Текст книги "Свет во тьме светит"

23 апреля 2004 года

Итак, дорогие коллеги, мы остановились в прошлый раз на службах Страстной пятницы, переходящих на службы Страстной субботы, и вот здесь нужно сказать, что в традиции первого тысячелетия Страстная суббота была алитургическим днем, то есть богослужение начиналось только вечером Страстной субботы, тогда как весь день проходил просто в молчании. Это был dies magni silentii – день Великого молчания. А вечером начиналась служба, которая затем была перенесена на утро субботы. Надо сказать, что та же самая ситуация и на Востоке: исторически соединенная с Вечерней, Литургия Великой субботы, конечно, совершалась некогда вечером в субботу и заканчивалась ночью, тогда как в настоящее время она совершается в субботу утром. Примерно такая же ситуация была и на Западе: Месса Великой субботы служилась утром в субботу, хотя исторически она принадлежит субботнему вечеру. И это длилось примерно до середины ХХ века. Папа Пий XII перенес службу Великой субботы с утра на вечер, то есть восстановил историческую правду первого тысячелетия. На самом деле, как показывает анализ текстов, не так важно, утром или вечером в субботу совершается эта служба, там отличия очень небольшие. И о них я скажу, хотя понятно, что по смыслу своему это служба субботнего вечера.

В Риме первого тысячелетия совершалась она в Латеране, то есть в базилике San Giovanni in Laterano, где в то время находился Дворец римских пап. Начиналась эта служба с того, что весь огонь, который был в храме, тушился. Все, до последней, свечи надо было потушить, и только после этого начиналась служба. Когда весь огонь в храме потушен, духовенство – епископ, священники (в Латеране, конечно, Папа), министранты и вся процессия, которая участвует в богослужении, выходит из храма на улицу, где в это время от огнива зажигается костер для того, чтобы от него была зажжена новая пасхальная свеча, которая символизирует, с одной стороны, огненный столб, который вел народ Израиля в пустыне, а с другой стороны – Самого Воскресшего Христа. И вот этой церемонией зажигания нового света, в сущности, начинается пасхальное богослужение Великой субботы, когда священник возглашает: «Господь с вами», затем читает молитву и после этого со словами: «Христос вчера и сегодня, начало и конец, альфа и омега», – благословляет пасхальную свечу. «Его [ipsius] времена и века, Ему [ipsi] слава и власть во все веки вечности [per conversa aeternitatis saecula], и через Его святые раны, святые и славные, да сохранит и да обратит нас Христос Господь. Аминь». После этого священник зажигает пасхальную свечу со словами: Lumen Christi gloriose resurgentis dissipet tenebras cordis et mentis (видите, тут рифма: resurgentis – mentis) – «Свет Христа, славно воскресшего, да рассеет мрак сердца и души». После этого процессия возвращается в храм и начинается собственно богослужение.

Здесь можно сказать два слова о том, что эта идея зажигания нового света от свечи, от которой зажгутся все свечи и все лампады, все светильники в храме, в высшей степени напоминает чин зажжения благодатного огня в Иерусалиме в Великую субботу, то есть, вероятно, и у того, и у другого чина какое-то общее происхождение. Другое дело, что на Западе этот чин сохранился повсеместно, а на Востоке он усвоен только храмом Воскресения в Иерусалиме.

Так вот, в эту темную церковь входит процессия, во главе которой идет дьякон в белоснежной далматике. Если епископ и священники еще пока в фиолетовой одежде Великого поста, то дьякон уже в пасхальной одежде: он одет в белоснежное. И это не случайно, потому что ему сейчас предстоит провозгласить Пасху.[27]27
  В этот момент лекции Г.П.Чистяков раздает слушателям листки с текстами латинских гимнов.


[Закрыть]

Exsultet – «да радуется, да ликует сонм ангелов в небе». Причем дьякон поет это соло, весь этот текст, написанный ритмизованной прозой, как Gloria, как Te Deum laudamus, как другие первохристианские тексты, потому что вот этот гимн, как его называют обычно – praeconium paschale, «возглашение Пасхи», он, конечно, относится к первым векам. Это достаточно редкий случай, когда богослужебный текст (за исключением псалмов и других библейских текстов) восходит к первому веку, потому что всё-таки основная масса гимнов написана или на рубеже первого и второго тысячелетия или в первые века второго тысячелетия. Гимнов IV, V, VI веков довольно мало, все наперечет, а этот текст, так же, как Gloria в начале Мессы, как хвалебная песнь Te Deum laudamus, принадлежит всё-таки II, III, IV веку – не позже. «Да ликует сонм ангелов в небе». Exsultet, смотрите, первый раз звучит это слово, «да ликует», конъюнктив, сослагательное наклонение глагола exsultare, которое звучит, как труба. «Да ликует сонм ангелов, да ликуют силы небесные, да радуется, – в начале второй строфы, gaudet et tellus, – да радуется земля, озаряемая столь дивным светом – laetetur et mater Ecclesia – да веселится и Мать Церковь».

Поскольку этот текст может встречаться среди григорианских песнопений, думаю, что тем, кто этим занимается, имеет смысл иметь его вот так напечатанным параллельно с русским переводом.

Есть всего несколько случаев, когда эти возгласы: Sursum corda – habemus ad Dominum – «Горé имеем сердца – имеем ко Господу», и благодарим Господа Бога нашего с ответом: «Достойно и праведно…» звучат в богослужениях (за исключением начала евхаристического канона), во время каждой Мессы. Здесь же эти восклицания призваны обратить особое внимание на то, чтó затем будет возглашать дьякон. Он говорит о том, что эта ночь отличается от всех остальных ночей, потому что «эта ночь [haec nox], в которую некогда отцов наших, сынов Израиля, Ты вывел из Египта и перевел через Красное море сухими стопами [sicco vestigio]»; так же об этом поется на Востоке в первом ирмосе каждого канона. Эта ночь, смотрите: первый раз haec nox, второй раз haec igitur nox est и, следовательно, igitur, – «эта ночь, когда тьму греховную рассеял столп света», или «когда освещением столпа света Бог рассеял мрак грехов». Эта ночь, которая ныне, hodie, – по всему миру собирает верующих во Христа в общение святых. И снова haec nox est – «эта ночь, когда, разрушив узы смерти, Христос от ада взошел победителем».

Вот здесь, когда вдумываешься в слова «эта ночь», сразу вспоминается, что в ритуале еврейской пасхи есть такой момент, когда младший в доме ребенок спрашивает у отца: чем отличается эта ночь от всех других ночей? И отец отвечает: «Рабами мы были у фараона в Египте, и Господь Бог наш вывел нас оттуда рукою крепкою и мышцей простертою». Так вот, всё-таки формула пасхального exsultet – «эта ночь» – конечно, идет отсюда, то есть текст этот возник еще в те времена, когда христианская церковная традиция еще не вполне оторвалась от традиции еврейской. Можно даже говорить о том, что есть нечто общее между этим сольным пением дьякона, который возглашает praeconium paschale, и кантиляциями кантора в синагоге, тоже сольными. Смысл пасхального exsultet заключается в том, что здесь прямо подчеркивается, что пасхальная ночь – это не только ночь, когда Христос воскрес из мертвых, но это ночь, когда Бог вывел Израиль из Египта. Подчеркивается, что это ночь, в которую patres nostros, fi lios Israel – «наших отцов, сыновей Израиля, выведенных из Египта [fecisti] Ты провел через Красное море сухою стопой». И очень важно, конечно, что, с одной стороны, это возглашение Пасхи обращается к людям, а с другой стороны, fecisti – «это ночь, когда Ты вывел», «это Ты сделал, перейти» – дословно, «дал перейти, повелел перейти», – это всё-таки молитва, обращенная к Богу. Здесь содержится и вот эта знаменитая формула O felix culpa – «о счастливая вина, – вина Адама имеется в виду, – заслужившая столь славного Искупителя! О, воистину блаженная ночь [o vere beata nox], которая единственная удостоилась знать время и час, когда Христос воскрес из мертвых!»

Действительно, время и час этот знает только ночь, потому что Евангелие рассказывает о том, как женщины пришли уже к пустой гробнице, от которой был отвален камень, и увидели, что Христос воскрес из мертвых, но они не были свидетелями этого события. Свидетелем этого события была только эта ночь. Ну и, естественно, по идее, пасхальный exsultet возглашается ночью, потому что он весь посвящен пасхальной ночи. И, естественно, огонь этот новый зажигается тоже в темноте, когда он совсем по-другому виден. Можно себе представить, как где-то у входа в Латеран он разжигается при помощи камня, потому что прямо об этом в молитве говорится – костер, и от него пасхальная свеча. Затем, уже от этого огня, загорится свет по всему храму.

Надо сказать, что когда дьякон, еще не начав возглашение пасхального exsultet, входит в храм, он зажигает направо, налево и в центре все свечи, возглашая слова Lumen Christi – «свет Христов», причем каждый раз выше, каждый раз беря всё более высокую ноту. Звучит троекратное Lumen Christi, затем, после того как свет зажжен и прозвучал пасхальный exsultet, читаются пророчества, но только им предшествует исповедание веры, Credo, потому что в эту ночь будут крещены катехумены, которые в течение всего Великого поста готовились к крещению. Поэтому, прежде чем будет выслушана последняя катехеза, те 12 пророчеств, которые будут сейчас прочитаны тихим голосом, как прямо замечается в миссалах, звучит Символ веры – Credo in unum Deum Patrem omnipotentem, а уже потом во время Мессы Credo будет опущено. Оно звучит только сейчас, до крещения катехуменов.

Пророчества говорят, во-первых, о том, как Бог вначале сотворил небо и землю; о том, как Ной вошел в ковчег; о том, как Авраам должен был принести в жертву Исаака, но затем в кустах он обнаружил того барана, который был принесен в жертву; о том, как народ Израиля переходил через Красное море, и т. д. Причем, вероятно, одними из самых главных пророчеств являются вот эти три: о сотворении мира, о жертвоприношении Авраама и о переходе через Красное море. Это книга «Исход». После четвертого пророчества звучит трактус, который вообще должен предшествовать чтению Евангелия во время поста, но сейчас он заключает вот это четвертое пророчество, которое кончается словами: «Тогда воспел Моисей и сыновья Израиля песнь эту Господу и сказали они…» Трактус как раз и содержит начало этой песни Cantemus Domino – «будем петь, или воспоем Господу», Gloriose enim honorifi catus est – «ибо Он славно прославился, коня и всадника сбросил в море, Помощник и Покровитель сделался мне во спасение; Он Бог мой, и прославлю Его и вознесу Его».

Cantemus Domino – это, с одной стороны, замечательный, с другой стороны, очень распространенный текст. Когда спет трактус, священник говорит: «Помолимся и преклоним колени», затем предлагает всем встать, читает молитву, и после этого начинается чтение следующего пророчества, теперь уже из пророка Исайи. Остальные пророчества будут сопровождаться, как правило, преклонением колен после прочтения пророчества и молитвой, но еще в одном случае, после восьмого пророчества, снова будет трактус – vinea facta est dilecto, то есть «был виноградник у Моего Возлюбленного» – из пророка Исайи.

Затем, когда прочитаны все пророчества, Папа (если это происходит в Латеране), сопровождаемый духовенством и катехуменами, снова, как и в начале службы, выходит из собора и направляется в баптистерий (неподалеку от Латерана находится такое крупное сооружение – это баптистерий Константина, где когда-то был крещен сам император Константин). И вот в этом баптистерии и будут освящаться пасхальные воды, а затем – креститься катеху-мены. Но естественно, что с течением веков число некрещеных катехуменов уменьшалось, и когда все стали христианами, чин крещения остался в составе этого богослужения уже в качестве рудимента. Пасхальные воды освящаются, но ими окропляются уже сами крещеные, потому что катехуменов нет. Ну, а в настоящее время снова появились крещаемые на Пасху, и Папа, и епископы в разных диоцезах во время этого чина освящения пасхальных вод, всё-таки, как и в древности это было, совершают крещение. Но для той эпохи, которая нам интересна как эпоха григорианики, всё-таки, вероятно, крещения не было. То есть было освящение пасхальных вод, а затем продолжалась служба.

Мне хочется сказать об одном из текстов, который поется в то время, когда процессия идет из Латерана в баптистерий, или пока священник с духовенством, своими министрантами проходит к тому месту, где в храме находится баптистерий, или установлена купель для освящения воды (как правило – где-то у входа в храм). В это время поется трактус Sicut cervus desiderat ad fontes aquarum — «как олень желает на источники вод, так душа моя к тебе, Боже; возжаждала душа моя к Богу живому, когда приду и явлюсь пред лицо Бога; были мне слезы мои хлебом день и ночь, когда говорилось мне на каждый день: где есть Бог твой?» Четыре стиха из 41-го псалма составляют трактус, который предшествует освящению вод: Sicut cervus desiderat ad fontes aquarum, ita desiderat anima mea ad te Deus. Затем священник начинает читать молитву, которая снова, как и в случае с пасхальным освящением, c Exsultet, прерывается восклицанием: «Горé имеем сердца» и «Имеем ко Господу». Эта молитва уже посвящена освящению вод, когда священник говорит, обращаясь к самой воде: Unde benefico te creatura aquae – «поэтому я благословляю тебя, создание воды, ради Бога живого, ради Бога истинного, ради Бога святого, ради Бога, Который в начале Словом отделил воды от суши, Дух Которого носился над Тобою».

И после того как вода освящена, совершается чин крещения, если есть катехумены. Если нет катехуменов, то просто присутствующие окропляются этой новоосвященной пасхальной водой, которая затем в течение пасхального периода, то есть в течение пятидесяти дней до Пятидесятницы, будет использоваться в случае крещения младенцев. И, с другой стороны, в ХХ веке в это место был введен чин обновления крещальных обетов, когда уже давно крещеные люди вновь исповедовали свою веру, обновляя свои крещальные обеты.

Закончен этот чин, духовенство возвращается к алтарю, певчие вновь размещаются на своих местах перед алтарем и на хорах, – если есть хоры у этого храма, – и тогда поется Литания. Надо сказать, что до IV–V веков каждая Месса предварялась Литанией – это такая длинная молитва с обращениями сначала к Богу и Богородице, а затем – ко всем святым. Она начинается всегда словами Κύριε ἐλέησον, Χριστέ ἐλέησον – «Господи, помилуй, Христе, помилуй», – а затем идет длинное перечисление святых: Sancte Michael ora pro nobis – «святой Михаил, молись за нас; святой Иосиф, молись за нас», и всякий раз ora pro nobis – «молись за нас». Литания довольно длинная, потому что в ней, по идее, должны быть перечислены все святые. Конечно, это не получается, но перечисляется довольно много. После этого: «Все святые девы и вдовы, молите Бога за нас; все святые и святые жены Божьи, заступитесь за нас». Затем снова к Богу и ко Христу обращается молитва: «От всякого греха» libera nos Domine, – «избави нас, Господи». A morte perpetua, снова libera nos Domine – «от вечной смерти избави нас, Господи». Per mysterium sanctae incarnationis tuae libera nos Domine – «через тайну святого воплощения Твоего избави нас, Господи». И так, каждое восклицание священника, например: per nativitatem suam – «через рождество Твое» – сопровождается пением хора: libera nos Domine – «избави нас, Господи»; «через смерть и погребение Твое» – и снова: libera nos Domine – «избави нас, Господи»; «через святое Воскресение Твое» – libera nos Domine, и т. д.

Литания – это переход части богослужения, которая предваряет Литургию, Мессу, уже собственно к Мессе, потому что в конце Литании духовенство снимает фиолетовое и облачается в белое, а цвет пасхального богослужения и пасхального облачения – это белый цвет, цвет света, и поется Κύριε ἐλέησον, Χριστέ ἐλέησον, как в начале каждой Мессы. После того, как спето Κύριε, по идее, должна следовать Gloria – «Слава в вышних Богу» – Gloria in excelsis Deo. Действительно, звучит Gloria, и тут снова начинают звонить все колокола и звучать все органы, которые замолчали в начале Мессы в Великий четверг; во время Глории тоже звонили все колокола, звучали все органы, и после этого они были остановлены до этого момента, о котором я говорил сейчас.

Напомню, что начало Мессы в Великий четверг – вообще исключительный для поста момент, когда органы звучат и колокола звонят. Как правило, постом орган молчит, колокола не звонят, но Великий четверг, день Тайной Вечери – особый. Тем не менее, в течение всего дня Великого четверга после Глории и в Великую пятницу и субботу всё молчало. Только сейчас рождаются эти победные звуки. И после этого Месса идет своим чередом, читается Послание апостола Павла к Колоссянам, где говорится о том, что если вы воскресли вместе со Христом, то ищите того, что там, наверху, sursum, где Христос восседает одесную Отца. Думайте о том, что sursum – о том, что горé, наверху, а не о том, что на земле. Прочитано апостольское Послание, должно читаться Евангелие, которому предшествует стих из псалма, и затем – трактус, уже пасхальный, потому что это стих из 116-го псалма: Laudate Dominum omnes gentes – «хвалите Господа все народы», и collaudate – «и вместе с ними хвалите Его, все народы, все племена»: в первом случае gentes, во втором – populi. Как всегда в псалмах – вторая часть стиха пересказывает первую его часть, только другими словами. Если в первом случае laudate, то во втором случае collaudate – «хвалите вместе все племена и все народы»; в первой части – «Господа», во второй части – просто «Его».

Вероятно, в древности этому пению псалма предшествовало троекратное Alleluia, которое возглашал настоятель. Пока служба была вечером, стиху из псалма, трактусу, предшествовало Alleluia. Когда служба была перенесена на утро, естественно, Alleluia оказалось неуместным, и оно было отсюда удалено. Поэтому в рукописях рубежа первого и второго тысячелетий на этом месте Alleluia встречаются;

затем, как в рукописных, так и в печатных миссалах, Alleluia не будет вплоть до середины ХХ века, когда его восстановит Пий XII.

Священник произносит Alleluia каждый раз выше, каждый раз всё более высоким голосом, как говорится об этом в миссале. Ну и затем, естественно, должно читаться Евангелие: это начало 28-й главы Евангелия от Матфея, то есть то самое Евангелие, которое на этой службе в Великую Литургию, или в Субботу, читается и на Востоке. В этой главе рассказывается о том, как Мария Магдалина и другая Мария пришли, чтобы увидеть гробницу, и тут началось великое землетрясение, и Ангел Господень сошел с неба и, сойдя, отвалил камень и сидел на нем. Вид его, как молния, и одежда его, как снег. Одежда ангела была, как снег, поэтому пасхальные одеяния в течение всего пасхального периода должны быть белоснежными. Евангелие прочитано, Символ веры, Credo, как я уже говорил, не поется, потому что он уже звучал перед крещением, но поется потом, уже после освящения Великих таинств, после того как священник говорит: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое», hoc est enim Сorpus Meum – «это Мое Тело», Quod pro vobis tradetur in remissionem peccatorum, «Которое ломится за вас во оставление грехов».

После того как завершено освящение Великих таинств, провозглашена Тайна веры, Месса продолжается, как всегда, своим чином, но только не поется Agnus Dei, по каким-то причинам, литургически не совсем объяснимым. Естественно, что эта служба, пока она совершалась утром, должна завершиться Вечерней. Она занимает день: вот она началась утром, пока зажгли огонь, прочитали пророчества, крестили катехуменов, – день прошел, дело идет к вечеру, поэтому в Средние века она завершалась краткой Вечерней. И вот тут, во время этой краткой вечерни, в конце Мессы, впервые звучит Alleluia. Если в древности Alleluia впервые звучало перед трактусом, перед чтением Евангелия, пока эта служба совершалась вечером, то когда она была перенесена на утреннюю часть дня, Alleluia впервые стало звучать только во время Вечерни. Alleluia, Alleluia, Alleluia – такой антифон начинает Вечерню, Laudate Dominum omnes gentes – снова, как и перед Евангелием, звучат слова из 116-го псалма, и затем, как всегда, на Вечерне поется Magnifi cat, то есть Песнь Богородицы из начала Евангелия от Луки: Magnifi cat anima mea Dominum – «Величит душа моя Господа и возрадовался дух мой о Боге, Спасителе Моем». Magnifi cat вообще всегда звучит во время Вечерни, и ему предшествует антифон, и заключается пение Magnifi cat антифоном. Причем здесь, на этой пасхальной Вечерне, антифоном будет просто троекратное Alleluia.

После того, как спет Magnificat, священник возглашает: Vespere autem sabbati – «вечером же субботы», из начала 28-й главы Евангелия от Матфея, и хор продолжает: «Когда рассвело, в первый день недели, пришла Мария Магдалина, и другая Мария, увидеть гробницу, – Аллилуйя». Священник возглашает: Vespere autem sabbati – и хор продолжает: quae lucescit in primam sabbati venit Maria Magdalene, и т. д. Это, вообще, очень распространенная система в западном богослужении, когда Папа, епископ или возглавляющий службу священник начинает песню, и она продолжается хором. Даже если послушать Мессы, которые сегодня служатся в Ватикане, например, Gloria, Иоанн Павел II начинает своим надтреснутым голосом: Gloria in excelsis Deo, и после этого уже schola cantorum, все певчие, подхватывают: Et in terra pax hominibus bonae voluntatis. Или Credo – Папа тоже в одиночку начинает, поет Credo in unum Deum, а хор подхватывает: Patrem omnipotentem Creatorem caeli et terrae, то есть «Верую во единого Бога», – начинает Папа, и затем хор подхватывает: «Отца всемогущего, Творца неба и земли». Так и здесь: предстоятель начинает: Vespere autem sabbati – «вечером же субботы», а хор подхватывает: «Когда начало светать в первый день субботы», и т. д. Заканчивается служба словами: ite missa est, как всегда, но только к этому прибавляется: Alleluia, Alleluia, Alleluia, и народ и хор отвечают: Deo gratias – «Благодарение Богу», и снова прибавляя к этому двойное Alleluia.

Так заканчивается служба Великой субботы, и затем, уже утром совершается собственно пасхальная Литургия. Значит, эта служба называется Stazione a San Giovanni in Laterano, то есть исторически когда-то она совершалась в Латеранской базилике. В сущности, в латинской традиции нет ночной службы, которая начинается в полночь и длится до утра, как в восточной традиции, как у нас на Пасху. Служба Литургии Великой субботы, по идее, должна начинаться вечером и заканчиваться где-то в полночь, когда звучат эти последние Alleluia на отпусте: ite missa est, Alleluia, Alleluia. Затем люди расходятся по домам, и уже утром собираются на утреннюю пасхальную Литургию.

Утренняя пасхальная Литургия, которая должна быть особо торжественной, называется Stazione a Santa Maria maggiore, то есть исторически она совершалась на Эсквилине в огромной базилике Santa Maria maggiore, где служилась и рождественская Месса, потому что в этой церкви, в специальном ковчеге сохранились ясли – остатки тех яслей, в которые был положен Иисус. Поскольку там ясли, там совершалась рождественская служба. Но и пасхальная служба тоже начинается в этой базилике, посвященной Марии Деве, потому что почитание Сына неотделимо от почитания Матери: Сын и Мать составляют в понимании Католической Церкви такое единство, что их нельзя отделить Одного от Другой. Поэтому первая пасхальная служба совершается как Богородичная в базилике Santa Maria maggiore.

Если получится, то в следующий раз надо будет говорить о песнопениях в честь Святой Девы, и вот тогда мне бы хотелось поговорить о гимнах, которые не все знают, потому что всем известен гимн Stabat Mater dolorosa, но есть аналогичный гимн Stabat Mater spetiosa – «Стояла Мать прекрасная» – у яслей Своего Сына. То есть существует гимн, посвященный Страстной неделе и стоянию у Креста, но есть такой же, парный ему, гимн с такими же рифмами, так же прекрасно написанный тем же Якопоне, но о том, как Мария стояла у яслей Своего neonatus – новорожденного, Сына. Так что об этом надо, наверное, будет всё-таки что-то сказать.

Эта утренняя Месса в сам воскресный день начинается с интроита Resurrexi et adhuc tecum sum Alleluia – «Я воскрес и отныне с тобою нахожусь, Аллилуйя», и т. д. Слово resurrexit – «Он воскрес» – становится как бы ключевым для этого богослужения. Здесь читается Первое Послание к Корифянам апостола Павла, где говорится о том, что надо отвергнуть старую закваску, и поскольку Pascha nostrum immolatus est Christus – «наша Пасха – принесен в жертву Христос», будем праздновать не с ветхой закваской, закваской хитрости и нечестия, но «с опресноками чистоты и истины». Прочитано апостольское Послание и поется градуал – это стих из 117-го псалма, который хорошо известен по восточному богослужению: «Сей день, его же сотвори, Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь» – Haec dies quam fecit Dominus exsultemus et laetemur in ea, и, конечно, Alleluia, Alleluia. И потом: Pascha nostrum immolatus est Christus – «Пасха наша, заклан Христос».

Перед чтением Евангелия, что не так часто бывает, здесь поется пасхальная секвенция. Само слово секвенция – продолжение, от глагола sequor – продолжать, следовать. Вероятно, секвенция получила название от следующего за ее пением слова, которое возглашает дьякон – sequentio Evangelii, продолжение Евангелия. Раньше секвенций было очень много: почти у каждого праздника была своя секвенция. Только Тридентский собор в XVI веке оставил пять секвенций, даже четыре: пасхальную – Victimae Paschali, секвенцию Пятидесятницы – Veni Sancte Spiritus – «Прииди, о Дух Святой, Прииди, о Дух Святой, и лучами нас омой Твоего сияния» (такая секвенция с множеством рифм, поэтому она называется aure sequentio, золотая секвенция Пятидесятницы). Кроме того, осталась секвенция у праздника Corpus Christi – «Тело Христово», который празднуется в четверг после Пятидесятницы, после Троицы, и у богослужения по усопшим – Dies irae. То есть остались эти четыре секвенции. И потом, уже в XVII или XVIII веке в качестве секвенции была добавлена Stabat Mater; она была добавлена в чин богослужения Семи Скорбей Богородицы великим постом.

Так вот, Тридент оставил четыре секвенции. Пасхальная из них самая древняя, потому что, в основном, все секвенции принадлежат XIII веку, и написаны они регулярным стихом, с рифмами; их достаточно просто понять, достаточно просто перевести. Этого не скажешь о секвенции Victimae Paschali, которая оправдывает другое название секвенции – prosa, потому что она написана распущенным размером, – у нее нет своего размера, как здесь, в «золотой секвенции», где всё понятно: Veni Sancte Spiritus / et emitte caelitus / lucis tuae radium / veni Pater pauperum. Это, понятно, хорей. Может быть, в каких-то других гимнах использован ямб. Ну и, как правило, на этом заканчивается разнообразие размеров средневековой поэзии: в большинстве случаев это четырехстопный хорей или четырехстопный ямб. А здесь невозможно сказать, каким же именно размером написана секвенция, и только григорианика дает возможность ее спеть. То есть строгие законы григорианского пения позволяют спеть практически любой текст, написанный размером или без размера, поэтому она может звучать, а современные композиторы, особенно в XVII и XVIII веках, создавая полифонические варианты Victimae Paschali, мучились над этим текстом.

Можно предположить, что автором этой секвенции был либо Ноткер Заика из Сенгалена в Х веке, либо Випон Бургундский в XI веке, то есть это X или XI век, не позже, – это всё-таки не Адамо Сан Витторе, который жил в XII веке. Для него, конечно, слово Paschali рифмовалось с Christiani, но в дальнейшем первая строка была продолжена словом laudes – Victimae Paschali laudes / immolent Christiani. И дальше рифмуется oves из первой строки второй stanza с peccatores – «общий» с «грешниками», а «Агнец искупил овец: Христос невинный с Отцом примирил грешников» – Agnus и peccatores. Дальше: Mors et vita duello / conflixere mirando / dux vitae mortuus, / regnat vivus. Они сегодня поют, ставя ударение на vivus, как правило, но, вероятно, первоначально, когда Ноткер или кто-то другой создавал эту секвенцию, вторая строка кончалась не словом mirando, а словом dux из третьей строчки, которое рифмовалось с vivus: Mors et vita duello / conflixere mirando / dux – vitae mortuus, / regnat vivus; dux и vivus – вот такая рифма получалась. Но поскольку размер свободный, то можно перенести одно слово из одной строки в другую без каких бы то ни было последствий.

Я вчера раз десять слушал в разных исполнениях эту секвенцию. Мы с Сергеем Сергеевичем Аверинцевым как-то говорили давным-давно на эту тему, и он всё-таки тоже склоняется к тому, что если это писал Ноткер, то он рифмовал dux с vivus.

Эти стихи, которые написаны без всякого размера и с неожиданно выскакивающими рифмами, потом вышли из употребления. Ни одна другая секвенция такого типа не поется, вообще ни один гимн такого типа не поется. Из всего, что можно спеть, эта секвенция – наиболее архаический текст, поэтому я, ни на чем, разумеется, не настаивая, просто говорю о том, что от автора до традиционно григорианских распевов эта секвенция могла проделать какую-то эволюцию, поскольку это действительно совершенно уникальный случай в латинской гимнографии Средневековья. Из того, что поется, такого больше нет, потому что всё остальное, что в таком стиле писали Ноткер Заика или Хильдегарда Бингенская, не имеет распевов, всё это не поется, всё это ушло и сохранилось только в средневековых рукописях, и затем уже – в научных изданиях. Из церковного обихода всё это ушло.

И дальше строки могут быть длиннее, могут быть короче. Скажем, последние две строки здесь напечатаны как три: Scimus Christum surrexisse / a mortuis vere: / Tu nobis victor Rex miserere; но конечно, surrexisse a mortuis vere – это одна строка. Совершенно понятно, что для Ноткера не было никакого значения, сколько слогов в строке: он мыслил какими-то другими категориями, это была скорее тоническая, чем силлабо-тоническая поэзия, тогда как все традиционные тексты, начиная с IV века, с Амвросия Медиоланского, для пения – это всё силлабо-тоника. То есть еще во времена амвросианства, еще до григорианики, в основу пения всё-таки клались силлабо-тонические тексты. А вот эта эпоха – IX, X, отчасти XI век – эпоха, когда начали писать секвенции, была таким странным взрывом, когда стали возникать тексты, написанные совершенно непонятными, загадочными и необъяснимыми размерами. Но на сегодняшний день это делает секвенцию Victimae Paschali, конечно, совершенно уникальной, потому что больше ничего подобного среди григорианских гимнов нет.