Текст книги "Свет во тьме светит"

Заупокойная Месса всегда включает в качестве секвенции гимн Фомы из Челано Dies irae, dies illa – гимн, который все знают по реквиему Моцарта и по другим реквиемам: judex ergo cum sedebit, / quidquid latet apparebit – «когда воссядет Судия, откроется всё, что скрыто», и т. д., nil inultum remanebit – «ничего не оставит не отмщенным». Там тоже сплошные рифмы, поэтому переводить Dies irae на русский язык тоже очень трудно. Казалось бы, язык очень простой – это поражает, что язык этих гимнов до предела прост, но попробуйте их перевести на русский язык или любой другой, из-за рифм ничего не выйдет, а без рифм они сильно теряют свою стилистику: она вся на этих бесконечных рифмовках построена, потому что это всё-таки эпоха первых готических соборов, эпоха первых витражей, эпоха совершенно особой архитектуры, эпоха совершенно особой поэзии.

Еще есть такой гимн вечерний на Пасху O filii et filiae – «Сыновья и дочери», где рассказывается о том, как Христос воскрес. То же самое – всё на рифмах построено, но, как правило, эти гимны переводят и на французский, и на итальянский без рифм. То есть на итальянский – без рифм, а на французский их просто не переводят, они заменены новыми гимнами, написанными современными поэтами совершенно уже по-другому. То есть это тоже в какой-то мере та часть наследия католической Европы, которая теперь уже больше принадлежит музыкантам, Консерватории, истории музыки, чем Церкви. В начале 1960-х годов, во время Второго Ватиканского собора предполагалось, что латинский язык останется языком Католической Церкви, но прошло сорок лет, и латинский язык почти ушел из Католической Церкви, разве что Папа римский служит иногда частью по-латыни на площади Святого Петра, потому что там действительно собираются люди со всего мира.

В Париже была одна церковь Святого Франциска Ксаверия – Saint François Xavier, около Дома инвалидов, и там была, еще шестнадцать лет назад, в 7 часов утра, Месса на латыни. Я помню, когда я ехал в метро, напротив меня сидел старый священник и читал Бревиарий по-латыни. Я ему говорю: «Как замечательно, что Вы читаете по-латыни, теперь никто уже по-латыни не читает». Он говорит: «Я люблю по-латыни, я старый человек». А я говорю, что у меня вся жизнь с латынью связана, я преподаю латынь в Университете. И он сказал мне, что в церкви Saint François Xavier по воскресеньям, в 7 часов утра, латинская Месса. Но теперь ее уже нет. В каких-то местах есть, конечно, даже в Москве, у Святого Людовика – в Saint Louis, по воскресным утрам служится латинская Месса, но это Москва – особое место, где католики со всех стран мира. Поэтому, естественно, нет испанской, нет португальской, какой-нибудь другой Мессы на экзотических языках, – поэтому есть латинская.

2 апреля 2004 года

Коллеги, мы говорили в прошлый раз, две недели назад, главным образом, о последовательности частей в латинской Мессе и о том, чтó представляет собой Месса в действии. А сегодня мне хочется поговорить о богослужении Великого поста. Причем сначала я думал, что успею сказать о богослужениях поста и пасхального времени, но оказалось, что для этого слишком много материала, даже если не останавливаться на каких-то проблемах подробно, а только их обозначать. Поэтому ограничимся сегодня только тем, чтó представляют собой богослужения времени, которое называется Quaresimo, или Великий пост; Quaresimo – потому что он длится сорок дней. А вообще, в латинской богослужебной традиции есть два периода литургического времени: один начинается за сорок дней до Рождества – это пост Рождества, или Adventus, затем Рождество, Эпифания и шесть недель после Эпифании; как правило, на одну из недель после Эпифании падает начало следующего богослужебного цикла – Великий пост, пасхальное время и Пятидесятница. Сорок дней Великого поста плюс еще пятьдесят дней Пасхи и Пятидесятница. А затем начинаются так называемые рядовые воскресные дни, которые уже по числу двадцать с лишним доходят до начала следующего Адвента, до начала следующего рождественского поста. Вот так устроен календарь. Поэтому Мессы, которые писались в разное время, очень часто относятся к определенному воскресному дню или празднику. Это касается и других богослужебных текстов.

Quaresimo начинается даже, собственно, за 47 дней до Пасхи, потому что 40 дней Великого поста плюс Страстная неделя, или Hebdomas major, как она по-латыни называется. На Востоке это Великая седмица, на Западе – Бóльшая неделя, или Святая неделя. Так вот, это будет 47 дней. Еще три недели прибавляются приготовительных к Великому посту: они называются тремя неделями Septuagesimo, потому что первый воскресный день перед Великим постом начинается за 70 дней до Пасхи. Вот в это время откладываются обычные зеленые облачения, и духовенство – священники и министранты, которые помогают при богослужении, облачаются в фиолетовое. С этого времени отменяется Alleluia, и поэтому перед чтением Евангелия во время Мессы, после градуала, вместо Alleluia выводится так называемый трактус. Это тоже, как правило, два стиха из псалмов, или из псалмов и какого-нибудь пророка, но уже без Alleluia и с несколько другим распевом. Отменяется в начале Мессы и песнь Gloria in excelsis Deo – «Слава в вышних Богу». Итак, три самых явных приметы того, что приближается Великий пост: фиолетовые облачения, отмена Alleluia, отмена песни Gloria in excelsis Deo и практически полная отмена органа, орган на это время замолкает.

За 47 дней до Пасхи начинается Quaresimo, Великий пост, причем если на Востоке и, таким образом, в Православной Церкви, Великий пост связан с тем, что отменяется ежедневная Литургия и служится Литургия полная только по субботам и воскресеньям, то на Западе, наоборот, Великий пост – это ежедневная Литургия. Великий пост начинается не с вечера воскресного дня, как в православной традиции, а через два дня – со среды и, таким образом, насчитывает ровно сорок дней до начала Страстной недели. Среда, которая называется Пепельной, – это первая среда Великого поста, или cenere – по-итальянски; это среда, которая наступает сразу после завершения карнавала. Значит, Великому посту предшествует карнавал, последняя неделя перед постом – это как раз карнавальная неделя, когда всё так шумно и так необычно. Наверное, лучше всего карнавал описан у Гофмана в «Принцессе Брамбилле» и у Диккенса в его «Заметках об Италии», в главах, посвященных Риму, – карнавал, который проходит по узкой улице Корсо, которая тянется от Piazza del Popolo до Piazza Venezia в центре Рима. Вот он выливается на римские улицы, все в масках, все шумят, все поют и танцуют. Карнавал заканчивается вторником, который носит название жирного – mardi gras по-французски. Это последний день, когда пьют, едят и веселятся. На следующий день надо вспомнить о том, что все мы – пепел, или прах, и в прах возвратимся. Перед началом Мессы Пепельной среды священник берет пепел, сделанный из сожженных веточек оливы, и посыпает им и свою голову, и головы всех молящихся. Как в Библии, в Книге пророка Ионы, описано, как постились ниневитяне, посыпав головы пеплом, так каждый призывается Церковью к такому посту. Cо словами Memento, homo, quia pulvis es – «помни, человек, что ты пепел», et in pulverem reverteris – «и возвратишься в пепел», или в прах возвратишься, – голова каждого посыпается пеплом. И ключевым словом богослужения в Пепельную среду (и касается это самого чина посыпания головы пеплом и Мессы) будет слово miserere – повелительное наклонение от глагола «миловать», misereоr – «помилуй меня», как в 50-м псалме: Miserere mei Deus secundum magnam misericordiam tuam. Так вот miserere mei Deus; скажем, звучит 56-й псалом (его стихи – в большинстве песнопений этого дня); значит, всё призывает к покаянию. Хотя надо сказать, что покаянная нота вносит в недели Великого поста на Западе совершенно особый характер, который, в общем, почти не чувствуется на Востоке.

Великий пост – это не только время покаяния, это время подготовки к крещению, то есть будущие христиане, катехумены, готовятся к крещению, которое должно состояться поздним вечером, в субботу перед Пасхой, когда уже служится первая Литургия пасхальной недели. По этой причине с самого начала поста катехумены уже готовятся к крещению. И практически каждый день поста будет связан с паломничеством катехуменов по храмам города Рима. Поэтому каждый день поста называется по стоянию катехуменов в той или иной церкви. Это может быть Латеранская базилика – Сан Джованни Латерано, это может быть Санта Мария Маджоре, Санта Сабина, Сан Джорджо ин Велябро – маленькая церковь на месте древнего форума Боарио, любая другая церковь старого Рима, потому что, – я на всякий случай это напомню, – Римская Католическая Церковь, распространенная по всему миру, как бы исторически представляет собой Церковь города Рима. Поэтому, как в древние времена христиане, вот эти будущие христиане, катехумены, изо дня в день ходили из церкви в церковь, как бы совершая паломничество по храмам Рима, так и в дальнейшем каждая служба в течение этого времени связывалась с той или иной церковью, хотя, конечно, совершалась она, как и совершается теперь, по всему миру, не только в Риме, и не только на Авентине, в церкви Святой Сабины, но и в Рио-де-Жанейро, и в Сан-Пауло, и в Мехико, на всех континентах, но при этом ей присваивается историческое название, связанное с той или иной церковью города Рима. И вот это настроение подготовки к крещению вносит в Великий пост совершенно особую тональность. Это не только время покаяния, но это и время духовных открытий, когда человек от дня ко дню, от недели к неделе готовится к крещению и открывает для себя совершенно новые вещи, как, например, после четвертого воскресенья, впервые по Великому посту, катехумены допускаются к тому, чтобы во время Мессы слушать чтение Евангелия и пение Символа веры.

Так вот, в среду после четвертого воскресенья Великого поста совершается Месса, которая исторически связана с огромной базиликой Святого Павла Вне Стен, одной из самых больших церквей Рима, построенных на дороге от Рима к Чивита Веккиа, к морю, где уж поместятся наверняка все, потому что это очень важное событие – здесь катехумены первый раз услышат Евангелие: им предлагается 9-я глава Евангелия от Иоанна, где рассказывается об исцелении слепорожденного; Иисус дарует зрение человеку, слепому от рождения. Как Он дарует зрение слепорожденному, так каждый катехумен обретает духовное зрение в таинстве Крещения: человек был слеп, пока не открыл Христа, а открыв Христа, он обрел зрение. Таков смысл этого евангельского чтения, его место во время богослужения.

А следующие дни, это еще после четвертого воскресенья – четверг и пятница – посвящены воскрешению сына Наинской вдовы и воскрешению Лазаря. Здесь уже говорится не столько о судьбе катехумена, который обретает зрение, которого прежде у него не было, сколько о судьбе кающегося, который умер своими грехами, но Иисус приходит и возвращает ему жизнь через покаяние. И вот именно такое, символическое толкование этих двух воскрешений – мальчика из Наина и Лазаря из Вифании – предлагает церковная традиция верующим. И в комментариях к этому евангельскому чтению, написанных еще в VII–VIII веках, подчеркивается, что речь здесь идет о возвращении к жизни того, кто умер через свои грехи или из-за своих грехов. Всё это происходит на четвертой неделе поста.

Но всё-таки вернемся к самому его началу – к Пепельной среде и первому воскресенью после Пепельной среды. В этот день читается Евангелие от Матфея об искушении Иисуса в пустыне. Вот с чего начинается пост: с размышлений о том, как Иисус преодолевает главные искушения, с которыми столкнется каждый человек, и как должен преодолеть эти искушения каждый.

Второе воскресенье посвящено Преображению. В восточной традиции есть праздник Преображения, который празднуют 6 августа по старому стилю, как у Пастернака в «Докторе Живаго» написано. Это один из самых больших праздников в церковном году – не просто двунадесятый, но выделяющийся среди двунадесятых. А в латинской традиции, хотя этот день является праздничным, он особенно не выделен. В латинской традиции, скорее, с Преображением связывается вот это второе воскресенье Великого поста: оно всецело посвящено Преображению.

Третье воскресенье посвящено тому, что Иисус вступает в борьбу с сатаной, и в течение всех этих воскресных дней, в период до 1969 года, то есть до того как была проведена литургическая реформа, не только не поются Alleluia и Gloria, но молчит орган.

И вот наступает четвертое воскресенье поста, которое по первому слову интроита называется Laetare – «веселись, радуйся». Это воскресенье носит совершенно особый характер: орган начинает звучать, фиолетовые облачения меняются на розовые, и алтарь украшается цветами. Понятно, что в условиях Европы это уже возможно: весенние цветы в это время уже появляются. На середине поста, на середине этой дороги делается остановка, и я не знаю, как это сказать по-русски, – в русском языке нет глагола, соответствующего латинскому anticiper, – «антиципация» нельзя сказать, наверное, всё-таки «предвосхищение». Таким образом предвосхищается Пасха, когда снова зазвучит орган, когда снова запоют Alleluia и когда, наконец, духовенство снимет фиолетовые облачения. В это четвертое воскресенье поста происходит совершенно особое событие: церковь во время Мессы наполняется радостными настроениями. Пасха настанет еще не скоро, в сущности, еще месяц будет длиться пост, но вот этот момент заставляет верующего пережить пасхальные события заранее.

Надо сказать, что и в течение рождественского цикла (я об этом так подробно говорю, потому что это именно для музыкальных произведений) laetare – это очень существенный воскресный день. Здесь есть где развернуться после благоговейной тишины прошедших воскресений Septuagesimo и Quaresimo. Но надо сказать, что такой же момент есть и во время Адвента, во время рождественского поста. Это третье воскресенье Адвента (оно всегда в декабре), которое называется тоже по первому слову интроита – Gaudete, «радуйтесь». Здесь тоже постные облачения меняются на розовые, тоже алтарь украшается цветами, и тоже звучит орган. Причем всё, что касается этих дней, практически полностью, за исключением цвета облачений, ушло в прошлое, потому что в сегодняшней литургической жизни орган на время Великого поста не замолкает. В приходах больше ориентируются на традицию, может быть, и не звучит органная музыка постом, но в большинстве приходов это как-то уже ушло в прошлое. А раньше было именно так. В этот день, в воскресенье, которое называется laetare, читается Евангелие от Иоанна об умножении хлебов. Иисус совершает чудо на берегу Генисаретского озера и умножает хлебы, которых хватает на все те сотни, даже тысячи людей, которые собрались послушать Его проповедь и остались голодными, потому что наступал вечер, а все селения были далеко.

Итак, в это воскресенье, которое, повторяю, называется laetare, звучит интроит: Laetare, Jerusalem, еt conventum facite omnes qui diligitis eam, gaudete cum laetitia, то есть «веселись, Иерусалим, и радуйтесь все те, кто любит Его; радуйтесь с веселием вы, кто пребывает в печали». Значит, эти слова – «радуйтесь», laetare или «веселитесь и радуйтесь», gaudete и «радость», laetitia – здесь ключевые. Laetitia сегодняшнего дня, которая предвосхищает пасхальную радость, противопоставляется той tristitia – той печали, в которую был погружен человек в последние недели. И в сущности та же тема повторяется в градуале, который звучит перед Евангелием. Это 121-й псалом: «Я возвеселился от тех, которые мне сказали: мы пойдем в дом Господа» – Laetatus sum eo quod dixerint mihi. Laetatus sum – это только что прошедшее время, но от того же отложительного глагола laetare, значит, тема одна и та же – «радуйтесь и веселитесь».

И как раз после воскресенья Laetare наступает четвертая неделя поста, когда читается Евангелие о слепорожденном, когда читается Евангелие о воскрешении Лазаря, когда каким-то совершенно особым образом переживается вхождение будущих христиан, катехуменов, в церковь, их духовное прозрение – и радость покаяния для тех, кто уже крещен, но уже своими грехами сумел себя поссорить с Богом.

Остались еще две недели поста, последние пятнадцать его дней, они называются «временем Страсти» – Temps de la Passion. Если на Востоке одна Страстная неделя, то на Западе – две недели, которые связываются со Страстями Иисуса, и в сущности особые богослужения начинаются уже в пятницу перед Вербным воскресеньем. Эта пятница называется днем «Божьей Матери семи скорбей», или Notre Dame de sept douleurs, в разных языках по-разному, но суть одна и та же: это праздник в честь Богородицы, праздник в честь Святой Девы, который всецело связан с Ее стоянием у Креста, с тем, что Она становится соучастницей страданий Своего Сына. Уже интроит этого дня подчеркивает то, о чем пойдет речь во время сегодняшнего богослужения. Это 25-й стих 19-й главы Евангелия от Иоанна; я прочитаю первые строчки по-латыни, потому что это важно: Stabant juxta crucem Iesu mater eius et soror matris eius (Ее сестра, значит) – juxta crucem, стояли около Креста Иисусова.

Stabat mater – вот отсюда Якопоне да Тоди, францисканский монах, который жил на рубеже XIII–XIV веков, возьмет первые слова для своей знаменитой секвенции Stabat Mater dolorosa – стояла Мать juxta crucem tecum stare. Там будут слова секвенции Якопоне: «Стоять вместе с Тобою, – обращается к Святой Деве автор, – рядом с Крестом, у Креста – juxta crucem». Здесь действительно все эти слова берутся из евангельского стиха, который становится интроитом во время богослужения в пятницу, после воскресения Страсти, после того дня, который называется Domenico di Passione. Значит, всё богослужение посвящено Святой Деве, Божьей Матери, и Ее стоянию у Креста. Этому посвящено и Евангелие. Это как раз то самое место из Евангелия от Иоанна, где рассказывается, как Мария стояла у Креста Иисуса и как, увидев рядом с Ней ученика, Иисус, обращаясь к Матери, сказал: «Вот Твой сын» и, обращаясь к ученику, сказал: «Вот твоя Мать», и таким образом в лице любимого ученика как бы усыновил человечество Марии. Это, с точки зрения богословской, очень важный момент: он становится центральным во время этого богослужения. Градуал составлен опять-таки из текстов песнопений в честь Матери Божьей – Dolorosa et lacrimabilis es Virgo Maria – «Ты полна скорби и вся в слезах, Дева Мария, стоящая у Креста Господа Иисуса, Твоего Сына и Искупителя». А затем, после градуала и трактуса, в качестве секвенции полностью звучит (правда, это сравнительное нововведение XVIII века) гимн Stabat Mater dolorosa[26]26
  Полные тексты гимнов Stabat Mater dolorosa в переводе Л.Л.Кобылинского (Эллиса) и Ave, maris stella в переводе С.С.Аверинцева, а также гимна O filii et filiae и секвенции Victimae paschali в переводах Г.П.Чистякова помещены в приложении к лекциям.


[Закрыть].

Я не буду, с Вашего разрешения, полностью давать перевод этого гимна, потому что его можно найти в книжках. Есть прекрасный, правда, со снятыми рифмами, перевод Василия Андреевича Жуковского; есть, с сохраненными рифмами, перевод Эллиса, поэта начала ХХ века, одного из символистов, который затем уехал в Европу и стал католическим священником. Так вот, интересно, что эти гимны всё-таки создавались не для конкретного места в ткани богослужения. И в том числе Stabat Mater – казалось бы, один из семи великих гимнов западного Средневековья, как говорят обычно.

Действительно насчитывается только семь гимнов такой значимости, как Stabat Mater, а вот когда Якопоне его составил, это было написано для внелитургических песнопений. Только в XVIII веке гимну было определено место в богослужении в качестве секвенции, то есть перед чтением Евангелия в День Богородицы семи скорбей. Причем надо сказать, что в средневековых ритуалах было довольно много секвенций в самые разные дни. В настоящее время осталось только, я думаю, четыре праздника в течение литургического года, максимум пять, когда положены секвенции. Это день Богородицы Семи Скорбей, то есть пятница за два дня до Вербного воскресенья, когда поется Stabat Mater, это дневная пасхальная служба – не вечерняя служба Vigilia Paschali, а именно уже утренняя Литургия в самый воскресный день, когда звучит секвенция Victimae Paschali, laudes immolent Christiani, о ней в следующий раз; это Пятидесятница, пятидесятый день после Пасхи – День Сошествия Святого Духа, когда поется секвенция Veni Sancte Spiritus – «Приди, Дух Святой», Et emitte caelitus / lucis tuae radium – «ниспошли нам с неба луч Твоего света»; Veni Pater pauperum, / veni, da-tur munerum, и т. д., там всё рифмуется.

Вообще, большинство секвенций замечательны тем, что они писались в XII–XIII веках, то есть в те времена, когда европейское стихосложение только-только открыло рифму, и поэтому там всё рифмуется. Кроме того, конечно, секвенция положена во время Литургии, которая совершается 2 ноября, в день Всех усопших, на другой день после дня Всех Святых (есть у Клоделя прекрасные стихи о богослужении этого дня). Это Dies irae, конечно, который поется в качестве секвенции и во время погребения, когда совершается Месса об умершем, когда его хоронят. Dies irae написан тоже францисканцем, непосредственным учеником Святого Франциска – Томмазо из Челано.

И, наконец, есть еще праздник, который называется Fête-Dieu – это как бы повторение дня Тайной Вечери, но только не во время поста; его латинское название – Corpus Christi, праздник Тела Христова, не во время поста, а уже после Пятидесятницы, в четверг на второй неделе после Пятидесятницы. Этот праздник зачастую теперь переносится на второе воскресенье после Пятидесятницы по той причине, что все работают, и поэтому богослужебные торжества приходятся теперь, в основном, на воскресные дни. А раньше это был четверг. В этот день поется замечательный гимн Laude, Sion, Salvatorem – «Сион, восхвали Спасителя», который написал Фома Аквинский.

Ну, вот и все секвенции в честь святых, в честь других праздников. Если взять многотомный Acta Sanctorum, в который были собраны в XVIII веке не только жития святых, но и песнопения в честь святых, можно найти десятки, если не сотни секвенций в честь разных святых и праздников, но они ушли в прошлое, они сегодня уже не звучат, это рудимент Средневековья. Более того, даже в музыкальных текстах их уже почти нет, то есть их было много где-то в XII, XIII веках, а к эпохе Тридентского собора, к XVI веку, они почти все уже вышли из употребления.

Так вот, эта замечательная секвенция Stabat Mater dolorosa еще раз прозвучит полностью в качестве секвенции, тоже перед Евангелием, 15 сентября, потому что 15 сентября повторяется праздник Богородицы Семи Скорбей. Его переживают верующие Великим постом, в пятницу перед Вербным воскресеньем, и затем он повторяется 15 сентября, и тогда вновь звучит этот гимн о Скорбящей Матери, которая вся в слезах стояла при Кресте, на котором висел Ее Сын, душу которой, стенающую, скорбящую и печальную, пронзил меч, pertransivit gladius. Здесь имеется в виду, что в Евангелии от Луки, в самом его начале, говорится, что старец Симеон в день Сретения Господня предрек Марии, что и Ее самой меч пронзит душу. Так вот, это вспоминает автор секвенции: «О, как полна печали была эта благословенная Матерь Единородного Сына, Которая печалилась и страдала, Благая Матерь, когда видела муки висящего Сына».

Надо сказать, что мне очень трудно переводить сейчас с листа этот текст – не потому, что он труден по грамматике, грамматика самая простая: всё-таки он написан уже в те времена, когда латынь была для авторов не совсем родным языком. Поэтому все эти тексты с точки зрения грамматики написаны очень просто, но в них так много слов, которые очень близки одно другому по значению, что почти невозможно подобрать столько же синонимов – прилагательных, существительных и глаголов – для обозначения скорби, печали и горя. Весь текст как бы соткан из множества слов, которые обозначают скорбь, печаль и горе. Причем, подчеркиваю: это как существительные, так и прилагательные, и глаголы. Поэтому не знаю, права ли наша российская традиция, которая призывает переводить тексты как можно точнее. Скажем, что-то из этих гимнов перевели покойный Сергей Сергеевич Аверинцев с Михаилом Леоновичем Гаспаровым: Dies irae, например, перевел Гаспаров, что-то перевели другие, что-то я, а какие-то гимны еще ждут своих переводчиков. Но надо сказать, что этого не делают ни итальянцы, ни французы, ни немцы. Они, вероятно, исходят из того, что эти тексты непереводимы, и пишут какие-то гимны на эту тему, неточно отражающие оригинал, или просто пересказывающие оригинал, или как-то заменяющие оригинал. Во всяком случае, если говорить о сегодняшнем богослужении, то эти средневековые гимны остались в нем, только если служба идет по-латыни. А по-латыни служат в Соборе Святого Петра и в нескольких еще местах крайне редко.

В общем, на сегодняшний день как Stabat Mater, который употребляется по кусочкам, по строфе в Пути Крестовом (сейчас расскажу, что это такое), так и другие гимны – почти вышли из церковного употребления, они сохранились в большей степени или практически полностью в музыкальной традиции, а традицией живого богослужения утрачены. Но, разумеется, есть во всех странах энтузиасты, как правило, это монахи-бенедиктинцы, которые поют эти гимны: и во Франции есть григорианские хоры бенедиктинцев, и в Венгрии есть прекрасные бенедиктинцы, которые всё это знают и поют, но это скорее уже достояние духовных концертов, чем живого богослужения. Ну а традиционных католиков, которые признают только латинское богослужение, как, например, Мэл Гибсон, осталось очень мало.

Итак, повторяю, что мне было трудно делать этот перевод – начало секвенции, потому что так много синонимов, слов, обозначающих скорбь и горе, что вот так сразу их просто не подберешь. «Кто этот человек, который не заплачет, или не заплакал бы, если бы увидел Мать Христа в такой скорби, кто? Разве есть такой, кто не смог бы плакать или быть удрученным, вместе с Нею, созерцая Мать Христа, оплакивающую Своего Сына. Так грехи Своего рода в мучениях Она увидела Иисуса и, к тому же, избитого плетьми. Она увидела Своего сладкого Сына, умирающего и обескровленного, когда Он испустил дух». Она увидела Suum dulсem natum – «Своего сладкого, Сладостного Сына».

Надо сказать, что прилагательное dulсis очень распространено в средневековой духовной традиции Запада и Востока – достаточно вспомнить акафист Иисусу Сладчайшему или стихиру: «Иисусе Сладчайший, души моея утешение». Это, вероятно, связано с тем, что всё-таки для них слово «сладкий» имело совсем другое значение: dulсis и dulсedo, сладость – это характеристика не сахара, но плода. Искусственно выделенная сладость сахара им была еще неизвестна, поэтому слово dulсis не носило того слащавого оттенка, который оно приобрело в сознании современного человека. Оно действительно очень часто используется, и у Бернарда Клервоского есть знаменитый огромный гимн Jesu dulcis memoria – «сладостная мысль об Иисусе». То же самое – гимн в честь Иисуса, который по содержанию Сергей Сергеич Аверинцев сравнивает с Иисусовой молитвой, весь построен на бесконечном повторении словосочетания dulcis Jesu, «о Сладкий Иисус». Можно привести и довольно древние тексты с этим выражением. Я имею в виду молитвы Амвросия Медиоланского, который всё-таки жил в IV веке. Это совсем давно, этот термин dulcis уже тогда появился.

Итак, прошла пятница Семи Скорбей Богородицы (вероятно, Семь Скорбей как семь Таинств, как семь смертных грехов – это такая сакральная цифра) и наступает Domenica delle Palme, или Вербное воскресенье. В этот день Иисус въехал в Иерусалим, и его встречали с пальмовыми ветвями в руках. Прежде чем совершается Месса этого воскресного дня, полагается освящать вербы или пальмовые ветви, для чего предназначен особый чин, начинающийся со слов антифона Osanna Filio David – «Осанна Сыну Давидову», Benedictus qui venit in nomine Domini – «Благословен Грядущий во имя Господне». Вот как встречали Иисуса иерусалимские дети: «Благословен Грядый во имя Господне», – так и в этом антифоне. А затем священником читается молитва на освящение верб и пальмовых ветвей, и поются два псалма: 23-й – «Господня земля и исполнение ее» и 46-й – «Все народы, восплещите руками» – Omnes populi plaudite manibus. Причем после каждого стиха и первого, и второго псалмов звучит антифон – еврейские дети, держа в руках ветви олив, выходят навстречу Господу, восклицая: «Осанна в вышних». Вот этот антифон звучит бесчисленное множество раз, после каждого стиха этих двух псалмов. В сущности, поется или говорится нараспев стих из псалма и поется антифон: Pueri Hebraeorum portantes ramos olivarum – «Еврейские дети, держа в руках оливковые ветви», вышли навстречу obvia verum Domino. Это во время освящения верб. Затем читается Евангелие от Матфея, где рассказывается о том, как Иисус въехал на осле в Иерусалим, и после этого совершается процессия или, как бы мы сказали – Крестный ход, во время которого уже все держат вербы в руках.

Во время процессии поется гимн довольно редкий по форме. Он написан элегическими дистихами, то есть тем размером, который использовали еще во времена великих поэтов древнего Рима – Овидия, Проперция, Альбия Тибулла. Это тот размер, которым Пушкин написал свои стихи: «Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила» – сочетание гексаметра с пентаметром. Первая строка – «Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила» – гексаметр, как у Гомера: Μῆνιν ἄειδε θεὰ Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος, а второй стих краткий: «Дева печально сидит, праздный держа черепок» – сокращенный стих, как бы усеченный дважды. И вот этим размером римской любовной поэзии и написан гимн, который поется; каждую его строфу также перебивает прозаический антифон. И вот здесь у меня возникает такая мысль, что, вероятно, средневековый человек, используя этот гимн, уже не догадывался, каким размером он написан, потому что гимн совершенно не совпадает стилистически с антифоном, но, тем не менее, они сливаются в единое целое. Это вообще одна из черт церковного искусства, что в нем соединяются вещи взаимоисключающие, но поскольку есть необходимость их соединить в одно целое, у человека это почему-то получается, хотя на первый взгляд это кажется невозможным. Возьмем хотя бы первое двустишие, первый дистих из этого гимна; вот этот размер – гексаметр:

 
Gloria, laus et honor tibi sit Rex Christe Redemptor.
Cui puerile decus prompsit hosanna pium,
 

и дальше, например: