Текст книги "Сайонара, Гангстеры"

II
Прекрасно, просто как никогда прекрасно

1

Мы с «Генрихом IV» сидели перед телевизором.

2

– Все кончено, гангстеры.

Вы окружены.

Сопротивление бессмысленно. Немедленно выходите. Все оказавшие сопротивление будут расстреляны на месте.

Звук сирены полицейского броневика растекался по фасаду здания, где укрылись гангстеры, и медленно исчезал под куполом неба.

3

Здание было окутано белесым, рыжевато-коричневым и черным дымом.

«Толстый Гангстер» появился на входе, волоча под мышкой двух полицейских в полуобморочном состоянии. Тело его было усеяно алыми отверстиями. Левая, свободная рука бессильно раскачивалась, как будто выбитая из плеча.

«Толстый Гангстер» продолжал двигаться вперед, делая шаг за шагом. Он потерял много крови и теперь еле волок ноги.

Полисмены навели карабины, целясь ему в голову.

– Теперь поднимите руки!

– Руки, говорите? – устало отозвался «Толстый Гангстер». – Какую? Одна не двигается вовсе, другой я держу двоих ваших парней.

Казалось, он засыпал на ходу.

– Последнее предупреждение! Руки вверх или открываем огонь!

– Ну начинайте, раз решили.

Пули ударили в бок и правое плечо.

Лицо «Толстого Гангстера» скривилось от боли. Он выронил леденец, который не переставал сосать даже сейчас, а вместе с ним и пару полицейских. Уже падая, полисмены увидели перед собой леденец на палочке и потянулись за ним.

– Руки прочь, это мое!

«Толстый Гангстер» заметил выпавший леденец за миг до того, как полисмены успели его прибрать к рукам В этот момент новый залп из карабинов ударил в его тучное тело.

«Толстый Гангстер» поднял голову. Лицо его превратилось в кровавое месиво.

«Толстый Гангстер» стоял, задумчиво раскачиваясь и продолжая сжимать в руке подобранный леденец. Он терялся в догадках, куда его вставить, поскольку рта у него больше не было.

«Толстый Гангстер» обтер «чупа-чупс» обшлагом рукава – ах, сласти он любил превыше всего на свете! – и сунул в нагрудный карман. И с жутким, леденящим душу стоном стал ковылять навстречу мерзким полицейским выкормышам, только что лишившим его основного органа наслаждения.

– Цельте ему в зубы! Стреляйте в рот – и с ним покончено!

Готовьсь! ЦЕЛЬ! ПЛИ!

4

Кто-то выскочил из парадного входа в здание вместе с облаком черного дыма, слепо, без разбору, на бегу стреляя по сторонам из автомата.

Это был «Молчаливый Гангстер».

– Социальная фобия!

Плоскостопие!

Юбкозадиратель!

Ветрогон!

«Молчаливый Гангстер» замолк, не прекращая стрельбы. Но не успел он пробежать и десяти ярдов, как оба его колена были прострелены, и он пал ниц.

– Некоторые любят погорячее! Врежьте ему как следует!

– Добейте его!

«Молчаливый Гангстер» еще шевелился, пытаясь открыть ответный огонь, когда свинцовый дождь из полицейских карабинов со всех сторон обрушился на него с такой силой, что тело завертелось волчком. Он выкатился на дорогу, дергаясь, словно исполнял брейк в нижней позиции.

«Молчаливый Гангстер» уже едва дышал.

Какой-то полисмен всунул ему в рот ствол карабина.

– Хочешь еще что-то сказать напоследок? – спросил полицейский.

– Надеюсь, завтра будет недурная погодка! – сказал «Молчаливый Гангстер» и, скалясь, прикусил ствол.

Миг спустя лицо «Молчаливого Гангстера» навсегда было стерто с лица земли.

5

«Мелкий Гангстер» растерял весь свой боевой дух.

Затравленный, блокированный со всех сторон, он укрылся в узком промежутке между бронированным полицейским фургоном и стеной здания. Он лежал там и плакал навзрыд.

– Помогите, помогите, помогите! – всхлипывал он.

– Думаю, помощь тебе уже не потребуется, малыш.

Трое полицейских перевернули «Мелкого Гангстера» на спину, прижимая к земле, в то время как четвертый коп прицелился кувалдой в голову.

– Помогите! Помогите! Убийцы!

– Это кто из нас убийца, засранец?!

– Черт, похоже, просто не повезло…

И «Мелкий Гангстер» со вздохом закрыл глаза.

Молот упал.

6

Телевизионщики переключились на другую сцену. Репортаж пошел с площадки перед банком.

Перед бронированным автомобилем стоял полицейский. Он перекусывал.

Рядом с ним крутился репортер с микрофоном.

– Как вы оцениваете сегодняшнюю операцию?

– Думаю, все в порядке, прошло вполне удачно.

– Было круто, должно быть? Ваша жизнь на линии огня и все такое?

– Что ж, ведь это моя работа.

– Что вы думаете о гангстерах?

– Никогда не задумывался об этом.

– Что у вас на обед, в коробке? Бутерброды?

– Жареные креветки, гамбургер и селедочное масло, отварной горох, ролл из яичницы, шпинат с соево-мясной подливой, семь сортов маринованных овощей и на десерт – два мандарина.

– Вкусно, должно быть?

– Да.

– Что ж, не хотите ли передать привет семье, дальним родственникам в провинции, которые сейчас, быть может, смотрят нас по телевизору?

– Конечно. Здорово, папа! Привет, мама! Это я. Все в порядке, я все время на работе. Приеду в августе на Праздник Мертвых. Малыш, будет забавно, так ведь?

– Помашите им, – подсказал репортер.

Полисмен помахал рукой с палочками для еды.

Репортер устремил микрофон к следующему полицейскому в очереди, также поедавшему свой обед. Тот отвернулся, пряча слезы.

– Погиб кто-то из ваших друзей? Вы потеряли близкого человека?

Полисмен швырнул коробку с едой в объектив камеры.

– Проклятье, ненавижу жареные креветки!

Далее пошла прямая трансляция из телестудии.

– Что же является ядром событий, вернемся к нашему вопросу, – говорил обозреватель.

– Не представляю, – откликнулся эксперт по гангстерским вопросам.

– Напоминаю, речь шла о пяти гангстерах.

– Да-да, я уже упоминал об этом.

– Более того, один из них – женщина.

– Да-да, я об этом уже высказывался.

Плутовская улыбка мелькнула в уголках рта обозревателя.

– А что скажете насчет уязвимого места гангстеров – их лиц? Ведь именно благодаря нашему каналу этот факт стал общеизвестен, не так ли?

– И что с того? Никакая теория не совершенна! Где твои манеры, подонок!

Схватив лом, который до поры до времени прятал под креслом, эксперт по гангстерам вскочил:

– Никто не смеет порочить мои исследования и остаться безнаказанным!

Вскочив следом, обозреватель выхватил из кармана пару кастетов, вдевая на ходу пальцы в кольца, и сделал несколько пробных ударов по воздуху перед собой.

– Давайте посмотрим, сможет ли меня свалить старый гриб-академик?

Эксперт по гангстерским вопросам испустил воинственный вопль и боднул воздух ломом.

– Эге-гей! Ах ты задница!

Ловко уклонившись от свистнувшего мимо лома и мастерски вихляя телом, отступая назад от рычащего от злобы эксперта, обозреватель сделал едва уловимое движение – и роковой удар кастетом в правый висок настиг противника в самый непредсказуемый момент поединка.

После освидетельствования смерти эксперта по гангстерам обозреватель дал на экран победную заставку: два поднятых пальца – «Виктория!».

– Наше реалити-шоу продолжается, друзья! Реальность побеждает теорию! Какой нокаут!

Затем камеры переключились на осажденное здание банка.

7

По крыше бежали двое: мужчина и женщина, держась за руки.

Это была Книга Песен, и с ней «Красивый Гангстер». Книга Песен волокла его за собой. На ней было черное шелковое платье, больше напоминавшее комбинацию, волосы спутаны, лицо густо и ярко накрашено. Словом, она выглядела как типичная любовница гангстера.

«Красивый Гангстер» споткнулся.

Голова его была замотана бинтами.

Книга Песен помогла гангстеру встать, и они побежали дальше.

Добравшись до высокого водонапорного бака на крыше, Книга Песен и «Красивый Гангстер» стали взбираться вверх по хлипким скобам лестницы на смотровую вышку.

8

На площадке свирепствовал ветер, развевая платье и волосы Книги Песен.

Книга Песен придерживала улетающий подол своей «ночнушки».

Три вертолета с телекамерами кружили над головами Книги Песен и «Красивого Гангстера».

Достав из сумочки косметичку, Книга Песен подкрасила губы.

«Красивый Гангстер» бездвижно распростерся на площадке, вперясь в нее отсутствующим взором.

– Все готово! – прокричала Книга Песен и опустила руку на плечо «Красивого Гангстера».

Поднятый с ее помощью и взятый под локоть, он был отведен на край смотровой площадки.

Расстегнув ему рубашку и обнажив грудь, Книга Песен взяла нож.

– Где они? – спросил «Красивый Гангстер».

– Уже близко.

Книга Песен повернула его лицом к сгрудившимся внизу полицейским броневикам.

– Вот они. Теперь ты готов.

– Давай!

С разведенными в стороны руками Книга Песен отступила на другой край платформы.

«Красивый Гангстер» вонзил нож в грудь слева и взрезал ее направо, после чего рванул вниз, распотрошив себя. Из груди в просто невероятном количестве хлынула кровь.

Содрогаясь, «Красивый Гангстер» сунул руку в зияющую рану. Он видел, что нож не настолько хорошо заточен, как хотелось бы. К тому же впопыхах после погони он не мог произвести достаточно точное и аккуратное вскрытие.

– Милосердия, – произнес «Красивый Гангстер», кромсая себя вдоль и поперек, справа налево и по диагонали, снова и снова. В скором времени его ждала смерть от потери крови.

Снова воткнув нож в грудь, «Красивый Гангстер» пытался вырезать то, что там искал.

Уже теряя сознание, «Красивый Гангстер» схватился за живот и воздел что-то над головой.

– Это же мое сердце, верно? – спросил он у Книги Песен.

– Да, – коротко ответила Книга Песен.

«Красивый Гангстер» бросил кусок вырезанной плоти смотревшим на него снизу вверх полицейским.

– Подавитесь!

«Красивый Гангстер» налег на перила смотровой площадки, свесившись вниз. Он уже едва держался на ногах.

– Погодите! Там, кажется, еще что-то бьется в груди!

– Это же твои легкие! Ты что, в школе не проходил?

– Как, разве этому учат в школе? Забыл, наверное. Слушай, кажется, вырубаюсь.

Бескровные черты «Красивого Гангстера» внезапно исказились. Выронив нож на площадку, он оттолкнулся от поручня.

– Вот паршиво – хуже не бывает.

«Красивый Гангстер» бросился вниз, головой вперед устремившись к земле.

Нагнувшись и подобрав нож, лежавший в липкой луже крови «Красивого Гангстера», Книга Песен сбросила с плеч бретельки платья, которое легко, точно облачко, упало к ее ногам.

Груди ее поднялись, встречая холодный ветер.

Книга Песен вонзила клинок под левую грудь и, как только он там оказался, развернулась к снимающей ее камере, кривясь от боли.

9

Правда паршиво.

10

– Вот уж паршиво так паршиво.

11

Я выключил телевизор.

– Достаточно, не правда ли? – обратился я к «Генриху IV».

– Мяу, – проскулил «Генрих IV» из корзинки. – Мяу.

– Значит, получается, и гангстеры смертны.

– Мяу.

– И Книга Песен тоже.

– Мяу.

– Интересно, как они теперь поступят с телами гангстеров.

– Мяу.

– Думаешь, устроят им похороны и прочее?

– Мяу.

– Как думаешь, Ратуша и гангстерам высылает повестки о смерти?

– Мяу.

Я встал. Мы с «Генрихом IV» не съели ни крошки с тех самых пор, как сели смотреть телевизор.

– Хочешь поесть? – спросил я.

– Консервированный тунец? Жареная макрель? – предлагал я. – Как насчет «милк энд водка»?

«Генрих IV» зарылся мордой в старое полотенце на дне корзины.

– Что-то нет никакого аппетита, – сказал он. – Я бы почитал Томаса Манна. Ты можешь купить мне сборник его рассказов?

– Естественно.

Так я отправился на поиски Томаса Манна.

12

Ни в одном из книжных магазинов не оказалось рассказов Томаса Манна. Во-первых, писателя Томаса Манна никогда не существовало. Никаких сомнений, это окончательно добьет «Генриха IV». Книга Песен была ему матерью, сестрой, любимой и другом, и теперь, после ее смерти, у «Генриха IV» окончательно съедет крыша.

13

Я уже несколько раз заказывал виски в баре. Я вырубался прямо за стойкой.

– Скажи, ты-то хоть слышал о Томасе Манне? – спросил я у бармена.

– Не уверен.

– Это несуществующий писатель. Этот кот немного свихнулся от горя после смерти хозяйки и теперь хочет почитать рассказы Томаса Манна, которого в природе не существовало.

– Понятно. Романтически настроенный кот.

– Потому что он любит читать?

– Нет, я не о том. Моя старая кошка тоже любит почитать газету. Причем каждое утро успевает перелистать свежий выпуск до меня. Все, сверху донизу, от передовиц до биржевых сводок. А потом вскакивает на кровать, ложится в изголовье и пересказывает мне новости.

«Эй, хозяин, политическая ситуация на Среднем Востоке нестабильна. Не пора ли закупить партию шотландского виски, пока не перекрыли Суэцкий канал», – говорит она Или: «Процентные ставки опустятся на пять десятых процента и в скором времени, пожалуй, упадут еще на пять десятых процента, так что самое время покупать ваши государственные облигации».

Но моя кошка никогда не читала художественной литературы. Давно известно, что всякий, кто увлекается беллетристикой, постепенно утрачивает связь с реальностью и не способен на здравые суждения.

– Но я должен принести ему этот сборник рассказов Томаса Манна, должен во что бы то ни стало! Без него хоть домой не являйся – «Генрих IV» ждет.

– Похоже, попали в затруднительное положение, приятель?

– Что же мне делать? Как думаете: может, просто сказать ему, что нет такого писателя?

– А что скажете насчет этого? Видите, у меня крылья.

Отвернувшись, бармен стал расстегивать молнию на спине.

– Остановитесь! Я не хочу этого видеть!

– Даже одним глазком не взглянете? Ну, дело ваше.

Бармен уже расстегнул молнию на треть. Теперь он стал застегиваться, но это оказалось непросто, потому что в замок попало перышко.

– Я дико извиняюсь, не поможете?

В итоге мне удалось с этим справиться, уложив крылья и закрыв молнию до конца.

– Слушайте, вы можете стоять спокойно, не трепыхать этими крыльями?

– Простите, не могу. Они двигаются по собственному произволу.

– Знаете, а от них чем-то пахнет. Да-да, вполне отчетливо. Вы ванну принимаете?

– Простите, но в ванне я тону. Ах, вот так уже лучше. Премного благодарен.

14

Меня стало мутить.

– Ты же гангстер, не так ли? – сказала женщина.

– Ммм, – невнятно отвечал я.

– Я сразу поняла, только ты вошел! Слушай, а как ты насчет этого? Я еще никогда не делала этого с гангстером и не хочу состариться, так и не испытав! Ну давай попробуем. Я вижу, ты насосался, как губка. Эй, да ты слышишь меня?

– Му-гу. У тебя тоже есть крылья?

– О, так ты поэт? Вот уж не думала. Нет, с поэтами у меня, естественно, тоже было, первый раз – в одиннадцать лет, и тот парень как раз тоже был поэтом., у меня это было со многими поэтами, я просто до смерти от них устала. Но лучше всего мне было знаешь с кем? С моим братом, да-да, он был великолепен, ни с кем у меня так не было. Хочешь, расскажу про моего брата?

– Я так понял, крыльев у тебя все-таки нет?

– Мой брат приходил ко мне ночью и садился рядом «Что такое, старший братец?» – «Я думал, ты захочешь послушать сказку про Красную Шапочку, которая скачет на коне». – «Что такое, братец?» – «Я видел страшный сон. Мне приснилось, будто ты умираешь». – «Что такое, братец?» – «Я просто посижу тут с тобой, чтобы не пришли чудовища, которые хотят тебя съесть».

На самом деле он просто хотел это делать со мной. «Эй, братец, если хочешь, можешь ложиться ко мне под одеяло». – «Нет, нет, нет, я совсем не хочу, я пришел не для этого». И так мы стали заниматься этим каждую ночь, но брат всегда говорил: «Нет, нет, нет, я пришел сюда не за этим – я к тебе и не притронусь».

Но мой брат действительно был просто великолепен в постели, ни с кем мне не было так хорошо.

– Мне надо еще по дороге зайти купить сборник рассказов Томаса Манна.

– Нет, ты ничего такого не подумай, поэт так поэт, мне это совсем не мешает. Просто мне всегда казалось, что классно было бы заняться этим с каким-нибудь гангстером. С поэтами вначале всегда интересно, но в этом деле они совсем никуда, да, к сожалению, и они набрасываются на меня, будто хищники, а я терпеть не могу жестокого обращения, мне нравится, когда со мной нежно и ласково, как мой брат – он был всегда таким обходительным.

Все пошло вкривь и вкось, с тех пор как умер старший брат, знаешь, я еще надеюсь, что где-нибудь ждет меня гангстер, который возьмет меня нежно.

Я оторвал голову от стойки. Эта женщина сидела передо мной в прозрачном платье из черного шелка, сквозь который проступали налитые груди, каждая величиной с головку младенца. Красный лак на ногтях, на руках и ногах, и такие же ярко-красные губы.

– Так теперь модно, – ответила она на мой взгляд. – Стиль «госпожи». Ты разве не видел ее по телевизору?

Взяв ложку, она картинно воткнула ее под левую грудь.

– «Погодите! Там, кажется, еще что-то бьется в груди!» «Это же твои легкие! Ты что, в школе не проходил?» «Как, разве этому учат в школе? Забыл, наверное. Слушай, кажется, вырубаюсь».

Закатив глаза, она захрипела и со стуком уронила голову на стойку бара.

– «Вот паршиво – хуже не бывает».

Ну как? Похоже?

– Ммм.

– Так ты хочешь меня?

– Ммм.

– Ну так пошли, чего сидим.

Женщина сползла с высокого барного стула. Неведомо как, но вдруг я обнаружил, что уже стою с ней рядом, подхваченный под локоть.

– Вон туда. Лучше всего в туалете, там никто не подглядывает.

Бармен в одном женском нижнем белье кружил в воздухе между двумя горящими люстрами, описывая восьмерки.

– Дамы и господа! – кричал бармен.

Он продолжал порхать, задевая крыльями потолок.

– Мои крылья САМЫЕ НАСТОЯЩИЕ!

– Смотри, смотри, а бармен-то летает.

– А-а, он только пытается изобразить из себя поэта. Да ну его. Пойдем.

15

Как только мы очутились в туалете, моя дама принялась стаскивать с себя все, что на ней было. Это оказалось нетрудно, принимая во внимание, что ей пришлось всего-навсего стянуть платье, затем трусики, расстегнуть корсет, стащить подвязки, потом пояс с резинками и чулки – после чего она оказалась совершенно нагая.

– Теперь давай, ты тоже раздевайся. Только ниже пояса, рубашку и прочее можешь оставить. Я не любительница извращений.

Я стянул джинсы и вслед за ними трусы, повесив их на ручку двери.

– Эй.

– Что?

– А галстук так и оставишь?

– Да.

– Ничего, если я им воспользуюсь? Я обычно кричу, мне нужно что-нибудь зажать во рту.

– Конечно.

Женщина скатала галстук и сунула себе в рот, точно кляп.

– Получается, будто я тебя насилую.

Женщина вынула галстук изо рта и отвесила мне пощечину, причем довольно неслабую.

– Терпеть не могу этого слова!

– Беру его назад.

Женщина снова заглотила галстук, затем оперлась руками и головой в стенку, выставив белые ягодицы.

У меня натурально возникла эрекция. Я с трудом мог в это поверить.

Женщина оглянулась на меня поверх плеча Она опять достала галстук.

– Эй.

– Что еще?

– Если мы будем в такой позе, я не смогу даже сказать, что занимаюсь этим с гангстером.

– Так и есть.

– Если я развлекаюсь с гангстером, то я должна видеть гангстера.

– Почему бы тогда не повернуться ко мне лицом?

– О, как уж-жасно! Чудовище! Разве я не говорила тебе, что терпеть не могу жестокость?

Женщина поднесла галстук, теперь уже весь обслюнявленный, к глазам.

Она зарыдала, вытирая галстуком слезы.

– Никто, никто не делает этого со мной, никогда, я знаю, это потому, что у меня слишком много требований и предпочтений, я особенная, я не такая, как все, и я не хочу больше делать это с поэтами, просто не хочу, и вот, когда я наконец отыскала тебя, гангстера, ты не хочешь меня.

– Дуллаю, я могу попробовать, – сказал я женщине.

– Правда? Ты можешь? – всхлипнула женщина.

Глаза ее были влажными от слез. Меня поразил этот взгляд, в котором сквозила самая неподдельная невинность. Тут меня осенило.

– Так ты школьница? Старшеклассница?

– Да нет же! Я студентка, первокурсница! Ну, говори, как ты хочешь?

– Ладно, что скажешь насчет такого варианта? Я бегаю вокруг раковины, прихрамывая, а ты можешь делать это сама с собой и в то же время смотреть на меня. Идет?

– О да! Мне нравится, давай!

Я открыл дверь нашей туалетной кабинки.

Я бегал и бегал перед раковиной, волоча за собой ногу по кафельному полу.

Женщина, прильнув к двери туалетной кабинки, наблюдала за мной.

Она щедро осыпала ласками собственное тело, предаваясь радостям самоудовлетворения.

– Беги, беги! Не останавливайся!

И снова, и снова, и снова, и снова я бегал, и бегал, и бегал, и бегал вокруг раковины быстро, как только мог.

Нога поскользнулась на мокром полу, и я растянулся. Чертово колено. Какая боль.

– Лжец! Ты сказал, что будешь бегать ради меня! Не останавливайся!

Я продолжал наматывать круги перед раковиной, раскачивая, словно маятником, своим достоинством.

Мне тошно. Мне смешно. О боже, как мне тошно.

16

У этой молодой женщины – или девушки? – был долгий взрывной оргазм.

Оргазм точно дитя, оргазм точно цветок.

17

– Ты в порядке? – спросил я молодую женщину.

Она бездвижно лежала на полу в туалетной кабинке.

– Так холодно, – пробормотала молодая женщина – скорее даже пропищала.

Она валялась, точно брошенная тряпичная кукла, пока я натягивал на нее трусики и платье. Одеть-то ее было куда труднее, чем ей раздеваться. А в таком состоянии голой оставлять ее никак было нельзя.

– Прости? Ты, кажется, что-то сказала? – спросил я.

18

– Слушай, так ты все-таки гангстер или поэт?

19

Я поднял молодую женщину и на руках вынес из уборной.

Молодая женщина спала как ребенок.

– Братец, старший братец, – сонно мурлыкала она. Оказавшись снова в баре, я уложил ее на составленные вместе стулья.

Посетители бара летали под потолком со стаканами в руках.

– Братец, большой-большой братец.

Какой-то алкаш угнездился на люстре и хлопал оттуда крыльями, хрипло каркая:

– Невермор! Больше никогда!

20

– Сколько? – спросил я у бармена.

Бармен, выставив локти на стойку, рвал на себе волосы.

– О боже мой! Сегодня худший день в моей жизни!

Вы только посмотрите на это! У меня между пальцами выросли перепонки!

Бармен протянул мне руки. То, что было незаметно в сжатых кулаках, возникало на раскрытых ладонях.

– Слушайте, я ухожу. Сколько я вам должен?

– Я же их не прятал. Я даже не заметил, откуда они взялись, как появились. Пожалуйста, поверьте мне, ради всего святого!

– Я верю вам.

21

– Рассказать вам о моей жене?

– Может быть, в другой раз.

– Вам понравится, очень интересная история. Я еще никому не рассказывал.

– Меня дома ждет кот. Он ждет меня с томиком Томаса Манна Я должен купить ему книгу. Мне пора.

И я отхожу от стойки бара.

22

Какой-то подвыпивший парень слетел вниз и навалился на спинку одного из стульев, где спала молодая женщина.

Пьяный парень разглядывал девушку.

У нее за спиной тоже вдруг начала расти пара крыльев.

– Большой братец, большой-большой братец.

Пьяный парень снова взмыл в воздух.

23

Я мог стать заместителем Томаса Манна Это же просто, как я только раньше не додумался? Говорю же, голова у меня определенно работала.

Все, что мне оставалось, – принести любую другую книгу, сменив обложку. «Вот, «Генрих IV», посмотри, я купил тебе Томаса Манна, как ты просил». После чего открыть книгу и сказать что-нибудь вроде: «Хм, теперь посмотрим, какой нам выбрать рассказ для начала…» Вот тут придется подумать. Какими рассказами подменить Томаса Манна? Надо сделать так, чтобы не вызвать подозрений «Генриха IV». Ближайшая пара дней самые ответственные. Потом «Генрих IV», конечно, начнет выходить из ступора Придет день, и он скажет мне: «Кстати, меня позабавило то, что ты читал накануне. Быть может, я ошибаюсь, но меня не оставляет чувство, что на самом деле такого писателя не существует…» Но когда правда всплывет, я смогу просто извиниться и признать ошибку. «Прости, «Генрих IV». Но ты так хотел ознакомиться с творчеством Томаса Манна, что мне пришлось придумать тебе этого автора для твоего же блага». И тогда он спросит: «Кроме шуток? Вот это да. Знаешь, а рассказы-то неплохие».

В таком случае мне предстоит загодя отобрать рассказ-другой якобы Томаса Манна Причем как можно скорее. Но сперва нужна обложка, заглавие. «Джон Леннон против марсиан» – что-нибудь в этом духе. Хотя нет, такое вряд ли пройдет. Тогда, может быть, «Судьба человека»? Тьфу, и это ничем не лучше. Томас Манн не может быть неизящным, требуется нечто более утонченное, иронично-веское, даже увесистое, что-то связанное с «силой тяжести», и немного красок. Как насчет «Сила тяжести и отталкивания»? Нет, нет, это не годится для художественного произведения. «Любовь силы тяжести» тоже не слишком литературно. «Мясник и сила тяжести» – вот это здорово, в самый раз. Итак, пусть будет «Мясник и весы», а начало что-нибудь типа: «Первое, что бросалось в глаза, был мясник… В тот день все покупатели уходили с озадаченными лицами, один купив печенки, другой – первосортный филей, третий – свиные ребрышки, четвертый – куриные окорочка, и все до одного без исключения покидали мясную лавку со смущенными взорами, оставшимися после того, как они взглянули на весы. И пожилая дама, которая пришла за куриной кожей по двадцать иен за сто граммов, вскользь спросила мясника: „Сегодня что, день распродаж? Вы перевесили мне десять граммов". Но, видите ли, этот мясник ничем другим не занимался, кроме своей лавки, вот уже полвека с лишком, он даже не смотрел на весы, никогда, всегда зная вес заранее, до грамма, и вот – как странно! – он снова и снова принимался взвешивать кожу, но всякий раз весы обманывали его, и тогда он опустил ставни, которыми закрывалась витрина на ночь, и вывесил табличку: „С сегодняшнего дня лавка закрыта. Спасибо за долгие годы покупок. Признательный владелец лавки". И после душа, отмыв соль, чеснок и въевшиеся в кожу кунжутные семена, напоследок наведя в лавке порядок, он сунул сначала ногу, а следом и всего себя в грохочущую автоматическую мясорубку. „Дни мои сочтены. Адью, мраморная говядина мацузака, старый друг. Прощайте, мускулистые австралийские коровы с повышенной мясистостью. «До свидания», как говорят русские, дорогие франкфуртские сосиски!" И в тумане полного непонимания того, что происходит, мясник ушел в забвение, погиб в винтах мясорубки, хотя здесь не было ошибки мясника, а только сила тяжести, просто так уж случилось, что в этот особенный день сила тяжести оказалась чуть сильнее обычного…» Нет-нет-нет-нет-нет, это ужасно, это вообще не рассказ, а черт знает что, и название никуда не годится, я просто должен сделать силу тяжести темой рассказа, вот: «День, когда было невозможно летать, – так куда лучше, степеннее, – птицы падали с неба. Ласточки, певчие птицы в кустах, даже чайка Джонатан Ливингстон – все прильнули к земле. Люди смиренно ползали там, где вчера передвигались на ногах, слонов, гиппопотамов и торговые центры просто расплющило, для них уже было невозможным делом вынести собственный вес, а ракетный космический корабль, запущенный с мыса Кеннеди, торкнулся ввысь всего на тридцать сантиметров и пошел вниз, с грохотом приземлившись на корму. Ситуация в целом была трагична, исключительно трагична, и все же, даже когда весь мир стонал под игом земной тяжести, под железными оковами гравитации, появилась группа людей, имевших дерзость войти в состояние совершенного экстаза. О, это были члены „Общества антиаэропланеристов". „За исключением птиц, ничто тяжелее воздуха не может добиться успешного полета в небе!" – гласил их призыв. Члены этого общества отвергали факт полета братьев Райт: „Ну и что? Трюки Гудини были намного эффектнее!" – и также запросто отметали существование двухпропеллерного самолета Линдберга, как и существование камикадзе, взмывавших в небо с японских авианосцев во время Второй мировой войны, вертолетов Сикорского, ракет Циолковского, искусственных спутников, межконтинентальных боеголовок и телетрансляции с Юпитера. „На такие дешевые трюки способны клюнуть разве что дети да коммунисты!" – в такой манере „Общество антиаэропланеристов" осыпало публику лозунгами, приплясывая от радости в день своего триумфа, и весь мир воспрял. „А мы вам что говорили? Вас же предупреждали, что вся эта авантюра с аэропланами не более чем откровенная ложь и организованная дезинформация, ни одна из этих штуковин просто физически не могла подняться в воздух, никоим образом! Ха-ха-ха, что, слопали, дурни?!" И каждый день члены „Общества антиаэропланеристов" лежали на животе в конторе общества, размахивая руками и ногами, изображая полеты, ерзая по полу, точно аллигаторы, постоянно собираясь там для совместных возлияний. И как только члены „Общества антиаэропланеристов" добирали до определенного градуса, они ползли вверх по лестнице, гикая, каркая, ухая и воспроизводя шум ракетных двигателей, а потом из окна второго этажа осыпали насмешками всех этих ползающих по земле детей и коммунистов, поскольку все живые существа прикованы к земной поверхности, обреченные ползать, стелиться, пресмыкаться, перекатываться и прочая и прочая, а те, кто лишен удобных для этого форм, обречены вдвойне. А больше всех надрывался председатель общества, которого уже неоднократно тошнило: „Что?! Не нравится ползать – так, может, встанете да взлетите? Вы, тупоголовые! А ведь можете летать! Эй, там! Давайте еще немножко полетаем, а? Как не стыдно! Эй, ребята, что случилось с вашими самолетами? Где ваши славные форсунки, знаменитые дюзы и триумфальные сопла, отрывающие от земли? Ха-ха-ха-ха, безголовые оболтусы!" И до чего же выводили они из себя, эти иеху, вопившие во всю мочь своих легких, эти дурни не могли уняться, пока под ними не проломился подоконник, и тогда вместе с рамой они посыпались наземь, а „коммунист", со стоном упрямо ползущий по-пластунски к супермаркету за домом, чтобы купить пакет лапши, вдруг услышал дикие возгласы над головой и, подняв взор, обнаружил, что это члены „Общества антиаэропланеристов" сыпятся с неба без парашютов, размахивая руками и ногами, изрыгая проклятия: „Эта чертова Земля перевернулась!", медленно взбираясь в небо, пока не очутились в лоне Господнем».

24

Я упал на четвереньки посреди дороги, меня рвало. Вдруг из темноты возник призрак. Если бы я был в море, то непременно принял бы его за контур «Летучего голландца», с горящими на концах мачт огнями святого Эльма.

Тень, очерченная фонарями, схватила меня за шиворот:

– Кто такой? – рявкнул призрак. – И что здесь делаешь?

Призрак с фонарями оказался полицейским. По всему его телу были развешаны фонарики, все до единого включенные. Пару фонарей он сразу направил мне в лицо, еще пара изучающе светила на шлеме. Он поигрывал направленными на меня лучами и повторял свой вопрос:

– Кто такой и что здесь делаешь?

– Я не могу найти дорогу к дому. Наверное, заблудился.

Фонари били светом также с его груди и плеч, и еще уйма таких же сияла гирляндой у него на портупее, направленных под разными углами, а ботинки военного образца были и вовсе полностью покрыты миниатюрными лампочками, которые помаргивали, точно неоновые вывески магазинов.

– Кто такой? Документы!

Я достал из заднего кармана идентификационную карточку и протянул сияющему полицейскому.

– Куда лезешь? Кто тебе сказал это делать, сукин сын? Покушение на жизнь представителя закона?