Текст книги "Ковка стали. Книга 1"

В стане кипела работа. Найденных накормили, напоили.

Они отдохнули.

– Подождём вас. Вместе пойдём, боимся опять потеряться.

– Сутки потеряете, мы пойдём только завтра.

– Ничего, подождём.

– Чего же зря время терять? Гена, проводи их до дороги, всё равно бездельничаешь.

– Давайте, готов в путь.

Один из потерявшихся уставился на меня с подозрительным видом:

– Нешто этот пацан нас выведет? Не доверяю ему.

– Выведет, выведет. За три часа будете на дороге. Не забудь спасибо сказать, дядя…

– Ладно, пошли, коли так.

Ярко светило солнце, с трудом пробиваясь сквозь хохлатые, корявые ветви вековых деревьев. Трава вдвое выше головы. Направление известное. Пошли. Налегке через колдобины перелазить нормально.

Тайга шумела своей вековой жизнью: дятел стучит без устали, в вышине парит орёл, малые пташки чирикают, осы, шмели… Бурундук от страха стрелой взвивается вверх, белки с интересом смотрят вниз: «Кто там идёт?»

Прошли часа два.

– Не заблудились ли, парень? Давай передохнём. За тобой, как за козой, не угонимся. Замаял нас. Сколько ещё идти?

– Столько же, наверное.

– Так наверное или точно?

– Не знаю, может, меньше, может, больше. Я тут тоже первый раз.

– Вот те на! Мужики говорили – доведёт. Ты хоть знаешь, куда идёшь?

– Знаю, вон туда. До той горы. Там внизу дорога. Ну не дорога, так, тропинка. По ней до города дойдёте.

Молча передохнули.

– Пойдём, веди, знаток. Где тебя учили ориентироваться?

– В тайге вырос, в Кабырзе. Никогда не блудил.

Через час появился ручей, в логу, между гор. По нему недалеко до тропинки.

– Сами дойдёте или как? Мне вон ещё назад сколько киселя хлебать.

– Нет уж, дорогой. Веди до дороги, Сусанин, едрит тебя в корень. Там уж сами.

– Пошли.

Дорога по берегу ручья была лёгкой. Вот и тропинка. – Всё, идите. Часов пять дорога займёт. К ночи будете в Таштаголе.

– Спасибо, хоть вывел. – Они направились в противоположную сторону.

– Постойте, куда вы? В город вам сюда, а вы пошли дальше в тайгу, там и есть Кабырза. Правда, до неё о-го-го сколько.

– Чёрт побери. Спасибо ещё раз.

– Давайте, удачи.

Я повернул назад, к стану. Под вечер пришёл.

– Ну как, не заблудился?

– Нет, шёл напрямки. С мужиками намаялся. По тайге ходить не умеют. Куда попёрлись в такую даль? Хорошо, мне попались. Так бы без помощи не вышли.

Переночевали у костра ещё одну ночь. Поутру были готовы, двинулись в обратный путь. Пятнадцать килограмм в мешке за спиной вроде и немного, если по асфальту ходить. И главная проблема не в весе груза, а в верёвках, держащих мешок. Верёвка тебе не лямка от рюкзака – впивается в плечи и давит мёртвой хваткой, словно плечи отрезает. У мужиков тоже. Смотрю на них, у каждого здоровенный мешок на спине. Со стороны кажется, что к мешку приделаны ноги и он сам по себе идёт.

Просто по траве идти – одно. Через валежины и прочее перебираться – легче застрелиться. К тропинке подошли, убитые до крайности. Сделали очередной привал, посбросили мешки, повалились на землю. Теперь идти будет легче, но дольше.

– Как, Гена, чувствуешь себя?

– Нормально. Плечи болят, а так терпимо.

– Дотянешь?

– Конечно, если с передыхом.

– Под верёвки мох подкладывай, будет меньше резать.

– Понял, попробую.

Колонна постепенно растянулась. Впереди шли два человека, самые крепкие, позади остальные. В скором времени передние ушли далеко вперёд, задние отстали. Мох немного помогал. Шаг за шагом дом становился ближе. Отдыхать приходилось всё чаще. Мешок уже не снимал, сил не было. Валился вместе с ним на землю, лежал на нём несколько минут, переворачивался на живот, вставал на корточки, поднимался с помощью рук и шёл дальше.

Стемнело. Вдалеке, между гор, появились огни. Наконец. Теперь если сам не дойду – найдут и дотащат. Но идти надо. Долго шёл, переваливаясь с боку на бок… Пришёл. Вот он, наш подъезд, лавочка. Сел на лавочку, снял мешок. Сил подняться на пятый этаж с мешком у меня не осталось.

Сбросив мешок, я словно орёл вспарил над землёй. Наступила неимоверная лёгкость, домой я взлетел будто на крыльях.

– Папа, орехи там, на лавочке, занеси, пожалуйста.

– Понял, заходи. Я сейчас. – Отец заволок мешок.

Мама проснулась, вышла, приподняла мешок:

– Это ты пёр на себе? Из тайги? Зачем столько набил?

– Так получилось, мужики ещё больше тащили.

– Ладно, раз уж дошёл. Ешь да иди спать. Завтра поговорим.

– О чём?

– Сказала завтра.

Утром тело ныло. Плечи опухли.

– Пройдёт, дело молодое. – Отец ушёл утром на работу.

После завтрака мама говорит:

– Садись за стол. Поговорим на серьёзную тему. – Достала на стол мой техникумовский портфель, куда я прятал свои романы в стихах, как мне казалось, вполне надёжно. Открыла портфель, достала общие тетради. – Что это такое, Гена? Мы тебя послали учиться строительному делу, получать специальность, а ты чем занимаешься? Нам одного в семье поэта хватит. Отец твой всю жизнь бумагу портит. И ты туда же?

– Мама, как ты их нашла? Я же специально спрятал. Никому не показывал.

– Нашла вот, сынок, представляешь, лучше бы не находила. Пока тебя не было, решила лекции посмотреть. Каким наукам тебя учат? А там что, горе какое? От отца к тебе перешло. Пишет, печатает в газетках свои стихи, гением себя считает. На деле – фиг. Везёт же мне на стихоплётов. То Сашка Твардовский проходу не давал. На войне руку и сердце предлагал – отшила. Отец твой поначалу о стихах молчал. Потом оказалось – тот же стихоплёт. Ничего путного за жизнь так и не написал. Деньги бы лучше зарабатывал… Начальник культуры района. А платят гроши. У меня ещё меньше заработная плата. Попробуй проживи сам, да двоих учить надо. Надежда на тебя была. И ты туда же. Брось это дело, пока не поздно. Хочешь писать – подожди, окончи техникум, поработай, наберись опыта, мудрости. Что сейчас ты можешь дать людям? Просто поживи сначала. Поймёшь, что готов, – пожалуйста.

Но сначала получи профессию, поработай, встань на ноги, чтобы хоть свою семью не морить голодом, – тогда делай что хочешь. Пока категорически запрещаю, забудь о писанине. Чтобы я больше этого не видела. Ты понял меня?

– Я и сам так думал. Согласен, дрянь всё это. Больше не буду.

– И хорошо. Я так испугалась! Не знала, как тебе сказать. Сам понял, молодец. Учись, работай, что в тебе есть – оно найдёт дорогу. Только не во вред себе. Молодец, умница. Готовиться надо, через неделю начало занятий. Я тебе всё приготовила, собрала.

Разговор пошёл на другие темы.

Мама пошла на работу.

Я взял портфель:

– Килограмма два-три наваял. – Нашёл спички, пошёл в лес, сел на пенёк. Почитал кое-что. – Дрянь, безусловная дрянь. Хотя интересно, чёрт возьми.

Разжёг небольшой костёр, разодрал тетради для лучшего горения и бросил в огонь. Неродившийся «гений» канул в Лету.

Как всегда, первые дни после каникул было не до учёбы.

Вале явно рассказали, как мы с Никшиным перепили ребят.

Виду не подала.

К спортивной гимнастике добавил занятия культуризмом. К закалке зимой в сугробе прибавил купания в проруби. Для повышения стойкости духа занялся иглоукалыванием. К примеру, без особой подготовки, на спор прокалывал себе большой иголкой ладонь, ну и прочее.

Внимания ноль.

Избрали секретарём комсомольской организации отделения ПГС. Со сцены читал стихи, басни (не свои, понятно). Ничего на Валю не действовало. Была такая же приветливая и… равнодушная. Если бы она знала, как местные бабы, набиравшие в проруби реки воду, гоняли меня коромыслами босиком по снегу с воплями:

– Негодяй, не порти воду!

Как трудно привыкнуть к боли от иголок…

К концу учебного года плоховато стало с деньгами. Стипендию двадцать три рубля платили. Из дома денег не было. Бог их знает, может, у самих нет. Как прожить на одну стипендию? Несколько раз ходил на подработку – вагоны разгружать. Перебивался кое-как. Наступило время – нет денег. Взять не у кого. Да и раньше день-два случалось сидеть на кипятке. Сейчас затянулось.

Голова кружилась, в глазах точки, круги, качает из стороны в сторону. Не пошёл на гимнастику раз, два, три… Как раз шла подготовка к областным соревнованиям. Ну нету сил. Тренер ругается. Что ему скажешь – жрать хочу? Хорошо весна – ходил щипал травку. Увидел свежий лук через штакетник в частном секторе. Присел, протянул руку, хотел сорвать пёрышко. Не успел. Ко мне с топором в руках, с воплями нёсся здоровенный мужик, надо понимать – хозяин лука:

– Зарублю, вон отсюда…

Понятное дело, драпанул. Убежал… Так дело не пойдёт. Можно и помереть с голодухи.

Пошёл домой к Клавдии Вениаминовне, попросил взаймы пять рублей:

– До стипендии.

Дала, не спрашивая.

– Бледненький какой-то ты, Гена…

Через неделю пришли деньги от родителей.

На очередную летнюю практику поехал домой в Таштагол, строить дороги. Дороги в Таштаголе были хорошими, но без асфальта. С этого года установили оборудование для приготовления асфальта, прислали катки, грейдера, другие необходимые вещи, начали укладывать асфальт. Конечно, приступили с центральной дороги и дальше на Шерегеш. Меня приняли дублёром мастера. Чем мои обязанности отличались от просто мастера – не знаю. Тем более что его вообще не было. Дали чертежи, нивелир, теодолит, приставили к бригаде женщин-рабочих, асфальтоукладчиц.

– Гони дорогу. – Начальником у меня был начальник участка.

Видел я его за лето несколько раз. Каждый раз появлялся чрезвычайно пьяным. Ни спросить, ни поговорить. Выпал из машины – обычно это был самосвал «Зилок», поматерился непонятно на какую тему. Опять в машину – и был таков. Приходилось доходить до нужного своей головой. Что непонятно – у бригадира спрашивал.

Трудная работа у женщин: с утра до вечера совковой лопатой асфальт укладывать. Мало тяжело, так ещё дым. От асфальта вечно поднималось ядовитое зловоние, исходившее от горячего битума. К осени лица женщин стали зелёными.

– Чтоб сдохла эта работа, ни за что в следующий год не пойду на асфальт…

За зиму щёки розовеют. Весной на первый асфальт нападают всей бригадой, словно наркоманы, нанюхаться не могут. Со второй половины лета снова маты.

Кюветы вдоль дороги резал обычно грейдер. Бывали места, где он не берёт – скала. Тогда из конторы присылали скалоруба – редкая профессия.

Пришёл ко мне неприметный, в сатиновой рубашке в клетку навыпуск, мужичок. На плече кирка.

– Показывай, мастер, где рубить.

– Пошли. – Мы подошли к скале, тянувшейся метров двадцать от кювета до кювета. – Грейдер вчера драл-драл – не смог.

– Давай посмотрим. – Он деловито спустился в кювет, пощупал выступ рукой. – Правда скала. Сегодня управлюсь.

Он снял рубашку, повесил на ветку кустика.

Его тело поразило меня. Себя я тоже считал не хиляком. Но то, кем был он, трудно описать словами, видеть надо: широкие железные мускулы словно панцирем покрывали его тело, спину, руки, грудь, пресс. Кожа на теле прозрачна так, что через неё видны были не только мышцы, но и голубые жилки. Видно было, как они бились в такт ударам сердца, не надо щупать пульс. Моё молчаливое удивление его не впечатлило.

– Начнём. – Кайло мерно опускалось в точно намеченное им место, и скоро от скалы отвалился увесистый пласт. – Ну вот, точно, к вечеру уберём вашу скалу.

Меня впечатлила его сноровка, заинтересовал процесс. Как у него это легко получается? Постучал, и готово – просто не верится.

– Можно я попробую?

– Пробуй, если недолго. Мне норму надо выполнять.

Спрыгнул я вниз, взял кирку:

– Какая тяжёлая! – С трудом поднял и тюкнул по скале, отбил руки. Несколько раз ударил в разные места.

– Не надо так, дай мне. Выбираешь точку, сюда, к примеру, – он с силой ударил в скалу, – и бьёшь в неё до тех пор, пока не отвалится кусок. Потом дальше и дальше. Разбираться надо, куда бить… Это что, игрушки, а не скала. Вот на севере, за полярным кругом, когда я работал, вот там да, была серьёзная работа. Пять лет пришлось мне склады в вечной мерзлоте рубить для сбережения неприкасаемого запаса страны. Слышал такое?

– Слышал.

– Так там зарубишься глубже машины с кузовом, загоняешь самосвал и точно в кузов рушишь мёрзлый грунт, как брикет. Машина вывозит на свалку. Вторая заезжает, и так пять лет. Заработная плата не в пример здешней. Полторы тысячи в месяц заколачивали. Тебе сколько платят?

– Пятьдесят.

– Во сколько раз меньше? В пятьдесят. Представляешь, какие асы там работают? Больше пяти лет нельзя, списывают. Условия, надо понимать.

– Понимаю.

– Приехал сюда. За спиной пятьдесят лет. Ничего делать, кроме как скалы рубить, не умею. Вот и рублю. Кирка оттуда. Здесь таких не дают… Иди, не отвлекай меня, работать надо.

Я ещё немного постоял, посмотрел, как скалоруб работает, на его стальные мышцы под прозрачной кожей. Удивительно, бывают же такие люди. Мне бы такие мышцы… Пошёл руководить дорогой.

Лето, практика пролетели незаметно. Работа была полезной, набрался опыта самостоятельной работы.

– Кому сказать «сам строил дорогу»?

На третьем курсе в основном давали специальные предметы. Всё незнакомое. Приходилось много заниматься. Валя держала ровную дистанцию. Девочки и ребята ходили в кино, развлекались… Жизнь шла своим чередом.

По окончании семестра, к Новому году, необходимо сдать курсовую работу по технологии строительства. Чертежи для меня не представляли трудности. Были красивыми: линии соответствовали, надписи каллиграфическим шрифтом, пояснительная толстая, материалов много, самому интересно. Пошёл сдавать.

Преподаватель оценил графику, задал вопросы, хотел поставить отметку. Его глаза упали на пояснительную записку. Титульный лист был очень хорош. Открыл текст:

– Гена, что это?

– Пояснительная записка.

– Вижу, что пояснительная, а как её читать? Ты свой почерк понимаешь?

– Ну да, вообще-то.

– В этом твоём «вообще-то» всё и зарыто. Попробуй разбери твои каракули.

Что и говорить, писал я, мягко сказать, неважно. Сам иногда не мог разобрать, что написал.

– Не могу поставить отличную оценку. Чертежи прекрасные, принимаю. Пояснительную возьми назад и перепиши. Должно быть не хуже чертежей. Понятно? – Понятно, сколько времени у меня?

Он взял в руки пояснительную, прикинул по весу:

– Даю три дня. Иди, не теряй времени.

За три дня и три ночи каллиграфическим чертёжным шрифтом сидел и писал. Сшил, посмотрел. Самому понравилось. Долго после этого не мог писать прописным текстом, всё шрифт выходил. На всю жизнь преподаватель проучил. Пришёл сдавать.

– Посмотрите, вроде старался.

Преподаватель веером пустил листы:

– Теперь другое дело, давай зачётку. Отлично.

– А читать не будете?

– Зачем читать, я и так знаю, что у тебя здесь всё путём.

– А… а… а… – Взял зачётку, вышел.

Как же так, я искренне думал, что он хочет прочесть пояснительную. Оказалось – для красоты.

Пришёл в свою комнату в общежитии. Там, как обычно в полном одиночестве, Миша Коковин читал очередной толстый роман. От расстройства, столько старался, писал, а он даже не посмотрел… Всегда так…

– Гена, чем расстроен? – Миша оторвался от книги.

Я рассказал про пояснительную.

– Пошли его подальше и забудь. Пятёрку поставил?

– Да.

– Что и надо было. Давай лучше поиграем.

– Как?

– А так. Я тебе отдам книгу, только закончил. Ты прочитаешь мне на любой странице пару предложений, дальше я наизусть тебе буду продолжать, ты проверять по книге.

– Это ты, Миша, загнул. В детстве я тоже хорошо запоминал, но чтобы так? Ну давай попробуем. – Открыл где получилось книгу, начал читать вслух.

– Стой.

Словно по книге, он продолжил текст.

– Хватит, давай ещё.

Я читал ещё, ещё и ещё. Он продолжал слово в слово по тексту.

– Миша, ну ты и даёшь! Мы думали, что ты через страницу читаешь – так быстро. За сколько ты эту, – я посмотрел последнюю страницу, – в триста шестьдесят пять страниц прочитал?

– С утра начал. Вот закончил.

– Талант. Технологию сдал?

– Первым.

– Непостижимо.

– Я что? На Сашу Волкова посмотри, как он сдаёт экзамены? Ты в его руках конспекты, учебники когда-нибудь видел?

– Нет, никто не видел.

– Ходит себе на лекции, записывает подробно, что преподаватели говорят. Потом перед экзаменами едет к себе в деревню. То погреб копает, то курятник делает. Приедет на экзамен – пять. Мы сидим зубрим, шпоры пишем, ночами не спим – одни трояки. К тому же, как мы знаем, он плохо слышит. Вот талант… Я твёрдый троечник.

К концу второго полугодия надо было определяться с практикой. Из предложенного выбрал Новокузнецк, Антоновскую площадку – гигант Советской металлургии.

Приехал, направили в общежитие около вокзала. Утром на работу на электричке. Там рядом и работа. Опыт прошлогодней дороги у меня был. Управление, куда меня приписали, вело монтажные работы цеха сортировки и к нему инженерные коммуникации. В монтаже металлоконструкций в тот момент мало что понимал, по земляным кое-что уже соображал. Под руководством прораба вёл организацию работ по сварке шестидесятиметровых несущих ферм, их монтаж.

Каждый шов на стройке проверяли рентгеном. Специально приезжала лаборатория. Нечасто, но несколько раз браковали. Тот, кто варил, – вырубал свой шов пневмомолотком. Стоял страшный грохот на всю Антоновскую. Снова варил, снова проверяли.

Когда ферма была готова, два башенных огромных крана её цепляли за траверсу цепями, поднимали на невероятную высоту и ставили в рабочее положение. Это надо было видеть, как она извивалась при подъёме и монтаже, как змея. Монтаж вели исключительно в безветренную погоду. После постановки на место и раскрепления прогонами ферма стояла мёртво, внушала уважение.

С землёй проще: пробил трассу, поставил экскаватор, рабочих. Следил нивелиром за глубиной. В готовую траншею приходят другие рабочие, кладут трубы, кабеля. Сдал исполнительную съёмку, закопал бульдозером, дальше пошёл.

Был у нас на участке рабочий по кличке Экскаватор. Работал не в бригаде, один. И копал он точно, как экскаватор, в любом грунте: песок, глина, щебень – всё одно.

Утром прораб выдал задание: копать траншею под водопровод. Больше километра в длину, к колодцу врезки. Ширина метр, глубина – два.

– Кого поставим, экскаватора нет?

– Ставь нашего Экскаватора, не подведёт, толковый мужик.

Я разбил трассу. Экскаватор помогал мне.

– Михаил Иванович, сроки я не знаю, когда надо. Одолеете?

– Где наша не пропадала.

До вечера дел было по горло. У вагончика собрались в конце рабочего дня, обычно вместе шли на электричку. Экскаватора нет. Пошёл за ним вдоль траншеи. Траншея откопанная закончилась, его нет. Конец траншеи явно закопан, и явно бульдозером. Он что, там, под заваленной землёй? Я не сомневался, сбегал за рабочими:

– На следующей электричке поедем, Экскаватора закопали.

Похватали лопаты. Не прошло получаса, выкопали. Живой, слава богу. Отлежался. Уехали вместе.

– Кто это вас так, Михаил Иванович?

– Конкуренция, видать. Завидуют, сами не умеют работать… Не первый раз. Было уже, меньше правда. Сам откопался. В этот раз хорошо постарались. Нифига, завтра продолжу. Посматривай наверху иногда…

Впоследствии ему присвоили звание Героя Социалистического Труда.

В последний день практики ничто не предвещало неприятностей. Всё было как всегда: планёрка перед работой, развод рабочих, проверка работ. К обеду на площадке около прорабки остановился самосвал, привёз бетон, разгрузился, подъехал за талоном. Остановился, поднял кузов, взял у меня очередной талон.

– Кузов зачем поднял?

Водитель был молодой, озорной.

– Подъёмник забарахлил, еле высыпал. Посмотрю, что с ним.

– Смотри, не жалко.

Зашёл в вагончик, через стекло окна видел, как водитель под кузовом чего-то крутил ключом. Вдруг кузов упал, так резко – раз и всё. Раздался крик, и всё стихло. Выскочил я к самосвалу. Поздно, кузов напополам разрубил водителя.

Я побежал за прорабом:

– Скорее, погиб водитель, словно ножницами разрезало.

– Звони диспетчеру, вызывай скорую и начальство. Быстро приехала скорая помощь, констатировали смерть.

Наехало начальство:

– Чей рабочий, кто начальник? Спросить. Посадить.

Назначили комиссию по расследованию несчастного случая. Водитель не наш, с автобазы. Пронесло…

После работы вернулись в город, в общежитие. С нами в одной комнате, третьим, жил человек в годах, без ноги.

– Уезжаете, жалко, хорошие вы пареньки, спокойные, уважительные. Есть будете? – Какой студент не хочет есть? – У меня тут несколько картофелин завалялось, поджарю.

– Дядя Вова, масла нет, лука тоже.

– Не беда, ребята. Покажу вам свой класс. Пожарю, не заметите. Соль есть – и ладно. – Он ушёл на кухню со своей сковородой.

Через полчаса мы уже ели хорошо поджаренный картофель.

– Очень вкусно.

– Как это вам удалось?

– Секрет имею.

Достал я из портфеля справку о практике, смотрю – нет печати. Подпись начальника есть, печати нет.

– Опять ехать на Антоновскую, день терять? – У меня на завтра были совсем иные планы.

– Что загрустил, молодой человек? Печать забыл поставить? Не беда, сварганю я тебе печать. Не отличишь от заводской.

– Как это?

– Дай образец печати, которую нужно поставить, и погуляй.

Бумаги с печатями СМУ у меня были, дал:

– Вот такую.

– Будь сделано, гражданин начальник. Погуляй часа два, я здесь помаракую. Не отвлекай меня.

Через два часа вернулся, печать была готова, написанная наоборот фиолетовыми чернилами на непроявленной фотобумаге.

– Давай свою справку, справим тебе печать.

– Вот.

– Теперь смачиваем печать водой и приставляем, придавливаем… Смотри.

Действительно, на справке стояла печать нашего СМУ.

– Поразительно, как это у вас?

– Дело мастера боится. Это что? Староват стал, руки трясутся. В молодости деньги писал. Не могли отличить.

– ?

– Не бойся, своё отсидел. Возьми печать на память – может, ещё пригодится. Её можно раз десять использовать. Помочишь и, как я, приложишь. Документ твой для проформы, не финансовый. Значит, никто проверять не будет. А и проверят – никто от оригинала не отличит.

– Спасибо, ни разу такого фокуса не видел.

– Ладно, студент, схорони печать да не рассказывай никому. Всё-таки не положено.

Съехались в техникум, сдали справки, можно и отдыхать.

Нас собрал классный руководитель:

– Ребята, придётся вам задержаться. К спортзалу надо пристроить техническое помещение: душ, склад для оборудования. Кроме вас некому. Строителей нанимать – дорого. Строительные материалы техникум купит. Руководить строительством поручено Мовчану, преподавателю строительных конструкций, вы знаете его. На две недели придётся задержаться всей группой и ребятам, и девчатам. Ребята строят, девушки займутся отделкой.

Куда деваться? Клавдия Вениаминовна – авторитет. У кого были свои планы – перенесли.

Собрались на месте строительства. Пришёл Мовчан:

– Странное, конечно, поручение нам дали, товарищи студенты, главное – нет чертежей. Мне пришлось, как и вам, отпуск отложить. С чего начнём?

– Без чертежей – никак.

– Какой курс окончили?

– Третий.

– Сами будем делать эскизы и по ним строить.

– Почему сами? Потом возьмёт и упадёт здание.

– Товарищи, мы же с вами готовые строители. Что нам надо – параметры здания: ширина, длина, высота. Соберём нагрузки, рассчитаем фундамент… Не переживайте, на Колыме, где я имел честь быть в своё время, вообще без всего в чистом поле возводили заводы и жильё к ним. Главное, что у нас было – поручение партии и правительства. А для стимула – вышка. Нормально справлялись. В нашем случае нас попросил директор техникума – Косенко Евгений Петрович. Просьба начальника – закон для подчинённого. Время терять не будем. Валя, ты за девочек отвечаешь, эскизы за тобой. Берите рулетку, обмеряйте спортзал, рисуйте. Через два часа доклад. Гена, бери парней, займитесь подготовкой производства: ёмкости для приготовления бетона, носилки, окорёнки. Материалы: доски, рубероид, гвозди – подвезут к обеду. За инструментом: лопаты, ломы, кельмы, отвесы… вот список, сходите в мастерские на склад. Завскладом в курсе. С обеда приступим копать траншеи под фундамент.

Работа закипела. Сделали разбивку фундамента, приступили копать землю. Была сухая глина. За два дня выкопали с вертикальными стенами глубиной два метра. – Хватит, ребята. – Мовчан всё время был с нами.

– Сколько бетона надо, замучаемся мешать?

– Кто сказал про бетон? Запомните, коллеги, фундамент можно делать и без бетона и даже без арматуры. Чему я вас учил? Фундамент воспринимает вертикальную нагрузку, значит, работает он на сжатие. Грунты здесь не пучинистые, глубину промерзания мы прокопали, стенки траншей вертикальные, значит что? А то, что метр восемьдесят засыпем щебнем, послойно, с трамбованием, и только верх забетонируем. Затем установим опалубку шестьдесят сантиметров выше земли и с ручным трамбованием уложим бетон.

– А арматуру?

– Не нужна она нам по тем же законам земного тяготения.

С рекомендациями Мовчана фундамент сделали просто, быстро. Оказалось, он ещё тот спец. В перерывах от работы слушали истории из практики Мовчана, читали стихи, пели песни, рассказывали истории, делились впечатлениями о последней практике. Валя была здесь же, рядом. Была как все. Мы с ней общались. Я был на седьмом небе. В руках всё горело.

Кирпичную кладку стен, кровлю и другое, кроме перекрытия, делали вручную. Работу окончили согласно плану: за две недели. На отдых осталась неделя. От начала занятий были последние полгода учёбы.

Дальше преддипломная практика и сам диплом. Подходил возраст идти в армию. Понятное дело, пока не окончим техникум – не возьмут, но в военкомат стали приглашать. Родине нужны офицеры-строители. Обещали по окончании техникума присвоить звание младшего лейтенанта. Требовалось согласие. Кто-то соглашался, я – нет. У меня были другие планы, я человек свободолюбивый, не могу быть в зависимости от старшего по званию: ходить туда, куда скажут, делать то, что прикажут. Нет, это не для меня. Мне надо свободно творить, писать… Где в армии возьмёшь вдохновение? Просто отслужить положенное – это одно. А вот на всю жизнь – подвиньтесь.

– Не согласен? – Стращали не выдать диплом техникума. Многие на этом сломались. Пусть попробуют. Я себя знал, «утопить» меня сложно, ещё повоюю за себя.

Наконец всё успокоилось, правда после того, как половина парней дали согласие на офицеров.

Время преддипломной практики решили с другом Володей использовать по своему усмотрению: поехать в Алма-Ату в гости к моей сестре. Сколько не виделись?

Володя договорился о справках об практике без отработки. Отправились поездом из Новокузнецка налегке. Надели что было и поехали – было лето, тепло. Денег только на билет в общем вагоне туда и обратно. С голодухи не померли – кормили сердобольные соседи.

Телеграмму не давали. Адрес знал. Вроде ориентировался неплохо: как-никак – год прожил.

Нашли дом, калитка была отворена. Зашли во двор – никого нет. Володя остался внизу, я поднялся по наружной лестнице на этаж дома, на большую террасу, открыл первую попавшую дверь. Никого нет. Посредине большой комнаты на горшке сидит маленькая девочка, меньше годика, смотрит на меня большими удивлёнными глазами и молчит. Я молчу. На её глазах начинают появляться слёзы, больше, больше. Она начинает реветь.

Тут же появилась мать, моя сестра.

– Ой, кто это? Ты, что ли, братик? Откуда ты появился? – Сначала к дочери, потом ко мне.

– Приехал вот с другом.

– Телеграмму не мог дать? Встретили бы на вокзале по-человечески, на машине.

– Не хотели беспокоить.

– Ну пошли тогда вниз, вся семья в сборе, обедаем…

Неделя пролетела, как один день. Вернулись в Осинники, сдали справки о прохождении практики. Получили задания на выполнение дипломных работ и разъехались по домам готовиться к защите. Приезжали на консультации.

К нужному времени дипломная работа была готова. В тубус скатал чертежи, вложил пояснительную. Завтра надо быть в Осинниках. В одиннадцать часов защита.

Вечерний поезд прибывал рано утром. Решил сэкономить на билете. Устроился между вагонами. Некомфортно, но опробовано не один раз. Ночь была тёплой.

По прибытии на вокзал я выскочил из-под вагонов прямо на милиционера. Ночь, откуда он взялся?

– Ваш билет?

– Какой билет?

– Я видел, как ты спрыгивал с поезда на той стороне.

– Никуда я не ехал. Показалось вам. Я местный.

– А это что?

– Тубус, чертежи там.

– Документы есть?

– Есть, конечно.

– Давай сюда. Ходят тут по ночам всякие с чертежами якобы. На самом деле что там?

– Да иди ты, сказал чертежи – значит, чертежи. – Отвернулся и пошёл в сторону техникума.

– Стой.

Я продолжал идти.

– Стой, говорю, – подбежал и сзади пнул меня сапогом.

Мне показалось это слишком, я развернулся и первый раз в жизни кулаком съездил по его физиономии. Он устоял на ногах, откачнулся, нервно выхватил из кармана милицейский свисток. И тут из ниоткуда набежали его напарники.

– Он меня ударил, берите его.

Меня с обеих сторон подхватили за руки, отобрали тубус, повели в отделение при железнодорожном вокзале.

– Паспорт давай, протокол будем писать. Посадим по статье за нападение на милиционера.

– Это ещё надо посмотреть, кто на кого напал. Вы первый меня пнули, ни за что. Я шёл в техникум, плохого ничего не делал.

– Помолчи, а. Протокол подписывай.

Я прочитал:

– Не буду я такой подписывать. Не так всё было, переписывайте.

– Так мне и не надо твоей подписи. И так сойдёт. – Сам написал «От подписи отказался» и поставил свою подпись. – Сиди тут до утра. Приедут утром наши, конвоируют в КПЗ. Почитай, оттуда долго не выйдешь.

– Ничего себе, а как же диплом? Мне в одиннадцать надо быть в техникуме на защите.

– Думать раньше надо. Теперь хана тебе, понял? Синяк у меня на скуле налицо. Снимем утром побои. Пойдёшь, дорогой, мимо техникума.

Утром, часа через два в помещение милицейского участка зашёл майор милиции. Мои недоброжелатели отдали ему честь, доложили о происшествиях, обо мне. Он внимательно доклад выслушал, обратился ко мне:

– Вы сегодня действительно должны защищать диплом?

– Да, вот чертежи, дипломная работа.

– Отпускайте его со мной. Давайте протокол.

Я сел с ним в газончик.

– Как же так, молодой человек, сегодня диплом, а вы дерётесь с милицией?

– Простите меня, он первый меня пнул. Я просто шёл, а он подошёл, взял и пнул. Не сдержался, зачем он так?

– Да, дела. Приедем ко мне на работу, позвоню директору вашему, Копылову, хороший он человек. Скажу ему о случившемся, пусть сам принимает решение, как с вами поступить.

Приехали, зашли в кабинет.

– Евгений Петрович, здравствуйте. Извините за ранний звонок. Частенько приходится беспокоить вас по вашим шалопаям. Как-то вы их у себя построже. Сегодня Раков Гена – дипломник, говорит – милиционера стукнул при исполнении. – Он включил громкую связь.

– Кто, кто вы говорите, Гена Раков? Не может быть, Александр Иванович. Вы шутите, это наш самый примерный студент. Любого могу допустить, но только не его.

– Напротив меня сидит, в пол смотрит. Что делать-то?