Текст книги "Дай лапу: Веселые и печальные, легкомысленные и серьезные, забавные и трогательные истории про людей и про собак"

– Вроде шестая, – сказал Севка. – Она.

– Неслабо, – оценил дачку Иван. – Обитаемая? Или опять накол?

– Попали. Как на кладбище.

– Проверим, – сказал Андрей. – Если надо, вскроем.

Они перемахнули через забор.

Окна в доме были плотно зашторены.

– Тсс, – прошептал Иван.

Андрей приложил ухо к двери.

– Есть.

Севка подергал ручку.

– Открывай!

Изнутри раздался скрипучий, ломкий голос – хозяин дачи был явно встревожен, недоволен тем, что его побеспокоили в столь поздний час.

– Чего надо? – спросил он.

Андрей затряс дверь так, что в окнах звякнули стекла.

– Открывай! Ну?

– Я спрашиваю, что вам надо?

– Шоколада!

– Кто вы? Я вас не знаю, – ответил голос. – Проваливайте откуда пришли.

– Ты, что ли, Артем? – сказал Андрей. – Ну кидала. Божий одуванчик. Мы тебя обыскались. Слышь, давай без шума. Разговор есть.

– Откуда вы? От кого?.. Я вас не знаю.

– Открывай! Ну!

– Занят я. Утром поговорим… Приходите завтра.

– Высадим! – пригрозил Иван.

За дверью замолчали.

Затем хрумкнул замок. Правая створка со скрипом отошла и шмякнулась о перильце крыльца.

Севка первым шагнул в темноту.

– Как у чукчи, – хмыкнул он.

– Не жмотничай, – крикнул Иван. – Зажги свет!

Внезапно под высоким потолком вспыхнула люстра, и они увидели справа у стены узкоплечего длинноволосого парня в джинсовой паре, который двумя руками сжимал пистолет.

– Стоять! – визгливо вскричал он. – Стоять!

– Мамонов, – удивленно произнес Андрей. – Ты чего, золотой? Обкурился?

– Стоять!

– Ну ты даешь.

– Дверь, – показал пистолетом Мамонов. – Закройте дверь.

– Убери игрушку, – посоветовал Андрей. – Спрячь.

– Дверь!

– Понял, – кивнул Иван. И плотно прикрыл дверь.

– Лицом к стене! Живо! – командовал Мамонов. – Все!

Лицом к стене!

– Не дури.

– Руки! – кричал Мамонов. – Выше! Все!

– Артем. Ты чего?

– Барахла насмотрелся, – заметил Севка.

– Ну парень, – сказал Иван. – Это ж курам на смех.

– Молчать! Руки!.. От кого вы? Что надо?

– Разорался, – Андрей вдруг развернулся и смело двинулся прямо на Мамонова. – Придурок. Ты чего добиваешься? Чтоб народ привалил?

– Стоять! – отступая, взвизгивал Мамонов. – Я говорю: стоять!

Андрей протянул руку.

– Дай сюда игрушку.

Мамонов трусливо пятился.

– Не подходи!.. Я тебя… Я…

– Кончай понтярить, – наступал Андрей. – Дай сюда.

Мамонов стрельнул глазами в стороны и вдруг побежал. В два прыжка Андрей настиг его, сбил и прижал к полу.

– Шутник, – сказал он.

– Уй, – застонал Мамонов. – Больно же.

– Хорош бы ты был парень, – сказал Андрей, поднимаясь и рассматривая пистолет. – Да ни черту не годишься. Угадал. Зажигалка, – он несколько раз нажал на курок, попробовав, как она работает. – Эй, каскадеры! Кончай с жизнью прощаться!

Сидя на полу, Мамонов корчился от боли и потирал ушибленный локоть.

– Бельмондо, – с издевкой произнес Иван.

– Перекушал… Я рад, Артем, что мы в тебе не ошиблись.

– Жлобьё, – стонал Мамонов. – Скоты.

– Между прочим, – заметил Севка, – перекусить бы чего-нибудь не мешало. Как думаешь, Вань, пошамать у него не найдется?

Иван открыл под лестницей холодильник.

– Полно!

– Тащи.

Севка с грохотом передвинул стол на середину просторной комнаты, под люстру. Потом за ворот куртки вздернул Мамонова с пола, подтащил к столу и усадил на стул.

– Да не дрожи ты. Ты костлявый, тебя есть не будем.

Иван принес пиво, огурцы, колбасу и хлеб. Отыскал в буфете ножи и стаканы.

– Тебе порезать, хозяин? Или кусочком?

Мамонов бросился к двери.

– Куда?

Севка поймал его и снова швырнул на стул.

– Гостей надо уважать.

Иван пододвинул Мамонова к столу вместе со стулом.

– Погнали, братва.

Севка дорезал колбасы, Иван открыл пиво.

– Так, Артем, – начал Андрей, как будто открывая торжественный ужин. – У нас к тебе дельце. Понял, звездун?

Иван поперхнулся пивом.

– Привольное помнишь? Вот моя деревня, вот мой дом родной. Не забыл еще? А?.. Ты там случайно никого не кокнул?

Мамонов мрачно молчал, опустив голову.

– Знаем, знаем… извини, мы юноши грубые.

– Что делать, – поддакнул Иван. – Жизнь заставляет.

– Так вот, Артем, – продолжал Андрей. – Нам срочно понадобилась машина. Джип. Тот самый, который ты спер. Ты нам его возвращаешь, и мы – друзья. До гроба… Хочешь бутерброд? С колбаской?.. А похмелиться?.. Ты чего блеять перестал, козлик? – Андрей плеснул пивом Мамонову в лицо. – Научили вас врать!.. Смотри сюда, – он с хрустом переломил огурец. – Ручки, ножки. Шейка твоя блатная. Желаешь? И дождь смывает все следы. Обещаем. Сверху как целая, а внутри – хряп, и мама не горюй.

– Ну? – спросил Иван. – Как?.. Въехал?

Севка пальчиком поддел Артема за подбородок.

– Будем беседовать, мазурик? Или будем в молчанку играть?

– А вы кто? – хриплым осевшим голосом спросил Мамонов. – Из ментовки? Или сами… промышляете?

– Смотри-ка, – усмехнулся Иван, – заговорил.

– Ну-ну! – продолжал наседать Севка, – не томи. Желаешь взять интервью? Давай! Что тебя еще интересует?

Мамонов пошевелил припухшими губами.

– Кто… навел?

Андрей прислонил ко лбу его огрызок огурца.

– Капитуляции безоговорочная. Условия диктуем мы.

Мамонов уставился в пол.

– Сдал я ваш джип, – сказал он. – Жду бабки. Должны подвезти.

– Подними, – жестко приказал Андрей. – Подними глаза. И смотри на меня!.. Так… Быстро повтори, что ты сказал!

– Жду… Должны подвезти.

Шваркнув по полу стулом, Иван согнутой рукой обвил Мамонову шею.

– Кряк – и всё, – пригрозил он. – Хана рулю, как у вас говорят. Козлик прощается с нами… Или – сомневаешься?

– Не надо, – взмолился Мамонов.

– В глаза!.. Врешь… Ну ладно. Растолкую, – Андрей сунул руки в карманы и неторопливо прошелся вдоль стола. – Попал ты, голуба. Посмотри на каскадеров – хороши ребята? Да и я, как ты понял, малый не промах. Драпануть, увильнуть от нас – даже не мечтай.

– Еще никому не удавалось, – прихвастнул Севка.

– Если не врешь, подождем. Пусть подвезут. Долго ждать-то? Пива хватит?

– Хватит, – буркнул Мамонов. – Я позвоню.

– Нет, роднуля, со звонками повременим, – возразил Андрей. – Ты полный идиот, если думаешь, что вырвешься из такой клешни. И будь спокоен, мы возьмем то, что тебе не принадлежит. Плюс проценты, учти. За время. За каждый лишний час. Хорошие проценты, приятель. Счетчик уже тикает.

Севка хихикнул:

– Бесплатно ишачить – вредно… Здоровье не позволяет.

– Врет он, – усомнился Иван. – Время тянет.

– Похоже на то, – согласился Севка.

– Видишь, золотой, – причмокнул Андрей. – Народ тебе не верит. – И показал пальчиком: – Вставай.

Мамонов испуганно и неуверенно приподнялся.

– Так, родненький. Сейчас мы тебя быстренько разденем. Извини – догола. Пересчитаем клавиши. И не очень аккуратно оденем… Что делать. Глаза у тебя плохие, парень. Суетливые. Всё куда-то вкось смотрят… Тебе сколько лет? Тридцать натикало?

– Все мои.

– Ас виду – пацан… Ладно, посмотрим, как сохранился.

– Поехали, – сказал Иван, сдергивая с Мамонова куртку.

Андрей развернув стул и уселся, закинул ногу на ногу.

– Хилый ты, – подтрунивал он. – Чего так? Недоедаешь? Нищета заела?.. Знаешь, когда бывает плохой аппетит? Вижу, не знаешь. Я тебе скажу: когда нечистая совесть.

– Жуть, – покачал головой Севка, раздевая Мамонова.

А Иван:

– Дряблый, желтый, тощий – тьфу!! Такая голь, что и сечь неохота.

По мере того, как его раздевали, Мамонов менялся в лице.

– Не злись, – посоветовал Севка, – печенка лопнет.

– Эх, скелет, – сочувственно произнес Иван. – До чего ты себя довел. Смотреть противно… У тебя какой болевой порог? Низкий? Или высокий?

– Сволота, – выдавил Мамонов, ощерившись по-звериному.

Андрей погрозил ему.

– Обзываться – нехорошо. Не люблю. Мной хоть полы подтирай, да не называй шваброй.

– Гады.

– Я что говорю-то, дурошлеп? – приподнялся Андрей. – Сейчас так отделаем, что мама родная не узнает. И телки любить не будут.

Внезапно откуда-то сверху раздался звонкий насмешливый женский голос.

– Много вы про телок понимаете.

Иван и Севка бросились врассыпную. Андрей отпрыгнул в сторону и спрятался за стул, на котором сидел Мамонов.

– Без паники, мальчики. Я соскучилась. И проголодалась.

– Марин – ты, что ли? – прошептал Андрей.

– Не узнал?

Девушка картинно спускалась по лестнице с верхнего этажа. На ней было длинное узкое бархатное платье, на голове – ядовито-зеленый парик. В приподнятой руке она держала небрежно, с отставом, зажженную сигарету в длинном мундштуке.

– Такой я тебя еще не видел, – восхищенно произнес Андрей. – Прямо суперстар.

Выглянув из-под лестницы, Иван буркнул:

– Все равно лахудра.

– Попрошу без грубостей, юноша, – упрекнула его Марина. – Вы не у себя дома.

– Извини, – усмехнулся Андрей. – Он с рождения баб недолюбливает.

– Мягко говоря, – уточнил Иван.

Спускаясь, Марина явно устраивала какое-то представление, играла богатую сильную женщину, хотя на самом деле выглядела смешно и нелепо – с бархатным платьем и сигаретой в мундштуке не слишком гармонировали кроссовки на босу ногу, длинные шнурки от которых волочились по полу, вспрыгивая и взвиваясь змейками при каждом ее шаге.

Длинной сигаретой она царственно указала на раздетого Мамонова.

– Сделайте, пожалуйста, как было. Мне неприятно.

Севка рванулся на второй этаж – проверить, нет ли там кого еще.

Иван швырнул Мамонову куртку и джинсы.

– Прикройся, дистрофик. Не видишь, наложницу раздражаешь.

– Прошу к нашему шалашу, – Андрей манерно предложил Марине стул.

– Пусто! – крикнул Севка с балкона.

– Мог бы и хозяйку спросить, – заметила Марина недовольно.

– Доверяй, но проверяй, как любил говорить президент Соединенных Штатов. Пивка вмажем?

– Спасибо. Не откажусь.

Андрей налил Марине пива в высокий стакан.

– Ты с Катькой? – спросил он крайне заинтересованно. – Вы что же – в связке? Вместе обтяпали это дельце? Сами угнали, сами загнали?

– Катерина здесь ни при чем, – сухо сказала Марина.

– Ой ли?

– Можешь мне верить.

– Бабам? – хмыкнул Иван. – Верить?

– Пусть помолчит, – приказала Марина, ткнув мундштуком в сторону Ивана. – Он повторяется.

– Нет, я одного не пойму, – допытывался Андрей. – Славку с Максимом нагреть хотели? За что? Почему?

– С отца потянуть, – подсказал Севка. – У Притулы отец состоятельный.

– Комбинаторы, – проворчал Иван.

– Повторяю, – Марина начала злиться. – Катерина здесь ни при чем.

– Это легко проверить.

Марина взбила на затылке парик.

– Надеюсь, мы будем друзьями. Я слышала о вас. И была уверена, что работаете вы кое-как. Теперь увидела вас в деле и должна сказать, мнение свое изменила. Вы мне понравились, – призналась она и кивнула в сторону уже одетого Мамонова. – Дайте и ему пива… Мы поладим, не сомневаюсь. Артем не мог поступить иначе.

– Понимаю, – согласился Андрей. – Где жить, тем и слыть.

– Надеюсь, мальчики, мы с вами договоримся.

– Наши условия тебе известны?

– Проценты? – рассмеялась Марина. – Достаточно просто обрадовать Катерину… Если не ошибаюсь, Андрей, ты в нее немножко влюблен?

– Э, нет, голубушка. Так не пойдет. Сама знаешь, мартовский кот, это одно. А «клиент всегда прав» для нас – святое.

Севка приблизился и встал за спиной у Марины.

– О, прошу вас, – сказала она, снова поправив парик. – Только не это. Мы же цивилизованные люди. Можно обойтись без насилия?

– Можно, но трудно, – сказал Севка.

Мамонов вдруг вскочил и, наклонив угрожающе голову, с криком бросился на Андрея.

Иван подсек его, встряхнул и снова усадил на место.

– Нервный, – объяснил он.

Мамонов морщился и стонал.

– Не жить вам, – сквозь зубы угрожал он. – Кранты. Перережу поодиночке.

– Осторожнее, мальчики. Мой вам совет. Он гордый. И унижения может не простить, – не то предупреждала, не то угрожала Марина.

– Этот? – скривил губы Севка. – Гордый? Не смеши народ… Позавидовал плешивый шелудивому.

Мамонов, взревев, снова бросился на Андрея. И снова Иван легко его усмирил.

– Хана вам, – скулил и ерзал от боли Мамонов. – Не жить… Гадом буду.

– Отпендрячить бы тебя, – пригрозил ему Андрей. – Чтоб словами не бросался. Смотри, наткнешься рылом, – показал он Мамонову кулак.

– Артем, – попросила Марина. – Давай без глупостей. Успокойся.

Отхлебнув пива, она пристально взглянула на Андрея и деловито спросила:

– Ваши условия?

– Джип сама Катьке вернешь?

– Разумеется.

– Молодец, – кивнул Андрей. – Приятно иметь дело с разумной женщиной.

– Бабьё, – не удержался Иван.

Андрей помедлил. Подумал.

– Ладно, – сказал. – Десять процентов. От общей. Мы не изверги. Нам чужого не надо.

Мамонов прищурился и спросил:

– Пара косых?

– Три, – назвал свою ценул Севка. – Поиздержались, и…

– Можно подумать? – поинтересовалась Марина.

Андрей ответил:

– Нет.

– А если я не приму наших условий?

– Глупо, – пожал плечами Андрей. – Лично я бы тебе не советовал.

– И меня разденете? – улыбаясь одними губами, спросила Марина.

– Догадлива, – заметил Иван.

Марина вдруг громко, театрально расхохоталась. Резко сдернула зеленый парик и, помахав им как флагом, огладила бритую наголо голову.

– Давайте, мальчики, – воскликнула она. – Мне это доставит только удовольствие. – Она дрыгнула одной ножкой, потом другой, расшвыривая кроссовки. – Затопим камин. Я перед вами станцую. Покажу вам классный стриптиз. Такая плата вас устроит?

– Нет, – набычившись, замотал головой Мамонов. – Нет.

Марина вспрыгнула на стол.

– Музыки! Хочу музыки! Где музыка?

Дверные створки вдруг резко распахнулись, и зычный мужской голос произнес:

– Милиция! Всем оставаться на местах!

12

На пороге стояли двое. Один был в штатском, руки в карманах куртки, шляпа сбита набекрень, второй – пожилой, грузный, в форме милиционера.

Андрей сразу узнал их – они были там, у озера, на месте происшествия.

– На сегодня стриптиз отменяется, – сказал Кручинин.

Он улыбался, раскачиваясь на каблуках; наблюдал за молодыми людьми, запоминая новые лица, не скрывая, что доволен их общей растерянностью.

Затем сделал знак, и милиционер без колебаний подошел прямо к Андрею и цепко взял его за руку.

– В чем дело? – возмутилась Марина. – По какому праву?

– Вы – хозяйка?

– А вам какое дело? Вы кто такой?

– Виктор Петрович. Следователь. Вот мое удостоверение.

– Я неграмотная, – отвернувшись, сказала Марина.

– Разрешите? – вежливо поинтересовался Мамонов и протянул руку, чтобы взглянуть на удостоверение. – Одним глазком?

И тут Иван, переглянувшись с Андреем, вырубил свет.

– Стоять! – вскричал Кручинин. – Всем стоять! Ни с места!

В темноте он метнулся к двери.

– Потапыч? – окликнул. – Ты где? Фонарь при тебе?

Его отшвырнуло к стене.

В центре комнаты – возня, хрипы, стон, треск. Что-то как будто упало. Потом послышался топот – похоже, они убегали.

– Потапыч? Ты в порядке?

Пошарив рукой по стене, Кручинин нащупал выключатель и зажег свет.

– Так, – сухо сказал он, оглядывая опустевшую гостиную. – Что ж. Им же хуже.

На столе стояла лысая девушка, заломив руки за голову, и хихикала.

Под столом, кряхтя и охая, корчился милиционер.

– Помочь, Потапыч?

– Паразит, – постанывая, откликнулся милиционер. – Шею свернул.

– Оружие?

– Цело. При мне, не беспокойтесь.

– Хорошо.

– Зря вы, Виктор Петрович, с ними деликатничаете, – ворчал Потапыч, вылезая из-под стола и потирая затылок. – Врезать бы им разок для острастки – вмиг бы присмирели. А то ищи теперь.

– Ничего, сами явятся.

Марина, напевая вполголоса, качая бедрами и взмахивая руками, пританцовывала на столе.

– Эта еще, – злился милиционер, – задницей крутит.

– И блоха, мадам Петрова…

– Я не Петрова.

– Но – блоха? – спросил Кручинин.

– Выбирайте выражения, господин следователь. А то, знаете, за оскорбление личности вас самого можно привлечь.

– Спускайтесь, – приказал Кручинин. – Можете обуться и надеть парик.

– Зачем? Мне и так хорошо. Или я вам такая не нравлюсь?

– Потапыч от вас без ума… Хотя, по правде сказать, предпочитает девушек кудрявых. Во всяком случае, не бритоголовых.

– Извращенец, – хихикнула Марина. – А вы?

– Когда-то однажды я вас увидал, увидевши дважды, я вас… забирал.

– Вы приглашаете меня в кабак?

– Собирайтесь, – кивнул Кручинин. – И побыстрее.

Марина спрыгнула со стола.

– Лечу, – сказала она. – Слышали анекдот?.. Две блохи выходят из ресторана, и одна другой говорит: «Ну, что, подруга. Такси возьмем или так поскачем»?

Кручинин улыбнулся. А Потапыч хмыкнул:

– Членовоз тоже сгодится.

Часть третья
СТАРЫЙ СОЛДАТ

1

Агафонова похоронили на кладбище в Долгопрудном. Притулу кремировали в Митино. День в день, с разницей в два часа.

В Митино Кручинин послал помощников. В Долгопрудный отправился сам.

Проститься с Агафоновым приехали в основном родственники, в общей сложности человек двадцать.

Пока везли каталку по аллеям к участку, мать Агафонова плакала в голос, а когда опускали гроб в могилу, ей стало плохо.

Ни Мамонова, ни ребят из команды Гребцова на кладбище не было. Среди малочисленной группы студентов выделялись эффектная черноглазая девушка Катя, хозяйка украденного джипа, и курчавый инвалид в коляске, которого Катя называла уменьшительно-ласково – Яшенька. По-видимому, они приехали вдвоем, своим ходом. Каким образом, кто им помогал – предстояло выяснить.

Во время последней прогулки в лесу Кручинин сообщил сторожу о дне похорон.

Но он не приехал.

2

– Правоохранительным органам – пламенный привет.

– Здравствуйте, Гребцов, – сказал Кручинин. – Я вижу, иногда вы поступаете разумно.

– Очень редко, – улыбнулся Андрей.

На встречу со следователем молодой человек пришел одетым с иголочки. На нем был светлый дорогой костюм, начищенные ботинки, белая рубашка, розовый галстук. Причесан, чисто выбрит – ни дать ни взять, преуспевающий бизнесмен. Настроен игриво, легкомысленно. Причем намеренно легкомысленно, отметил Кручинин. Желает показать, что он чист. Вины на нем нет. Никого и ничего не боится. Что чувствует себя свободно, раскованно.

– Вот, – бодро начал Андрей, – тело вам притаранил. За душу не ручаюсь.

– Пешочком?

– Ноженьки мои. По колени оттоптал.

– Хотите присесть?

– Нет-нет, что вы, Виктор Петрович. Я скотинка подневольная. Как прикажете.

Они неторопливо прогуливались по Чистопрудному бульвару – от памятника Грибоедову в направлении Покровских ворот.

– Когда упрячете в каталажку? – с наигранной небрежностью поинтересовался Гребцов. – Сегодня?

– Погуляем, там видно будет, – уклончиво ответил Кручинин.

– А за что?.. За то, что вашему напарнику шею намял?

– А у вас еще какие-нибудь грешки?

– Навалом, – рассмеялся Андрей. – Хотя бы Катькин джип. Думал, плевое дело, а без насилия – никак. С тупым народом – не получается.

– Об этом мы тоже побеседуем.

– Виктор Петрович, – Андрей старался изобразить раскаяние. – Перед толстяком я готов извиниться. Любая компенсация. Пусть он мне ребра переломает. Не пикну. Любая – кроме тюрьмы.

«Намерен играть под простачка», – решил Кручинин и вслух предложил:.

– Расскажите, пожалуйста, о Мамонове.

– Сикилявка.

– И всё?!

– Для него и этого – много.

– Где он сейчас?

– Виктор Петрович, извините. Меня он больше не интересует. Я падаль обхожу стороной.

– Джип у него?

– Плохо вы о нас думаете, – усмехнулся Андрей. – Возвращен законному владельцу.

– С выгодой для вас?

– Естественно. Себе в убыток только лохи работают.

Кручинин достал из кармана два шарика и покатал их в ладони.

– Марина дала мне сведения только на вас. А те двое, Иван и Всеволод, ваши дружки – они, как я понимаю, тоже в деле? Из вашей команды?

– Маринка правильно сделала, хотя и круглая дура. Севка и Иван ни при чем. С Потапычем вашим я нахулиганил. Один.

Кручинин внимательно посмотрел на Гребцова и неожиданно подмигнул.

– А в деревне, в Привольном, на месте убийства вы тоже были один?

– А! Вот это уже теплее, – пальцами прищелкнул Андрей. – Валяйте – разоблачайте.

– Сами рассказать не хотите? Будет и короче, и – лучше для вас.

– Не. Будет длиннее. То, что вам нужно, скажу.

– А вы знаете, что нам нужно?

– Примерно…

«Влип, зараза», – мелькнуло у Андрея, но волнение свое он старался не выдавать. Почесав в затылке, продолжил:

– Мои личные дела вас не касаются. Закладок не будет. И никаких фамилий. Вам посадить невинного – раз чихнуть. А у меня… остров невезения в океане есть. Вся харя в вате. Жутко неохота, но – придется. Я понимаю. Придется на вашу контору поработать. Заметьте, бесплатно. А это всегда унизительно. Даже во имя истины, как любят у вас выражаться.

– Что ж, и на том спасибо.

– Да. Сыграем в открытую. Но, Виктор Петрович, – никакого благородства. Забыл уже, когда даром работал. Помню только – всегда унизительно.

– Консультировались?

– Не имеет значения, – Андрей нахмурился, помрачнел. – Мне как вас теперь называть? Гражданин следователь?

– Если можно, по имени-отчеству.

– Конечно, Виктор Петрович. Конечно, советовался. Мы не их тех, у кого руки вися отболтались. И не из тех психов, которые считают себя умнее других. Умнее всех на свете. Перед вами – примерный ученик, – весело улыбнулся Андрей. – В прошлом – солдат, рядовой, босомыга, а теперь – ученик. И хотел бы остаться им как можно дольше.

– У вас неплохой учитель.

– Учителя, Виктор Петрович. Между прочим, и вы тоже.

– Вот как? – удивленно вскинул брови Кручинин. – Я успел вас чему-то научить?

– А как же?

– Надеюсь, не врать?

– Ой, Виктор Петрович, – поморщился Андрей, – врать. Взаимность вранья – как там? Ну у классиков? Первое условие этой жизни.

– Искажаете, милый мой, – вежливо поправил молодого человека Кручинин. – Не первое, а почти первое. И не просто взаимность, а деликатная взаимность вранья. И не нашей с вами жизни, а – жизни русского общества прошлого века.

– А мы не русские что ли?

– Того общества давно не существует, Андрей… Вы не проходили этого в школе?

– Почти, – отмахнулся Андрей. – В общем, как мать моя говорит: чего не видишь, про то и не врешь.

– Хваткая у вас память.

– Вы не согласны?

– А что еще ваша мама говорит?

– Она у меня прибауточница. Это дело любит.

– Ну, что-нибудь? Что запомнили?

– Зачем? – насторожился Андрей.

– Не хотите – не говорите.

– Ну – всякое, – пожал он плечами. – Неправдою жить – не хочется, правдою жить – не можется.

– «Дамы, драмы, храмы, рамы. Муравьи, гиппопотамы. Соловьи и сундуки. Пустяки всё, пустяки».

Андрей удивленно взглянул на следователя.

– Я что-то не до конца понял старшего товарища… Смеетесь над юношей, попавшим впросак?

– Давайте по делу, – устало сказал Кручинин. – Чем вы занимались в понедельник, 8 сентября? Вспомните. Подробно, с утра и до вечера.

– Алиби? В том-то и закавыка… Измазался по уши ни за что ни про что… Одна надежда на вас, потому и прискакал. А если бы чисто…

– Ищи ветра в поле?

– В бега? Ни в коем случае. Умаслил бы дедка вашего, снял грешок. И с вами – бесконтактным способом.

– Я повторяю вопрос. Что вы делали в понедельник, 8 сентября?

– А ни шиша не делал. Дурака валял. Загорал. Читал. Трепался по телефону. Пилось да елось, да работа на ум не шла. Понедельник. Тяжелый день.

– Значит, в городе? В своей фирме?

– Про фирму Маринка вам трепанулась? – вяло спросил Андрей.

– Нет, она не болтлива. У нас есть источники кроме нее.

– Да уж.

– Кстати, адресок не подскажете? Где вы прячетесь?

– Тут рядышком, за забором, – усмехнулся Андрей. – Петровку знаете? А Лубянку? Ну вот – примерно между ними.

– Гребцов, – Кручинин неодобрительно покачал головой.

– У вас не шутят? Учту.

– Оформляли по всем правилам?

– Аренда. На неопределенный срок.

– Квартира?

– Дворец… Не теряйте время, Виктор Петрович, – сухо посоветовал Андрей. – Фирма лопнула. Нет ее больше. С сегодняшнего дня – нет. И не было никогда. Фьють!

– До лучших времен?

Андрей рассмеялся.

– От вас зависит.

– От вас – тоже.

– Не. Бобик сдох.

– Решающее слово – за шефами?

– Ой, Виктор Петрович, – скривился Андрей. – Замнем для ясности. Меня-то по-глупому отловили. А они вам вообще не по зубам.

– Акулы?

– Не без этого… Умные, образованные. Члены вашей «Единой России», между прочим. На всякий случай, чтоб вы знали… Всегда посоветуют. Помогут, выручат… Ой, да чего там. Они эту нашу жизнь – насквозь. И вдоль и поперек.

– Лучшие люди? Герои нашего времени?

– А, вас не переубедить.

– Подумайте, Гребцов, – помолчав, продолжил Кручинин. – Кого вы нахваливаете? Проходимцев? Приспособленцев?.. Сейчас в партии власти кого только нет… Это не показатель. А по сути – что?.. Сначала нас с вами обирают, обманывают, грабят. Сколачивают капитал, а потом из наших же денег нам и помогают – ведь так? Фальшивая благотворительность, Андрей. Бессовестных людей вы называете умными.

– Виктор Петрович, мне нельзя злиться, – распаляясь, возразил Андрей. – Не злись, печенка лопнет. Извините, никто никого не грабит. Сами несут. На блюдечке с голубой каемочкой. Плата за услуги. Вы за свою работу получаете в кассе, мы – из рук в руки. Вы наемный рабочий и вкалываете на бандитское государство, а у нас – неподневольный раскрепощенный труд. Вся разница… Сказанули – грабят. У вас сразу – разбой, грабеж. Как будто по-другому нельзя… Да вы притворяетесь. Сами знаете: разбоем капитала не соберешь. Надежного капитала, я имею в виду. – Андрей задорно, с улыбкой взглянул на следователя. – Надо быть веселым и находчивым. Главное – ум. Мастерство, опыт.

– Надеюсь, вы не станете отрицать, что ваша деятельность противоречит закону?

– Ой, – поморщился Андрей. – Закон. Дуделочка с сопелочкой. Для тех, кому вы служите, законов нет. Их сочиняют для быдла. И применяют тогда, когда выгодно. Тошнит прямо… Прикажете ждать, когда прочухаются? Там такое болото – ракетой не прошибешь. Им хорошо, их устраивает… А инициатива наказуема… Винтики им нужны, болтики, шпинделя… А если не тупан? Куда податься?.. Стена!

– Опасный путь, Гребцов, – сказал Кручинин. – Так легко оправдать любое преступление. «Всё позволено» – вот что вы пытаетесь мне доказать.

– Э, фигушки, Виктор Петрович. Немного соображаем. Есть преступления. А есть противозаконная деятельность, которая временно противозаконная… У вас там, наверху, не чешутся. Плевать. Трын-трава. Моя хата с краю. Думать не хотят. Им людей уважать или там… родину любить – предписания нет. Для них Россия – помойка. Они здесь только бабки заколачивают, а живут в Англии, разве не так?

– Послушать вас – прямо патриот.

– Семьдесят лет, – с воодушевлением продолжал Андрей, – сажали, давили, топтали людей, а выходит – ни за что!

– Сколько благородной ярости, – подбросив шарик, усмехнулся Кручинин. – Этому вас тоже научил ваш хозяин?

– Ой, бросьте. Пока своя башня варит. Не жалуюсь. Надоело. Закон, закон. Был бы судья знакомый – вот и все ваши законы. Что, не так?

– Нет, не так.

– Не врите хоть вы-то! – раздраженно воскликнул Андрей. – От вранья люди дохнут!

– С брани, – поправил его Кручинин. – С брани дохнут. А с похвальбы толстеют.

– От вранья – дохнут! – упрямо повторил Андрей. – У меня информация почище вашей… Вот оно где, зло… Это раньше – при Сталине, что ли? – слепые были. А сейчас – во, фигушки. Народ всё видит. И уже давно никому не верит.

– Неравнодушие – хорошо, – сказал Кручинин.

И замолчал, решив, видимо, что достаточно выяснил, каких взглядов придерживается молодой человек. Или делает вид, что придерживается.

Они собирались обогнуть пруд, дойдя до середины бульвара.

День был серенький, но – теплый. Старушки на лавочках разглядывали прохожих. Молодые мамы прогуливались с колясками, читая на ходу прессу. Дети кормили лебедей.

– Мы отвлеклись, Гребцов, вы не заметили? Кажется, не случайно заговорили на общие темы. Как вы считаете?

– А меня хлебом не корми, – с довольной улыбкой согласился Андрей, – дай поговорить с хорошим человеком.

На балконе ресторана Кручинин заметил одного из дружков Гребцова. Издали не разобрал: то ли Иван, то ли Всеволод. Парень стоял, облокотившись о перила, и с большим интересом разглядывал мутную воду.

– Ваши ребята – здесь? Наблюдают за нами?

– Не понял.

Кручинин подбросил шарик.

– Увиливаете – зачем?

– А, – отмахнулся Андрей. – Коситесь… как среда на пятницу. Зря вы. Я не бандит. И кто их там долбанул – не знаю.

– Помогите следствию.

– А я что делаю?

– Философствуете. Комбинируете.

– Воду в ступе толочь. Давайте свои вопросы. Про понедельник я вам правду сказал – бездельничал, кайф ловил.

– Как провели день 9 сентября?

– Ну, встал. Сварил кофе. Сел завтракать. Вы же знаете: спишь, спишь, а отдохнуть не дадут. Влетела Катька припадочная…

Кручинин слушал Андрея вполуха. Он уже знал, каким будет рассказ, и на новые подробности не надеялся. «Нет, не опасен. К убийству отношения не имеет. Дорожки пересеклись случайно. Однако то, что произошло потом и происходит до сих пор, случайным назвать нельзя. Есть за что уцепиться. И разматывать что – есть. В этой ситуации Гребцов фигура, безусловно, важная. Может быть, видел убийцу, не подозревая об этом. А может быть, знает, догадывается, но молчит. Вольницей дорожит. На бульваре болтает охотно, а как под стражей?.. Ребята – пешки в большой игре… Надо дать им понять, что фирмой мы займемся попозже. Если вообще займемся. Пусть успокоится. И дружкам передаст… Лихие парни. Без командира вполне могут наломать дров…

И Мамонов, Мамонов… Похоже, они его действительно недолюбливают… Вряд ли были знакомы раньше…» – размышлял Кручинин и на полуслове прервал Гребцова:

– Скажите, Андрей, почему вы решили, что третьим в их доме, в деревне, был именно Мамонов?

– А я и не решил. Я его вообще в глаза не видел – как я мог решить? Кто-то из их шайки. Вот это – точно.

– Почему?

– Почерк… Наш кооперативчик, Виктор Петрович, давно бы в трубу вылетел, если бы мы таких вещей не секли. А мы, между нами, если сокращенно, называемся – «Бригада-ух».

– Удачливых хулиганов?

– Не угадали. Универсальных художников.

– Художников? – улыбнулся Кручинин. – Которые на заборах рисуют?

– Помогают, радуют, – самодовольно ответил Андрей. – Отличное обслуживание. Знак качества.

– Да, – покачал головой следователь. – «Трудно жить на белом свете, в нем отсутствует уют», – и подбросил шарик. – Вопрос, наверное, праздный, Гребцов. Но все-таки… Вот вы встретились с несчастьем… Ваши знакомые. Беда, горе… Не возникло у вас желания… ну хотя бы позвонить? Сообщить, поставить в известность? Не нас, конечно, мы для вас сор, мусор, те, кто мешает вам жить. Но – родителей погибших ребят… Есть же у них папы, мамы.

– Глупости. Зачем? Им – труба. А вы уже там. Приехали, опознали… А позвонить, конечно, надо было, – добавил Андрей. – Позарез. Но не родителям Притулы и Агафона, а Катьке – чтоб не дрыгалась. Да у меня мобильник подсел, а автоматы там все перекурочены.

– Должен сказать вам, Гребцов, что ребят мы опознали не сразу.

– Понимаю. Упрекаете. Бесчувственный, и всё такое. Зря. Когда обратно ехал, боялся, как бы в кювет не залететь. Плелся еле-еле, меня даже грузовики обгоняли. Помню, еду, и ни черта вокруг не узнаю. Вроде, знакомое всё, а – чужое. Дома, деревья. Люди у магазина. Меньше ростом. И не стоят, а колышутся как-то, извиваются.