Текст книги "Ковка стали. Книга 1"

Назавтра подъехал к нему в начале дня за подписью в акт государственной комиссии. Сидит насупленный, с похмелья. Отказал.

– В чём дело, почему?

– Поедем, покажу.

Приехали на дом, ходили, смотрели, обои пальцами ковырял: крепко ли приклеено. На одной из лестничных клеток остановился напротив этажного электрического щита:

– Откройте.

– Ключей нет, дом и щит подключены к сети, туда запрещено залезать.

– Закрыт, так я открою. – Зацепил руками угол щита, начал дёргать. Не идёт.

– Что вы делаете?

– Не мешайте. – Упёрся ногой в стену, тащил что есть мочи. Щит хоть и был приварен в проектном положении, отлетел вместе с бетоном, провода замкнуло, вылетело пламя, его шибануло током так, что он слетел на нижестоящую лестничную площадку. С воплем: «Дом опасен для проживания», – выскочил из подъезда.

Как раз к этому времени к дому на уазике подъехал главный инженер ДСК:

– Что тут у вас?

Я доложил:

– Не хочет подписывать.

– Выпить осталось?

– Есть ещё. – Послал прораба. Тот принёс бутылку водки, стакан, закуску.

Главный инженер пригласил сотрудника архстройнадзора к себе в машину:

– Садитесь, довезу до работы.

Они уехали. После обеда мне звонят из горисполкома:

– Куда дели нашего человека? Надо другой дом принимать, Госкомиссия в сборе, а его нет.

– Уехал он от нас ещё до обеда. Странно, где он может быть?

Заехал к главному инженеру:

– Извиняюсь, куда вы его дели? Пропал. Ищут его.

– Завтра появится!

– Где он, куда вы его увезли?

– Сел он в машину, я, как нормальному человеку, предложил опохмелиться. Бутылку он выжрал, подписывать акт отказался. Дескать, дом опасен для жизни. Ну я его и отвёз в лес, километров за сорок от города, выкинул из машины. Теперь он к завтрашнему дню пешком придёт, если какая попутка не подхватит.

– Круто вы его. Как бы не замёрз? Холодина на улице.

– Посмотрел я на него: хорошо одет, даже унты прихватил, как знал.

– Что будет теперь?

– Ничего не будет, не переживайте. Видывал я таких. Молчать будет. Знает: если начнёт жаловаться, ему же и хуже будет. Мы молчать не станем, всё про него расскажем: и про щит, который он оторвал, и про пьянку его. Щит пока не восстанавливайте, обесточьте.

– Сделали уже.

– Пусть знает, как пить и не подписывать.

Дом сдали. Квартир отделочникам не досталось. Начальника ДСК вновь заменили на… начальника управления отделочных работ, моего «врага».

Пригласил меня к себе в кабинет. Сидит, гордый такой. Мол, кто я и кто ты.

– Не обижайся на меня за прошлое, придётся вместе работать.

– Да я что, забыл уже.

– Деньги вернём.

Оказывается, мало работу сорвал, так и деньги до сих пор не вернул. Пропали наши денежки. Тогда не отдал, когда работал, теперь кто ему отдаст? Да пошёл он…

Пансионат на Мельникайте был монтажом на пятом этаже. Лифтовая шахта располагалась в торцевом углу. Угол как-то подозрительно вываливался наружу.

Я пригласил геодезиста:

– Это что?

– Где, что?

– Угол вывалился сантиметров на десять, простым глазом видно.

– Не может быть, я этого не вижу.

– Несите теодолит.

Принёс, установил, посмотрел.

Я поправил настройку теодолита, посмотрел. Стена завалена наружу от дома.

– Теперь вы смотрите.

– Ну?

– Чего ну? Видите на сколько?

– Вижу. Не знаю, как это могло произойти. Исправим.

– Кто исправит? Разбирать угол надо. Монтаж остановим, кто будет отвечать? Вы? Я буду отвечать. Идите наверх, проверю ваш горизонт и оси. Несите приборы. Повстречаюсь с прорабом, подойду. Если и там так же – уволю.

Новому бригадиру Дягилеву разъяснил, что с углом делать. Старого бригадира пришлось снять за отсутствие дисциплины в бригаде.

– Разберите до третьего этажа, перемонтируйте угол, потом уже выше пойдём.

Поднялся на перекрытие пятого этажа, взял с собой одного рабочего. Маяки уже стояли. Геодезист установил нивелир. Я взял рейку, поставил на маяк:

– Смотрите.

Геодезист подошёл к нивелиру, наклонил голову, смотрит.

– Что вы делаете?

– Что?

– Вы же не в тот окуляр нивелира смотрите, в широкий, надо в малый. Вы всё время так работаете?

– Ой, и точно, что же это я – видно, бес попутал.

– Вот что, дорогой, идите проспитесь, вы опять пьяны.

– Не пил я сегодня.

– Знаете, идите с моих глаз. Не ручаюсь за себя, здесь пятый этаж.

Он постоял посмотрел, как я переделываю его работу, ушёл. Новые объекты появлялись, нагрузка росла. Планёрки, совещания, субподрядчики, своя работа. В голове планы, новые приёмы работ… Забот хоть отбавляй. Напряжение огромное.

Работать надо, а тут папиросы закончились, спички. В голове: где и как достать? Не заметил, как по две пачки «Беломора» стал выкуривать. Пора бросать. Вспомнил, для чего приучал себя. Сейчас курево стало отвлекать от работы.

– Всё, харе. Бросаю.

В действительности оказалось не так-то просто взять и бросить курить. Смотрел на других. Вон толстый, морда красная, стоит на автобусной остановке курит себе, и ничего. Я же стою рядом, худой и бледный, борюсь с собой, характер вырабатываю. А надо это мне? Так себя жалко становится.

«Сам так решил: приучить себя и бросить. Терпи».

Тяжелее всего, когда проводишь планёрку. В вагончике дым коромыслом, топор можно повесить, а я характер вырабатываю… Или на какой вечеринке – все люди как люди, я опять характер вырабатываю. Долго всё это меня преследовало. Держался стойко, принял решение – выполняй. Постепенно подавил в себе тягу к табаку.

Как-то раз машины моей не оказалось, а надо срочно ехать на объект. Взял свободный самосвал ЗИЛок. По центральным улицам ему ехать нельзя, поехали по вторым путям, мимо железнодорожного вокзала. Водитель закурил мятные сигареты, мне так захотелось попробовать, год как бросил. Ну уж очень они хорошо пахли. Попросил сигарету. Тот дал, дал и прикурить. Затянулся, ничего особо интересного нет. Тут же в голове сработала мысль: «Что я делаю, я же бросил!» Открыл окно, тут же выбросил.

– Не понравилась?

– Дрянь какая-то, отрава. Как их курят, тратят деньги, травят себя. Было бы бесплатно, оно понятно, от дармового только дурак отказывается. А здесь за свои деньги сам себя травишь? Чушь какая-то.

Это была моя последняя сигарета.

К весне начали монтаж второго пансионата. Первый готовили под отделку. Вторая очередь дома на Полевой была монтажом на третьем этаже. Вели монтажные работы на двух детских садах. Пора за Мегионский детский сад браться. Что там мой «бич» делает?

Полетел посмотреть по началу монтажных работ, проверить сохранность материалов. Добрался по грязюке до объекта – нет моего работника. Пошёл в сельсовет, спросил, не видели ли его?

– Где-то здесь шарашится, видели на днях. Скажите, кто за него долги будет отдавать?

– ?

– Он тут у многих людей поназанимал. Говорил, что вы приедете и отдадите.

– Как это понимать? Вы ему здесь давали, он занимал, отдавать я должен?

– Он так говорил.

– С него самого и берите. Я ему заработную плату платил, командировочные расходы высылал… Что он здесь делал?

– Пил беспробудно.

– Знаете, я бы ему на вашем месте никаких денег не давал. Сами разбирайтесь с ним.

Ушёл, не попрощавшись, осмотрел объект. Всё на месте. Надо добираться до аэропорта в Нефтеюганск. Хорошо, прихватил с собой сапоги, пришлось ползти по непроходимой грязи. Опять сельсовет. Я шёл по противоположной стороне улицы так называемой дороги. К крыльцу сельсовета подъехал, разбрызгивая грязь, гусеничный ГТТ.

Открылся задний полог, из него прямо в грязь выпрыгнул невысокий худощавый молодой человек в чёрном костюме, белой рубашке с галстуком и в болотных распущенных сапогах. За ним у заднего борта появилась здоровенная молодая баба в фате. Тот, по всей вероятности, жених.

Со словами: «Неси меня, мой любимый» – она опустилась к нему в руки. На ногах – белоснежные туфли. Вот те раз, она же его раздавит. Пока он стоял с ней на руках, раздумывая, что делать: бросить её в грязь или переть в сельсовет, сопровождающая их молодёжь повыпрыгивала из ГТТ в сапогах в ту же грязь, с улюлюканиями и песнями подбадривали жениха.

– Неси свою невестушку.

Жених ошалело смотрел по сторонам, ожидая подмоги. Видно, человеку не только не хватает сил удержать её, но не хватает и воздуха. Толпа ничего не замечала, была пьяна, галдела, шумела, хлопала в ладоши:

– Ну что же ты, иди.

Невеста вцепилась в его шею, сидела, счастливая, на руках и широко улыбалась. Молодой человек невероятными усилиями переставил ноги по направлению к крыльцу, закачался, его понесло в бок. Ребята его приостановили:

– Не сюда, к сельсовету.

Я стоял и смотрел на обречённого, мне не верилось, что он дойдёт до крыльца. Дошёл. Невеста радостная вскочила на крыльцо и чуть не за шиворот выволокла из грязи своего жениха, поставила рядом:

– Пойдём, дорогой.

С толпой они скрылись в сельсовете. ГТТ стоял, ожидая гостей и молодожёнов назад… Живут ли эти молодожёны вместе или на второй день после свадьбы молодой человек сбежал от неё, история нас не посвятила в известность.

По возвращению в Тюмень уволил своего «бича». Ещё не хватало, чтобы к нам пришли за его долгами. Какие он там людям расписки писал? Юрист как-никак. После этого случая больше я его не видел.

В апреле у меня родилась дочь. Назвал её Вита. С древнегреческого означает «жизнь». Мне показалось, это редкое, но хорошее имя, соответствовало моему длинному имени. Станет, к примеру, учительницей – дети язык сломают, называя её по имени и отчеству. Так просто и удобно: Вита Геннадиевна.

После командировки, в воскресенье, поехал по объектам, ознакомиться с состоянием дел. Начал с Полевой. Подошёл от автобусной остановки к прорабке, дёрнул за ручку двери. Закрыта изнутри. Постучал. Там переполох. Шторы на окнах закрыты. Через минуту вышел прораб, за собой захлопнул дверь:

– Здравствуйте, извините.

– Что у вас там, можно посмотреть?

– Геннадий Евгеньевич, лучше не надо. Лучше сам вам расскажу.

– Рассказывайте.

– Мы там с друзьями в карты играем. Воскресенье, рабочих нет. Ну мы и решили поиграть. Извините ещё раз.

– Да ладно, какие дела на монтаже?

– Работа идёт, от графика не отстаём. Насчёт этого – больше не будет подобного. Сейчас все уйдут и точка.

– Сами смотрите, вы хозяин на стройке, делайте как хотите.

– Спасибо. До свидания. – Он зашёл в прорабку, я поехал дальше.

Буквально через неделю меня к себе вызывает главный инженер Шорин и приказывает уволить прораба с Полевой.

– За что, Николай Фёдорович? Он лучший мой прораб.

– Знаю, не хотелось говорить, но, чувствую, придётся. Карточник он, шулер.

– И что, за это увольнять?

– Он не просто картёжник, а очень хороший. Все мои друзья с севера ему проигрывают подчистую. Есть у нас в городе место, дом офицеров, где они, любители карточной игры, собираются, играют на большие деньги, а он, ваш прораб, их постоянно обыгрывает. Понимаете? Если мы его не уволим и он из города не уедет – его могут и того, – он красноречиво провёл рукой по горлу.

– Не может быть.

– Такие вот дела. Уговорите его добром. Пусть увольняется и уедет.

– Жалко такого специалиста.

– Не понимаю, при таких деньгах, он ещё и работает, как вы говорите – хорошо. Зачем это ему надо? Со многих мужиков десятки тысяч рублей прёт. Мало, что ли?

– Поговорю, сегодня же поговорю.

Бросил работу, приехал на Полевую. Прораб был на месте. Я рассказал ему просьбу главного инженера.

– Что делать будете, заявление писать?

– Зачем? Нет, так увольняйте.

– Как же, а расчёт, трудовая книжка?

– Смеётесь, расчёт? Всю вашу контору год могу содержать за свои деньги.

Я не поверил.

– Показать вам?

– Чего?

– Сейчас у меня карманы пустые. Пойдёмте со мной, всё равно к автобусной остановке идти к строительному институту. Меня там ждёт один человек, вчера проиграл в карты. Зайду, он мне отдаст: посмотрите, сколько это денег.

– Право, не знаю.

– Пойдёмте, пойдёмте, здесь недалеко.

Мы подошли к институту, он зашёл в него. Я остался на улице, ждал минут пятнадцать.

– Смотрите, – он распахнул пиджак.

Два верхних и два нижних кармана были туго набиты пачками денег.

– Двадцать одна тысяча. Шорин правду вам сказал. Так я пойду?

– Постойте, а зачем вы работали у меня прорабом, раз у вас такие деньги?

– Смотрю я на вас, Геннадий Евгеньевич, один вы, пожалуй, не за деньги работаете, как и я, за идею, коммунизм всё строите. Гвоздя со стройки домой не унесли.

– Точно, не унёс.

– Я тоже не унёс. Только разные у нас с вами основы. Вы развлекаетесь коммунизмом, а я картами. Деньги мне не нужны. Сама игра мне приносит удовлетворение. Вы решаете неразрешимые задачи, я их тоже решаю. Каждый в своей сфере. Спокойно было за вами: чётко, определённо, надёжно. Так же и в картах. Только расслабься – сожрут. У меня останутся о вас положительные воспоминания. Не хотели они со мной здесь играть – будут у себя дома. Поеду на север. До свидания, – протянул руку для прощания.

– Желаю удачи.

– Счастливо строить коммунизм.

Он вскочил в подошедший автобус и уехал. Я стоял и не мог сообразить, как так можно всё бросить и уехать, даже заявления на увольнение не написал.

Вернулся в контору, написал от его имени заявление, передал в отдел кадров:

– Увольте. Он больше у нас не работает.

Намного позже я был в командировке в Сургуте. Он окликнул меня в центре города:

– Геннадий Евгеньевич, какими судьбами?

– Здравствуйте, в командировке, на пару дней.

– Как живёте, как работа?

– Нормально, всё по плану… Играете?

– Играю. Побежал, телевизионную вышку строю, на совещание опаздываю.

– Удачи.

И всё. После этой встречи я о нём больше не слышал.

На Полевую нашёл другого прораба, попроще, но работу знал.

Удобно работать с радиостанцией, всегда в курсе текущих дел. Одно плохо, надоедали по каждому поводу. Вот опять:

– Геннадий Евгеньевич, у нас при монтаже лестничный марш развалился. Вместо арматуры из бетона метла торчит. Срочно приезжайте.

Приехал, смотрю, точно: вместо арматуры – метла. Срочно еду на завод, захожу к директору. Рассказал о метле, он не поверил. Пошли в ОТК.

– Видите, какие «подарки» делают ваши зэки?

Директор работал с первого дня пуска завода. Хозяйственник, дело знал. Слаб был технически. Образование – школа мастеров во время войны. Уже собирался на пенсию.

– Хорошо, никого не поубивало. Стар я стал, мои не усмотрели. Виноват. Составьте акт, передайте мне, разберусь, кто это устроил. Накажем виновного. А чем их накажешь? И так сидят. Как они мне надоели! Напишу заявление на увольнение, пусть кого помоложе ставят.

Монтаж панелей вообще опасная работа. Рабочие ходят словно по минному полю: то петля оборвётся, выдернется, то порыв ветра качнёт деталь на стропах, подкос, струбцина соскользнёт… Нет ни одного дома в Тюмени, думаю, в любом месте, где есть панельные объекты, где бы не было несчастного случая. Не обязательно тяжёлый, смертельный, но простой, лёгкий на каждом доме происходит.

Так было и у меня. При завершении монтажа первого пансионата на Мельникайте, ночью монтажника Войнова – из-за неосторожной работы крановщика башенного крана – внутренней стеновой панелью прижало к наружной стене. Вызвали скорую помощь, отправили в больницу. Жив, мёртв – никто не знает. Мне о случившемся сообщили только на селекторе. Всё бросил, полетел на объект. Монтаж стоит. Прораб и ночная смена монтажников в прорабке. Мастер с ночной смены рассказал, что и как. Прораб встрял в разговор:

– Геннадий Евгеньевич, утром я первый пришёл. В прорабке главный инженер Шорин сидел, смотрел журнал по технике безопасности, написал в нём чего-то и уехал.

– Дайте мне журнал. – Открыл. На несколько дней раньше рукой главного инженера написано предупреждение о недопустимости несчастных случаев, некоторые указания. Прочитал, закрыл. – Понятно. Начальство свой зад прикрывает. На то оно и начальство.

Пришла комиссия, написали предписание. Провели повторный инструктаж, исправили замечания. Запустили монтаж. Случай постепенно начал забываться. Войнов остался жив, выкарабкался с того света. На работу не вышел, получил группу по инвалидности.

Как-то не держались в ДСК начальники. На сей раз заменили у нас и начальника ДСК, и главного инженера, и директора завода.

Новый начальник ДСК Глазунов Илья Павлович и главный инженер Митрофанов Николай Николаевич приехали из Волгограда. В тот же день это отразилось на мне. Впервые за столько лет работы со мной заговорили на одном языке. Глазунов руководил в Волгограде домостроительным комбинатом. В нём я увидел впервые стоящего руководителя.

Первое, с чего он начал – вычистил склад готовой продукции от бракованных изделий. Потом вдруг заявил, что ему надо тысячу «китайцев», надо понимать рабочих, и он гарантирует стабильную работу завода (убрать заключённых), и сто тысяч квадратных метров жилья в год он обеспечит.

Меня перевёл главным строителем, что-то вроде своего заместителя по строительству. Создали из моего одного участка три. Мне выдали легковой автомобиль Газ-69, он был старенький, военных лет выпуска, но бегал, как новый. Отослал меня в Ленинград, на Обуховский ДСК по обмену опытом.

– Смотрите всё хорошенько, фотографируйте, берите чертежи, бумаги, всё, что попадётся. Будем делать революцию. Застоялись вы здесь, отстали от остального мира. Главный инженер Митрофанов, он в основном по заводу специалист. Не будем ему мешать. Мы с вами стройку и контору будем поднимать… Рыбу ловите?

– Конечно, у меня есть личное приписное озеро Кунчур.

– Далеко?

– Близко, километров тридцать от города. У нас на монтаже есть мастер – Женя Привалов, его мама работает в рыбнадзоре. Так сказать, по блату, ещё на участок взял себе озеро. Частенько ездим с мужиками, карасей ловим. Мало будет – ещё возьмём озеро подальше, получше. Есть в Ярковском районе.

– Посмотрим ваш Кунчур, подумаем о другом. Может, и не надо.

На Обуховском ДСК, он тогда ещё был на одном балансе с заводом, пролез на брюхе всё: от монтажа с колёс до автоматического списания материалов, моя давняя мечта. Почему они это могли сделать, а мы – нет? Мало думаем. Наполнив голову увиденным, портфель бумагами, вернулся домой.

Рассказал начальнику и другим о том, что на монтажных площадках у них нет кассет, пирамид для складирования панелей. Сразу с панелевозов, прибывающих по графику, панели монтируют в проектное положение. О том, как лично видел в приёмной, под дверью главного инженера ДСК, мастера с монтажной площадки, у которого разбилась перегородка. Тот бегал с заявлением о повторной доставке этой перегородки. Словом «Лимит» там заменяют злополучную форму двадцать девять на списание материалов. У них действовал закон: вывезенное на объект по лимитно-заборной карте считается пущенным в производство. Отделочные материалы завозятся не навалом, по заявкам, а в контейнерах со своим шифром. В каждом контейнере чёткое количество материалов, то же по лимитной карте… Много новых технических вопросов. К примеру, потолки не белят, клеят обои: белые, голубые, в полосочку.

Сам был на монтаже. Пока ходил, смотрел – кричат сверху: «Поднимайтесь, перекрываем этаж». За какой-то час при мне смонтировали этаж подъезда.

Закладные детали самофиксирующиеся. Словно детский конструктор: в одной панели закладная деталь с отверстием, на другой – с кулачком. Поставил одну в другую, сваркой сваривать не надо. Правда, не всё так идеально подходит. Иной раз не попадает одно в другое, прихватывают сваркой, шва нет, не то что у нас, так варим – танком не разорвёшь.

На мой вопрос: «Не опасно, может и развалиться?» – получил ответ:

– Всегда делаем так. Целый город построили, дома пока стоят.

Был на Васильевском острове, там строился большой микрорайон. Попал на пожарные испытания готового дома. Посмотрел, как это делается. Как ни пытались поджечь изнутри дом – ничего не получалось. Огонь внутри не распространялся, глох из-за хорошей герметичности и изоляции. Пришлось пожарникам разбить стекло в окне, тогда загорелось… Словом, вооружился.

Надо внедрять. Закрутил всех и вся. Особенно жёсткая борьба была с бухгалтерией. До их сознания не доходило, как это можно списывать с подотчёта материалы без формы двадцать девять. После больших баталий сошлись: монтаж – да, остальное – нет. Оно и правда, наша подготовка производства далека от желаемой. Производственный отдел выпускает лимитно-заборную карту с указанием необходимых материалов на дом перед началом работ, передают на завод и на стройку. Завод отгружает в необходимом порядке панели, закладные детали, везут на стройку. Там монтируют, пусть не так, как в Ленинграде, не все кассеты выбросили, но работа явно ускорилась, начало порядка зародилось.

Между тем первый пансионат готовился к сдаче государственной комиссии. Поинтересовался, сколько нам на ДСК выделяют квартир? Оказалось – нисколько.

– Как так? Дом на Полевой строили для себя – дали крохи. Этот – для другого заказчика, должны дать десять процентов. Так не пойдёт. – Посчитал, сколько это составляет. Четырнадцать малосемейных квартир.

Прошла госкомиссия. В профкоме узнал, кто впереди на очереди, раздал ключи и заселил своих людей, ровно четырнадцать семей, сам и двух мастеров со своих участков. Ключи после сдачи объекта у меня. Решил дать квартиры – дал.

Что тут началось! Сначала начальник ДСК:

– Геннадий Евгеньевич, я вас понимаю, но не таким же способом.

– Они нас не понимают, мы их. Буду отстаивать наши интересы.

В «Сибжилстрое» спустили собак:

– Отдайте ключи заказчику и выселите людей.

– И не подумаю.

– Тогда мы вас выселим силой.

На другой день вызвал меня начальник «Главсибтрубы» Мясников, заказчик пансионата:

– Геннадий Евгеньевич, я вас знаю как здравомыслящего человека. Побойтесь Бога. Спасибо, конечно, что вы нам сделали этот дом. Вы, наверное, не в курсе, что он идёт под названием – общежитие, а с общежития заказчик подрядчику ничего не выделяет.

– Как так, мы строили дом для малосемейных.

– Это и есть общежитие.

– Нет, так не пойдёт, мне их ещё строить с десяток штук. Вы нам ничего не собираетесь давать?

– Получается, так.

– Как хотите, нашему коллективу тоже нужно жильё, пусть малосемейное. Решайте вы, я своё решил, занял свои десять процентов. Никого не выселю.

– Подумайте, предупреждаю, вы играете с огнём. Может быть возбуждено уголовное дело в отношении вас за самоуправство.

– Заводите, ещё раз вам говорю: то, что заняли, – это наше, и мы не уйдём.

– Я вас предупредил. Пока вас не выселим, никого из своих заселять не будем.

Через день в Тюмени был – понимаю, не по моему делу, по работе – министр Щербина. Ему доложили о случившемся. Пригласил меня поговорить.

Нашли меня, сообщили о приглашении. Подъехал к «Главтрубе». Я зашёл, в кабинете он был один.

– Присаживайтесь, Геннадий Евгеньевич. Расскажите всё по порядку, почему так вышло?

Рассказал и о доме, который строили для своего коллектива ДСК, но ничего не получили, о пансионате, где опять отказали в справедливых процентах.

– Теперь, оказывается, не жилой малосемейный дом, а общежитие, и нам опять ничего не положено. Не только один я, коллектив не понимает – почему? ДСК только начинает работать, собираем достойный коллектив. Без жилья мы не сможем удержать людей.

– Тут я с вами согласен, что-то надо делать. Я поговорю с Мясниковым, с местными органами власти. Ваши проблемы будем решать. Хорошо, что всё честно рассказали. До свидания, – руки не протянул.

– До свидания. – Вышел.

В тот же день меня вызвал к себе начальник объединения «Сибжилстрой».

– Поздравляю. Уже министра втянули в свою авантюру.

– Не втягивал я никого, он сам меня пригласил.

– Подписал он распоряжение о выделении в ДСК из каждого пансионата по восемь квартир, всего десять процентов.

– Десять процентов – это четырнадцать квартир.

– Вы не одни, есть субподрядчики. Город свои проценты брать не будет, всё-таки как ни крути – общежитие.

– Что мне теперь делать?

– Идите в ДСК, профком, администрация рассмотрят, кого утвердят, тот и будет заселяться. Порядок есть порядок.

Я в нерешительности поднялся.

– Идите, идите, у вашего начальника все документы имеются, о чём я сказал. Там и решайте.

Вышел. Ладно, пусть не по-моему, но всё-таки какая-никакая – победа.

Документы оформили согласно законам. Семью перевёз в пансионат. Он был буквально в пятидесяти метрах от прежнего моего места жительства.

Для отделки второй половины жилого дома на Полевой прислали комсомольско-молодёжный отряд, девушек строительного института. Им поручили провести подготовительные работы. Чистовую отделку сделают свои отделочники. Они быстро справились с заданием. Дальше повёз их в Бочкун. Там стояли смонтированные два двухэтажных дома. Надо было сделать чистовую отделку.

Собрали в небольшой автобус ПАЗ кастрюли, ложки, поварёшки… поехали. Я сними. Выдать на месте задание, договориться с местными о продуктах. В то время асфальта на дороге не было – щебень. Местами щебня не было, потому после дождя того и гляди окажешься в кювете. Всю дорогу студентки просились заехать на дом Распутина.

– Девушки, видите, какая плохая дорога, съедем вбок с дороги, потом не выберемся на трассу.

Как по заказу, прямо в Покровке нас занесло в кювет. Автобус съехал с трассы, наклонился на бок, но не упал. Принадлежности разлетелись по автобусу.

Водитель прикинул:

– Девочки, вы хотели к Распутину, вылезайте. Пока я автобус вытяну на дорогу – успеете к нему сходить, тут недалеко. Сапоги у вас есть?

– У всех… Ура…

– Вылезайте. – Открыл дверь автобуса, они вышли прямо в грязь.

Пока мы вытаскивали попутками наш автобус, девушки вернулись – кто хмурая, кто весёлая. Главное – посмотрели его дом.

Работали они в Бочкуне до конца августа, задание выполнили. Вернули их в Тюмень, устроили проводы, подарили подарки за хорошую работу, выдали заработанную заработную плату. Командиру я лично вручил грамоту.

Будучи в очередной раз в командировке, подсмотрел товарный знак. Его ставили заводы на панелях домов при прохождении ОТК, на бланках предприятий, дверцах машин. Решил у себя на ДСК сделать такое новшество.

В то время директором Тюменского художественного фонда, где работали художники Тюмени, был мой отец. Он приехал вслед за мамой. Пришёл я к нему, объяснил, чего мне надо. Он пригласил в кабинет члена Союза художников СССР Тюленева.

– Толя, послушай, это мой сын. Как график, ты вполне можешь разработать товарный знак ДСК.

Я ещё раз рассказал о своей идее.

– Чтобы было просто и понятно, что это ДСК.

– Хорошо, возьмусь, Евгений Павлович. Быстро не гарантирую, надо вникнуть в суть. Текучка имеется.

Через месяц отец пригласил меня посмотреть варианты. Официального договора мы не заключали, договорились работу оплатить наличными. Копейки, но всё же. Из шести вариантов выбрали один.

– Поработайте, Толя, над ним. Пятиугольник – это правильно, хорошо. Угол дома – тоже хорошо. Как-то сюда надо примостырить «ТДСК» – значит, Тюменский домостроительный комбинат, и внизу поле заполнить.

– Чем?

– Хоть крючок от бака башенного крана нарисуйте.

Ещё через отрезок времени пригласили:

– Так пойдёт?

Толя кое-чего доделал, и получил я замечательный знак. Расплатился, занялся его внедрением. Не успел, перевели в СМУ-17, отобранное в «Тюменьгазмонтаже» и переданное в ДСК. Там я сделал свой нагрудный знак, но уже не СМУ-17, а КМСМУ-17. За непродолжительное время работы добился от Москвы присвоения этого почётного звания: «Комсомольско-молодёжное управление».

За двенадцатичасовой, а то и больше, рабочий день уработаешься так, что голова идёт кругом. Ночью доберёшься до подушки, а в голову лезет всё то, о чём хочется писать, имею в виду художественную прозу. Захватывают сюжеты, разворачиваются действия. И так из раза в раз. Почувствовал усталость. Как избавиться от мыслей, не связанных с работой? Просто так эти ночные мысли не уходят из головы, сколько их ни гони.

Поизучал психологию, напоролся на аутогенную тренировку. Занялся ею. Постепенно стал успокаиваться. Внушением доводил себя почти до анабиоза. Засыпал, но на другую ночь всё повторялось.

– Вот же прицепилась, зараза какая.

Как мог подавлял в себе желание писать. Да и когда писать? Жизнь, работа вздохнуть свободно не даёт, где уж тут до писаний? Дело надо делать, а не писать. Права была когда-то мама – не хватало, чтобы узнала о моих мыслях.

Тут ещё в Сургуте дом рухнул той же серии, что и у нас. Понаехали отовсюду комиссии и туда, и почему-то к нам. Остановили строительство, нашли какие-то замечания в качестве работ.

– Товарищи, мы здесь при чём? Дом у них упал. Почему мы стоим, а они работают?

– Там нефтяники, вы тут, как-то вот так.

Конечно, в Сургут из Москвы лететь далеко, проще в Тюмень, всё поостанавливать и отчитаться за проделанную работу.

– Ну в чём вы обвиняете нас?

– А вон у вас оси не вертикальные.

– Где это? – Я был абсолютно уверен за геодезию. Того пьяницу выпер после того, как он у конторы спал в обнимку с нивелиром в цветочной клумбе. Нашёл лучшего в Тюмени геодезиста – Урлапова. Пришлось через его жену уговаривать перейти к нам на работу. Сам я за это время вертикальность оси научился различать до одного сантиметра. – Я говорю – нормально.

– Несите теодолит, проверим.

Принесли, проверили. Даже на полсантиметра нет отклонений от вертикали. По норме – один сантиметр на этаж.

– Я говорил вам. Смонтировано шесть этажей.

Чего им всем доказывать. Плюнул, поехал в Сургут посмотреть на обвалившийся дом. Это была, конечно, ужасная картина. Упал один подъезд дома в обеденный перерыв. Шли отделочные работы, дом полон отделочников. Пока они обедали в обеденный перерыв, дом и упал, никого не задавив. Отделались без жертв. И ведь что странно: на соседних домах микрорайона монтируют, а мы в Тюмени стоим.

Дом состоял из шести подъездов. Торцевая секция ещё частично стояла. Решил подлезть под неё по подвалу поближе к месту обрушения, посмотреть, как ведут себя панели фундамента. Они были аналогичны нашим. Здание охраняла милиция, за ограждения никого не пропускали. Умудрился пролезть, по подвалу подполз к месту обрушения. Панели фундамента, имеющие рамочную конструкцию, имели в верхнем поясе трещины до двух сантиметров, было страшно. Вдруг у меня над головой что-то затрещало, меня вынесло из подвала. Отошёл в сторону – дом стоит.

Приехал в Тюмень, доложил об увиденном – чокнулись там они. Продолжают работать на других объектах рядом в три смены. А мы по-прежнему стоим. Почему? Надо шевелить начальство. Так тянулось до тех пор, пока не прошёл слух, что на месте упавшего дома расчистили фундамент, по новой смонтировали, отделали и сдали в эксплуатацию.

Начальник ДСК Глазунов куда ни стучался – не добился разрешения на продолжение работ. Плюнул и уехал назад в Волгоград. Главный инженер уехал в Калининград. На хозяйстве остался один я, работал за себя, главного инженера и начальника ДСК. Побегал по инстанциям, марал бумаги, поорал, где мог, – разрешили, слава тебе Господи, продолжение строительных работ. Меня назначили исполнять обязанности главного инженера. Начальником прислали Кивовича, товарища главного инженера объединения «Сибжилстрой» Кривоносова. Он соображал в домостроении, но начальником никогда не был, не дорос.