Текст книги "Дорогие девушки"

20

Антон Плетнев подъехал к гостинице двадцать минут спустя. Он был хмур и недоволен. Поспать удалось не больше получаса. Время от времени Плетнев зевал и тер пальцами красные, воспаленные веки.

По телефону Турецкий сказал, что из гостиницы должна выйти девушка, похожая на Марину Соловьеву. На ней будет красный костюм. Волосы – мелированные. В руке красная лаковая сумочка. Антон пытался выяснить у Турецкого, откуда тот знает такие подробности, однако ответа не получил. Турецкий темнил, и Плетневу это не нравилось.

Заглушив машину неподалеку от входа в гостиницу, Антон собрался ждать.

– Сдается мне, что зря я сюда притащился, – тихо проворчал он, откручивая крышку термоса с холодным кофе.

Кофе взбодрил, но не сильно. Спать хотелось просто дьявольски. Если бы Плетнев хоть немного верил во все эти бредни с «девушкой, похожей на Марину Соловьеву», он бы не был так хмур и зол. И уж, конечно, не чувствовал бы себя таким идиотом.

В течение следующего часа Плетнев успел помянуть недобрым словом и Турецкого, и всех его предков до пятнадцатого колена включительно. Лежит, небось, сейчас дома в постели и потешается над своим молодым, доверчивым коллегой. Хотя какой там лежит – спит, как сурок! В теплой, мягкой постели, накатив грамм сто коньячку… Уют и покой. А тут торчи до утра, жди у моря погоды.

Антон зевнул, да так, что скрипнули скулы.

– Так, жду еще полчаса, и если ничего не произойдет, еду домой, – решил он, хмуря брови.

Однако ждать полчаса ему не пришлось. Минут через десять двери гостиницы открылись, и на тихую, сонную улицу вышла женщина. Плетнев ахнул, увидев ее. Это была вылитая Марина Соловьева.

– А старик не ошибся, – пробормотал, усмехнувшись, Плетнев. – Как он ее нашел – не знаю. Но уж я ее теперь не упущу.

Он завел машину. Девушка оглянулась и, завидев приближающуюся машину Плетнева, подняла руку.

– Повезло, – тихо проговорил Плетнев.

Он притормозил возле девушки.

– Улица Удальцова, – сказала она в окошко.

– Это недалеко от проспекта Вернадского? – деловито уточнил Плетнев.

Женщина улыбнулась.

– Да. Совсем рядом с метро. Довезете?

– Садитесь.

– А сколько?

– Триста рублей.

– Идет, – кивнула девушка, открыла дверцу и забралась в салон.

Плетнев тронул машину.

– Откуда в такой ранний час? – поинтересовался он.

– Из гостей, – ответила девушка.

Плетнев покосился на нее. «Вылитая Марина Соловьева, – решил он. – Только эта попроще на вид».

– Вы всегда так поздно возвращаетесь из гостей?

Женщина прищурила глаза.

– Так рано, вы хотели сказать?

Плетнев улыбнулся.

– Ну, пусть так.

– Да, всегда. Я люблю возвращаться домой под утро.

– Веселая, должно быть, у вас была ночь, – заметил Плетнев.

Женщина поморщилась:

– Давайте без пошлых намеков.

– Я и не думал пошлить. Я сам часто возвращаюсь домой под утро.

Женщина вставила в губы сигарету и прикурила от позолоченной зажигалки. Выдохнула дым в открытое окно и спросила без всякого интереса:

– Тоже любите ходить по гостям?

Плетнев покачал головой:

– Нет. Просто по субботам мы с друзьями играем в преферанс. Начинаем вечером, а заканчиваем уже под утро.

– Вот как? – Девушка затянулась сигаретой. – Значит, любите расписывать «пульку». Часто выигрываете?

– Да нет. Слишком рисково играю.

– Мизер, распасы?

– Случается, – кивнул Плетнев, слегка удивленно поглядывая на свою пассажирку. – Мизерую почем зря и ухожу с пустыми карманами.

Женщина усмехнулась.

– Сразу видно холостяка. Женитесь – охота рисковать пропадет. Будете над каждой копейкой дрожать. А перед тем, как объявить мизер, три раза задумаетесь.

– Вы слишком мрачно смотрите на брак, – заметил Плетнев.

– Правда? – Она пожала плечами. – Значит, у нас с вами разный опыт.

Обручального кольца на пальцы у женщины не было, и Плетнев осторожно поинтересовался:

– А вы, значит, не спешите выйти замуж?

– Я там уже была, – усмехнулась в ответ пассажирка. – Правда, всего полгода. Но мне хватило и этого.

– И как?

Женщина брезгливо дернула уголком губ:

– Да ничего хорошего.

– Обычно девушки так не рассуждают, – сказал Плетнев. – Может быть, вам просто не повезло? Мужчины-то ведь разные. Не понравилось с одним, понравится с другим.

– Вот это вряд ли, – тихо сказала женщина, и в голосе ее было столько презрения и ненависти, что Плетнев удивился.

«Такая молодая, и такая злая, – подумал он. – Видать, ей и впрямь, пришлось хлебнуть горя с ее бывшим».

– Ладно, дело ваше, – небрежно сказал он. – У меня-то на этот счет другое мнение.

Женщина промолчала. Она курила, рассеянно глядя на дорогу. Плетнев невольно залюбовался ее точеным профилем.

«Кто же ты такая, красавица? – подумал он. – И почему одета, как проститутка? Или нынче у богатых так модно?» Плетнев вспомнил, что где-то читал о странном развлечении богатых. Плюнув на наскучившие Багамы, Канары и Куршавели, мужики-олигархи переодевались бомжами и спускались в метро – просить милостыню. Кто больше насобирал – тот и победитель в игре. Что касается жен толстосумов, так те наряжались в проституток и выходили на трассу – под ненавязчивым присмотром телохранителей, конечно. За какую клиент назначит большую цену – та и победила.

«Может, и здесь то же самое? – подумал Плетнев, незаметно разглядывая женщину. – Да нет, не похоже. Во-первых, жены толстосумов не едут с клиентом в гостиницу. Игра заканчивается на этапе торговли. Во-вторых…»

– Вы на мне дырку протрете, уважаемый, – сказала вдруг женщина.

– Что?

– Я говорю – хватит меня разглядывать. Я не витрина охотничьего магазина и не шедевр Врубеля.

– Да я и не думал, – пожал плечами Плетнев.

– Значит, мне показалось.

– Наверно.

С минуту они ехали молча. Потом девушка спросила:

– А вы сами почему так рано на улице? Едите на работу? Или «бомбите»?

– Ни то и ни другое, – ответил Плетнев. – Просто возвращаюсь с работы. Я охранник.

Женщина окинула его любопытным взглядом.

– Похож, – улыбнулась она. – Сильные плечи, мускулистая шея, набитые кулаки. Занимаетесь боксом?

– Что-то вроде этого, – кивнул Плетнев, поражаясь наблюдательности пассажирки. «Этак она меня всего раскусит», – подумал он.

– Но вы ведь не простой охранник? – снова заговорила она. – Для простого охранника у вас слишком умное лицо. А этот шрамик у вас на шее – он от пули?

Плетнев чуть не вписался в фонарный столб. Шрам был действительно от пули. Прошла по касательной, чуть оцарапав шею. Заметить оставшийся след было трудно. Да никто никогда и не замечал. А эта заметила.

«Да что ж это такое? – в изумлении подумал Плетнев. – Она что, гадалка?»

– Ладно, не хотите – не говорите, – пожала плечами женщина, вынула из губ окурок и вышвырнула его в окно.

Плетнев снова покосился на девушку и решил, что нужно попытаться выпытать у нее как можно больше.

– Вы ведь не москвичка? – сказал он.

– Почему вы так решили?

– У вас говор не московский.

– Правда? Забавно. Я родилась в Москве и провела здесь всю жизнь. Почти безвылазно.

«Врет», – понял Плетнев.

– Ну, может быть, – пожал он плечами.

– А какой, по-вашему, у меня говор? – неожиданно заинтересовалась незнакомка.

– Ну… Даже не знаю. Похоже говорят в Сибири… Где-нибудь в Новосибирске или Барнауле.

– А вы там были?

– Приходилось.

– И как они говорят? Растягивают гласные? Картавят, пришепетывают?

Плетнев понял, что попал впросак и замялся.

– А почему вам так интересно? – спросил он, пытаясь уйти от неприятной темы.

– Диалекты – моя профессия, – ответила женщина.

– В каком смысле? – не понял Плетнев.

– В прямом. Я лингвист.

«Вот так, приехали», – изумился Плетнев.

– Значит, лингвист? А я думал, вы специализируетесь на преферансе. И что, интересно быть лингвистом?

– Очень. Моя специализация – флексии. Хотя диплом я писала по феноменологической редукции. Это, конечно, философская тема, но я сумела обыграть ее по-своему.

Плетнев долго молчал. Он уже понял, что женщина морочит ему голову, но его удивляло, насколько ловко и непринужденно она это делает. Как будто ее специально этому учили.

– Скоро приедем, – сказала женщина. – Через пару минут увидим мой дом.

– Да, подъезжаем, – подтвердил Плетнев. – Знаете, мы проболтали обо всем на свете, но так и не познакомились.

– А это необходимо? – спросила девушка.

– Почему бы и нет? – пожал плечами Плетнев. – Лично меня зовут Антон. А вас?

– Матильда, – абсолютно серьезно ответила женщина. – Сокращенно – Мотя.

– Красивое имя, – хмыкнув, произнес Плетнев.

– Вам ведь так не кажется. Тем не менее, меня правда зовут Матильда. Как любовницу императора Николая – Матильду Кшесинскую. Хочется вам этого или нет. Вон мой дом! Видите, пятиэтажка?

– Вижу.

Плетнев притормозил и свернул во двор.

– Третий подъезд, – распорядилась женщина.

Плетнев послушно остановил машину возле третьего подъезда.

– Ну вот мы и приехали, – улыбнулась женщина. Она вынула из сумочки деньги и протянула Плетневу. – Вот, держите.

Плетнев посмотрел на деньги, нахмурился и покачал головой:

– Нет, не надо.

– Но ведь мы договаривались.

– За время нашей поездки мы с вами успели подружиться, а с друзей я деньги не беру, – отрезал Плетнев.

Женщина взглянула на него с любопытством.

– Вы что, серьезно?

– Конечно.

– Как же мне вас отблагодарить?

Плетнев усмехнулся.

– Не знаю, но от чашки кофе я бы не отказался.

Женщина нахмурилась.

– Даже не знаю… Сейчас шесть утра…

– Почти полседьмого, – поправил Плетнев.

Она улыбнулась:

– Ну, тогда это все меняет! Хорошо, вытряхивайтесь из машины и айда со мной. Так и быть, напою вас кофе. Но только одна чашка и – по домам. Я страшно хочу спать. Идет?

Она протянула Плетневу ладонь.

– Заметано! – насмешливо сказал Плетнев и хлопнул по протянутой ладони.

Они засмеялись.

21

«Матильда, – думал Плетнев, наблюдая, как она готовит кофе. – Имя-то какое дурацкое придумала. По принципу – чем нелепее, тем правдоподобнее. Ну хорошо, Матильда так Матильда, так и будем тебя называть, красавица».

– Матильда, а у вас здесь уютно, – сказал он, обводя взглядом стены, увешанные пожелтевшими гравюрами.

– Вы так думаете? – держа в руке кофеварку, Матильда (ну или как там ее зовут) проследила за взглядом Плетнева. – Мне кажется, не очень. А если да, то это не моя заслуга. Эту квартиру я снимаю. Я ничего здесь не меняла.

– И давно снимаете?

– Давно.

Кухня наполнилась ароматом свежесваренного кофе.

– Ну все, готово, – сказала Матильда. Она разлила кофе по чашкам. Убрала кофеварку и всучила Плетневу серебряную чайную ложечку. – Держите, Антон. Эта ложка у меня специально для гостей.

– О! – сказал Плетнев. – Может, у вас и конфеты найдутся? Не держите для гостей?

– А вы наглец, – усмехнулась Матильда. – Увы, с конфетами у меня туго. Сама я их не ем.

– Бережете фигуру?

– Просто не люблю. Если мне предоставят на выбор – конфеты или хороший говяжий бифштекс, я выберу второе.

– А я возьму и то и другое, – засмеялся Плетнев.

– А если не дадут?

– Тогда – отниму!

Матильда посмотрела на мускулистые руки Плетнева и улыбнулась.

– Охотно верю.

Плетнев отхлебнул кофе. Напиток был изумительный. Плетнев сделал еще глоток и восторженно проговорил:

– Это самый вкусный кофе, какой мне приходилось пить в жизни. Как вы его готовите?

– Просто. Главное, не скупиться, побольше сыпать в турку.

– У него какой-то интересный привкус, – сказал Плетнев. – Отдает какими-то восточными травами.

– Правда? – Матильда пожала плечами. – Не знаю, я не чувствую.

– Потому что не пьете. Кстати, почему вы сами не пьете?

– Боюсь, что после кофе не усну. А мне сегодня нужно выспаться.

– Ах, да, – кивнул Плетнев и смущенно добавил: – Что-то я засиделся. Вам ведь нужно спать. Мало того что вломился к вам в квартиру и потребовал себе кофе, так еще и…

– Не оправдывайтесь, Антон, – с улыбкой сказала Матильда. – Я люблю новые знакомства. Но знакомиться предпочитаю по вечерам.

– Прекрасно вас понимаю. – Плетнев чуть прищурил глаза. – Как насчет того, чтобы продолжить знакомство сегодня вечером?

– Сегодня? – Матильда задумалась. Покачала головой: – Нет, сегодня не получится. Сегодня у меня много работы.

– А разве лингвисты работают по вечерам? – насмешливо осведомился Плетнев.

– А как же, – ничуть не смутившись, ответила Матильда. – Лингвистам нынче нелегко. Чтобы выжить, им приходится работать круглые сутки. Лекции, конференции, коллоквиумы… Крутимся как белки в колесе.

«Она образованна – это определенно, – подумал Плетнев. – И умна. И находчива. И психологически устойчива. Легко завязывает знакомства, также легко поддерживает любую беседу. К тому же красива и обаятельна. Просто суперженщина! Интересно, на какой планете таких делают?»

Плетнев допил остатки кофе и зевнул.

– Ой, простите, – смущенно проговорил он. – Что-то меня неудержимо потянуло в сон.

– Ничего страшного. Сейчас поедите домой и выспитесь.

Плетнева и впрямь сморило. Он прямо за столом заклевал носом. Возможно, сказывалось напряжение последних дней. А возможно…

– Вам незачем куда-то ехать, – прозвучал голос Матильды откуда-то издалека. – Вы можете прилечь на диван. Мягкий, уютный диван…

Голос женщины все больше отдалялся. Ее лицо вдруг дрогнуло и покачнулось, по нему пробежала рябь, как по экрану телевизора, потом пошли волны, лицо расплылось и подернулось дымкой.

– Я… – силясь подняться на ноги, проговорил Плетнев. Но закончить фразу не смог – как-то сразу потерял нить фразы.

– Я…

Матильда протянула руку и положила ему пальцы на губы.

– Не надо. Не напрягайтесь. Расслабьте тело, расслабьте разум. Слушайте мой голос и отвечайте на мои вопросы. Вас зовут Антон?

– Да.

– А фамилия?

– Плетнев.

– Где вы работаете, Антон?

– В охранно-детективном агентстве «Глория».

Женщина улыбнулась.

– Так вы частный детектив?

«Частный детектив, – подумал Плетнев. – Звучит неплохо. Прямо как в том фильме… Кто же там играл? Ален Делон?… Нет… Бельмондо?»

– Антон, не отвлекайтесь, – насмешливо сказала Матильда. – Вы частный детектив?

Плетнев кивнул:

– Да. Я частный детектив.

Ему вдруг сделалось необычайно приятно в компании этой удивительной женщины. Он нее словно бы исходило какое-то тепло. Это тепло обволакивало Плетнева, как теплая морская вода, качало его на волнах, убаюкивало, делало счастливым.

– Наша встреча была не случайной? – снова спросила женщина, щуря на Плетнева голубые глаза.

– Нет, – глупо улыбаясь, сказал Плетнев. – Но это не имеет значения. Главное, что мы встретились.

– Я тоже так думаю, – сказала Матильда. – И все-таки интересно: вы что, специально за мной следили?

– Может быть, – уклончиво ответил Плетнев.

Матильда тихо засмеялась.

– Надо же, прямо как в шпионском детективе. Вы что, в чем-то меня подозреваете?

– Конечно.

– И в чем же?

– В том, что вы – никакая не Матильда. И не лингвист! – добавил Плетнев и хихикнул над смешным словом.

– Вот как? – Матильда еще больше прищурилась и придвинулась к Плетневу почти вплотную. – И кто же я, по-вашему?

– Вы – Марина Соловьева, – торжественно проговорил Плетнев. – И вы не лингвист. Вы домохозяйка. У вас куча денег и вам незачем работать. Вы перепробовали в жизни все и заскучали.

– Это кто вам рассказал? – поинтересовалась женщина.

– Ваша подруга Люда Шилова, – честно, как на духу, ответил Плетнев. И подумал: «Правду говорить легко и приятно… Где же я это читал? А, неважно».

– Вы давно с ней беседовали? – продолжила расспросы Матильда.

– Несколько дней назад. Она пришла к нам в «Глорию».

– Зачем?

Плетневу этот вопрос показался ужасно нелепым, и он рассмеялся.

– Ну вы и спросили! Да ведь она же волнуется за вас! Вы так внезапно исчезли. Она хотела найти вас и, между прочим, отвалила за поиски круглую сумму!

Плетнев все больше веселился, и Матильду это, похоже, стало напрягать.

– Что-то вы разошлись, – недовольно проговорила она. – Пора бы вам на покой.

– В каком смысле? – не понял Плетнев, и вдруг почувствовал, как на него накатила страшная усталость. Веки отяжелели, плечи обмякли. Он захотел спать. – Что-то я… Что-то меня…

– Хотите спать? Не сопротивляйтесь.

– Мне надо… домой, – через силу проговорил Плетнев и опять попытался встать.

Однако это оказалось не так-то просто. Словно что-то давило ему на плечи.

– Да что же это… – досадливо морщась, проговорил Плетнев и попытался встать рывком, но тут же тяжело брякнулся на стул, как мешок с картошкой.

Глаза его закрылись, и он потерял сознание.

22

Первое, что почувствовал Плетнев, проснувшись, это страшную головную боль. Виски словно бы сдавило железным обручем, в затылке заухал колокол, к горлу подкатила тошнота.

Плетнев застонал и сжал виски ладонями. Это было самое страшное похмелье в его жизни. Приоткрыв глаза, Плетнев огляделся и обнаружил себя лежащим на узком плюшевом диванчике. На стенах висели пожелтевшие гравюры в деревянных рамках. На столе стояла пустая чашка из-под кофе. Его чашка.

Плетнев попытался припомнить, где он и что с ним произошло. В голове что-то застучало, но Плетнев не сдался и, морщась от боли, напряг память. Сначала из глубины сознания всплыло женское лицо.

– Ма… тильда, – хрипло прошептал Плетнев.

Спустя минуту он вспомнил почти все. Как сидел за столом и спокойно выкладывал девушке секретную информацию, как идиотски хохотал, как легко и приятно ему было говорить правду.

– Ой, е… – прохрипел Плетнев и снова сжал голову ладонями. Но теперь уже не от боли, а от жгучего стыда. – Позор, – шептал он чуть ли не со слезами на глазах. – Позор… Что теперь скажет Александр Борисыч…

Вдруг Плетнев убрал руки от головы и завертел головой.

– Матильда, – тихо сказал он. И тут же повторил громким голосом: – Матильда! Ты здесь?

Ответом ему была тишина.

– О, черт! – Плетнев, превозмогая головокружение и тошноту, поднялся с дивана и медленной, пошатывающейся походкой двинулся по коридорчику. Он заглянул в туалет и ванную, потом прошел в комнату, выглянул на балкон. Матильды нигде не было.

Дверцы шкафов были открыты, на балках болтались пустые вешалки. На диване и кресле валялись какие-то вещицы, не то трусики, не то маечки. Все говорило о том, что квартиру покидали в страшной спешке. Проходя к шкафу, Плетнев обо что-то споткнулся. Он посмотрел себе под ноги. На полу лежал искореженный компьютер-ноутбук. Монитор оторвался, стекло было разбито. Несколько клавиш отлетели, и на их месте зияли дыры. Видимо, собираясь, женщина смахнула ноутбук со стола, да так и оставила лежать.

Это было все, что удалось обнаружить Плетневу.

Он устало опустился на диван, подпер подбородок ладонями и задумался. Баба сбежала – это ясно как Божий день. Опоила его какой-то дрянью, подмешав ее в кофе (а он-то удивлялся, почему у кофе такой странный привкус!), выудила из него всю информацию, а потом смылась.

Теперь ищи-свищи ее по всей Москве.

– Но как она меня вычислила? – проговорил Плетнев вслух. – Как она поняла, что я не простой охранник? Ведь не каждому ухажеру она подсыпает в кофе эту дрянь, развязывающую язык?

Плетневу казалось, что он вел себя безупречно и ничем себя не выдал. И все же где-то он прокололся. Где?… Впрочем, уже не важно. Все, что можно было выложить, он выложил. Опозорился по полной программе.

Рассеянный взгляд Плетнева упал на разбитый ноутбук.

«Вот что нужно забрать с собой! Если хард уцелел, мы можем посмотреть ее файлы. Господи, сделай так, чтобы хард-диск уцелел!»

В кармане брюк Плетнева завибрировал телефон.

Увидев на дисплее фамилию «Турецкий», Плетнев вновь почувствовал жгучий стыд. Однако деваться было некуда. Он нажал на кнопку соединения.

– Алло.

– Ну наконец-то! – бодро проговорил из трубки голос Турецкого. – Я звонил тебе раз пять! Что-то случилось?

– Случилось, Александр Борисович, – смущенно сказал Плетнев. – Я упустил Марину.

– До куда проследил? – уточнил Турецкий.

– Да в том-то и дело, что… до самой квартиры. Можно даже сказать, до самой кухни, – с горькой усмешкой добавил Плетнев.

– Так, – сказал Александр Борисович. – Значит, ты был у нее в квартире. Как ты там оказался?

– Подбросил ее до дома. Напросился на кофе.

– Ясно. – Турецкий помолчал. – И что было дальше?

– Дальше мы пили кофе… Вернее, я пил. Она сказала, что после кофе не может уснуть, поэтому она… – Плетнев осекся. Помолчал, вздохнул и сказал: – В общем, она подсыпала мне в кофе какую-то дрянь. Что-то вроде «сыворотки правды». Ну, я и…

– Что ты ей рассказал? – быстро спросил Турецкий.

– Да практически все. Я не очень хорошо это помню, но помню, что был страшно болтлив.

– Рассказал ей о наших поисках?

– Да. И о Шиловой.

– А о трупе, найденном в пруду?

– Вот это я смутно… – сказал Плетнев и мучительно потер пальцами лоб. – Скорей всего, рассказал. Понимаешь, эта дрянь… Я даже не знаю, что это было… Вероятно, какая-то трава…

– Ты сейчас где? – перебил излияния Плетнева Турецкий.

– Да здесь, в квартире.

– А она?

– Я же говорю: смылась. Пока я был в отрубе, собрала вещички и поминай как звали. Черт, не могу понять, как она меня раскусила!

– Теперь уже поздно ломать над этим голову, – сухо сказал Турецкий. – Виноват я. Забыл предупредить тебя, чтобы ты не входил с ней в непосредственный контакт. Кстати… как насчет контакта?

– В каком смысле? – не понял Плетнев.

– В прямом. Как далеко зашло ваше… общение?

– Да никуда не зашло. Потрепались на кухне, и все. Вернее, я трепался, а она слушала.

– Ясно, – с непонятным облегчением в голосе отозвался Турецкий. – Чашка, из которой пил, осталась?

– Да, стоит на столе.

– Девушка оставила что-нибудь из вещей?

– Нет. То есть, да. Кое-что из одежды, по мелочи, и самое главное – ноутбук. Правда, он разбит, но думаю, можно попытаться восстановить информацию.

– Хорошо. Ничего там не трогай. Я позвоню ребятам в МУР, попрошу прислать оперативно-следственную группу. Ноутбук пусть тоже лежит там, где лежит. Женщина что-нибудь рассказывала о себе?

– Так кое-что. Сказала, что работает лингвистом. Но, по-моему, все это туфта. Она меня разводила, но слышали бы вы, как технично она это делала.

– Ты что, восхищаешься ею?

Плетнев вновь смутился.

– Похоже, что да, – нехотя признался он. – Так ловко меня еще никто никогда не уделывал. Эта баба – настоящий дьявол. Когда она смотрит на тебя, такое ощущение, что она… ну, как будто видит тебя насквозь. Не знаю даже, как это объяснить. А когда начинает говорить, то… Ну, в общем, не человек, а сканер. Я никогда не верил в ведьм, но теперь, кажется, начинаю верить.

– Ладно, не раскисай. Главное, что она жива. И мы можем с чистой совестью предъявить ее снимки Шиловой. Мы нашли Марину и установили, что она жива, а это главное. К тому же я знаю, где ее искать.

– Где? – выпалил Плетнев.

– На трассе. Недалеко от Химок.

– Подожди… – Плетнев не поверил своим ушам. – Она что, проститутка?

– Вроде того. По крайней мере, я видел ее там.

– Вот оно что, – выдохнул Плетнев. – Поэтому она так ловко умеет ковыряться в мужской душе! Что ж, опыт не пропьешь. Но подождите… А как же рассказ Шиловой о том, что Марина – состоятельная женщина? Выходит, это все враки?

– Спроси чего полегче, – тихо сказал Турецкий. – В этом деле куча неясного. А вернее сказать – неясно все. Взять хотя бы безголовый труп. Откуда он взялся и куда исчез? И какое отношение имеет ко всему этому Марина Соловьева? И какую роль во всем этом деле играет Родион Плотников?

– Да, мистика, – пробурчал Плетнев. – Плотникова уже выпустили?

– Сегодня утром. Пока ты хлебал кофе и трепался с красоткой за жизнь. Кстати, как она тебе представилась?

Плетнев усмехнулся и ответил:

– Матильдой. Коротко – Мотя.

– Красивое имя, – хмыкнул Александр Борисович.

– Главное, что редкое, – в тон ему поддакнул Плетнев.

Они помолчали, каждый думая о своем.

– Ладно, – сказал, вздохнув, Александр Борисович, – сиди и жди оперов. Возможно, я приеду раньше них.

– Хорошо.

Плетнев хотел отключить связь, но Турецкий его окликнул:

– Подожди!

– Что? – спросил Плетнев хмуро.

– Ты Ирину давно видел?

На скулах Плетнева заиграли желваки. Лоб прорезали глубокие морщины. Ответил он сухо и неохотно:

– Вчера вечером звонил ей.

– Как она?

– Нормально.

– На развод уже подала?

Плетнев поморщился. «Нашел о чем спросить. Что я ему – справочное бюро?»

– Александр Борисыч, позвони ей и спроси сам.

– Она меня заблокировала, – сказал Турецкий. – А когда звоню с «левых» телефонов, просто не берет трубку.

Плетнев подумал и сказал:

– Думаю, когда Ирина подаст на развод, ты узнаешь об этом первым.

– Логично, – холодно отозвался Турецкий. – Ну бывай.

Он положил трубку.

Плетнев сунул телефон в карман и снова сжал виски ладонями. Голова еще болела, хотя уже и не так сильно. Плетнев подумал о том, что неплохо было бы выпить горячего, сладкого чаю.

Он даже приподнялся с дивана, намереваясь пройти на кухню. Но тут в ушах у него прозвучал грозный голос Турецкого – «ничего там не трогай!»

– Не буду, не буду, – с досадой проговорил Плетнев.

Он вздохнул и снова сел на диван. Заняться было нечем. За стеклянной дверцей шкафа Плетнев увидел початую бутылку водки, а рядом с ней – бутылку чилийского вина, вскрытую и закупоренную пробкой.

– Только не здесь и не сейчас, – строго сказал себе Плетнев и отвернулся от шкафа.