Текст книги "Бладшот"

Глава тридцать пятая

О Европе Джина мечтала всю жизнь. И если, желая убраться подальше от Сан-Диего, подальше от горьких воспоминаний, переехала туда, это вполне можно было понять. В Британии Бладшоту бывать уже доводилось – в рамках программы обмена методиками обучения с войсками спецназначения Соединенного Королевства. Коллеги из САС и «Особой лодочной службы» водили его гулять по Лондону. Хорошее было времечко, однако столица Британии запомнилась ему, прежде всего, дождями да серостью. Впрочем, сегодня все обстояло иначе. Сегодняшний день выдался солнечным, ясным, как летнему дню и положено. Идя по одному из широких, зеленых бульваров Сохо, мимо расставленных на мостовой столиков баров и кафе, Бладшот вспоминал, как ходил сюда выпить с парнями из британских войск специального назначения. Да, Сохо мог оборачиваться местом очень даже гедонистическим, разгульным и шумным, особенно поздними вечерами, но сейчас казался просто одним из в меру людных, облагороженных и обновленных районов центра столицы. В сердце встрепенулось абсурдное, нелепое беспокойство о том, что в Лондоне Джина окажется слишком уж далеко от моря – как будто без моря она может засохнуть, рассыпаться в пыль на ладони и улететь по ветру, точно русалка в одной из старинных сказок.

А вот, за одной из старомодных красных британских телефонных будок, и ее дом – Сохо-Террейс, номер 71. Старенький особнячок с террасой, белые стены, дощатые ставни на окнах первого этажа, над средним из верхних окон развевается по ветру полотнище «Юнион Джека»…

У крепких двустворчатых дубовых дверей Бладшот остановился, замешкался. Именно в таком доме и хотелось бы жить Джине, обернись ее жизнь по-иному! На миг восторг затмил все его нетерпение. Пожалуй, ради такого стоило пройти сквозь всю эту боль и кровь. Чтобы добраться сюда, стоило повоевать.

Все колебания разом забылись. Подняв руку к кнопке дверного звонка, Бладшот проводил взглядом черный кэб, проехавший мимо. Нет, о том, что и это – обман, еще одна жестокая шутка Хартинга, он не желал даже думать. Палец на кнопке звонка дрогнул лишь самую малость.

Долго ждать на пороге ему не пришлось.

Дверь распахнулась, и Джина шагнула навстречу.

Ясное дело, выглядела она иначе, старше. Конечно, со дня расставания прошла максимум пара месяцев, но скорбь делает с людьми и не то. Сменила она и прическу, и даже манеру одеваться: незнакомый зеленый джемпер, джинсы, кроссовки… В прошлом она по каким-то личным причинам даже в повседневный наряд старалась внести какую-нибудь изюминку, но эту перемену тоже можно было списать на скорбь, или на розовые очки Бладшотовой памяти, на воздвигнутый им для нее пьедестал. Внезапно Бладшота охватил ужас: сколько же в его памяти ложного, имплантированного? Надо полагать, большая часть – настоящая, но что, если нет? Усилием воли он подавил страх: ведь сейчас Джина здесь, перед ним!

Лицо ее сохраняло сдержанное равнодушие, с каким отворяют дверь незнакомцу. Это казалось довольно обидным, но в следующий миг Джина узнала его.

– Рэй?

А он ведь почти позабыл, что это – его настоящее имя…

– Джина! – откликнулся он, шагнув вперед.

Джина обняла его, но как-то не так. Сдержанно. Будто друга, но вовсе не мужа, не любимого и единственного.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Джина, ты себе не представляешь, что мне пришлось пережить.

Тут он ненадолго замялся, не зная, с чего начать. Столько безумных событий… поди это все объясни! Особенно если самому пережитое кажется чистой фантастикой.

– Ну, зная тебя… видимо, все это секретно.

Нет, встречу с женой он представлял себе вовсе не так. Откуда в ней эта сдержанность? Отчего она, скорее, удивлена, чем рада, счастлива видеть его?

– Это точно. И куда сумасброднее, чем обычно… но теперь-то я дома.

Джина приподняла брови, и Бладшот почувствовал первые трещинки, первые разногласия. Определенно, происходило что-то не то, однако ему не хотелось с этим мириться.

– Дома? – переспросила она.

– Да, – подтвердил он. – Я вернулся.

Эти слова не подействовали.

– Вернулся к тебе.

«Да отчего же и это не действует?»

Джина просто смотрела на него во все глаза, сбитая с толку, в явной нерешительности.

– Да что же стряслось? – спросил он, чувствуя, как внутри, в душе, что-то рушится, распадается на куски.

– Оставь, Рэй. Прошлое позади.

Падение плашмя с высоты восьми этажей, с крыши отеля в Кейптауне, и то причинило меньшую боль.

Проглотив подступивший к горлу комок, Бладшот изо всех сил постарался сохранить самообладание. После всего пережитого, чтобы добраться сюда, к глазам подступали слезы.

– Что значит «прошлое позади»? О чем ты? Мы же любим друг друга.

«Пойми же, пойми», – мысленно молил он.

– Любили, но с этим же все решено, – откликнулась Джина. – Что происходит? С тобой все окей?

Что все это может значить? Она говорит так, точно они развелись, а вовсе не так, будто считала его погибшим. Ни о каком «окей» тут и речи не может быть.

– Но я же вернулся домой, – сказал он. – Я всегда возвращаюсь домой.

Секунду-другую Джина молчала, не сводя с него опасливого взгляда.

– Я не хотела, чтоб ты возвращался домой. Я хотела, чтоб ты из дому не уезжал, – отвечала она.

Старый спор…

«Нет, – подумал Бладшот, – пора называть вещи своими именами. Не спор. Довод».

Ему захотелось сказать, что и он желает того же самого. Того же самого, и более ничего… но в голосе Джины чувствовалась непреклонность.

– Но… Хартинг сказал мне, что ты погибла, и я…

– О чем это ты? Кто сказал, будто я погибла?

Тон Джины сомнений не оставлял. Она все еще была неравнодушна к нему, но любить…

Бладшот устало привалился плечом к косяку.

– Этот доктор… он впрыснул мне в кровь множество микроскопических роботов. И с памятью моей грязные трюки проделывал. Ты даже не знаешь, как трудно было к тебе вернуться. Как пришлось драться, чтоб снова найти тебя.

Еще не закончив, он понял, что говорит, будто помешанный. Самый безумный из «бывших», внезапно явившийся на порог с самым безумным бредом в ее жизни… На лице Джины явственно отразилась тревога с примесью страха – а ведь он всей душой надеялся не стать причиной ее тревог никогда.

«Нет, ты просто не желал замечать ее страха. А она волновалась, тревожилась всякий раз, когда ты уезжал. И всякий раз, когда возвращался с новыми шрамами».

Известное дело: жизнь в страхе рано или поздно становится невыносимой.

– Мама? – раздался изнутри детский голос.

Бладшот крепко зажмурил глаза.

«Ну да, разумеется, у нее и дети есть – мы же всегда этого хотели. И живет она в одном из самых дорогих районов Лондона, живет новой жизнью, с новой семьей…»

Влекомая вперед заботой о матери, к ним осторожно приблизилась красавица-девочка. Светлые волосы, глаза – копия глаз Джины… Бладшот молча глядел на нее сверху вниз. Казалось, он вот-вот отключится. Кроме Джины, у него во всем мире не было никого.

– Дейзи, милая, ступай в дом, – велела дочери Джина.

Девочка двинулась в комнаты, с подозрением оглядываясь на человека, встревожившего ее маму.

– Джина, когда ты в последний раз меня видела? – выдавил Бладшот.

– Не помню. Еще там, в Сан-Диего, – отвечала она.

– Но когда это было, Джина? – снова спросил он.

Голос звучал спокойно, тихо, хотя ни о каком спокойствии Бладшот даже не помышлял: весь его мир рушился на глазах.

– Пять лет назад.

Глаза его едва не вылезли из орбит. Не в силах постичь услышанного, он пошатнулся.

– Рэй? – окликнула его Джина. Да, она волновалась о нем, но подойти ближе, прикоснуться к нему явно не хотела.

– Пять лет…

– Мама, иди ко мне, – раздался из комнат голос Дейзи.

Ну вот, теперь он и девочку перепугал.

– Секунду, милая, – отозвалась Джина и вновь повернулась к нему. – Рэй, ты окей?

Рэй отступил назад и едва не рухнул на булыжную мостовую. Все надежды рассыпались в прах. Вместе с миром, в который он возвращался – если мир этот хоть когда-нибудь существовал.

– Хочешь, я позвоню кому-нибудь? – спросила Джина.

Он понимал, что она не имела в виду ничего подобного, однако этот вопрос был слишком похож на жестокую шутку. Позвонить? Кому? Хартингу с «Бензопилой»?

– Мама, пожалуйста!.. Мама! Мамочка!

Испуганная девочка звала все настойчивее. Словно разрываясь напополам, Джина перевела взгляд с него на дочь.

– Дейзи, пожалуйста, ступай, поиграй с братиком, – сказала она, повернувшись к дочери.

Оставаться здесь и дальше он просто не мог.

Когда Джина повернулась лицом к улице, Рэй исчез.

За спиной ее пятилетний сын взял Дейзи за руку и повел сестренку назад, в гостиную.

Глава тридцать шестая

Досье на Двойняшек имелись и в ЦРУ, и в ФБР, и в АНБ, и во время перелета из Куала-Лумпура в международный аэропорт Гуарани Кей Ти изучила все три. Разумеется, братьями-близнецами Ману Гонсалес и Ган Тэ-Юн не были. Прозвище досталось им из-за поразительного внешнего сходства, хотя первый был выросшим в Америке парагвайцем, второй же – выходцем из Северной Кореи. С детства жившему во Флориде, Гонсалесу, искусному программисту, надоело работать «на дядю», и он решил вернуться на родину. Тэ-Юн был перебежчиком, подозревавшимся в связях с «Управлением 39», секретным департаментом правительства КНДР, а по сути – международной преступной организацией под эгидой северокорейского государства. Безжалостные, надежно защищенные, после ликвидации Бариса Двойняшки стали крупнейшими из акул подпольной торговли технологиями. Похоже, с «RST» они предпочитали не связываться – вероятно, только поэтому параноик-Хартинг до сих пор и не послал по их души Бладшота.

«А ограничился мной», – подумала Кей Ти.

Самолет миновал завесу мелких брызг, поднимаемых в воздух великолепными водопадами, заложил вираж и устремился к солнцу, в знойное марево над городом. Город простирался внизу, окруженный полями и джунглями, точно ковром, через который, поблескивая в солнечном свете, тянулись, вились лентами синего шелка великие реки – Парана и Игуасу.

Отель оказался массивным барочным зданием цвета охры, выстроенным еще в девятнадцатом веке, затянутым сплошным пологом какой-то ползучей зелени (этих растений Кей Ти опознать не смогла). Располагался он на утесе, возвышавшемся над Параной. Просторный вестибюль девушка миновала исключительно благодаря уверенному виду человека, точно знающего, куда идет, и в собственном праве пройти туда нимало не сомневающегося. «RST» помогли ей, связавшись с местной резидентурой ЦРУ, откуда и сообщили, что Двойняшек можно застать за подготовкой к приему в одном из конференц-залов пятого этажа.

Осмотревшись вокруг, проведя разведку местности, уяснив себе план здания, Кей Ти двинулась наверх.

Остановили ее только под самый конец, и не кто-нибудь – собственная охрана Двойняшек, крепко сложенные ребята в бугрящихся под мышками пиджаках, державшиеся с особым, хозяйским видом, порождаемым обладанием средствами и полномочиями вершить акты насилия.

Кей Ти шла по устланному ковровой дорожкой коридору к двустворчатой двери, ведущей в конференц-зал с видом на реку, в котором Двойняшки устраивали совещания, и тут один из охранников вскинул перед нею ладонь, едва не угодив ей в лицо.

– Простите, мисс, коридор закрыт. Придется вам поискать обход, – сказал он.

Похоже, вежливость громила соблюдал лишь потому, что так ему велено: в конце концов, здесь ведь приличный отель.

– Мне нужно видеть Двойняшек.

Охранник оглядел ее с головы до ног. Под его взглядом Кей Ти не сумела сдержать гримасы крайнего отвращения.

– И с чем же вы к ним пожаловали, девушка? – спросил он.

– Это их дело, – не сдерживая раздражения, отрезала Кей Ти.

Охранник заулыбался, будто в восторге от себя самого.

– А для меня у вас что имеется? – мерзко ухмыльнулся он.

Сам вызывается стать наглядным пособием для урока… как это мило с его стороны.

– Только вот это, – ответила Кей Ти, резко взмахнув кистью, так что вылетевший из рукояти кончик складной дубинки остановился в воздухе под самым его носом.

Отвлеченный дубинкой, охранник замешкался, а этого-то Кей Ти и добивалась. Вскинув колено, она ударила его в кадык. Охранник, закашлявшись, качнулся назад. Тогда Кей Ти, резко выпрямив поднятую ногу, добавила ему каблуком в переносицу. Охранник рухнул, точно подрубленное дерево. Остальные трое, выхватив пистолеты, взяли ее на прицел. Кей Ти примирительно подняла руки.

– Я здесь не для того, чтоб валять дурака. Скажите Двойняшкам: меня прислал Хартинг.

Необходимость произнести это имя взбесила ее так, что словами не выразить.

Охранники переглянулись, явно не зная, как быть. Тот, с поврежденным кадыком, лежал на полу без движения, однако Кей Ти была абсолютно уверена, что била не насмерть.

Не прошло и минуты, как она предстала перед Двойняшками. Действительно, выглядели оба очень похоже. Примерно одного возраста, черные волосы одинаково гладко зализаны назад, разрез одинаково темных глаз и строение лиц почти идентичны. Конечно, эффект усиливали одинаковые блейзеры с галстуками, но, если на время забыть о том, что один – латиноамериканец, а другой – азиат, становилось вполне понятно, откуда взялась эта кличка. Позади них имелся балкон, выходящий на реку. Вокруг толпились охранники; некоторые отдавали должное фуршету, накрытому на складных столиках, придвинутых к стене. Тэ-Юн поднес к губам чашку кофе. Гонсалес поднялся и, заложив руки за спину, подошел к распахнутой балконной двери, подставил лицо ветерку, игравшему газовыми занавесями. С балкона отчетливо веяло запахами реки.

– Иметь дело с Хартингом мы не хотим, – заговорил Тэ-Юн.

Кей Ти слегка удивилась. Ни тебе расшаркиваний, ни даже угроз… Похоже, Двойняшек не заботило ничего, кроме дел – или же, в случае Хартинга, отсутствия таковых.

Гонсалес развернулся к ней лицом.

– Потому, что он – параноик, диктатор с комплексом Наполеона, и рано или поздно набрасывается на всякого, с кем бы ни работал, – пояснил он.

Тэ-Юн кивнул в знак согласия с «близнецом» и промокнул уголок губ салфеткой.

– Вы имеете дело не с ним, вы имеете дело со мной, – возразила Кей Ти.

Оба вздохнули. Честно говоря, такая синхронность выглядела жутковато. Уж не специально ли отрепетирована?

– Мы очень заняты, – начал Тэ-Юн. – А вы нас прервали.

– Быть может, вы перейдете прямо к сути дела? – предложил Гонсалес.

– Уиганс, – ответила Кей Ти. Выразить суть дела еще прямее было не в ее силах.

Лица обоих остались бесстрастными.

– Не станем оскорблять вашу проницательность ложью, – начал Тэ-Юн.

– Но нам нельзя забывать о собственной репутации, – продолжил Гонсалес.

– Если мы выдадим Уиганса Хартингу, – подхватил Тэ-Юн.

– Не Хартингу, мне, – перебила его Кей Ти.

Тэ-Юн страдальчески поморщился.

– То к нам потеряют доверие, – добавил Гонсалес.

– И перестанут иметь с нами дело, – закончил Тэ-Юн.

– Но вы ведь помните, как Хартинг поступает с теми, кто его разочаровывает? – спросила Кей Ти, как ни противно ей было служить рупором Хартинга.

– Полноте, мисс Тор, – начал Гонсалес, пройдясь мимо балконной двери из стороны в сторону.

– Неужто вы и есть… – продолжил Тэ-Юн.

– Хартингов сценарий убийства по личным мотивам? – подхватил Гонсалес.

– Его «мстительный дух»? – уточнил Тэ-Юн.

– Нет, – хором закончили оба.

Их слаженность не на шутку обескураживала.

– Не стоит грозить нам, – сказал Гонсалес.

Охранники в зале оставили завтрак, устремили все внимание на Кей Ти. В руках одного появился громоздкий, увесистый с виду пистолет-пулемет. Девушка напряглась, не сводя пристального взгляда с Гонсалеса.

– Сколько вы хотите? – спросила она.

Двойняшки дружно, в унисон, покачали головами.

– Денег у нас хватает, – сказал ей Тэ-Юн.

– Для нас куда ценнее кое-что другое, – добавил Гонсалес.

– К примеру, ваш дыхательный аппарат, – закончил Тэ-Юн.

«Именно то самое, что повлечет за собой визит Бладшота», – подумала Кей Ти. Но это было неважно. Гонсалес наконец-то подошел, куда ей требовалось.

Кей Ти сорвалась с места. Руки охранников скользнули под пиджаки. Вооруженный пистолетом-пулеметом вскинул оружие. Кей Ти взвилась над столом. Пистолет-пулемет изрыгнул очередь. Тэ-Юн рыбкой нырнул со стула в сторону, на пол. Пули вгрызлись в столешницу. Охранники выхватили пистолеты. Врезавшись в изумленного Гонсалеса, Кей Ти схватила его и под градом пуль вытолкнула на балкон.

Рухнув с высоты пяти этажей, оба упали в бассейн посреди веранды, устроенной на скальном выступе над рекой. Упали с глубокого края – именно для этого Кей Ти и пришлось подождать, пока Гонсалес не подойдет, куда нужно. Однако инерция падения все равно увлекла их к самому дну. Оттолкнувшись от кафельной плитки, Кей Ти отпустила Гонсалеса. Пули уже хлестали по воде, выбивая воронки в поверхности, однако баллистику предметов, на высокой скорости сталкивающихся с веществом примерно в семьсот восемьдесят раз плотнее воздуха, она понимала прекрасно. Едва попав в воду, пули медленно и неторопливо опускались на дно.

Гонсалес забарахтался в воде, устремившись к краю бассейна. Кей Ти, точно акула, скользнула за ним.

– В кого палите?! – задрав голову, заорал Гонсалес охранникам на балконе.

Тут рядом с ним из воды вынырнула Кей Ти. Сверху донеслись ответные крики – вроде бы по-корейски, но незнакомый язык тут же сменился испанским.

– Где Уиганс? – требовательно спросила девушка.

– Вы с ума сошли?! – завизжал на нее Гонсалес. Разлука с «близнецом» и прыжок ласточкой в воду с пятого этажа сказались на его самообладании не лучшим образом. – Мои люди и их стволы вовсе не испарились!

Кей Ти схватила его за ворот, оттолкнулась ногами от бортика, нырнула в глубину и вцепилась в прутья решетки на дне бассейна. Гонсалес отчаянно забрыкался, но Кей Ти хватки не разжимала. Теперь он оказался меж нею и поверхностью воды. Судя по степени охватившей его паники, он тоже видел бьющие по воде пули: похоже, Тэ-Юну еще не удалось окончательно взять обрадовавшуюся возможности пострелять охрану под контроль. Интересно, а знает ли Гонсалес о баллистических свойствах пули в воде столько же, сколько она? Если нет, нетрудно представить, насколько пугающим может оказаться этакий град пуль, пусть даже вреда причинить неспособных.

Почувствовав, что Гонсалес теряет силы, Кей Ти отпустила его, и он снова отчаянно рванулся к краю бассейна. Когда девушка нагнала его, он бессильно обмяк у бортика, закашлялся, брызжа слюной пополам с соплями.

– Уиганс! – потребовала Кей Ти, оценивая обстановку.

Заслышав выстрелы, большая часть купальщиков разбежалась кто куда, а немногие оставшиеся вмешиваться явно не собирались – что и неудивительно. Стрельба к этому времени стихла. С одной стороны, хорошо, но с другой – крайне скверно, потому что…

– Вы ведь понимаете, что они бегут вниз, верно? – спросил Гонсалес.

– Думаешь, успеют, прежде чем ты утонешь? – откликнулась Кей Ти, снова хватая его за ворот.

– Послушайте, я просто не знаю. Это же лучший способ сохранить тайну… мы просто снабдили его всем необходимым, чтоб спрятаться, охрану приставили… у меня даже нет связи с ним!

– Это мне не поможет, – сказала Кей Ти, снова толкнув его в глубину и придержав под водой.

– Постойте! – крикнул он в тот краткий миг, когда она ненадолго позволила ему вынырнуть. – Я знаю, где его искать!

– Брось тянуть время! Говори живо, или умрешь с полными воды легкими, а я попытаю счастья с твоим братцем.

И он рассказал обо всем. А как только закончил, к бассейну устремились вырвавшиеся из отеля охранники. Кей Ти взобралась на бортик, поднялась на ноги и что есть духу помчалась к нависшему над рекой краю веранды. Вокруг загремели выстрелы, засвистели пули, закричали перепуганные постояльцы отеля. Кей Ти почувствовала сильный удар в мякоть правого бедра, но не упала – нырнула вниз. Прыжок вышел куда изящнее первого, с балкона конференц-зала. Перед глазами замелькала стена обрыва, навстречу стремительно понеслась зеркальная гладь Параны.

Сомкнувшуюся над головой воду снова вспенили пули. Рана была несерьезна, но вот обильно струящаяся из нее кровь Кей Ти очень не нравилась. Вспомнить бы, каких водоплавающих хищников кровь может привлечь в южноамериканской реке… Крокодилов (или здесь не крокодилы, а кайманы)? Пираний? Анаконд? А может, здесь водится та крохотная шипастая рыбка с милой привычкой проникать в мочеиспускательный канал?

Глава тридцать седьмая

Нетвердо ступая, Бладшот брел прочь – прочь от дома Джины, от ее совершенной, счастливой семьи, от ее безупречной реальности, в которой ему нет места.

«Мустанг» 64-го года с откинутым верхом стоит на раскаленном асфальте военного аэродрома. В знойном мареве, прислонившись бедром к дверце машины, Джина выглядит непринужденно прекрасной – в точности как одна из красоток с плакатов шестидесятых.

Он чувствовал себя незваным гостем, инородным телом, вредоносной клеткой. Он существовал в мире насилия и безумия, ее же мир был миром домашнего покоя, тепла, уюта и безмятежности – именно такой жизнью и должны жить настоящие взрослые люди…

«Мустанг» мчался по полупустому, прямому, точно стрела, участку Тихоокеанского шоссе. Слева сияла золотом линия горизонта над океаном, далеко внизу бились о скалы океанские волны, отливавшие жидкой, расплавленной сталью, но Гаррисон всей этой красоты даже не замечал. Взгляд его был устремлен на жену. Вполне профессионально управляясь с рычагом передач, Джина гнала старенький «масл-кар» вперед, и ее волосы развевались в токах теплого встречного ветра.

Бладшота мутило, лихорадило, усиленное, укрепленное нанитами тело покрылось каплями пота. «И что теперь у тебя осталось?! Что?!» – вопил внутренний голос.

Ничего. Ничего…

Взмокший от пота, Гаррисон лежал рядом с Джиной на скомканных простынях. В номере царил полумрак, неярко мерцали свечи. На грани дремы, уже засыпая, Гаррисон понемногу переводил дух: посткоитальный пыл уступал место тихому, уютному довольству. Предложи ему сейчас оказаться в любом месте, где только душа пожелает – он, не задумываясь, остался бы здесь, в гостиничном номере, рядом с женой.

Мир закружился, в глазах все поплыло. Ультрамодный европейский район, полный кафе, баров, людей, щеголявших торчащими кверху, с макушки, пучками волос, был так далек от всего пережитого, что с тем же успехом мог оказаться еще одной симуляцией, еще одним глюком…

Вся его жизнь – ложь.

Джина привязана к креслу, стоящему посреди бойни. Охвачена ужасом, но взгляд ее говорит, что она любит Гаррисона, пусть даже Барис приставляет к ее виску ствол пневмопистолета.

И сам он ненастоящий. Он – симуляция, выдуманная Хартингом, составленная из фрагментов, частиц Рэя Гаррисона.

Стальное дуло пневмопистолета касается нежной кожи Джины.

Мартин Эйкс плотоядно ухмыляется Гаррисону, лучится довольством.

Он – просто экспериментальная оружейная платформа. Ствол с имплантированной ложной памятью о гибели жены вместо спускового крючка.

Теперь к голове жены приставляет пневмопистолет безымянный старый китаец.

Бывшая жена, Джина, его больше не любит. Он слишком долго заставлял ее ждать… а ради чего?

Кто он такой, Рэй Гаррисон?

Упругий щелчок пневмопистолета. Хруст кости под натиском стали. Фонтан крови.

Нет никакого Рэя Гаррисона.

Есть один только Бладшот.

Ультрасовременный, хищного вида черный клинок поликарбонатного ножа пронзил кожу. Лезвие глубоко, почти не встретив сопротивления, вошло в тело. Бладшот рухнул на мостовую, забился в судорогах, точно припадочный. Вены его почернели, мускулы съежились, плоть начала атрофироваться: заряд ножа взломал защиту нанитов в его крови.

Выступивший из темного переулка, тянувшегося вдоль дома Джины, Тиббс смерил жертву бесстрастным взглядом. В этом-то и заключается проблема Дальтона: он из всего тщится устроить спектакль. Гонится за славой, будто охотничий пес, пусть даже всей этой славы – только хозяйское одобрение. А ведь порой нужно просто тихонько подойти, сделать дело и убраться восвояси. Без шума, без пыли…

– Есть контакт, – доложил Тиббс в ларингофон. – Связь на счет «три».