмила. – А то, что Марина трахается с шоферней на трассе – это правдоподобно? Или вы думаете, что я тоже рехнулась?

– Вы сами сказали, что до конца не уве…

– А, перестаньте. Не надо ловить меня на слове. Собственно, почему я звоню: я ведь заплатила вам деньги за то, чтобы вы нашли Марину. Если Марина мертва, значит, поиски не имеют смысла. Но если есть хоть один шанс, что она жива, вы обязаны отыскать ее.

Турецкий помолчал, поиграл желваками. Вся эта история с Мариной Соловьевой порядком ему осточертела.

– Почему вы молчите, Александр Борисович? Разве я не права?

– Правы. Конечно, правы.

– И что вы намерены делать?

Турецкий вздохнул.

– Поеду и посмотрю сам. Хотите, прихвачу с собой и вас?

– Нет уж! Избавьте меня от этого.

– Как хотите. В таком случае я сделаю несколько снимков и покажу их вам. Если вы опознаете Марину Соловьеву – я буду считать свою работу законченной.

– Как? И вы ничего не сделаете, чтобы вытащить ее оттуда?

– Вы заплатили за то, чтобы мы нашли Марину. Вмешиваться в ее жизнь я не собираюсь. Максимум, что я могу сделать, это сообщить о ней милиции. Это все.

– Это настоящее свинство! – выпалила Шилова.

– Это не свинство, это наша работа, – усмехнулся в ответ Александр Борисович.

Женщина вздохнула:

– Жаль, что на вас некому пожаловаться.

– Это преимущество работы в частном агентстве. Уточните, где именно вы видели Марину Соловьеву.

Шилова подробно описала расположение «точки». Затем попросила:

– Александр Борисович, может быть, вы все-таки попробуете с ней поговорить? В крайнем случае, наберите мой номер и дайте ей телефон.

– Там будет видно, – сказал Турецкий. – Ну все, до связи.

Он выключил телефон и положил его в карман. Затем повернулся и рассеянно посмотрел на себя в зеркало. Из зеркала на Турецкого глянуло осунувшееся, бледное лицо. Всклокоченные, давно не стриженные, испачканные засохшей кровью волосы, кровоподтек на губе. Тот еще видок. Нужно срочно привести себя в порядок!

И прежде чем взяться за работу, Турецкий отправился в душ.

16

Да, это была она. Высокая, стройная, с густыми платиновыми волосами и тонким лицом, «породистость» которого не мог скрыть даже вульгарный макияж, свойственный представительницам древнейшей из профессий.

Александру Борисовичу достаточно было одного мимоходом брошенного взгляда, чтобы понять, что это – она. Марина Соловьева, или как там ее зовут на самом деле.

Турецкий проехал мимо «точки», не останавливаясь. Сначала он собирался остановиться и «снять» таинственную блондинку. Но в самый последний момент решил изменить план. Проститутка не станет откровенничать с клиентом – это во-первых. А во-вторых, причину для следующей встречи (кроме того же банального «съема») придумать будет очень сложно.

Итак, он проехал мимо. Проехав чуть меньше километра, Александр Борисович развернул машину, съехал на обочину и остановился. Затем заглушил мотор и достал из бардачка сверхмощный бинокль – подарок одного американского генерала.

Наблюдательный пункт был отличный. «Точка» просматривалась во всех подробностях. Марина была в красном платье, что тоже было на руку Турецкому.

Ждать ему пришлось минут двадцать. Наконец, возле «точки» притормозила очередная иномарка – «ауди S6»; хозяин машины – после недолгих переговоров со сводней – поманил пальцем Марину. Та с развязной усмешкой подошла к машине, склонилась к окошку, что-то спросила, запрокинула голову и рассмеялась. Затем забралась в машину.

Турецкий завел мотор. Как только иномарка с Мариной тронулась, Александр Борисович направил машину за ней. Он снова был в роли преследователя, и это здорово бодрило.

Преследуя «ауди», Александр Борисович достал телефон и набрал номер «Глории».

– Слушаю, – отозвался в трубке суровый голос Плетнева.

– Антон, это Турецкий. Ты забыл у меня свой телефон.

– Да, я знаю.

– Шилова тебе дозвонилась?

– Нет. – Голос Плетнева напрягся. – А что случилось?

– Марина Соловьева нашлась. У тебя ручка под рукой?

– Да.

– Тогда записывай. Сейчас она сидит в машине «ауди S6» бежевого цвета. Номер машины… – Александр Борисович продиктовал номер. – Записал?

– Да. Но я не понимаю, как она…

– Это долгая история, – оборвал коллегу Турецкий. – Дозвонись Шиловой, она все тебе расскажет.

– А вы сейчас где?

– Еду за «ауди». Как только что-нибудь прояснится, я тебе позвоню.

Турецкий выключил связь.

И снова ожидание. На этот раз возле элитного дома на Тимирязевской. Минуты текли утомительно медленно. На улице стемнело, начал накрапывать дождь. Александр Борисович сидел в машине и курил. За два часа ожидания он успел выкурить полпачки сигарет, сжевать два хот-дога, выпить литровый флакон кока-колы, прослушать весь репертуар «Дорожного радио» и успел прокрутить в голове всю свою жизнь.

Наконец дверь подъезда открылась, и на улицу выпорхнула знакомая стройная фигурка в красном костюмчике.

– Ну, наконец-то, – проворчал Турецкий и завел машину.

Блондинка несколько секунд постояла у подъезда, словно никак не могла сообразить, куда ей двинуться дальше. Затем обернулась по сторонам и решительно направилась в сторону вьетнамского ресторанчика с ярко пылающим неоновым драконом на фасаде здания.

Турецкий медленно повел машину вдоль обочины. Походка у блондинки была быстрая, летящая. Александр Борисович невольно залюбовался ее ладной фигуркой.

Наконец девушка вошла в ресторан, и Турецкий остановил машину.

«Пойти – не пойти», – размышлял он.

Двухчасовое сидение в машине здорово утомило Александра Борисовича. В конце концов, он решил покинуть «внешний наблюдательный пост» и перейти к «непосредственной слежке». В ресторане наверняка царит полумрак, и девушка не обратит на него внимания.

Александр Борисович выбрался на улицу, поставил машину на сигнализацию и неспешно зашагал к ресторану. Дождь прекратился, в воздухе пахло прибитой пылью и свежими листьями. Вдыхать этот воздух было необычайно приятно.

Перед тем как войти в ресторан, Александр Борисович смахнул с рукава пиджака соринку, заправил в брюки выбившуюся рубашку и тщательно себя оглядел. Одежда была безупречна, равно как и гладко выбритое лицо. Турецкий посмотрел на свое отражение в темной витрине ресторана, щелкнул пальцами и тихо проговорил:

– Бонд. Джеймс Бонд. – Улыбнулся и добавил. – Теперь ты всегда будешь выглядеть так.

В ресторан он вошел легкой, расслабленной походкой.