Текст книги "Москва за нами"

Тенгину понравился комбат… «Толковый, видать, мужик, хороший командир, знает, что надо, и прежде всего проявляет заботу о солдате». Он протянул портсигар комбату. Тот взял папиросу, поблагодарил.

Приглядевшись, Тенгин подумал, что где-то уже встречал капитана, но расспрашивать не стал. До этого ли? Какие сейчас могут быть воспоминания, когда с запада глухо гремела надвигающаяся громоподобная канонада. «Вот тебе сводки и донесения, верь им», – сплюнул Тенгин с досадой, осматривая чистое поле. По поступившим месяц назад сводкам, здесь начали готовить противотанковые рвы, но реально они больше напоминали не рвы, а водоотводные каналы.

Комбат угадал его мысли и сказал:

– Ночь отдохнут люди, а на рассвете будем «врастать» в землю. Днем авиация не даст покоя, если прояснится. Только бы не ударили морозы…

Тенгин разыскал командира полка майора Шехтмана.

– Надеялись, что у нас тут уже оборудованы позиции, – сказал он с недовольством, обращаясь к Тенгину, – а приехали – голое поле. Хорошо, если фашист даст нам хоть недельку.

…Через несколько дней по заданию члена Военного совета Тенгин снова приехал в панфиловскую дивизию. Приехал и не поверил своим глазам. Солдатские руки сотворили чудо – 1077-й полк занял свой первый оборонительный рубеж. Передний край его обороны проходил западнее Волоколамска, по восточному берегу небольшой речонки Колпяны. Она змеею петляла с юга на север. Правый фланг полка упирался в деревню Новинки. Там оборонялся 1-й батальон. 2-й находился в центре, в районе западнее села Ильинского, а 3-й – на левом фланге, западнее села Курьянова.

Тенгин побывал во всех батальонах полка и убедился, что оборона подготовлена добротно. Потом он поехал в другой полк, что на левом фланге, побывал в штабе дивизии, представился комдиву Панфилову. Тот пригласил капитана поужинать с ним. Поздно вечером, возвращаясь в штаб, Тенгин с тревогой думал о том, что от переднего края панфиловской дивизии, где уже завязала бои немецкая разведка, до Москвы оставалось всего 150 километров…

Часть третья
«Тайфун» идет на Москву…

 
Мы долго молча отступали…
И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! Не Москва ль за нами?»
 

Михаил Лермонтов

Глава первая

1

Германский Генеральный штаб размещался в Цоссене, баварском городке с широкими улицами и аллеями, со стройными, как солдаты в строю, деревьями и аккуратно подстриженными кустарниками.

В серых, чем-то напоминающих казармы зданиях размещались различные службы и отделы Генштаба, скрытые с воздуха зелеными шатрами деревьев. Повсюду множество бомбоубежищ, а под самими зданиями построены многоэтажные сооружения, приспособленные для надежного и скрытого управления и связи с военными округами и группами армий на Восточном и других фронтах.

Вчера, получив от фюрера срочное задание – провести совещание в штабе группы армий «Центр», генерал-полковник Гальдер записал в своем дневнике:

«24.9.1941 г. (95-й день войны).

Мне предстоит совершить полет в Смоленск с тем, чтобы обсудить с командующим фон Боком замысел на операцию “Тайфун” группой армий “Центр”; обменяться мнениями с командующими 9, 4 и 2-й армий и командующими 2, 3 и 4-й танковых групп о ходе ведения операции и как лучше организовать взаимодействие между полевыми и танковыми войсками».

Сегодня утром, отправляясь в район Смоленска, начальник Генштаба Франц Гальдер с птичьего полета оглядел все свое обширное хозяйство. Он вспомнил напутственные слова Гитлера:

«Вам, господин генерал, выпала ответственная историческая миссия. От моего имени и по моему личному поручению вы должны обсудить с исполнителями план, который окончательно повергнет большевиков. Мы должны будем раздавить сердце России – Москву…»

«Сердце России! Москва!» – думал Гальдер, находясь во время полета под впечатлением встречи с фюрером и гордясь тем, что никому другому, а именно ему выпала такая великая честь… Он прекрасно понимал, что его миссии завидовали многие, в том числе и его непосредственный начальник Браухич.

У Гальдера было хорошее настроение. Перед этим вылетом на Восточный фронт ему сообщили, что операция по уничтожению русских войск в котлах восточнее Киева развивается в соответствии с планом. Он разделял мнение фюрера и ближайшего его окружения, что успешные действия группы армий «Юг» во многом способствуют осуществлению задуманной операции по захвату Москвы.

Адъютант подошел к Гальдеру и показал рукой в иллюминатор. Слева под крылом самолета лежал полуразрушенный Смоленск. Начальника Генштаба встретили на аэродроме со всеми полагающимися по уставу почестями, с почетным караулом, с торжественным громом оркестра, традиционным маршем солдат.

Командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок, не по годам стройный и подвижный, будто бы молодой офицер-службист, встретил начальника Генштаба рапортом.

Тут же неподалеку стояли по-солдатски в шеренге командующие армий, корпусов.

Еще только ступив на землю, Гальдер узнал многих из них. На правом фланге стоял фельдмаршал фон Клюге, командующий 4-й армией. Рядом с ним танковый бог Германии генерал-полковник Гудериан о чем-то говорил со своим коллегой генерал-полковником Гёпнером, командующим 4-й танковой группой. Тут же находился командующий 9-й армией генерал-полковник Штраус. Командующий 3-й танковой группой генерал-полковник Гот и 2-й армией – генерал-полковник Вейхс – давние боевые друзья – стояли рядом.

Генерал-полковнику Гальдеру льстило, что его встречает такое созвездие известных генералов-полководцев, кому Германская империя обязана славой блестящих побед в Европе, кому нынче предстояло выполнить главную операцию войны по уничтожению большевистской столицы.

Командующий группой армий «Центр» в честь прибытия личного порученца фюрера устроил завтрак, на котором были провозглашены тосты гению Гитлера и за успех в предстоящей операции.

За сытным завтраком с коньяком высокие немецкие начальники повели между собой оживленные беседы, однако фон Бок, которому были противопоказаны спиртные напитки (он болел язвой желудка) и который предпочитал строгий, официальный тон в обращении с подчиненными, неожиданно для всех прервал затянувшийся завтрак и пригласил генералитет на совещание.

Недоуменно переглядываясь, генералы потянулись гуськом в зал совещаний, оставив недопитый чай и прервав беседы.

Начальник Генштаба немецких сухопутных сил генерал-полковник Гальдер провел по личному указанию Гитлера совещание в Смоленске и записал в свой дневник:

«Я доложил соображения главнокомандования сухопутных войск фюреру о начале операции “Тайфун”.

Фон Бок звонил вчера и сообщил, что намерен перейти в наступление на участке танковой группы Гудериана 30.9, а на остальных участках через двое суток – 2 октября 1941 г. Его решение вполне целесообразно. Надо, чтобы между ударами был такой разрыв».

2

Потомки прусского юнкерства будут еще долгие годы доискиваться до причин «болезни», которая охватила их воинственных предков в сороковые годы двадцатого столетия, – неудержимой страсти оставить след в истории и поведать миру о великих военных успехах немецкой армии и о себе не умолчать.

«Эпидемия» дневниковых записей и мыслей о войне захватила все немецкое воинство, от высших чинов до рядовых. С той лишь существенной разницей и разделением сфер освещения вопросов, что генералы писали свои дневники в глубоком раздумье, не торопясь, имея все условия для выражения своих мыслей на бумаге, а солдатам некогда было думать. Их не жаловал покоем противник и щедро обрушивал на их голову огонь и смертельный металл, и поэтому рядовые торопливо строчили письма, в большинстве своем письма-жалобы к родным, проклиная войну и все на свете.

Но все же надо отдать должное и высшим чинам, и рядовым, чей скорбный труд не пропал даром. Он проливает свет на то, как мыслили, что чувствовали и те и другие.

Начальник штаба 4-й армии Ломенрит не был исключением. Он также был подвержен всеобщей болезни дневникового описательства. Со свойственной его национальности аккуратностью он регулярно вел свои записи. Имел он и некоторые странности… Любил делиться своими сокровенными творениями с подчиненными, которым доверял. В минуты, когда в нем пробуждалось желание поделиться написанным, он приглашал к себе господ офицеров, выставлял на стол бутылку коньяку с закуской-минимум, какие-либо фрукты или конфеты (генерал обожал сладкое), и начинал пытать своими творениями присутствующих. Да, мы не оговорились, пытать. Как? А вот посудите сами. Если бы генерал читал только свои генеральские записи о происходящих военных событиях на германо-советском фронте, то куда бы ни шло, можно было бы набраться на полчаса терпения, но дневниковые эти записи были только гарниром… Главное зло таилось в другом. Генерал, неизвестно по какой причине, считал себя писателем и с упорством, достойным лучшего применения, писал «Одиссею» о Гитлере. По замыслу генерала, эта многотомная эпопея должна была охватывать завоевательные походы в Европе (на каждую страну по книге). Мыслилось ему описать и великий поход на восток (война в России). Тут каждая военная операция должна иметь, по мнению генерала, самостоятельную книгу. Война с Англией на Британских островах – самостоятельный раздел, как и война по захвату ее колоний. Великий поход в Индию. И последний том – «Германия – великая всемирная империя».

Так вот, пыткой для слушателей эти чтения генерала были потому, что генерал, зачитываясь, не всегда помнил, где оканчивал в прошлый раз, и нередко повторялся. Напоминать ему об этом не решались: одни боялись навлечь его гнев, другие – стеснялись. Читал он однотонно, гудящим, глухим голосом, убаюкивающим слушателей. Эти сочинения генерала были полны необузданной фантазии о гениальных деяниях фюрера и мистикой. А почетные слушатели генерала были ярыми приверженцами грубого, житейского реализма. Они нервничали, ерзали на стульях, проклинали в душе этого заумного сочинителя-начальника, мысленно понося его самыми отборными ругательствами, а тонкое мужское обоняние их дразняще щекотал лучший французский коньяк.

Когда заканчивались чтения, доводившие их до изнеможения, слушатели напивались без стеснения, пользуясь гостеприимством начальника, и щедро расточали ему комплименты. Они сравнивали его с Клаузевицем, но при этом убеждали (хотя – кто льстил, кто сомневался, а кто и насмехался), что масштабность и глубина затронутых военно-исторических вопросов у генерала несравненно превосходят многих известных военных историков Германии; они прочили ему карьеру генерального биографа фюрера; они называли его главным историком великой Германской империи. Но при всем различии мнений о ценности трудов генерала они все знали одну закономерность, которой злоупотребляли. Чем больше они его превозносили, тем больше коньяка появлялось на столе.

Командующий армией фельдмаршал фон Клюге, в противоположность своему начальнику штаба, был человеком практического склада ума, далеким от эмоций и сантиментов. Когда ему стало известно о странных литературных застольях начальника штаба, он только рассмеялся и расценил их как обычную человеческую слабость, не больше. Единственно, что его настораживало – чтения эти сопровождались выпивкой, а командующий был самым непримиримым противником спиртного. Сам он не курил и не пил.

Желая лично убедиться, как проходят эти сборы, командующий в первых числах октября решил заглянуть «на огонек» любителей литературных чтений. Но начальник штаба (какой же это был бы штабист, не умеющий организовать охрану своего ответственного рабочего места) получил сигнал и, когда появился на пороге командующий, громогласно провозгласил тост:

– Выпьем, господа офицеры, за здоровье нашего фюрера. Он руководит величайшей битвой в истории. Москва будет повержена. Хайль!

Офицеры услужливо засуетились, приглашая командующего. И он, негодуя в душе, вынужден был поддержать тост и пригубить, ибо давно догадывался, что у начальника штаба есть связи с Гиммлером. А ему, преуспевающему фельдмаршалу, чье полководческое искусство так высоко ценил фюрер, не хотелось из-за каких-то мелочей терять его доверие. И, стараясь в глазах офицеров поддержать престиж своего начальника штаба и как-то сгладить впечатление от своего неожиданного визита, попросил его прочесть, какие последние события стали достоянием его дневника.

Тот не заставил себя упрашивать и, хотя присутствующие офицеры уже слышали его не раз, прочел с упоением, подчеркивая возвышенным голосом места, особенно, по его мнению, заслуживающие внимания:

– «Наступление войск великой Германии началось на рассвете 2 октября 1941 года. – Ломенрит взглянул на командующего. – 4-я армия под командованием талантливого стратега фельдмаршала фон Клюге и 9-я армия под командованием генерал-полковника Штрауса, усиленные танковыми группами, атаковали противника с поистине замечательной точностью. Войска действовали исключительно точно по планам, разработанным Генеральным штабом.

Как сообщили нам захваченные русские пленные, это наступление, предпринятое в такое позднее время года, было для советского командования полной неожиданностью.

Начиная с 22 июня немецкая армия шла вперед от победы к победе и, несмотря на плохую погоду и скверные дороги, преодолела огромное расстояние от Буга до дальних подступов к Москве. Большая часть нашей армии передвигалась пешком, с обозом на конной тяге. Только этот беспримерный в истории марш наших войск надо считать величайшим подвигом…»

– Позвольте, – перебил Ломенрита командующий. – Тут у вас имеется историческая неточность. Наполеон со своими войсками тоже прошел тот же путь сто тридцать лет тому назад. Но у него была более локальная задача – захватить Москву. Мы, выполняя великие предначертания нашего фюрера, за три месяца захватили жизненно важные области европейской части России.

Начальник штаба неловко замялся.

– Я благодарен вам, господин фельдмаршал, за замечание. Я учту его и дополню записи в дневнике. У меня пока общие мысли и впечатления о сегодняшних великих событиях.

3

На Потсдамерштрассе в Берлине, в «Спортпаласе» – Дворце спорта, 3 октября 1941 года собралось высшее партийное и военное руководство, представители многочисленных гитлеровских организаций и просто жители, ярые поклонники фюрера и нацистского движения.

Гитлер тонко понимал мелкие людские страсти, без труда отыскивал чувствительные места в психологии мелкого буржуа, учитывал обывательские националистические эмоции и умело использовал их. Все выступления Гитлера, будь то в рейхстаге на больших совещаниях или перед народом, были чем-то похожи на театральные представления.

За полчаса до приезда Гитлера «Спортпалас» заполнился публикой. На возвышенном помосте, чем-то напоминающем подмостки эстрады, за длинным столом появились члены правительства, высшие военные чины.

За столом, чуть в глубине, на огромном полотнище знамени – орел с распростертыми крыльями, властно опирающийся когтями о свастику. Справа от стола президиума возвышалась трибуна с микрофоном. В первых рядах партера – видные фашистские руководители, крупные промышленники, руководящие чиновники министерств.

В правом крыле – дипломатический корпус; в левом – представители иностранной прессы.

В зале с напряженным вниманием ожидали появления Гитлера. И вдруг по залу пробежал визгливый крик: «Фюрер!» Все присутствующие вскочили как по команде «смирно», гремя откидными сиденьями. До слуха доносилась дробь солдатских каблуков, надрывался оркестр в торжественно-победном марше, и, пытаясь его заглушить, нарастало ревоподобное, бычиное «Хайль! Хайль!». Со всех сторон к Гитлеру тянулись кверху поднятые в приветствии руки.

Фюрера сопровождали Геринг, Геббельс, Гиммлер, Борман и адъютант полковник Шмундт.

Взойдя на сцену, Гитлер поприветствовал президиум, а некоторым лицам в знак высокого расположения пожал руку. Одет он был в традиционный простой солдатский мундир с двумя Железными крестами, которые он, будучи в звании ефрейтора, получил в Первую мировую войну. Он частенько похвалялся своими наградами перед приближенными.

Засунув левую руку за широкий солдатский пояс, Гитлер сделал привычный жест и направился к трибуне.

Речь Гитлер начинал обычно спокойно, тихим, еле слышным голосом. Потом, входя в азарт, он принимался быстро жестикулировать правой рукой, подняв ее вверх, загибая пальцы. Он жестикулировал поочередно то правой, то левой рукой, а то вдруг одновременно двумя.

– Мы положили на обе лопатки большевиков с их армиями, мощью которых они хвастались, как непобедимыми, на весь мир, – выкрикнул он надрывно, задыхаясь от ярости.

Зал притих, ожидая окончания его мысли.

– Мы покончили с коварными англичанами, переметнувшимися в лагерь Советов, стерев с лица земли их города, и устроим последний Дюнкерк их армии на Британских островах. – Гитлер потрясал кулаками, рукава его солдатского мундира вздернулись до локтей, обнажив плоские, костлявые руки. Он приподнимался на носках, и порой казалось, еще немного, и фюрер перевалится через трибуну и упадет. Клок волос на лбу его дрожал, и неподвижные холодно-студенистые глаза смотрели кверху, как будто он молился тому невидимому Богу, что был там.

– Жертвы, принесенные великим немецким народом в войне с большевиками и всеми врагами нашей нации, не будут забыты Богом и нашими потомками. Эти жертвы положены на алтарь великой империи нашей немецкой родины. – Он поджал губы, будто сдерживал рыдание, и зал прервал его речь мощным «Хайль!», «Вождь, приказывай! Мы готовы! Хайль!».

Гитлер перевел дыхание, задыхаясь, резким кивком головы отбросил клок волос со лба, отхлебнул воды из стакана.

– Я хочу вам сказать о главном историческом событии, ради чего мы собрались здесь. Великая германская армия, гордость и цвет нации, начала новую наступательную операцию с решительными целями – операцию гигантских масштабов. Могу сообщить вам первым и всему нашему народу радостную новость. Враг уже разбит и никогда больше не восстановит своих сил!

По залу прокатился такой мощный рев, что качнулись подвесные люстры, и Гитлер замер от неожиданности, как бы сам испугавшись дьявольского шумового наваждения. В этом реве и шуме тонули выкрики «Хайль!», «Победа!». И, перекрывая шум, под сводами зала поплыл кайзеровский гимн «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес» с припевом «Хорст Вессель…»[7]7
  «Германия, Германия превыше всего». Хорст Вессель – командир штурмового отряда, убитый в пьяной драке в 1931 г. Его именем был назван гимн нацистской партии.


[Закрыть].

4

По тому весьма необычному поведению, которое нарушало воинскую субординацию (а член Военного совета хорошо знал начальника политуправления Московского военного округа), он сразу понял, что произошло что-то чрезвычайно важное, требующее принятия каких-то неотложных мер.

…4 октября, рано утром, в 8 часов, зашел к нему начальник политуправления Московского военного округа бригадный комиссар Муранов. С ним Телегину приходилось встречаться порою по нескольку раз в день, но всегда он звонил, спрашивал разрешения, прежде чем зайти…

Сегодня же он появился в кабинете члена Военного совета неожиданно, чем-то встревоженный, торопливо подошел к столу и положил перед Телегиным несколько листков бумаги.

– Вот вам речь Гитлера. Он произнес ее вчера по радио. Мы сделали перевод. Прочтите, не откладывая.

«…Началась новая операция гигантских размеров… Враг уже разбит и никогда больше не восстановит своих сил…»

«Может, это очередной бред фюрера? Хочет выдать желаемое за действительное? Где же началась эта “гигантская операция”? – раздумывал член Военного совета. – Под Брянском? Не похоже. Где же?»

К нему только недавно заходил офицер оперативной группы от начальника штаба капитан Тенгин. Он доложил, что положение на Брянском фронте тяжелое. Тула под угрозой, но Ставка принимает срочные меры.

Член Военного совета решил позвонить дежурному по Генштабу. Ответ был успокаивающим. На Западном и Резервном фронтах все в порядке. На других участках фронта ничего серьезного за ночь не произошло.

И командующий ПВО, запросив посты ВНОС Западного фронта, сообщил дивизионному комиссару, что все в порядке, только вот почему-то прервалась связь с главным постом, и он послал проверить и восстановить.

…А тем временем военные события развивались стремительно. 3 октября 1941 года противник ворвался в Орел. Над Тулой нависла непосредственная угроза. (В тот же день был создан штаб Тульского боевого участка.) Обстановка быстро менялась, ухудшалась, требовала принятия самых решительных мер. И вот уже Московский военный округ, считавшийся тыловым, втянутый в водоворот боевых событий, буквально за несколько часов превратился в фронт.

На столе у дивизионного комиссара лежал боевой приказ командующего Московским военным округом, который принесли ему на подпись. Приказ требовал:

«Тульскому оружейному военно-техническому училищу выслать передовой отряд в район Мценска и прочно оседлать шоссе на Тулу. 14-й стрелковой запасной бригаде одним полком занять оборону по восточному берегу реки Оки в районе Кураково, прочно прикрывая направление Белев – Тула; вторым полком выдвинуться в районе Ефремова для обороны направления Елец – Тула; остальным частям с приданной саперной ротой 330-й стрелковой дивизии и Тульским истребительным отрядом занять оборону на рубеже Спасское – Захаровка – Жирово – Крюковка с задачей – не пропустить противника на Тулу.

Штабриг – Щекино.

330-й стрелковой дивизии: одним полком и батареей семидесятишестимиллиметр. пушек к двадцати трем ноль-ноль 3.Х.41 г. занять оборону на рубеже Павшино – Слобода – Куракино. Остальными частями дивизии – рубеж Михалково – Новотульское – Криволучье, опираясь обоими флангами на реку Угру.

Тульскому ОВТУ с двумя саперными ротами 330-й стрелковой дивизии к двадцати ноль-ноль 3.Х.41 г. занять оборону на рубеже по северо-восточному берегу реки Зуши в районе Мценска на участке Мценск – Самозвановка.

Начальнику боевого участка – боевой состав секторов обороны города сформировать совместно с городскими парторганизациями за счет рабочих города Тулы. Для строительства рубежа мобилизовать местное население и необходимые средства».

…Так началась для Московского округа боевая жизнь. Москва стала фронтовым городом.

…Ночь с четвертого на пятое октября была нескончаемо долгой, утомительной и тревожной. Но не только из-за налетов вражеской авиации… Тревогу усиливали звонки из Тулы секретаря обкома Жаворонкова. Он докладывал о крайне опасном положении в городе и просил помощи.

Ему были направлены два зенитных артиллерийских полка.

5

Несмотря на глубокую осень, день выдался солнечный, приветливый, и начальник Генштаба генерал-полковник Гальдер вышел из кабинета на застекленную веранду, выходившую в сад, и попросил адъютанта не беспокоить его по текущим вопросам и направлять всех просителей к его заместителям.

Надо было уединиться и разобраться в том, как развиваются события в группе армий «Центр», и быть готовым доложить обо всем фюреру. Гитлер заметно нервничал и часто запрашивал у начальника Генштаба сведения о действиях соединений на Московском направлении.

Сегодня рано утром позвонил фельдмаршал Браухич и требовал выяснить причину неудачи, постигшей 255-ю пехотную дивизию 27-го армейского корпуса.

Гальдеру удалось установить, что в неудачах и больших потерях этой дивизии виновен командир корпуса Вегер. Обладая чрезмерным честолюбием, он бросал эту дивизию несколько раз на штурм позиции советской гвардейской дивизии и хвастливо заявлял командующему армией, что он сотрет в порошок этих гвардейцев. Осуществить свои честолюбивые намерения генералу не удалось, а дивизия его потеряла две трети личного состава убитыми и ранеными, не продвинувшись ни на сотню метров.

На общем фоне тех больших успехов, что добились наступающие армии «Центра», частная неудача одной дивизии ничего не значила, но, если, минуя Генштаб, об этом узнает фюрер, многие, в том числе и командование сухопутных сил, будут иметь неприятности. Гальдер тщательно изучал вчерашнюю вечернюю сводку и уточнял на карте положение немецких войск и противника.

Соединения группы Гудериана стремительно наступали на Орел. 2-я армия вела упорные бои при форсировании Десны. Ей удалось форсировать реку и отбросить противника примерно на пять километров, 4-я танковая группа потеснила советские войска и продвинулась до пятнадцати километров в глубину.

4-я армия Клюге успешно наступает на всем фронте и продвинулась на шесть – двенадцать километров.

3-я танковая группа Гота и 9-я армия ведут успешное наступление и продвинулись до двадцати километров.

Гальдер достал рабочий блокнот и сделал пометку на карте.

«Начальник химической службы сухопутных сил полковник Окснер доложил, что химические войска имеют достаточный боевой опыт и готовы к боевому использованию их в операции “Тайфун”.

Его размышления прервал вошедший адъютант, который подал ему боевое оперативное донесение: «Танковая группа Гудериана достигла Орла».

«Фюрер будет обрадован этой вестью, – подумал Гальдер. – Не буду сообщать Браухичу, а то старик тут же побежит сам докладывать…»

Гальдер достал из большого черного кожаного портфеля гроссбух и занес туда свои заметки: «4.10.1941 г. (105-й день войны).

Операция “Тайфун” развернулась успешно и ведется точно по плану. Войска Гудериана, наступая через Орел, вырвались к Мценску, не встречая сопротивления. Танковая группа Гёпнера вышла к Можайску. Группа Гота у города Холм достигла верхнего течения Днепра, а на севере вышла к городу Белый. Русские продолжают упорно обороняться на всех участках фронта, и это грозит им окружением. Вчера во время доклада фюреру были обсуждены следующие вопросы: 1-е – нацелить танковую группу Гудериана через Тулу на Москву; 2-е – очистить от советских войск район Ладоги. Для этого необходимо провести операцию и захватить Тихвин.

Вечером дважды говорил с фельдмаршалом фон Боком. Мы обсудили с ним два важных момента: как лучше и быстрее организовать наступление танковой группы Гудериана на Тулу и что сделать, чтобы обеспечить его всем необходимым (горючим и боеприпасами); положение войск на крайнем южном фланге группы армий Бока. Меры по активизации их действий».

Гальдер достал директиву номер 35 – «Тайфун» – и прикинул ход дальнейшей операции.

«По пункту “а” фон Бок поставит задачу Гудериану овладеть участком шоссе Орел – Брянск. Оно крайне нужно нам для снабжения танковой группы. Гудериан должен захватить Мценск и обеспечить переправу через Оку в районе Белева. По пункту “б” командование группы армий “Центр” должно иметь в виду, что при наступлении обеих групп, “Центр” и “Юг”, по расходящимся направлениям в районе Сумы пока остается неликвидированной группировка противника. Им надо непременно обеспечить свои фланги. Не исключено, что противник предпримет фланговые удары».

Генерал-полковник вызвал адъютанта и приказал ему принести и повесить крупномасштабную карту с последней обстановкой группы армий «Центр».

– И не забудьте чашечку кофе с ямайским ромом.

Адъютант прекрасно изучил вкусы своего начальника. Если он просил кофе с ромом, значит, у генерала отличное настроение и никто не должен нарушать его уединение. Он пишет.

Адъютант не ошибался. Гальдер, насвистывая какой-то бравурный военный марш, ходил, заложив руки за спину, изредка останавливаясь у карты, и снова продолжал ходить в раздумье.

Потом он присел к столу, отпил несколько глотков терпко-пьянящей жидкости и записал:

«Сражение, предпринятое группой армий “Центр”, развивается классически. Танковая группа Гудериана вырвалась на шоссе Орел – Брянск. Противник, предпринявший контратаку на левом фланге танковой группы Гудериана, потерпел поражение. Его частям грозит полное окружение… 2-я армия продвигается успешно, почти не встречая сопротивления. Танковая группа Гёпнера предприняла обход болотистого района с востока и запада и продолжает наступление на Вязьму. Перед правым флангом танковой группы Гёпнера, за которым следует подвижной корпус из резерва, до сих пор не участвовавший в боях, противника больше нет.

Сила сопротивления противника на оборонительных позициях различная. Наша 9-я армия очутилась в весьма тяжелом положении. Наступление 3-й танковой группы приостановлено. Нет горючего. Пехота совершает ускоренные марши. Надо полагать, что с развитием наступления противник будет оказывать все более упорное сопротивление на отдельных участках. По данным нашей разведки, советское командование перебрасывает силы с неатакованных участков фронта на юг против нашей северной ударной группы…»

Уединение Гальдера было вскоре нарушено. Пришел адъютант и сообщил, что его вызывают для доклада фюреру.

…На другой день Браухич с обидой воспринял тот факт, что его подчиненный Гальдер докладывал лично фюреру обстановку на фронте действий группы армий «Центр» без его ведома… И Браухич нашел предлог самому явиться к Гитлеру с докладом. Он взял с собой полковника Хойзингера. Полковник понимал, что ссориться с непосредственным своим начальником Гальдером ему не пристало, и, вернувшись, тут же проинформировал его о докладе главнокомандующего сухопутными силами Браухича и о принятых решениях фюрера. А решения его были такими.

Гитлер приказал направить танковую армию Гудериана от Орла на Москву. Танковую группу Гёпнера и 2-ю армию продвинуть на Калугу. Он потребовал провести перегруппировку сил на фронте армий «Центр» с целью усиления обходящего фланга. Фюрер высказал мнение, что захват Курска на данное время не является важным…