Текст книги "Война в воздухе"

2

Берт Смоллуэйс ничего не знал об этих мировых силах и колоссальных замыслах, пока не очутился в самой их гуще, глазея с разинутым ртом на гигантское стадо дирижаблей. Каждый, казалось, был длиной с лондонскую улицу Стрэнд и размером не меньше Трафальгарской площади. Берт в жизни не видел ничего более огромного и упорядоченного, чем этот необъятный парк. У него впервые возникло ощущение, что ни он, ни современники даже не подозревали о существовании столь невероятных и, похоже, очень важных вещей. В воображении Берта немцы оставались толстыми глупыми людьми, курящими фарфоровые трубки, заядлыми любителями науки, конины, кислой капусты и прочих неудобоваримых вещей.

Обзор с высоты птичьего полета продолжался недолго. Берт присел, услышав первый выстрел; шар сразу же начал падать, а Берт – растерянно соображать, чем объяснить свое появление и стоит ли выдавать себя за Баттериджа.

– О господи! – простонал он, испытывая муки выбора. Взгляд случайно упал на сандалии, и Берта накрыла волна отвращения к себе. – Они, чего доброго, решат, что я конченый идиот.

С этой мыслью он поднялся и выбросил мешок с песком, что и спровоцировало второй и третий выстрелы.

Берт съежился на дне корзины. В уме промелькнула мысль, что можно прикинуться умалишенным и таким образом избежать всех неприятных, сложных объяснений.

Больше он ничего не успел придумать. Дирижабли вдруг оказались над ним, словно посматривали на него свысока, корзина ударилась о землю, и Берта выбросило из нее кверху тормашками.

Он пришел в себя знаменитым – чей-то голос выкрикивал:

– Бутеридж! Я-я! Герр Бутеридж! Зельбст![11]11
  Здесь – собственной персоной (нем.).


[Закрыть]

Берт лежал на небольшом островке травы рядом с одной из главных магистралей воздухоплавательного парка. Ряды дирижаблей уходили вдаль, тупой нос каждого был украшен черным орлом размером в сто или около того футов. С другой стороны магистрали тянулась вереница газовых генераторов, промежуток между ними и дирижаблями пересекало множество толстых шлангов. Рядом валялись почти сдувшийся баллон и опрокинутая набок корзина, выглядевшая на фоне гигантской туши дирижабля крохотной поломанной игрушкой, привязанной к спущенному воздушному шарику. Берт смотрел на дирижабль почти в лоб; махина возвышалась словно утес, соприкасаясь боком со своим соседом. Путешественника окружила возбужденная толпа, состоявшая из рослых мужчин в ладно сидевших военных мундирах. Все наперебой галдели, некоторые что-то выкрикивали по-немецки. Берт сразу это понял, потому что говорящие с придыханием выплевывали звуки, напоминавшие фырканье испуганных котят.

Два слова повторялись снова и снова: «герр Бутеридж».

– Ничего себе! – удивился Берт. – Как они узнали?

– Besser…[12]12
  Лучше (нем.).


[Закрыть] – сказал кто-то, после чего последовала пулеметная очередь на немецком.

До Берта дошло, что высокий офицер в синем мундире говорил о нем в трубку полевого телефона, причем явно что-то нелестное. Второй стоял рядом, держа в руках портфель с чертежами и фотографиями. Оба офицера обернулись и посмотрели на Берта.

– Фы говорит по-немецки, герр Бутеридж?

Берт решил прикинуться контуженым и в меру способностей изобразил себя полностью потерявшим ориентацию.

– Где я? – спросил он.

Вновь все загалдели. Кто-то упомянул принца. Вдали раздался сигнал горниста, он был подхвачен горнистом поближе и наконец прозвучал совсем близко. Возбуждение многократно возросло. Мимо прогрохотал вагон монорельса. Бешено зазвонил зуммер полевого телефона; высокий офицер, похоже, вступил в горячую перепалку, затем подошел к группе, окружавшей Берта, и сказал что-то вроде «mitbringen»[13]13
  Доставить (нем.).


[Закрыть].

К Берту обратился человек с серьезным, изможденным лицом и седыми усами:

– Герр Бутеридж, сэр, мы сейчас идти!

– Где я? – повторил Берт.

Кто-то другой тряхнул его за плечо:

– Фы есть герр Бутеридж?

– Герр Бутеридж, мы сейчас идти, – повторил седоусый и беспомощно добавил: – Что есть хорошо? Как нам делать?

Офицер, говоривший по телефону, повторил фразу, в которой прозвучали слова «принц» и «mitbringen». Усатый некоторое время стоял, вытаращив глаза, но вскоре понял смысл распоряжения и разразился потоком указаний невидимым исполнителям. Посыпались вопросы. Врач, стоявший рядом с Бертом, несколько раз ответил «Ja! Ja!» и добавил что-то насчет Kopf[14]14
  Голова (нем.).


[Закрыть], затем поднял упиравшегося Берта на ноги. Два здоровенных солдата подхватили его под руки.

– Эй! – воскликнул Берт. – Что происходит?

– Фсе хорошо, – ответил врач. – Они вас нести.

– Куда?

– Полошите руки фокруг их… Hals…[15]15
  Шея (нем.).


[Закрыть] Вот так!

– Да, но куда меня несут?

– Дершаться!

Солдаты подхватили Берта прежде, чем он успел что-то еще сказать. Они скрестили руки в виде сиденья, и он обнял их за шеи.

– Vorwärts![16]16
  Вперед! (нем.)


[Закрыть]

Кто-то бежал впереди с портфелем, а самого Берта несли по широкой аллее между газовыми генераторами и дирижаблями – в целом быстро и без запинок, если не считать пары случаев, когда солдаты спотыкались о шланги и чуть не роняли его на землю.

На голове Берта красовалась альпийская шапка мистера Баттериджа, на плечах – подбитое мехом пальто мистера Баттериджа, вдобавок он откликнулся на имя Баттеридж. Сандалии беспомощно болтались на ступнях. Ну и дела! Чем вызвана такая спешка? Покачиваясь на руках солдат, он, разинув рот и в безмерном удивлении, озирался вокруг в наступавших сумерках.

Идеальный порядок на просторных, удобных площадках, огромное число солдат повсюду, аккуратные штабеля материалов, вездесущие линии монорельса и нависающие над головой, будто морские корабли, бока дирижаблей напомнили Берту детские впечатления от посещения верфи в Вулидже. Весь лагерь был олицетворением колоссального могущества современной науки. Низко расположенное электрическое освещение захватывало лишь небольшие пятачки земли, вокруг которых громоздились гигантские вертикальные силуэты. Причудливые тени Берта и его носильщиков скользили по бокам воздушных кораблей, сливаясь в образ чудовища на тоненьких ножках с раздутым, горбатым туловищем. Фонари висели низко, чтобы столбы и кабельные опоры не мешали взлету дирижаблей.

Опустились глубокие сумерки, наступил тихий, погожий вечер. Все предметы, окружавшие лужицы света на земле, превратились в едва различимую, уходящую в высоту матовую массу. В углублениях на корпусах дирижаблей, словно звезды на подернутом легкими облаками небе, горели маленькие сигнальные огни, превращая воздушные корабли в невесомые конструкции. На обоих боках дирижаблей черными буквами на белом фоне было выведено название, нос занимал раскинувший крылья, зловещий в наступающей темноте черный имперский орел.

Звучали горны, мимо с тихим гулом проскальзывали вагоны монорельсов с притихшими солдатами. В кабинах под брюхом дирижаблей горел свет. Двери, ведущие в обитые чем-то мягким проходы, были настежь открыты.

Время от времени раздавались голоса, отдающие команды мелькающим в темноте рабочим.

Берта внесли мимо часовых по трапу в длинный узкий коридор, через сваленный беспорядочной кучей багаж и опустили на пол на пороге просторной каюты площадью примерно десять квадратных футов и восемь футов высотой с малиновой обивкой и отделкой из алюминия. Высокий, похожий на птицу человек с маленькой головой, длинным носом и почти белыми волосами держал в охапке ремни для заточки бритв, колодки для обуви, щетки для волос и туалетные ершики, бормоча слова, среди которых встречались «Gott»[17]17
  Боже (нем.).


[Закрыть], «гром» и «Dummer[18]18
  Глупый (нем.).


[Закрыть] Бутерайш». Очевидно, это был прежний, ныне изгнанный хозяин каюты. Вскоре он ушел, Берта положили на диван в углу, сунули под голову подушку и закрыли дверь, оставив его одного. Все выскочили из каюты как ошпаренные. Чудеса, да и только!

– Ничего себе! – воскликнул Берт. – А теперь что?

Он осмотрел комнату.

– Баттеридж!.. Интересно, сказать им, кто я на самом деле, или не стоит?

Каюта привела его в недоумение.

– На тюрьму не похоже, на лазарет тоже.

Вновь проснулось прежнее беспокойство.

– Лучше бы я сбросил эти сандалии, – жалобно промямлил Берт в пространство. – Они меня выдадут с потрохами.

3

Дверь распахнулась, и в каюту вошел крепко сбитый молодой человек в военной форме с портфелем, рюкзаком и зеркальцем для бритья мистера Баттериджа.

– Ну и дела! – воскликнул он на безупречном английском языке. У него были рыжеватые волосы, на лице сияла улыбка. – Полагаю, вы и есть Баттеридж.

Офицер опустил вещи на стол.

– Еще полчаса, и мы бы начали, – продолжил незнакомец. – Вы, похоже, не очень торопились.

Он с любопытством оглядел Берта. Взгляд на секунду задержался на сандалиях.

– Вам следовало прилететь на своем самолете, мистер Баттеридж. – Незнакомец не стал дожидаться ответа. – Принц распорядился, чтобы я за вами присматривал. Он сам, естественно, не может вас сейчас принять, но считает ваше появление счастливой приметой. Последним благословением неба. Добрым знаком… Что такое?

Он встал и прислушался.

За дверью послышался топот ног, далекие сигналы горна подхватили трубы где-то совсем рядом, раздались короткие, резкие и, очевидно, важные команды. Зазвонил колокол, кто-то прошел по коридору, после чего наступила тишина – еще более тревожная, чем шум. Наконец послышались бульканье, шелест и плеск воды. Брови молодого человека поползли вверх. Поколебавшись, он выскочил из каюты. Раздался непохожий на другие звуки мощный звон, затем – отдаленные радостные крики. Молодой человек вернулся обратно.

– Они уже спускают воду из баллонета.

– Какую воду?

– Ту, что служила нам якорем. Здорово придумано, не находите?

Берт попытался осмыслить услышанное.

– Ну конечно! – воскликнул плотный молодой человек. – Вы ничего не поняли.

Берт ощутил легкую вибрацию.

– Включили двигатель, – одобрительно сообщил офицер. – Теперь уже недолго осталось.

Он замолчал, прислушиваясь. Кабина качнулась.

– Ей-богу, мы отправляемся. Началось!

– Отправляемся? Куда отправляемся? – воскликнул Берт, принимая сидячее положение.

Однако молодой человек снова выскочил из каюты. Из коридора доносились немецкая речь и другие нервирующие звуки. Качка усилилась.

Молодой офицер, появившись вновь, объявил:

– Мы стартовали. Как я и говорил!

– Ну и ну! – воскликнул Берт. – Куда мы стартовали? Прошу вас объяснить. Что это за место? Я не понимаю.

– Что-о? Вы не понимаете?

– Нет. Меня оглушило, когда я стукнулся головой. Где мы? Откуда мы стартуем?

– Разве вы еще не поняли, где находитесь и что происходит?

– Ни капельки! Откуда эта качка и шум?

– Вот шутник! Ничего себе… Какой бесподобный шутник! Вы действительно не знаете? Мы летим в Америку, неужели не ясно? Ведь вы успели к нам в последнюю минуту. Вы находитесь вместе с кронпринцем на нашем флагмане и ничего не упустите. Что бы ни случилось, без «Фатерланда» дело не обойдется.

– Мы! В Америку?!

– И-мен-но.

– На дирижабле?

– А вы как думаете?

– Я лечу в Америку на дирижабле! После полета на воздушном шаре! Ух… Я не хочу туда! Я хочу ходить ногами по земле. Высадите меня! Я сразу не сообразил.

Берт бросился к двери. Молодой человек остановил его одним движением, потянул за ремешок, и в стене с мягкой обивкой появился иллюминатор.

– Смотрите!

Оба выглянули наружу.

– Ой! Мы поднимаемся! – вырвалось у Берта.

– Вы правы, – весело ответил молодой человек. – Причем быстро!

Они мягко, спокойно поднимались над воздухоплавательным парком под мерный шум двигателя. Геометрические контуры парка расстилались в темноте, размеченные на равные промежутки светлячками фонарей. Черный провал в ряду серых круглобоких воздушных кораблей указывал на то место, откуда стартовал «Фатерланд». Вслед за ним, освобожденный от пут и кабелей, плавно поднимался в воздух второй монстр. Затем, прекрасно выдерживая дистанцию, появился третий, за ним четвертый.

– Слишком поздно, мистер Баттеридж, – констатировал офицер. – Мы уже в воздухе. Возможно, это вас несколько шокировало, но ничего не поделаешь. Принц распорядился взять вас с собой.

– Послушайте! Я совершенно сбит с толку. Что это за штуковина? Куда мы летим?

– Эта «штуковина», мистер Баттеридж, воздушный корабль, флагман кронпринца Карла Альберта. Мы летим в составе германского воздушного флота в Америку, чтобы показать этим нахалам, где раки зимуют. Единственное, что нас смущало, это ваше изобретение. Однако теперь вы у нас.

– Но ведь вы… немец?

– Моя фамилия Курт. Лейтенант военно-воздушных сил Курт к вашим услугам.

– Но вы говорите по-английски!

– Моя мать – англичанка, я учился в английской школе. Потом получил стипендию Родса. И все-таки я немец. В настоящее время я приставлен к вам, мистер Баттеридж. Вас контузило во время падения. Ничего страшного. У вас купят ваш самолет и все в придачу. Вам не о чем волноваться. Вскоре вы освоитесь со своим новым положением.

4

Берт, собираясь с мыслями, присел на лежанку со шкафчиками. Лейтенант, от природы очень тактичный молодой человек, рассказал ему о воздушном корабле.

– Вам, пожалуй, все это в новинку. Вы к таким аппаратам не привыкли. Да и каюта неплоха.

Он поднялся и сделал круг по комнате, показывая ее достоинства.

– Вот кровать, – сказал лейтенант, опустив откидной диван и тут же убрав его обратно в стену. – Вот туалетные принадлежности. – Курт открыл настенный шкафчик с аккуратно разложенными предметами. – Правда, стирка не предусмотрена. Воды маловато, хватает только для питья. Пока не долетим до Америки и не приземлимся, о ванне придется не вспоминать. Будем обтираться мочалкой из люфы. Для бритья выделяется пинта горячей воды, не более того. В шкафчике под вашим сиденьем лежат пледы и одеяла, они вскоре понадобятся. Говорят, что в полете бывает холодно. Не знаю, я первый раз поднимаюсь в воздух, если не считать полетов на планерах, но они почти всегда летят вниз, а не вверх. Три четверти ребят на нашем флоте ни разу не были в воздухе. За дверью – складной стул и столик. Хорошо придумано, а?

Курт выдвинул стул и взвесил его на мизинце.

– Довольно легкий, правда? Сплав алюминия и марганца, а внутри вакуум. Все подушки накачаны водородом. Хитро! И так во всем. На флоте нет ни одного человека, за исключением принца и еще двоих, кто весил бы больше ста пятидесяти фунтов. С принца, естественно, вес не сгонишь. Завтра я вас проведу по всему кораблю. Мне будет ужасно приятно.

Лейтенант, широко улыбнувшись Берту, заметил:

– А вы молодо выглядите. Я представлял вас пожилым человеком с бородой, эдаким философом. Не знаю почему, но умных людей я всегда представляю себе стариками.

Берт промямлил в ответ что-то невнятное. Лейтенанта между тем увлекла загадка: почему герр Баттеридж не прилетел на самолете собственного изготовления?

– Долго рассказывать, – буркнул Берт. – Послушайте! – вдруг воскликнул он. – У вас не найдется для меня лишней пары обуви? Эти сандалии надоели мне до чертиков. Такая гадость. Знакомый попросил разносить.

– Сию минуту!

Бывший стипендиат Родса обыскал каюту и выложил приличный набор обуви: бальные туфли, полотняные ванные шлепанцы и пурпурную пару, украшенную вышитыми золотом цветками подсолнуха.

Курт покосился на красные туфли.

– Я их и сам не надеваю. Прихватил с собой сгоряча, – лейтенант заговорщицки усмехнулся. – Мой друг сделал на заказ – в Оксфорде. Везде их с собой вожу.

Берт остановил выбор на бальных туфлях.

Лейтенант радостно захихикал:

– Мы тут примеряем обувь, а под нами расстилается панорама мира. Даже смешно… Смотрите!

Берт послушно выглянул в иллюминатор, вперив взгляд из крикливо оформленной красно-серебристой кабины в темную бесконечность. Земля внизу за исключением озера выглядела черной и однообразной, других дирижаблей по соседству не было.

– Снаружи больше видно, – предложил лейтенант. – Идемте! Здесь есть небольшая галерея.

Он провел Берта по длинному коридору, освещенному единственной маленькой электрической лампочкой, мимо каких-то инструкций на немецком языке на открытый балкон с легкой лесенкой, ведущей в парящую над пустотой галерею, сделанную из металлической решетки. Берт осторожно проследовал за провожатым. Из галереи открывался величественный вид на первый воздушный флот мира, плывущий по ночному небу. Флот выстроился клином, впереди и выше всех – «Фатерланд», хвост армады терялся в темноте. Темные огромные рыбины почти без света плавно поднимались и опускались в воздухе, и только тук-тук-тук двигателей нарушал тишину. Флот двигался на высоте пяти-шести тысяч футов и продолжал равномерный подъем. Внизу расстилалась притихшая земля, в прозрачной тьме светились сгустки огоньков сталелитейных заводов и улицы крупных городов. Мир как будто поместили на дно чаши – корпус дирижабля заслонял нижние пределы неба.

Берт и его спутник некоторое время наблюдали панораму.

– Как здорово что-нибудь изобрести, – вдруг сказал лейтенант. – Как вам пришла в голову идея вашего самолета?

– Долго работал, – помолчав, ответил Берт. – Шлифовал находки, пока не получилось.

– Наши люди ужасно в вас заинтересованы. Пришли к выводу, что вас задержали англичане. Разве они не проявляли интереса?

– По-своему да. Долго рассказывать.

– Умение изобретать новое – великий дар. Я хоть убей не смог бы ничего изобрести.

Оба замолчали, вглядываясь в темноту и погрузившись в мысли, пока звук горна не позвал их на поздний ужин. Берт вдруг встревожился.

– А вы не переодеваетесь к столу? – спросил он. – А то я привык заниматься одной наукой и работой на благо общества.

– Не беспокойтесь. У всех есть только один комплект одежды. Путешествуем налегке. Пальто, пожалуй, можете снять. В каждом углу кают-компании стоит электрический обогреватель.

Вскоре Берт оказался за столом в обществе германского Александра Великого – авторитетнейшего кронпринца Карла Альберта, полководца и героя обоих полушарий. Это был красивый белокурый мужчина с глубоко посаженными глазами, приплюснутым носом, закрученными усами и продолговатыми белыми кистями рук – одним словом, человек необычной внешности. Принц сидел выше всех остальных под черным орлом с распростертыми крыльями и флагами Германской империи, по сути на троне. Берта поразило, что принц смотрел не на людей, а поверх их голов, как будто видел что-то недоступное их зрению. У стола помимо Берта стояли двадцать офицеров различного чина. Всем было очень любопытно взглянуть на знаменитого Баттериджа. Кронпринц степенно приветствовал его, Берт по наитию ответил поклоном. Рядом с принцем стоял человек со смуглым сморщенным лицом, очками в серебряной оправе на носу и кустистыми пепельно-седыми бакенбардами, рассматривавший Берта с пристальным, смущающим вниманием. Покончив с непонятными Берту церемониями, все расселись по местам. У другого конца стола сидел офицер с птичьим лицом, чью каюту отдали Берту; он все еще был настроен недружелюбно и шептался с соседом. Прислуживали двое солдат. Ужин был простым: суп, жареная баранина, сыр. Говорили мало.

В кают-компании царило странное настроение – смесь торжества и угрюмости. Отчасти оно было реакцией на завершение упорных трудов и выражало сдержанную радость по случаю начала кампании. Всех охватило ощущение, что они отправляются в неведомое, судьбоносное приключение. Кронпринц был задумчив. Он поднялся с бокалом шампанского и объявил тост за императора. Все дружно, как прихожане на молитве в церкви, выкрикнули: «Hoch!»[19]19
  Ура! (нем.)


[Закрыть]

Курить не разрешалось, однако несколько офицеров вышли на небольшую открытую галерею пожевать табак. Когда тебя окружает столько горючих материалов, открытый огонь очень опасен.

Берта вдруг одолели зевота и нервная дрожь. Он чувствовал себя козявкой по сравнению с этими воздушными монстрами. Жизнь оказалась слишком велика, он потерял все ориентиры.

Что-то пробормотав Курту насчет головных болей, Берт поднялся из зыбкой маленькой галереи по лесенке наверх и лег в кровать, словно она могла укрыть его от всех невзгод.

5

Некоторое время Берт спал, потом его начали мучить кошмары. Он убегал от бесплотного ужаса по бесконечным коридорам внутри дирижабля, под ногами разверзались то бездонные колодцы, то огромные прорехи в небрежно натянутом тенте.

– Чтоб тебя! – воскликнул Берт, в седьмой раз за вечер провалившись в бездну.

Он сел в темноте и потер ушибленные колени. Дирижаблю не хватало грации воздушного шара. Берт чувствовал движение вверх, вверх, вверх, потом вниз, вниз, вниз, постоянную вибрацию и толчки, вызванные работой двигателей.

В уме толпились воспоминания. В их гуще, как терпящий бедствие пловец в неспокойном море, барахтался недоуменный вопрос: что делать завтра? Ибо завтра, как сообщил Курт, секретарь принца граф фон Винтерфельд придет, чтобы обсудить проект самолета, после чего состоится встреча с принцем. Значит, придется и дальше выдавать себя за Баттериджа, продавая изобретение. А если его разоблачат? Берт представил себе взбешенного Баттериджа. Может быть, во всем признаться? Сделать вид, что они сами обознались? Он начал строить планы, как половчее продать секрет, не называясь Баттериджем.

Сколько и чего запросить? Почему-то в уме всплыла сумма в двадцать тысяч фунтов.

Берта охватило уныние, нередко подстерегающее человека в предрассветные часы. Задача была слишком грандиозна, не по его скудным силам.

Планы смыло волной воспоминаний.

– Где я был вчера в это же время?

Вчера вечером он парил над облаками на воздушном шаре Баттериджа. Вспомнился момент, когда шар опустился ниже облаков и Берт увидел сумрачное море внизу. Память запечатлела неприятный инцидент с кошмарной реалистичностью. А позапрошлым вечером Берт и Грабб искали дешевое пристанище в Литтлстоуне в родном Кенте. Как давно это было! Берт впервые вспомнил о напарнике-дервише, оставшемся с двумя красными велосипедами на пляже Димчерча. «Без меня у него ничего не получится. Хотя Граббу еще повезло: наши сбережения остались у него в кармане», – подумал Берт. Вечером накануне, в понедельник, они обсуждали карьеру менестрелей, составляли программу выступления, разучивали танцевальные па. А еще раньше была Троица…

– Боже! – воскликнул Берт. – Вот чем обернулась поломка мотоцикла!

Он вспомнил беспомощные шлепки выпотрошенной подушкой и ощущение бессилия при виде вновь оживающего пламени. На фоне тревожных картин пожара возникла яркая, невероятно милая фигура недовольной расставанием Эдны, крикнувшей из автомобиля: «До завтра, Берт!»

Стаей налетели другие воспоминания об Эдне. Картины недавнего прошлого шаг за шагом подвели разум Берта к выводу: «Она и моргнуть не успеет, как я на ней женюсь». Тут же молнией сверкнула мысль: «Если продать секрет Баттериджа, я в самом деле смогу на ней жениться!» Что, если немцы действительно заплатят двадцать тысяч? Ведь такие случаи бывали! На эти деньги можно купить домик с садом, новые наряды, о каких раньше и не мечталось, автомобиль, отправиться в путешествие, наслаждаться всеми благами цивилизованной жизни под солнцем, и все это в компании Эдны. Разумеется, риск тоже следовало учитывать. Старый хрыч Баттеридж наверняка от него не отцепится!

Берт взвесил все за и против и снова впал в уныние. Он находился лишь на первом этапе своей рискованной одиссеи. Сначала надо продать товар и получить деньги. Но ведь он летит не домой, а все дальше от дома – в Америку, на войну! «Какая там война, – решил он про себя. – Сразу наша возьмет». Но что, если в брюхо «Фатерланда» угодит шальной снаряд?

– Пожалуй, есть смысл оставить завещание.

Некоторое время он лежал на спине и составлял в уме завещание, в основном в пользу Эдны. Берт окончательно остановился на сумме в двадцать тысяч фунтов. Кое-что по мелочам выделил в отдельные параграфы завещания, которое быстро становилось все путанее и причудливее.

Очнуться Берта заставило восьмое кошмарное падение в бездну.

– Эти полеты начинают сказываться на моих нервах, – пробурчал он.

Он почувствовал, как дирижабль идет вниз, вниз, вниз, потом – вверх, вверх, вверх. «Тыр-тыр-тыр», – бормотал двигатель.

Берт завернулся в пальто Баттериджа и все одеяла, какие нашел: воздух был очень свеж. Выглянув в иллюминатор, он увидел, как над облаками занимается серая заря, включил свет, запер дверь на засов, сел за стол и достал свой нагрудник.

Разгладив помятые листы бумаги ладонью, он принялся их рассматривать. Затем сравнил их с другими бумагами, лежавшими в портфеле. Двадцать тысяч фунтов. Если сразу зайти с козырей!

Некоторое время спустя Берт открыл шкафчик, в котором Курт держал письменные принадлежности. Берт Смоллуэйс был отнюдь не глуп и даже получил относительно неплохое образование. В школе он получил начальные навыки черчения, расчетов и чтения технических показателей. Не его вина, что родине надоело его учить и она вытолкнула недоучку барахтаться в мире рекламы и личной расторопности. Берт был таким, каким его сделало государство, и читатель не должен воображать, что устройство самолета Баттериджа было совершенно недоступно пониманию выходца из низов. И все же Берту пришлось немало поломать голову. Ему помогли навыки обращения с мотоциклом и опыт работы в магазине велосипедов, а также уроки черчения в седьмом классе. К тому же составитель чертежей самолета, кем бы он ни был, постарался представить конструкцию как можно нагляднее. Берт скопировал эскизы, сделал пометки, изготовил сносную, толковую копию главных чертежей и наброски остальных деталей, после чего глубоко задумался. Наконец он со вздохом поднялся, сложил оригиналы, которые хранил на груди, во внутренний карман пиджака, а в нагрудник тщательно спрятал копии, сделанные с оригиналов. Берт не совсем отдавал себе отчет зачем, просто ему претила мысль об окончательном расставании с секретом.

Он долго сидел и размышлял, утвердительно качая головой. Потом выключил свет и, обдумывая новые планы, сам не заметил, как уснул.