Текст книги "Русские оружейники"

Беседа с М. В. Фрунзе

В двадцатых числах января ударили страшные морозы. Чтобы можно было работать в мастерской, Дегтярев приказывал с утра зажигать все паяльные лампы и ставить их на верстаки около мастеров…

В один из таких дней, намерзшись в мастерской на цементном полу, Василий Алексеевич, придя домой, обул валенки, поел горячих щей и, сев на низенькой скамеечке у полыхающей голландки, с наслаждением закурил трубочку. Он любил в тихие зимние вечера посидеть у огонька, подумать о своих делах. В этот раз в комнате никого не было и уютную тишину нарушало лишь тикание часов да потрескивание березовых дров. На улице тоже было тихо. Сквозь синеватый морозный узор в окна смотрела строгая луна, да слышалось, как изредка трещал телеграфный столб и скрипел снег под ногами одиноких прохожих.

Василий Алексеевич перенесся мыслями к пулемету и стал обдумывать, нельзя ли его построить несколько иначе. Мягкими неслышными шагами к печке подошел сибирский кот Мишка и стал тереться об его ногу.

– Пришел, приятель, пришел… – ласково сказал Василий Алексеевич и, не прерывая своей думы, стал гладить Мишку по густой шелковистой шерсти. Кот, мурлыча, улегся рядом.

Василий Алексеевич разморился от жары и, расстелив на полу возле печки полушубок, прилег отдохнуть. Усталость взяла свое, и скоро он спал крепким сном.

Жена, закрывая печку, не захотела его тревожить, и, прикрыв стеганым одеялом, на цыпочках ушла в свою комнату…

Дегтярева разбудили тревожные гудки. Вскочив, он удивился, что уже утро – морозный узор на окнах горел розоватым светом восхода. Прислушавшись к гудкам, он быстро надел треух и, на ходу накинув полушубок, выбежал на улицу. «Уж не пожар ли?» – мелькнуло в сознании…

С вокзала, закутавшись в шали, шли заплаканные женщины.

– Что случилось, почему гудки? – спросил Дегтярев.

– Беда, родимый, слышь, как паровозы-то ревут… Ленин помер…

Эти слова тяжелым камнем ударили в грудь. Дегтярев пошатнулся и чуть не закричал от боли, которая тисками сжимала сердце.

– Ленин умер, Ленин, Ильич, – шептал он. Что-то теперь будет…

Размазывая кулаком стынущие на щеках слезы, он пошел туда, где тускло горели еще с ночи забытые огни, где, разрывая душу, ревел заводской гудок…

Во дворе завода молчаливо толпились рабочие, многие с непокрытыми головами. Они ждали официального сообщения, они все еще не верили, не хотели и не могли верить, что смерть сразила любимого Ильича.

Василий Алексеевич снял шапку, подошел вплотную к толпе и, молча пожимая руки рабочим, спросил:

– Когда?

– Вчера, в шесть часов пятьдесят минут, – угрюмо ответил один из рабочих и, не в силах одержать слез, отвернулся. Эти минуты, полные горечи и скорби народа, Дегтярев запомнил на всю жизнь. Запомнил он и то, как в одном из цехов рабочие делали венок – последний подарок Ильичу. На красном щите серебряные листья дуба переплетались с боевыми клинками, штыками и медно-золотистыми гильзами – эмблемами оружейников. Кто-то из чертежников дрожащей рукой выводил на алой ленте слова: «От укома КП(б) и рабочих организаций города…»

В день похорон Ленина, когда рабочие и служащие всего мира на пять минут остановили работу, Дегтярев, склонив голову у верстака, мысленно поклялся: все силы, всю свою жизнь отдать честному и беззаветному служению делу Ленина, делу рабочего класса.

Дегтярев по-своему переживал тяжелую утрату. Он ушел в работу, замкнулся, с утра и до позднего вечера сверлил, пилил, фрезеровал – старался тяжелым трудом заглушить боль души…

Однажды его пригласил к себе в кабинет Владимир Григорьевич Федоров и показал телеграмму из Москвы, по которой Федоров и Дегтярев спешно вызывались к товарищу Фрунзе.

– Так как же быть? – растерянно опросил Дегтярев.

– Поезд через два часа, сделайте необходимые распоряжения по мастерской и идите собираться, я буду вас ждать на вокзале.

На другой день оба изобретателя сидели в кабинете Михаила Васильевича Фрунзе.

Робость, которую Дегтярев испытывал всю дорогу, исчезла при первых же словах наркома.

Михаил Васильевич с исключительной теплотой расспрашивал изобретателей об их работе, о планах на будущее интересовался, в каких условиях они работают и живут.

Дегтярева удивило, что легендарный полководец Красной Армии до тонкости знает оружейное дело и говорит о многих новейших системах автоматического оружия так, словно сам является оружейником.

– Перед советскими оружейниками сейчас стоит задача создать оружие, которое бы превосходило известные заграничные системы, – сказал Михаил Васильевич. – Особенно нашей армии нужен хороший, легкий, простой и прочный ручной пулемет. Создание такого пулемета – дело неотложной важности, и я прошу вас об том подумать.

Прощаясь, нарком пожелал изобретателям успеха и сказал, что им будет оказана любая помощь в работе.

– Прошу не забывать и о том, – сказал он, – что несовершенство многих заграничных систем автоматического оружия объясняется тем, что оно создавалось в спешке империалистической войны. Несомненно, что сейчас изобретатели запада работают над усовершенствованием своих образцов. Я надеюсь, что оружие советских конструкторов превзойдет не только существующие иностранные образцы, но и то, которое ими будет сделано в ближайшие годы…

Беседа с Михаилом Васильевичем Фрунзе произвела на обоих изобретателей глубокое впечатление. Домой они возвращались воодушевленные, полные горячего стремления к творчеству.

Дегтярев был особенно рад тому, что Михаил Васильевич словно угадал мучившие его сомнения и прямо сказал: «Армии нужен хороший ручной пулемет».

Эти слова наркома Дегтярев воспринял как боевое задание. По возвращении домой он развернул заброшенную, неоконченную модель и, тщательно осмотрев ее, отложил в сторону.

– Все буду делать снова!

Рождение первенца

Отложив первоначальную модель, Дегтярев, однако, не отказался от нее полностью, напротив, он твердо решил взять за основу системы принцип своего автоматического карабина, то есть неподвижный ствол с отводом пороховых газов, но внести ряд конструктивных изменений, которые бы позволили сделать модель более компактной.

Рассматривая образцы ручных пулеметов, появившихся в годы империалистической войны, он самым серьезным недостатком этих систем считал тяжелый вес. Английский «льюис» весил 14,5 килограмма, германский «максим» (переделанный из станкового) – 18,9 килограмма и самый легкий французский «шоша» – 9 килограммов.

«Надо добиться того, чтобы русский, советский пулемет был легче любого из иностранных, чтобы каждый боец мог носить его за плечами», – размышлял Дегтярев.

Легкость системы была одним из самых главных требований, предъявляемых к будущему пулемету Михаилом Васильевичем Фрунзе.

А чтобы добиться легкости системы, следовало стремиться к наибольшей компактности коробки – центральной части всего механизма.

Задумавшись о компактности новой модели, Василий Алексеевич пришел к совершенно оригинальной мысли – заменить крышку плоской затворной рамой и на ней сделать скосы, разъединяющие боевые личинки. Рама должна была работать не от толкателя, а непосредственно от поршня.

Мысль о создании плоской затворной рамы так понравилась Василию Алексеевичу, что он, не раздумывая над тем, как расположатся все остальные детали, немедленно набросал приблизительную схему и, несмотря на поздний час, поспешил на завод.

В мастерской, кроме сторожа, никого не было. Василий Алексеевич разделся, отыскал подходящий кусок металла и, отбив зубилом приблизительные размеры, принялся за работу. Он был так упоен своим делом, что не заметил, как наступил рассвет. Лишь протяжный рев утреннего гудка, сзывающего рабочих, заставил его прервать работу.

Спрятав в стол кусок обструганного и рассверленного металла, он, довольный своими успехами, подошел к сторожу:

– Ну что ж, закурим, дедушка?

– Закурить закурим, а все же тебя, парень, похвалить нельзя.

– Почему это?.. Я ведь не в карты играл, а работал…

– Ишь какой ретивый нашелся, нешто для работы дня мало?..

– Может, и не мало, да ведь не всегда нужная мысль днем приходит…

– Рассказывай… Это только родить нельзя погодить, а тут и поутру бы можно…

– Не будем спорить, дедушка, на вот тебе табачку, да иди отдыхать. А о том, что я ночью работаю, – не рассказывай.

– Ладно уж, помолчу… – сказал дед и, понимающе подмигнув, пошел домой.

После беседы с Михаилом Васильевичем Фрунзе Дегтярев стал иногда и днем делать некоторые детали для пулемета в мастерской. Все же до поры до времени никому не хотел открывать своего секрета.

Создавая затворную раму, он расположил на ней и все ответственные части механизма.

Создание плоской затворной рамы, движущейся по продольным пазам коробки, позволило Дегтяреву уменьшить высоту коробки снизу. Но изобретатель не остановился на этом. Чтобы достичь предельной легкости пулемета, он непременно хотел добиться уменьшения коробки и сверху. После долгих раздумий и поисков Дегтярев решил применить круглый дисковый магазин с находящимся на нем же приемником для патронов.

Когда коробка и движущаяся в ней затворная рама были готовы, Дегтярев решился показать свою модель Федорову.

Дождавшись, когда сотрудники мастерской разошлись по домам, Василий Алексеевич извлек из стола модель своего пулемета, поставил ее на верстак и пошел за Федоровым.

Модель эта была сделана без всяких чертежей, по весьма приблизительным расчетам, и Дегтярев едва ли решился бы ее показать кому-либо другому, но он был уверен, что Федоров и по этому черновому образцу сразу определит, стоит над ней работать или нет.

Так и вышло. Владимир Григорьевич, осмотрев модель, не мог скрыть своей радости,

– Василий Алексеевич, я должен вас поздравить с большой удачей. Ваша система задумана удивительно просто и надежно, на этой основе можно сделать именно такой пулемет, о котором говорил товарищ Фрунзе. – На лице Дегтярева появилась счастливая улыбка. – Но то, что я вижу теперь, – это еще не модель. Немедленно переносите все работы в мастерскую. Вам будет помогать весь коллектив.

– Владимир Григорьевич, как же в мастерскую, – смущенно спросил Дегтярев, – ведь моя система не запланирована и на работы по ней не отпущено ни одной копейки?

– Это вас не должно беспокоить. Нам достаточно средств отпущено на мои образцы, и, делая вашу систему, мы не выбросим деньги на ветер…

И вот в конструкторском бюро под руководством самого Федорова по составленной им схеме началась спешная разработка чертежей и расчетов нового пулемета.

Как только первые рабочие чертежи были спущены в мастерскую, Дегтярев и его ближайшие помощники взялись за изготовление новой модели.

В процессе работы Дегтярев тщательно обдумывал и проверял все части пулемета вплоть до мельчайших деталей.

Была разработана быстрая смена ствола, достигнуто предельное использование пороховых газов на отбрасывание подвижных частей, что приводило к уменьшению колебания ствола при стрельбе. Кроме того, были сконструированы облегченные сошки – упор, которые создавали лучшую устойчивость пулемета и способствовали достижению большей кучности при стрельбе.

Самоотверженная работа всего коллектива мастерской и неутомимая деятельность самого Василия Алексеевича, делавшего и термически обрабатывавшего все ответственные детали собственноручно, позволили закончить первую модель осенью 1924 года.

В Москву была отправлена телеграмма, извещавшая об изготовлении нового образца ручного пулемета конструкции Дегтярева.

Первое испытание

Поздней осенью Дегтярев со своим изобретением был вызван в Москву – пулемету предстояло пройти комиссионные испытания.

Его провожали все работники мастерской, от души желая успехов. Результаты предстоящих испытаний были для них далеко не безразличны, ибо каждый вложил свою лепту в изготовление этой машины.

Федоров, крепко пожимая руку Василию Алексеевичу, говорил:

– Главное, не волнуйтесь, помните, что излишнее волнение может вам помешать и плохо отразится на ходе испытаний. Если случатся задержки или заедания, устраняйте их так же хладнокровно, как вы это делали в Ораниенбауме.

– Как-то боязно, Владимир Григорьевич…

– Понимаю; такое чувство испытывают все изобретатели, особенно при первом испытании своего детища. Поверьте, когда испытывали мою винтовку в девятьсот седьмом, я волновался не меньше вас.

– Помню, Владимир Григорьевич, а все-таки…

– Ничего, ничего, будьте смелей!

Ящик с разобранным пулеметом кое-как внесли в купе и положили на пол.

Дегтярев и сопровождавшие его люди, орудуя руками, пробились туда же и, не найдя мест, примостились на ящике. Поезд был до отказа набит мешочниками, спекулянтами и какими-то подозрительными людьми, неизвестно куда и зачем едущими.

Товарищи Дегтярева, осмотревшись, стащили с полки заспанного нэпмана и предложили прилечь Василию Алексеевичу.

– Нет, нет, я не лягу, – запротестовал он, – я хорошо выспался дома, да и не так уже долго проедем.

С полки свесилась взлохмаченная голова.

– А позвольте полюбопытствовать, что за товар везете, может, переуступите мне.

Дегтярев вспыхнул… Но стрелок-испытатель Малинин приподнялся и, поднеся к самому носу любопытного огромный кулачище, прошептал:

– Я те покажу товар.

Этот жест произвел на обитателей купе должное впечатление: все притихли и, немного пошептавшись, уснули. Был уже поздний час, и товарищи Дегтярева тоже задремали, а Василий Алексеевич, посасывая трубочку, все думал о предстоящих испытаниях своего пулемета.

Больше всего его волновал затыльник и коробка, которые трескались еще при испытании на заводе. Правда, теперь коробка была сделана заново с некоторым утолщением, и все же он беспокоился. – «Уж больно металл непрочный». А где было достать в те годы качественный металл? Страна только залечивала раны, нанесенные войной и разрухой, о чудесных металлургических заводах – Магнитогорском, Кузнецком, Электростали, построенных в первой пятилетке, тогда могли лишь мечтать.

«Ну, что будет – то будет, – думал Дегтярев, – за конструкцию не боюсь, а вот за прочность… как заставят дать выстрелов этак тысяч десять – пятнадцать… – не знаю…»

Но вот в окно заглянуло мутное дождливое утро. В купе зашевелились, начали собираться. Кондуктор, погасив и спрятав в карман свечку, сонным голосом оповестил:

– Подъезжаем к Москве!

– Ну как настроение, Василий Алексеевич? Вздремнули? – опросил стрелок-испытатель.

– Спасибо, чувствую себя хорошо.

– Этот буржуй насчет товару не приставал?

– Нет, не приставал…

– Ну и ладно!.. Давайте выходить. – Он взвалил на спину ящик и, крикнув: «Поберегись!» – направился к выходу…

Испытания были назначены в тот же день; Дегтярев с товарищами, наняв извозчика, отправился на полигон.

Погода не улучшалась: дождь то переставал, то начинался снова, небо было обложено густыми хмурыми тучами.

Пока добрались до полигона, порядочно вымокли и продрогли. Но тут, словно приветствуя новое изобретение, вдруг выглянуло солнце, подул легонький ветерок, и Дегтярев мигом повеселел.

Пулемет собрали и стали дожидаться комиссии. Скоро приехали старые знакомые Дегтярева – изобретатели Токарев и Колесников со своими пулеметами, тоже намеченными к испытанию, а за ними на полигон вышла группа военных.

– Комиссия! Комиссия! – пролетел шепот среди собравшихся.

Дегтярев сразу узнал среди членов комиссии Семена Михайловича Буденного, От сознания, что его пулемет будет испытывать сам товарищ Буденный, он ощутил большую радость и в то же время робел, Его томило какое-то нехорошее предчувствие…

– Занять места! – раздалась команда.

К Дегтяреву подошли военные и указали, куда нужно поставить пулемет.

Пулеметы Токарева и Колесникова установили по соседству.

– Что ж, давайте начинать! – сказал Семен Михайлович.

– Изготовиться к стрельбе! – раздалась команда.

Стрелок-испытатель поплевал на руки:

– Разрешите-ка, Василий Алексеевич.

– Нет, нет, я сам буду стрелять!

– Это уж как вам угодно, а только мне сподручней.

– Может, дальше вы, а пока я сам… – и Дегтярев, растянувшись на фанере, навел пулемет на белый лист мишени под самое яблоко.

– Огонь! – раздалась команда.

Пулеметы застрочили.

Командиры с секундомерами в руках вели счет количеству выстрелов.

Все пулеметы действовали хорошо.

Через некоторое время пулеметы поставили на охлаждение.

Семен Михайлович, наблюдавший за стрельбой Токарева, вместе с членами комиссии подошел к Дегтяреву.

Осмотрев пулемет, он потрогал коробку ствола:

– Э, да он почти не нагрелся… дайте-ка я постреляю.

– Пулемет совсем не пристрелян, Семен Михайлович, – оказал Дегтярев.

– Это ничего.

– Сменить мишени!

– Смени-ть ми-ше-ни! – раздалось над полигоном.

Семен Михайлович лег к пулемету и, тщательно прицелившись, дал очередь.

– Работает исправно, поглядим, какова меткость!

А уж от вала мчался красноармеец с мишенью.

– Ну-ка, ну-ка, покажите, что там? – и Семен Михайлович развернул лист мишени. Пули попали в самое яблоко и около него.

– А говорите, не пристрелян, – улыбнулся Семен Михайлович. – Для начала это очень хорошо… посмотрим, что будет дальше.

Испытания возобновились.

Дегтярев, приободренный отзывом Семена Михайловича, снова лег к пулемету, нажал спуск и почувствовал мелкую, волнующую дрожь в руках…

Стрельба шла славно. Стрелок-испытатель едва успевал менять диски. Но вдруг пулемет замер.

Дегтярев вскочил на колени и бросился разбирать его.

– Что, заело, Василий Алексеевич? – спросил стрелок-испытатель.

– Какое заело… сломался, – сокрушенно сказал Дегтярев.

– Так неужели нельзя починить?

– Сломался боек, о починке и думать нельзя.

Стрелок с досады злобно плюнул.

– Надо же такой беде приключиться.

– Что случилось у вас? – послышался голос Семена Михайловича.

Дегтярев поднялся и показал ему обломок.

– Сломался боек, Семен Михайлович.

– Жалко, начало было хорошим. Ну да вы не волнуйтесь, боек – пустая поломка. Поезжайте к себе, поработайте, а через некоторое время опять испытаем ваш пулемет. Желаю вам новых успехов! – и он крепко пожал руку изобретателя.

Дегтярев, подавленный случившимся, медленно уходил с полигона, а в ушах его звучал почти не прекращающийся треск пулеметов Токарева и Колесникова.

– Так что же, Василий Алексеевич, неужели мы сдадимся? – спросил стрелок-испытатель.

– Нет, будем работать. Меня подвела некачественная сталь… Обидно, конечно, но ничего. Мы еще повоюем!..

Радость творчества

Неудача с испытанием пулемета в Москве произвела на Дегтярева удручающее впечатление. Он рассматривал ее как провал всего дела, в которое вложил несколько лет упорного труда, лучшие мысли и надежды. Особенно тяжело было Дегтяреву от сознания, что над его системой работали не жалея сил все сотрудники мастерской и конструкторского бюро. Какими глазами он будет смотреть им в лицо? Что скажет в свое оправдание?..

Правда, в глубине души Дегтярев находил очень веские доводы в свою защиту – ведь пулемет сняли с испытаний не по причине его непригодности, а из-за поломки бойка, из-за поломки всего лишь одной детали. Но это мало успокаивало его. «Кто будет вникать в детали, – размышлял он, – забраковали, провалился, не оправдал надежд – вот как посмотрят многие… А пожалуй, найдутся и такие, которые посмеются, скажут: «Не лезь с суконным рылом в калашный ряд».

Дегтярев приехал домой рано утром и целый день просидел закрывшись, не решаясь идти на завод. А сидеть дома и думать о своей неудаче было еще тяжелее.

Уже поздно вечером кто-то постучал в дверь, и Дегтярев услышал внизу в кухне голос Федорова. Вот послышались его шаги по лестнице и наконец в комнате:

– Нехорошо, нехорошо прятаться, Василий Алексеевич, в мастерской люди не расходятся, ждут вас… Ну, здравствуйте, здравствуйте, с приездом.

– Спасибо, Владимир Григорьевич, только я и не рад, что приехал.

– Это еще что за настроение?.. Не узнаю вас, Василий Алексеевич.

– Чему же радоваться, забраковали мой пулемет.

– А мне звонили из Москвы, поздравляли с удачей, говорили, что ваш пулемет похвалил сам товарищ Буденный.

– Кто же вам звонил? – недоверчиво спросил Дегтярев.

– Звонили из Артиллерийского управления, есть указание отложить все работы и заняться вашим пулеметом, выделены специальные средства.

– Что вы говорите, Владимир Григорьевич? А я уж тут совсем приуныл.

– Да разве можно унывать из-за поломки бойка? Это же сущие пустяки. Помните, у меня в Ораниенбауме винтовка разорвалась при испытаниях, чуть руки не оторвало, а я и тогда не отказался от опытов.

– Да ведь и я не отказываюсь, Владимир Григорьевич, только стыдно как-то в мастерскую идти… мастера расспрашивать будут.

– Все давно уже знают и о поломке бойка, и о похвале товарища Буденного и рассматривают испытание пулемета не как поражение, а как победу.

– Неужели так, Владимир Григорьевич? – со слезами радости на глазах спросил Дегтярев. – Что же теперь делать?

– Я бы посоветовал вам не торопиться и сделать не боек, а новую модель всего пулемета, даже не одну, а две модели и тогда ехать на испытания. В случае отказа одной будем испытывать другую. Средства на эти работы уже отпущены.

– Если так, то я сейчас же иду на завод.

– Очень хорошо. Идемте вместе. Теперь создание вашего пулемета стало кровным делом всего коллектива.

Едва Дегтярев появился на пороге мастерской, как его тотчас же обступили рабочие, мастера, конструкторы, чертежники, стали успокаивать, поздравлять с успехом, уговаривать скорее браться за создание новой модели.

Дегтярев был растроган таким вниманием и заботой. Вытирая рукавом слезы радости, он горячо благодарил друзей, пожимал им руки, говорил:

– Будем работать, товарищи, и, я надеюсь, сделаем настоящий пулемет…

Как и предложил Федоров, стали изготовлять одновременно два образца. Один под наблюдением Федорова и Дегтярева изготовляли сотрудники мастерской, другой делал Василий Алексеевич собственноручно,

Дегтяреву было трудно угнаться за несколькими опытными мастерами, но он непременно хотел одну модель сделать собственными руками.

Федоров пытался отговорить его, но Дегтярев ничего не хотел слушать.

– Владимир Григорьевич, вспомните, сколько моделей ваших винтовок я сделал вот этими руками, так неужели я не имею права собственную модель делать сам?

– Кто же говорит об этом, Василий Алексеевич? Просто жаль, что вы будете тратить время и силы на работу, которую могут выполнить ваши помощники.

– Они сделают части такими же, какие они есть, а я их сделаю лучше, я буду стараться в каждую деталь вносить усовершенствование.

– Тогда соглашаюсь и не буду вас беспокоить, – сказал Федоров. – Это очень правильное суждение. Припоминаю, вы и в мою винтовку внесли ряд небольших, но очень ценных улучшений.

– Ну что там, Владимир Григорьевич… Там я не имел права отклоняться от чертежей, а тут я сам себе хозяин. Захотелось – изменю деталь, а то и совсем выброшу, из двух сделаю одну. Тут я буду работать и на ходу думать, улучшать…

Дегтярев приступил к изготовлению своей модели на другой день. Надев просторную темную толстовку, он встал к верстаку и начал опять с затворной рамы – самой главной части пулемета. Работал он не спеша, тщательно отшлифовывая и измеряя каждую грань, каждую выемку в металле. Сделав деталь, внимательно осматривал ее, то приближая, то удаляя от глаз, потом брал лупу и старался определить качество металла: нет ли трещин или маленьких предательских каверн.

Некоторые детали Дегтярев вначале рисовал на кусочке бумажки, потом переносил рисунок на металл и начинал обработку.

Создавая деталь из металла, подобно тому как скульптор высекает из камня какую-нибудь часть будущей скульптуры, он менял ее форму, стремился к тому, чтобы деталь была легче, но в то же время обладала достаточным запасом прочности.

Изготовив несколько деталей, он соединял их вместе, проверяя их спаривание.

Поставив перед собой задачу добиться в новой модели наибольшей простоты в устройстве механизма и легкости его сборки и разборки, Дегтярев стремился к уменьшению числа частей и некоторые мелкие детали объединял в одну, в две.

Иногда он подходил к Шпагину или еще к кому-либо из слесарей и, показывая только что сделанные детали, советовался с ними. Он ощущал большую радость от того, что теперь работал в коллективе и мог не только посоветоваться с любым из мастеров или конструкторов, но и получить от них любую помощь.

Каждый день к его верстаку подходил Федоров: осматривал готовые части, давал советы…

Однажды Владимир Григорьевич пришел и, прежде чем начать разговор о пулемете, строго сказал:

– Василий Алексеевич, на вас поступила жалоба.

– От кого это? – удивился Дегтярев.

– От вашей собственной жены, – рассмеялся Федоров, – говорит, от дому отбились, даже обедать не приходите…

– Это верно, Владимир Григорьевич, как возьмусь с утра за работу, так и не могу бросить. Все на обед идут, а я не могу оторваться. Пошел бы, конечно, кабы поближе… Время жалко.

– Так как же быть прикажете?

– Уж уладил, договорился с женой, чтоб обед сюда носила.

Но как ни старался Дегтярев, изготовление новой модели с многочисленными испытаниями, доделками и переделками продолжалось около двух лет. Лишь к осени 1926 года новый образец, сияющий стальными боками, был готов к комиссионным испытаниям.

Зато теперь Дегтярев не чувствовал прежней робости. Он был твердо уверен в своем пулемете.

Федоров не раз предупреждал его, чтобы он помнил слова Михаила Васильевича Фрунзе о том, что западные конструкторы не остановятся на моделях периода империалистической войны, они их будут совершенствовать, что между советскими конструкторами и конструкторами Запада непрерывно должен идти негласный поединок за лучшее вооружение своих армий боевой техникой.

Дегтярев ни на минуту не забывал об этом, он делал свой пулемет с учетом последних технических достижений, с учетом того, чтобы он мог вступить в соревнование с новейшими образцами автоматического оружия Европы и Америки и одержать в этом соревновании решительную победу.

Когда работа была близка к завершению, ему захотелось вступить в единоборство с конструкторами Запада уже не тайно, а явно – испытать качество своего изобретения на полигоне.

И скоро такой случай представился.