Текст книги "Вернувшиеся (сборник)"

М а н д е р с.   Даже так… Я уж слышал на причале, что Освальд вроде бы приехал.

Р е г и н а.   Еще позавчера. Хотя мы ожидали его только сегодня.

М а н д е р с.   Здоров и бодр, надеюсь?

Р е г и н а.   Вроде бы да, спасибо. Но до смерти устал в дороге. В один присест от самого Парижа… я хотела сказать, всю дорогу в одном поезде проехал. Думаю, он еще спит, так нам бы чуточку потише разговаривать.

М а н д е р с.   Шш, будем потише.

Р е г и н а   (придвигая кресло к столу). Пожалуйста, господин пастор, присаживайтесь. Устраивайтесь поудобнее.

Пастор садится, Регина подставляет ему под ноги скамеечку.

Вот так хорошо?

М а н д е р с.   Спасибо, спасибо. Вполне удобно. (Разглядывает ее.) А знаете, фрёкен Энгстранд, думается мне, вы очень повзрослели с тех пор, как я видел вас последний раз.

Р е г и н а.   Вам так кажется, господин пастор? Хозяйка говорит, налилась как яблочко.

М а н д е р с.   Как яблочко?.. Может быть… не знаю… вроде как раз в меру…

Короткая пауза.

Р е г и н а.   Не позвать ли мне хозяйку?

М а н д е р с.   Спасибо, спасибо, милое дитя, это не к спеху. А скажите-ка, дорогая Регина, как живется тут вашему отцу?

Р е г и н а.   Благодарствую, господин пастор, у него все вполне хорошо.

М а н д е р с.   Он заходил ко мне, когда недавно был в городе.

Р е г и н а.   В самом деле? Он всегда рад поговорить с вами, господин пастор.

М а н д е р с.   Вы-то не один раз на дню с ним видитесь?

Р е г и н а.   Я? Ну, когда просвет есть, то…

М а н д е р с.   Отец ваш, знаете ли, человек не самого сильного характера, ему чрезвычайно нужна направляющая рука, фрёкен Энгстранд.

Р е г и н а.   О-о, весьма возможно.

М а н д е р с.   Ему нужен рядом человек, которого он любит и чье мнение для него важно. Он сам чистосердечно признал это, когда мы беседовали последний раз.

Р е г и н а.   Уж слышала, он приходил ко мне поговорить. Да вот не знаю, захочет ли хозяйка расстаться со мной – тем более сейчас, когда прибавится столько дел с приютом. Да и мне поперек души уезжать от госпожи Алвинг, она всегда так добра ко мне.

М а н д е р с.   Это ваш дочерний долг, девочка моя. Но сначала нам, конечно же, надобно испросить согласия вашей хозяйки.

Р е г и н а.   Не знаю, прилично ли мне в мои годы вести дом у одинокого мужчины.

М а н д е р с.   Фрёкен Энгстранд, милая моя! Мы говорим о вашем родном отце!

Р е г и н а.   Пусть оно и так, но все равно… Вот если бы речь шла о приличном доме и о человеке надежном, порядочном…

М а н д е р с.   Однако, дорогая Регина…

Р е г и н а.   …к которому я питала бы почтение, почитала его за образец и была ему вместо дочери…

М а н д е р с.   Но дитя мое…

Р е г и н а.   Тогда бы я с радостью уехала в город. Здесь-то очень одиноко. Да вы, господин пастор, и сами знаете, каково в наши дни жить одному. А так скажу, не хвастаясь, я и проворная, и на все согласная. Не знаете ли вы, господин пастор, такого места для меня?

М а н д е р с.   Я? Нет, я впрямь не знаю.

Р е г и н а.   Но, господин пастор, если вдруг оказия…

М а н д е р с   (встает). Да, фрёкен Энгстранд, разумеется.

Р е г и н а.   Ведь когда бы я…

М а н д е р с.   Не соблаговолите ли сходить за хозяйкой?

Р е г и н а.   Она придет сию минуту.

Уходит направо.

Пастор Мандерс расхаживает по зале, потом останавливается в глубине сцены и, заложив руки за спину, смотрит на фьорд за окном. Потом возвращается к столу, берет книгу, читает имя писателя, название, удивляется и, озадаченный, принимается перебирать остальные книги и журналы на столе.

М а н д е р с.   Хм… Ничего себе!

В правую дверь входит   г о с п о ж а   А л в и н г.   Следом за ней   Р е г и н а,   она проходит через залу и выходит в ближайшую дверь слева.

Г о с п о ж а   А л в и н г   (протягивая руку). С приездом, господин пастор.

М а н д е р с.   День добрый, сударыня. Вот и я, как обещал.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Вы всегда минута в минуту.

М а н д е р с.   Хотя вырваться к вам было непросто. Все эти благоугодные комитеты да советы, в коих я заседаю…

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Тем более любезно с вашей стороны приехать в условленный час. Так мы сумеем управиться с делами до ужина. Но где же ваш чемодан?

М а н д е р с   (поспешно). У лавочника, я там заночую.

Г о с п о ж а   А л в и н г   (пряча улыбку). Вы и на сей раз не хотите заночевать здесь, у меня.

М а н д е р с.   Нет-нет, сударыня, большое спасибо. Я, как обычно, поближе к пристани. Очень удобно в смысле парохода.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Что ж, воля ваша, хотя, по правде говоря, я думала, в наши годы мы с вами…

М а н д е р с.   Господи помилуй, что у вас за шутки… Впрочем, понимаю, понимаю, от радости голова кругом идет. И завтрашние торжества, и Освальд домой вернулся.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Вы себе не представляете, какое это для меня счастье! Он два года дома не бывал. А теперь обещает остаться на всю зиму.

М а н д е р с.   В самом деле? Достойный поступок хорошего сына. Как я себе представляю, жизнь в Риме или в Париже, наверно, привлекательнее здешней.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Но здесь у него, видите ли, родная мать. А мой дорогой, мой замечательный мальчик души не чает в своей мамочке.

М а н д е р с.   Было бы весьма прискорбно, если б разлука и занятия художествами притупили чувства, заложенные самой природой.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Тут вы правы. Но, слава Богу, с ним никакой беды пока не случилось. Мне не терпится посмотреть, узнаете ли вы его. Он спустится попозже, пока отлеживается наверху, там на диване. Но присядьте же, мой дорогой пастор.

М а н д е р с.   Благодарю. И у вас есть время для?..

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Конечно, конечно. (Присаживается к столу.)

М а н д е р с.   Хорошо. Давайте тогда взглянем… (Идет к стулу, вынимает из портфеля папку, садится за стол напротив госпожи Алвинг и выбирает свободное место, чтобы разложить бумаги.) Итак, во-первых… (Вдруг отвлекается на другое.) Скажите, госпожа Алвинг, что это за книги?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Книги? Я их читаю.

М а н д е р с.   Вы читаете сочинения такого рода?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Разумеется, читаю.

М а н д е р с.   Вам кажется, от этих книг вы становитесь счастливее? Или, может быть, лучше?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Скорее они меня поддерживают.

М а н д е р с.   Поразительно. И каким же образом?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Они словно бы проясняют и подтверждают многое из того, о чем я сама все время думаю. Но самое удивительное, пастор Мандерс, вот что – в этих книгах ничего нового нет, сплошь то, что люди в большинстве своем и так видят и знают. Просто люди в большинстве своем отказываются это признавать и принимать.

М а н д е р с.   Да Боже ж ты мой! И вы всерьез полагаете, что большинство людей…

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Я думаю, да.

М а н д е р с.   Но не в этой же стране? Не у нас тут?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   И у нас тут в точности как у всех.

М а н д е р с.   Ну, знаете, скажу я вам…

Г о с п о ж а   А л в и н г.   А какие именно у вас возражения против этих книг?

М а н д е р с.   Возражения? Уж не думаете ли вы, что я стану тратить время на подобные опусы?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Иначе говоря, вы незнакомы с тем, что осуждаете?

М а н д е р с.   Я достаточно читал об этих сочинениях, чтобы не одобрять их.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Но собственного мнения…

М а н д е р с.   Сударыня, в жизни часто приходится полагаться на суждения других людей. Так уж в нашем мире заведено, и слава Богу. Иначе до чего бы мы все дошли?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Да-да, возможно, вы и правы.

М а н д е р с.   Кстати, я не отрицаю, что подобные книги могут обладать некоторой привлекательностью. И не думаю винить вас за желание ознакомиться с идеями и течениями, кои, как я понимаю, распространились в том мире, где вы позволяете своему сыну обретаться уже столько лет. Но…

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Но?..

М а н д е р с   (понизив голос). Но это не обсуждают вслух, госпожа Алвинг. Нет нужды отчитываться всем и каждому, что вы читаете и о чем думаете наедине с собой в родных стенах.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Конечно, конечно. Я тоже так полагаю.

М а н д е р с.   Вы и сами понимаете, что ради приюта вы теперь должны принимать в расчет разные обстоятельства, даже если взгляды ваши переменились, и вы теперь, как мне показалось, на многие вопросы нравственности смотрите иначе, чем когда затевали это богоугодное заведение.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Да-да, это я понимаю. Но мы собирались говорить о приюте…

М а н д е р с.   Верно, говорить мы намеревались о приюте. Но все же – будьте осмотрительны, сударыня. А теперь к делам. (Вынимает из папки несколько бумаг.) Видите?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Это документы?

М а н д е р с.   Да, все полностью и в полном порядке. Поверьте, получить их вовремя стоило многих трудов. Пришлось нажать. Ведь как доходит до принятия решений, так власти становятся болезненно совестливы. Но теперь все бумаги у нас есть. (Пролистывает стопку.) Вот заверенные бумаги на выделение Сульвика из усадьбы Росенволд и дарственная на него и на все постройки, включая дома, школу, учительскую и часовню. А вот разрешение на создание фонда и одобрение устава. Послушайте… (Читает.) «Устав детского приюта памяти капитана Алвинга».

Г о с п о ж а   А л в и н г   (долго смотрит на документы). Так, так.

М а н д е р с.   Я выбрал «капитан», а не «камергер». «Капитан» звучит скромнее.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Да, конечно, на ваше усмотрение.

М а н д е р с.   А это банковская книжка на капитал, положенный под проценты. Они пойдут на покрытие текущих расходов приюта.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Спасибо. Пожалуйста, оставьте ее у себя, так будет проще.

М а н д е р с.   С превеликим удовольствием. Я предлагаю пока держать деньги в банке, хотя условия не слишком привлекательны – ставка четыре процента и срок не менее шести месяцев. Если мы со временем найдем выгодные облигации, естественно, первой очереди погашения и абсолютно надежные, то вернемся к этому разговору.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Конечно, конечно, дорогой пастор Мандерс, вы в этом лучше разбираетесь.

М а н д е р с.   По крайней мере, я буду внимательно следить за всем. Но остается еще один вопрос. Я много раз собирался обсудить его с вами.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Что за вопрос?

М а н д е р с.   Надо ли застраховать здания приюта или нет?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Разумеется, надо застраховать.

М а н д е р с.   Сударыня, не спешите, давайте обсудим подробнее.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Я страхую всё: постройки, имущество, урожай и скот.

М а н д е р с.   Естественно. В своем имении вы всё страхуете. И я поступаю так же – само собой. Но здесь, видите ли, совсем иное дело. Приюту подобает сакральное отношение, тут речь о высшем предназначении.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Тем более…

М а н д е р с.   Лично я не вижу ничего вызывающего в том, что мы хотим обезопасить себя от всех возможных неприятностей….

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Я тоже не вижу.

М а н д е р с.   Но какие тут в округе настроения? Вам лучше знать.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Настроения? Хм…

М а н д е р с.   Среди людей могущественных, по-настоящему могущественных, много ли таких, кого смутит, что мы?..

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Кого вы считаете по-настоящему могущественным?

М а н д е р с.   Я имею в виду людей настолько независимых и влиятельных, что к их мнению нельзя не прислушиваться.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Из таких кое-кто может, пожалуй, возмутиться…

М а н д е р с.   Вот видите! А в городе у нас таких множество. Взять хотя бы моих собратьев… И действительно, истолковать страховку, будто ни вы, ни я не верим в благое Провидение, очень просто.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Но вы-то сами, дорогой господин пастор, вы ведь в глубине души тоже считаете…

М а н д е р с.   Я – да, я считаю. Но это не поможет нам избежать превратных и ненужных толкований. Кои легко и незаметно нанесут вред приюту.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Что ж, коли тут есть опасность…

М а н д е р с.   Признаюсь, я не могу совершенно не думать о сложном – вернее сказать, щекотливом – положении, в коем рискую оказаться. В высших кругах города пристально следят за начинанием с приютом. Ведь отчасти он строился, чтобы помочь городу решить проблемы неимущих, благодаря ему городские расходы на призрение бедных ощутимо сократятся. Но поскольку я был вашим советником и вел все практические дела, то приходится опасаться, что в первую голову строгие ревнители обрушатся на меня.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Нет, вам не стоит подвергать себя такому риску.

М а н д е р с.   Уж не говоря о неизбежных нападках на меня в определенных газетах и журналах…

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Дорогой пастор Мандерс, не продолжайте, это очень веский резон.

М а н д е р с.   То есть вы решили ничего не страховать?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Да, оставим все как есть.

М а н д е р с   (откидывается на стуле). Но если все же случится беда? Никогда ведь не знаешь… Вы сможете возместить урон?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Нет, не смогу. Это я сразу говорю.

М а н д е р с.   Угу. Но тогда, госпожа Алвинг, мы берем на себя очень серьезную ответственность.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   То есть вам кажется, у нас есть выбор?

М а н д е р с.   Э-э… нет. В том-то и дело, что нет. Нам нельзя возбуждать кривотолки и ни в коем случае нельзя задевать чувства паствы.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Во всяком случае, вы как пастор не можете себе этого позволить.

М а н д е р с.   К тому же я искренне полагаю, что с приютом мы можем всецело рассчитывать на особое благословение и покровительство свыше.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Будем на это уповать, пастор Мандерс.

М а н д е р с.   Стало быть, оставляем все как есть?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Да, конечно, оставляем.

М а н д е р с.   Хорошо. Как желаете. (Что-то отмечает в бумагах.) Не страхуем, да?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Удивительно, что вы завели этот разговор сегодня…

М а н д е р с.   Я давно собирался спросить вас…

Г о с п о ж а   А л в и н г.   …а вчера на стройке едва не вспыхнул пожар.

М а н д е р с.   Да что вы!

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Пустяки. Отчего-то начала тлеть стружка в столярной мастерской.

М а н д е р с.   Это где Энгстранд работает?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Да. Говорят, он вообще неосторожен со спичками.

М а н д е р с.   Он совсем замучен, не успевает отбиваться от забот и соблазнов… Но все же с Божьей помощью старается жить непорочно, как я слыхал.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Да? А кто так говорит?

М а н д е р с.   Он сам меня заверил. К тому же он хороший работник.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   О да. Пока не напьется…

М а н д е р с.   Прискорбная слабость! Хоть зачастую он вынужден выпивать, просто чтобы заглушить боль в ноге, так он говорит. Последний раз, когда приезжал в город, он глубоко меня растрогал. Пришел поблагодарить, что я устроил ему эту работу у вас и он теперь подле своей Регины.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Видятся они нечасто.

М а н д е р с.   Он разговаривает с ней каждый день. Это я от него знаю.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Ну… возможно.

М а н д е р с.   Он и сам хорошо понимает, как нужен ему рядом человек, способный удержать его от подступающих соблазнов. Признаюсь, меня трогает, что Якоб Энгстранд сам приходит расписаться в своей беспомощности, винит себя и кается, что слаб. Когда мы беседовали последний раз… Госпожа Алвинг, послушайте меня, если заполучить домой Регину для него жизненная необходимость…

Г о с п о ж а   А л в и н г   (резко вставая). Регину?!

М а н д е р с.   …то вам не стоит противодействовать.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Тут я определенно против. К тому же я рассчитываю на Регину в смысле приюта.

М а н д е р с.   Он ей отец, не забывайте все же.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Не рассказывайте мне, каким он был отцом. Нет, с моего согласия она в его дом не вернется.

М а н д е р с   (вставая). Сударыня, прошу, не принимайте это так близко к сердцу. Прискорбно, конечно, что вы не благоволите плотнику Энгстранду. Вы будто испугались…

Г о с п о ж а   А л в и н г   (тише). Неважно. Я взяла Регину к себе, у меня она и останется. (Прислушивается.) Тише, пастор Мандерс, не будем об этом сейчас. (Словно бы озаряется радостью изнутри.) Слышите, Освальд спускается по лестнице. Я могу думать только о нем одном.

О с в а л ь д   в легком пальто, со шляпой в руке, куря трубку, входит в левую дверь.

О с в а л ь д   (замирает в дверях). Прошу прощения – я думал, вы в конторе. (Подходя ближе.) День добрый, господин пастор.

М а н д е р с   (уставившись на него). О! Поразительно!

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Что скажете, господин пастор?

М а н д е р с.   Я скажу… скажу… Неужто это действительно?..

О с в а л ь д.   Да, господин пастор, перед вами действительно блудный сын.

М а н д е р с.   Дорогой юный друг, но…

О с в а л ь д.   Все же вернувшийся домой.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Освальд намекает, что в свое время вы всячески противились его желанию стать художником.

М а н д е р с.   Многие шаги в глазах людей кажутся сомнительными, а потом, однако… (Жмет Освальду руку.) Добро пожаловать, дорогой Освальд! Я могу все же называть вас по имени, верно?

О с в а л ь д.   А как еще вам меня называть?

М а н д е р с.   Хорошо. И должен вот еще что сказать, мой дорогой Освальд… Не подумайте, что я порицаю вообще всех художников. Нет, я полагаю, многие сохраняют душевную чистоту и в таком кругу.

О с в а л ь д.   Будем надеяться.

Г о с п о ж а   А л в и н г   (сияя от удовольствия). Я знаю одного, кто не поддался порче ни изнутри, ни снаружи. Только взгляните на него, господин пастор.

О с в а л ь д   (расхаживая по комнате). Ладно, ладно, мама. Оставим это.

М а н д е р с.   Отчего же – что есть, то есть, тут не поспоришь. Вы ведь уже достаточно известны. В газетах частенько о вас пишут, всегда благосклонно. Впрочем, в последнее время вас как будто подзабыли.

О с в а л ь д   (издали, стоя рядом с цветами). Я в последнее время меньше пишу.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Художникам тоже иногда отдых требуется.

М а н д е р с.   Это я вполне понимаю: перед большой работой надо собраться с силами.

О с в а л ь д.   Да. Мама, мы скоро будем обедать?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Через полчасика. Аппетит у него, однако ж, отменный, слава Богу.

М а н д е р с.   Как и пристрастие к табаку.

О с в а л ь д.   Да, нашел вот наверху отцовскую трубку и…

М а н д е р с.   Вот оно что!

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Что именно?

М а н д е р с.   Когда Освальд вошел, я прямо как живого увидел его отца.

О с в а л ь д.   Правда?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Что вы такое говорите? Освальд весь в меня.

М а н д е р с.   Да, но изгиб рта, особенно когда он курит, точно как у Алвинга. И губы тоже.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Ничего подобного. Скорее уж у него какой-то пасторский изгиб рта, по-моему.

М а н д е р с.   И это верно, у многих моих собратьев такой же.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Но убери, пожалуйста, трубку, мальчик мой. Я не хочу, чтобы здесь курили.

О с в а л ь д   (послушно откладывает трубку). Конечно. Я лишь хотел попробовать, я ведь однажды курил ее в детстве.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Ты?

О с в а л ь д.   Да. Я был совсем еще кроха. И помню, как-то вечером зашел к отцу, а он был такой веселый, радостный…

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Не выдумывай, ничего ты из тех лет не помнишь.

О с в а л ь д.   Нет, помню – он взял меня на колени и дал покурить трубку. «Затягивайся получше, парень!» – говорил он. И я пыхтел изо всех сил, пока не побледнел, и с меня градом покатил пот. А он знай хохотал от всего сердца…

М а н д е р с.   Очень странная история.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Дорогой пастор, Освальду просто привиделось.

О с в а л ь д.   Нет, мама, ничего мне не привиделось. Разве ты не помнишь, что потом сама прибежала и унесла меня в детскую. Мне стало плохо, и ты расплакалась у меня на глазах. Отец часто устраивал такие проказы?

М а н д е р с.   В молодости он был большой жизнелюб…

О с в а л ь д.   Однако сколько успел за свою короткую жизнь, сделал так много доброго и полезного.

М а н д е р с.   Воистину, дорогой мой Освальд Алвинг, вы унаследовали фамилию достойного и деятельного человека. Я верю, что вы продолжите его путь.

О с в а л ь д.   Иначе и быть не может.

М а н д е р с.   Вы поступили благородно, приехав на торжества.

О с в а л ь д.   Это самое малое, что я могу сделать для отца.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Но как прекрасно он поступил, приехав ко мне так надолго!

М а н д е р с.   Да, я слышал, вы останетесь на всю зиму?

О с в а л ь д.   Не знаю, сколько я пробуду дома, господин пастор. Но как же хорошо вернуться!

Г о с п о ж а   А л в и н г   (сияя). Ведь правда же, да?!

М а н д е р с   (глядя на Освальда с состраданием). Вы рано вышли в большой мир, мой дорогой Освальд.

О с в а л ь д.   Да, рано. Иногда я думаю, не слишком ли рано.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Вот уж нет. Смышленому мальчику это лишь на пользу, особенно если он один в семье. Негоже ему засиживаться подле мамы с папой и расти изнеженным баловнем.

М а н д е р с.   Это весьма спорный вопрос, госпожа Алвинг. Отчий дом был и остается самым правильным местом для ребенка.

О с в а л ь д.   Тут я не могу не согласиться с пастором.

М а н д е р с.   Взгляните хотя бы на вашего сына. Думаю, мы вполне можем поговорить об этом при нем. Он дожил до двадцати шести или даже двадцати семи лет, так и не узнав, как по-настоящему живут семьей.

О с в а л ь д.   Прошу прощения, господин пастор, тут вы ошибаетесь.

М а н д е р с.   Вот как? А я полагал, вы вращались исключительно среди художников.

О с в а л ь д.   Так и есть.

М а н д е р с.   В основном среди молодых художников.

О с в а л ь д.   Ну да.

М а н д е р с.   И я полагал, большинству из них не по карману создать семью и жить своим домом.

О с в а л ь д.   У многих из них действительно нет средств на свадьбу, господин пастор.

М а н д е р с.   Как я и говорил.

О с в а л ь д.   Но это не мешает им жить своим домом. И многие так живут, и это приличные и приятные дома.

Госпожа Алвинг напряженно следит за ходом разговора, кивает, но ничего не говорит.

М а н д е р с.   Но я веду речь не о холостяцком пристанище. Под домом я понимаю семейный очаг, где глава семьи живет с женой и чадами.

О с в а л ь д.   Конечно. Или со своими детьми и их матерью.

М а н д е р с   (опешив, всплеснув руками). Боже милостивый…

О с в а л ь д.   Что такое?

М а н д е р с.   Живет – с матерью своих детей?!

О с в а л ь д.   Вы бы предпочли, чтобы он бросил мать своих детей?

М а н д е р с.   Так вы говорите о незаконном сожительстве? Об этих диких невенчанных браках?

О с в а л ь д.   Никакой дикости я в подобных союзах не заметил.

М а н д е р с.   Но как вообще могут мало-мальски прилично воспитанные юноша и барышня не испытывать неловкости, живя невенчанными на глазах у всего честного народа?

О с в а л ь д.   А что прикажете им делать? Начинающий художник без средств и бедная девушка… Свадьба стоит огромных денег. Что им делать?

М а н д е р с.   Что делать?! Я вам скажу, господин Алвинг, что им делать. Держаться подальше друг от друга, вот что им надо было делать с самого начала!

О с в а л ь д.   Такими речами вы вряд ли достучитесь до молодых, страстных, влюбленных людей.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Не достучитесь!

М а н д е р с   (назидательно). И как только власти допускают подобное?! Чтобы такое творилось открыто! (Госпоже Алвинг.) Как видите, я небезосновательно тревожился о вашем сыне. В кругу, где неприкрытый разврат стал обычным и почти признанным…

О с в а л ь д.   Я хотел бы сказать вам вот что, господин пастор. По воскресеньям я часто бываю в двух-трех таких неправильных домах…

М а н д е р с.   Еще и по воскресеньям!!

О с в а л ь д.   Разумеется, как раз в этот день положено отдыхать и радоваться. И хочу вам сказать, что я сроду не слыхал в этих домах непристойностей и уж тем более не видел ничего, что можно бы назвать развратом. Но знаете, где и когда я сталкиваюсь в артистическом мире с грязным пороком?

М а н д е р с.   Слава Богу, не знаю.

О с в а л ь д.   Тогда позволю себе вам рассказать. О разврате мне доводилось слышать, когда какой-нибудь примерный семьянин, безупречный муж и отец, приезжал в наши края погулять по-холостяцки, в свое удовольствие – и, желая выказать уважение художникам, наведывался в наши бедные лачуги. Вот эти заезжие господа знают толк во всем на свете и обыкновенно рассказывают нам такое о разных вещах и местах, чего мы и помыслить не могли.

М а н д е р с.   Что-что? Вы утверждаете, что наши добропорядочные сограждане?..

О с в а л ь д.   Вам никогда не доводилось по возвращении слышать от этих беспримерно добропорядочных господ, что за границей повальный разврат?

М а н д е р с.   Еще бы. Конечно.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   И я слышала такое.

О с в а л ь д.   Им спокойно можно верить на слово. Они знают, о чем говорят. (Хватается за голову.) О-о…тамошняя прекрасная благословенная свободная жизнь… а они поливают ее помоями…

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Не переживай так сильно, Освальд. Тебе это вредно.

О с в а л ь д.   Да, мама, ты права. От этих разговоров пользы нет. Опять усталость навалилась. Пойду прогуляюсь перед обедом. Прошу прощения, господин пастор. Вы к себе этого примерить не можете, а я не смог сдержаться, простите.

Уходит направо во вторую дверь.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Бедный мальчик!

М а н д е р с.   Да уж, можно и так сказать. Плохо дело, вон до чего дошло.

Госпожа Алвинг молча и вопросительно смотрит на него.

М а н д е р с   (расхаживая по комнате). Он назвал себя блудным сыном. Увы… увы…

Госпожа Алвинг по-прежнему не сводит с него глаз.

М а н д е р с.   И что вы на это скажете?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Скажу, что Освальд прав в каждом слове.

М а н д е р с   (останавливаясь). Прав? Прав?! С такими-то принципами?

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Я тут в своем одиночестве пришла к тем же мыслям, дорогой пастор. Но духу не хватало додумать их до конца. А теперь мой мальчик скажет все за меня.

М а н д е р с.   Вас впору пожалеть, госпожа Алвинг. Однако я намерен поговорить с вами серьезно. И сейчас обращаюсь к вам не как ваш советник и поверенный в делах, не как друг юности вашего покойного супруга и вашей тоже. Перед вами священнослужитель, облеченный саном, – вот так же я стоял перед вами в самый отчаянный час вашей жизни.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   И что именно священнослужитель намерен мне сказать?

М а н д е р с.   Для начала я хотел бы освежить ваши воспоминания, сударыня. Момент самый подходящий. Завтра десятая годовщина смерти вашего супруга, завтра мы все вместе почтим его память, я обращусь с речью к собравшимся… но сегодня хочу обратиться к вам одной.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Отлично, господин пастор. Говорите.

М а н д е р с.   Помните ли вы, что под конец первого года семейной жизни едва не шагнули в бездну? Вы покинули свой дом, свой семейный очаг, сбежали от мужа – да, да, госпожа Алвинг, вы сбежали от законного супруга и наотрез отказывались возвращаться к нему, как он ни молил вас и ни упрашивал.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Но вы не забыли, что весь первый год замужества я чувствовала себя до ужаса несчастной?

М а н д е р с.   Искать в земной жизни прежде всего счастья – это происки духа мятежного, вот и все. По какому праву нам, людям, положено счастье? Нет, сударыня, мы должны исполнять свой долг! Ваш долг был прилепиться накрепко к мужу, коего вы однажды избрали и с коим связали себя священными узами.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Вы прекрасно знаете, какую развратную жизнь вел Алвинг в то время.

М а н д е р с.   Я, конечно, помню, что за слухи ходили о нем, и менее других склонен оправдывать его юношескую распущенность, коли слухи правдивы. Но жена не судья мужу своему. И вашим долгом было смиренно нести свой крест, ибо Всевышний дает его по силам. А вы взбунтовались, отринули крест, не пожелали поддержать оступившегося человека, а просто бросили его. Вы рискнули своим именем и репутацией – и чуть было заодно не поставили под удар репутацию других людей.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Других? Вы хотите сказать, другого.

М а н д е р с.   Искать убежища у меня было в высшей степени неразумно.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Неразумно обратиться к пастору? К другу семьи?

М а н д е р с.   Именно поэтому. И благодарите Господа Бога нашего, что мне хватило должной твердости и я сумел отговорить вас от истерических порывов, наставить на путь долга и вернуть к законному супругу.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Да, пастор Мандерс, это ваших рук дело.

М а н д е р с.   Я, ничтожный, был всего лишь орудием в руках Всевышнего. Но разве не стало истинным благословением для вас во все дни дальнейшей жизни, что я склонил вас тогда надеть на себя ярмо долга и послушания? Разве не устроилось все, как я предсказывал? И Алвинг, как подобает мужу, не отвратился от заблуждений? И не прожил потом свою жизнь с вами беспорочно и в любви? И не превратился в крупнейшего в наших краях благотворителя и не приблизил вас к себе настолько, что со временем вы стали его правой рукой во всех начинаниях? И весьма преуспели, мне это хорошо известно, тут я отдам вам должное… Однако я намерен сказать и о второй большой вашей ошибке в жизни.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   О чем вы?

М а н д е р с.   Презрев однажды супружеский долг, позднее вы пренебрегли и материнским.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Что?..

М а н д е р с.   Вы всегда были одержимы зловещим духом своеволия. Вас влекло непременно то, что противостоит закону и послушанию. Любые узы вам невыносимы. Все, что обременяло вашу жизнь, вы беспечно и бессовестно отбрасывали, словно имея право самой распоряжаться этой ношей. Разонравилось вам быть женой – взяли и сбежали от мужа, устали от материнских забот – и отдали ребенка в чужие руки.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Это правда, я так сделала.

М а н д е р с.   Но тем самым вы стали чужой для него.

Г о с п о ж а   А л в и н г.   Нет-нет, не стала.

М а н д е р с.   Стали. Не могли не стать. И каким он вернулся к вам?! Вдумайтесь, госпожа Алвинг. Вы премного виноваты перед своим мужем, но, создав фонд его имени и построив приют, вы повинились. Так признайте же и свое преступление против сына, Бог даст, есть еще время вернуть его с пути заблуждений. Измените себя – и воскреснет в нем, что подвластно еще воскрешению. Ибо (подняв указательный палец), истинно говоря, вы мать грешная, госпожа Алвинг. И я считал своим долгом сказать вам это.