Текст книги "Четвертый Путь к сознанию"

Хотя я и предполагал, что подготовка к путешествию обойдется мне в кругленькую сумму, но действительность превзошла все мои ожидания.

И действительно, аренда театра, покупка билетов на пароход, оплата всевозможных счетов, необходимость оставить некоторую сумму для тех, кто оставался в Европе, как и другие непредусмотренные расходы как-то незаметно «съели» все триста тысяч франков еще до отъезда.

И таким образом я очутился в трагической ситуации. Все было готово к отъезду, но мы не могли отправиться в плавание. Нельзя путешествовать такой большой группой, не имея в запасе некоторой суммы для непредвиденных расходов, которые часто возникают в пути.

Все три дня до отправления парохода я провел как на иголках.

Но в самый критический момент случилось одно невероятное событие.

Его нельзя объяснить не чем иным, как вмешательством в жизнь человека высших сил. Что касается меня, то осмелюсь утверждать, что я заслужил эту милость небес всей своей жизнью, наполненной трудами и заботами, своим настойчивым стремлением осуществить поставленные перед собой цели. А произошло вот что. Я сидел в своей комнате в Шато дю Приер и ломал голову над тем, как мне выйти из сложившейся критической ситуации, когда внезапно открылась дверь и вошла моя мать. Она прибыла в Париж совсем недавно с несколькими другими родственниками, которые остались на Кавказе, когда я эмигрировал из России. И вот теперь с большим трудом мне удалось вывезти ее во Францию.

Мать, подойдя поближе, подала мне маленький пакет, говоря: «Сынок, пожалуйста, освободи меня от этой обузы, я так устала повсюду носить его с собой».

Сперва я не понял, что она имеет в виду, и механически стал разворачивать сверток. Но когда я увидел, что там находилось, я просто запрыгал от радости.

Чтобы объяснить вам, почему появление этого маленького пакета вызвало у меня такую бурную радость, я должен сперва кое-что рассказать. В ту пору, когда я жил в Ессентуках, беспорядки, повсеместно происходившие в России, не могли не вызвать у меня, как и у всякого здравомыслящего человека, некоторых опасений, и я забрал свою старую мать из Александрополя и поселил ее вместе с собой. А позже, отправившись в научную экспедицию, о которой уже упоминал, я оставил мать на попечение своих друзей, оставшихся в Ессентуках.

Должен напомнить, что в 1918 году на Кавказе, как и повсюду в России, курс рубля неуклонно падал, и всякий, кто имел хоть какие-нибудь средства, скупал предметы, имевшие более стабильную стоимость, такие, как драгоценные камни и металлы, антиквариат и т. д.

Я также вложил все свои деньги в подобные ценности, которые всегда носил с собой. Но так как в те дни, когда я собирался отправиться в экспедицию, грабежи под видом реквизиций стали самым обычным явлением, то, храня все эти ценности у себя, я подвергался огромному риску. Поэтому я распределил часть этих предметов среди моих спутников в надежде, что если нам даже не удастся избежать ограбления, то хоть что-нибудь да уцелеет, оставшиеся ценности я доверил своим друзьям в Пятигорске и Ессентуках, которым поручил заботиться о моей матери. Самую ценную вещь, купленную мной у одной герцогини, нуждавшейся в деньгах, я отдал матери.

Я был уверен, что, находясь в тяжелых материальных обстоятельствах, она продаст эту брошь вскоре после моего отъезда. Наконец, брошь могла быть украдена во время бесконечных переездов беглецов с места на место, так как повсюду орудовали вооруженные банды, или потеряна в дороге.

Короче говоря, я совершенно забыл о ней и, придумывая способы избавления от нищеты, абсолютно упустил из виду возможность ее внезапного появления из небытия.

Оказалось, что, взяв брошь на хранение, мать неверно поняла мои слова о ее особой ценности и подумала, что эта вещь дорога мне как реликвия или подарок близкого человека и не может быть продана ни в коем случае. И все эти годы мать берегла брошь как зеницу ока, никому не показывала и практически не выпускала из рук. И сейчас она обрадовалась возможности возвратить мне ее, чтобы избавиться наконец от постоянной тревоги за ее сохранность.

Можете представить себе мое состояние, когда я увидел эту брошь и понял, что спасен.

Эта брошь давала мне возможность занять под залог две тысячи долларов у кого-нибудь из знакомых, но я решил захватить ее с собой в Америку, так как в Париже мне предложили за нее всего 125 тысяч франков, тогда как я знал, что она стоит значительно дороже. И затем, продав ее в Нью-Йорке, я понял, что не ошибся, не став спешить с продажей».

Здесь мистер Гурджиев прервал свое повествование и закурил сигарету, с улыбкой поглядывая на нас. Нарушив тишину, воцарившуюся в комнате, из-за стола встал мистер X. и, подойдя к мистеру Гурджиеву, сказал: «Не знаю, виной ли тому ваш простой рассказ или все дело в моей сентиментальности, но я чувствую постоянную потребность облегчить бремя ваших забот, взяв часть из них на себя.

Позвольте мне вручить вам этот чек, пожертвовав на ваш Институт все, что в данный момент находится в моем распоряжении. В то же время в присутствии всех этих людей я обещаю, что вы будете получать такую же сумму ежегодно, в каком бы уголке земли вы ни находились и каково бы ни было ваше материальное положение».

Когда мистер X. окончил свою речь и, явно взволнованный, вытер лоб носовым платком, встал мистер Гурджиев и, положив руку ему на плечо, посмотрел на него с такой добротой и признательностью, которую невозможно забыть, и сказал: «Благодарю вас, с сегодняшнего дня вы мне как брат».

Но еще более убедительным свидетельством впечатления, произведенного рассказом мистера Гурджиева на присутствующих, было заявление некой леди Л., проездом бывшей в Нью-Йорке и присутствовавшей на этом ужине в качестве гостьи мистера Р. Она поднялась и с большой искренностью сказала: «Мистер Гурджиев, волею судьбы я случайно оказалась в числе приглашенных на ужин, даваемый в честь открытия Нью-Йоркского отделения Института гармонического развития личности, и все, что вы рассказали, произвело на меня огромное впечатление. Мне и раньше не раз доводилось слышать о деятельности, которой вы посвятили всю свою жизнь, и я даже имела счастье присутствовать на нескольких ваших лекциях и выступлениях ваших учеников и собственными глазами убедилась в ваших достижениях. И вас не удивит, конечно, мое сообщение о том, что ваши идеи меня чрезвычайно заинтересовали, и я хотела бы способствовать их распространению. Поэтому я считаю необходимым внести посильный вклад, пожертвовав половину состояния, которым я к этому времени владею.

Возможно, для вас не секрет, что я располагаю довольно значительным капиталом. Оставшейся половины этой суммы вполне хватит мне для того, чтобы вести жизнь, соответствующую моему социальному положению. В течение длительного времени я вносила определенные суммы на мой банковский счет, главным образом для того, чтобы обеспечить себя на черный день. Но я думаю, что вы найдете им лучшее употребление. Если я когда-нибудь окажусь в сложной материальной ситуации, надеюсь, вы поможете мне, как я теперь помогаю вам, ведь никто не знает, что готовит ему судьба».

Все время, пока леди Л. говорила, мистер Гурджиев слушал ее очень внимательно, с выражением искреннего интереса и признательности и затем ответил:

«Благодарю вас, уважаемая леди Л., на меня особое впечатление произвели ваша искренность и доброта, и, принимая ваше пожертвование с чувством глубокой признательности, я в свою очередь обещаю, что верну вам все полученные деньги не позже чем через восемь лет, хотя надеюсь, что провидение будет к вам благосклонно и черный день не наступит никогда».

После чего в комнате воцарилось молчание, все, казалось, погрузились в свои мысли, находясь под глубоким впечатлением от всего услышанного в этот вечер.

* * *

И вот я сижу и редактирую свою рукопись в одном из ресторанов Нью-Йорка на углу Пятой авеню и 56-й улицы, в такой обстановке, в которой я занимаюсь писательским трудом в течение последних шести лет. Я писал в основном в ресторанах, кафе и других публичных местах, которые, как ни странно, очень способствовали моей работе. Считаю примечательным тот факт, который одни, возможно, посчитают простым совпадением, а другие провидением, а именно то, что без какого-нибудь умысла с моей стороны я закончил свою работу ровно через семь лет, день в день после разговора, который я только что описал.

Чтобы завершить этот рассказ, я должен добавить по поводу поездки в Америку, что хотя было очень рискованно отправиться в другую страну в сопровождении такой большой группы людей без единого цента в кармане, не зная языка, не будучи полностью подготовленными к задаче, которая нам предстояла, но несмотря на все это, успех наших выступлений превзошел все ожидания.

Я с уверенностью могу утверждать, что если бы со мной через несколько дней после возвращения во Францию не случилось серьезное несчастье, которое помешало мне вновь поехать в Америку через шесть месяцев, как я намеревался, то я смог бы с помощью моих учеников не только заработать значительную сумму, которой бы хватило на оплату долгов, но также обеспечил бы как дальнейшее существование отделений Института гармонического развития личности, так и организации новых отделений.

Но стоит ли об этом сейчас говорить?

Описав этот период моей жизни, я вспомнил любимую поговорку нашего уважаемого муллы Насреддина: «Снявши голову, по волосам не плачут».

Когда я дописывал это предложение, кто-то подсел за мой столик.

Все мои друзья знают, что если они хотят обратиться ко мне с чем-нибудь, то должны подождать, пока я закончу свою работу. Должен сказать, что хотя они и соблюдают это условие, но я чувствую, что оно не доставляет им особого удовольствия, иногда на их лицах появляется такое выражение, точно они приняли горькую микстуру.

Закончив дописывать абзац, я повернулся к тому, кто сидел рядом, и, услышав то, что он мне сказал, внезапно принял серьезное решение. Но если бы я сейчас стал описывать все мысли, что пришли мне в голову, и весь процесс принятия решения, то поступил бы вопреки своим собственным принципам, которые красной нитью проходят через все мое повествование.

Чтобы не морочить вам больше голову, я должен объяснить, кем был подошедший ко мне человек, который, получив все необходимые инструкции, сразу же ушел. Это был не кто иной, как мой тайный компаньон по торговле антиквариатом. Я сказал «тайный», потому что никто, даже мои близкие друзья, не знал о его существовании.

Я занялся этим бизнесом шесть лет тому назад, через шесть месяцев после несчастья, случившегося со мной, когда я еще был очень слаб физически, но прекрасно осознавал, насколько ухудшилось мое материальное положение вследствие больших расходов на организацию путешествия по Северной Америке, а также из-за расходов на лечение моей матери и жены, которые были тяжело больны. Так как продолжительный постельный режим и моя полная беспомощность были просто невыносимы, я начал потихоньку совершать небольшие поездки на машине, как для того, чтобы несколько развлечься, набравшись новых впечатлений, так и затем, чтобы разузнать, не найдется ли занятие, с которым я мог бы справиться, учитывая мое теперешнее состояние здоровья. В сопровождении моих близких друзей, которые почти всегда были рядом со мной, я начал ездить повсюду, особенно часто бывая в тех местах, где собирались иммигранты из России.

И вот как-то раз в одном из популярных парижских кафе ко мне подошел человек, которого я не сразу узнал. Только в ходе завязавшегося разговора я вспомнил, что много раз встречался с ним на Кавказе, а также в Закавказском регионе. Переезжая с места на место, он занимался скупкой и перепродажей антиквариата и часто обращался ко мне за консультациями как к признанному знатоку в этой области. Особенно хорошо я разбирался в старинных восточных коврах и китайском фарфоре.

Он сказал мне, среди прочего, что ему удалось вывезти из России значительную часть своего капитала и, хорошо владея английским языком, он сразу же занялся в Европе прежним бизнесом. Рассказывая о своих торговых операциях, мой старый знакомый пояснил, что самая большая проблема состоит в том, что европейский рынок переполнен всевозможными подделками, и внезапно предложил мне: «Ну а вы, мой друг? Как насчет того, чтобы стать моим компаньоном? По крайней мере, вы смогли бы проводить оценку товара».

Обсудив условия сотрудничества, мы пришли к полному взаимопониманию и ударили по рукам. Наша совместная работа продолжалась около четырех лет. Прежде чем покупать какую-либо вещь, мой компаньон привозил ее мне, чтобы я провел квалифицированную оценку. Иногда я сам приезжал к продавцу и производил оценку на месте, затем сообщал мое мнение компаньону.

Так продолжалось некоторое время. Он целый год путешествовал по Европе, разыскивая и скупая различные раритеты, а затем привозил в Америку, главным образом в Нью-Йорк, где и продавал оптовикам. В мои функции входило только произвести оценку вещи и больше ничего.

В тот период, когда мое материальное положение было особенно плачевным, антикварный бизнес как раз процветал, так как Европа была просто наводнена подобным товаром. Я решил, что сейчас самое время увеличить масштабы операций.

И вот вместо того, чтобы как следует отдохнуть после долгого утомительного путешествия, я, как этого требовала моя деятельная натура, с головой погрузился в работу и смог занять около миллиона франков у тех людей, с которыми я вел дела и которые мне безоговорочно доверяли. Собрав эту сумму, я немедленно инвестировал ее в расширение моего бизнеса. Воодушевленный быстрым развитием нашего предприятия и перспективами получения большой прибыли, мой партнер, не жалея сил и времени, рыскал по Европе, закупая товар в огромных количествах. Он вернулся в Америку, как мы договорились, за шесть недель до моего приезда.

К несчастью, экономическая депрессия, пришедшаяся как раз на эти годы, самым неблагоприятным образом отразилась на нашем бизнесе. Мы не только не могли рассчитывать на получение прибыли, но даже потеряли всякую надежду вернуть вложенный капитал.

Где найти слова, чтобы описать безвыходную ситуацию, в которую я попал, рассчитывая, что кризис скоро кончится, в то время как это было только начало большой экономической депрессии?

Для того чтобы понять, как тяжело мне приходилось в то время, не нужно обладать высшим образованием.

В тот год я расширил свой бизнес, я был полностью убежден в том, что это предприятие принесет мне прибыль, достаточную для уплаты накопившихся долгов, и что заработанный капитал позволит посвятить все свое время литературному труду. Первая книга была к этому времени закончена, и я рассчитывал, что смогу опубликовать ее на свои собственные деньги, ни от кого не завися, и сразу же сесть за вторую книгу. Но этот экономический кризис, охвативший всю Америку, посадил меня, как сказал бы достопочтенный мулла Насреддин, в такую глубокую калошу, что в нее не проникал и лучик дневного света.

В течение этих шести лет, работая над тремя книгами, я должен был всегда и везде помнить о своей главной цели, которую во что бы то ни стало следовало осуществить и которая была единственным оправданием и смыслом моей нелегкой жизни.

Я не давал себе никакой поблажки, не позволял тяжелому материальному положению, в котором оказался, мешать моему литературному труду.

Желание выразить свои мысли в форме, доступной для других, так захватило меня, что я часто забывал вовремя поесть.

Но самым тяжелым для меня было то, что я не мог сосредоточить все свое внимание на работе, так как постоянно приходилось отвлекаться, чтобы решить, какие долги следует возвратить в первую очередь, потому что платить по всем счетам не было возможности.

За эти шесть лет я дошел до состояния нервного истощения. Не из-за того, что работал над несколькими книгами, рукописями которых была завалена комната, специально переоборудованная под архив. Меня изматывала необходимость постоянно ломать голову над тем, что делать с многочисленными долгами, которые продолжали расти.

Но если раньше я мог отказаться от своей миссии, то теперь, когда мои идеи получили широкую известность, все пути к отступлению отрезаны.

И в тот раз, когда мой партнер нашел меня в парижском ресторане и сообщил о провале нашего предприятия, я принял следующее решение, которое не противоречило моим основным принципам. Оно состояло в следующем.

Я должен без помощи других людей заработать сумму, которая не только позволит мне вернуть долги, но и обеспечит достойное существование, при этом я не сделаю ничего такого, что вызвало бы угрызения совести.

Поступая так, я снова смогу испытать блаженство, даруемое нам Создателем, блаженство, о котором египетский священник, первый наставник Моисея, сказал так: «Ничто не доставляет человеку такой радости, как чистая совесть».

Сегодня 10 января. Три дня тому назад по старому стилю был день моего рождения.

В соответствии с привычкой, выработавшейся у меня с детства, я посвятил этот день переосмыслению всего, что произошло со мной за год, и постановке новой цели. В этом году я должен был мобилизовать все свои способности и заработать сумму, достаточную для погашения всех моих долгов до моего отъезда из Америки, назначенного на середину марта.

Затем, по возвращении во Францию, я снова начну писать – при условии, что я буду избавлен от всех материальных забот.

Но если по тем или иным причинам я не смогу выполнить то, что задумал, или разочаруюсь в идеях, пропагандируемых мной до сих пор, то я, верный своим принципам, поступлю следующим образом. Отнесу в издательство только те рукописи, которые я считаю полностью готовыми к печати, то есть материал для первой книги и две начальные главы второй книги, а затем, вернувшись домой, разведу большой костер в центре лужайки, расположенной перед окнами моего кабинета, и брошу туда все оставшиеся незаконченные рукописи.

После чего я начну новую жизнь, стремясь к единственной цели – удовлетворению своего личного эгоизма.

План моей будущей жизни уже сложился в моем воображении.

Я вижу себя занятым созданием нового Института, имеющего множество отделений по всему миру, на этот раз – не Института гармонического развития личности. В моей новой жизни я буду искать средства, позволяющие человеку достичь душевного равновесия и сохранять его на протяжении всей его жизни.

И я не сомневаюсь, что в этом новом деле добьюсь успеха.

Жизнь реальна только тогда, когда «Я есть»

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ

Хотя этот текст – не более чем фрагментарный и предварительный набросок того, что Г.И. Гурджиев собирался написать для Третьей серии «Жизнь реальна только тогда, когда «Я есть», наша семья считает своим долгом выполнить желание нашего дяди, которое состояло в том, чтобы, как он подчеркивает во введении к этой книге, «поделиться с творениями подобными себе всем, что [он] узнал о внутреннем мире человека».

Мы считаем, что публикацией этой книги мы выполняем его намерение, выраженное в этом введении, и, кроме того, таким образом удовлетворяем ожидания многих людей, интересующихся его учением.

От имени семьи

ВАЛЕНТИН АНАСТАСЬЕВ

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Моя последняя книга, в которой я хочу поделиться с другими созданиями нашего Общего Отца, подобными себе, почти всеми прежде неизвестными тайнами внутреннего мира человека, которые мне удалось случайно узнать».

Гурджиев написал эти слова 6 ноября 1934 года и сразу же начал работу. В следующие несколько месяцев он полностью посвятил себя разработке идей для этой книги.

Затем неожиданно, 2 апреля 1935 года, он совершенно перестал писать.

Каждый вправе спросить: почему он отказался от этого начинания именно на этом этапе и больше никогда к нему не возвращался?

Почему он оставил эту Третью серию незавершенной и, видимо, отказался от своего намерения опубликовать ее?

На эти вопросы невозможно ответить, если человек сам не участвовал в той напряженной работе, которую Гурджиев вел в последние пятнадцать лет своей жизни с некоторым количеством учеников, создавая для них день за днем условия, необходимые для непосредственного и практического изучения его идей.

Он ясно дал понять на последней странице «Рассказов Вельзевула своему внуку», что Третья серия будет доступна только тем, кто будут отобраны как способные понять «подлинные объективные истины, которые [он] «осветит» в этой серии».

Гурджиев обращается к современному человеку, то есть к человеку, который уже не способен распознавать истину, открытую ему в различных формах с самых ранних времен – человеку, глубоко неудовлетворенному, чувствующему себя изолированным и ведущим бессмысленную жизнь.

Итак, если представить, что такой человек существует, как пробудить в нем разум, способный отличать реальное от иллюзорного?

Согласно Гурджиеву, к истине можно приблизиться, только когда все части, составляющие человеческое существо – мышление, эмоции и тело, – задействованы одной и той же силой и способом, соответствующим каждой из них. В противном случае развитие неизбежно будет односторонним и рано или поздно зайдет в тупик.

Без глубокого понимания этого принципа вся работа над собой непременно отклонится от своей цели. Самые насущные условия будут поняты ошибочно, и человек получит только механическое повторение формы усилия, никогда не превышающего ординарного уровня.

Гурджиев знал, как использовать каждое обстоятельство жизни для того, чтобы дать людям почувствовать истину.

Я видела его за работой, внимательно изучающим возможности понимания и субъективные трудности каждого ученика. Я видела, как он намеренно делал акцент то на одном аспекте знания, то на другом, следуя совершенно определенному плану – работая то с какой-то мыслью, которая стимулировала интеллект и открывала совершенно новое видение, то с чувством, что требовало отказа от всего искусственного в пользу непосредственной и полной искренности, а временами с пробуждением и приведением в движение тела, которое должно было научиться свободно выполнять все, что от него требовалось.

Итак, что же было целью написания этой Третьей серии?

Роль, которую он ей предназначал, не может быть отделена от всего его метода учения. В какой-то определенный момент, когда он находил это необходимым, он просил читать вслух в его присутствии какую-то отдельную главу или место, при этом давая ученикам какие-то подсказки или образы, которые внезапно открывали им глаза на самих себя и свои внутренние противоречия.

Это был путь, который не изолировал их от жизни, но проходил через жизнь, путь, который принимал в расчет да и нет, противоположности, все противоречивые силы, путь, который создавал у них понимание необходимости борьбы за то, чтобы подняться выше битвы жизни, в то же время принимая участие в ней.

Человек подводился к некоему порогу, который ему надлежало перейти, и прежде всего он чувствовал, что от него требуется полная искренность. Это могло казаться трудным переходом, но то, что оставлялось позади, уже не имело прежней привлекательности. На фоне возникавших колебаний образ самого Гурджиева был мерой того, что необходимо давать и от чего необходимо отказаться, чтобы избежать неверного направления.

И это уже не было учением доктрины, но воплощенным действием знания.

Третья серия в том виде как она есть, неполная и незавершенная, открывает метод действия мастера – такого, который одним своим присутствием обязывает вас прийти к некоему окончательному решению, обязывает вас знать, чего вы хотите.

Перед смертью Гурджиев послал за мной, чтобы сказать, как он видел положение дел, и дать мне некоторые инструкции:

«Издавай тогда, когда будешь уверена, что время пришло. Издавай Первую и Вторую серии. Но самое главное, самое первое – это подготовить ядро людей, способных отвечать возникающим требованиям.

Пока не будет такого ядра, действие идей не пойдет дальше определенного порога. Это займет время… даже много времени.

Издавать Третью серию нет необходимости. Она была написана для другой цели. Тем не менее, если однажды ты придешь к убеждению, что ты должна это сделать, издай ее». Задача была для меня ясной: как только была издана Первая серия, было необходимо работать без передышки, чтобы сформировать ядро, способное, благодаря своему уровню объективности, преданности и требованиям, предъявляемым самому себе, поддерживать то движение, начало которому было положено.

ЖАННА ДЕ ЗАЛЬЦМАН

ПРОЛОГ

Я есть?.. Но куда исчезло то полное ощущение всего себя, прежде всегда бывшее во мне в такие же моменты само-исследования в процессе само-воспоминания…

Неужели эта внутренняя способность была приобретена мной – за счет всех видов само-отрицания и частого самостимулирования – только для того, чтобы теперь, когда ее влияние на мое Бытие стало более необходимым, чем воздух, она должна исчезнуть без следа?

Нет! Этого не может быть!.. Что-то здесь неправильно.

Если это правда, то тогда все в сфере разума – алогично.

Но во мне еще не атрофировалась способность к сознательной работе и намеренному страданию!..

Учитывая все прошлые события, я должен все еще быть.

Я хочу!.. и я буду!!

Кроме того, мое Бытие необходимо не только для моего личного эгоизма, но и для общего блага всего человечества.

Мое Бытие на самом деле необходимо всем людям; даже более необходимо им, чем их нынешнее благосостояние и счастье.

Я хочу еще быть… Я еще есть!

По непостижимым законам ассоциации человеческих мыслей, теперь, перед тем, как начать писать эту книгу, которая будет моей третьей – то есть моей инструктивной – серией писаний, и вообще моей последней книгой, в которой я хочу поделиться с другими созданиями нашего Общего Отца, подобными мне самому, почти всеми теми прежде неизвестными тайнами внутреннего мира человека, которые я случайно узнал, – мне снова пришло в голову то, цитировавшееся выше, само-убеждение, которое продолжалось во мне в некоем почти бредовом состоянии, имевшем место точно семь лет назад, и даже, как мне кажется, в этот самый час.

Этот фантастический монолог происходил во мне 6 ноября 1927 года, ранним утром в одном из монмартрских ночных кафе в Париже, когда, уже устав до изнеможения от моих «черных» мыслей, я решил пойти домой и там еще раз попробовать – удастся ли мне хотя бы немного поспать.

Хотя мое здоровье было, и тогда тоже, вообще плохое – в то утро я чувствовал себя особенно скверно.

Мое жалкое состояние было усугублено в то утро тем фактом, что в последние две или три недели я спал не более одного или двух часов в сутки, а в эту последнюю ночь не смог уснуть вовсе.

Основной причиной такой бессонницы и общего расстройства, в те дни уже чрезмерного, почти всех важных функций моего организма было непрерывное течение в моем сознании «тяжелых» мыслей относительно видимо неразрешимой ситуации, которая тогда неожиданно сложилась для меня.

Чтобы суметь объяснить, по крайней мере приблизительно, что это была за неразрешимая для меня ситуация, я должен сначала сказать следующее:

На протяжении более чем трех лет до этого я писал, почти день и ночь, постоянно подгоняя себя, книги, которые решил опубликовать.

Я сказал «постоянно подгоняя себя», потому что из-за последствий автомобильной аварии, которая произошла со мной как раз перед тем, как я начал писать эти книги, я был очень болен и слаб и поэтому, конечно, не был способен ни к какому активному действию.

И все же я не жалел себя и даже в таком состоянии продолжал очень тяжело работать, главным образом благодаря факторам, сформировавшим в моем сознании, в самом начале, следующее убеждение, принявшее характер idee fix.

Поскольку мне не удалось, когда я был в полноте своих сил и здоровья, на практике претворить в жизнь людей те благотворные истины, которые я осветил для них, то я должен, по крайней мере, любой ценой успеть до моей смерти сделать это в теории.

В процессе писания набросков, еще в первый год, различных фрагментов, предназначенных для публикации, я решил написать три серии книг.

Я решил содержанием первой серии книг добиться разрушения в сознании и чувствах людей глубоко укоренившихся убеждений, которые, по моему мнению, являются ложными и полностью противоречат реальности.

Содержанием второй серии книг доказать, что существуют другие способы восприятия реальности, и указать путь к ним.

Содержанием третьей серии книг поделиться возможностями, открытыми мною, прикосновения к реальности и, при большом желании, даже слияния с ней.

С такими намерениями я начал со второго года излагать письменно этот материал в отдельных книгах в форме, доступной для обычного понимания.

И как раз накануне тех событий, которые я теперь описываю, я закончил писать все эти книги первой серии и уже начал работать над книгами второй серии.

Так как я намеревался издать первую серию моих писаний в следующем году, я решил поэтому, параллельно с работой над книгами второй серии, устраивать частые публичные чтения книг первой серии.

Я решил это делать для того, чтобы перед окончательной отсылкой их в печать пересмотреть их еще раз, но на этот раз в связи с впечатлениями, которые различные фрагменты производили на людей различных типов и уровней умственного развития.

И имея в виду эту цель, я начал с тех пор приглашать в мою городскую квартиру разных людей, моих знакомых с соответствующей индивидуальностью, послушать главу, предназначенную для исправления, которая читалась вслух кем-то в их присутствии.

В то время моим основным местопребыванием – как для всей моей семьи, так и для меня самого – было Фонтенбло, но из-за моих частых поездок в Париж я был вынужден иметь квартиру и там.

Во время этих публичных чтений в присутствии слушателей многих различных типов, одновременно наблюдая аудиторию и слушая свое писание, теперь готовое к публикации, я в первый раз очень определенно установил для себя и ясно, без всякого сомнения, понял следующее:

Форма изложения моих мыслей в этих писаниях могла бы быть понята исключительно теми читателями, кто, тем или иным путем, были уже знакомы с особенной формой моего мышления.

Но любой другой читатель, ради которого, говоря прямо, я изводил себя все это время почти непрерывно день и ночь, не понял бы почти ничего.

В процессе этого публичного чтения, кстати, мне стало ясно в первый раз, какой, в частности, должна быть форма, в которой нужно писать, чтобы это было приемлемо для понимания любого читателя.

Итак, когда я все это для себя выяснил, только тогда встал передо мной, во всем своем блеске и величии, вопрос моего здоровья.