Текст книги "Русские оружейники"

29

Шпагин несколько дней ходил под впечатлением разговора с Федоровым. Теперь ему была ясна идея будущего изобретения. Да, он должен создать автомат под пистолетный патрон – грозное оружие ближнего боя. Автомат этот ему мыслился легким, маневренным, с высоким темпом стрельбы, способным давать шквальный огонь. В то же время новое оружие должно быть простым, чтобы с ним легко мог оправиться рядовой боец. Только тогда оно может стать основным оружием пехоты.

Мысли об автомате не покидали Шпагина ни днем ни ночью. Он стал замкнут, неразговорчив. Дома задумывался даже за обедом и нередко дочерям отвечал невпопад. Те прыскали, но мать суровым взглядом останавливала их:

– Тише, стрекозы, чего вам не сидится? Видите, отец думает…

Шпагин пытался нарисовать будущий автомат в своем воображении или набросать на бумаге, но ничего не получалось.

«Хорошо быть простым мастером, – думал он, – столяром, токарем, сапожником… Дали тебе чертеж или модель – и танцуй от них. Сразу представляешь, что и как нужно делать, знай работай. А тут, кроме желания создать новое оружие, ничего нет. Вот и попробуй сделай. Нет, надо от чего-то отталкиваться. Ведь и шаровую установку я делал, отталкиваясь от старой модели. Да и все изобретатели поступают так же! Даже скульптор, чтоб вылепить какую-нибудь статую, делает наброски с живых людей. Надо начинать с тщательного изучения всего, что сделано в этом направлении. А потом уже совершенствовать, создавать лучшее…»

И он снова обратился за помощью к своему учителю.

Федорова очень обрадовало желание Шпагина заняться разработкой автомата под пистолетный патрон. Это и понятно: ведь Владимир Григорьевич первый пролагал пути к созданию нового типа оружия. Его по праву считают изобретателем первого в мире автомата, который был применен в боях на Румынском фронте еще в 1916 году.

Он снабдил Шпагина таблицами боевых и технических качеств известных автоматов, созданных за последние двадцать лет, и даже подарил рисунки некоторых образцов.

Эти материалы были настоящим кладом для конструктора.

Шпагин долго и кропотливо разбирался в них, сравнивал один образец с другим.

Его удивляло, что все автоматы под пистолетный патрон очень тяжелы: их вес с наполненным магазином колебался от пяти до семи килограммов. Из-за этого они были громоздки и неудобны. И первое, чего хотелось добиться Шпагину при разработке своего автомата, – это предельного уменьшения веса.

А для этого нужно было знать вес деталей западных автоматов, толщину стенок коробки, ствола и многое другое. Георгий Семенович же располагал лишь самыми общими сведениями: о калибре, длине и весе автомата, о дальности прицельной стрельбы, о весе магазина, длине ствола и т. д.

Для конструкторов с инженерным образованием, привыкших мыслить аналитически, этих сведений было бы, вероятно, достаточно, чтобы представить себе каждый образец и оценить его достоинства. Для Шпагина их было мало.

Даже то, что было создано другими и от чего предстояло ему оттолкнуться, чтобы сделать прыжок вперед, он должен был не только знать по описаниям, но и видеть собственными глазами, ощупать собственными руками. Он должен был во что бы то ни стало познакомиться с существующими автоматами А где их взять?

Много вопросов волновало Шпагина. Много мыслей не давало ему покоя.

Однажды его срочно вызвали к директору.

На директорском столе лежал автомат с толстой ложей и массивным деревянным цевьем.

– Ну вот, можешь полюбоваться, Георгий Семенович, – немецкий автомат. Был захвачен нашими добровольцами во время войны в Испании. Что скажешь?

Шпагин взял автомат в руки и сразу узнал его по рисунку.

– Правильно, это немецкий «Рейн-металл», – сказал он, жадно и пристально осматривая оружие.

– Ну что, какова машина?

– Тяжеловата! – сказал Шпагин, взвешивая автомат на руке. – А как в устройстве и работе – надо поглядеть… разобраться.

– Хорошо, забирай его к себе, Георгий Семенович, изучай да мозгуй над тем, как бы сделать свой, чтоб и полегче и понадежней, ну и, само собой, попроще в изготовлении…

– Постараюсь… Думаю, что хуже не сделаю, – ответил Шпагин, а про себя подумал: «Уж теперь-то я разберу его по косточкам, определю все достоинства и недостатки, а свою машину сделаю такой, что все ахнут!»

30

Тщательно очистив автомат от пыли, грязи и масла, Шпагин начал осмотр. На тыльной части коробки он увидел надпись: «Р–М–40». Он взглянул на рисунок в книге. Не вызывало сомнений, что автомат был изготовлен по старому образцу. Принцип устройства был тот же, что и у известного ему по описаниям автомата «Рейн-металл» образца 1918 года: свободный, не сцепленный со стволом затвор при выстреле отбрасывался пороховыми газами назад и, натыкаясь на возвратную пружину, возвращался в прежнее положение, подавая патрон в ствол.

Шпагин тотчас же вспомнил автомат Федорова образца 1916 года. Там был подвижной ствол. И хотя конструкция Федорова отличалась от других автоматических систем того времени оригинальностью и простотой, все же свободный затвор для автомата с пистолетным патроном казался Шпагину более целесообразным.

Однако, найдя удачной конструкцию механизма, Шпагин обнаружил в автомате «Рейн-металл» много всяких недостатков. Во-первых, автомат был громоздок, неуклюж и, как говорят солдаты, не прицелист. Он весил без патронов 4090 граммов, а с магазином на 50 патронов – почти 6 килограммов. В этом отношении он мало отличался от автомата Федорова. Правда, он был короче на 29 сантиметров, что создавало больше удобств для действий в окопах, траншеях, домах или в лесу. Зато прицельная дальность немецкого автомата была в пять раз меньше – всего 200 метров. Автомат же Федорова поражал на 1000 метров.

Проводя сравнения между автоматами «Рейн-металл» и Федорова, Шпагин склонялся то в пользу одного, тс в пользу другого. И ему хотелось сделать третий автомат, который вобрал бы в себя лучшие качества обеих конструкций и отличался бы простотой изготовления, легкостью, а также более высоким темпом стрельбы и большей вместимостью магазинов.

Он сразу же решил, что калибр автомата Федорова (6,5 миллиметра) более предпочтителен, чем калибр «Рейн-металла» (9 миллиметров). Ведь одно это может дать выгоду и в весе автомата и во вместимости магазинов.

Короткий пистолетный ствол у «Рейн-металла» длиной в 200 миллиметров весил, конечно, меньше, чем ствол в 520 миллиметров, но проигрывал в прицельной дальности. Кроме того, он уменьшал начальную скорость пули, а следовательно, и ее убойную силу.

Тяжелая, громоздкая коробка автомата «Рейн-металл» не шла ни в какое сравнение с коробкой автомата Федорова. А Шпагин и внешнему виду автомата придавал серьезное значение. И дело тут не только в эстетических вкусах, а в том, что компактность и обтекаемость оружия создавали наибольшие удобства в обращении с ним.

Из сравнений разных систем у Шпагина складывались свои твердые взгляды на отдельные узлы автомата. Постепенно в его воображении вырисовалась новая модель более совершенного оружия. Он делал многочисленные наброски, обдумывал, вынашивал замысел будущей конструкции, как художник вынашивает образы героев будущего произведения, обдумывает сотни сюжетных ходов и построений, прежде чем взяться за перо или кисть.

31

Между тем военные события на Западе продолжали развиваться. Захватив Австрию, гитлеровская Германия поглотила Чехословакию, вступила в войну с Польшей, Францией, Англией.

Сведения с фронтов европейской войны говорили о том, что фашистская армия оснащена новейшим автоматическим оружием.

Шпагину не было известно, что в те дни, когда он вынашивал мысль о создании автомата под пистолетный патрон, Дегтярев уже получил срочное задание – взяться за разработку именно такого типа оружия.

Дегтярев был хорошо информирован о вооружении западных армий. Знал он и об автоматах, которые применялись в боях.

Он пригласил Шпагина и вместе с ним начал разбирать и осматривать «Рейн-металл». Шпагин с нетерпением ждал, что скажет об этой машине Дегтярев, и очень обрадовался, когда суждения талантливого конструктора совпали с его собственным мнением: Дегтярев одобрил принцип работы механизма, но нашел автомат громоздким и слабым в боевом отношении.

– Нам необходимо будет подумать над увеличением боеспособности автомата, – сказал Дегтярев, – увеличить темп стрельбы, удвоить прицельную дальность и создать более вместительный магазин для патронов.

Дегтярев любил обдумывать будущую конструкцию в уединении. Иногда он даже уходил в лес и, присев где-нибудь на пеньке или на сломанном дереве, размышлял. Когда главные узлы конструкции были осмыслены и модель начинала проясняться в его воображении, он набрасывал схемки и давал задания чертежникам, расчетчикам, инженерам-конструкторам. В работу, таким образом, вовлекался весь коллектив конструкторского бюро.

На этот раз работа должна была быть выполнена в исключительно сжатые сроки. И Дегтярев и его сотрудники понимали, что от них зависит, насколько быстро можно будет оснастить Красную Армию новым оружием. Поэтому, беря за основу существующий принцип автоматики, Дегтярев не стремился к коренной переделке системы.

Прежде всего он предложил уменьшить калибр с 9 миллиметров до калибра русской винтовки Мосина – 7,62 миллиметра. Исходя из этих данных и велись все расчеты будущего автомата.

Для охлаждения ствола Дегтярев решил применить трубчатый кожух с продолговатыми сквозными отверстиями и внес в конструкцию много других улучшений, добиваясь ранее поставленной цели – увеличения боевой мощи создаваемого оружия. Иногда изменения и усовершенствования производились в процессе работ над опытными образцами.

Шпагин принимал участие в работе над отдельными узлами нового автомата. В эти дни он особенно тщательно следил за работой Дегтярева, дивился его сообразительности, учась у него искусству конструирования.

Неожиданно вспыхнула война с белофиннами. Наша пехота шла на белофинские укрепления с магазинными винтовками системы Мосина, самозарядными винтовками Симонова и Токарева. Коллектив конструкторского бюро, руководимый Дегтяревым, спешно завершал свои работы по созданию нового автомата.

В разгар войны с белофиннами автомат Дегтярева ППД (пистолет-пулемет Дегтярева) был готов. Он показал хорошие боевые качества в сравнении с немецким и финским автоматами. Завод приступил к производству нового оружия.

Сравнивая три автомата, Шпагин считал, что Дегтярев добился серьезных успехов. Благодаря изменению калибра и внесению конструктивных изменений ему удалось уменьшить вес своего автомата на 1 килограмм и 200 граммов по сравнению с весом «Суоми» и на 600 граммов по сравнению с весом «Рейн-металла». Стремясь к наибольшей боеспособности автомата, Дегтярев увеличил начальную скорость пули до 400 метров в секунду (у «Рейн-металла» – 327 метров в секунду, а у «Суоми» – 300). Это позволило в два с половиной раза увеличить прицельную дальность (с 200 до 500 метров) и значительно повысить темп стрельбы. К. тому же Дегтярев создал магазин вместимостью 70 патронов, что положительно сказалось на боеспособности автомата.

Шпагин от души радовался успехам своего учителя и в то же время продолжал вынашивать свою конструкцию. Он видел, что ППД создавался в спешке, и Дегтярев, естественно, не мог устранить некоторые недостатки, которые в других условиях не были бы допущены.

Учитывая все это, Шпагин стремился создать такой автомат, который превзошел бы автомат Дегтярева во всех отношениях.

В то время как автоматы Дегтярева шли из цехов на фронт, у Шпагина уже начали вырисовываться основные контуры нового оружия. Оставаясь по вечерам в мастерской, он стал создавать пробный макет своей машины.

Шпагин ставил перед собой задачу предельно уменьшить вес автомата, упростить процесс его производства.

32

Зима в тот год была на редкость свирепой. Морозы завернули такие, что трещали телеграфные столбы. Ночью приходилось подкладывать в печку дров.

В пятницу на второй неделе января мороз был особенно лют. И все-таки, когда прозвучал обеденный гудок, Шпагин вышел из конструкторского бюро и направился домой. Хотелось поесть горячих щей, посидеть у растопленной печки, подумать.

В легких валенках бодро шагалось по скрипучему снегу. Деревья застыли в голубоватом инее. Из труб притихших домов столбами поднимался густой розоватый дым. Мороз щипал лицо, приходилось дышать в рукавицу. На улицах было пустынно.

Вдруг Шпагин услышал гулкое пофыркивание машины и шум голосов. Он свернул на главную улицу и увидел большую толпу около школы. Его обогнали двое мальчишек.

– Бежим быстрее, Федька, уже привезли, – торопил паренек постарше.

– Кого привезли? – спросил Шпагин.

– Раненых. В школе устраивают госпиталь.

Шпагин побежал вместе с мальчишками, протиснулся сквозь толпу. Из открытого автобуса на носилках выносили закутанных в одеяла раненых бойцов. Некоторые из них стонали. Женщины, уткнув лица в воротники, плакали. Мальчишки, растирая рукавицами щеки и носы, смотрели с испугом, стараясь заглянуть в глаза бойцов.

Шпагин прошел в помещение. Его узнали, дали белый халат, провели к начальнику госпиталя. Начальником оказался известный в городе врач Сергей Александрович Павлов. Добродушный, с седеющей бородкой, одетый в военную форму, он как-то посуровел и выглядел строго, но Шпагина принял учтиво, как старого знакомого.

Шпагин поинтересовался, хорошо ли оборудован госпиталь, не нужно ли чем помочь.

– Спасибо, Георгий Семенович, кроватей и постельных комплектов достаточно, медикаментов тоже, а это теперь – главное. Вот в коридорах санитары очень стучат сапогами. Если б достать ковры, было бы отлично. Раненым нужен покой. Хорошо бы раздобыть также шашки, домино, шахматы, а то выздоравливающим будет скучновато.

– Ясно, Сергей Александрович. Сейчас постараюсь расшевелить общественность.

Шпагин уселся у телефона и стал звонить в завком, в клуб, в горсовет.

Часов в семь, когда коридоры были застланы ковровыми дорожками, когда раненые успели пообедать и отдохнуть после трудной дороги, Сергей Александрович пригласил Шпагина пройтись по палатам, поговорить с фронтовиками.

Обойдя несколько палат, Шпагин ни с кем из бойцов не разговорился. Все они устали после дороги, разговор как-то не вязался. И уже когда он собирался идти домой, из угла палаты кто-то окликнул его по имени. Шпагин остановился и стал всматриваться в молодое заросшее щетиной лицо.

– Не узнаете, Георгий Семенович? Это же я – Шухов, Антипа Савельича сын.

– Гриша, неужели ты? – Шпагин вспомнил веселого паренька с кудрявой шевелюрой, которого он в прошлом году устроил учеником в ремонтно-механический. Теперь, остриженный наголо и небритый, Гриша совсем не походил на себя. Лишь веселые, как у отца, глаза светились голубоватым огнем. Шпагин пожал ему руку, присел рядом на кровать. У него явилось желание отругать Григория за то, что тот самовольно, не посоветовавшись ни с ним, ни даже с отцом, ушел в лыжный батальон, но обстановка была явно неподходящая, и Шпагин только спросил:

– Отец знает?

– Нет. Я не писал… И вы не расстраивайте его, Георгий Семенович. Доктор говорит: «Вылечу, поставлю на ноги». А поначалу-то я испугался, думал, ногу отнимут.

– Обморозил, что ли?

– Нет. Ранение… Автоматчик нас срезал… щюцкоровец.

– Автоматчик, говоришь?..

– Да. На разведку наше отделение ходило. Все на лыжах. В лесу тишина, идем осторожно. Вдруг тра-та-та-та, и шестерых как не бывало – наповал срезал. А двоих – меня и еще одного бойца, Сашку Мохова, – ранило. Он, автоматчик-то этот, на елке сидел. Наши, которые уцелели, залегли за деревьями и из винтовок его ссадили. Потом и нас вынесли. А шестерых там и схоронили.

Шпагин вздохнул:

– И большие потери от автоматчиков?

– Ох, большие, Георгий Семенович… Если бы в открытую бились, тогда другое дело, а то нам его не видно, а мы у него как на ладони. Бьет на выбор, наверняка. А главная беда в том, что у них автоматы, а у нас винтовки.

– Значит, автоматы очень нужны бойцам?

– Так нужны, Георгий Семенович, что и сказать нельзя.

Шпагин задумался, почесал подбородок:

– Ну вот что, Гриша, я отца подготовлю, ты не печалься об этом, тебе сейчас поправляться надо. А автоматы мы уже делаем и скоро будем их штамповать, как ложки.

Шпагин вышел из госпиталя взволнованный. Напряженно работала мысль: «Как был прав Федоров, призывая к созданию автоматов! Если б мы тогда по-настоящему взялись за дело, может быть, тысячи бойцов были бы спасены от смерти…»

Он шел и думал, и даже мороз не брал его разгоряченное тело. «Автоматы, автоматы… Сколько же их нужно? Ведь, пожалуй, я рано обнадежил бойцов. Завод выпускает ППД в небольшом количестве, а их нужно штамповать, как ложки. Следует до предела упростить конструкцию. Нужно все главные части поставить на штамповку. Это оружие должно стать действительно массовым… Штамповка – вот что может нас спасти и выручить. Да, автоматы нужно штамповать, как ложки! Но как, как этого добиться?»

33

Разговор с фронтовиками заставил Шпагина пересмотреть и заново продумать то, что было продумано сотни раз. И это естественно. Ведь он собирался поставить вопрос о перевооружении армии новым автоматическим оружием, хотя автомат Дегтярева был только что принят на вооружение.

Шпагин знал, что организация производства ППД повлекла за собой огромные затраты. Он отлично понимал, что автомат Дегтярева значительно лучше иноземных, значит, чтобы поставить вопрос о замене его, нужно было создать что-то необыкновенное. Но можно ли было надеяться на такой успех? Автомат Дегтярева работал безотказно: бойцы присылали с фронта множество писем, в которых давали ему самую высокую оценку. Казалось, не было никакого резона браться сейчас за разработку нового образца.

Но Шпагин смотрел на дело иначе. «Время идет вперед, – размышлял он. – Техника развивается и совершенствуется не по дням, а по часам. Едва ли немцы продолжают выпускать автоматы по образцам восемнадцатого и двадцатого годов. Конечно, у них появились новинки. И эти новинки могут оказаться более совершенным оружием, чем автоматы ППД. Мы должны предусмотреть это и лишить будущих противников возможного преимущества в вооружении». На успех было не так уж много надежд. И все же Шпагин твердо решил действовать.

В автомате Дегтярева, как и в заграничных системах, он видел один крупный недостаток – сложность изготовления. Наблюдая в цехах, как делаются ППД, он подсчитал, что при таких темпах для оснащения Красной Армии автоматами потребуется чуть ли не десять лет. Конечно, это был очень грубый подсчет, но все же его следовало иметь в виду, думая о перевооружении армии.

Пусть этот срок удалось бы сократить вдвое, но и тогда он был бы решительно неприемлем, так как фашистская армия уже была вооружена автоматами. Нужна была новая, предельно простая конструкция автомата, обеспечивающая штамповку оружия и оснащение им армии в течение не десяти лет, а десяти месяцев.

Именно это, а не конструктивные особенности автомата Шпагин считал главным в настоящий момент.

Смущало его лишь одно: можно ли производство оружия, да еще оружия автоматического, поставить на штамповку? Над этим следовало задуматься, так как ни в одной стране мира подобных опытов еще не производилось.

Шпагин не был ни инженером, ни специалистом по обработке металла. Он не мог подтвердить расчетами свои соображения. Он боялся, что его предложения натолкнутся на косность некоторых руководителей и хорошее, нужное дело может погибнуть в самом зародыше. И он решил проверить правильность своих замыслов, убедиться в практической возможности осуществления штамповки в производстве точных деталей.

«Ложки действительно штампуют, – думал он, – но ведь их штампуют из тонких листов, да еще из мягкого алюминия или податливой нержавеющей стали. С автоматами совсем другое дело. Даже кожух надо штамповать из трехмиллиметрового железа. Это не шутка! К тому же нужна исключительная точность отделки, чтобы детали после штамповки шли на сборку без дальнейшей обработки. Возможна ли в штамповке такая чистота? Надо побывать на заводах, посмотреть, поговорить со специалистами…»

Как-то, вернувшись с завода домой, Шпагин увидел у дочки маленький заводной автомобильчик.

– А ну-ка, покажи, дочка, что у тебя за машина?

Та подала ему игрушку.

– Интересно… весь кузовок штампованный… Удачно, очень удачно. Правда, из тонкой жести, но сделан здорово, ничего не скажешь… А что, если бы взглянуть, как делают настоящие автомобили? Ведь там, очевидно, крупные детали штампуют?

Шпагин не любил откладывать задуманное. Отпросившись на заводе на два дня, он отправился в Горький на автомобильный завод.