Текст книги "Земля Бранникова"

– А про карты я с государем говорить не стал, взял это дело на себя, – сообщил Андрею Барклай де Толли, – граверы уже работают.

Вскоре в дверь постучали:

– Ваш напарник по картам пришел, – сказал министр и пошел отпирать дверь.

Вошедший представился:

– Поручик Разин, прибыл по вашему приказанию.

– Садитесь, поручик, садитесь. Кресло поближе пододвиньте, – говорил министр, снова запирая дверь, – вот теперь все действующие лица в сборе.

– Этой осенью, вам, господа, предстоит разыграть целый спектакль на зарубежной сцене, – начал министр, – вот примерный сценарий. Вы, поручик, садитесь на корабль, взяв с собой некий груз, ящик, весом килограммов в сто, и плывете с ним в немецкий город Киль. На берегу вас встречает корнет, и вы вместе везете груз в Гамбург, в одну из гамбургских типографий, где вас уже ждут, чтобы выполнить заказ на печатанье карт, клише которых лежат в ящике. Где-то по дороге на вас нападают. Во всяком случае, так предполагается. Вы делаете вид, что защищаете груз, но не слишком усердствуете и даете возможность грабителям завладеть грузом.

– Так ведь Гамбург уже под Наполеоном, ваше сиятельство! – удивился Андрей.

– И чудесно, – ответил министр. – В этом году Наполеон на нас не нападет. Это точно известно. Пока мы – дружественные страны. Никто не удивится, что мы заказываем печать карт в Гамбурге.

– Самый тонкий момент операции, это когда на вас нападут. Тут все должно быть очень естественно. Никто не должен догадаться, что вы, поручик, сами хотите всучить им свой ящик. Про корнета я не говорю. Он по сценарию в сговоре с грабителями, но вы, поручик, об этом даже и не подозреваете! – полковник сделал паузу.

– Я надеюсь, что вы оба, господа, останетесь живы после этой заварушки. Вы, поручик, сразу же возвращаетесь на родину, а корнет едет обратно в Париж, где продолжит свою миссию. Да, еще одна важная деталь. В типографии должны знать, что из России поступит заказ на печать. Там должны знать вас обоих в лицо. Так что, буквально через несколько дней вы отправитесь в Гамбург, где договоритесь с типографией. Поторгуйтесь с ними основательно. В общем, сделайте так, чтобы вас там запомнили.

Корнет и поручик вышли из министерства вместе. Увидев, что поручик, сойдя с крыльца, начал неуверенно озираться по сторонам, Андрей предложил подвезти его. Степан как раз, завидев барина, подогнал коляску к крыльцу. Был апрель, и снег почти весь сошел.

Уже в коляске выяснилось, что поручик не имеет жительства в столице. Остановился пока на постоялом дворе, но хочет поискать себе жилье получше.

– Зачем же искать-то? – изумился Андрей. Поживите у нас пока. Батюшка против не будет. Дом у нас большой.

Поручик согласился, поблагодарил за приглашение, и они сразу же поехали на постоялый двор забрать вещи, а оттуда – домой.

Как Андрей и ожидал, отец приветливо встретил гостя. Вскоре сели за ужин. Оказалось, Иван Николаевич знавал в прошлом батюшку Петра. Молодые офицеры подняли тост: «За отцов и матерей наших!»

Вечер скоротали за шахматами. Молодые люди оказались на равных, но оба раз за разом проигрывали Ивану Николаевичу.

Утром пришел приказ перебираться на судно. Оба офицера переоделись в штатское платье, посмотрели друг на друга и рассмеялись. Сидело оно на них, как на корове седло.

Взошли на борт. Капитан поздоровался с пассажирами и указал им их каюту, крохотное помещение с двумя лавками по бокам, на которых предстояло спать. Дениса подселили к команде. Больше кают на судне не было. Судно, пока стоявшее у причала, изрядно покачивало. За неимением каких-либо развлечений рано улеглись спать. В каюте была уличная температура, всего в несколько градусов выше нуля. От холода спасали лишь спальные мешки из овчины, которые им выдал капитан.

Под утро качка усилилась, чего спящие не заметили, а когда они проснулись и выбрались на палубу, берегов уже не было видно. Сразу стало понятно, что капитан не зря выдал им еще и неуклюжие морские плащи, сделанные из какого-то непонятного материала. Оказалось, что только с их помощью можно было защититься от морских брызг, ежеминутно накрывавших палубу.

Закутавшись в плащи, закрыв головы капюшонами, молодые люди кое-как устроились на палубе. Вскоре около них пристроился Денис. Унылое, затянутое низкими облаками, серое небо и такое же серое море смыкались друг с другом где-то совсем рядом, порождая валы, накатывающиеся на судно с периодичностью и постоянством, выражающим решимость природы победить людей, так смело вторгшихся в ее владения.

Но судно не тонуло. Наверное, оно даже куда-то двигалось, но об этом можно было судить лишь по надутым парусам, да по волнам, убегающим назад.

– Интересно, сколько же времени нам придется болтаться на этой посудине, – не то спросил, не то посетовал Петр.

– Капитан говорил, что примерно две недели. От ветра зависит, – ответил Андрей, – До Парижа половина пути. Быстрее, чем по суше. А в это время года и подавно. Распутица, дай Бог, лишь к концу мая кончится.

Постепенно освоили ходьбу по палубе. Подошли к рулевому. Он стоял у штурвала, широко расставив ноги, иногда переводя взгляд с горизонта на компас и обратно.

Попыхивая трубкой, к ним подошел капитан. Похоже, что качка ему совсем не мешала передвигаться по палубе.

– Как самочувствие, молодые люди? – поинтересовался он.

– Да, вроде бы, и ничего, – ответил за обоих Андрей.

– Вам повезло, что вас не укачивает, – сказал капитан, а то бывают пассажиры, что всю дорогу на бортах висят. И жалко их, да что поделаешь!

– Так может и нас потом укачает? – засомневался Петр.

– Нет, если сразу не начало укачивать, значит уже и не будет, – успокоил капитан, – идите завтракать да ешьте поплотнее, у нас едят только два раза в день.

Камбуз оказался единственным теплым местом на судне. Есть пришлось, держа миску в руке. На завтрак были поданы гречневая каша с мясом и чай с хлебом. Пожилой кок смотрел на пассажиров внимательно и с интересом:

– Днем заходите, дам чаю с хлебом, сала порежу, – сказал он, когда пассажиры закончили трапезу.

Через день-другой пассажиры совсем освоились на борту. Теперь они уже достаточно твердо стояли на палубе и не хватались за что попало при виде очередной набегавшей волны. Они с интересом следили за работой матросов, по команде боцмана стрелой взбегавших на мачты и рассыпавшихся по реям. Захотелось и самим попробовать полазить по мачтам. Но капитан в корне пресек затею:

– Вы, господа, там на берегу делайте, что вздумается. А мне велено доставить вас в Киль живыми и невредимыми. Еще расшибетесь или того хуже, упаси господь, за борт вывалитесь!

Пришлось подчиниться.

Судно периодически меняло курс, и Андрей поинтересовался у капитана, зачем это делается. Капитан пригласил любопытных пассажиров к себе в каюту. Показал карту, на которой был проложен маршрут судна. Потом наложил на нее вощеную бумагу, сквозь которую просвечивали линии маршрута. Стрелочкой на бумаге показал направление ветра и направление движения судна при одном положении парусов и при другом. Оказалось, что при боковом ветре судну выгоднее идти к цели зигзагами, а не по прямой.

В разговоре Андрей не мог не упомянуть про лекцию в университете об использовании пара для разных целей. Сказал он о судне с паровой машиной, что уже плавает по реке Гудзон в далекой Америке. Капитан покрутил пальцем у виска:

– Лучше паруса ничего быть не может! – сказал он.

Андрей промолчал, но про себя подумал, что с паровой машиной идти галсами бы не пришлось. Сэкономили бы кучу времени.

Глубже в вопросы управления судном Андрей вникать не стал. Плыть было скучно, но и трястись в дилижансе не лучше. И все же в плавании было что-то привлекательное. Наверное, ощущение того, что человек своей изобретательностью, смелостью и упорством научился побеждать гораздо более могучую, но слепую в своем напоре, стихию.

В этом плавании судну повезло. Штормило все время, но в сильный шторм не попали ни разу. Ветер всю дорогу был попутный, да и теплело вполне заметно. На пятнадцатый день вошли в порт города Киль.

Когда сошли на берег, Андрей чуть не упал. До того отвыкли его ноги от твердой земли. Капитан, покуривая трубку, улыбался с борта своей посудины. Когда пассажиры, загрузив багаж, усаживались в экипаж, помахал им на прощанье рукой. Хотели пересесть в дилижанс, но кучер сказал, что сегодняшний уже ушел, и предложил ехать в Гамбург с ним и с одной ночевкой. Все равно надо было где-то вымыться как следует. Попросили кучера выбрать по дороге постоялый двор с хорошей баней. Петр свободно говорил по-немецки, да и Виктор тоже, так что проблем никаких не возникло.

До Гамбурга добрались без приключений, если не считать небольшого инцидента на таможне. Вывеска на ней говорила, что это таможня свободного города Гамбурга. Вышедший оттуда городской таможенный чиновник, наверное, сразу же пропустил бы экипаж и его пассажиров. Но вслед за ним пришел француз, который теперь здесь олицетворял новую власть. Между ними завязалась легкая перебранка, после чего немец сокрушенно махнул рукой и ушел в здание. Француз же начал дотошно выяснять, что везут с собой русские гости.

Он заставил полностью разгрузить экипаж, перенести багаж в помещение, и долго скрупулезно рассматривал каждый предмет. Взял он в руки и коробку с иконой. Открыл ее. Осмотрел икону со всех сторон. Отложил в сторону. Потом принялся за коробку. Не нашел в ней ничего подозрительного, подписал декларацию и ушел, предоставив возможность путешественникам снова собирать и укладывать свои вещи.

Андрей с некоторой опаской наблюдал за действиями таможенника, особенно, когда тот занялся простукиванием коробки. Но, видимо, тайник в ней был сделан добротно. Никак не выдал себя.

Из таможни сразу же отправились в типографию. Солидный немец долго расспрашивал гостей о предстоящей работе, а потом сказал, что его типография не сможет выполнить заказ. Очень уж большой формат у карт. У него нет таких прессов. Но дело поправимое. Он наведет справки и через день другой скажет, куда обратиться.

Пришлось искать подходящий постоялый двор и размещаться там на неопределенное время. Андрей уже пожалел, что они с Петром назвали правильные размеры карт. Надо было спросить, какой размер у пресса в типографии, и сказать, что под него и будут сделаны оригиналы карт. Все равно ведь здесь никто ничего печатать не собирается. Впрочем, это были уже запоздалые рассуждения.

Задерживаться в Гамбурге не входило в планы Андрея. Не рассчитывал на это и Петр. Но деваться было некуда. Отправились осматривать город.

Город оказался старинным и в сравнении, например, с Берлином или Прагой, небольшим. Действительно крупным оказался порт. Корабли из Северного моря входили в него через устье полноводной реки Эльба. Теперь Андрей понял, почему из Петербурга было выгоднее плыть до Киля. Чтобы попасть из Балтийского моря в Северное, надо было пройти через цепочку проливов, отделяющих Швецию от Дании, обогнуть полуостров, на котором она расположена. Времени на это ушло бы действительно много. Не меньше, чем на путь от Петербурга до Киля.

С крепостной стены открывался вид на пригороды с аккуратно возделанными полями, небольшими прудами, ветряными мельницами и домиками селян под одинаковыми красными черепичными крышами.

Судя по размерам некоторых пригородных строений и дымящим трубам, там размещались какие-то мануфактуры. Кстати типография, что они посетили утром, тоже была за стенами города.

Посыльный из типографии прибежал на постоялый двор к вечеру второго дня. Утром снова отправились туда. Хозяин сказал, что он договорился с владельцем большого пресса, который сейчас используется по другому назначению, арендовать его на время исполнения заказа на печатанье карт. Надо только по возможности точно договориться о сроках. К обеду переговоры успешно завершились. Договорились, что работы будут начаты в период с первого по пятнадцатое октября.

Ударили по рукам, и отправились обедать в ближайшую харчевню. Подали жареные колбаски с капустой и пиво. Все было отменного вкуса. Оплатил обед Андрей, что вызвало сдержанное одобрение хозяина типографии.

На следующее утро пришла пора прощаться. Почти месяц провели Андрей и Петр вместе, ни разу не повздорив. По молодости, что ли, характеры у обоих были легкие. В недалеком будущем им вместе предстояло еще одно дело, но тогда, это понимали оба, им будет не до разговоров. Пожали друг другу руки, и сели в дилижансы, направляющиеся в разные стороны.

Петр возвращался в Киль, чтобы теперь уже в одиночестве плыть в Петербург. А Андрею предстояло еще недели три трястись в дилижансах до Парижа.

XI

В январе 1988 года в СССР стартовала кампания по подготовке 19-й Всесоюзной партийной конференции. Впервые с 1941 года, КПСС возвращалась к этой форме партийной дискуссии. По всей стране на предприятиях шли партийные собрания, обсуждались кандидатуры делегатов. В бурных дискуссиях формировались предложения по программе партии. Начинали поговаривать и о многопартийности. Страх, как бы не сказать что-нибудь лишнее, пропал. Так что собрания проходили бурно, не то, что раньше.

Отбор кандидатов на конференцию был многоступенчатым: первичная партийная организация, районная конференция, потом городская. Пройти через все испытания предстояло, примерно одному члену партии из пятидесяти тысяч!

Коллектив института единогласно выдвинул Виктора в делегаты районной партийной конференции. Во время дискуссии по его кандидатуре не раз вспомнили его пророческие слова, о том, что начинать надо с чая. Такие люди, как Бранников, должны взять в свои руки будущее страны, говорили выступающие. Виктор сопротивлялся, но делал это как-то неохотно. Его возражения собрание посчитало за скромность. На самом деле, про себя, Виктор подумывал:

– А чем черт не шутит? Может быть, действительно, настает время, когда к управлению страной должны прийти люди, подобные мне. Людям-то виднее. Опять же демократический централизм, штука серьезная. Надо подчиниться мнению большинства.

Вечером того дня, когда проходило выдвижение, Виктор вернулся в свой отдел и долго сидел в своей мастерской, обдумывая происшедшее. Ничего толком не надумал и решил идти домой. Дверь в кабинет начальника отдела была приоткрыта. Увидев Виктора на пороге, Алексей Федорович пригласил его зайти:

– Ну, что Виктор Иванович, выходите на большую политическую арену? – то ли в шутку, то ли всерьез произнес он.

Виктор смущенно потупил взор и присел на стул напротив начальника:

– А вы, что об этом думаете? – спросил он.

Уже около двадцати пяти лет Виктор работал в отделе Алексея Федоровича. Срок достаточный, чтобы узнать друг друга. Несмотря на большую разницу в возрасте, в образовании и в положении, у них давно установились ровные, хорошие и даже теплые взаимоотношения. Виктор, безусловно, доверял своему начальнику буквально во всем, признавал его талант специалиста и руководителя. А Алексей Федорович никогда не сомневался в преданности делу Виктора, его добросовестности, профессионализме. Доверительные отношения между сотрудниками, между начальником и подчиненными всегда помогают в работе, позволяют обращаться друг к другу за советом в трудных жизненных ситуациях.

– Вы знаете, Виктор, что всякую политическую деятельность я исключил из своей жизни очень давно. На то были причины. Но это другая тема. Будем говорить о дне сегодняшнем. Я уже давно вижу, что советская хозяйственная система близка к краху. За державу обидно. Миллионы людей создавали советскую науку, образование, медицину, промышленность. Если рухнет экономика, всему этому придет конец тоже. Политическая система тоже рухнет. Я от нее не в восторге, но смена политического режима всегда ведет к самым непредсказуемым последствиям. Так что, ничего хорошего в обозримом будущем ждать не приходится.

Алексей Федорович снял очки, протер их и снова водрузил на место. Вид у него был огорченный.

– Я не буду читать вам лекцию по политической экономии, скажу только, что, скорее всего, впереди нас ждет экономический и политический хаос. Надолго. В конце концов, страна из него выйдет. Но сказать, когда это произойдет, невозможно. Как нельзя даже предположить, что это будет за страна. Так что мне совсем не безразлично, кто придет к власти в этой стране в переломный период. Вы мне всегда представлялись человеком основательным, спокойным, можно сказать, взвешенным. Если бы к власти пришли вы и подобные вам люди, можно было бы рассчитывать на некоторый успех. Но, к сожалению, думаю, что у вас нет никаких шансов. Вы слишком порядочный человек, а во время любой смуты к власти приходят случайные люди, проходимцы и властолюбцы. Те, для кого власть – самоцель. Думаю, и этот раз не станет исключением! Вы же – не из их породы, вы не сможете переиграть таких людей.

Алексей Федорович оказался прав. Виктор очень быстро сошел с дистанции. Выдвиженцы от организаций стали делегатами районной партийной конференции, которая должна была выдвинуть кандидатов на следующий уровень. На этот раз Виктор был хорошо подготовлен к выступлению. Речь его, короткая и убедительная, была написана при его участии лучшими умами института. Приложил к ней руку и Алексей Федорович.

Районная партийная конференция проходила в помещении недавно отстроенного Дворца культуры. Виктор здесь был впервые и с интересом рассматривал современные интерьеры, фойе, лестничные переходы, большой и малые залы. Вокруг было множество людей, подобно Виктору, переходивших из помещения в помещение, разглядывавших картины на стенах, выставку детских рисунков и, заодно, знакомившихся с партийной литературой, разложенной на столах. Среди участников конференции легко выделялись партийные функционеры, вокруг них происходило что-то похожее на уплотнение людского потока. Постепенно хождение прекратилось. Присутствующие в ожидании приглашения в зал заседаний в большинстве своем распределились по большим и маленьким группам. Меньшинство же, к которому относился и Виктор, остались стоять в одиночестве.

Наверное, по сложившемуся в фойе распределению одиночек, больших и маленьких групп участников конференции, специалист мог бы оценить вовлеченность каждого из них в партийную деятельность, а заодно и судить о пригодности к ней. Виктор, естественно, такими вопросами не задавался, но чувствовал, что находится совсем не на своем месте. Наблюдая за окружающими, он обратил внимание на энергичного молодого человека, переходившего от одной группы к другой. Нигде не задерживаясь надолго, он что-то говорил, пожимал множество рук и шел дальше.

– Такой молодой, а всех знает, – думал про себя Виктор, – Наверное, большой партийный или комсомольский деятель. Явно, прирожденный руководитель. За такими, как он, будущее.

Первый день конференции был посвящен организационным вопросам и выступлениям руководителей районной конференции. Заслушивание кандидатов в делегаты Всесоюзной конференции намечалось завтра на послеобеденном заседании.

На следующий день, сидя в президиуме конференции в ожидании своего выступления, Виктор познакомился со своим соседом, оказавшимся тем самым энергичным молодым человеком, которого вчера приметил в фойе. Он представился Виктору секретарем комитета комсомола крупного высшего учебного заведения района. Назвался он, конечно, и по фамилии, которая тут же испарилась из головы Виктора. Во время перерыва, стоя в очереди за бутербродами, разговорились. Сосед поинтересовался, с какими идеями собирается выступить Виктор, и тот, репетируя свое выступление, подробно пересказал содержание своей речи.

– Толково! Очень даже толково, – похвалил новый знакомый, – возьмем на вооружение.

Перерыв закончился. Виктор вернулся на свое место, где с удивлением увидел, что сосед уже стоит на трибуне. Но еще больше удивился и возмутился Виктор, когда услышал, что тот дословно повторяет его собственные слова, так беспечно сказанные им самим всего несколько минут назад.

Что делать? Менять свой текст, придумать что-то другое? Поздно. Следующим на трибуну вызывали его самого. Делать нечего. Виктор прочел свою речь по бумажке под крики из зала:

– Уже было! Нельзя повторять чужие слова! – еще что-то, но более обидное.

Такого провала Виктор никак не ожидал. Он пулей выскочил из зала. С трудом нашел в кармане номерок от гардероба, оделся, и вышел на улицу. Холодный ветер остудил его, но не успокоил. Домой пошел пешком. В квартире никого не было. Виктор сел в кресло и просидел в нем неподвижно несколько часов. Пришла жена. Она сразу поняла, что с мужем произошло что-то очень серьезное. Конечно же, стала расспрашивать, и Виктор рассказал ей все, как было.

Жена не стала утешать его:

– Беда, коль пироги начнет печи сапожник, – заявила она. – Куда ты лезешь! Занимался своими железками всю жизнь, и занимайся!

Жена была права.

На следующий день Виктор пришел на работу, как всегда, вовремя в безукоризненно чистом белом халате. Первым делом он пошел в партком, и рассказал о событиях вчерашнего дня всем тем, кто возлагал на него свои надежды, помогал готовить речь. Алексей Федорович посочувствовал Виктору:

– Не расстраивайтесь слишком сильно, дорогой друг. Не случайно говорят, что политика – грязное дело. Вы слишком порядочны для нее. Этим и утешайтесь. Но всегда помните, именно эти бессовестные, беспринципные люди управляли и будут управлять нами!

С тех пор Виктор уже более никогда не сидел в президиуме ни одного собрания. Впрочем, к этому времени общественная жизнь, замирая на предприятиях, начала выплескиваться на улицы. Начиналась эра стихийных митингов и забастовок. Стала просматриваться перспектива появления альтернативных КПСС партий. Их организаторы начинали подбирать себе соратников, функционеров и рядовых членов. Вот и к Виктору не раз подходили с разных сторон какие-то личности, заманивая на собрания, а то и приглашая на загородный пикничок. В последнем случае частенько добавляли: – Пива будет, залейся!

Виктор отказывался. Чаще всего вежливо, а иногда и не очень. Смотря, кто приглашает. Но однажды клюнул на приглашение, пошел на одно из таких сборищ. Не из-за пива, конечно. На этот раз приглашал его сотрудник института, совсем еще молодой парень, единственная персона мужского пола в плановом отделе. Выглядел парень странновато. Высокий, под метр девяносто, астеничного сложения, он всегда приходил на работу в коротковатом для его удлиненной фигуры черном костюме. Очки в черной оправе с круглыми стеклами придавали его лицу выражение неуверенности в себе. Да и двигался он как-то скачками, нелепо размахивая руками.

– Кузнечик! – подумал про себя Виктор, увидев этого парня впервые, и, мысленно конечно, продолжал называть его так, встречая в институтских коридорах. Но говорил парень хорошо. В этом Виктор убедился сам, оказавшись сравнительно недавно на собрании, где обсуждался коллективный договор сотрудников института с администрацией. О чем шла в этот момент речь и что вызвало всеобщий гвалт, неважно. Важно то, как встретила публика появившегося на сцене Кузнечика. Народ, приглядываясь к новому персонажу на сцене, затих, а когда Кузнечик заговорил, тишина стала полной.

Толково и четко он разобрал вопрос по косточкам и разложил по полочкам. Обсуждать дальше стало нечего, и собрание благополучно завершилось.

Так вот, Кузнечик подсел к Виктору в столовой и заговорил с ним о том, что в это переломное время никто не должен устраняться от участия в делах государства. Общество расколото, и каждый голос может оказаться решающим. В интересах страны необходимо создать альтернативу КПСС. Неожиданно для себя Виктор поддержал разговор. Слова Кузнечика были созвучны его собственным мыслям. После этого было совершенно логично согласиться поехать на организационное собрание новой партии куда-то за город.

– Только, пожалуйста, наденьте черную рубашку и черные брюки, – попросил Виктора Кузнечик.

– Это еще зачем? – удивился Виктор. У него сразу возникли мысли про фашистов, кажется итальянских, щеголявших в черных рубашках.

– Что вы, Виктор Иванович! Какие фашисты! Побойтесь Бога. Просто устроители мероприятия просили всех его участников прийти в однотипной одежде, чтобы было легко отличить своих от чужих, – успокоил его Кузнечик.

В общем, в ближайшее воскресение рано утром Виктор встретился на вокзале с Кузнечиком. С ним оказались еще несколько сотрудников института. Один из них, пожилой инженер, хорошо знавший Виктора, подошел к нему, и очень доверительно произнес шепотом прямо в ухо:

– Вы не представляете, как я рад, что вы с нами.

Ехали на электричке около часа. У станции стояло несколько автобусов. Два из них распахнули двери людям в черных рубашках, быстро заполнились и сразу двинулись в путь. Вскоре подъехали к украшенным большой красной звездой воротам. Водитель посигналил, и из боковой калитки вышел сержант в парадной форме. Он вошел в автобус, убедился в том, что все приехавшие одеты в черные рубашки, после чего ворота распахнулись.

Как только автобусы въехали на территорию воинской части, из множества динамиков грянул марш, прекратившийся, когда подъехали к плацу. Там уже находилось человек двести в черных рубашках. Они приветствовали вновь прибывших дружным «ура!»

При выходе из автобуса приветливые молодые люди всех своих сверстников направляли к столам, стоявшим на краю плаца, а тех, кто казался им пожилыми, просили пройти в длинное одноэтажное здание, похожее на казарму.

Пожилых было мало, всего человек восемь. Внутри здания оказался просторный зал, в котором на передних скамьях сидело еще десятка полтора людей. На трибуне стоял высокий мужчина в белой рубашке. Энергично жестикулируя, он бросал в зал короткие фразы: Закон и порядок! Для всех один закон! Для всех один порядок! Не воровать! Будем рубить руки! И всем работать! Лодырей кормить не будем!

Зал скромно молчал.

Прокричав еще с десяток фраз, человек в белой рубашке обратился к залу: – А ну! Теперь не молчать! Повторяйте за мной!

И зал покорно начал повторять за ним фразу за фразой до тех пор, пока ведущий не выкрикнул:

– Хватит! Молодцы! Все будете у меня сотниками! Разойдись! – и моментально исчез из зала.

На его месте оказался еще один человек в белой рубашке. Его речь была плавной, а фразы округлыми:

– Господа! Все мы, советские люди, всегда разделяли либеральные ценности. А что же может быть дороже либеральных ценностей!

Дальше Виктор уже не слушал оратора:

– Какая чушь! – думал он про себя, – Как я мог поддаться уговорам и приехать сюда! Он уже понял, что номер придется отбыть до конца. Уйти отсюда просто так не получится. Воинская часть находится далеко от станции. Надо затаиться где-нибудь тут в уголке, и тихонько подремать до отъезда.

Но подремать не удалось. Сосед справа слегка толкнул его в бок, призывая к вниманию.

– Через пятнадцать минут начнется общее построение. Вы – сотники! Возглавите на построении свои сотни. Становись! – скомандовал он.

– Живее, живее! – покрикивал ведущий, глядя, как два десятка уже не молодых людей неспешно выстраиваются перед сценой.

– По порядку номеров рассчитайсь! – прокричал он.

Виктор, оказавшийся в середине шеренги, оказался десятым номером.

– На плацу у нас сегодня сформировано десять сотен. Все сотники после десятого номера пока становятся заместителями командиров, – разъяснял диспозицию ведущий.

Вскоре вышли на плац, и Виктор встал во главе своей сотни. На самом деле, в каждой сотне было человек по тридцать, не больше, но это ни для кого не имело никакого значения, так как в задней части плаца уже были накрыты столы.

Еще с полчаса продолжались кричалки, а потом сотники выполнили свой командирский долг: один за другим провели свои сотни к накрытым столам. Ассортимент закусок был по-армейски прост: хлеб и вареные сосиски. Из напитков только пиво, но, действительно, в неограниченном количестве. А еще через час разогретую пивом публику погрузили в автобусы и отправили на станцию. Три сотни мужчин в черных рубашках штурмом взяли ближайшую электричку и с песнями отправились в Москву.

Следует признать, что, несмотря на несколько повышенный градус, эти люди держали себя в руках. Все они были сотрудниками московских предприятий, людьми достаточно дисциплинированными. Они не допустили в поезде никаких безобразий, но в Москве на вокзале их встретили ОМОН и журналисты. Большая часть чернорубашечников была снова погружена в автобусы и развезена по отделениям милиции.

Резиновые дубинки, как их называли в народе, «демократизаторы», только недавно поступили на вооружение милиции, и еще не стали для нее привычным инструментом наведения порядка. Использовались они тогда по назначению, а не повсеместно, так что Виктор и его спутники попали в отделение не избитыми. Человек пятьдесят в черных рубашках заперли в крохотный обезьянник. Разбираться с ними собирались только следующим утром: материал должен дозреть! Сговорчивее будут.

Но Виктору повезло. Капитан, принимавший задержанных, как-то особенно посмотрел него.

– Как фамилия? – спросил он, – дайте мне свой паспорт.

Виктор отдал свой паспорт и одним из последних вошел в камеру. Не вошел, а втиснулся, как в переполненный вагон метро. Через какое-то время к камере подошел сержант и закричал:

– Бранников! На выход!

Его проводили в кабинет, где за столом сидел тот самый капитан, что взял у него паспорт. Капитан еще раз внимательно посмотрел на Виктора, сверил с фотографией в паспорте и стал задавать формальные вопросы: фамилия, имя, отчество, год рождения и т. д. Потом взял сигарету, протянул пачку Виктору и спросил:

– Вы в армии служили? Где?

Виктор ответил, что служил на южной границе, на маленькой заставе.

Лицо капитана расплылось в улыбке:

– Так и я служил там же. Через пару лет после вас. Ваша фотография висит там, наверное, до сих пор. Не думал, что встречусь с живой легендой! Нам про вас много наш замполит рассказывал. И на скалу, названную вашим именем, водил! Как же вас угораздило вляпаться в эту историю?

Виктор рассказал капитану, как было дело. Тот ничего не записывал. Когда Виктор закончил, он сказал:

– Это же была провокация. Правда, непонятно, кто и кого провоцирует. Достаточно сказать, что сигнал нам, в милицию, о том, что к Москве приближается поезд с тремя сотнями фашистов, поступил от железнодорожников минут за двадцать до его прибытия, а журналисты там уже с середины дня находились. Телевизионщики успели передвижные станции развернуть. Хотели снять, как мы будем всех вас дубинками колотить. Не вышло. От нашего начальства приказ был. Действовать корректно! Ну, да вы не беспокойтесь. Я вас сейчас же и отпущу.