Текст книги "Бладшот"

Глава тридцать восьмая

Хартинг не смог сдержать довольной улыбки: недолго его творению удалось, вопреки воле хозяина, погулять на свободе! Залитый искусственным светом мониторов, он стоял перед главным экраном оперативного центра, рядом с нервно сжавшимся Эриком. Большой экран моргнул и ожил, получив сигнал антинанитового ножа. На экране замерцали пляшущие кривые показателей жизнедеятельности и диагностическая информация от электроники в его теле. Наниты вели безнадежную битву с чужеродными импульсами ножа.

– Ну, вот и делу конец. Вырубайте его, – велел Хартинг техникам.

Теперь ему предстояло решить, что подлежит восстановлению, а что нет, и стоит ли везти назад мясо и сбойный жесткий диск – то, что некогда было Рэем Гаррисоном. В конце концов, тут вам не сказка о Пиноккио; незачем его марионетке сознавать, что она – не настоящий мальчик.

Тиббс бросил взгляд на крохотный передатчик в рукояти антинанитового ножа. Рукоять раскрылась, точно затейливый электронный цветок, на маленьком жидкокристаллическом дисплее замелькали цифры обратного отсчета. Три… Два… Один…

Казалось, Бладшота заело, заклинило с выгнутой дугою спиной. Все это выглядело бы, как общий отказ системы, если б вдоль его тела, под кожей, не пробежала голубоватая рябь электрических искр. Бладшот расслабился, замер, глаза его закатились под лоб, вены и мускулы мало-помалу вернулись в норму, атрофия мышц начала отступать.

Подойдя ближе, Тиббс остановился прямо над жертвой, удовлетворенный чистой победой.

Глава тридцать девятая

Лил дождь. Сильный, как из ведра. Вода переполнила стоки, над решетками курился пар. Кей Ти прислонилась плечом к бетонной опоре. Пуля всего-навсего чиркнула по бедру. Рана болела, но движений не сковывала. Глухой ворот белой с кантами куртки она застегнула под горло, чтобы прикрыть дыхательный имплантат. По одну сторону улицы возвышался бетонный склад наподобие силосной башни, вдоль другой тянулась шеренга обветшавших офисных зданий. По словам Гонсалеса, здесь у Уиганса назначена встреча с китайцами для переговоров о предоставлении убежища и финансирования. Лично против Уиганса Кей Ти ничего не имела, но не хотела бы, чтоб этакий тип работал на конкурирующее государство.

Увидев, что задняя дверь склада отворяется, Кей Ти бросила что-то на землю, рядом с окутанной паром решеткой сточного колодца, зажала в губах сигарету и принялась обшаривать карманы куртки. Наружу, под проливной дождь, вышел Уиганс в сопровождении троицы телохранителей. Костюм технического гения состоял из шляпы, вязаного джемпера с нелепым орнаментом и полосатых брюк, уместных разве что на цирковом клоуне.

Уиганс с охраной двинулся вдоль улицы к ней. Позицию Кей Ти заняла как раз между входом на склад и двумя черными «мерседесами-гелендвагенами»: как показали наблюдения, именно ими Уиганс и пользовался. Девушку он, конечно, заметил, но сразу же опустил взгляд под ноги.

«Вот и правильно, – подумала Кей Ти. – Я – всего-навсего девушка, ни для кого не опасна».

Охрана Уиганса едва удостоила ее взглядов.

– Простите, огня не найдется? – спросила она, когда все четверо приблизились вплотную.

Если охранники дело знают, то увлекут его вперед, не обращая на нее внимания. Тогда придется пустить в ход план «Б».

Нет, охранники своего дела не знали.

Уиганс остановился. Трое охранников остались этим не слишком довольны, но тоже остановились, заняли позиции, наблюдая за улицей. Глядя куда угодно, но только не на промокшую беспомощную дамочку, которой требуется прикурить.

– Позвольте, – сказал Уиганс, вынимая зажигалку и поднося прикрытый горстью огонек к ее сигарете.

Кей Ти глубоко затянулась. Имплантированный в горло дыхательный аппарат тут же удалил из канцерогенного дыма всю отраву. Кей Ти улыбнулась. Уиганс улыбнулся в ответ. Похоже, противоположный пол не баловал его вниманием. Кей Ти выпустила струю дыма прямо ему в лицо. Уиганс заморгал, стараясь сделать вид, будто ничего не произошло, но тут же закашлялся, задышал чаще, мельче.

– Ага, тебе это вредно, – сказала она.

Глаза Уиганса закатились под лоб, колени дрогнули, и он рухнул в водосток, рядышком с газовой гранатой. Испускаемых гранатой паров галотана ни Уиганс, ни его охрана в клубах испарений из сточного люка не заметили. Кей Ти подмигнула ему, и он отключился.

Охранники устремились к нему.

Первого Кей Ти ткнула сигаретой в глаз, отвлекая россыпью искр. «Мерзкая привычка», – подумала она. Охранник отпрянул назад, прикрыл глаз ладонью, но поздно. Металлический лязг – и навершие складной дубинки раздробило ему колено. Громила вскрикнул от боли, припал на сломанную ногу, и новый удар, обратным махом, пришелся ему в лицо, сокрушив челюсть. Изо рта охранника градом брызнули выбитые зубы, голова резко мотнулась вбок, и первый противник рухнул в водосток, лицом в воду. Как ни странно, Кей Ти от души понадеялась, что он не захлебнется.

Тут на нее бросился второй охранник. Кей Ти, присев, ушла в сторону, развернулась на месте. Этому удар пришелся в щиколотку. Треснула кость, увлеченный вперед инерцией охранник взвился в воздух и упал, уткнувшись лицом в мостовую. С легким удивлением обнаружив, что он пытается подняться, Кей Ти ударила его по затылку с такой силой, что раскроила череп. Охранник разом обмяк и замер.

Тем временем третий тоже летел на нее, размашисто молотя кулаками по воздуху. Удары его были довольно медленными, однако силы в каждом хватило бы, чтобы снести девушке голову с плеч – если б, конечно, хоть один достиг цели. А вот пинок в грудь действительно застал ее врасплох. Кей Ти рухнула на спину, но, кувыркнувшись через голову, пружинисто, плавно поднялась на ноги. Охранник кинулся следом – прямиком в облако испарений галотана. Удары его сделались еще более беспорядочными, а от таких увернуться легче легкого. Нырнув под кулак, Кей Ти дернула охранника за руку. Тот развернулся, споткнулся, затоптался на месте, точно боксер в нокдауне. Опершись о плечо противника, Кей Ти прыгнула вверх, сдавила коленями его шею, сбила с ног и продолжала душить, пока лицо охранника не побледнело и он не лишился сознания.

Снова поднявшись на ноги, Кей Ти смерила поверженного охранника взглядом.

– Чмо криворукое, – пробормотала она.

Ей требовалось выпустить пар: слишком уж много на сердце скопилось агрессии, – однако расправа с группой охраны Уиганса оказалась для этого слишком простой.

Склонившись, девушка подхватила Уиганса за ворот, выдернула из-под бесчувственной туши охранника и поволокла добычу вдоль улицы.

Глава сороковая

Бладшот в одиночестве стоял посреди комнаты без окон и даже дверей. Босой, он был одет в белые штаны и футболку – примерно такие же можно увидеть в любой психиатрической лечебнице. На миг ему даже подумалось: может, он повредился в уме, а вся эта чушь насчет киборгов и нанитов – просто галлюцинации, результат слишком долгого пребывания «в поле»? Спецназовцы редко заводили об этом речь, но в глубине души каждый знал, что и тело, и разум имеют свои пределы. И как же часто, как часто приходилось работать на грани, а ведь без конца такое продолжаться не может: рано или поздно что-нибудь да надломится… Вот только с идеей о галлюцинациях имелась одна проблема: откуда столько деталей? Да, в технике, необходимой по службе, он разбирается, но «RST» – это же нечто из научной фантастики!

– Гаррисон.

Бладшот развернулся. За спиной стоял Хартинг. После всего, что Бладшот пережил по милости доктора, даже собственное настоящее имя в его устах казалось чем-то омерзительным, непристойным. Все эти трюки с памятью… все эти муки при виде того, как снова и снова убивают жену…

«Да, только она тебе больше не жена».

– Все это сделал ты! – выдохнул Бладшот, рванувшись к Хартингу.

Удар… но кулак беспрепятственно прошел сквозь тело доктора, так что Бладшот чуть не потерял равновесие. Хартинг оказался призраком.

– Вы – в вашей собственной голове, – спокойно пояснил Хартинг. Конечно, он даже с места не сдвинулся.

– Что все это такое?! – зарычал Бладшот.

Хартинг стоял в окружении видеокамер, снимавших его во весь рост со всех сторон. Далее изображения оцифровывались и соединялись в его точную трехмерную копию, копия проецировалась в ментальное построение, в виртуальную реальность, создаваемую микропроцессорами порабощенных нанитов Бладшота, а сам Хартинг мог видеть ее на экранах мониторов вокруг. Этакая электронная, цифровая комната смеха…

– Скажем так: воображаемое пространство, где мы можем побеседовать без посторонних ушей.

Со стороны все выглядело так, будто Хартинг разговаривает с безлюдной лабораторией, но там, в «воображаемом пространстве», Бладшот мог и видеть его, и слышать.

Бладшот встряхнул головой, обошел Хартинга кругом, точно дикий зверь, пустив в ход все навыки, все инстинкты, ища слабость врага, которой мог бы воспользоваться.

– Как же тебе повезло, – прорычал он.

Образ Хартинга поджал губы.

– Что ж, хорошо. Позвольте, я упрощу вам задачу и помогу взглянуть на все это с моей точки зрения.

С этими словами изображение Хартинга забарабанило пальцами по экрану электронной руки.

Белые стены «не-комнаты» исчезли, сменившись множеством брызнувших во все стороны геометрических фигур, всевозможных строительных блоков, тут же собравшихся в примитивный контурный пейзаж. Пол тоже ухнул вниз, потянулся вширь, вдаль, изменил очертания. Миг – и грубые контуры обрели четкость, яркость, обросли множеством деталей, превратились в катера, лодки, рыночные прилавки, приморские домики, бутик-отели, старомодные ресторанчики… и все это было таким же до жути знакомым, как и ощущение, будто в жизни Бладшота нет ничего настоящего. На горизонте, точно грибы в ускоренной видеозаписи, потянулись ввысь гряды гор, к берегу прихлынули воды океана, мир стал рельефным, детальным, наполнился светом и тенью, и Бладшот оказался на рыболовной пристани прибрежного калифорнийского городка – того самого, куда приехал с Джиной после момбасского дела. Вот только теперь он чувствовал, что на самом-то деле никогда там не бывал, потому и названия городка не мог вспомнить, или же вовсе не знал.

Всё и вся вокруг сохраняло полную, абсолютную неподвижность. Казалось, Бладшот очутился внутри фотоснимка. Торговцы за прилавками, другие заезжие визитеры, ребятня за игрой, океанские волны – даже чайки в небе застыли, замерли на местах. Но Хартинг выстучал на экране электронной руки новую команду и, словно бог, вдохнул в окружающий мир жизнь. Теперь Бладшот слышал и рокот волн, и крики кружащих в воздухе чаек, и чувствовал щекой дуновение теплого ветра. Невероятное правдоподобие… ни одно из человеческих чувств не могло отличить этого мира от настоящего!

– И все это – для вас, – сказал Хартинг.

Судя по тону, он не сомневался: Бладшот должен быть ему благодарен. В конце концов, не каждому же достается свой собственный, на заказ изготовленный мир.

– Ты пользовался мной втемную. Ради того, чтоб убивать.

Именно это и внушало Бладшоту сомнения. Убийства, охота за злоумышленниками, за теми, кто угрожает жизненному укладу мирных людей, были в буквальном смысле слова его работой. Весь этот фарс мог понадобиться Хартингу только затем, чтобы Бладшот убивал по его указке тех, кого не следует – кто, возможно, и не заслуживает смерти. Однако, по его собственным наблюдениям, Эйкса с Барисом ангелами уж точно не назовешь. Тогда к чему же подобные сложности? Вроде бы ни к чему.

«Разве что Хартингу просто нравится разыгрывать из себя бога».

– Да. В этом вы необычайно искусны, – откликнулся Хартинг.

Его присутствие здесь, в этом месте, портило, оскверняло воспоминания о Джине, насколько бы ложными они в итоге не оказались.

– Ты внушал мне, будто они убили мою жену.

«Хотя я и без того прекрасно умел убивать, – подумал Бладшот. – Только вот мотивации, конечно же, не сравнить».

– Жажда мести – существенная часть алхимических процессов, творящихся в глубинах вашей души, – пояснил Хартинг.

Да, определенный смысл в этом имелся. Бладшот был одним из тех, кто завербовался в Корпус на волне теракта 11 сентября. Стал рядовым солдатом в войне с террором. Однако теперь он уже сомневался: в самом ли деле так и случилось, или и это – запрограммированные воспоминания? Может, в действительности он, так сказать, чистый лист, робот-мститель, сотворенный из ничего? Интересно, чувствовал бы на его месте другой человек то же самое? Впрочем, тут он данными для сравнения не располагал. Может статься, в конечном счете, он вправду – всего-навсего оружие под названием «Бладшот» и больше ничего…

– Кем я был в прошлом? – требовательно спросил Бладшот. – Где моя семья?

– Одна из главных причин невероятного успеха проекта состоит в том, что большая часть сказанного мной – чистая правда, – ответил Хартинг.

Намек на настоящее «я», хоть на что-то реальное в жизни, неожиданно тронул за душу, однако это чувство только разозлило Бладшота сильнее прежнего. Хартинг снова разыгрывал из себя бога, выдавал истину понемногу, по ложечке за раз… Убить его хотелось так же (если не более) сильно, как и Бариса с Эйксом, но в следующий миг Бладшот невольно задумался: может быть, это просто еще один трюк, еще одна часть имитации?

– Ваше тело было пожертвовано нам военными, как не востребованное никем из родных, – продолжал Хартинг. – Вы, Рэй, любили воевать. Война была для вас все равно, что наркотик.

– Ну да, однако жизнь-то меняется, – сказал Бладшот, охваченный внезапным желанием оправдаться.

Да, в словах доктора он отчего-то нимало не сомневался. Действительно, так оно и было. Это-то и заставило Джину уйти. По самому высшему счету, война, азарт, кровь, грязь и дерьмо битвы, для него были важнее жены.

– Несомненно. Жизнь – она как погода. Как смена зим веснами. Но знаете, что не меняется никогда? – спросил Хартинг. Очевидно, ответ на сей риторический вопрос ничего хорошего Бладшоту не сулил. – Парни вроде вас, Рэй. Вам нравится жизнь в рамках, нравится определенность… да не просто нравится – она вам необходима.

– Не тебе решать, что мне необходимо! – огрызнулся Бладшот.

В известной мере он был рад, что Хартинг не заявил, будто ему нравится убивать. Углубляться в подобные мысли ему очень бы не хотелось.

– Там для вас ничего не осталось. Хотите знать, где вы покажете себя в наилучшем свете? – спросил Хартинг.

Еще один вопрос, на который Бладшот не хотел бы слышать ответа…

– Хотите знать, где вы неизменно будете наилучшей версией себя самого? – продолжал Хартинг.

В глубине души ответ Бладшот знал и сам, только очень уж не желал соглашаться с ним.

– Со мной. Здесь. В этом мире, сотворенном мною специально для вас.

Бладшот молча взирал на Хартинга, изо всех сил борясь с соблазном его предложения.

– Но все это – ненастоящее, – выдавил он.

Хартинг заулыбался, как будто понял: теперь Бладшот в его руках.

– Вы спасаете заложника. Проводите ночь с любящей вас женщиной. И просыпаетесь – в новом теле, с ясной жизненной целью.

Бладшот прошелся из стороны в сторону, пытаясь уложить все это в голове. Хартинг был прав. В его правоте Бладшот ничуть не сомневался. Его предложение как нельзя лучше подходило и первому Рэю Гаррисону, и второму. И любящему мужу, нормальному человеку, которым он был (или, может быть, притворялся?) дома, и праведному воину, нуждавшемуся в поводе (или в благовидном предлоге?) для битвы.

Вот только имелась тут одна загвоздка.

Маленькая такая загвоздочка.

Свобода воли.

Бладшот остановился, развернулся, шагнул к Хартингу, придвинулся к нему вплотную.

– Нет. Хватит. Хватит с меня всего этого. Особенно тебя, – ответил он.

Теперь-то он будет знать, что происходящее – не взаправду. Будет знать, что просто в очередной раз отбывает номер.

Хартинг устало вздохнул, точно отец, разочарованный сыном. Точно рассерженный собственным творением бог.

– Это не просьба, – пояснил он Бладшоту, поднимая руку.

В руке его словно из ниоткуда возник пульт дистанционного управления. Хартинг нажал на кнопку, и…

И Бладшот пробудился к жизни в суровом холоде палаты воскрешения. Пробудился и закричал, чувствуя, как лезвия впиваются в плоть, нащупывая главные кровеносные сосуды, а автоматы-вампиры высасывают из оболочки тела насыщенную электроникой кровь.

Глава сорок первая

Придя в себя, Уиганс первым делом почувствовал жуткую головную боль и осознал, что находится на борту самолета.

– Уй-йо-о! – простонал он, открывая глаза.

К его приятному удивлению, помянутый самолет оказался комфортабельным частным лайнером, а сам он – не связан, не закован в наручники, и прочими способами в движениях не ограничен. Напротив сидела девица, накачавшая его отравой. Девица весьма привлекательная… но отравленный газом Уиганс был куда менее склонен к галантности, чем Уиганс до отравления газом, предлагавший ей прикурить.

– Значит, вы… – начал он.

Девица поднесла к губам палец, и Уиганс умолк. Умолк вопреки собственному обыкновению: на нервах его всегда пробивало на болтовню, а в данный момент он был здорово перепуган. Вскоре затянувшееся молчание сделалось невыносимым.

– А что с моими охранниками? – выпалил он. – Ну, понимаете, при всей их слегка хулиганской натуре, ребята-то они, в общем, были неплохие… Конечно, не стоит ожидать, будто подобные люди способны поладить с такими, как я, но…

– Они живы, – оборвала девица его поток слов и выложила на разделявший их столик какой-то прибор.

Прибор Уиганс узнал не сразу, однако, логически поразмыслив, решил, что это – нечто вроде высокочастотного генератора «белого шума».

– Нас что, слушают? – спросил он.

Девица подняла на него взгляд, но промолчала.

– Потому что, если нас слушают в самолете, использующемся для перевозки пленников, значит, он наверняка принадлежит вашим нанимателям, так отчего ж вы тогда не хотите, чтобы они нас слышали?

Девица все так же молча приспустила ворот блузки, и Уиганс увидел вживленный в ее тело имплантат – судя по месту расположения, какой-то дыхательный аппарат. Теперь понятно, отчего газ – предположительно, пары галотана – на нее не подействовал. Вдобавок, сложность имплантата прямо и недвусмысленно указывала, на кого эта девица работает. Вот тут Уигансу сделалось по-настоящему страшно.

– Вы ведь работаете на «Ар-Эс-Ти», верно? – спросил он.

Девица открыла входной порт имплантата и вставила в гнездо разъем. Разъем кабеля, тянувшегося к грошовому паленому планшету, очевидно, купленному где-нибудь в закоулках Сьюдад-дель-Эсте.

– Вы – одно из творений Хартинга, так?

Этого девица без внимания не оставила и полоснула его раздраженным взглядом.

– Послушайте, я вовсе не имел в виду вас обидеть, просто само собой как-то вырвалось, но лично меня игры в этакий электронный бондаж совершенно не привлекают…

– Уиганс, – заговорила девица, пытаясь остановить его, но где там – он только начал!

– Вот другие игры со связыванием, в зависимости от обстоятельств, от партнерши, от настроения… то есть, не желаете ли вы… Нет-нет, забудьте об этом вопросе. То есть, я к вам вовсе не клеюсь. Ну, то есть, я не хочу сказать, будто вы не… Послушайте, это совсем не харрасмент какой, не приставания при исполнении… да и какие там приставания – вон ведь вы всем им как врезали. Я просто в буквальном смысле остановиться не могу, потому что боюсь и рабом Хартинга стать не хочу, – не слишком-то складно закончил он.

Пальцы девицы заплясали над экраном планшета.

– Все? – спросила она.

– Послушайте, я понимаю: этот вопрос – не приглашение продолжать болтовню, но вы должны понимать, вы должны знать: он – чудовище.

– Я знаю, – ответила она, разворачивая планшет экраном к нему. На экране мерцало сообщение: «В доступе отказано». – Мне интересно другое: не можешь ли ты с этим помочь?

Уиганс взглянул на экран и вновь поднял взгляд на нее.

– А если могу, что тогда? – спросил он.

– Тогда я та́м все сожгу, – отвечала она. – Чтоб даже пепла не осталось.

Размышляя над этим, Уиганс сумел удержать рот на замке.

– Выходит, у нас переговоры? – уточнил он.

– Наверное, да, – подтвердила она. – Хотя, если ты не сумеешь помочь, мне придется отдать тебя… сам знаешь, кому.

– Этого мне уж точно не хочется, – пробормотал Уиганс, скорее, не ей, а себе самому.

– Чего же ты хочешь? – спросила девица.

Подобных вопросов ему давненько уже не задавали. Последних работодателей, как правило, заботило только то, чего хочется им самим; к нему относились, будто к какому-то технологическому рабу, прислуге на побегушках… Да, разум Уиганса даже без наркоты работал необычайно быстро, но тут ответ пришел в голову далеко, далеко не сразу.

– Я хочу на все это посмотреть, – наконец сказал он.

Девица молча кивнула.