Текст книги "Красавчик Роб. Семейно-романтическая драма"

Глава двенадцатая

Откровенно говоря, с появлением в его жизни новой прекрасной пассии он не мог взять и так просто порвать с Дианой Агаевой; в ней он, между прочим, видел некую отдушину от суеты и показухи, с ней, надо отдать ей должное, он по крайней мере снова становился самим собой. В их райском уголке, то есть в прежней арендованной квартире он по крайней мере был достаточно раскован и у него уже не было нужды сыпать цитатами. Диане, откровенно говоря, это было совсем не нужно, она любила его ещё больше, чем раньше, и несмотря на то, что сама свела его с Ириной, она безумно ревновала его к ней.

Однажды, когда они гуляли в саду, где вовсю уже хозяйничала зима и деревья уныло и скучно помахивали оголёнными ветвями, она с грустью и смущением в голосе начала у него выпытывать детали интимной стороны, мол, было ли у них с Ириной что-то такое особенное, если да, то как это происходило? Лучше или хуже, чем у них?

Роберт хмыкнул и неопределённо протянул:

– Мда… мда…

После паузы он своей тёплой рукой прикоснулся к её прохладному лбу и как бы, обжёгшись, тотчас отдёрнул со словами, полными иронией:

– Уж не температуришь ли ты, дорогая?

И затем уже серьёзно сказал:

– Давай договоримся, дорогая, что впредь такие подробности ни в коем случае не обсуждать, не то мы скатимся бог знает куда. И вообще, – затягиваясь сигаретой, продолжал он, – странные вы, женщины, народ, однако. Вот ты сама же познакомила меня с Ириной, а теперь, похоже, дико ревнуешь.

Чтобы скоротать длинные зимние вечера, Диана и Роберт, укутавшись в длинный пёстрый, с тигриными мордами, плед, резались в карты, причём всякий раз в дураках оставался именно Роберт. Им было жутко весело, даром, что у него и у неё всяческих забот было, как говорится, по горло. И, как это водится, у влюблённых, – а Роберту в эти минуты казалось, что Диану он любил не меньше, чем Самолётову, только по-другому, – они никак не могли насытиться ласками, то и дело, как сумасшедшие, кидались в объятия друг к другу и долго не могли отлепиться.

Её маленькая головка с взлохмаченными локонами

надёжно покоилась на его сильной мускулистой руке; и под мрачное завывание ветра она вдруг с грустью ему призналась, что сильно за него боится.

– Почему? Что тебя так тревожит?

– Потому, – уклончиво отвечала она, припадая к его плечу.

– Потому что, – опять заговорила она, – что жизнь в сущности хрупка, как стекло, всё в ней непредсказуемо.

Она протяжно вздохнула и ничего не могла лучше придумать, как пуститься в философию:

– Видишь ли, мой милый тигрёнок, я знаю, что ты атеист…

– Я не атеист, а скорее, агностик, – перебил он её.

– Ну пусть агностик, всё равно. А я вот верю, что бог, наверное, есть и что мы все находимся у него как под колпаком. Мы глупо и наивно полагаем, что мы сами распоряжаемся своей судьбой, на самом деле это далеко не так…

Она замолчала, а он с иронией в голосе заметил:

– Однако ты, леди Ди, у нас великий философ! Но не забывай, что в философские дебри пускаться – это, право слово, рискованное и весьма неблагодарное занятие. Лучше давай– ка приземлился.

Чтобы её развеселить, он начал рассказывать почти о каждом, кто состоит в окружении Ирины Самолётовой, кроме её самой, причём всем давая меткую карикатурную характеристику. Особенно досталось от него бывшей артистке с хриплым голосом и остатками амбиций. После того, как они вволю посмеялись, Диана вдруг с горечью призналась:

– Я уже тысячу раз раскаялась, что ввела тебя в тот кошмарный мир, который, я знаю, тебя раздражает и тебе наверняка приходится себя буквально насиловать, чтобы стать их человеком. Я прекрасно знала, что все эти люди ограничены и ничтожны, кроме связей и денег, их ничего больше не интересует. Они погубят тебя! Прости меня, если можешь, Робик!

Она расплакалась, а он, чувствуя влагу на своих плечах, ласково её успокаивал, с удивлением признаваясь, что Диану он, оказывается, плохо знал, в отличие от других, она совсем не притворна и искренне ему сопереживает.

– Ты всё, мой дорогой котёнок, правильно сделала. Ты сделала всё, как надо, ты ведь хотела, как лучше, тем более насильно, как быка за рога, меня никто туда не тянул. Да и я не только ради себя хлопочу, а ради всей нашей семьи, чтобы все чего-то добились, а без денег, увы, – он развёл руками, – сейчас и шагу в жизни не сделаешь.

– Да… да… да… – словно заведённая машина повторяла она, а потом вдруг опять кинулась к нему и зарыдала навзрыд.

– Давай, милый Робик, куда– нибудь уедем отсюда, далеко-далеко, хоть на край света, чтобы нас никто не нашёл, поселимся где-нибудь на самом отшибе и будем жить до самой смерти. Ты не думай, у меня есть деньги, – торопливо говорила она, теребя его непокорные волосы. – На двоих нам вполне хватит, Тебе даже не надо будет работать, – убеждала она, хотя прекрасно сознавала, что говорит вздор и чепуху.

– Подумай, дорогая, что ты несёшь! Мы живём в 21 веке, а ты предлагаешь куда-то бежать в безлюдное место и жить, наслаждаясь бездельем. Ну а как же твой сын Ромка! Как же твой муж! Ты ведь никогда их не бросишь и правильно сделаешь! И я никогда не брошу ни свою мать, ни свою сестру и братьев. И видишь ли, Диана, мне претит безделье, в каком бы виде оно ни было. Поэтому давай оставим эту тему раз и навсегда, – решительно закончил он.

На этот раз она сдалась, взяв только с него слово: сообщать ей всё, что с ним происходит, вплоть до нюансов.

Между тем Ирина Самолётова привязывалась к Роберту Ивлеву всё сильнее и в этом плане была похожа на комнатную собачку, которая в отсутствии хозяев готова была скулить и день и ночь. Если б можно было, Ирина таскалась бы за молодым человеком, как тень отца Гамлета. Иногда в ней сильно взыгрывало желание выпытать у него информацию, где он пропадает в те дни, когда не бывает у неё, ей приходила в голову крамольная мысль даже нанять частного детектива, чтобы тот шпионил за Робертом и докладывал ей о передвижении оного. О, женщины возраста и ранга Ирины Константиновны, если они сильно влюблены, готовы на всё! Они могут наворотить кучу ошибок и натворить даже глупостей. Но у неё был талант вовремя себя обуздывать, а посему всё шло пока что по течению.

Разумеется, Ирине весьма не нравилось то, что во время отсутствия Роберта в её окружении начиналась чуть ли не паника и суета неимоверная, словно он был едва ли не центром вселенной.

– А где наш красавчик Ро? Что случилось с Ро? Почему потерял к нам дорогу красавчик Ро? – слышалось отовсюду и все явно недоумевали. Но она знала, что вопросы, а скорее колкие реплики, прежде всего адресовались ей, и она в них находила в первую очередь насмешку над собой. Мол, дюже постарела, утратила способность в себя влюблять, вот он и результат: неконтролируемый красавчик бродит где попало, как бык без привязи. Она хорошо представляла, что творилось, например, в эти минуты в душе у её очаровательной приятельницы Екатерины Шпальчук. Наверное, та, потирая от удовольствия руки, думала, что «старой калоше так и надо».

Но вот что ужаснее всего: она вдруг заметила, или ей просто показалось, что у всегда покорного ей супруга в последнее время притаилась в уголках жирных и блестящих губ какая-то уж слишком фривольная улыбка, когда он на неё посматривал. Ну что ж, прекрасно: смеётся тот, кто смеётся последний. Она непременно покажет мужу, где раки зимуют, лишь бы дождаться Роберта, а в том, что он к ней вернётся, она ни капельки не сомневалась. Она только должна смодулировать такой чёткий план, чтобы отбить у своего фаворита всякую охоту делать скачки на сторону. Тогда никто, в том числе и постылый муж, которого она про себя обзывала «жирным боровом», не посмеет в ней сомневаться.

И Ирина Константиновна подобно Наполеону, засучив рукава, принялась за дело. Во-первых, она решила выделить для своего любимчика одну из красивейших и уютных комнат в доме, где он мог бы по необходимости переночевать, а в минуты досуга без посторонних глаз делать то, что ему вздумается, например, заниматься каким-нибудь хобби. Во-вторых, она как бы невзначай поинтересуется, какие желания он бы хотел в первую очередь исполнить и, разумеется, взять их на карандаш, а после разбиться в лепёшку, но непременно всё выполнить.

Правда, всё это ляжет на плечи её супруга, а ей, как всегда, по милости божьей, уготована роль в нужный момент лишь ловко повести бровью, впрочем, признаемся, и это труд немалый. И наконец, в-третьих, она просто возьмёт его уже тёпленького и готовенького, как сладко урчащего котёнка, с собой в какое-нибудь обоюдовыгодное зарубежное турне.

Правда, в этом грандиозном «наполеоновском» плане были кое-какие нюансы. Например, «в третьих» и «во-вторых» правильнее было бы поменять местами. То, что мы поставили « в третьих», надо перенести в «во-вторых», и наоборот, ибо, получив из первых уст информацию насчёт желаний и передав её кому следует по назначению, то бишь супругу, лучше было бы сразу скрыться с глаз долой, то есть совершить вояж с милым дружком. И приехать уже на всё готовое, так что и комар носа бы не подточил. Путь бы Роберт дивился её всемогуществу: как это в её отсутствие всё равно всё крутится и вертится. А это, что ни говори, весьма важный шанс сильнее привязать молодчика к своей юбке.

Итак, как она и предполагала, Роберт появился на горизонте, причём тогда, когда всё окружение, к её радости, было в сборе. Он довольно свободно прошёл на своё место в гостиной и окинул присутствующих небрежным взглядом, эдак вприщур. С его появлением заскучавшая было публика буквально оживилась, кое-где даже раздались аплодисменты.

– О, красавчик Ро, удостоил нас своим вниманием!

– Браво, Ро!

– Без тебя, Ро, скука смертельная!

Чтобы угодить окружению и по-прежнему быть на высоте, Роберт выдал своим бархатистым голосом парочку-другую свежих анекдотов, затем плавно перешёл к загадкам, на которые сам он, разумеется, знал ответы. Например, он спросил: кому принадлежат слова, типа того, что в России и вешать-то не научились. И сразу после паузы внёс ремарку: что этот самый человек, из уст которого прозвучали данные слова, есть и автор песни о Ермаке.

Однако о Кондратии Рылееве почти никто из окружения ровным счётом ничего не знал, а потому все молчали, словно набрав в рот воды. Между тем торжествующая Ирина Константиновна, сверкая бриллиантами, подхватила под руку Роберта и под завистливые взгляды дам, шелестя дорогой юбкой, повела его в облюбованную ею комнату.

Стены последней были сплошь увешаны дорогим оружием разного калибра, а одна стена была отведена под картины на античные темы. Роберт даже растерялся, когда Ирина своим мягким, волнующим голосом сообщила ему непринуждённым тоном, как о чём-то давно решённом, что он может тут гостевать столько, сколько сам захочет и что без его спроса никто сюда, в том числе и она сама, и носа не сунет.

Надо сказать, что наш герой, научившийся манерам независимо и непринуждённо держаться на публике, оставаясь с Ириной наедине, робел, как девица на выданье. Порой нужные слова находились, как на зло, только тогда, когда уже были не нужны. Вот и сейчас, когда она спросила, понравилась ли ему эта комната, он, опустив голову, ответил что-то неопределённое, а под конец всё же, заикаясь, промямлил, что он в восхищении от увиденного, но только…

– Что только, милый Роберт?

– Дело в том… понимаете… словом, постоянно я здесь жить никак не могу, потому что… моя тётя, у которой я остановился, она… она боится ночевать одна. Но всё же иногда я могу, наверное, оставаться здесь, – добавил он, не на шутку испугавшись гнева своей повелительницы

Но Ирина была вполне довольна: красавчик Ро, кажется, попался в её сети, а тётка… что тётка – это, если разобраться, пустое место. Что тут такого, если он и впрямь будет иногда у неё ночевать, зато у него будет возможность сравнить, какое из мест обитания лучше и комфортнее. И она, разумеется, на 100 процентов уверена, что это будет не в тётину пользу.

От этих приятных мыслей у неё даже закружилась голова и её слегка качнуло в сторону Роберта, а его в свою очередь в эту минуту обдало ароматом дорогих духов. Однако Самолётова была вовсе не из тех женщин, которые, на почве любви потеряв голову, не владеют уж ею. О физической близости с Робертом она хоть и мечтала, но сдерживала себя мыслью, что ещё не время, что романтические отношения позволяют женщине по крайней мере оставаться лидером и вдоволь манипулировать любимым человеком.

После показа апартаментов, отведённых для Роберта, Ирина приступила к следующему пункту из своей программы. Она подошла к окну, отдёрнула из тонкой ткани занавеску и, скользя ласковым взглядом по его стройной фигуре, произнесла голосом, полным неги:

– Скажи, пожалуйста, Роберт, только откровенно и без всяких церемоний, ведь мы с тобой друзья, не правда ли? Так вот, что ты больше всего желаешь? Чего ты хочешь, чтобы быть хоть чуточку счастливым?

Между прочим, – вкрадчиво добавила она, – я интересуюсь вовсе не из праздного любопытства, а только хочу тебе помочь.

Роберт между тем достаточно освоился, голос у него стал уже твёрже, даром, что он с обожанием смотрел на неё. Он вспомнил слова Дианы о том, что Самолётова способна на многое, – и это вовсе не блеф, а реальность. Памятуя о том, что женщины не любят мужчин – тряпок, он смелее развалился на диване и, глядя ей прямо в глаза, проговорил:

– Желания у меня, Ирина Константиновна…

– Теперь уже можно – Ирина… – мягко поправила она, прищурив глаза.

– Да, да, извините, Ирина, так вот, у меня, как, наверное, и у всякого молодого человека, недавно вырвавшегося из родных пенат, конечно же, есть желания, впрочем, какой толк, что они есть! Увы, я чувствую, что все они неосуществимы.

– Ну, например, что ты хочешь в первую очередь? – подбадривала она его всё тем же ласковым голосом и окидывая его всё тем же манящим взглядом.

– Мне хотелось бы получить такую должность в области журналистики, чтобы никто мною не командовал, чтобы я сам мог планировать всё, что считаю нужным. Иными словами, хочу быть независимым, – решительно заключил он.

Она махнула своей алебастровой, по-девичьи тонкой рукой и весело сказала:

– Что ж, желание вполне нормальное, и я думаю, пара пустяков его выполнить. А что ещё тебя, мой друг, беспокоит?

Ободрённый её уверенным тоном, Роберт, вспомнив ещё про одно своё желание, выпалил:

– Я никак, к сожалению, не могу выпустить свой роман. Куда только не обращался, кругом отвергают, не читая.

У его покровительницы от удивления буквально округлились глаза. Чего не ожидала она, того не ожидала. Роберт тотчас же возвысился в её глазах: надо же, так молод, а уже сочиняет художественные произведения. Ей очень захотелось подробнее узнать об этом.

– Признаться, мой друг, я приятно поражена… сама я не обладаю абсолютно никакими талантами.

В свою очередь наш герой чрезвычайно обрадовался, что эта умная шикарная женщина всерьёз заинтересовалась его творением, на создание которого у него ушёл ровно год. Кроме Лизы, да ещё матери, его детище никто не читал, а родным он очень понравился, мама, та ещё прослезилась на последних страницах.

Он сказал Ирине, что роман называется «Разбитое зеркало». О чём он? О человеке, который в погоне за успехом приспосабливался ко всем, кто его так или иначе окружал, в результате он потерял самого себя, а ничего так и не добился.

– М… да, – задумчиво произнесла она, – безусловно, тема эта актуальна, более того, это уже притча во языцех. И ты молодец, что поднял её, я непременно прочитаю твой роман, как только его напечатают.

При этих словах он, как ужаленный, подскочил с места.

– Напечатают? Как бы не так! В издательствах на меня смотрят как на сумасшедшего.

– А я говорю, что в ближайшее время ваш роман непременно напечатают, – уверенно произнесла она, подойдя к нему и взяв его за руку.

Глава тринадцатая

Надо сказать, что, заявляя об этом, Ирина Константиновна ещё толком не знала, с какой стороны к данному вопросу подступить. Дело в том, что область книгоиздания для неё всё равно, что тёмный лес, где она, извиняюсь, ни бельмеса не смыслила. Литераторов в её окружении не было, сама она, кроме Анны Карениной, да и то в школе, ничего не прочла. То есть на этом поприще она чувствовала себя, прошу прощения, как корова на льду, но об этом, как говорится, держала язык за зубами, а посему выдавала себя за человека, явно знающего толк в литературе.

Сейчас – какая удача – ей подвернулся случай: доказать и Роберту, и самой себе, что невозможное становится вполне возможным, когда за него берётся такая сильная и энергичная женщина, как она.

Будучи в азартном состоянии Ирина Константиновна на следующий же день нанесла визит своему супругу – в это время он был на работе и распекал своих подчинённых. Заметив жену, Вадим тотчас подобрел, и его жирное, в широких складках лицо мгновенно расплылось в улыбке.

– Ты что-то хотела, дорогая? – робко спросил он, пытаясь её обнять, благо в кабинете уже никого не было.

Преодолевая отвращение, Ирина нехотя подставила ему щеку для поцелуя, как бы невзначай похвалила его, что сегодня он прекрасно выглядит, и сразу же, как говорится, стала брать быка за рога.

– Вадимчик, надо срочно помочь одному очень хорошему человеку, – защебетала она, присаживаясь в кресло. – Да ты его прекрасно знаешь – я говорю о нашем Роберте. Представляешь, как ему, бедняжке, не везёт. Сочинил прекрасный роман, я его прочитала, но везде его отвергают, не читая. Ужас какой! Вот скажи мне: разве мы не должны помогать одарённым людям?

Ошалевший от напора супруги Аблов в знак согласия мотнул лысой, блестевшей от испарины головой.

– Ты немедленно должен всё разузнать, – уже в приказном тоне бросила она и, величественно держа голову, выплыла из кабинета.

Буквально дня через три выяснилось, что в деле продвижения романа никаких копьев, слава Богу, ломать не пришлось. Всё решилось довольно банально, то есть господину Аблову, чтобы угодить супруге, достаточно было хорошенько потрясти кошельком перед издателями.

Итак, Ирина могла теперь спокойно подвести итоги. Два пункта из её плана можно уже не считать. Судите сами: престижная работа для Роберта, когда он сам был бы начальником и чувствовал себя независимо, считай, была уже в кармане. Супруг с пафосом заверил её, что по этой части всё будет в порядке. Вот и с романом новоявленного писателя, как выяснилось, нет уже препятствий. Остался самый приятный и волнующий пунктик: путешествие по странам, правда, она с ним на эту тему ещё не толковала. Ну да разве мало-мальски уважающий себя человек откажется от столь заманчивого предложения! В предвкушении этого события, когда, как она полагала, они ещё больше сблизятся и чувства романтические, вполне возможно, перейдут на более высшую стадию, у Ирины раздувались ноздри, как меха в горнах.

Все расчёты этой мудрой женщины оказались верными. Она лишь заикнулась насчёт путешествия, как Роберт, у которого не угас ещё любовный пыл к ней, с восторгом подхватил эту идею. И, надо сказать, его уже совсем не смущал тот факт, что сам он ровным счётом ничего не будет оплачивать – это было уже само собой разумеющееся.

О предстоящей поездке родным Роберта ничего не было известно: ему, честно говоря, было как-то неудобно разглашать о своей личной жизни; единственным человеком, которому он решил всё рассказать, как вы, наверное, догадываетесь, была Диана Агаева. Встретились наши любовники всё в том же «райском уголке». За неделю, пока они не виделись, у его подруги по части пристрастий были кое – какие изменения. Например, она уже несколько отмежевалась от своих любимых партий, которые она фактически спонсировала. Теперь всю свою неисчерпаемую энергию Диана направляла в помощь обездоленным людям, у которых в силу разных обстоятельств не было, как говорится, ни кола, ни двора, и они фактически оказались на обочине жизни.

– Ты знаешь, дорогой, – мило тараторила она, разливая чай по крошечным с затейливой каёмочкой кружечкам, – я совершенно не знала, что у нас так много людей, нуждающихся в срочной помощи. Конечно, у меня самой больших средств нет, но зато есть немало обеспеченных людей, которые так или иначе откликнулись на моё предложение. Кое-что у меня набралось, теперь я могу помочь тем, которые особенно остро нуждаются в деньгах.

Всё это она выпалила залпом, а затем, весело напевая что-то себе под нос, выключила свет и стала шуршать нижним бельём, и вот уже её миниатюрная фигурка, похожая на скульптуру, вылепленную талантливым мастером, нырнула в постель, и она, свернувшись, клубочком, по привычке припала к его плечу.

Откровенно говоря, Роберт слушал излияния Дианы с каким-то скептицизмом, Он поражался её наивности и доверчивости, у него создалось такое впечатление, что она будто девочка, совершенно не знающая жизни. Эта её неопределённость и непоследовательность вызывали по меньшей мере досаду и недоумение. Во-первых, она, не закончив одного дела, бралась за другое, разочаровавшись во втором – принималась за третье. А, во-вторых, сколько раз она сама ему признавалась, что никому в итоге её помощь не пошла на пользу. Многие её просто-напросто обманывали и полученные средства использовали совсем не по назначению. И потом, зачем она при передаче денег привлекает незнакомых посредников, кои её бессовестным образом надувают, ибо купюры присваивают себе. Однако ей всё нет урока.

Сегодняшняя ночь была последней, так как через три дня они с Ириной уже будут в пути. Зная, что Диана сильно расстроится по этому поводу, он всё равно ничего не стал от неё скрывать, добавив, разводя руками, что и рад бы отказаться от путешествия, да ведь от этого зависит его карьера.

– Грустно осознавать, что тебя, как овечку, так быстро связали по рукам и ногам, – с горечью промолвила Диана и всплакнула из-за предстоящей разлуки.

– Ну вот опять двадцать пять! – рассерженно сказал Роберт, потянувшись за сигаретой. – А я ведь мог ничего тебе не говорить и потом, не ты ли сама мне вдувала в уши, что Ирина поможет мне продвинуться как —то по части карьеры. В свою очередь, и я должен что-то для неё делать. Думаешь, мне так уж охота куда-то волочиться, но раз ей приспичило, разве мог я отказаться! Между прочим, она обещала помочь выпустить мой роман, помнишь, я тебе говорил о нём.

Понимая, что она сама заварила эту кашу, Диана вытерла слёзы, обняла его и примиряюще сказала:

– Конечно, я помню, ты классно написал этот роман и, кстати, главный герой немножко напоминает тебя.

– Досадно, что это так, – со вздохом произнёс Роберт, – я как будто предчувствовал, что и со мной может произойти такая же история.

Когда они уже прощались, Диана повисла на его шее, как почки виснут на ветках, и никак не могла отлепиться, пока он сам не развёл её руки в разные стороны. Он ушёл от неё в потёмках, дабы хорошенько отоспаться перед завтрашней ответственной миссией. Остаётся добавить, что, когда за ним закрылась дверь, у Дианы больно сжалось сердце от какого-то нехорошего предчувствия. Что-то ей подсказывало, что она безвозвратно теряет любимого человека.

«Но ведь я сама толкала его на эти дурацкие авантюры, – упрекала она себя, – а так, голубушка, не бывает, что и волки были бы сыты, и овцы целы».

…Два месяца путешествовали Самолётова и Роберт: они побывали в Греции и в Турции, хотели ещё кое-куда завернуть, но в последний момент вдруг раздумали: откровенно говоря, Ирине уже не терпелось ознакомиться с результатами задуманного плана, тем более её покорный служака муж довольным голосом проинформировал по телефону, что всё сделано так, как она велела.

Между тем с Робертом произошло то, что в сущности и должно было произойти. Он возвращался в какой-то степени другим человеком. После близости с любимой женщиной (она, кстати, произошла в первые дни отдыха) взор у него стал твёрже и увереннее, как у человека, долго плутавшего по канавам и вдруг вышедшего на ровную местность. Робость и неуверенность, с коими он ранее посматривал на Ирину, теперь будто испарились, наоборот он смотрел на неё теперь победно, и то и дело смело брал за руку и даже целовал прилюдно.

Ирина тоже почувствовала разницу в их отношениях и главным образом с его стороны, но странное дело, ей это весьма понравилось. Она давно мечтала хоть изредка чувствовать себя слабой женщиной возле брутального молодого человека.