Текст книги "Вернувшиеся (сборник)"

Ю х а н.   А если я не нанесу тебе этот удар, то собственными руками уничтожу свое будущее и свое счастье.

Л о н а.   Продолжай, Карстен.

Б е р н и к.   Тогда выслушайте меня. Суть дела в железной дороге, и с ней все гораздо сложнее, чем вы думаете. До вас наверняка дошли рассказы, что в прошлом году обсуждалось строительство приморской железной дороги. За прокладку ее вдоль моря ратовали многие люди с именем и весом и в городе, и в округе, и в прессе. Но я сорвал этот план, потому что он угрожал прибрежному пароходному сообщению.

Л о н а.   А в прибрежном пароходном сообщении ты заинтересован лично?

Б е р н и к.   Да. Но никто не рискнул заподозрить тут связь, мое почтенное имя послужило мне защитой. К слову сказать, сам я лично выдержал бы потери из-за дороги, а город – нет. В итоге было решено вместо прибрежной строить дорогу через внутренние районы. Как только такое решение было принято, я принялся тишком проверять, нельзя ли заодно проложить боковую ветку к нам в город.

Л о н а.   А почему тишком, Карстен?

Б е р н и к.   До вас дошли слухи о сплошной скупке лесов, рудников и водопадов?

Ю х а н.   Да, какая-то пришлая компания…

Б е р н и к.   Сейчас вся эта собственность в разных руках, разбросана неудобно, так что владельцы никакой ценности в ней не видят и продавали относительно дешево. Если бы хозяева предполагали, что к ним придет железная дорога, они бы взвинтили цены.

Л о н а.   Понятно. И что?

Б е р н и к.   И вот мы дошли до того, что может быть воспринято двояко и на что в нашем обществе может пойти только всеми уважаемый человек с незапятнанной репутацией, которая станет ему опорой.

Л о н а.   И?

Б е р н и к.   Все скупил я.

Л о н а.   Ты?

Ю х а н.   На свои деньги?

Б е р н и к.   На свои. Если к нам проложат дорогу, я стану миллионером, а не проложат – разорюсь.

Л о н а.   Это рискованно, Карстен.

Б е р н и к.   Я рискнул всем своим состоянием.

Л о н а.   Я подумала не о состоянии. Но когда эта афера откроется…

Б е р н и к.   Да, это узловой вопрос. С безупречной репутацией, которая была у меня до сих пор, я мог взять все на себя: выйти к согражданам и сказать – посмотрите, на какой риск я пошел ради блага общества.

Л о н а.   Общества?

Б е р н и к.   Да, и ни один человек не усомнился бы в моих намерениях.

Л о н а.   Но в городе есть люди, которые, не в пример тебе, действуют открыто, без задних мыслей, не ищут личной выгоды.

Б е р н и к.   Кто?

Л о н а.   Руммель, естественно, и Санстад, и Вигеланн.

Б е р н и к.   Чтобы заручиться их поддержкой, я вынужден был взять их в долю.

Л о н а.   Да?

Б е р н и к.   Они выговорили себе пятую часть прибыли.

Л о н а.   Ох уж эти столпы общества!

Б е р н и к.   Но разве общество не само вынуждает нас ходить кривыми дорожками? Что бы произошло, действуй я открыто? Все бы кинулись в это предприятие, растащили, раздробили, извратив и испортив все дело. В городе нет ни одного человека, за исключением меня, кто может стать во главе предприятия такого размаха. Вообще у нас в стране только приезжие понимают что-то в большой коммерции. Так что в этой части совесть моя чиста. Только в моих руках это благодатное дело долго и надежно будет давать хлеб насущный многим людям.

Л о н а.   Думаю, Карстен, в этом ты прав.

Ю х а н.   Этих многих людей я не знаю, а счастье моей жизни поставлено на карту.

Б е р н и к.   На карту поставлено и процветание твоего родного города. В нашем обществе легкомысленные юношеские эскапады не прощаются. Сограждане прощупают и пронюхают всю мою жизнь, найдут тысячу мельчайших проступков, истолкуют и перепишут их в свете разоблачающих меня откровений. Меня задавят насмерть сплетнями и пересудами. Меня вынудят выйти из железнодорожной концессии, а без меня она рухнет. И мою гражданскую смерть довершит финансовый крах.

Л о н а.   Юхан, раз так, ты должен уехать и молчать.

Б е р н и к.   Да, Юхан, да – ты должен!

Ю х а н.   Хорошо, я промолчу и уеду. Но я вернусь и тогда заговорю.

Б е р н и к.   Юхан, останься там за океаном и молчи, а я готов делиться с тобой…

Ю х а н.   Оставь свои деньги себе, а мне верни имя и честь.

Б е р н и к.   Пожертвовав моими?!

Ю х а н.   Выпутывайтесь сами, ты и твое общество. А я могу и хочу получить Дину, и получу. Я уеду завтра на «Индиан гёрл», но…

Б е р н и к.   На «Индиан гёрл»?

Ю х а н.   Да, капитан обещал взять меня. Съезжу, продам там ферму, завершу дела и вернусь через два месяца.

Б е р н и к.   И тогда заговоришь?

Ю х а н.   Тогда виновный должен будет сам признаться.

Б е р н и к.   Ты забыл, что тогда мне придется взять на себя и то, в чем я не виноват?

Ю х а н.   А кто пятнадцать лет назад нагрел руки на этой позорной байке?

Б е р н и к.   Не загоняй меня в угол! Если ты заговоришь, я от всего открещусь! Скажу, что это заговор против меня, месть, что ты приехал вымогать у меня деньги.

Л о н а.   Стыдно, Карстен!

Б е р н и к.   Положение мое отчаянное, и я буду биться насмерть. От всего открещусь, от всего!

Ю х а н.   У меня есть два твоих письма. Я нашел их в чемодане среди бумаг. Утром я перечитал их – из них все ясно.

Б е р н и к.   И ты предъявишь их?

Ю х а н.   Если потребуется.

Б е р н и к.   И ты вернешься через два месяца?

Ю х а н.   Надеюсь. Ветер крепкий. Через три недели я в Нью-Йорке. Если только «Индиан гёрл» не пойдет ко дну.

Б е р н и к   (потрясенно). Пойдет ко дну? Почему она должна пойти ко дну?

Ю х а н.   Не должна, я тоже так думаю.

Б е р н и к   (не слыша его). Пойдет ко дну?

Ю х а н.   Ну все, Берник, теперь ты знаешь, что я намерен делать, подумай об этом. Прощай! Кланяйся Бетти, хотя она встретила меня не по-сестрински. Но Марту я хочу повидать. Она должна сказать Дине… она должна обещать мне… (Уходит в дальнюю дверь слева.)

Б е р н и к   (сам с собой). «Индиан гёрл»?! (Быстро.) Лона, ты должна помешать этому.

Л о н а.   Карстен, сам видишь – у меня нет больше власти над ним. (Уходит вслед за Юханом в комнату слева.)

Б е р н и к   (в тревожной задумчивости). Пойдет ко дну?

Справа входит корабельный мастер   А у н е.

А у н е.   Прошу простить. Удобно ли господину консулу сейчас?..

Б е р н и к   (резко обернувшись). Что вы хотели?

А у н е.   Попросить позволения задать консулу вопрос.

Б е р н и к.   Ладно, давайте быстро. О чем вы хотели спросить?

А у н е.   Я хотел спросить: это ваше последнее слово – и неизменное, – что меня уволят, если «Индиан гёрл» не уйдет в море завтра?

Б е р н и к.   Что еще опять? Судно будет готово завтра.

А у н е.   Ну да, будет… А если нет, меня рассчитают?

Б е р н и к.   К чему эти пустые вопросы?

А у н е.   Я хочу знать наверняка. Скажите, господин консул, меня уволят?

Б е р н и к.   Обычно я держу свое слово или нет?

А у н е.   Значит, я лишился бы завтра своего положения дома и в ближнем кругу, потерял влияние среди рабочих, не имел больше возможности помочь самым бедным и бесправным в нашем обществе.

Б е р н и к.   Ауне, этот вопрос мы с вами обсудили.

А у н е.   Понятно. Пусть тогда «Индиан гёрл» выходит завтра в море.

Пауза.

Б е р н и к.   Послушайте. Я не могу лично следить за всем, не могу отвечать за все. Вы беретесь дать мне заверения, что ремонт выполнен безупречно?

А у н е.   Вы дали мне мало времени, господин консул.

Б е р н и к.   Но работы выполнены сносно, говорите вы?

А у н е.   Сейчас середина лета и хорошая погода.

Снова пауза.

Б е р н и к.   Вы хотите мне еще что-то сказать?

А у н е.   Что еще я могу сказать, господин консул?

Б е р н и к.   Значит, «Индиан гёрл» мы отправляем.

А у н е.   Завтра?

Б е р н и к.   Да.

А у н е.   Ладно. (Кланяется и уходит.)

Берник некоторое время стоит в нерешительности, потом поспешно идет к входной двери, словно бы намереваясь вернуть Ауне, берется за ручку, но останавливается в смятении, и в ту же минуту дверь распахивается снаружи, входит   п о в е р е н н ы й   К р а п.

К р а п   (вполголоса). Ага, приходил. Ну что, признался?

Б е р н и к.   Хм… Вы что-то узнали?

К р а п.   А в этом есть нужда? Неужто, господин консул, вы по его глазам не видите, что у этого Ауне совесть нечиста?

Б е р н и к.   Скажете тоже. Разве такое увидишь? Так вы что-то разузнали?

К р а п.   Нет, я опоздал, не смог. Они уже начали выводить «Индиан гёрл» из дока. Но как раз эта поспешность ясно говорит о том…

Б е р н и к.   Ни о чем она не говорит. То есть судно прошло инспекцию?

К р а п.   Само собой. Но…

Б е р н и к.   Вот видите. И, естественно, к нам никаких претензий по ремонту?

К р а п.   Господин консул. Вы сами знаете, как проводится инспекция, особенно на верфях, как наша, с репутацией надежных.

Б е р н и к.   Это неважно. Важно, что к нам никаких претензий нет.

К р а п.   Господин консул, неужто вы вправду не заметили, что Ауне…

Б е р н и к.   Говорю вам, Ауне совершенно меня успокоил.

К р а п.   А я вам говорю: я морально убежден, что…

Б е р н и к.   В чем дело, господин Крап? Я вижу, вы точите зуб на Ауне. Но если вы намерены разделаться с ним, то ищите другой повод. Вы прекрасно знаете, как важно для меня – вернее, для нашей фирмы, – чтобы «Индиан гёрл» ушла в море завтра.

К р а п.   Ладно, ладно. Да будет так. Только американца и видели…

Справа входит   т о р г о в е ц   В и г е л а н н.

В и г е л а н н.   Мое почтение, господин консул. Не найдется ли у вас минутки?

Б е р н и к.   К вашим услугам, господин Вигеланн.

В и г е л а н н.   Хотел убедиться, что и вы тоже за отправку «Пальмы» завтра.

Б е р н и к.   Да, это вопрос решенный.

В и г е л а н н.   А то ко мне приходил капитан, сказал, завтра опасность шторма.

К р а п.   Барометр с утра резко упал.

Б е р н и к.   Вот как? Можно ожидать шторм?

В и г е л а н н.   Во всяком случае, крепкий ветер, но не встречный, наоборот…

Б е р н и к.   Хм… И что вы скажете?

В и г е л а н н.   Скажу то же, что ответил капитану. «Пальма» в руках Провидения. К тому же ей недалеко, только пересечь Северное море. А в Британии цены фрахта сейчас очень высоки…

Б е р н и к.   Да, скорее всего на задержке мы потеряем деньги.

В и г е л а н н.   Судно прочное, к тому же полностью застраховано. Тут риска гораздо меньше, чем с «Индиан гёрл».

Б е р н и к.   Что вы хотите сказать?

В и г е л а н н.   Она ведь тоже уходит завтра?

Б е р н и к.   Да, хозяева нас страшно торопят, к тому же…

В и г е л а н н.   Если уж это старое корыто не боится выйти в море… да еще с такой командой… то нам зазорно стоять на приколе…

Б е р н и к.   Ладно, ладно. Полагаю, все бумаги у вас с собой?

В и г е л а н н.   Да, вот они.

Б е р н и к.   Хорошо. Оформите тогда все с господином Крапом, пожалуйста.

К р а п.   Извольте. Сейчас все мигом уладим.

В и г е л а н н.   Спасибо. И предадим исход дела в руки Всевышнего, господин консул.

Вместе с поверенным Крапом уходит в первую комнату налево.

У ч и т е л ь   Р ё р л у н д   входит в садовую дверь.

Р ё р л у н д.   О, господин консул! Вы дома посреди дня? Не ожидал вас застать.

Б е р н и к   (думая о своем). Как видите.

Р ё р л у н д.   Я пришел, собственно говоря, ради вашей супруги. Мне подумалось, что ей, возможно, требуется слово сочувствия.

Б е р н и к.   Возможно. Но и я хотел бы поговорить с вами.

Р ё р л у н д.   С удовольствием, господин консул. Что-то приключилось? Вы так взволнованны и бледны.

Б е р н и к.   Я? В самом деле? Ничего удивительного, на меня столько всего навалилось. Мое гигантское предприятие – да еще железная дорога… Послушайте, господин учитель, скажите мне… Позвольте задать вам вопрос.

Р ё р л у н д.   Милости прошу, господин консул.

Б е р н и к.   Вот какая мысль не дает мне покоя. Человек затевает большое, важное предприятие, оно исправит к лучшему жизни тысяч людей… Но однажды оно потребует жертвы…

Р ё р л у н д.   Это как?

Б е р н и к.   Приведу пример. Человек собирается построить большую фабрику. И он знает наверняка – даже и по собственному опыту, – что работа таких фабрик не обходится без того, чтобы рано или поздно кто-нибудь не погиб.

Р ё р л у н д.   Это весьма вероятно, но не более того.

Б е р н и к.   Или другой человек строит шахту. И нанимает на работу и отцов семейства, и молодых юношей, у которых вся жизнь впереди. Притом мы можем с уверенностью сказать, что не все из них останутся в живых.

Р ё р л у н д.   Да, к сожалению, это так.

Б е р н и к.   Ну вот. Такой человек наперед знает, что его начинание неизбежно отнимет у кого-то жизнь. Хотя начинание прекрасное и полезное. Ценой одной жизни благосостояние многих сотен людей вырастет наверняка.

Р ё р л у н д.   Ага. Вы думаете о строительстве железной дороги – об этих опасных земляных работах, подрыве горных пород…

Б е р н и к.   Да, я думаю о железной дороге. К тому же железная дорога потянет за собой строительство фабрик и шахт. Так вы не считаете, что…

Р ё р л у н д.   Дорогой господин консул, вы совестливы и щепетильны едва ли не сверх меры. Я хотел сказать, что когда вы отдаете дело в руки Провидения, то…

Б е р н и к.   Да, да, конечно. Провидения…

Р ё р л у н д.   То вам не в чем каяться. Стройте свою дорогу со спокойной душой.

Б е р н и к.   Нет, давайте рассмотрим особый пример. Предположим, есть выработка, и в ней надо произвести опасный взрыв в опасном месте, но без этого достроить железную дорогу невозможно. Предположим, инженер уверен, что рабочий, который будет подрывать заряд, погибнет. Но подорвать надо, и долг инженера – послать человека сделать это.

Р ё р л у н д.   Хм…

Б е р н и к.   Я знаю, вы скажете. Конечно, было бы прекрасно, если бы инженер пошел и подпалил запал сам. Но так не бывает. Значит, он должен отрядить рабочего.

Р ё р л у н д.   Ни один наш инженер такого бы не сделал.

Б е р н и к.   Любой инженер в странах большого мира не задумываясь отдал бы такой приказ.

Р ё р л у н д.   В странах большого мира? Еще бы! В этом нравственно испорченном, забывшем совесть обществе…

Б е р н и к.   Полноте, в том обществе много хорошего.

Р ё р л у н д.   И это говорите вы? Вы? Да разве не вы?..

Б е р н и к.   В больших обществах у людей есть возможность довести до конца полезный, выгодный проект; там у людей хватает духа пожертвовать чем-то ради великого дела. А тут у нас человек связан по рукам и ногам мелочными соображениями и резонами!

Р ё р л у н д.   Это человеческая жизнь – мелочное соображение?

Б е р н и к.   Когда одна человеческая жизнь ставит под угрозу благополучие тысяч…

Р ё р л у н д.   Мне вас сегодня не понять, господин консул. Вы сочиняете невероятные обстоятельства, ссылаетесь на большой мир – да там человеческую жизнь ни в грош не ставят, там расход человеческого материала считают так же, как расход капиталов. Но в нашем-то обществе есть моральные устои. Взгляните на наших почтенных судовладельцев. Назовите мне хоть одного из них, кто принес бы в жертву презренной выгоде человеческую жизнь. А в большом мире эти негодяи то и дело в погоне за наживой выпускают в море негодные к плаванию суда!

Б е р н и к.   Я не говорил о негодных к плаванию судах!

Р ё р л у н д.   А я говорю, господин консул.

Б е р н и к.   К чему вы их помянули? Они здесь ни при чем… О, эти мелочные трусливые резоны! Если б наш генерал послал в бой солдат и они погибли, он бы потом ночами не спал. В других краях все не так. Вы бы послушали, что он рассказывает…

Р ё р л у н д.   Он? Кто он? Американец?

Б е р н и к.   Ну да. Вы бы послушали, что он рассказывает об Америке.

Р ё р л у н д.   Он сейчас здесь? Что же вы мне не сказали… Я бы немедленно…

Б е р н и к.   Пустые хлопоты. С ним у вас ничего не выйдет.

Р ё р л у н д.   Это мы посмотрим. Вот и он.

Ю х а н   выходит из комнаты слева.

Ю х а н.   Хорошо, хорошо, Дина, оставим это. Но я не отступаюсь от вас. Я приеду снова, и тогда мы сговоримся.

Р ё р л у н д.   Прошу простить, что вы хотели сказать этими словами? Куда вы клоните?

Ю х а н.   Я хочу, чтобы эта девушка, в глазах которой вы вчера меня очернили, стала моей женой.

Р ё р л у н д.   Вашей? И вы смеете думать, что…

Ю х а н.   Я хочу жениться на ней.

Р ё р л у н д.   Тогда извольте узнать… (Идет к приоткрытой двери.) Госпожа Берник, благоволите быть свидетельницей… (Марте.) И вы тоже, сударыня. И позовите Дину. (Замечает Лону.) А-а, и вы здесь?

Л о н а   (в дверях). Мне тоже идти?

Р ё р л у н д.   Придите все, кто желает. Чем больше, тем лучше.

Б е р н и к.   Что вы задумали?

Приходят   Л о н а,   г о с п о ж а   Б е р н и к,   М а р т а,   Д и н а   и   Х и л м а р   Т ё н н е с е н.

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Господин учитель, при всем желании я не в силах…

Р ё р л у н д.   Я сам помешаю ему, сударыня. Дина, вы ведете себя неразумно. Но я не могу порицать вас строго. Вы слишком долго не имели моральной опоры. Я корю себя, что не стал вам такой опорой.

Д и н а.   Не говорите теперь ничего!

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   В чем дело?

Р ё р л у н д.   Вот как раз сейчас я и должен сказать, хотя ваше, Дина, поведение вчера и сегодня усложнило мою задачу многократно. Но имея в виду ваше спасение, придется пожертвовать прочими резонами. Вы помните, я дал вам слово. Вы помните, что пообещали ответить мне, когда я сочту, что время пришло. Сейчас я не вижу возможности раздумывать дальше, поэтому… (Обращается к Юхану Тённесену.) Эта девица, на которую вы посягаете, наречена мне.

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Что вы говорите!

Б е р н и к.   Дина!

Ю х а н.   Вам? Она?..

М а р т а.   Дина, нет!

Л о н а.   Ложь!

Ю х а н.   Дина, этот человек говорит правду?

Д и н а   (помедлив). Да.

Р ё р л у н д.   Тем самым, надо полагать, чары прельстителя развеяны. Этот шаг, на который я решился ради блага Дины, уже можно сделать достоянием нашего общества. Я пребываю в твердой надежде, что никаких кривотолков мое решение не породит. А теперь, дамы, я думаю, нам лучше проводить ее в другую комнату, дабы ее мысли вновь пришли в мирное равновесие.

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Да. Идем, Дина. Какое счастье для тебя!

Уводит Дину налево, Рёрлунд идет следом.

М а р т а.   Прощай, Юхан! (Уходит.)

Т ё н н е с е н   (в дверях в сад). Да уж, скажу я вам…

Л о н а   (провожая Дину взглядом). Выше нос, мальчик! Я останусь тут и присмотрю за пастором. (Уходит направо.)

Б е р н и к.   Юхан, теперь ты не плывешь на «Индиан гёрл»?

Ю х а н.   Теперь точно плыву!

Б е р н и к.   Но ты, значит, не вернешься?

Ю х а н.   Вернусь.

Б е р н и к.   После всего этого? Для чего ты хочешь вернуться?

Ю х а н.   Чтобы отомстить вам всем. Раздавить стольких из вас, скольких сумею. (Уходит направо.)

Из кабинета консула выходят   т о р г о в е ц   В и г е л а н н   и   п о в е р е н н ы й   К р а п.

В и г е л а н н.   Ну вот, господин консул, бумаги в порядке.

Б е р н и к.   Хорошо…

К р а п   (шепотом). Вы не передумали – «Индиан гёрл» завтра отплывает?

Б е р н и к.   Отплывает. (Уходит к себе в кабинет.)

Торговец Вигеланн и поверенный Крап уходят направо. Хилмар Тённесен хочет было пойти за ними, но в эту минуту   У л а ф   осторожно заглядывает в левую дверь.

У л а ф.   Дядя! Дядя Хилмар!

Т ё н н е с е н.   Уф, это ты? А почему ты не наверху? Ты же под домашним арестом.

У л а ф   (делая пару шагов в комнату). Тише! Дядя Хилмар, знаешь новость?

Т ё н н е с е н.   Да знаю я, что тебя сегодня выдрали.

У л а ф   (грозно смотрит на дверь отцова кабинета). Больше ему меня не бить. Но ты знаешь, что дядя Юхан уплывает завтра на американце?

Т ё н н е с е н.   А тебе что за печаль? Ступай наверх.

У л а ф.   А вот я, дядечка, может, еще на бизонов поохочусь.

Т ё н н е с е н.   Вздор! Такой трус, как ты…

У л а ф.   А вот подожди до завтра, и кое-что узнаешь!

Т ё н н е с е н.   Балбес!

Уходит в сад. Улаф снова убегает в комнату и прикрывает дверь, заметив   п о в е р е н н о г о   К р а п а,   который входит справа.

К р а п   (подходит к двери кабинета консула и приоткрывает ее). Простите, это снова я, господин консул, но надвигается сильнейший шторм. (Ждет и, не получив ответа, продолжает.) «Индиан гёрл» все равно снимется с якоря?

Выдержав паузу, Берник отвечает из глубины комнаты.

Б е р н и к.   Все равно.

Поверенный Крап закрывает дверь и уходит направо.

Действие четвертое

Зала в доме консула Берника. Рабочий стол вынесен. Ранний вечер, но из-за шторма и непогоды уже сумерки, и темнота продолжает сгущаться по ходу действия.

С л у г а   зажигает люстру,   д в е   с л у ж а н к и   вносят горшки, корзины и вазы с цветами, лампы, свечи и расставляют их по столам и подставкам для цветов вдоль стен.   Р у м м е л ь   во фраке, перчатках и с белым шейным платком отдает распоряжения, стоя посреди комнаты.

Р у м м е л ь   (слуге). Свечи зажигай через одну, Якоб. Не надо сразу полной торжественности, пусть она станет сюрпризом. Так что и цветы… Хотя нет, пусть стоят. Как будто бы здесь всегда столько цветов.

Б е р н и к   выходит из своего кабинета.

Б е р н и к   (в дверях). Это что такое?

Р у м м е л ь.   О, ты пришел? (Слугам.) Ступайте пока.

Слуги уходят в дальнюю левую дверь.

Б е р н и к   (подойдя ближе). Руммель, что все это значит?

Р у м м е л ь.   Это значит, что настал час твоей славы. Город устраивает сегодня шествие в честь первого из своих горожан.

Б е р н и к.   Что ты такое говоришь?!

Р у м м е л ь.   Шествие с музыкой. Мы хотели еще и с факелами, да побоялись в такую погоду. Но иллюминация будет. А уж в газетах это потом расхвалят лучше некуда!

Б е р н и к.   Руммель, послушай – даже не думай об этом!

Р у м м е л ь.   Да уж поздно – через полчаса шествие будет здесь.

Б е р н и к.   А почему ты не сказал мне раньше?

Р у м м е л ь.   Так аккурат потому. Боялся, что ты станешь чинить препоны. Зато я сговорился с твоей супругой, она позволила мне кое-что подготовить, а сама обещала подать закуски и напитки.

Б е р н и к   (прислушивается). Что это? Мне показалось, поют – они уже на подходе?

Р у м м е л ь   (у двери в сад). Поют? Нет, это всего лишь американцы. «Индиан гёрл» выводят к плавучему причалу.

Б е р н и к.   Уже выводят?! Ох… Нет, Руммель, сегодня я ничего такого не могу, я болен.

Р у м м е л ь.   Да, вид у тебя неважнецкий. Черт! Ты уж соберись, что ли, возьми себя в руки! Мы с Санстадом и Вигеланном в лепешку расшиблись, чтобы устроить шествие. Нам надо задавить противника тем, что нас будут громко и широко поддерживать. В городе плодятся слухи, скупку земель дольше в тайне не сохранить. Ты непременно должен прямо сегодня, под здравицы, песни и звон бокалов, короче, на высокой волне праздничного настроения поведать им, на какой риск ты пошел ради благоденствия общества. На этой высокой волне праздничного настроения, как я его назвал, у нас тут можно провернуть порядком разных дел. Но такую волну надо сперва поднять, иначе не сработает.

Б е р н и к.   Да, да, да.

Р у м м е л ь.   Особенно когда предстоит обнародовать такое деликатное и щекотливое обстоятельство. Слава богу, у тебя, Берник, безупречная репутация, тебе сам черт не брат. Но послушай меня, нам надо уговориться. Студент Тённесен написал песню, которая изящно и незамысловато начинается словами «Поднимем идеал, как знамя!». А учителю Рёрлунду поручено произнести приветственную речь, на которую ты, разумеется, должен ответить.

Б е р н и к.   Руммель, сегодня вечером я не в силах. Не мог бы ты?..

Р у м м е л ь.   Не могу при всем желании. Речи, как ты понимаешь, в основном будут адресованы тебе, ну и несколько слов нам, остальным. Я переговорил с Вигеланном и Санстадом. Мы считаем, ты мог бы в ответ возгласить здравицу за процветание нашего общества. Санстад выразит радость, что все слои общества едины, а Вигеланн пожелает, чтобы новые начинания не подрывали моральных устоев, на которых оно держится. Ну и я в нескольких приличествующих случаю оборотах коротко напомню о вкладе женщин, пусть и более скромном, но весьма значимом для нашего общества. Да ты не слушаешь меня!

Б е р н и к.   Слушаю… да. Скажи, море сегодня очень опасное?

Р у м м е л ь.   Боишься за «Пальму»? Она отлично застрахована.

Б е р н и к.   Застрахована-то да, но…

Р у м м е л ь.   И в полном порядке, что главное.

Б е р н и к.   Хм… Даже если на судне авария, не обязательно ведь гибнут люди, правда? Бывает, пропадет само судно и груз или кто-то лишится багажа, может, документов, но…

Р у м м е л ь.   Да кто там вспомнит при аварии о чемодане с бумагами, черт возьми!

Б е р н и к.   Конечно. Нет, я имел в виду всего лишь… Послушай! Снова поют!

Р у м м е л ь.   Это на «Пальме».

В правую дверь входит   т о р г о в е ц   В и г е л а н н.

В и г е л а н н.   Ну вот, «Пальму» выводят к плавучему причалу, господин консул.

Б е р н и к.   И вы, понимая толк в мореплавании, все же полагаете…

В и г е л а н н.   Лично я полагаюсь на Провидение, господин консул. Тем более я только что побывал на судне и собственноручно раздал брошюры духовного содержания. Я верю, они послужат благословением.

Т о р г о в е ц   С а н с т а д   и   п о в е р е н н ы й   К р а п   входят справа.

С а н с т а д   (еще в дверях). Да уж, если эта история кончится добром, то в другой раз и бояться нечего. Смотрите-ка! Вечер добрый, вечер добрый!

Б е р н и к.   Что-то не так, господин Крап?

К р а п.   Молчу, молчу, господин консул.

С а н с т а д.   Команда «Индиан гёрл» напилась в стельку, вся. Готов прозакладывать свою честь, живыми эти твари до места не дойдут.

Л о н а   входит справа.

Л о н а   (консулу Бернику). Ну вот, могу передать от него привет.

Б е р н и к.   Он уже на борту?

Л о н а.   Скоро будет. Мы простились у гостиницы.

Б е р н и к.   И он все так же тверд в своем решении?

Л о н а.   Тверд как скала.

Р у м м е л ь   (у окна). Черт бы побрал эти новомодные штучки, никак не опущу штору.

Л о н а.   Вы ее опускаете? Я думала наоборот…

Р у м м е л ь.   Для начала надо ее опустить. Вы ведь знаете, да, что здесь сейчас будет?

Л о н а.   Вроде знаю. Дайте помогу. (Берется за шнуры.) Придется в честь зятя шторы опустить, а хотелось бы поднять.

Р у м м е л ь.   Это вы сможете сделать позже. Когда сад заполонит бурлящая толпа, шторы взлетят вверх, и взорам всех предстанет застигнутая врасплох счастливая семья. Дом гражданина должен быть как стеклянная витрина.

Берник вроде бы хочет что-то сказать, но отворачивается и быстро уходит в кабинет.

Р у м м е л ь.   Так, давайте напоследок обсудим все еще раз. Господин Крап, идите к нам, поможете нам практической информацией.

Мужчины уходят в кабинет консула. Лона задергивает гардины на всех окнах и собирается поступить так же со стеклянной дверью в сад, как вдруг сверху на террасу спрыгивает   У л а ф.   У него плед через плечо и узелок в руках.

Л о н а.   Господи, как ты меня напугал!

У л а ф   (пряча узелок). Тише, тетя!

Л о н а.   Ты всегда прыгаешь в окна? Далеко ли собрался?

У л а ф.   Тсс, тише, молчи. Я хочу сбегать к дяде Юхану – просто добегу до пристани, попрощаюсь, и все. Спокойной ночи, тетя. (Проносится через сад и убегает.)

Л о н а.   Нет, Улаф, останься! Улаф!

Ю х а н   в дорожном костюме, с сумкой на плече входит, озираясь, в дверь справа.

Ю х а н.   Лона!

Л о н а   (оборачивается). Ты опять? Как так?

Ю х а н.   У меня еще несколько минут в запасе. Я должен увидеть ее еще раз. Мы не можем расстаться так.

М а р т а   и   Д и н а,   обе в пальто, младшая с небольшим саквояжем в руке, выходят из дальней левой двери.

Д и н а.   К нему! К нему!

М а р т а.   Да, к нему, Дина! Ты должна!

Д и н а.   Он здесь!

Ю х а н.   Дина!

Д и н а.   Возьмите меня с собой!

Ю х а н.   Что?

Л о н а.   Ты хочешь?..

Д и н а.   Да, возьмите меня с собой! Тот другой написал мне, что вечером объявит всем…

Ю х а н.   Дина – так вы не любите его?

Д и н а.   Я никогда не любила этого человека. Я утоплюсь во фьорде, если стану его невестой. О, как унизительны для меня были вчера его напыщенные слова! Как он не упустил случай дать мне почувствовать мое ничтожество, напомнить, что поднимает меня из грязи. Я не желаю и дальше быть ничтожеством. Я хочу уехать. Могу я поехать с вами?

Ю х а н.   Да! Да! Тысячу раз да!

Д и н а.   Я не стану долго обременять вас. Помогите мне перебраться туда и направьте на первых порах, а там…

Ю х а н.   Ура! Все устроится, Дина!

Л о н а   (показывая на дверь кабинета консула). Тсс! Тише, тише.

Ю х а н.   Дина, я буду носить вас на руках!

Д и н а.   Это вам не позволяется. Я хочу прочно стоять на своих ногах, и там за океаном у меня получится. Мне бы только уехать отсюда… О, эти дамы!.. Вы не поверите… Они тоже прислали мне сегодня письма. Ах, какое мне выпало счастье, ах, как благородно он поступил, мне надо ценить… Завтра, послезавтра, всегда они будут блюсти меня, проверять, достойна ли я его, хорошо ли стараюсь. Меня в страх вгоняет эта их благопристойность!

Ю х а н.   Скажите, Дина, вы уезжаете только поэтому? Я ничего для вас не значу?

Д и н а.   Ах, Юхан, вы для меня важнее всех на свете.

Ю х а н.   О, Дина!

Д и н а.   Они все говорят, я должна ненавидеть и презирать вас, это мой долг. А я не понимаю, при чем здесь долг, и никогда не пойму.

Л о н а.   И не надо, девочка!

М а р т а.   Не надо, а надо уехать с ним как его жена.

Ю х а н.   Да, да!

Л о н а.   Что-о-о? Дай я поцелую тебя, Марта! Вот этого я от тебя не ожидала.

М а р т а.   Да уж, я думаю. Я и сама от себя такого не ждала. Но и мое терпение когда-то должно было лопнуть. Как же мы мучаемся здесь под игом правил и условностей! Отрекись от этого, Дина! Стань его женой. Сделай что-нибудь наперекор этим приличиям и запретам!

Ю х а н.   Дина, что скажете?

Д и н а.   Да, я хочу стать вашей женой.

Ю х а н.   Дина!

Д и н а.   Но прежде я хочу найти работу, состояться, как состоялись вы. Я не хочу, чтобы меня взяли, как вещь.

Л о н а.   Да, так и будет!

Ю х а н.   Хорошо. Я буду ждать и надеяться.

Л о н а.   И непременно дождешься, мальчик! А теперь на корабль!

Ю х а н.   Да, скорее на корабль! Ой, Лона, дорогая моя сестра, можно тебя на два слова. Послушай. (Отводит ее в глубь сцены и быстро что-то ей говорит.)

М а р т а.   Дина, какая ты счастливица! Дай взгляну на тебя, еще разок поцелую – в последний раз.

Д и н а.   Нет, не в последний – мы, конечно, увидимся еще, милая моя, любимая тетя.

М а р т а.   Никогда! Пообещай мне это, Дина – никогда не возвращайся. (Берет ее за руки, вглядывается ей в лицо.) Ты плывешь к своему счастью, любимое мое дитя, за океан. О, сколько раз я уносилась туда мечтами из школьного класса! Там, должно быть, очень красиво – небеса просторнее, облака выше, дышишь свободой…

Д и н а.   О, тетушка Марта, когда-нибудь и ты поедешь следом за нами.

М а р т а.   Я? Никогда. Никогда. Тут у меня дело жизни, пусть маленькое, но мое. И я надеюсь, что теперь исполню свое предназначение.