Текст книги "Повелители времени"

И лишь один устоял на ногах.

Его одежда свисала лохмотьями, доспехи были помяты и раны кровоточили. Но Великий Больг не мог быть сломлен никакой силой мира. Он походил на скалу, о которую разбиваются волны. Камень, отброшенный создателями мира, он словно бы стал осью, вокруг которой вертится этот мир.

– Уймись, хвостатый обжора! – прокричал Горбац на языке, который был древнее языка Черных легионов и ученых. – Уйди, мерзавец, низшее из существ. Уйди туда, откуда явился!

Сидевший на спине дракона отдал приказ.

Дракон распахнул свою пасть, извергая огонь.

Горбац увидел летящее пламя, направленное прямо на него, и понял, что это конец. Ничто в этом мире не в силах устоять перед огнем дракона. Но и теперь мужество его не покинуло. Он поднял боевой топор и неколебимо стоял, в то время как полыхающее пекло окутывало его.

– Я Горбац…

Языки пламени столкнулись над ним, а когда рассеялись, от него ничего не осталось.

Дракон принялся снова извергать огонь, но его седок натянул поводья. Стальные когти пробороздили землю. Дракон заметался по кругу и, ударив оземь огромным хвостом, взмыл вверх.

Друзья, все еще стоявшие на башне, видели все это, и страхом наполнились их сердца.

Чудовище расправило крылья. На одно мгновение оно застыло в воздухе. Азантуль, сидя на его спине, посмотрел в сторону обладателей колец. С удивительной отчетливостью они различали каждую деталь его доспехов, понимали каждое слово, произнесенное им.

– Дрожите, твари, и преклонитесь перед вашим господином!

– Никогда! – крикнули друзья.

Дракон набрал в легкие побольше воздуха, чтобы выдохнуть смертельную струю огня. В этот миг черное солнце погасло. И далеко на западе, на какой-то возвышенности, что-то блеснуло.

Это Высокий Эльфийский Князь, стоя на вершине башни в крепости Тол Андреат, поднял свое кольцо.

Ветер усилился. Но в этот раз это не был черный ураган, несущийся из бездны, а чистый и ясный ветер, летящий с горных вершин. Воздушный поток подхватил дракона и, раскрутив, швырнул вверх. Выпущенное пламя прошипело в пустоте. Чудовище ударило крыльями, но против этой силы оказалось беспомощным. Шквальный ветер уносил его все выше и выше. Азантуль, сидевший на спине дракона, попытался повернуть его, но тщетно. Донесся его крик, и он был отброшен за море к далеким черным облакам, в которых прогремел, а потом смолк, словно последний отзвук грозы.

Ким и его друзья стояли на башке. Воцарилась тишина, как будто с последним этим криком весь мир онемел.

Фабиан нагнулся. Упираясь ногой в пустые доспехи, единственное, что осталось от Азратота, он извлек оттуда клинок. Изратор сиял так ослепительно, словно не побывал в бою.

– А что будет с нами? – спросил Ким.

Прежде чем кто-либо успел открыть рот, ответ пришел сам.

Фабиан, Гилфалас и Бурин начали бледнеть. В следующую секунду они стали прозрачными, и сквозь них можно было увидеть очертания башенных зубцов, даже структуру камня. Затем они исчезли, будто и не стояли там.

Ким остался наедине с пустыми доспехами Азратота и мертвым Талмондом, чьи глаза уставились в небеса.

– Кто-то должен отнести его вниз и предать земле, – сказал Ким.

Он не заметил, что говорит вслух. Внезапно оказалось, что он здесь не один.

– Ты не можешь взять на себя ответственность за все судьбы мира, маленький фольк, даже если ты и носитель седьмого кольца, – сказал Эльфийский Князь.

– О! – только и воскликнул изумленный Ким. – Откуда вы пришли?

Арандур улыбнулся.

– По-моему, остались только мы, – продолжил он, не ответив на вопрос. – Не значит ли это, что нам следует держаться вместе?

– Итак, власть Тьмы побеждена? – спросил Ким. – И Азантуль… и дракон?..

– О нет, – ответил Князь. – Азантуль лишь изгнан и непременно вернется. И будет новая битва, когда Хельмонд, сын Талмонда, поднимет меч своего отца. Дракон опустошит местность, которую потом назовут Разрушенной страной, затем Высокие Стены Мрака будут снесены, а магия людей, гномов и эльфов создаст Ограничительный Пояс, который отделит темных эльфов от Среднеземья на тысячу лет.

– И фольк появится через… через триста пятьдесят лет?.. Ах, как бы я хотел это увидеть, – сказал Ким.

Высокий Эльфийский Князь покачал головой.

– Всему свое время, – повторил он. – А сейчас нам время искать дорогу назад.

– Домой?

Но разве может он, оказавшийся где-то между мирами, когда-нибудь снова попасть домой?

Арандур взял его за руку. Они проходили между деревьями, где в ветвях пели птицы.

– Домой, в Эльдерланд.

– Ах, Алексис, старый осел! Я ужасно рад, что отыскал тебя.

Альдо было так хорошо, что от радости хотелось плакать. Осел смотрел на него так, будто хотел сказать: «Нашел время!» Впрочем, он на мгновение утратил свое обычное дурное настроение. Вероятно, он так долго плутал среди времен и миров, что был рад встретить любое знакомое лицо, пусть даже это был и его хозяин.

– Ты скверно выглядишь, – пожалел его Альдо. – Тебя что, никто не кормил?

Альдо говорил лишь затем, чтобы осел не разгадал его намерений, пока он пытается ухватиться за обрывок веревки. Но тот позволил захомутать себя без сопротивления.

– Теперь пошли, хороший ты мой. Посмотрим, как завоевывают землю.

Он легонько потянул за веревку. Животное заупрямилось, вскинув голову. Но у Альдо создалось впечатление, что такое поведение осла спровоцировало не врожденное упрямство. Ему показалось, что Алексис чего-то ждет. Да, кто-то спускался по Проходу. Сначала Альдо разглядел лишь фигуру, одетую во что-то светлое, затем он распознал в ней юную девушку-фолька. Сквозь светлые, немного взъерошенные волосы выглядывали заостренные уши. Ее глаза были широко распахнуты, словно она смотрела на мир впервые.

– Привет! – крикнул ей Альдо.

Она вздрогнула и остановилась.

– Не убегай! – попросил юноша. – Я ничего плохого не сделаю. Подожди!

Быстрыми шагами пошел он к ней. Алекс следовал за ними, как ягненок. Девушка продолжала стоять и молчала. Альдо, приблизившись к ней, откашлялся.

– Привет, – повторил он. – Меня зовут Альдо, точнее, Альдерон. А это мой осел Алексис. А как зовут тебя?

Девушка посмотрела на него, затем на осла:

– А-Алексис.

– Нет, тебя не могут так звать. У тебя что, нет имени?

Она пожала плечами.

– Яди, – произнесла девушка. – Меня зовут Ядира.

Теперь он увидел и остальных. Они двигались с повозкой, в которую был впряжен пони. Сначала все это походило на мираж, но затем послышались низкие голоса мужчин, радостный смех детей и болтовня женщин. Недаром фольки слывут большими сплетниками.

Альдо огляделся. Вокруг поднимался туман. Перед ними раскинулась земля, высились волнообразные холмы, покрытые лесами, перелесками, пересекаемые ручьями и реками. Зеленая земля лежала не тронутая прошлым, ничем не обремененная.

Альдерон взял Ядиру за руку.

– Пойдем, – позвал он, – домой, в Эльдерланд.

Они спускались по древней дороге, держась за руки.

КРУГ ЗАМЫКАЕТСЯ

Чтобы понять конец всей этой истории, вернемся в один удивительный день поздней зимы 778 года по летосчислению фольков, которое имеет право существовать, как любое другое. Представьте, что мы находимся в комнате с камином в доме хранителя, в непосредственной близости от Нового Музея, уже четыре столетия называющегося так. Аромат летнего вина, перемешанный с запахом табачного дыма, заполняет комнату. Трое сидят, склонившись над смятым засаленным куском пергамента: юный фольк с вьющимися волосами, глядя на которого никак нельзя сказать, что он является хранителем и членом Совета Эльдерланда, тучный пожилой торговец, смущенно крутящий в пальцах великолепную пенковую трубку, и пожилая упитанная женщина-фольк.

– Это довольно трудное предложение, – сказал Ким. – Перевести следует примерно так: «Фабиан Пятый Алексис» – это его второе имя или что-то вроде того. «По милости Отца и Матери и по призыву войска»… нет: «По требованию войска император приглашает по случаю своей коронации кого-либо из членов Совета Эльдерланда в первый день месяца импримис в город Великий Ауреолис». Месяц импримис – первый по календарю людей, но третий по нашему, и его мы называем «весенник», – пояснил Ким.

– Но первый день месяца весенника, это ведь уже через четырнадцать дней, – сказала госпожа Мета.

– Подождите, здесь еще что-то написано, – заметил Ким.

Размашистый почерк, несомненно, принадлежал кому-то другому. Ким нахмурил лоб.

– Я не могу это прочесть, – произнес он. – Письмо так замусолено, дорогой Марти, а чернила расплылись так, что ничего не понять.

– Но все же это – приглашение на коронацию в Великий Ауреолис! – сказал Март Кройхауф, словно оправдываясь.

Ким удивленно поднял брови:

– Я не думаю, что господину Фабиану во время этой церемонии понадобится наша помощь.

– Но с какой стати вообще будет проходить коронация? – поинтересовалась госпожа Металюна. – Я думала, что господин Фабиан уже давно император!

– Император, да, – согласился Ким, так как не мог противоречить историческому ходу вещей. – Провозглашен на поле битвы. Со времен Хальмонда, в течение тысячи лет, ни с кем такого больше не случалось. Но по старинной традиции коронация бывает в первый день года. Фабиан может уже править, но лишь после коронации он станет в глазах Божественной Четы повелителем народов Среднеземья, – объяснил Ким.

– И поэтому очень важно, чтобы кто-то из фольков принял участие в этой церемонии, – сделал еще одну попытку Март Кройхауф. – И это должен быть ты.

– Но почему же именно я? – усомнился Ким.

– Ты не хочешь, по крайней мере, созвать Совет?

– Каким образом? – спросил Ким и начал перечислять: – Помещик Родерих пока еще несовершеннолетний, а жрицы, госпожи Марины, сейчас здесь нет. Что же касается бургомистра, то он будет выбран только через два месяца, к майским праздникам… – При этом он бросил взгляд на торговца, как бы говоря: «Погоди, дружок».

Мартин Кройхауф развел руки:

– Я бы согласился. В качестве официального представителя Эльдерланда… – Потом его лицо стало серьезным, и он продолжал: – Но без меня здесь не обойтись. Даже если враг изгнан, опасность голода еще существует. Только когда посаженное семя принесет плоды, мы сможем облегченно вздохнуть. Еще нам надо принять помощь, которая придет из Империи, и кто-то должен ее распределить. Будут выборы или не будут, все равно в настоящем положении дел им нужен такой, как я, который стоял бы во главе городского управления и мог навести порядок. А кроме того… – Он не договорил.

– Что «кроме того»? – переспросила госпожа Мета в ожидании новости, которой она потом сможет поделиться с городским рынком.

И Ким, будучи фольком, прекрасно понимал, что Кройхауф должен сейчас сказать что-то важное.

– Было что-то еще? – поинтересовался он.

– М-да, – замялся торговец, при этом на щеках у него выступил румянец, причиной которого было не только смущение. – Знаешь, Ким, после того как мой сын Каролус так разочаровал меня…

– Каролус?

– Да, Карло! Ты же его знаешь. Так вот… Мы даже и не смели мечтать об этом, но моя жена ждет ребенка. Если будет мальчик, я назову его Алексисом, а если девочка, тогда посмотрим.

– Это хорошая новость! – сказал Ким, протянув ему руку.

Госпожа Мета поспешила согласиться.

– Мои сердечные поздравления! – воскликнула она.

Глаза ее загорелись от мысли, что завтра она обо всем этом расскажет на рынке.

– Но теперь ты должен торопиться, Марти. Будущую мать нельзя надолго оставлять одну.

Прежде чем будущий отец успел опомниться, он был уже вежливо препровожден к двери. Но на ходу он обернулся:

– Может, ты все-таки поедешь, Ким?

Ким пожал плечами:

– Времени все равно слишком мало. Понадобилось бы два дня быстрой ходьбы, чтобы дойти до первого поста Имперского легиона – того, что в болотах. И кто знает, смог бы я там получить сопровождение или хотя бы взять повозку для путешествия в Великий Ауреолис.

– Я бы предоставил тебе пони, за счет Совета, – сказал торговец. – Но их всех сожрали больги, когда опустошали Альдсвик. Никого не осталось.

– Даже осла?

– У нас раньше имелся осел, но это было давно… – начал было Кройхауф. Но громкий смех госпожи Металюны заставил его замолчать. Естественно, она стояла и подслушивала под дверью и не смогла удержаться, чтобы не расхохотаться.

– Не только раньше, Марти, не только раньше…

– А у вашей экономки определенно есть лошадь, – фыркнул Кройхауф, прежде чем развернуться и уйти.

Ким только и успел закрыть за ним дверь, чтоб вслед за этим разразиться хохотом, который он больше не мог сдерживать.

– Он ничего не умеет сделать толком, наш будущий бургомистр, – сказал Ким, утирая слезы смеха. – Разве только сына своего назвать именем великого императора…

– Не говорите ничего плохого про Карло, – сделала ему выговор госпожа Металюна. – Может, кто и считает его глуповатым, но у него золотые руки. А Марти непременно хотел сделать из него торговца.

– Жаль, когда отцы не понимают, что их дети не могут быть такими же, как они, – размышлял вслух Ким.

– Но теперь-то он понял. Карло работает сейчас у старого Хиннера. Тот потерял ногу на войне и сам не справляется. Кроме того, он глух, поэтому его не волнует, что Карло не больно речист. А работать парень умеет! И кто знает, может быть, Карло получит от Хиннера в наследство дом?

– Все, что ни делается, все к лучшему, – улыбнулся Ким. – Но все равно мне жаль маленького Алексиса.

Затем он отправился в комнату, чтобы остаться одному, подумать и выкурить трубочку.

Итак, зима прошла, и наступила весна. В первый день мая, который еще называют «месяцем наслаждения», на лугу отмечался праздник. Это было как во времена перед войной. Только старая липа, под которой в течение столетий женихи и невесты давали согласие, была срублена топорами больгов. Но теперь на старом месте рос саженец, и в его бедной еще тени объявляли результаты выборов.

Мартен Кройхауф, сделав себе имя на геройском прошлом, не боялся соперников и действительно выиграл с большим отрывом от других. Отдала ли за него свой голос Металюна Кнопф – это навсегда останется тайной. Стоя в полном облачении бургомистра – хотя и с более тонкой золотой цепью, нежели старая, которую похитили больги, – Кройхауф был великолепен.

Урожай в этом году выдался богатым, чему радовался и стар и млад на большом рынке Альдсвика. На рыночную площадь и в близлежащие переулки стекался народ, чтобы поторговаться или просто поболтать. И, конечно же, фольки, страстно любящие посплетничать, не могли упустить такую возможность.

А в этот раз было что обсудить. За два дня до открытия ярмарки у жены бургомистра Альдсвика Петронеллы Кройхауф родился сын.

По случаю этого бургомистр в «Золотом плуге» угощал пивом, причем не только богатых и знатных, как обычно, но – вопреки всем обычаям и традициям – всех, кто оказался этим вечером в заведении.

– Отец Одильон! – воскликнул радостно торговец, увидев среди присутствующих его худощавую фигуру. – Не хотите ли присоединиться к нам и чокнуться за рождение моего сына?

– С удовольствием! – ответил тот. – Но не обижайтесь, кум Кройхауф, я бы охотнее остался здесь, среди мне подобных. Все же я хочу дать вам благословение. Как зовут вашего малыша?

– Ну, моя жена, которая в таких вещах всегда права, решила, что имя Алексис больше подходит для осла. Поэтому мы назвали его Альдероном, в честь предводителя фолькского народа, первым пришедшего в Эльдерланд.

– Альдерон! – крикнули все стоявшие рядом. – Да здравствует Альдерон!

Господин Кимберон, сидя в углу трактира и потягивая пиво, улыбнулся.

Пару дней спустя в Альдсвике произошло одно событие, не такое шумное, как открытие ярмарки, но не менее значимое.

Марина, которая снова поселилась в своем старом доме неподалеку от Виндера, загодя явилась в дом хранителя, чтобы помочь госпоже Металюне с приготовлениями. Хотя та и не терпела посторонних у себя на кухне, сейчас она была втайне горда, что сама жрица посвящает ее в тайны приготовления обеда из одного блюда, о котором ходили легенды. И вскоре можно было увидеть, как обе женщины, склонив головы, рассказывают друг другу то, о чем никогда не узнает ни один мужчина-фольк.

Вечер 22 сентября выдался мрачным. Все небо затянули тучи, закрыв собой звезды. В сумеречном свете показались две фигуры, которые двигались по гравийной дороге, ведущей к небольшому домику. Он, словно нуждаясь в защите, притулился к огромному зданию Музея истории Эльдерланда.

Один из шедших был худ, но довольно широк в плечах. Его темно-русые волосы, падавшие на плечи, были собраны тонким золотым обручем. Куртку из заклепанной кожи с тонким орнаментом покрывала шерстяная накидка красного, даже пурпурного цвета. Его рубаха и штаны были сшиты из тончайшего льна, а сапоги – из наилучшей кожи. Кайма, обрамлявшая запястья, сверкала золотом. Меч, висевший в отделанных серебром кожаных ножнах, был, казалось, простой работы. Только при ближайшем рассмотрении можно было понять, что это оружие – настоящее произведение кузнечного искусства.

Шедший рядом был мал и крепок. Очень мал и очень крепок. Под кожаным одеянием он носил кольчугу тонкой работы. В вечернем свете она, надетая на объемный живот, отливала золотом. Голову его покрывал украшенный чеканкой шлем, из-под которого торчали кудрявые рыжие волосы и борода, свисавшая на грудь. Сбоку в кожаном футляре висел тяжелый топор с двойным лезвием. Несмотря на короткие ноги, гном ничуть не отставал от идущего рядом.

Огромное здание музея заслонило собой последние звезды.

– Почти как тогда, Бубу. Как будто ничего и не изменилось, – сказал мужчина гному.

Тот посмотрел на него с укором.

– Только твоя одежда пообносились. А вот физиономия раздобрела.

Второй ухмыльнулся:

– И это говорит мне тот, кто женился на женщине-фольке, чтобы та его откармливала.

Прежде чем гном успел что-то возразить, дверь широко распахнулась. Оттуда полился свет. Перед ними стояла маленькая полная улыбающаяся женщина.

– Добро пожаловать, ваше императорское величество, а также Владыка Бурин, сын Балорина из рода Брегорина.

– Марина, ты знаешь, что для тебя я всегда Фабиан. – Сказав это, рослый мужчина обнял ее, притянув к себе так, что ее ступни оторвались от пола.

– А как же я? – прогремел Бурорин. – Я так долго тебя не видел!

Марина высвободилась из объятий Фабиана.

– Ах, Бубу, – сказала она, поцеловав его в щеку, – что такое два дня?

– Вечность! – воскликнул он.

– Ты и без того со мной каждый день, – заметила Марина. – И каждую ночь, – прошептала так, чтобы только Бурин мог ее услышать.

– Что остальные? – спросил Фабиан. – Уже здесь?

– Смотрите сами! – сказала, улыбнувшись, Марина.

В этот момент дверь во внутренние покои дома отворилась, и на пороге показался хранитель Музея истории и член Совета Эльдерланда Кимберон Вайт. На его плечи была наброшена домашняя накидка винно-красного цвета. Таков обычай фольков, когда они принимают гостей в собственном доме. Его заостренные кверху уши немного покраснели, как бывало всегда, когда он чувствовал себя счастливым. Русые волосы были растрепаны, а голубые глаза блестели.

– Входите! Вы почти последние!

Арандур Элохим, Высокий Эльфийский Князь, поднялся, когда они вошли. Присущее ему величие делало его заметным везде, где бы он ни появлялся.

– Добро пожаловать! – приветствовал он всех. – Благословение Божественной Четы да будет с вами!

Рядом с ним находился эльф, одетый в светло-серебряное, и эльфийская девушка. На ней были белые струящиеся одежды, на голове блестела диадема.

– Гилфалас! – воскликнул Фабиан, а затем, поклонившись, добавил: – Принцесса Итуриэль, имею честь.

– О, – удивился Ким, – я и не знал, что вы знакомы.

– Принцесса присутствовала на моей коронации, а ты нет, – пояснил Фабиан. – Я жалел об этом. Почему ты не приехал?

– О, я думал, что окажусь лишним на этих празднествах.

Фабиан нахмурился. По его лицу пробежала тень.

– Но я же написал, что без твоей помощи не выдержу этой скучной церемонии.

– О, – сказал Ким в третий раз, показавшись при этом немного тупым. – В письме, к сожалению, не все можно было прочитать. Но ты это, как мне кажется, пережил. Верь мне, так действительно было лучше.

Фабиан не успел ответить, так как тут вошел Бурин.

– Где же здесь доброе темное пиво, дорогой Ким? – начал было он, как вдруг заметил в комнате еще одного гостя, который ускользнул от внимания Фабиана. Тот расположился в большом кресле у камина, поставив ноги на скамеечку. В одной его руке была пенковая трубка, в другой – большая кружка пива.

Это оказался самый старый, почтеннейший гном, какого только можно себе представить. Борода его доходила до пояса, а сросшиеся брови напоминали густую изгородь. Он восседал спокойно, как камень, из которого был сотворен много времени назад Владыкой Подземного Мира. На его правой руке сияло золотое кольцо с камнем, похожим на топаз.

– Ардхамагрегорин, не ожидал вас здесь увидеть, – произнес, поклонившись, Бурин.

– Разве я не носитель кольца? – сказал Владыка. – Разве обладатели колец не договорились встретиться здесь через год, чтобы обсудить ход событий? Кроме того, называйте меня Грегорин. Ведь длинные имена хоть и почетны, но все-таки слишком уж труднопроизносимы.

Бурин все продолжал удивляться:

– Вы курите, Владыка? И пьете?

– Ну да, – прогремел старец голосом твердым как гранит. – Охранять Врата в Подземный Мир – занятие довольно однообразное и монотонное. Поэтому я и пристрастился к табаку. А что касается пива, то оно здесь действительно хорошее.

– Без сомнения, – подтвердила Марина, вошедшая в комнату с двумя бокалами. – Берите, господа. Хозяин «Золотого плуга» достаточно наварил пива с такого хорошего урожая.

Фабиан взял у нее кружки и передал их Киму, который хотел одну отдать Итуриэль, но помедлил.

– Принцесса, вы когда-нибудь пили пиво? – спросил он из осторожности.

– Нет, не припомню. А это опасно? – поинтересовалась она.

– Только если выпить его слишком много, – объяснил Бурин своим громовым голосом.

– Тогда, Владыка, я, если можно, уклонюсь от этого, – решила Итуриэль.

– Таков обычай: когда встречаются старые друзья, каждый произносит тост. Не хотите ли вы оказать нам честь, Высокий Эльфийский Князь? – предложил Фабиан.

На мгновение Арандур задумался, а потом сказал:

– Выпьем за время, чтобы всегда – с начала и до конца – оно вело нас по дороге, которая в итоге приводит к дому.

Тост показался Киму необычным, но он со всеми вместе поднял кружку и выпил. Пиво оказалось пряным и лилось, как прохладное жидкое золото.

– А это хорошо, если однажды снова все будут вместе, – произнес он, чтобы прервать воцарившееся молчание.

– Один отсутствует, – сказал Высокий Эльфийский Князь.

Последний гость появился, когда уже перевалило за полночь.

Начинал капать дождь. Шлюзы неба, стонавшие весь вечер под давлением накопившихся потоков, наконец открылись. Сначала это были большие редкие капли. Потом дождь усилился, и они стали падать с еще большим шумом, пока наконец настоящие потоки с оглушительным грохотом не обрушились вниз. Через какое-то время дождь ослаб до непрерывной барабанной дроби, которая, ударяя в оконные стекла, тихонько убаюкивала.

Ким стоял, прислонившись к камину, и покуривал трубку. Было хорошо снова оказаться среди своих друзей и предаться воспоминаниям. Даже если что-то и изменилось, о чем он весьма критично заметил Бурину:

– Ты порядком прибавил в весе.

Тот потупил взгляд, уставившись в свой бокал.

– Это неизбежность счастливо женившихся мужчин, – объяснил он, посмотрев на Марину глазами, полными любви. Она в это время была увлечена беседой с эльфийской принцессой. – Но это ей не мешает, не вредит и моим занятиям. Более того, Ким, я думаю, что даже если через многие сотни лет крылатые корабли полетят к звездам, то и там найдутся толстые мужчины, которые будут заботиться о механизмах. Но скажи мне, что с твоей работой?

– О! – опять воскликнул Ким. Казалось, он будет произносить это междометие весь вечер. – С моей диссертацией дело продвигается. Я нашел массу нового о ранней истории фольков. Сейчас я ищу одну книгу, которая каким-то образом оказалась утеряна.

В этот момент в дверь постучали. Сначала Киму показалось, что он ослышался. Но когда увидел, что Марина приготовилась встать и открыть дверь, то, сделав шаг от камина, произнес:

– Сиди, я открою.

Стук возобновился, и Ким заторопился.

– Да, да, иду, – крикнул он.

Когда дверь открылась, порыв ветра ринулся в дом, неся с собой ливень. Ким невольно зажмурил глаза. Когда он их открыл, перед ним предстала удивительнейшая сцена.

Возле двери выстроилась в полукруг примерно дюжина фигур. Некоторые были высокого роста, их бледные лица светились изнутри. Не имея ни глаз, ни носа, ни рта, ни ушей, они, однако, двигались, как будто все видели. Их длинная блестящая одежда не позволяла узнать, что скрывается под ней.

Другие, маленькие и коренастые, были чернее ночи. Их лица и тела казались грубо отесанными, но отчетливо очерченными, как будто ребенок лепил их из глины, но еще не успел доделать. Создавалось впечатление, что их чернота притягивает окружающую темноту, но свет, падавший на них из двери, играл на туловищах, показывая, что они не просто тени.

Однако самая необыкновенная фигура стояла посредине.

Она казалась маленькой и коренастой и была одета в серебро и хрусталь, так что одежда на ней блистала и звенела при каждом порыве ветра. На голове красовалась корона из серебра, украшенная бриллиантами и рубинами, а на руке – золотое кольцо с фиолетовым камнем, похожим на аметист.

Лицо существа имело резкий контраст с внешним великолепием. Глаза, обрамленные морщинистыми веками, казались большими. Рот был широким и ухмыляющимся. Уши напоминали крылья летучей мыши, а под ними вздувались жабры с пульсирующими красными прожилками.

– Добро пожаловать, король карликов, – официально приветствовал его Ким, а затем добавил: – Как дела, Гврги?

Рот болотника растянулся в улыбке.

– Здесь мокро. Может Гврги войти? И свита тоже?

Ким ухмыльнулся, услышав, что его друг заговорил так, как в стародавние времена:

– Проходи! Заходите все!

Сначала он старался не вглядываться в светлые и темные существа из свиты короля карликов, пока они проходили мимо него. Но вскоре любопытство победило.

– Карликов я знаю, но другие… Это тени из глубин Зарактрора? – поинтересовался он.

Гврги закивал.

– Да, – подтвердил он. – Все их изгнали, и во тьме они были одиноки. Я знаю, что это такое, и поэтому спустился к ним. Сейчас тени принадлежат мне и не представляют никакой опасности.

– Это… это замечательно, – обрадовался Ким. – Я… – Голос его осекся.

В нескольких словах, произнесенных Гврги, лежала история, которая, как и многие другие, иначе не была бы рассказана. Потом фольк заметил, что король карликов его уже не слушает, так как что-то другое завладело его вниманием. Ким перевел взгляд в ту сторону, куда смотрел Гврги.

В дверях, ведущих из зала во внутреннюю часть дома, стояла Итуриэль. Казалось, свет, окутывающий ее, одновременно шел отовсюду и из ниоткуда. Она стояла там, молодая и ясная, как раннее утро. Ким невольно подумал о Водах Пробуждения, когда они в первый раз увидели богиню. Гврги стоял как вкопанный.

– Госпожа, хотите пойти со мной, чтобы я мог показать вам чудеса моего королевства? Это не займет много времени, – пролепетал он.

Она подошла и взяла его за руки:

– Я буду следовать за тобой всюду, куда бы ты меня ни повел, вплоть до конца всех времен.

Его большие глаза наполнились слезами.

– Я тебя полюбил, как только увидел. Но я не надеялся, что ты… Ты такая красивая, а я…

Итуриэль приложила руку ему ко рту:

– Успокойся, ты красив, Гврги, ничейный сын, носитель кольца, Владыка бездны. Все внешнее – камень. Только душа имеет значение…

И Ким, молчаливый свидетель того, как ужаснейшее и прекраснейшее существа Среднеземья объясняются друг другу в любви, лишний раз подивился путям, которые иногда уготавливает судьба.

На этом наша история медленно, но верно приближается к концу. Хотя, впрочем, есть еще что рассказать. Кимберон Вайт остался верен своему намерению не покидать Эльдерланд даже тогда, когда император снова пригласил его в Великий Ауреолис, на этот раз на церемонию своего бракосочетания. Ким решил, что будет лучше для него и всех остальных, если он останется здесь.

Лишь однажды он сделал исключение из этого правила. Через три года после встречи в доме хранителя, летом 781 года по летосчислению фольков, он один, взяв взаймы пони и повозку, отправился на юг.

Путь не был богат какими-либо событиями, хотя, когда Ким пробирался через болота, царил необычный для этого времени года туман. Без особых происшествий он миновал укрепления двадцатого легиона, которые были сооружены после войны с темными эльфами, чтобы защищать дорогу. Центурион дал ему ряд ценных советов. Ким вежливо поблагодарил его, хотя и сам знал, как ему следует поступать.

Аллатурион ничуть не изменился. Он остался таким, каким был в воспоминаниях Кима. Но что здесь могло измениться за четыре года, с тех пор как Ким покинул его? Дома стояли такие же покосившиеся, как и раньше. Пивные пребывали на своих местах. Студенты, хотя и повзрослели, пили не меньше, чем прежде. Исторический факультет находился в том же здании со старой, но заново покрашенной табличкой у двери, сообщавшей, что «слова уходят, а дела остаются».

Лишь декан факультета сменился. Прежний магистр Гандалфус почил два года назад, вследствие чего магистрат определил его преемника. Магистр Квазинус Траке был маленьким человеком с острыми бегающими глазами. Ходили слухи, что один из его предков слыл еретиком, и его сочинения в библиотеках в течение многих лет держались под замком, чтобы какой-нибудь благочестивый студент не оказался введен ими в заблуждение. Так, по крайней мере, рассказывал Ким в хозяйском доме после третьей кружки пива. Впрочем, входя в главную аудиторию, чтобы заявить о своем приезде, он был уже вполне трезв. Члены Ученого Совета – профессора и магистры, среди которых был и ректор Магнификус, – сидели в своих неизменных креслах в президиуме. На них красовались роскошные бархатные мантии и высокие береты, а в руках они держали позолоченные скипетры. У кафедры, украшенной резьбой, занял место магистр Квазинус. Ему надлежало выполнять функции адверсариуса, то есть он должен был опровергать согласно законам науки тезисы, выдвигаемые кандидатом. Верх его приземистого туловища венчала голова, едва выглядывавшая из-под кафедры. И чтобы увидеть хоть что-то кроме обтянутой кожей диссертации, лежащей перед ним в открытом виде, ему приходилось как можно выше вытягивать подбородок.

Ким напоминал подсудимого, когда прошел за барьер – туда, куда ему указали. Одет он был в коричневую мантию бакалавра, что подразумевало младшую степень учености, на голове его был простой берет того же цвета.