Текст книги "Шкатулка княгини Вадбольской"

Встреча с Лобановыми напомнила мне, что и нам вскоре предстоит попрощаться с Парижем. Как только князь Барятинский выйдет в отставку, он вернется в Россию, и мы вместе с ним. Когда это произойдет, точно неизвестно, но, похоже, в ближайшее время. Прежде я думала об этом с ужасом, но теперь даже рада. После шумного процесса из-за дела с ожерельем королевы чернь с каждым днем все больше наглеет. Люди начальника полиции господина де Крона на каждом шагу, но это не спасает, мы не чувствуем себя в безопасности даже проезжая в карете по городским улицам. Я предпочла бы жить подальше от Парижа, в Версале, который по-прежнему сияет огнями, но мой муж заявил, что обязан быть в Париже по делам службы, и мне положено находиться вместе с ним. Серж вообще стал очень нервным и мало со мной разговаривает, а иногда бывает крайне резок. Представь, однажды я заметила, что служба его, по-видимому, утомляет, и хорошо было бы нам все бросить и поселиться в Швейцарии, а он ни с того ни с сего вышел из себя.

«Я не Крез, мадам, – сказал он, – только получаемое мною жалование позволяет удовлетворять все ваши капризы»

Ты не представляешь, Леночка, каким тоном это было сказано! Я в ответ заявила ему, что не стану заказывать себе новое платье и решила продать все подаренные им драгоценности. Он ничего не ответил, вышел из комнаты и хлопнул дверью…»

Елена Васильевна читала и перечитывала письмо, пытаясь объяснить себе, почему оно вызывало в душе смутное чувство тревоги. Ну, повздорила сестра с мужем, без этого в семье не бывает. Только тревогу вызывало не описание спора, а что-то другое, и княгиня не могла понять что. Наконец она со вздохом сложила письмо, спрятала его в заветную шкатулку, а вскоре домашние дела отвлекли ее от мыслей о сестре. Ни она, ни князь не были готовы к тому, что случилось спустя всего лишь месяц после получения ими письма из Парижа.

Глава пятнадцатая

Теплым весенним вечером возле крыльца дома Вадбольских остановился небольшой экипаж, запряженный тройкой вороных. Молодой гвардейский офицер спросил у выбежавшего из дверей лакея, дома ли господа, помог выйти красивой даме в элегантном костюме, поклонился ей и, вернувшись в карету, умчался прочь. Дама, войдя в гостиную, огляделась и с недоумением посмотрела на спешившую ей навстречу княгиню. Та тоже не в первую минуту узнала гостью, обе растерянно уставились друг на друга, а потом внезапно кинулись обниматься.

– Варя, ты ли это! – восклицала Елена Филипповна, прижимая к себе плачущую сестру.

Вошедший Петр Сергеевич поначалу не понял, кого так горячо обнимает его жена, но потом признал свояченицу.

– Варенька, радость-то какая, – растерянно сказал он, целуя родственницу, – какими судьбами, почему не сообщили нам о приезде? Где твой муж, где сын?

Княгиня взглядом его остановила. В этот вечер неожиданной гостье больше никаких вопросов задавать не стали и лишь на следующий день, оставшись наедине с сестрой, Варвара Филипповна плача поведала той о своих невзгодах.

– Ах, Леночка, родная, я так несчастна! Ты не поверишь, Серж… он сошел с ума, решил, что я ему изменяю!

– Боже мой, он действительно сошел с ума! – возмущенно ахнула Елена Филипповна. – Варя, бедняжка моя, расскажи толком, что случилось? Почему? Как?

Сочувствие сестры немного успокоило Варвару Филипповну.

– Приревновал меня к князю Юсупову, – утерев слезы, в последний раз всхлипнула она, – это какой-то нонсенс! Они дрались на пистолетах.

Елене Филипповне едва не стало дурно.

– Дрались, – безжизненным тоном повторила она, – дуэль. Кто-то… убит?

– Серж был ранен в руку. После этой дуэли все почему-то уверились в моей виновности, а Серж… он велел мне убираться, сказал, что близко не позволит подойти к сыну. Тогда я решила уйти от него, вернуться в Россию. В почтовой карете добралась до Страсбурга.

– В почтовой карете! – на лице Елены Филипповны был написан ужас.

– Французские дороги лучше наших, иначе я уже была бы мертва. К счастью, в Страсбурге я случайно встретилась с Лобановыми-Ростовскими. Они уехали из Парижа в день дуэли, поэтому все знали, и…. Короче, Анюта поначалу пыталась убедить меня вернуться в Париж, но я наотрез отказалась. Им ничего не оставалось, как любезно предложить мне место в своей карете. В пути мы больше о случившемся не заговаривали, в Вене и Варшаве даже побывали в театрах, так что путешествие меня несколько отвлекло от всего этого ужаса.

– Возможно, тебе действительно следовало вернуться к мужу и выяснить с ним отношения, – нерешительно заметила княгиня, – если он что-то и сказал сгоряча, то вскоре мог и одуматься. Серж всегда любил тебя.

– Нет, Лена, нет, ты бы видела его лицо! Когда его привезли после дуэли, он заявил, что если я не оставлю его дом, он… он отстегает меня ремнем и прикажет лакеям вышвырнуть на улицу. Такое я даже Лобановым постыдилась объяснить, сказала Анюте, что муж грозил меня убить.

– Лобановы ехали в Петербург? – спросила Елена Филипповна, пытаясь осмыслить все сказанное сестрой.

– Нет, в свое подмосковное имение. Мы доехали до Тулы, а там Анюта уговорилась со своим кузеном, что он по пути в полк меня к вам доставит. Он опаздывал, и мы так неслись, что экипаж чудом не перевернулся, – Варвара Филипповна, забыв о недавних своих слезах, весело рассмеялась.

– Не дай Бог, – перекрестившись, сказала княгиня, – но я одного не могу понять: что заставило Сержа настолько увериться в твоей вине, что он начал совершать столь безумные поступки?

– Ах, Леночка, тут одно объяснение: он глуп. Помнишь, я писала тебе о своей подруге Жермене Неккер и о том, что за ней ухаживал Юсупов? Так вот, Серж устроил скандал, заявил, что у нас с Юсуповым адюльтер, а Жермена лишь ширма. И Жермена тоже поверила, представь! Она была вне себя, у них с Юсуповым полный разрыв. Жермена дала согласие на брак с бароном де Сталь. Неккеры уже готовятся к свадьбе, и скоро Жерменя станет мадам де Сталь. Что ж, если ей угодно не доверять своим друзьям, то это ее дело. Когда-нибудь она поймет, что допустила ошибку, и что я ни в чем перед ней не виновата, но будет поздно.

В голосе Варвары Филипповны внезапно зазвучали особые нотки. Княгине они были хорошо знакомы – в детстве именно таким тоном маленькая Варенька говорила неправду. Печально вздохнув, Елена Филипповна подумала, что у Жермены Неккер, возможно, были основания для недоверия. Так это или нет теперь вряд ли можно точно установить, известно одно: спустя десятилетия Анна-Луиза Жермена, баронесса де Сталь, знаменитая французская писательница, посетив Россию, ни разу не поинтересовалась судьбой близкой подруги своей юности и в разговорах с окружающими никогда не упоминала ее имени. Почти уверенная в виновности сестры, Елена Филипповна тяжело вздохнула.

– Хорошо, Варя, не будем больше об этом говорить. Что ты теперь собираешься делать?

– Ах, Леночка, я не знаю, – Варвара Филипповна вновь разрыдалась, – эта дуэль… просто какой-то кошмар! Надеюсь, что Барятинский замнет, и дело не дойдет до государыни. Но самое ужасное…. Серж заявил, что потребует развода, а ребенок, которого я жду, не от него, и он его никогда не признает.

– Боже мой, Варя, – вспыхнувшая княгиня уже не в силах была сдерживаться, – ты ждешь ребенка! И ты могла себе такое позволить!

Варвара Филипповна надула губы:

– Неужели ты тоже поверила подобной клевете? Я знаю, ты недовольна, что я свалилась тебе на голову со своими проблемами, но куда мне было ехать? К папеньке в Петербург? Да как бы я доехала туда одна в моем положении? Можно было бы поехать к Катрин Хованской. Она теперь в Москве, только-только вышла замуж, Нелединский ее все-таки уговорил пойти с ним под венец. Я знаю, она меня приняла бы, но, согласись, приезд самой задушевной подруги во время медового месяца не к месту. Да и представь, какие разговоры пошли бы, а Лобановы-Ростовские не станут болтать, я уверена. Я приехала к тебе, а ты…. Хорошо, я завтра же уеду.

– Не говори глупости, Варя, ты моя сестра, что бы ты ни натворила, и я тревожусь о твоей судьбе. Ты можешь до конца жизни прожить с нами в нашем доме, мы будем только счастливы, но вряд ли тебя такая жизнь устроит, так ведь? Поэтому я и спрашиваю: что ты собираешься делать? Ведь если, – княгиня смущенно запнулась, – если у твоего мужа есть… доказательства, он может потребовать развода.

То, что у ее мужа могут быть доказательства, Варвара Филипповна отрицать не стала.

– Ты права, Леночка, в своем нынешнем безумии он на все способен, – задумчиво протянула она, – однако во Франции я не в силах была ничего сделать, поэтому и спешила в Россию.

– Но что ты сможешь здесь? – в голосе Елены Филипповны звучало отчаяние. – Ах, какой ужас, Варя, что будет с твоей жизнью!

– Перестань, все уладится, – тон Варвары Филипповны стал спокойным и рассудительным, как у человека, трезво взвешивающего все «за» и «против», – прежде всего я напишу Катрин Нелидовой, попрошу ее между делом напомнить обо мне цесаревне. Дело в том, что четыре года назад, когда их высочества посещали Францию, Мария Федоровна была ко мне столь добра, что обещала, если я рожу дочь, стать крестной. Правда, я тогда родила сына, но она наверняка вспомнит свое обещание.

– Но, Варя, удобно ли при подобных обстоятельствах….

– А почему бы нет?

– Не знаю, сестра, если Серж потребует развода….

– Не потребует, – небрежно возразила Варвара Филипповна, – я напишу также и графу Строганову. Пусть объяснит племяннику: если Серж вздумает учинить скандал, то сильно пожалеет. Ты знаешь, что опальный князь Куракин – франкмасон? Он увлек масонскими идеями великого князя. Четыре года назад в Париже они с Сержем, оба переодетые, сопровождали цесаревича на тайное собрание.

– Я не понимаю, Варя, какое это имеет отношение…

– А ты слушай. Теперь Серж с Куракиным состоят в тайной переписке. Три последних письма, полученных Сержем от князя, у меня. Покажи кто-нибудь эти письма государыне, в крепость будут брошены не только мой муж и Куракин, но и многие другие, чьи имена упомянуты в письмах, – те, кто хотят восстановить справедливость, полагая, будто государыня незаконно узурпировала престол, принадлежащий ее сыну.

Княгиня похолодела.

– Молю тебя, Варя, подумай прежде, чем сделать что-либо противное Богу и совести!

– Пусть меня к этому не принуждают! Однако же, Леночка, как ты побледнела! – криво и неприятно усмехнулась Варвара Филипповна. – Не волнуйся, до этого не дойдет: граф Строганов умен и понимает, как важно быть в хороших отношениях с двором. Именно поэтому он позволяет собственной жене Екатерине Петровне открыто жить с бывшим фаворитом государыни Римским-Корсаковым.

– Ах, Варя, – устало возразила Елена Филипповна, – к чему нам обсуждать чужие дела?

– Я к тому говорю, что государыня поначалу хоть и гневалась на Корсакова, но теперь покровительствует этой связи, хотя к себе любовников и не допускает. И, чтобы угодить ей, граф Строганов позволяет жене рожать детей от другого мужчины, выделил ей состояние и даже не запрещает видеться с их общим сыном Павлушей. Поэтому, будь уверена, Строганов не позволит Сержу довести дело до крайности, вряд ли графа порадует, если обнаружится, что его родной племянник участвует в заговоре. Так могу я у тебя пожить, пока все не уладится?

– Да-да, конечно, живи у нас, сколько захочешь. А теперь, извини, Варя, мне пора кормить грудью Петрушу.

Варвара Филипповна уставилась на сестру в величайшем изумлении.

– Ты кормишь сама? Леночка, что за блажь на тебя нашла? Это даже неприлично, – она тряхнула головой, и сама посмеялась нал своими словами: – Забавно, наверное, мне в моем положении рассуждать о приличиях, да? Пойдем, родная, покажи мне своих детей, я ведь еще даже не знакома с племянниками.

По приезде в имение Вадбольских Варвара Филипповна сразу же сумела всех, от дворовых людей до маленьких племянников, очаровать своим дружелюбием, а, главное, тем, что спокойно и просто отвечала на все вопросы окружающих о Париже и Франции.

Более других, конечно, радовалась ее приезду гувернантка Лизы и Мавруши мадам Лоран. Парижанка до мозга костей, она осталась без средств к существованию, сделав приличное приданое обеим дочерям, и пять лет назад покинула Францию, чтобы зарабатывать себе на жизнь в далекой холодной России. Первое время после приезда в Москву мадам Лоран давала уроки дочерям зажиточных мещан, но теперь уже три года служила гувернанткой в имении князей Вадбольских. Встретить даму, только что вернувшуюся из Парижа, было для нее истинным счастьем, и она немедленно поинтересовалась:

– Вы видели новую оперу, мадам? Старое здание в Пале-Рояль сгорело как раз за неделю до моего отъезда из Парижа, и народ был в отчаянии, но я читала в газете, что король велел отстроить оперу заново.

– Пожара я не помню, он случился еще до нашего приезда, – улыбнулась Варвара Филипповна, – а новое здание находится у заставы Сен-Мартен, оно прелестно.

– Ах, как хорошо, мадам, Париж не может жить без оперы! Мне жаль старую оперу, но, говорят, то место в Пале-Рояль было несчастливым.

На следующий день и горничная Феклуша, помогавшая Варваре Филипповне одеваться, полюбопытствовала:

– Барыня, а верно ли сказывают, что во Франции нет крепостных?

– Верно, Феклуша, поэтому народ там живет много хуже нашего. Люди прямо на улицах падают и умирают с голоду, а пару лет назад, когда выдалась холодная зима, многие по ночам замерзали прямо в своих постелях.

– Господи, – девушка истово перекрестилась, – помилуй и благослови наших добрых господ за то, что они дают нам кров и пищу!

– А что, барин Петр Сергеевич добр? – глядя в зеркальце, спросила Варвара Филипповна с обычной своей приветливой улыбкой.

– Очень добр, мы за его здоровье и здоровье барыни вечно Бога молим. Зимой у Прохоровых изба сгорела, так барин всю семью в господский дом поселил, пока новый дом не отстроили. И управляющему мужиков на конюшне сечь не велит.

Варвара Филипповна девушку не слушала, а, разглядывая свое лицо, недовольно думала:

«Пятна пошли. В прошлую беременность у меня такого не было»

– Ты, наверное, плохо спала, Варенька, – обеспокоенно сказала княгиня вышедшей к завтраку сестре. – Садись, я специально для тебя велела испечь творожный пудинг.

Кроме них в столовой были лишь мадам Лоран и Лиза с Маврушей, чинно восседавшие на другом конце стола – Петр Сергеевич вставал рано и уезжал в поля, а младшие дети завтракали в детской с няней. Покосившись на гувернантку, Варвара Филипповна пожаловалась:

– Леночка, у меня вдруг пятна пошли. Ты чем-нибудь пользовалась во время беременностей? У тебя, смотрю, лицо чистое.

– Матрена Саввишна варила мне настойку из трав для умывания, к ней все бабы из деревни за настойкой идут. Если хочешь, Лиза с Маврушей тебя до ее дома проводят, как на прогулку пойдут.

– Вели меня позвать, когда они соберутся, – Варвара Филипповна отодвинула тарелку и поднялась, – я пока поднимусь к себе.

Всю дорогу до дома Матрены Саввишны и обратно девочки, держа обожаемую тетку за руки, с двух сторон сыпали вопросами, перемежая французскую речь с русской.

– Тетя Варя, кто красивее, наша государыня или королева Мария-Антуанетта?

– Тетушка, сколько платьев у маленькой дофины?

Она отвечала первое, что приходило на ум, а сама печально думала:

«Выйди я за князя Вадбольского, все здесь было бы моим. И мы теперь путешествовали бы по Европе, слушали оперу в венском театре или любовались полотнами голландских живописцев. Уж мне-то наверняка удалось бы заставить князя предпочесть жизнь в Европе этому убогому деревенскому существованию. Я знаю, что нравилась ему, почему же он так внезапно изменил свои намерения и предпочел Лену? Что же такого она сказала ему обо мне накануне? Ах, сестра, не сейчас, но когда-нибудь ты мне за это заплатишь! Серж… С ним я хотела бежать от нищеты отцовского дома, но теперь я понимаю, что мой муж по сравнению с Куракиным, Лобановым-Ростовским и Юсуповым всего лишь бедный служащий. Мать несправедливо обделила его, завещав почти все свое имущество второму сыну Николаю, которого обожала. Наследство от тетки? Да эта тетка нас всех переживет! Я готова была бросить Сержа и уехать с Юсуповым, но после дуэли князь струсил, побоялся скандала и сбежал. Ах, Лена, сестра, почему по твоей милости я вынуждена была столько перетерпеть!»

Прервав мысли Варвары Филипповны, Лиза с Маврушей бросились навстречу подъехавшей коляске.

– Бабушка!

Лакей помог Марфе Ефимовне выйти – с возрастом она все реже приходила в Покровское пешком, предпочитая прогулку в открытом экипаже. Вежливо, но холодно старая княгиня поздоровалась с Варварой Филипповной. Она была единственной, на кого не действовали обаяние и обходительность красивой родственницы, возможно, объяснялось это ревностью. Во всяком случае, когда Марфа Ефимовна видела, с каким обожанием ее внучки смотрят на недавно ворвавшуюся в их жизнь тетку, в ней пробуждался инстинкт собственника, и теперь, по-хозяйски обнимая девочек, она ворчала:

– Ну-ну, с ног бабушку собьете. Будете хорошо есть за обедом, нынче увезу вас к себе. Новый номер «Детского чтения» пришел.

После смерти мужа Марфа Ефимовна по совету приятельницы Муромцевой от тоски начала выписывать газету «Московские ведомости», выпускаемую издательством господина Новикова. Не так давно приложением к газете стал издаваться журнал «Детское чтение для сердца и разума» под редакцией молодого писателя Карамзина. Рассчитан он был на детей постарше, лет двенадцати-пятнадцати, но Лиза с Маврушей его обожали, хотя понимали не все. После слов Марфы Ефимовны девочки в восторге запрыгали и захлопали в ладоши.

– Бабушка, пусть нам Параша еще раз прочтет о Хризомандере!

Дворовая пятнадцатилетняя девка Параша специально была обучена старой княгиней для чтения – сама Марфа Ефимовна уже плохо видела и читать не могла, а к выписанным из Швейцарии очкам так и не привыкла. Теплым летним вечером Марфе Ефимовне выносили на крыльцо кресло, а девочки устраивались на деревянных ступеньках рядом с Парашей, и та, сама увлеченная содержанием, звучно и медленно читала вслух.

– Я хочу «Об орле», бабушка! – теребила бабку Мавруша.

– А это уж как вы себя нынче за обедом покажете, – строго отвечала внучкам старуха, тяжелым шагом идя к дому с ними в обнимку, – хорошим едокам будет и хорошее чтение. Здравствуй, Леночка, – приветствовала она вышедшую ей навстречу Елену Филипповну, – явилась я к вам, нежданно-негаданно. Не прогонишь?

Княгиня со смехом поцеловала свекровь в подставленную сморщенную щеку.

В обед за столом собралась вся семья. По окончании трапезы Петр Сергеевич вновь уехал в поля, Марфа Ефимовна увезла к себе старших внучек с гувернанткой, а шаловливых близнецов и крикливую Вареньку уложили спать. Княгиня велела вынести на веранду колыбельки Петруши и Сашеньки. Девочка, поев, сладко спала, А Петруша все никак не хотел утихомириться, хотя материнское молоко уже стекало у него с губ из переполненного животика. Варвара Филипповна, выйдя следом за сестрой, с трудом сдерживала раздражение.

Наконец мальчик притих, Елена Филипповна осторожно уложила его в кроватку, но он тут же завопил, да так громко, что разбудил Сашеньку. Та распахнула сонные глазки и жалобно захныкала.

– Ах, Петруша, – со вздохом сказала княгиня и, вновь взяв на руки сына, начала качать его, покуда он не притих.

– Ты его избаловала, – не выдержала Варвара Филипповна, – положила бы, покричал бы и заснул.

– Старшие, бывало, покрутятся немного и засыпают, – оправдывалась княгиня, – а этот почти не спит. Слабенький родился, еле выходили. Смотри, и Сашеньку разбудил.

Варвара Филипповна вытащила из люльки разбуженную племянницу и баюкала ее, пока девочка вновь не уснула.

– Сашенька больше моя, чем твоя, – с улыбкой глядя на девочку, заметила она, – ты никогда не замечала?

Княгиня внимательно посмотрела на дочь, перевела взгляд на сестру и задумчиво покачала головой.

– А я-то все думала, в кого она пошла? Лиза с Варенькой больше с отцом схожи, Мавруша со мной, мальчики где-то середка на половинку. Теперь и сама вижу: Сашенька личиком вылитая ты, – от этого открытия сердце Елены Филипповны внезапно защемило тревогой за сестру. – Варя, почему ты мне никак толком не скажешь, какой у тебя срок? Когда тебе рожать?

Взгляды их встретились.

– Где-то, – Варвара Филипповна запнулась, – в декабре.

Елена Филипповна мысленно подсчитала и вздохнула – весь март, как следовало из последнего письма сестры, та провела в Швейцарии, вдали от мужа. Господи, спаси и сохрани Варю! Она мягко спросила:

– Ты не думаешь, что хорошо бы тебе поговорить с нашим священником, Варенька?

Варвара Филипповна понимающе усмехнулась, бережно уложила Сашеньку обратно в колыбельку и с улыбкой согласилась:

– Ты права, сестра, для моей души это будет полезно. Я скажу тебе, когда почувствую, что готова.

В начале сентября в имение Вадбольских неожиданно приехал муж Варвары Филипповны, Сергей Николаевич Новосильцев. Для всех, кроме князя и княгини, знавших правду, его приезд выглядел совершенно естественным. Супруги общались друг с другом приветливо, и Елена Филипповна ни о чем сестру не расспрашивала, считая, что ей не следует лезть не в свое дело.

Спустя два дня князь пригласил свояка поохотиться на вальдшнепов. Им повезло быстро отыскать хорошую вальдшнепиную высыпку. Лягавая Пчелка спокойно улеглась на землю, поджидая, пока охотники сделают большой полукруг, а потом по свисту князя прямо на них подняла стаю.

– Хорошая у тебя собака, Пьер, – похвалил Сергей Николаевич, когда князь укладывал в сумку очередную добычу, – ни разу зря не спугнула.

– Умна, все понимает. Нынешней весной мы пошли с ней охотиться на тяге, забрели в лес, и вдруг слышу волчий вой, а потом и сам волчище выходит. Волков у нас тут сроду не водилось, лес редкий, забрел откуда-то, видно. Ружье у меня дробью заряжено, с таким на серого не пойдешь. Стоим мы с ним, смотрим друг на друга, и тут Пчелка из-за кустов выбегает, прямо к нему, нос к носу. Я поначалу думал, он ее разорвет, ан нет – она вокруг него вьется, хвостом виляет, он за ней. Так и увела его. Мы уж горевали, решили, что погибла собака, но она через месяц вернулась. А еще через месяц волчат принесла. Фома, собачник мой, их теперь обучить пытается, не знаю, что выйдет.

– В Литве, я слышал, лучшие гончие от помеси с волком получаются, а насчет легавых не знаю, – сказал Новосильцев.

– Вот и я тоже не слышал, но пусть попытается. Однако пора нам возвращаться, – князь поудобней пристроил на плече тяжелую сумку, – моя княгиня тревожиться станет, коли к обеду не вернемся.

Когда они двинулись по направлению к дому, Сергей Николаевич наконец решился.

– Я хотел просить твоей помощи, Пьер, ты ведь, наверное, знаешь о наших с Варей обстоятельствах.

Петр Сергеевич смутился.

– Ну… да, в общих чертах.

– Думаю, не стоит играть словами. Я хотел развестись, у меня есть все доказательства, свидетели, их застали…. Нет смысла объяснять. Дядя убедил меня, что этого делать нельзя, у Вари есть письма, которые могут погубить не только меня. Конечно, нужно было их сразу уничтожить, но как я мог подумать…. Я просил Варю вернуть их мне или уничтожить в моем присутствии, сказал, что не стану поднимать вопрос о разводе, даже признаю ребенка своим и в силу возможностей выделю ей содержание. Однако ей этого мало. Она желает, чтобы мы вели прежнюю жизнь, и в глазах света выглядели любящей парой. Возможно, меня пошлют в Стокгольм по делам службы, она желала бы отправиться туда вместе со мной. Для меня это немыслимо.

– Я понимаю, – князь сочувственно вздохнул, – но что я могу сделать?

– Вы с Леной имеете влияние на мою жену, сестра единственный человек, которого она действительно любит. Убедите Варю вернуть мне письма и согласиться на мои условия.

– Увы, Серж, это не в нашей власти. На Варю никто не имеет влияния, и, прости меня, я сомневаюсь, что она способна любить. В одном только ты можешь быть уверен: пока в глазах света вы будете любящей парой, твоя жена никогда и никому ни слова не скажет о письмах, она не враг самой себе.

Сергей Николаевич печально опустил голову.

– Значит, у меня нет выхода, – с горечью прошептал он, – нужно было уничтожить письма, моя вина.

Спустя неделю Новосильцевы уехали в Петербург, а в январе Елена Филипповна получила письмо, в котором сестра сообщала о рождении девочки.

«Великая княгиня Мария Федоровна оказала нам честь, став крестной матерью нашей дочери, – писала Варвара Филипповна, – Серж очень мил и прекрасно относится ко мне и детям, я всем довольна…»

Елена Филипповна отправила сестре поздравления от всей своей семьи и больше ей не писала.